Главная батарея

В землянке комбата Шорина был полумрак. Маленькое оконце, дребезжавшее при каждом взрыве, скупо пропускало слабый свет хмурого сентябрьского утра. И может, от этого усталое, с воспаленными от бессонницы глазами лицо комбата казалось еще более мрачным.

Облокотившись на грубо сколоченный из необструганных досок столик, майор левой рукой держал трубку полевого телефона, а правой быстро делал пометки на карте. Устало, но твердо произносил:

— Патронов нет! И не обещаю до вечера! Рассчитывайте на свой запас. Уточните, где замечены танки и пехота. Так... Ясно... Сунутся — встретьте как следует. Я скоро буду у вас.

Майор положил трубку, быстро сунул карту в планшет и взял каску.

В это время дверь скрипнула, из-за нее глухо прогудел неторопливый бас:

— Разрешите, товарищ майор?

Повар-инструктор батальона Волков с трудом протиснулся в узенькую дверь, остановился у порога. Головой уперся в потолок, спиной закрыл сразу полстены землянки.

Комбат, не успевший еще надеть каску, поднял голову и смерил недовольным взглядом не ко времени явившегося кулинара.

— Ну что у тебя? — холодно спросил Шорин, поправляя бинокль на груди и всем своим видом показывая, что времени у него для разговора нет.

— Товарищ майор, заложил последние продукты в котел. Сегодня накормлю, а завтра... — Повар беспомощно развел руками.

— Н-да, — озабоченно процедил Шорин и потер жесткой ладонью щетинистый подбородок.

Волков стоял у порога, переминаясь с ноги на ногу, ждал ответа. Но что утешительного мог сказать комбат этому добродушному бойцу, если час тому назад он приказал все оставшиеся на ходу машины срочно отправить за боеприпасами! Заместитель по снабжению заикнулся было, что надо бы одну полуторку послать за продуктами, но Шорин одернул его:

— Если не успеем подвезти снаряды и патроны, вряд ли кому понадобятся крупы и макароны!

Третью неделю батальон курсантов Новопетергофского военно-политического пограничного училища вел упорные бои на Кингисеппском шоссе, сдерживая вместе с ополченцами натиск фашистов. Обстановка была трудная. Батальон то и дело менял позиции, отходил на новые рубежи, контратаковал ночью... Но не было случая, чтобы Волков застрял где-нибудь со своей автокухней и не накормил людей в срок. За все дни боев только один раз чуть не попал в беду.

Фашисты прорвали оборону. Роты пограничников отходили на новый рубеж. Тылы, поспешно свернув свое хозяйство, откатывались назад. Спешил со своей автокухней в указанный ему район и Волков. На лесной дороге фашистский стервятник заметил его, начал бомбить, обстреливать из пулеметов. Взрывной волной чуть не опрокинуло машину. Осколки и пули изрешетили кабину, разбили стекло. Заглох мотор. Волков с шофером Сашкой выскочили из машины в канаву, отползли в кустарник. И тут откуда ни возьмись — немецкий мотоцикл с коляской, прямо к машине.

Фашист, что сидел в коляске, залез в кабину, начал заводить мотор.

— Гад, угонит автокухню, чем буду кормить курсантов! — У Волкова от злости потемнело в глазах.

Сорвался с места и с криком «Ура!», стреляя на ходу, вместе с Сашкой бросился на немцев. Фашисты даже не успели опомниться. Сидевший за рулем мотоцикла не сделал ни одного выстрела, дал стрекоча в кусты. А того, что копался в кабине, скрутили и — в кузов.

* * *

Кухня своевременно прибыла в свой район.

Когда курсанты не могли прийти с передовой за пищей, Волков доставлял ее в термосах в окопы. Какой бы жаркий бой ни шел, как бы враг ни бомбил передний край и тылы, горячий обед был всегда приготовлен и доставлен бойцам. Как повар ухитрялся все это делать, никто не знал. Курсанты любовно называли Волкова «наш Павел Федорович», а его кухню в шутку окрестили главной батареей.

Комбат, посмеиваясь, говорил:

— Без отличной работы твоей батареи, Волков, немцев нам не сдержать...

