Финал «Молниеносной войны»

По поводу термина «Молниеносная война» было (и продолжается) немало споров. Изобретателями этого термина и способа ведения войны: «Блиц — молния, криг — война», являются немецкие военачальники. В Первой мировой войне (1914–1917 годов) план Шлиффена предусматривал для избежания войны на два фронта быстрыми боевыми действиями и перегруппировкой молниеносно разгромить каждого по очереди: Францию — на Западе, Россию — на Востоке.

Во Второй мировой войне (1939–1945 годы) гитлеровцы разработали план «Молниеносной войны» и осуществили его против Франции, разгромив ее (имевшую почти равную армию) за 45 дней. Против Советского Союза «Блицкриг» план «Барбаросса», не состоялся. Красная Армия в тяжелых боях сломала этот план, с рубежа реки Днепр никаких «молний» в боевых действиях гитлеровцев уже не сверкало.

Некоторые военные теоретики утверждают, что «Молниеносная война» — вообще агрессивная авантюра, невозможная на практике. С ними можно было бы согласиться, если бы они ответили на вопросы:

Как назвать боевые действия Германии в 1940 году против Франции?

Каким термином определить нашу войну против Японии в 1945 году (о которой я рассказываю)?

Видимо, такой способ войны существует, и другая группа ученых справедливо излагает в «Военной энциклопедии» следующее:

«Важнейшими положениями теории «М. В.» являлись: быстрое сосредоточение и развертывание действующей армии с упреждением в этом войск противника; обеспечение стратегической внезапности; нанесение максимально мощного первого удара в целях достижения в первых же сражениях решающего успеха, определяющего исход войны; концентрация превосходящих сил на главном направлении наступления; уничтожение вражеских вооруженных сил путем охвата и окружения...».

Скажите, что из перечисленного не было осуществлено нашими войсками в боях против Японии? Все! И с быстротой, какой не достигали авторы этой теории.

Чтобы не было кривотолков и меня не обвиняли в лукавстве, приведу и последние строки из цитаты, приведенной выше:

«Неотъемлемыми элементами теории «М. В.» являлись вероломство, попрание норм международного права, преступные методы ведения войны».

При всем уважении к ученым мужам, не могу согласиться с этим их утверждением. Да, это положение полностью относится к преступным делам армии фашистской Германии. Но в нашей войне против Японии даже в микроскоп ни одна буква не просматривается в этом определении теоретиков.

Считаю излишним приводить какие-нибудь доказательства в защиту честных и благородных действий нашей армии как с политической, так и с практической точки зрения.

«Молниеносная война» на Дальнем Востоке состоялась. Именно об этом докладывает в очередном разговоре Василевский Сталину:

— Японское командование потеряло управление войсками и не может организовать стойкого сопротивления. Японский фронт в Маньчжурии расколот на несколько частей, и даже чудо не может спасти японцев от полного разгрома.

— Значит, ваши предположения подтвердились? — спросил Сталин.

— Так точно, товарищ Сталин. Теперь самое главное — не потерять темпа наступления.

— Хорошо. Только надо еще увеличить темп. Какие на этот счет будут предложения?

— Предполагаем выброс авиационных десантов в крупнейшие города — Харбин, Чунчун, Гирин, Мукден. Передовые подвижные отряды во всех общевойсковых армиях и у Кравченко продвигаем более энергично.

— Вы знаете, что японское правительство официально объявило о капитуляции?

— Так точно. Разведка и радиоперехват это подтверждают. Но капитуляция весьма странная. В телеграфном приказе японского генерального штаба командованию Квантунской армии сказано: «По велению императора уничтожить знамена, портреты императора, императорские указы и важные секретные документы...». Приказа прекратить сопротивление нет. Японцы сражаются отчаянно, переходят в контратаки, много примеров самопожертвования. Наше продвижение вперед — отнюдь не легкая прогулка. Потери несем ощутимые. Я только что говорил с Мерецковым...

— Я так и думал, — перебил его Сталин. — Завтра мы выступим с официальным заявлением в печати, а вы начинайте десантные операции.

16 августа все газеты Советского Союза опубликовали официальное заявление Генерального штаба Красной Армии, которое гласило:

«1. Сделанное японским императором 14 августа сообщение о капитуляции Японии является только общей декларацией о безоговорочной капитуляции.

Приказ Вооруженным Силам о прекращении боевых действий еще не отдан, и японские вооруженные силы по-прежнему продолжают сопротивление. Следовательно, действительной капитуляции в вооруженных силах, Японии еще нет.

2. Капитуляцию вооруженных сил Японии можно считать только с того момента, когда японским императором будет дан приказ своим вооруженным силам прекратить боевые действия и сложить оружие, и когда этот приказ будет практически выполняться.

3. Ввиду изложенного Вооруженные Силы Советского Союза на Дальнем Востоке будут продолжать свои наступательные операции против Японии».

В 15 часов 17 августа токийское радио передало заявление штаба армии: «Для того чтобы достичь быстрейшей реализации приказа о прекращении военных действий, мы, командование Квантунской армии, сегодня утром издали приказ, чтобы самолеты с нашими представителями были направлены 17 августа между 10 и 14 часами (по токийскому времени) в следующие города: Муданъцзян, Мишанъ, Мулин для установления контакта с командованием Красной Армии. Штаб Квантунской армии желает, чтобы эта мера не вызвала каких-либо недоразумений».

— Это уже похоже на начало капитуляции, — доложил Мерецков Василевскому.

— Похоже, но пока только похоже. Помаринуют они нас еще не один час. Войскам продолжать наступление!

И действительно, потянулось томительное ожидание. Наконец, в 17 часов штаб фронта принял радиограмму командующего Квантунской армией. Генерал Ямада сообщал, что отдан приказ войскам о немедленном прекращении военных действий и сдаче оружия советским войскам. Разведчики доставили два вымпела, сброшенные с японских самолетов и возвещавшие о прекращении боевых действий.

«1. Квантунская армия, выполнив до конца свой долг, вынуждена капитулировать.

2. Всем войскам немедленно прекратить военные действия и оставаться в тех районах, где они находятся теперь.

3. Войскам, находящимся в соприкосновении с советскими войсками, сдавать оружие по указанию советского командования.

4. Какие бы то ни было разрушения строго запрещаю. Командующий Квантунской армией».

— Что на самом деле творится на передовой? — спросил Василевский у Мерецкова.

— На самом деле, бои продолжаются. Только сейчас сообщили, что Хутоуский укрепрайон открыл мощный огонь по боевым порядкам 35-й армии и переправам через реку Уссури.

— Все ясно, — Александр Михайлович приказал начальнику оперативного управления генералу Потапову: — Записывайте приказ войскам всех фронтов, — и начал диктовать:

«В связи с тем, что сопротивление японцев сломлено, а тяжелое состояние дорог сильно препятствует быстрому продвижению главных сил наших войск при выполнении поставленных задач, необходимо для немедленного захвата городов Чанчунь, Мукден, Гирин и Харбин перейти к действиям специально сформированных, быстроподвижных и хорошо оснащенных отрядов. Эти же отряды или подобные им использовать и для решения последующих задач, не боясь резкого отрыва их от своих главных сил...»

Во все вышеперечисленные города, а также на Дальний и Порт-Артур приказывалось высадить воздушный десант.

19 августа к Василевскому привезли командующего 4-й японской армией генерала Хата. Маршал без долгих рассуждений сказал:

— Я требую, чтобы японское командование приказало немедленно сложить оружие.

Более сложно обстояло дело с пленением командующего всей Квантунской армией генерала Отодзо Ямада, у него было еще много войск, и находился он далеко в тылу в городе Чанчунь. Там же находился премьер-министр Маньчжурии Чжан Цзин Хуэ.

К ним маршал Малиновский решил послать парламентера с ультиматумом. Полковник Артеменко был не только парламентером, вслед за ним на японский аэродром летел десант около 500 человек.

Аэродром гудел, как муравейник, но как только на летном поле появились советские военные, все смолкло.

В комендатуре парламентеров встретил представитель штаба Квантунской армии полковник Асада, а когда через несколько минут там появился заместитель начальника штаба генерал Мацуока с группой офицеров, стало ясно — телеграмма Малиновского дошла до Ямады. Мацуока непрерывно улыбался, показывая редкие зубы.

— Не угодно ли господину парламентеру отдохнуть? Генерал Ямада проводит совещание и потом примет вас.

За окнами засигналил подъехавший джип.

— Не угодно! — отрезал Артеменко. — В Чанчунь!

Чанчунь, хоть и находившийся в глубоком тылу, был готов к обороне. Въезды перекрыты заградительными засадами, перекрестки ощетинились стволами пушек и пулеметов. Артеменко невольно усмехнулся, осмотрев свою команду из пяти человек.

В штабе Квантунской армии шло совещание, и Артеменко своим появлением прервал его. Пожилой, бритый наголо генерал, восседавший во главе стола в полной парадной форме, и был главнокомандующий Квантунской армией генерал Отодзо Ямада. Он как-то вяло приветствовал нежданных гостей, но Артеменко это не смутило.

— Читай ультиматум, — сказал он переводчику капитану Титаренко.

«Немедленно прекратить огонь и сопротивление на всех участках фронта, — слышал Ямада, устало прикрыв глаза, — сложить оружие, немедленно вывести все войска из столицы и прилегающих к ней пунктов в указанные мною районы, подписать акт о безоговорочной капитуляции...»

