Дмитрий Стонов

Произошло это в начале девяносто шестого года. Я присутствовал на собрании еврейской общественности Екатеринбурга. В самом начале председательствующий сообщил о госте из Чикаго, которого назвал Леонидом Стоновым. Я встрепенулся — очень знакомая фамилия. Взглянул на поднявшегося в моем же ряду плотно сбитого средних лет мужчину, и все стало на свои места: он очень похож на «моего» Стонова — фронтового товарища. Подошел к гостю из Чикаго.

— Знал я Стонова-писателя, — сказал я, — на Южном фронте...

Чикагский гость, не дав мне закончить, продолжил:

— ... в 5-й ударной армии служил мой отец — Дмитрий Миронович Стонов.

В последующие дни, пока Леонид был в Екатеринбурге, [709] мы встретились. Я рассказывал ему об отце-фронтовике. Память, слава Богу, меня не подвела.

Мы встретились с Дмитрием Стоновым в феврале сорок третьего на Южном фронте. Позади была победа в Сталинграде, а впереди — необъятные Донские степи.

Я догонял 5-ю ударную армию, куда был назначен корреспондентом газеты фронта. Очутился в селении Тормосин, где в то время дислоцировалась редакция армейской газеты «Советский боец».

Была полночь. Подошел к неказистой избушке-мазанке, окно которой светилось. Прильнул к стеклу. Увидел военного, склонившегося за столом. Постучал по стеклу. Военный привстал, поправил ремень на гимнастерке и подошел к окну.

— Вам кого? — услышал я.

— «Советский боец»! — громко ответил.

— Это мы! — также в полный голос произнес военный. — Заходите. Дверь не заперта.

Я вошел. Представился. И стоявший посреди горницы плотного телосложения военный с револьверной кобурой на ремне протянул мне руку и назвался:

— Стонов Дмитрий. В «Советском бойце» пребываю в должности писателя.

Да, в войну в каждой армейской или фронтовой газете была штатная единица, которая так и называлась — писатель. Обычно это был член Союза писателей СССР. Короче говоря, Дмитрий Стонов, оказавшись человеком душевным, по-отцовски приютил меня в ту февральскую ночь в теплой донской избе.

Я говорю «по-отцовски» еще и потому, что он был намного старше меня: ему шел пятый десяток, а мне чуть больше двадцати. Он напоил меня горячим кипятком и указал в избе место, где я как убитый проспал до утра. А он в ту ночь, склонившись у тусклой лампы, написал очерк о героях какого-то тяжелого боя. Написал то, что видел, ибо сам был там. [710]

Не буду рассказывать обо всех путях-дорогах, по которым довелось протопать плечом к плечу с Дмитрием Стоновым, но драматическую ситуацию, в которую мы попали на реке Миус, не могу обойти.

Фашистские самолеты так нас придавили к земле, что мы потеряли всякую надежду на жизнь. Немцы не жалели бомб в тот летний день. Когда все стихло, мы, военные корреспонденты, потихоньку начали вставать. Но старший лейтенант Яков Дубовицкий не смог подняться: осколок пробил шею и там застрял. Санитары увезли его в медсанбат. А Стонова мы искали минут десять. Нашли его засыпанным землей под вывернутым с корнями кустом. Как он туда попал — один Бог знал. Помогли ему выползти из-под густых ветвей, очистили от земли, а он не слышит нас. Мы кричим, он же трет уши, трясет головой и разводит руками. И только через пару часов слух стал постепенно прорезаться.

— Друзья мои, — обрадованно вскрикнул Дмитрий Миронович, — я вас слышу... Точно! Ничуть не вру!

Вместе со Стоновым мы радовались его исцелению.

Наступила осень, 5-я ударная ворвалась в горняцкий край — Донбасс.

Корреспонденты не знали покоя ни днем ни ночью. Бои шли за Дебальцево, Макеевку, Иловайск, Горловку, Чистяково, Енакиево и за столицу края Сталино (Донецк). Нам нельзя было прозевать ни одного сражения, ни одного уличного боя. И мы, как поется в песне о фронтовых репортерах, первыми врывались в города. В Сталино Стонов пробивался в боевых порядках пехоты. Перед самым городом увидел двух бойцов, сбивающих со столба доску-указатель с фашистской свастикой и надписями на немецком и русском языках «Юзовка» (так немцы называли город).

— Из какой дивизии будете? — спросил Дмитрий Миронович.

— Гвардейцы мы. Из «хозяйства» Владычанского.

— Из 50-й гвардейской, значит. [711]

— Знаете, а спрашиваете, — с улыбкой сказал один из бойцов и спросил: — Спичками не богаты?

— Есть. Для чего?

— Мы этому пауку-свастике с «Юзовкой» сожжение учиним.

И учинили. Это произошло 8 сентября сорок третьего, а через сутки эпизод о взятии столицы горняцкого края был запечатлен на страницах «Советского бойца». Напоследок скажу, что со Стоновым нам, молодым газетчикам, было весьма интересно общаться. Слушать его было большим удовольствием. Он рассказывал увлекательнейшие истории о тех, с кем общался, — Булгакове, Горьком, Короленко. Дмитрий Миронович был членом Союза писателей со дня его основания...

Вскорости после отъезда из Екатеринбурга Леонид Стонов прислал мне книгу отца «Прошедшей ночью». Она была издана в 1989 году в Москве издательством «Советский писатель». Почему же такое название — «Прошедшей ночью»? Прочитал на одном дыхании. Оказывается, Дмитрий Стонов — солдат Великой Отечественной — в, 1949-м попал в узники ГУЛАГа. За что? Как такое могло случиться? Донос и клевета тогда были в почете — вот и весь сказ. Чуть-чуть к стенке не поставили, и только письма в военную прокуратуру Константина Федина, Леонида Леонова, Константина Паустовского, Семена Кирсанова спасли Дмитрия Стонова. Его освободили и полностью реабилитировали. А сборник рассказов «Прошедшей ночью» — об изуродованной лагерной жизни узников.