Глава III

1

Между скалистыми сопками, вдоль берега озера, похожего с высоты на огромного головастика, вытянулся передовой аэродром. В юго-восточном углу его, прижавшись к могучей сосне, стоит дощатый домик.

В лунную ночь, когда все кругом погружается в сон, он кажется заброшенным. Днем же здесь бурлит жизнь: раздаются телефонные звонки, отдаются приказы. Это — командный пункт эскадрильи гвардии майора Комлева.

С того дня, как полк вновь «воссоединился» в единую семью, на прифронтовом аэродроме чувствуется подъем. Личный состав знает, что готовится удар, который решит исход битвы на крайнем правом фланге фронта. К передовым позициям тянется непрерывный поток войск и техники. Веселее стало в воздухе: армады бомбардировщиков, штурмовщиков и истребителей непрерывно бороздят небо Заполярья.

В полку и эскадрильях проведены партийные и комсомольские собрания. Коммунисты и комсомольцы клялись бить врагов по-гвардейски. Боевые листки и стенгазеты посвящены подготовке к предстоящим боям. Больше трех лет ждал солдат Заполярья дня наступления. Ради этого победил бури и ветры, осенние дожди и жгучие морозы. Ради этого ходил в глухие ночи в тыл врага «за языком», разрезал проволочные заграждения, лежал на снегу, стыл в ледяной воде под ураганным огнем противника, тонул в трясинах, питался сухарями, размоченными в болотной жиже, таранил вражеские самолеты, горел в воздухе. Солдатской кровью обильно орошены серые безмолвные камни.

...Седьмое октября 1944 года. Черные тучи заполнили лощины. Временами сыплет снег.

Еще темно, но полк стоит в сомкнутом строю под гвардейским знаменем. Боевые друзья, прижавшись плечом к плечу, слушают приказ командующего фронтом.

— Товарищи! — звонко сказал Дедов, когда командир полка кончил читать. — Наступает час расплаты с врагом за все злодеяния, совершенные на Крайнем Севере священной русской земли. Ветераны Заполярья! Молодежь, пришедшая на смену погибшим!

Донеслись глухие раскаты артиллерийской канонады. Все прислушались, Дедов посмотрел на часы.

— Вы слышите, друзья! Слышите? Началось! Такие дадим фашистским выродкам уйти от расплаты! Пусть эти скалистые сопки и непроходимые топи станут могилой фашистскому зверю!

Инженер полка Голубев говорил спокойно, негромко, но в каждом его слове чувствовалась уверенность в подчиненных.

— Товарищи летчики! Сейчас вы полетите в последний решительный бой. На своих крыльях вы понесете свободу и счастье советскому народу и народам Норвегии. Машины проверены, оружие будет работать безотказно. Удачного вам боя и благополучного возвращения!

2

Но ожидаемых боевых вылетов в этот день не произошло: помешала погода. Как переживали и нервничали летчики! Наземные войска дерутся, а они сидят, словно беспомощные старухи. Летчики грозили «богу погоды», полковому синоптику, что если и завтра будет то же, с ним рассчитаются по-своему. Но только на третий день наступления выдалась летная погода, и в воздухе сразу стало тесно. Небо Заполярья еще не видело такого количества самолетов.

Утром летчики были вызваны в штаб полка, Локтев объяснил задачу: полк сопровождает штурмовиков. Объект штурмовки — аэродром противника.

Перед пилотами проплыло алое полотнище гвардейского знамени. Отеческим взглядом Ильич проводил летчиков на смертный, решительный бой.

Выше и выше поднимаются самолеты, светлее становится окрест. Эскадрильи заняли места в боевом порядке полка, легли на курс.

На юго-востоке из-за горизонта показалась корона солнечных лучей, через минуту раскаленным колобком выкатилось и само солнце. Оно казалось помолодевшим, улыбчивым.

— Сила, сила-то какая! — восхищаются пилоты, осматривая пространство. Всюду, куда хватает глаз, видны советские самолеты.

Чуть выше, севернее, плывут бомбардировщики в сопровождении «яков». Еще севернее прошел полк Ла-5. А пониже, впереди, вытянулись в правом пеленге эскадрильи штурмовиков Ил-2. Локтевцы сопровождают их.

Внизу показалась знакомая горная цепь. Вдоль нее лощина, расширяющаяся с востока на запад. Комлев увидел скалы, у которых шел неравный бой. Вспомнились Машенька, Блажко, Ванюшка, Оскар Мунсен. А Мирзоев не выдержал и, нарушая дисциплину в эфире, воскликнул:

— Видите! Знакомые места!

— Все вижу, все помню! — ответил Комлев.