Ямада прекрасно понимал, что наступил конец, но кодекс самурая, многолетняя служба в армии божественного микадо не позволяли ему вот так просто сдаться какой-то кучке русских офицеров, даже не генералов. В комнату тихо вошел Чжан Цзин Хуэ и неловко примостился около круглого стола.

— А какие будут еще пожелания от господина маршала Малиновского? — спросил, наконец, Ямада.

— Вам надлежит выступить по радио с призывом к своим войскам сложить оружие, — нахмурился Артеменко. — А вам, — он повернулся к китайскому премьеру, — обратиться к народу Маньчжурии.

— Да-да, — закивали головой японцы, а Чжан Цзин Хуэ встал и низко поклонился.

Ямада пустился в пространные рассуждения о самурайской чести, которая требует особого подхода к японским солдатам и офицерам, предварительного объявления перемирия. Артеменко оставался непреклонным, повторяя одну фразу: «Только безоговорочная капитуляция!»

Конец всей этой дискуссии положил вошедший в кабинет дежурный офицер, который доложил Ямаде:

— Ваше превосходительство! К столице приближается большая группа русских тяжелых самолетов под прикрытием истребителей. Наши самолеты в воздух подняться не могут, аэродром блокирован русскими истребителями.

— Господин парламентер! — повернулся удивленный Ямада к Артеменко. — Хочу обратиться к вам как военачальник своих войск и территории, на которой вы находитесь. Что это значит? Надеюсь, вы сможете объяснить?

— Так точно! — невозмутимо ответил Артеменко. — Эти самолеты вызваны мной для обеспечения ведения переговоров. Если я в условленное время не сообщу своему командованию положительных результатов, то город Чанчунь и его окрестности будут подвергнуты бомбардировке.

Артеменко прекрасно понимал, что ни о какой бомбардировке не может быть и речи, но Ямада уже потерял контроль над собой и заявление русского парламентера воспринял на полном серьезе.

— Господин полковник, — засуетился он, — есть ли еще время предотвратить бомбардировку? Если это в вашей власти, я прошу сделать это!

Артеменко связался с дежурившими на аэродроме своими офицерами и спокойным голосом приказал:

— Немедленно передать сигнал транспортным самолетам на посадку, а бомбардировщикам барражировать над городом до моего сигнала и при отсутствии такового в условленное время выполнять приказ командующего... Конец связи, — громко сказал Артеменко.

Ямада быстро встал из-за стола, отстегнул свой самурайский меч и протянул его советскому парламентеру. Зазвенели холодным оружием его подчиненные.

— Холодное оружие можете оставить себе, — сказал Артеменко. — Прошу к столу. Вместо клинков возьмите ручки, господа!

В кабинете стояла полная тишина. Ямада и Чжан Цзин Хуэ подписывали акт о полной безоговорочной капитуляции Квантунской армии.

Вечером над зданием штаба Квантунской армии вместо белого с красным кругом японского флага поднялось алое полотнище.

19 августа был высажен десант в Мукдене. Это было весьма смелое решение: высадка наших войск в глубоком тылу японской армии. Ясно, что для проведения подобной операции нужны были храбрость и мастерство. Никто не мог поручиться за то, что фанатики, которых в японской армии было немало, уничтожат десант.

В десант было отобрано 225 воинов из 6-й гвардейской танковой армии, люди, прошедшие тысячи огненных дорог в войне с фашистской Германией, преодолевшие Большой Хинган и пустыню Гоби. Возглавить десант командование фронта доверило начальнику политотдела штаба Забайкальского фронта генерал-майору А. Д. Притуле.

Утром 19 августа отряд погрузился в транспортные самолеты, которые взяли курс на Мукден в сопровождении истребителей.

13 часов 15 минут... Одна за другой грузные машины касаются аэродромного поля. Автоматчики выскакивают из самолетов и тут же изготовляются к отражению вражеского нападения, а часть бойцов уже занимает аэродромные объекты.

Советские офицеры с помощью переводчика связываются с командованием японского гарнизона. Вскоре к помещению, где расположился штаб авиадесантников, подкатил щегольски одетый японский офицер и доложил через переводчика, что командующий 3-м японским фронтом генерал Усироку Даюн приглашает к себе представителей советского командования.

Его попросили подождать, пока не будут закончены все дела. А их набралось много. Надо было срочно отдать распоряжения десантникам по охране важных объектов, наметить районы разоружения войск японского гарнизона и отвести место для сбора военнопленных, организовать отправку плененного на аэродроме небезызвестного «императора» Маньчжоу-Го Пу-и.

Его пленение на мукденском аэродроме произошло при весьма интересных обстоятельствах.

После начала войны с Японией главнокомандующий Квантунской армией генерал Ямада и советник Пу-и японский генерал Иосиока потребовали от Пу-и, чтобы он переехал в Корею для последующей отправки в Японию. 12 августа он покинул Чанчунь и со своей свитой на следующий день прибыл поездом к месту назначения. Как известно, в это время основные порты Северной Кореи были уже заняты нашими войсками, и вояж в Японию был связан с риском. Соответствующих самолетов, способных переправить Пу-и в Японию, на корейских аэродромах не оказалось. Поэтому рано утром 19 августа он был переправлен на трех самолетах в Мукден, чтобы пересесть на большой самолет и отправиться в Японию. В 11 часов во время ожидания готовившегося для «императора» самолета на мукденском аэродроме приземлились наши авиадесантники и пленили Пу-и и его свиту.

В своем письме на имя Советского правительства Пу-и, не стесняясь в выражениях, выдавал с головой своих хозяев, жалуясь, что он, как «император» Маньчжоу-Го, якобы был озабочен улучшением жизни своих соотечественников и верил в их освобождение от японских угнетателей.

После непродолжительной беседы с Пу-и, когда все распоряжения относительно него и его свиты были отданы, наши представители поехали в штаб 3-го японского фронта, через весь город.

В китайских кварталах люди приходили в восторг, плясали, бросали вверх головные уборы и, подняв руки над головой, громко аплодировали. Машины шли временами в тесном людском коридоре, переполненном радостью. Сидевший рядом с нашим представителем в машине японский полковник понуро опустил голову.

И вот машины въехали в расположение штаба японского фронта. Часовые берут «на караул». Генерала Притулу провожают к командующему Усироку Дзюн. Низкорослый старик, одетый в белую рубашку-апаш, приглашает прибывших сесть и всеми силами стремится разыграть роль гостеприимного хозяина, но развязность его тотчас исчезает, как только генерал Притула переходит к конкретным вопросам:

— Доложите о численности японских войск, дислокации частей, наличии оружия, боеприпасов.

Генерал Дзюн заявляет:

— Ввиду плохой связи с армиями я могу руководить капитуляцией лишь по группе войск, расположенной вокруг Мукдена. Но поскольку командующий армией, находящийся здесь же, имеет более точные данные, то докладывать будет он.

Последний выкладывает все: номера дивизий, бригад, число орудий и пулеметов. Но вскоре, уловив сердитый взгляд своего начальника, говорит уже осторожнее.

Японцы хитрят. Путаясь, они пытаются преуменьшить число войск в городе. Их поправляют, указывают на разнобой в данных. Видимо, даже в эту минуту капитуляции, их не покидает какая-то смутная надежда... Как утопающий за соломинку, они хватаются за все, чтобы оттянуть время и выиграть еще несколько часов.

Генерал Притула коротко прекращает разговоры:

— Всем японским частям к девятнадцати ноль-ноль сложить оружие и сдаться нашим представителям.

В тот же день, когда наши части овладели городом Мукден, представители фронта сразу же направились в японский лагерь для военнопленных англичан и американцев. Это была трогательная встреча. Во дворе выстроились пленные. Когда наши офицеры вошли во внутренний двор лагеря, строй моментально сломался, люди бросились навстречу советским офицерам, кричали на разных языках слова приветствия.

Представитель советского командования генерал Притула поднялся на импровизированную трибуну и стал говорить:

— Сегодня утром нашими частями занят город Мукден. Я уполномочен сообщить вам, что с этого часа все американские, английские и другие союзные военнопленные, находящиеся в этом лагере, свободны.

Трудно передать бурный восторг, который охватил освобожденных. Вверх летели пилотки, носовые платки, люди целовались и плакали от счастья. Слово «свобода» повторялось на все лады. Сотни англичан и американцев неистово кричали его на русском языке: «Свобода, свобода, свобода!».

— От имени советского командования, — продолжал генерал Притула, — поздравляю вас с победой союзных войск над японским империализмом! — И опять разразилась буря восторгов.

Советских офицеров качали с гиком и шутками.

— О, русский молодец, — раздаются возгласы, — русские очен сильны! Мы друг вам.

Стихийно возник митинг. На крыльцо взбегает Александр Байби.

— Нам русские войска принесли свободу, — говорит он с горячностью по-английски, — три с половиной года мы томились в японской тюрьме. Тысячи нас умирали от голода и пыток. За все время только четырем удалось бежать из этого лагеря, но и они были схвачены японцами и заморены до смерти. Нет слов, чтобы рассказать здесь об издевательствах японских властей над нами. Наши русские боевые друзья, к вам обращаюсь я, простой американский солдат, со словами горячей благодарности и любви. Никто из нас не забудет этого дня. На всю жизнь мы ваши самые верные друзья, и эту дружбу с Россией мы завещаем своим детям.

