Сергей Островой
Помните песню:
Через годы, через расстоянья,Конечно, помните. Это — Островой. Его стихи. Простои великолепно сказано. Талантливо!
Мы изредка видимся. То встречаемся в Москве, на его квартире или в Доме писателей, то я вижу его, поэта-песенника, по телевизору. А чаще всего встречаю его имя на страницах журналов и газет. Островой много пишет. Это отрадно.
Как-то Сергей подарил мне книжку стихов «Вера. Надежда. Любовь». В этой прекрасной книге есть такие строки:
У той версты, у той верстыМогу точно назвать день, когда это было. 27 октября сорок первого года. Островой пробирался к переднему краю, ближе к Калинину. Подошел к переправе через Тверцу-реку. И вдруг — в небе немецкие истребители: один, второй, третий. Стервятники по очереди начали снижаться и строчить по переправе. Островой залег. Рядом ни кустика. Лишь метрах в ста торчали какие-то деревца. Туда и пополз Сергей.
По пути обожгло голову. Потрогал — кровь. Значит, зацепил, окаянный стервятник.
И все-таки переправился тогда корреспондент газеты «На врага» через Тверцу и достиг переднего края. Там, в батальоне, медсестра забинтовала голову, и он снова был в строю.
Именно так и произошло. Я тому свидетель, ибо был рядом с Сергеем. Помог ему на переправе и помог добраться до батальона.
Конечно, стихи не биография поэта. И все же пережитое всегда ложится в строку.
Припоминаются бои на улицах Калинина. Островой и я прибыли в 133-ю стрелковую дивизию. Добрались мы до батальона, которым командовал лейтенант Чайковский, в тот момент, когда роты пошли в атаку. Островой влился в боевые порядки одной из рот, и когда на следующее утро мы встретились, он возбужденно рассказывал мне об атаке.
— Знаешь, как шла рота в атаку? С песней. Да-да, не [691] улыбайся, именно с песней. Я был потрясен! Казалось мне, что на крыльях песни наши заставили фашистов отступить.
Целую страницу наша газета посвятила батальону Чайковского. На ней была опубликована страстная публицистика Сергея Острового об атакующей песне. А много лет спустя он написал стихи:
А песня ходит на войну,Пережитое не забывается. Оно порой долго вынашивается, зреет, ну а затем становится литературным или иным художественным произведением. Поэтому я и утверждаю, что эти стихи Острового, словно солдаты, вышли из того боя. Более того, я уверен, что не будь Острового-солдата, фронтовика, не пройди он сквозь огонь и вихрь войны, вряд ли появились бы на свет его многие талантливые песни, которые нынче поют повсюду. Хотя Островой поэт и довоенный, но его талант словно аккумулятор получил подзарядку в самый трудный для Родины час — в бою. [692]
С Островым мы сдружились сразу, с первой встречи, с первого рукопожатия.
— Песню «В путь-дорожку дальнюю» знаешь? — пожимая мне руку при знакомстве, спросил Сергей. — Это моя песня.
Вот и хорошо: я сразу понял, с кем имею дело. Такая прямота мне была по душе. С того часа судьба нас часто бросала туда, где надо было оперативно добыть несколько нужных строчек в газету. В газете Островой делал все. Печатал стихи, писал очерки, добывал информацию.
Он состоял в штате отдела армейской жизни — ведущего, самого боевого отдела редакции, у которого плацдармом было поле боя. Вот почему старший политрук Островой, как и другие офицеры этого же отдела, всегда был в пути. Шагал, мерил версты. И не унывал. Усталым Острового помню, но унывающим никогда не видел. Правда, однажды был такой случай. Попали мы с ним под ужасную бомбежку. Кинулись наземь. В этот момент Сергей потерял очки. А он без очков — ну невидящий. Побледнел, закричал: «Слепой я!». Бросились шарить по земле. Долго елозили, но, к счастью, нашел я злополучные очки. Островой от радости воскликнул: «Спасибо, брат!».
Я уже говорил, что Островой владел многими жанрами. Но не упомянул сатиру. А он ведь и в этом жанре был мастером. Наша «На врага» регулярно печатала сатирические страницы. В них немало было частушек, которые сочинил Островой, а иллюстрировал их художник Миша Тартушкин.
— Давай что-нибудь про Риббентропа, — обращались мы к Островому.
— Про Риббентропа? Это можно... Риббентроп — гроб. Пойдет?
И сразу рождалась частушка:
Размечтался Риббентроп:— Пойдет! — одобряли авторы сатирической страницы и просили Сергея сочинить что-либо про Геббельса. Появились строки и о нем.
Да, бывают в жизни шутки!Подбегает Петя Петрокас, наш веселый и вездесущий фотокорреспондент:
— Эй вы, остряки, хотите иметь факт? Сам видел, как наши ударили по деревне не то Недомерки, не то Примерки, и немцы драпанули кто куда.
Островой мгновенно сочинил частушку:
Знать, деревня ПеремеркиОдна за другой рождались все новые частушки.
Встретил немцев Дед Мороз,Не знаю, может быть, автор давно забыл свои частушки, но в моих записях они сохранились. Писались они оперативно, в номер, а если точнее сказать — на ходу. А время было какое? Начало войны. Однако настрой частушек — боевой. Хотя нам и туго было, но мы крепились и видели свой победный финиш. Да, мечта о победе нас никогда не покидала, уже тогда, на тверской [694] земле мы ничуть не сомневались в том, что обязательно дойдем до Берлина.
Я начал рассказ об Островом с песни «Через годы, через расстоянья...». Во время последней нашей встречи Сергей Григорьевич поведал мне прелюбопытную историю. Звонит ему как-то генеральный директор табачного объединения «Ява» и, предлагая вознаграждение, просит разрешения на некоторое изменение текста песни, с тем чтобы отпечатать ее на пачках сигарет или папирос «Ява».
— Как, к примеру, вы собираетесь изменить текст моей песни? — поинтересовался Островой.
— Напишем так:
«Через годы, через расстоянья,Мы оба рассмеялись... А вообще Сергей Островой молодец. В свои преклонные годы — перешагнул 90-летний рубеж — продолжает молодо трудиться. Подарил мне сборник новой лирики «Годы...» с надписью: «Моему фронтовому брату!». А на письменном столе очередная рукопись стихов.