По горизонту пологом стелется пыль. Это взлетели вражеские истребители. Через несколько минут между аэродромом и приближающимися к нему штурмовиками поднялась стена из огня и стали: ударили сто десять стволов зенитной артиллерии. Окружив аэродром, стена эта поднялась до самого небосвода. Попробуй-ка пробить ее!

Истребители обтекают огненное море с севера и юга. Первая эскадрилья штурмовиков ударила по зениткам. Пушки бьют по самолетам, а те по пушкам. В воздухе смерч из огненно-дымчатых шаров, на земле грохот из взрывов реактивных снарядов, бомб, рвущихся боеприпасов. Громадные стволы пушек отлетают на десятки метров и с грохотом падают. Пылающие штурмовики врезаются в скалы. Первая эскадрилья ценою жизни героев сделала свое дело: смертоносная «стена» дала трещину и осела. В этот «пролом» ринулись остальные эскадрильи штурмовиков. Рушатся перекрытия капониров и блиндажей, взлетают бензозаправщики и маслозаправщики, рвутся на мелкие куски бомбардировщики, пылает осиное гнездо врага.

Тем временем воздушное сражение, приняв очаговый характер, с каждой минутой становится ожесточеннее и напористее. Немецкое командование подбросило подкрепления с других аэродромов, но и это не спасло гитлеровцев от разгрома.

Локтев неистовствует. Его самолет метеором носится среди вращающегося во всех плоскостях огромного клубка истребителей. Удивительна способность этого человека охватывать взглядом весь бой в целом, немедленно оценивать обстановку, отдавать приказы командирам эскадрилий. И сам он бьет без промаха.

— Прикрой! — крикнул Локтев ведомому и бросил машину в атаку на шестерку «Фокке-Вульфов-190».

Головной вспыхнул, остальные бросились врассыпную, но наткнулись на огонь первой эскадрильи. Один истребитель, не успев выйти из пикирования, врезался в скалу, другой горит факелом.

...У командного пункта полка тихо колышется гвардейское знамя. Ильич приветливо улыбается, встречая победителей.

3

Батальон гвардии капитана Хмары занял позицию на берегу озера Сальми-ярви, вытянувшегося на много километров с севера на юг. По центру озера проходит государственная граница Советского Союза с Норвегией. Частям предоставлена кратковременная передышка: надо подтянуть тылы, перегруппировать силы, дать людям отдохнуть.

— Сегодня баня, — передали командиры отделений своим солдатам.

— Баня? — одни с удивлением, другие с восторгом встретили это известие. — Ну и старшина, ну и Сомов! Придумал! Где это он будет нас парить? — слышались возгласы, смех, шутки.

Баню организовали под открытым небом.

Сомов раздобыл где-то большой котел, бойцы установили его на три камня, как на большущую таганку, и наполнили водой. Вскоре под котлом запылал костер.

Подошло первое отделение. Солдаты сбросили обмундирование, нижнее белье. Снегом разбавили кипяток. Быстро намыливали головы, терли друг другу спины.

— Три сильнее, — попросил один и тут же, ойкнув, взмолился:

— Хватит, хватит! Хорошо получилось. Кровь не выступила?

— Пока нет.

— Давай, теперь я тебя.

— Эх, красота! — восклицает сухощавый боец, опрокидывая на себя котелок воды.

— Не угореешь! — вторит ему другой.

Отделению выдают чистое белье, портянки. Бойцы быстро одеваются. Сомов, внимательно оглядывая солдат, приказывает одному пуговицу пришить, второму подворотничок сменить, а третьему — побриться.

— Теперь не зазорно и в Осло войти, — прихорашиваясь перед обломком зеркала, говорит Тихон Юков.

— Сначала освободим норвежцев, а там через море на берег Франции, — положив руку на плечо друга, уточняет Сомов.

— Вот здорово получится! И то правда — запурхались наши союзнички. Помочь им надо раздвинуть второй фронт. Неужели будет дан такой приказ?

— Этого знать нам не дано. Но я хочу, чтобы такой приказ был.

— И я тоже, — искренне признается Тиша. Подтянутые, чистые, побритые, в теплых ватниках, в добротных кирзовых сапогах, с автоматами на груди, бойцы выстроились на поверку.

К строю подошел солдат из дозора с гражданским мужчиной.

— Оскар! Как сюда попал? — воскликнул Хмара.

— Лодка, ногой, — ответил Мунсен.

Ветераны батальона узнали норвежца, тепло и радостно его приветствовали. А Сомов не сдержался, и два богатыря схватили друг друга в объятия.

Приближался час атаки.

— С чем пришел? — спросил Хмара.