По лицам людей, которые слушали Александра Байби, чувствовалось, что он действительно говорит за всех.

Представитель нашего командования объявляет, что японская военная охрана разоружается, а виновные в пытках и издевательствах над военнопленными японцы арестовываются. Временно, до подхода советских частей, управление лагерем он возлагает на американских и английских генералов.

Самый старший по чину и по возрасту в мукденском лагере был генерал Паркер. Он высок, худ, очень бледен. У него лицо настоящего узника — пергаментного цвета, с тонкими синими прожилками. Он передает через переводчика, что бесконечно счастлив видеть русских, что он восхищен стремительным наступлением Красной Армии.

Генерала Паркера просят временно стать начальником лагеря. Он благодарит наших офицеров за доверие.

В лагере были вице-маршал авиации Великобритании Малтби, генералы Джонс и Шарп Ченович — командиры американских корпусов, генералы Втофер, Пиэрс, Фонк, Орейк, Стивенс Лоф Бийби — командиры дивизий, известный голландский журналист Жоэлом, попавший в плен в 1942 году. Он сказал:

— Я напишу о вас — русских людях, посланцах неба в нашу темницу!

Приближалось завершение боевых действий на Востоке, возникали масштабные политические вопросы. Теперь маршал Василевский сам иногда звонил Сталину.

Верховный поднял трубку:

— Здравствуйте, товарищ Василевский. Как идут у вас дела? Сдаются японские войска?

— Здравствуйте, товарищ Сталин. Сдаются. Деваться им некуда. Они разбиты. Уже сдалось более двухсот тридцати тысяч.

— И генералы сдаются?

— Сдаются и генералы. Перед войсками маршала Малиновского капитулировал генералитет штаба Квантунской армии во главе с ее командующим генералом Ямадой. Войскам маршала Мерецкова сдались более двадцати генералов 1-го фронта во главе с его командующим генералом Китой.

— Как относится гражданское население крупных маньчжурских городов к нашим солдатам и офицерам? Имеются ли случаи диверсий против нашей боевой техники?

— Отношение гражданского населения Харбина, Чанчуня, Мукдена и Гирина к личному составу Красной Армии самое благоприятное. Диверсии против нашей боевой техники носят единичный характер. В районе Муданьцзяна сдалось в плен свыше двадцати мелких групп «смертников», которые были специально оставлены армейским командованием для нападений на советские танковые и артиллерийские части. Они были потрясены мощью наших тяжелых танков и «самоходок», выходили им навстречу с поднятыми руками, побросав взрывчатку в поле.

— Скажите, товарищ Василевский, а какова обстановка в самих городах? Что в них работает, а что остановилось с вступлением наших войск?

— В городах продолжаются стихийные митинги китайского населения. Мелкие промышленные предприятия продолжают работать. Остановились военные заводы, где хозяйничали японцы. Большинство из них вместе с семьями до вступления наших войск покинули Маньчжурию.

— Прикажите командующим фронтами, товарищ Василевский, чтобы все военные заводы были немедленно взяты под охрану. В самое короткое время наши специалисты должны разобраться с их производством. Все, что окажется пригодным для обеспечения нужд Красной Армии на Дальнем Востоке, должно вновь заработать. Особенно это касается мощностей по производству синтетического горючего и взрывчатых веществ. Командование Тихоокеанского флота должно осуществить такую же работу в портах Северной Кореи. Гражданское производство должно работать в интересах корейского народа, а военное — в наших интересах.

Тут же Верховный осведомился об обстановке на Сахалине и Курильских островах:

— А что происходит на островах, товарищ Василевский? Там сопротивление японских войск еще продолжается?

Главком Дальневосточной группировки хорошо знал оперативную обстановку:

— Практически сопротивление противника на Сахалине и Курилах сломлено, товарищ Сталин. Ожидается, что с сегодняшнего дня начнется сдача в плен островных гарнизонов. Представители командования Камчатского оборонительного района в течение трех последних суток уже несколько раз встречались с представителями генерала Фусаки, командующего японскими войсками в северной части Курильских островов. И им отдан приказ о капитуляции. На Сахалине мы усиливаем наш десант в Майоке. Кроме того, командование 16-й армией планирует в ближайшие дни высадку воздушных десантов в районах Отиайи и Тойохары. Эти меры должны положить конец сопротивлению противника, принудить его к сдаче.

— А как планируется разрешить проблему Дальнего и Порт-Артура? — и этот вопрос Верховного не был неожиданным для маршала Василевского. Но поставив его, Сталин не стал ожидать немедленного ответа, а напротив, сразу распорядился: — Следует как можно быстрее обеспечить доставку наших передовых отрядов в эти ключевые пункты Ляодунского полуострова. Имейте в виду, товарищ Василевский, что если мы промедлим с этим делом неделю-другую, то там вполне могут высадиться американцы. Трумэн прикажет генералу Макартуру высадить свои морские десанты.

Но сообщение главкома Дальневосточной группировки успокоило Верховного главнокомандующего:

— Нет, товарищ Сталин, этого уже не случится, потому что как раз сегодня, во второй половине дня, наши воздушные десанты стартуют на Дальний и Порт-Артур.

— Вот это правильное решение, — не скрыл удовлетворения Верховный, но тут же уточнил: — А кто возглавляет наши десанты, товарищ Василевский? Надо, чтобы вместе с ними вылетели и наши официальные представители Военного совета фронта.

— Так все и сделано, товарищ Сталин. Во главе десанта в Порт-Артур вылетает заместитель командующего Забайкальским фронтом генерал-лейтенант Иванов, который назначен представителем Военного совета для переговоров о капитуляции и разоружении японских сухопутных и военно-морских частей Порт-Артурского гарнизона. Особо уполномоченным Военного совета фронта в порт Дальний назначен заместитель начальника политуправления генерал-майор Яманов.

— Какой численностью десанты направляются в Дальний и Порт-Артур?

— По двести пятьдесят автоматчиков в каждом десанте.

— Это очень мало, товарищ Василевский, чтобы быстро взять под контроль такие важные города. Поэтому следует как можно быстрее доставить туда усиленные передовые отряды наземных войск.

Ответ главкома Дальневосточной группировки и в этом случае удовлетворил Верховного:

— Командование 6-й гвардейской танковой армией направляет сегодня в Дальний и Порт-Артур по железной дороге две танковые бригады, товарищ Сталин. Я думаю, что это вполне достаточное усиление десантов до подхода соединений 39-й армии генерала Людникова.

— Достаточное, — согласился Верховный и тут же предупредил собеседника: — По данным нашей разведки, товарищ Василевский, в Дальнем окопалась основная группа белогвардейских генералов во главе с атаманом Семеновым. Поручите генералу Яманову по прибытии в Дальний сразу же установить местонахождение главарей этой антисоветской банды. С их кровавыми делами в Забайкалье еще предстоит как следует разобраться.

— Ясно, товарищ Сталин. Немедленно передам маршалу Малиновскому, который сейчас находится в Мукдене, эту важную информацию.

Два десятка транспортных самолетов под прикрытием двух эскадрилий истребителей поднялись с Мукденского аэродрома и легли на курс в Дальний и Порт-Артур. На маршруте к самолетам десантников трижды пытались приблизиться японские истребители, но, увидев грозное прикрытие наших «Яков», тотчас же скрывались за горизонтом.

Полет до Дальнего занял менее двух часов. С приземлением самолетов десантники быстро заняли аэродром, снарядили боевые группы в город. Генерал-майор Яманов с отрядом автоматчиков неожиданно нагрянул в штаб командующего Дайрэнским военным округом генерала Яногита. Ошеломленный происшедшим, тот сразу же подчинился требованию особо уполномоченного Забайкальского фронта и отдал приказ о капитуляции всех подчиненных ему войск в районе Дальнего.

Один из самых крупных портов на Дальнем Востоке, миллионный Дальний, заложенный русскими людьми свыше полутора веков назад, являл собой вид типичного европейского города с большими каменными домами, правильно спланированными широкими улицами. Он собрал под свои крыши более шестисот тысяч корейцев, американцев, англичан, русских, французов, немцев и почти двести тысяч японцев. Крупный промышленный центр, где хозяевами были японские и немецкие предприниматели, не имел ни одного учебного института, ни одного театра, мизерное количество публичных библиотек и кинотеатров. Процветала массовая проституция. Такое положение вполне устраивало японцев — законодателей «нового порядка» в «Великой Азии».

Действуя исключительно оперативно, как и в Мукдене, десантники сразу же приступили к разоружению японских частей, о дислокации которых важные сведения предоставило им китайское население.

23 августа в присутствии прибывших в Порт-Артур советских офицеров и солдата был спущен японский флаг над штабом военно-морских сил Порт-Артура и под троекратный салют из винтовок над крепостью взвился красный советский флаг как символ победы над врагом. В тот же день в город Порт-Артур прибыла танковая бригада 6-й гвардейской танковой армии, а 25 августа — авиадесантники Тихоокеанского флота, которые сразу же начали проводить в порядок порт.