— Так что же делать? — не выдержав затянувшейся паузы, спросил Волков.

— Что делать? — Комбат недовольно хмыкнул и, сузив глаза, уставился на Волкова. — Повар-инструктор, знающий все премудрости кулинарии, спрашивает, что ему делать?! Да делай что можешь! Бифштексы, ромштексы!..

Голос Шорина звучал строго, взыскательно, а лицо Волкова расплылось в добродушной улыбке: под изогнутыми бровями начальника он уловил плохо спрятанные насмешливые искорки. Видно, на войне без шутки, как и без махорки, не обойтись.

— Бифштексы и ромштексы, товарищ майор, — подхватил Волков, — нам раз плюнуть. Но, как говорят, для того чтобы сделать жаркое, надо иметь...

— Знаю, знаю, — перебил комбат. — Когда есть, из чего сделать, всякий может. Вот при Суворове, — майор многозначительно поднял палец, — не только повар, но любой солдат мог из жука суп сварить.

— Из жука? — усмехнулся Волков. — Что-то не слыхал. Вот из лягушек за границей делают разные деликатесы. Это я знаю точно.

— А знаешь, так и делай! — Комбат лукаво подмигнул, поймав кулинара на слове.

— Так это ж, товарищ майор, для всяких фонов, баронов, а наш брат не станет есть такую дрянь. Ему подавай настоящую, русскую пищу. — Волков ладонью похлопал себя по животу. — Такую, чтоб ремень трещал.

Майор усмехнулся, вышел из-за стола, потер пальцем наморщенный лоб.

— С наблюдательного пункта мне доложили, что вчера на правом фланге, за оврагом, недалеко от нашего переднего края, немцы сгружали с машин в сарай какие-то мешки и ящики. — Комбат с хитрецой поглядел на Волкова. — Смекаешь, что за груз?

Волков недоуменно шевельнул плечами:

— В ящиках могут быть и патроны и макароны, а в мешках определенно крупа и сахар.

— А теперь смекай дальше.

— А что дальше? Это же у немцев, не у нас.

-»Попросить» надо у них взаймы эти продукты. Соображаешь?

Волков улыбнулся:

— Соображать-то соображаю, но один я разве «выпрошу»? Склад-то, наверное, охраняется?

— Дам тебе в помощь двух курсантов.

— Это мало, товарищ майор, — запротестовал повар. — Если уж «просить», то надо минимум полсклада, тут меньше чем отделением не обойтись.

— Ишь загнул! Отделение! — Майор даже рассмеялся. — Иди к командиру взвода разведки, передай, что я приказал выделить трех курсантов. И чтобы к утру батарея твоя работала на всех парах. Понял?

— Будет сделано! — выпалил и метнулся к двери, боясь, как бы комбат не передумал и не изменил своего решения.

...Затаившись в кустарнике на опушке леса, недалеко от немецкого склада, несколько часов подряд лежали курсанты вместе с Волковым. Все точно подсчитали: сколько шагов часовой делает туда и обратно, через какое время происходит смена, откуда появляется разводящий. Тщательно изучили местность, составили план действий. И как только наступили сумерки, старший группы Стародымов с одним курсантом двинулся вперед. Волков с Бурцевым навели автоматы на сарай и замерли, готовясь на случай неудачи прикрыть отход товарищей.

— Ну что, скоро? — шепнул сзади шофер Сашка. Волков вздрогнул от неожиданности.

— Что тебе, черту, не терпится, — огрызнулся он. — Я же сказал: позову, крикну совой. Понял?

— Да уж очень долго вы копаетесь тут. Стемнело, начинать нужно, а то...

— Слушай, иди-ка ты к своей кобыле, — шикнул на него Бурцев, не отрывая взгляда от сарая, — а то она еще со скуки заржет, и тогда плакали наши продукты.

Саша сегодня выступал в необычной для него роли: был не за баранкой машины, а на конной повозке. Неугомонный и пробивной, он раздобыл для сегодняшней операции лошадь и большую повозку на бесшумных резиновых колесах. По сигналу Волкова должен был быстро подкатить к складу и принять груз.

