Яков Резник
Т-34. Лучший танк второй мировой войны. Даже враги это признали, ибо на поле боя наша тридцатьчетверка крушила не только их оборонительные сооружения, [744] но и пробивала броню фашистского «королевского тигра». Словом, славная боевая машина!
Кто сотворил такую классную броню? Наши танкостроители! ответит каждый и, видимо, в первую очередь назовет тагильчан, челябинцев, свердловчан. И это верно. А вот кто первым придумал такую машину, может быть, и не всем ведомо. Называю его: Кошкин Михаил Ильич.
Теперь впору назвать того, кто боролся за признание имени истинного творца Т-34 Кошкина. Это Резник Яков Лазаревич, писатель-документалист. Он задумал написать книгу «Сотворение брони». Еще на войне к нему пришла такая мысль. Видел Т-34 в боях на Курской дуге и на Львовщине, в Германии и Праге. Воевал ведь в составе 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса. Но чтобы создать книгу о творце боевой машины и не только о нем, Резнику как скрупулезному документалисту надо было окунуться в архивы, в конструкторские и военно-технические инстанции. Он, всегда напористый и нацеленный на достоверный успех, ринулся в бой. А биться, как оказалось, было с кем. Писатель понимал, что правда зарыта глубоко и докопаться до нее нужны энергия и труд.
Московский архив, где хранятся документы о боевой технике и вооружении, был первым рубежом Якова Резника. Встретили там с улыбкой. В приемной большого начальника девушка-секретарь велела подождать. Яков опустился в мягкое кресло. Вошел подполковник.
Здравствуйте, Валюша, поцеловал ручку офицер и, показав на дверь, спросил: У себя?
Якову Лазаревичу не понравился этот целующий ручку франт в мундире: здороваться следует не только с Валюшей...
Какой-то Резник, услышал Яков полушепот подполковника, сует нос куда не положено... Шеф зовет на совет...
Сейчас доложу о вас, Валюша бросила острый взгляд в сторону Резника. [745]
Яков Лазаревич вскипел, но сдержался, однако подумал: кажется, началось...
Так оно и случилось: начался от ворот поворот. В архив не допустили, правда, вежливо: «Изучим вашу просьбу... Изложите ее на бумаге... Оставьте свои координаты...»
Но Яков Лазаревич, прошедший школу пробивной фронтовой журналистики, не опустил руки, а наоборот, первая неудача зарядила его на новый «штурм». И он настойчиво продолжал свой поиск. Ему нужна была истина о конструкторе Кошкине, ибо после смерти Михаила Ильича, случившейся в сороковом году, начались дикие и нелепые наветы на честное имя творца танка, нечистоплотные карьеристы пробивались в первосоздатели тридцатьчетверки.
Яков Лазаревич был в дружеских отношениях со мной и делился творческими замыслами, рассказывал о работе над «Сотворением брони». Поэтому мне известны те невзгоды, которые он претерпел на пути к созданию достоверного образа талантливого конструктора Кошкина. Я рассказал об одной лишь схватке Якова Резника с архивным чином, на его пути подобных «боев» были десятки. На его пути стеной стояла и цензура. Однако воля и логика Якова Лазаревича преодолели многие сопротивляющиеся инстанции, и «Сотворение брони» документальная повесть увидело свет. Но нервов и сил он потратил не меньше, чем на фронте.
В повести Резника Кошкин предстает перед нами не только как талантливый конструктор, но как истинный борец, настойчиво преодолевающий многие преграды на пути к сотворению современного танка. Вспоминаю те страницы книги, в которых конструктор, спасая судьбу своего детища, пошел смело навстречу опасности. Шутка ли, высокопоставленный наркоматовский чин не пожелал видеть новый танк на кремлевском смотре и баста! На железнодорожные платформы грузят, чтобы доставить из Харькова в Москву, тонкоброневые танки, [746] а на тридцатьчетверку поступил запрет. Что делать? Как быть? Опустить руки? Нет, такое не в характере Кошкина, да и время торопит: армии нужен Т-34. И Кошкин решает будь что будет пробиваться на смотр в Москву своим ходом. Ему возражают: далек, мол, путь тысяча километров, машины утонут в снегу... А он непоколебим: тридцатьчетверка пройдет!
И прошла, пробилась машина сквозь все преграды. И одержала победу.
Эти страницы повести читаются с огромным волнением. Им Яков Лазаревич отдал всю свою творческую энергию.