В 10 утра у горизонта появились далекие точки военных судов. Они растут на глазах, приближаясь. Взволнованный гул, как морская волна, прошел по шеренгам матросов и солдат. Вот уже хорошо различимы грозные очертания флагманского корабля. Он уверенно держит курс на вход в порт-артурскую гавань. За ним, в кильватерной колонне, словно вытянувшись в струну, идут все остальные большие и малые суда отряда.

По борту флагмана в торжественном строю застыли матросы и офицеры. Корабль, вздымая носом белопенную бурную волну, приближается к входу в гавань, вступает в узкий пролив между горами Тигровая и Золотая. В эту секунду приветственным залпом грянули орудия на Электрическом утесе и Тигровой горе. На миг скалистые вершины заволокли облака сизого дыма, и снова блеснули желтые огоньки. Грохот нового залпа раскатился по рейду, облетел город, понесся в даль, к сиреневой гряде Ляотешаня. Опять и опять ударили Электрический, Тигровая, ахнула батарея на Золотой горе. Это гремел в Порт-Артуре салют в двадцать один торжественный залп. Салют во славу советского флота, салют во славу нашей победы, во славу тех, кто пришел в Порт-Артур как освободитель.

Здесь я делаю не отступление от темы, а экскурс в далекое прошлое. Рассказал мне эту удивительную эпопею русского священника мой однополчанин по 39-й армии на Западном фронте Виктор Маньков. Мы с ним после войны учились в Высшей разведшколе Главного разведывательного управления в 1945–1947 годах. Виктор прошел с 39-й армией весь ее славный путь в Маньчжурской операции. Дошел до Порт-Артура, где и произошла встреча, о которой он мне поведал. Вот его рассказ в моем изложении.

В Порт-Артурской операции запомнилась встреча с удивительным человеком. Произошла она так. Однажды ко мне подошел китаец, кланяясь и улыбаясь, называл меня капитаном, они всех офицеров называли «гаспадина капитана», стал говорить о каком-то русском человеке.

Мы поняли из его торопливого рассказа, что он просит нас поехать с ним для знакомства с каким-то хорошим русским человеком. Ну, я сел на трофейный аэродромный пикап, взял с собой ординарца и двух автоматчиков, посадили между ними китайца и двинулись. Наконец мы подъехали к пологой сопке. На середине этого возвышения виднелся небольшой домик. А на склоне открылось нам ухоженное кладбище. Ровными рядами стояли кресты и могилы, такие свежие, как будто только вчера или сегодня проходило здесь захоронение. Я подумал — откуда же так много могил, у нас, вроде, и потерь таких не было при захвате города. Если здесь похоронены наши, русские, и недавно, то почему же стоят кресты? Мы подошли к небольшому строению, выложенному из крупных камней, это была часовня с крестом наверху, и к ней пристроено небольшое жилье с двумя окошечками. Навстречу вышел священник. Он был в длинной рясе из грубой шинельной ткани, на груди его большой тусклый крест на длинной цепи, на голове круглая шапочка из такой же ткани, как ряса.

Священник подошел к нам. Он явно был очень взволнован. Глаза его просто лучились светлой радостью. Он смотрел на нас, как на ангелов, спустившихся с неба на это безвестное кладбище. Сначала он протянул к нам руки, видимо, желая нас обнять. Потом остановился, перекрестил нас всех большим размашистым крестом. Поднял очи на такое же голубое, как его глаза, небо и сказал:

— Слава тебе, Господи, — посетил нас грешных!

Затем он подошел ко мне первому, как офицеру, и все же не удержался и обнял, прижался ко мне, и я почувствовал, что тело его стало вздрагивать — он плакал. Я, толком еще не понимая, что происходит и что все это значит, держал его вздрагивающее тело и чувствовал, что несмотря на его седую бороду, силен и могуч этот старец. Позднее я узнал причину этой его прочности. Все, что мы видели, — и маленькая часовенка, и домик, прильнувший к ней, и все эти могилы и кресты, и вся эта ухоженность кладбища, — все сработано его руками. Священника звали отец Феофан. Он рассказал нам, что живет здесь с 1905 года — 40 лет! Был он полковой священник, встречал новобранцев, когда они приходили в полк, помогал им укрепиться духом для несения нелегкой солдатской повинности, служил молебны по праздникам, произносил проповеди, внушая, что каждый солдат может оказаться или спасителем Родины, — или виновником многих ее бед и несчастий. Ибо самоотверженный поступок может увлечь многих и даже привести к победе целый полк, а дурной пример может навредить, как укол грязной булавки, заражающей одну каплю крови, а от этой капли может погибнуть все тело. А началась война — благословлял солдат, уходящих в бой, говорил им напутственные слова, вдохновляя на подвиги, на защиту царя и отечества. В течение многодневной обороны Порт-Артура полег в боях весь полк. Делом священника в те дни было не только упрочить солдатский дух перед боем, но и позаботиться о раненых и о погребении погибших.

— Все дни боев я был со своими чадами, — рассказывал отец Феофан, — раненых перевязывал, причащал, исповедовал тех, чья душа отлетала к Богу. Подобрал, обиходил сие место, где отпевал и совершал погребение усопших. Так, день за днем, весь полк полег в боях. Ни один солдат, ни офицер не дрогнул и не смалодушничал, все выполнили мое напутствие, которое я давал им, осеняя их крестным знамением перед боями. И вот теперь все они здесь, в этой земле.

Отец Феофан помолчал, обвел медленным взором могилы, словно погладил их своим взглядом.

— Я знал многих из них в лицо, знал, кого ждет жена, дети, невесты. Многим писал письма в их родные деревни. Я и сейчас вижу каждого из них, слышу их голоса. Помню улыбки и слезы. Звучат в моих ушах слова, которые они говорили при последнем своем дыхании. Мог ли я оставить их здесь одних? Я не покинул их. Японцы, когда взяли Порт-Артур и появились на этом кладбище, оценили мое усердие, не тронули меня, разрешили мне остаться, и вот я неспешно, камень за камнем, укладывал и возводил эту небольшую часовенку, в которой молился все эти годы, денно и нощно за упокой души сих славных воинов. А рядом прилепил себе сторожку, где и коротал все эти долгие и скорбные дни.

Мы вошли в небольшую чистую комнатку. Гладкий земляной пол, две самодельные скамейки, небольшой, тоже самодельный стол у окна. Одну стену комнаты занимали полки. На полках ровными рядами стояли какие-то одинаковые тоненькие книжечки. Перехватив мой взгляд на эти полки, священник объяснил:

— А это солдатские книжки служивых. Я все их собрал и берег эти годы, а теперь хотел бы передать вам, чтобы грустная весть о добром деле, совершенном каждым из них, дошла до тех близких, которые живы и по сей день на Родине, может быть, жены, братья, сестры, дети у кого были.

Я подошел к полке, взял одну из книжек, раскрыл ее и прочитал: «Буренин Иван Афанасьевич. Чин — рядовой. Родился в 1885 году». Значит, было ему двадцать лет, когда сложил голову. Вот и вся короткая жизнь солдата.

Священник, вспоминая, негромко говорил:

— Добрый был паренек, русые кудри выбивались из-под фуражки. Стеснительный, краснел, когда при нем срамное слово кто-нибудь высказывал. А в бою не оплошал, в рукопашной трех японцев заколол штыком и одного офицера уложил прикладом. Два раза был сам пробит пулями, а товарищей не оставлял. Убило его осколком снаряда. Сразу отдал Богу душу, без мучений. Здесь он, в третьем ряду похоронен. Да пойдемте к ним, я вам о них многое расскажу.

Мы вышли из сторожки и пошли вдоль могил. На большинстве крестов, на чисто оструганной древесине были черным углем написаны фамилия и имя погребенного в этой могиле, а также обозначен день смерти, и тем же черным угольком нарисован небольшой крестик. Надпись, видно, постоянно подновлялась. Под солнцем и дождями она выцветала, но батюшка аккуратно все эти годы обводил все ранее написанное. Он объяснил: деньжонок на краски или карандаши не было, вот и выжигал тонкие угольки, они хороши еще и тем, что под дождями буквы и цифры не расплываются.

— Как вам, наверное, ведомо, начальником укрепленного района и всей обороны Порт-Артура был генерал-адъютант Анатолий Михайлович Стессель. А сухопутной обороной руководил храбрый и твердый генерал Роман Исидорович Кондратенко, он тоже сложил свою голову здесь в день 2 декабря 1904 года.

Внезапным нападением на Порт-Артур с моря японцы овладеть крепостью не смогли. После неудачных для них, да и для нас, морских сражений японцы решили брать крепость с суши. Они высадились на подступах и стали накапливать войска, а потом двинулись в сторону Порт-Артура. Много было схваток еще на подступах к крепости. Вот, к примеру — тяжелые бои были за городок Цзинь-Чжоу, с первых же стычек наши воины вели себя мужественно и отважно вступали в бой с во много раз превосходящими по силе японцами. Часто дело доходило до рукопашной. Ну, в рукопашной еще ни одна армия против русского штыка устоять не могла, и Цзинь-Чжоу в рукопашной схватке отбили. Но потом все же японцы обошли городок со всех сторон, и кто из наших остался жив, отошли. И тут уже, когда ушли, вдруг обнаружилось, что не успели взорвать пороховые погреба в Цзинь-Чжоу. И было это поручено поправить подпоручику Орлу 14-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, который со своими товарищами пробрался назад, в Цзинь-Чжоу, и взорвал-таки эти погреба. От взрыва немало еще полегло японцев.