Мунсен вытащил из-за голенища карту, развернул ее и рассказал об укреплениях противника, указал брод.

Хмара, взглянув на часы, отдал приказ занять исходные позиции для переправы.

Едва последний солдат залег в кустарнике, над батальоном в сопровождении истребителей пронеслись штурмовики. За озером самолеты начали обрабатывать берег, на котором укрепился враг. Красноармейцам хорошо видны дома населенного пункта. Сомов переживает: опасается как бы не пострадали мирные граждане. Ведь немцы и между домами понаделали доты, прорыли ходы сообщения.

Однако опасения старшины напрасны: удары точны, только один телеграфный столб разбило бомбой. Когда последний штурмовик вышел из пике, Хмара скомандовал:

— Вперед! За партию! За Родину!

— Из огня да в воду! — первым бросаясь в озеро, обронил шутку Сомов.

Низкорослый Тихон Юков, оступившись в вымоине, погрузился до самого подбородка. Держа высоко над головой руку с автоматом, он делал отчаянные усилия выкарабкаться на мелководье. Сомов, взяв Тишу под мышку, с силой толкнул вперед.

Тиша только отфыркнулся.

Таня Лебедева с группой солдат переправилась на лодке с Мунсеном.

Вот и берег.

Батальон залег для решительного штурма.

4

Когда Комлев узнал, где штурмовики будут разрушать укрепления врага, его охватили и радость, и тревога. Радовался близкой встрече с норвежскими друзьями, тревожился за их жизнь.

Вылетели под вечер. Точно в назначенное время самолеты появились над целью.

Разноцветные домики группами кустятся на берегу озера, вдоль черной ленты асфальтированной дороги. Вот знакомый ее изгиб, на котором произошла встреча с Мартином Вадсеном и его юным другом. В ближнем к озеру доме, где он нашел приют, блестит на солнце стекло. Хочется крикнуть так, чтобы услышали друзья.

На шоссе и в поселке ни души. На мысе, глубоко вдавшемся в озеро, где раньше стоял одинокий шалаш рыбака, появились насыпи. Со стороны озера дома окружены траншеями, ходами сообщения.

— Понастроили, собаки! — со злобой думает Комлев.

Штурмовики начали обработку цели. Комлев с удовлетворением отмечает точные попадания бомб и реактивных снарядов.

Мирзоев внимательно приглядывается к подножию сопки, где стоит барак номер семь. Барак прикрыт тенью, и Мирзоев ничего не видит. Вдруг, как ножом в сердце кольнули: над бараком поднялось пламя.

— Барак номер семь подожгли! — кричит Мирзоев. К этому времени штурмовики выполнили задание и взяли курс на свой аэродром. Комлев передает командование Реброву, а сам с Мирзоевым летит к месту, где тихо вибрирует высокий огненный столб. Огонь охватил весь барак, караульное и служебное помещения. Пилоты опустились ниже, сделали круг.

— Вот они, звери полосатые! — Мирзоев вводит самолет в пикирование, открывает огонь.

«Неужели это зверье живыми сожгло людей?» — с гневом думает Комлев и начинает поливать свинцом удирающих гитлеровцев.

5

После штурмовки поселок был взят батальоном без потерь. В обвалившихся окопах, в полузасыпанных ходах сообщения валялись трупы гитлеровцев. Немногие, оставшиеся в живых, сдавались. Бойцы отбирали у врага оружие, складывали его на берегу озера.

Солнце уже закатилось, но на западе еще стояла пурпурная заря. Сомов вместе с товарищами просматривал траншеи, «выковыривал» из укрытий фрицев. Ход сообщения ломаной линией уперся в двери одного подъезда. Из дверей щелкнул глухой пистолетный выстрел. Сомов увидел, как, взмахнув руками, упал Виктор Хмара.

Старшина в два прыжка оказался возле своего командира. Одновременно с ним подбежала и Таня. Сомов приподнял голову Хмары.

— Товарищ командир! Витя! Тебе нельзя умирать, понимаешь, нельзя. Мы в Норвегии, впереди победа! Витя, очнись! — жалобно просил гвардеец.

Сомов услышал брань бойцов.

Он положил на Танины колени голову друга и поднялся. Бойцы вывели из дома эсэсовца.

— Это он убил, он убил нашего командира! В расход его! — злобно кричали солдаты.

Под суровым взглядом старшины гестаповец поежился. С трудом сдерживая желание пристрелить фашиста, Сомов приказал отвести его на сборный пункт пленных. — Командир! Беда! Наци пленный барак огонь! Барак номер семь огонь! — сбивчиво говорит подбежавший Мунсен.