Волков и Бурцев вглядывались в темноту. Затаив дыхание, ловили каждый шорох. У сарая, смутно вырисовывавшегося на фоне серого неба, маячила фигура часового. Она то удалялась, то приближалась. Когда часовой двинулся к лесу, Бурцев ткнул локтем Волкова в бок: начинай отвлекать.

Волков хрустнул переломанным в руках сучком. Часовой остановился, прислушался. Волков хрустнул еще сильней.

Фашист вздернул автомат и замер. Бурцев двинул локтем Волкова.

— Тише, медведь! — зло прошипел он. — Замри, пусть успокоится.

Немец потоптался на месте, присел, чтобы на фоне неба рассмотреть, кто шуршит на опушке леса. И как присел, так больше и не встал. Молнией метнулись из-за сарая две тени и в одно мгновение подмяли его. Несколько секунд темный ком копошился, затем последовал условный сигнал.

Часовой с кляпом во рту, связанный и завернутый в плащ-палатку («Это чтобы не отсырел», — шутил Стародымов), лежал в стороне.

Работа у склада закипела. Волков с Сашкой быстро отвезли в лес груженную доверху повозку. Со вторым рейсом захватили и немецкого часового.

С рассветом «батарея» Волкова работала на полную мощность. Аппетитный запах жирного, наваристого супа и гречневой каши с тушенкой плыл до самых немецких окопов. Волков накладывал пищу в большие термосы, прилаживал один за спину, другой брал в левую руку, в правую винтовку и отправлялся в окопы, к курсантам.

Две роты накормил, а вот к третьей никак не подобраться: фашисты простреливали каждый метр открытой местности из минометов и пулеметов. Вернулся Волков злой, снял с плеч пробитый термос, потрогал обожженную горячим супом спину и долго клял поганого фашиста. А потом снова наполнил два термоса, взял две веревки и стал что-то мараковать.

Из второго рейса Волков не вернулся.

Вечером в землянке медпункта комбат Шорин сидел у его постели и с беспокойством в голосе спрашивал:

— Ну как чувствуешь себя, богатырь?

— Звенит, — сухими губами пролепетал он и слабым движением руки показал на ухо.

— Контузило его, товарищ майор, — бойко пояснила маленькая, шустрая санинструктор Вера Царева, хлопотавшая возле больного. — Счастливо отделался, нигде ни одной царапины. Вот только спина обожжена. И как-то странно: гимнастерка целая, а кожа пунцовая, в волдырях.

— Ничего, это не страшно, заживет. — Майор ласково похлопал Волкова по плечу.

Тот кивнул в знак согласия, но сразу встрепенулся:

— Товарищ майор, третья рота ведь осталась ненакормленной.

Комбат жестом успокоил его: Не волнуйся, все пообедали.

Нам с наблюдательного пункта позвонили, снова зачастила Вера, — что какого-то бойца миной не то ранило, не то убило, лежит недвижимый. Я туда. Смотрю, а это наш Павел Федорович. Уложила его на плащ-палатку и хотела потащить, но не тут-то было: не могу стронуть с места.

Шорин громко рассмеялся и по-отечески положил свою сильную руку на худенькое Верине плечо.

— Муравьишка хотел утащить слона.

Вера насупила брови и обиженно посмотрела на комбата.

— Самого-то его я запросто утащу. Но вы знаете, что он придумал? — Вера стрельнула сердитым взглядом на Волкова. — Тащу его, аж жилы трещат, а он ни с места.

А потом смотрю — батюшки! — у него к каждой ноге по термосу привязано. Это он так пищу на передовую доставлял.

— Да они же маленькие, всего по двадцать литров, — вяло улыбаясь, оправдывался Волков.

— Вы бы, Павел Федорович, еще автокухню свою привязали к ноге.

— Оказывается, ты хитрец большой, — заметил комбат. — Воюешь со смекалкой.

— А как же солдату без смекалки? — довольный похвалой, ответил повар.

— Хитрец, хитрец, — лукаво щурился комбат. — Вот только суп из жука сварить не можешь. Ведь не получится, а?

— Нет, почему же, — с серьезным видом возразил Волков, — можно из жука, если только поблизости будут немецкие склады с продовольствием.