Присутствие духа генерала Кондратенко, личная его храбрость и доверие к нему солдат были опорой во всех боях еще на подступах, а потом и в отражении всех штурмов крепости.

К июлю японцы подошли вплотную к укреплениям крепости и стали основательно готовиться к ее генеральному штурму. 22 июля был первый штурм. После сильной бомбардировки артиллерии, японские цепи пошли в атаку. Все атаки были отбиты. 25–26 июля штурм повторился, но после тяжелых боев и эти атаки были отбиты.

И вот, несмотря на неудачу своих действий, японцы прислали парламентеров с предложением сдать крепость. Генерал Стессель от имени всех нас с презрением отверг это предложение, и мы все были полны решимости продолжать оборону крепости. Японских парламентеров, которых возглавлял майор Ямаока, с миром отпустили назад.

Получив отказ, командующий здешней группировкой японской армии генерал Ноги приказал начать новый общий штурм. В центре ударили две дивизии, и по одной дивизии наступали на правом и левом флангах. Японцы устроили настоящий обвал из артиллерийских снарядов. Все наши позиции были покрыты разрывами, а в небе образовались целые облака от взрывов шрапнели. До 9 августа, три дня, шел общий штурм, но он был отбит с огромными потерями для японцев.

Мы остановились возле креста, на котором было начертано: «Капитан Квинихидзе».

Священник тихо сказал.

— Сей красивый человек погиб от гордости. Он столь презирал врагов, что никак не хотел опускаться в траншею, когда привел свою роту на позиции. Пули свистели. Снаряды рвались неподалеку, солдаты умоляли своего командира спуститься в окоп, но он гордо отвечал: «Вражья пуля меня не тронет». И так командовал своей ротой, вышагивая вдоль окопа. Может быть, он читал о подобных поступках офицеров в боях на Кавказе, но там была другая война, не тот огонь. Неподалеку разорвался снаряд, и осколок угодил капитану Квинихидзе в голову.

Сделав несколько шагов, отец Феофан остановился у креста, на котором было написано: «Штабс-капитан Яковлев». Отец Феофан помолчал некоторое время, потом сказал:

— Вижу его и сейчас перед собой, молодого, высокого, стройного. Я 9 августа благословил всю его третью роту 14-го стрелкового полка. Они шли на помощь истекавшим кровью защитникам горы Высокой. В роте Яковлева было 217 человек. Они бросились на выручку товарищам быстро и энергично. Через час от роты осталось всего двадцать семь человек, погиб и штабс-капитан Яковлев.

У следующей могилы отец Феофан заговорил еще более взволнованно:

— Кровь, горячую кровь унтер-офицера Старцева я и сейчас ощущаю на своих руках. Я перевязывал его, пуля угодила в вену на руке, и кровь била фонтанчиком. Я пришел с этой ротой, тоже благословив ее на подвиг ратный, когда очень поредели ряды защитников сей высоты. После первого же обстрела артиллерией от роты осталась почти половина. Когда я перевязывал Старцеву рану, японцы сделали еще один залп артиллерии, осколок угодил Старцеву в грудь, просвистев над моей головой. Старцев тут же скончался, я не успел его даже осенить крестом.

У двух могилок, насыпанных близко друг к другу, отец Феофан сказал:

— Побратимы, охотники. Игнатий Черепанов и Петр Чабан.

— Так разведчиков тогда называли? — спросил я.

— Не знаю, как теперь они называются, а в те поры назывались «охотниками». Отправились они темной ночью к неприятельским позициям за «языком». Непростая это была работа. Надо было прорезать проволоку, обойти всякие хитрые приспособления японцев против охотников, которые они навешивали между кольями проволоки. Но не удалось в ту ночь добыть «языка». Что-то где-то они зацепили, залязгало железо, и японцы обнаружили охотников, открыли бешеный огонь из пулемета. Петр был ранен сразу. Игнатий находился поблизости, не бросил его, стал тащить волоком. Но несколько пуль догнали и Черепанова. И тут Игнатий не бросил Петра. Сам истекая кровью, он волочил своего товарища. Они немного не доползли до своих позиций, скончались оба от потери крови. Предал я их земле на другой день. Оба они не успели исповедоваться, да и безгрешны были, аки ангелы.

Особенно тяжелые бои шли за гору Высокую. Она возвышалась над всей панорамой порта, и ее никак нельзя было отдать противнику. Это понимали все: и офицеры, и нижние чины. Наверное, здесь были самые жестокие бои из тех, которые проходили вокруг Порт-Артура. Мы держались до последнего. А последними были одиннадцать солдат под командой прапорщика Бокарева, он тоже был ранен и потерял сознание. И когда не осталось ни одного снаряда и не было командира, я велел одиннадцати героям снять фуражки, осенил каждого Божьим крестом и сказал:

— Братья, мы выполнили свой долг до конца.

Положив раненного командира на носилки и вынув замки от орудий, израненные и контуженные солдаты отошли с редута. Все они здесь лежат. Кто от ран скончался, кто позднее в боях сложил голову.

На форту, который мы оставили, японцы водрузили свой флаг. Но флаг этот не только вдохновлял японских солдат, но и нашим воинам злости прибавил. Не мог, не хотел видеть этот флаг над фортом капитан Лебедев, подоспевший к нам на помощь. Он сказал горячую речь своим воинам и бросился впереди их к форту. Он рубил японцев палашом, стрелял в них из револьвера, а когда кончились патроны, бил врагов этим револьвером, как палицей. Солдаты не отставали от командира, и неприятель дрогнул, стал бежать, а Лебедев дошел до японского флага и сбросил его с бруствера. Устав от жаркой стычки, он снял фуражку и платком вытирал обильный пот, и в это время близко разорвавшийся снаряд сразил храброго офицера. Вот здесь, в этой могиле навсегда упокоен прах его.

Могила капитана Лебедева была, как и другие, покрыта дерном, на кресте начертано его имя и дата смерти.

Мы двинулись дальше. Священник остановился у следующего креста.

— Общих штурмов было четыре, а между ними постоянно шли тяжелые бои. Я все дни находился на фортах и редутах, перевязывал раненых, исповедовал, помогал предстать перед Богом умирающим. Они были чисты и безгрешны, хотя и каялись перед смертью в совершенных грехах. Мне легко было отпускать им грехи, потому что грехи их были невелики, а заслуги перед отечеством огромны.

После падения фортов на горе Высокой события стали развиваться довольно быстро. Японцы установили на этой горе тяжелые орудия и получили возможность обстреливать не только город, но и бухту, и наши корабли, стоявшие в этой бухте на якоре.

Второго дня декабря на форту номер два, который находился на Драконовом хребте, погиб герой обороны и руководитель ее генерал Кондратенко. Мне рассказывал прапорщик, который видел его гибель своими глазами.

Форт номер два наполовину уже был в руках японцев. И ту часть сооружения, которая была еще в наших руках, кто остался жив, отделили от японцев мешками, наполненными землею, создав, своеобразный бруствер. Прикрываясь этим бруствером, отбивались от наседающих врагов. Японцы, неся большие потери, стали применять какие-то дымы с ядовитыми веществами, чтобы вытеснить защитников форта. Подполковник Рашевский донес об этом в штаб обороны. Вот генерал Кондратьев и прибыл, чтобы разобраться с этими дымами. И еще он принес награды тем, кого отметил государь своей царской милостью и пожалованием этих знаков.

Осмотрев остатки позиции, генерал Кондратенко вошел в небольшой каземат, где и вручил высокие награды зауряд-прапорщику Смолянинову и фельдфебелю Макурину. Поблагодарив за службу и поздравив награжденных, генерал Кондратенко поднял в их честь бокал красного вина. И в это время раздался страшный взрыв. Снаряд угодил в каземат. От этого разрыва погибло девять человек, в том числе оба награжденных и генерал Кондратенко.

По единогласному отзыву всех порт-артурцев, Кондратенко был душой обороны, он вдохновлял всех, прибавлял силы на подвиги и труд.

Имя его было обаятельно, слова, советы, просьбы, указания безусловно принимались к руководству. В Порт-Артуре все признавали, что крепость держалась его умом, его талантом, героизмом и светом его личности. С ним, с его смертью исчезла объединявшая всех сила обороны и настойчивое желание держаться до последней крайности. Кондратенко и все, кто погиб в тот день, похоронены в Порт-Артуре, на холме, и холм этот назван в честь него, а звали его Романом, Романовским холмом, и название сие справедливо и удачно сочетается с именем императорской царствующей фамилии Романовых.

Так обошли мы почти все кладбище, оно было невелико, чуть меньше футбольного поля. Обнесено каменной кладкой высотой с метр.

Об этих камнях священник сказал:

— Каждый из них я принес своими руками за эти годы и выложил всю стену.

Кладбище было покрыто свежей зеленой травкой. При здешней летней жаре поддерживать траву в таком состоянии, да еще на горке, тоже, видно, было непросто, и я спросил отца Феофана, как это ему удается.

— Да, эта горка каменистая, и копать могилы здесь было непросто. А потом я дерн носил со всех мест, где мог его обнаружить, и обложил тем дерном могилы и все поле. А вот там, — он показал на следующую за этой высотой сопку, — там я обнаружил хороший родник и подвел его струю сюда, к этой высоте. На самом взгорье у меня накопитель, в котором собирается вода, а потом из этого накопителя по ложбинкам спускаю вдоль могил. Вдоль каждого ряда есть такие канавки. А в тех канавках у меня небольшие ямки, из которых я уже ведром беру и разбрызгиваю, куда вода не доходит самотеком.