К седьмому бараку Сомов с бойцами подбежал уже в темноте. Как скелеты, стоят потрескавшиеся от жары печи. Слабый ветерок кое-где раздувает огоньки, они то зловеще засветятся, то потухнут. Порывы ветра доносят до солдат запах сгоревших тел.

Воины сняли шапки. И долго стояли молча, до боли стиснув зубы.

6

Батальон Хмары встретил яростное сопротивление врага. Гитлеровцы укрепились на сопке, прикрывающей подступы к фиорду. Одна за другой захлебнулись три атаки. Соседи слева и справа уже вышли к берегу, и было не понятно, почему с такой обреченностью фашисты защищают этот клочок земли. На помощь батальону под прикрытием истребителей подошла группа штурмовиков. Над сопкой поднялась пелена огня и дыма. С криком «ура!» батальон пошел в атаку.

...Истребители возвращаются с боевого задания. Звено Мирзоева подлетает к фиорду с изрезанными скалистыми берегами. Бозору вспомнились слова из последнего Таниного письма: «Скоро ты, Боренька, будешь папой. Как только закончатся бои на севере, я рапортом доложу командиру и тогда буду ждать тебя дома с победой».

...Удар. Машина вздрогнула. Из левой плоскости вырвался язык пламени, и тут же огонь охватил весь самолет. Бозор понял: спастись невозможно. Нет высоты для раскрытия парашюта. Так и так смерть.

— Прощайте! — крикнул он и сделал переворот через крыло. Мелькнул кусок голубого неба, огненный диск солнца, наполовину погрузившийся в море, блеснули окна незнакомого норвежского городка. Бозор отжал от себя ручку, самолет вошел в пикирование. Вскоре на том месте, где стоял фашистский транспорт, притаившийся под нависшей скалой, тихо покачивались на волнах масляные пятна...

Немецкий ас надеется скрыться от расплаты в тучах. Он отчаянно маневрирует: то пикирует чуть не до земли, то свечой уходит в облачность. Однако стальные клещи сжимаются. Вот Локтев подошел к врагу вплотную и расстрелял в упор.

Тем временем группа под командованием Комлева уничтожала фашистских солдат на земле. Враги копошились в ущелье, как в ловушке. Летчики били без промаха.

Комлев вывел самолет из последней атаки. Над фиордом, который стал могилой Бозора, друзья выполнили крутую горку и дали три прощальных залпа.

...Советский летчик погиб на глазах Тани Лебедевой, которая в тот миг перевязывала рану бойцу. Через несколько минут офицер связи от авиации сообщил в батальон, что этим летчиком был гвардии лейтенант Бозор Мирзоев. Бойцы пытались скрыть от Тани трагическую весть, да как можно это сделать?

Таня лишилась сознания. Когда ее привели в чувство, медленно переступая, побрела в гору, туда, где находился командный пункт батальона. Натыкаясь на камни, оступаясь, она поднялась на вершину. Со стороны фиорда гора обрывается отвесной, скалистой стеной. В изнеможении Таня опустилась на холодную гранитную плиту.

— Боренька, как я жить-то без тебя буду? — простонала она.

Дует сильный порывистый ветер. Но Таня не ощущает ни ветра, ни холода. Она смотрит вниз, туда, где ее Бозор. Закрыв глаза, подумала: «Чуть качнусь вперед, и буду вместе с ним». Но в этот миг ощутила под сердцем сладостное давление и отшатнулась от пропасти. Там растет ее любовь, его кровинка.

Таня беззвучно заплакала. Она не заметила, как подошел Сомов, накрыл ее плечи теплым полушубком. Сел рядом, закурил. Старшина не находил слов, чтобы утешить подругу. Сидел молча.

— Пойдем, Таня, — сказал наконец Сомов. — Нам жить надо.

— Что? — встрепенулась Таня. — Ах, да, да, нам жить надо.

В темном небе заиграла полярная заря.

Комлев только остановил самолет, а гвардии подполковник Дедов уже взобрался на плоскость и сдвинул колпак. У машины комэска собрались механики, оружейники, стрелки, подходили разгоряченные боем летчики.

Комлев выключил зажигание, трехлопастный винт сделал еще несколько оборотов и остановился.

— Никита Кузьмич! Приятная новость: получен приказ о прекращении военных действий в Заполярье, — сообщил замполит полка.

Комлев поднялся в кабине, сорвал с головы шлемофон, глубоко вздохнул, словно бы свалив с плеч тяжелую ношу.

— Ну вот и хорошо, ясное море. Теперь можно сказать, что с фашистами мы расплатились, — и в его сердце слились воедино и горечь утрат, и радость победы.

Над аэродромом бездонное бледно-голубое небо. Тишина.