Мы слушали и удивлялись подвигу этого благородного и прекрасного человека. Теперь мне было понятно, почему его тело такое прочное и могучее. Сколько же труда вложил этот духовный пастырь ради сохранения памяти своих боевых однополчан! Я спросил его:

— Чем вам помочь? Вот теперь мы пришли, мы что-то же должны сделать?

— Прошение одно: заберите у меня служебные книжки солдат и документы офицеров, чтобы стало известно об их богоугодных делах во славу Отечества семьям, может быть, детям или внукам, которые живут и поныне на родной земле.

— А вы сами, отец Феофан, не хотели бы разве вернуться и поискать своих родных?

— Я мыслю так: едва ли кто жив остался, да и были у меня только матушка да батюшка, ни братьев, ни сестер не послал Господь. А уж мне самому скоро семьдесят. Где уж им в живых быть? Останусь я здесь, со своими служивыми, и лягу с ними рядом, в эту землю, когда призовет Всевышний. Такова уж судьба моя, да так Господь ее определил...

Я поехал в штаб, разыскал генерала Иванова.

И он с несколькими офицерами штаба приехал на это небольшое кладбище и тоже выслушал печальный рассказ отца Феофана. Возвратясь в штаб, генерал Иванов приказал упаковать служебные книжки солдат и офицеров, отправить в Москву.

И еще доложил об отце Феофане главнокомандующему, маршалу Василевскому. Маршал Василевский, как известно, происходил из семьи священника, ему был понятен подвиг отца Феофана. Он наградил его от имени правительства орденом Красной Звезды. Я был при вручении этого ордена священнику-герою. Я видел, как текли слезы из его голубых глаз и падали на белую бороду...»

Вот и весь рассказ моего однополчанина.

Я думаю, это лучшие страницы в моей книге, и читатели оценят редкую возможность услышать рассказ участников и очевидцев двух войн с Японией, разделенных почти половиной века.

Дальше так и напрашивается рассказ об одном субъекте. (Не могу назвать его человеком, он не достоин этого высокого звания, в чем вы сами убедитесь, ознакомившись с его именно бесчеловечными поступками.)

Его существование — полный контраст светлым, добрым делам отца Феофана. Жили они в одни и те же годы, на той же дальневосточной, а временами и порт-артурской земле. Но они абсолютно разные, как светлое солнечное утро и черная мрачная ночь. Я уже упоминал его имя — атаман Семенов.

Итак, разговор Василевского со Сталиным перед высадкой воздушных десантов в Порт-Артур и Дальний. Обсудив подробности этого десантирования, Сталин тогда сказал:

— По данным нашей разведки, в Дальнем окопалась основная группа белогвардейских генералов во главе с атаманом Семеновым. Поручите установить местонахождение этой антисоветской банды. С их кровавыми делами в Забайкалье еще предстоит как следует разобраться.

Слова Сталина, сказанные как бы между прочим, в ходе разговора об очередной операции, были для его подчиненных и приказ, и закон.

Атамана Семенова и его подручных изловили. Доставили в Москву. И не просто расстреляли, хотя они этого заслужили, а судили.

Я располагаю материалами судебного рассмотрения дела Г. М. Семенова и его сподвижников Военной коллегией Верховного суда СССР, которое состоялось в августе 1946 года в Москве.

В наши дни в газетах и художественных произведениях проявляется понимание и даже сострадание к белогвардейским офицерам периода Гражданской войны. Их можно понять, они сражались за свою Родину, за свои привилегии, за свою Россию (в их понимании, справедливость была на их стороне).

Семенов и его подельники, как показало судебное разбирательство, были прислужниками японских захватчиков.

Вот несколько примеров из судебных материалов.

В городе Троицкосавске Забайкальской области, расположенном у самой границы с Монголией, семеновцами был организован застенок, в который свозились для физического истребления «неблагонадежные» из Западной Сибири и Дальнего Востока. Только в городской тюрьме было уничтожено свыше 1500 человек. Заключенных содержали в казармах в невыносимых условиях, в результате чего только за два с половиной месяца от голода и болезней умерло 350 человек.

Кто попадал в этот застенок, безжалостно уничтожался, даже если, с точки зрения семеновцев, он был ни в чем не виноват. Они не хотели иметь свидетелей своих зверств. Специальный суд, возглавляемый одним из самых ярых карателей — сотником Соломахой, не знал иного решения, кроме «расстрелять».

После 26 декабря 1919 года суд вообще не заседал, а расстрелы будто бы по приговору суда продолжались. Под видом «очищения» заключенных от «красных» только 1 и 5 января 1920 года был расстрелян 481 человек.

Оставалось 200 человек больных, находившихся в тюремном лазарете, которые самостоятельно не могли передвигаться. Пришли пьяные семеновцы и учинили над больными зверскую расправу: их рубили шашками, закалывали штыками.

...На станции Андриановка были расстреляны три тысячи человек. Трупы их вывезли в сорока вагонах и закопали...

29 января 1918 года под покровом ночи Семенов во главе своего отряда перешел границу возле станции Маньчжурия и сразу учинил кровавую расправу над рабочей дружиной и членами местного Совета.

Вот разговор, состоявшийся по телефону между ним и работником Читинского Совета:

— Что произошло на станции Маньчжурия?

— Ничего. Все стало спокойно. Ваши красногвардейцы и советчики мне уже не мешают.

— Как это понять? Вы их расстреляли?

— Нет. Я их не расстрелял. У меня патроны ценятся очень дорого. Я их повесил.

Вагон с трупами Семенов приказал начальнику станции отправить в Читу для устрашения большевиков.

Где бы ни появлялись семеновцы, везде они оставляли трупы и пожарища.

«Большевики право на жизнь не имеют, — заявлял Семенов. — Самый лучший большевик — тот, который на виселице».

После изгнания японцев и белогвардейцев с нашей земли Семенов многие годы вел подрывную, диверсионную и шпионскую работу, готовил боевые отряды для вторжения на территорию Советского государства в случае новой войны. И торговать родиной Семенов стал в более крупных масштабах. Если раньше он «дарил» всю Сибирь до Урала японцам, то теперь «отдавал» фашистской Германии остальную территорию — от Урала до западных границ.

«Нам, русским националистам, — писал Семенов в газете «Голос эмигрантов», — нужно проникнуться сознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами «оси» — Японией и Германией».

Семенов с радостным угодничеством приветствовал Гитлера, когда тот пришел к власти. В деле имеется личное письмо — послание Семенова Гитлеру, написанное 29 марта 1933 года.

Захватив в 1931 году территорию Маньчжурии и превратив ее в плацдарм для нападения на СССР, японский генеральный штаб начал подготовку войны против Советского Союза.

— После оккупации Маньчжурии, — показывал Семенов, — я был вызван к начальнику второго отдела штаба Квантунской армии подполковнику Исимуре... Он заявил мне, что японский Генеральный штаб разрабатывает план вторжения японской армии на территорию Советского Союза и отводит в этой операции большую роль белоэмигрантам. Далее Исимура предложил мне готовить вооруженные отряды из белогвардейцев и доложить в ближайшее время о своих мероприятиях.

В соответствии с агрессивными планами Японии в отношении СССР Семенов, Бакшеев, Власьевский, Родзаевский и Шепунов объединили разрозненные белогвардейские организации в «Бюро по делам российских эмигрантов» (БРЭМ) и развернули активную деятельность по подготовке из белогвардейцев вооруженных отрядов для нападения на Советский Союз.

Разумеется, японские милитаристы не собирались даром содержать Семенова и его сообщников. Все они стали агентами японской разведки.

— По мере того как мной передавались японцам собранные сведения о Советском Союзе, — говорил на суде Семенов, — я получал от них денежные вознаграждения и, кроме того, когда по заданию японцев мне приходилось посылать своих агентов за пределы Маньчжурии или лично выезжать в Китай, соответствующие денежные авансы на расходы.

Связь Семенова с японской разведкой, помимо его личного признания, подтверждена также расписками, которые он выдавал этой разведке при каждом получении денежных сумм на шпионскую работу.

В организации шпионажа, диверсий и террора против Советского Союза видную роль играли также Родзаевский и другие пособники Семенова. Родзаевский являлся фюрером белогвардейских фашистов. Он возглавлял «Российский фашистский союз».

По указанию японцев, Родзаевский в 1937 году создал в Харбине секретную школу, в которую отбирались наиболее озлобленные против советской власти члены «Российского фашистского союза». Обученные и соответствующим образом оснащенные члены РФС перебрасывались в Советский Союз для ведения шпионажа и совершения террористических актов.

В период боевых действий у озера Хасан и на реке Халхин-Гол руководимые Семеновым белогвардейские формирования находились в боевой готовности. В случае развития военных действий в пользу Японии они должны были вторгнуться на советскую территорию и принять непосредственное участие в вооруженной борьбе против Красной Армии, а также оказать помощь японцам в укреплении оккупационного режима.

Семенов признавался на суде:

— Танаки сказал, что когда он станет премьером, то направит деятельность японского правительства на осуществление давно намеченного им плана отторжения Восточной Сибири от СССР и добьется создания на этой территории «буферного государства». Пост руководителя этого государства Танаки обещал мне. Он рекомендовал активизировать подготовку белоэмигрантов к войне против СССР с таким расчетом, чтобы они могли сыграть в ней свою роль.

За совершенные тягчайшие преступления против Советской власти и народов Советского Союза Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила: Семенова Г. М. — к смертной казни через повешение, а его ближайших пособников — к расстрелу, более мелких подельников — к различным срокам лишения свободы.

Однако мы с этой ретроспекцией и заглядыванием вперед отклонились от событий, завершавших боевые действия на Востоке.

К исходу 22 августа войска 39-й армии полностью заняли Ляодунский полуостров и освободили города Чанчунь, Мукден, Дайрен, Порт-Артур, Тунляо и другие.

С 24 по 29 августа главные силы 6-й гвардейской танковой армии сосредоточились в районах Мукдена, Фусина, Дайрена, Порт-Артура.

30 августа по распоряжению командующего фронтом маршала Малиновского части 5-го гвардейского танкового и 9-го гвардейского механизированного корпусов были остановлены в районах Тунляо и Мукдена. Для дальнейшего продвижения на Ляодунский полуостров предназначался 7-й механизированный корпус, который в последующем был выведен из состава 6-й гвардейской танковой армии и передан 39-й армии.

Завершилась последняя операция 6-й гвардейской танковой армии. В ходе ее танковая армия в исключительно тяжелых условиях местности прошла более 1100 км, со среднесуточным темпом продвижения 80–100 км. Высокие темпы наступления танковой армии были достигнуты благодаря искусной организации наступления, правильному обеспечению, а также высокому моральному состоянию и боеспособности личного состава.

Воины армии проявили беспримерный героизм. На привокзальной площади Мукдена китайский народ воздвиг памятник советским танкистам: он символично изображает советский танк как бы парящий в воздухе. Это бесстрашные советские танкисты преодолели Большой Хинган и принесли свободу народу, который десятилетиями угнетался японскими империалистами.

Вечером 23 августа, когда продолжалось разоружение японских частей Порт-Артурского гарнизона, изымалось и складировалось оружие и боеприпасы, в Москве состоялось объединенное заседание членов Политбюро, ГКО и Ставки.

Сталин негромко сказал начальнику Генштаба:

— Ваш доклад об обстановке на Дальневосточном театре военных действий, товарищ Антонов, должен показать присутствующим товарищам, стоит ли сегодня салютовать в честь окончательной победы над Японией или салют следует отложить еще на несколько дней.

Генерал армии Антонов тут же сказал:

— Чтобы принять такое решение, товарищ Сталин, Ставка обязательно должна знать мнение на этот счет главкома Дальневосточной группировки маршала Василевского.

— Мнение главкома Дальневосточной группировки членам Политбюро ЦК известно, товарищ Антонов. Час назад я разговаривал с товарищем Василевским по телефону. Он считает, что войска Квантунской армии в Маньчжурии и Северной Корее практически полностью разгромлены и повсеместно идет сдача в плен уцелевших ее остатков. Такого же мнения придерживается и командующий Тихоокеанским флотом адмирал Юмашев. Он доложил, что очаговое сопротивление японских войск на Сахалине и Курильских островах будет подавлено в течение трех-четырех дней.

— Вот на эти три-четыре дня и надо отложить проведение победного салюта, товарищ Сталин. Пусть наши войска полностью закончат боевые операции и на островах, — сказал председатель Госплана Вознесенский, слышавший этот разговор.

— Ситуация складывается так, товарищ Вознесенский, что тянуть дальше с салютом в Москве нельзя, — Верховный пристально посмотрел на председателя Госплана. — Вторую неделю американы празднуют победу над Японией и упорно подчеркивают, что она добыта усилиями прежде всего вооруженных сил Соединенных Штатов. Но любому человеку, который мало-мальски разбирается в военных делах, ясно, что без разгрома Квантунской армии на материке ни о какой безоговорочной капитуляции Японии не могло быть и речи. Но Трумэн торопится с победными заявлениями сознательно. Он связывает с длительной оккупацией японских островов далеко идущие политические цели во всей Азии.

Вечером 23 августа Москва салютовала в честь победы, одержанной на Дальнем Востоке войсками Забайкальского, 2-го и 1-го Дальневосточных фронтов, Тихоокеанского флота и войсками Народно-революционной армии Монголии. Весомый вклад в дело разгрома японских захватчиков внесла Народно-освободительная армия Китая.

А на Востоке боевые действия продолжались. Еще за неделю до победного салюта, 15 августа, маршал Василевский приказал командующему Тихоокеанским флотом адмиралу Юмашеву подготовить и провести захват острова Шимушу. В десант выделялись два полка 101-й стрелковой дивизии с Камчатки, один дивизион 428-го гаубичного артполка, 279-й артиллерийский полк, 169-й истребительный противотанковый дивизион, батальон морской пехоты (1000 человек).

Днем 23 августа (к 15.30) десантные войска заняли остров Шимушу. Были разоружены около 14 тысяч японских солдат и офицеров, взяты 45 танков, артиллерия и другое оружие.

24 августа боевых действий не было. На острове Шимушу продолжался прием пленных японцев и подсчет трофеев.

Командующий Северной группой японских войск на Курильских островах генерал-лейтенант Цуцуми-Фусаки отдал по радио приказ:

«23 августа 1945 года всем войскам северной части Курильских островов, включительно остров Уруппу (ныне остров Уруп), по прибытии советских войск с представителями моего штаба немедленно складывать оружие и выполнять распоряжения советского командования».

Вечером 23 августа, после заседания Политбюро и Государственного Комитета обороны и Ставки, когда гремел салют в Москве, Сталин подписал Приказ № 372. Это был подлинно исторический документ, он завершил Великую Отечественную войну.

Не поленитесь, не пожалейте времени, проявите уважение и внимание к достойнейшим соотечественникам. Читайте этот приказ, не торопясь, каждую строчку, каждое имя. Они заслужили нашей благодарности и преклонения.

ПРИКАЗ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ СОВЕТСКИМИ ВОЙСКАМИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ Маршалу Советского Союза ВАСИЛЕВСКОМУ

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ЗАБАЙКАЛЬСКОГО ФРОНТА Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ 1-го ДАЛЬНЕВОСТОЧНОГО ФРОНТА Маршалу Советского Союза МЕРЕЦКОВУ

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ 2-го ДАЛЬНЕВОСТОЧНОГО ФРОНТА Генералу армии ПУРКАЕВУ

КОМАНДУЮЩЕМУ ТИХООКЕАНСКИМ ФЛОТОМ Адмиралу ЮМАШЕВУ

Войска Забайкальского, 1-го Дальневосточного и 2-го Дальневосточного фронтов, корабли и части Тихоокеанского флота 9 августа начали боевые действия против японских войск на Дальнем Востоке.

При поддержке мощного артиллерийского огня и ударов авиации наши войска прорвали долговременную, глубоко эшелонированную оборону противника на границах Маньчжурии, форсировали горный хребет Большой Хинган, реки Амур, Уссури и, развивая стремительное наступление в глубь Маньчжурии, продвинулись вперед от 500 до 950 километров, заняли всю Маньчжурию, Южный Сахалин и острова Сюмусю и Парамушир из группы Курильских островов.

Квантунская армия японцев после безуспешных контратак прекратила сопротивление, сложила оружие и сдалась нашим войскам в плен.

Войска Забайкальского фронта под командованием Маршала Советского Союза Малиновского во взаимодействии с Монгольской армией маршала Чойбалсана прорвали Маньчжуро-Чжалайнурский и Халун-Аршанский укрепленные районы японцев, форсировали горный хребет Большой Хинган, преодолели безводные степи Монголии и, продвинувшись вперед на 950 километров, овладели главным городом Маньчжурии Чанчунь и городами Мукден, Цицикар, Жэхэ, Дайрэн, Порт-Артур.

Войска 1-го Дальневосточного фронта под командованием Маршала Советского Союза Мерецкова форсировали реку Уссури, прорвали Хутоуский, Мишаньский, Пограничненский и Дуннинский укрепленные районы японцев, преодолели труднодоступную горно-таежную местность, продвинулись вперед на 500 километров и овладели городами Мишань, Гирин, Яньцзи, Харбин.

Войска 2-го Дальневосточного фронта под командованием генерала армии Пуркаева во взаимодействии с Амурской военной флотилией под командованием контр-адмирала Антонова форсировали реки Амур и Уссури и, продвинувшись вперед на 550 километров, овладели городами Цзямусы, Мэргэнь, Бэйаньчжэнь.

Одновременно войска фронта во взаимодействии с Северной Тихоокеанской флотилией под командованием вице-адмирала Андреева овладели южной половиной острова Сахалин, а также заняли острова Сюмусю и Парамушир из группы Курильских островов.

Корабли и части Тихоокеанского флота под командованием адмирала Юмашева заняли в Северной Корее порты и города Юки, Расин, Сейсин, Ранан, Гензан.

В боях на Дальнем Востоке отличились войска генерал-полковника Иванова, генерала армии Захарова, генерал-лейтенанта Крутикова, генерал-лейтенанта Шевченко, генерала армии Масленникова, генерал-полковника Виноградова, генерал-полковника Людникова, генерал-лейтенанта Лучинского, генерал-лейтенанта Данилова, генерал-полковника Манагарова, генерал-полковника Ковалева, генерал-лейтенанта Иванова, генерал-полковника Крылова, генерал-полковника Белобородова, генерал-полковника Чистякова, генерал-лейтенанта Захватаева, генерал-лейтенанта Мамонова, генерал-лейтенанта танковых войск Терехина, генерал-майора Черемисова, генерал-лейтенанта Фоменко, генерал-лейтенанта Рогачевского, генерал-майора Симиновского, генерал-майора Спирова, генерал-майора Яковлева, генерал-майора Приходько, генерал-майора Масленникова, генерал-лейтенанта Пеньковского, генерал-майора Воронцова, генерал-лейтенанта Лопатина, генерал-лейтенанта Безуглого, генерал-лейтенанта Олешева, генерал-майора Попова, генерал-майора Ревуненкова, генерал-лейтенанта Афонина, генерал-лейтенанта Терентьева, генерал-лейтенанта Сафиулина, генерал-майора Перекрестова, генерал-майора Казарцева, генерал-майора Иванова, генерал-лейтенанта Ксенофонтова, генерал-лейтенанта Никитина, генерал-лейтенанта Ловягина, генерал-майора Скворцова, генерал-майора Морозова, генерал-майора Шанина, генерал-майора Гнечко, генерал-майора Пашкова, генерал-майора Дьяконова, генерал-майора Замахаева, генерал-майора Соловьева, генерал-майора Полянского, полковника Майорова, генерал-майора Соколовского, полковника Гузенко, полковника Сгибнева, генерал-майора Квашнина, генерал-майора Бибикова, генерал-майора Кожанова, генерал-майора Басанца, генерал-майора Усачева, генерал-майора Лозановича, генерал-майора Панченко, генерал-майора Кушнаренко, генерал-майора Зарецкого, полковника Дубовика, полковника Лазарева, полковника Баджелидзе, генерал-майора Соловьева, полковника Балдынова, генерал-майора Криволапова, полковника Мальчевского, полковника Бушина, генерал-майора Миляева, генерал-майора Здановича, полковника Кривохижина, полковника Закирова, генерал-майора Шелахова, генерал-майора Калинина, генерал-майора Красновского, генерал-майора Городовикова, генерал-майора Казаряна, генерал-майора Гладышева, генерал-майора Савина, генерал-майора Семенова, генерал-майора Свирса, генерал-майора Батракова, генерал-майора Виноградова, генерал-майора Мамаева, генерал-майора Черепанова, генерал-майора Тимошенко, полковника Кусакина, полковника Андрусенко, полковника Яковлева, полковника Зорина, полковника Ставцева, полковника Мануйлова, полковника Гвоздикова, полковника Нестерова, полковника Печененко, полковника Цыпленкова, полковника Туголукова, полковника Исакова, полковника Дмитриева, полковника Лебедева, генерал-майора артиллерии Шуршина, генерал-майора Жестакова, генерал-майора Матюхина, полковника Подпорина, [полковника] Котова, полковника Завадского, полковника Вавина, полковника Марова, генерал-майора Крючкова, генерал-майора Демина, генерал-майора Василевича, генерал-майора Батурова, генерал-майора Дьякова, полковника Шеина, подполковника Оганезова, полковника Фочкина, полковника Мулина, полковника Захарова, подполковника Корызно, полковника Шамсутдинова, полковника Темина, подполковника Ситникова, подполковника Юдина, подполковника Меркурьева, генерал-майора Притулы, полковника Артеменко, майора Колбасина, подполковника Скрынникова, майора Челышева, подполковника Мельниченко, майора Авраменко;

кавалеристы генерал-полковника Плиева, генерал-майора Никифорова, генерал-майора Коркуца, генерал-майора Деде-оглу, кавалеристы Монгольской армии генерал-майора Доржпалана, полковника Цэдэндаша, полковника Доржа, подполковника Одсурэна;

танкисты генерал-полковника танковых войск Кравченко, генерал-полковника танковых войск Соломатина, генерал-полковника танковых войск Куркина, генерал-лейтенанта танковых войск Кононова, генерал-майора танковых войск Радкевича, генерал-лейтенанта танковых войск Штромберга, генерал-лейтенанта танковых войск Каткова, генерал-лейтенанта танковых войск Волкова, генерал-лейтенанта танковых войск Савельева, генерал-лейтенанта танковых войск Васильева, генерал-майора танковых войск Савченко, генерал-майора танковых войск Цинченко, полковника Панченко, генерал-майора танковых войск Семенюка, полковника Суняна, полковника Сазыкина, генерал-майора танковых войск Троицкого, полковника Воронкова, полковника Ивановича, полковника Михайлова, полковника Сюнькова, полковника Жилина, подполковника Горлача, полковника Остапенко, генерал-майора танковых войск Таранова, полковника Масленникова, полковника Воронова, подполковника Сорочинского, полковника Селезнева, полковника Лаптева, полковника Липичева, подполковника Шульмейстера, подполковника Прокофьева, подполковника Очаковского, полковника Тюрнева, подполковника Курносова, подполковника Соловья, подполковника Сметанина, подполковника Иванушкина, подполковника Попова, подполковника Дорожинского, полковника Карпова, полковника Величко, полковника Обруча, полковника Панова, полковника Суховарова, полковника Афанасьева, полковника Илюхина, полковника Нянтайсурэна, подполковника Чаплыгина, подполковника Никитина, подполковника Крупецкого, подполковника Морозова, подполковника Анищика, подполковника Кузьмина, подполковника Яковлева, подполковника Корнеева, подполковника Караулова, полковника Винокурова, подполковника Кузнецова, подполковника Потапова, подполковника Замидченко, подполковника Тимиргалеева;

моряки вице-адмирала Фролова, контр-адмирала Ивановского, контр-адмирала Федорова, генерал-майора Трушина, капитана 1 ранга Студеничникова, капитана 1 ранга Капанадзе, капитана 2 ранга Кухты, капитана 1 ранга Пономарева, капитана 1 ранга Потапенко, капитана 1 ранга Полтавского, капитана 1 ранга Танкевича, капитана 2 ранга Кринова, генерал-майора береговой службы Лаковникова, капитана 3 ранга Беспалова, капитана 3 ранга Тулина, майора Бараболько, капитана 3 ранга Абызова, капитана 2 ранга Миронова, майора Реутова, старшего лейтенанта Захаренко, старшего лейтенанта Леонова, капитан-лейтенанта Куратева;

артиллеристы маршала артиллерии Чистякова, генерал-полковника артиллерии Фомина, генерал-полковника Дегтярева, генерал-лейтенанта артиллерии Парсегова, генерал-лейтенанта артиллерии Бажанова, генерал-майора артиллерии Петропавловского, генерал-майора артиллерии Самойлова, генерал-лейтенанта артиллерии Воеводина, генерал-майора артиллерии Алексеева, генерал-майора артиллерии Куликова, генерал-лейтенанта артиллерии Федорова, генерал-лейтенанта артиллерии Казакова, генерал-лейтенанта артиллерии Цикало, генерал-лейтенанта артиллерии Макарова, генерал-майора артиллерии Попова, полковника Погорелого, полковника Ермакова, полковника Осокина, полковника Павлова-Разина, полковника Шкляренко, полковника Смирнова, полковника Живуцкого, полковника Пастуха, полковника Бойко, полковника Максименко, полковника Черномаза, полковника Шалимы, полковника Диденко, [подполковника] Лянского, подполковника Баранова, майора Стебакова, полковника Соколова, полковника Потифорова, полковника Васильева, полковника Волкова, полковника Богданова, полковника Мицкевича, полковника Катунина, полковника Реутова, полковника Несветайло, полковника Балагурова, полковника Лукьянова, полковника Ершова, полковника Тарасова, полковника Мишнина, полковника Степанцева, полковника Кириллова, полковника Королева, полковника Арутюняна, полковника Меньшикова, полковника Чумака, полковника Красильникова, полковника Шутова, полковника Айрацетова, полковника Романова, полковника Иванова, полковника Головко, полковника Богушева, полковника Сычугова, полковника Чайковского, полковника Сапожникова, полковника Репьева, полковника Новодранова, полковника Иванова, полковника Гацко, подполковника Кузнецова, подполковника Кезевадзе, майора Гонорского, подполковника Оленина, майора Галустяна, подполковника Нахимчука, подполковника Шамаева, майора Неклюдова;

летчики главного маршала авиации Новикова, маршала авиации Худякова, генерал-полковника авиации Соколова, генерал-полковника авиации Жигарева, генерал-лейтенанта авиации Лемешко, генерал-майора авиации Дзюбы, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-майора авиации Степанова, генерал-майора авиации Скока, генерал-лейтенанта авиации Ушакова, генерал-майора авиации Дубошина, генерал-майора авиации Зайсанова, генерал-майора авиации Щелкина, генерал-майора авиации Сучкова, полковника Белого, полковника Лебедева, полковника Финогенова, [подполковника] Сажина, [подполковника] Силаева, полковника Савельева, полковника Ерохина, полковника Плещенко, полковника Сухачева, полковника Туренко, полковника Фокина, полковника Горского, подполковника Коробейникова, полковника Калинушкина, полковника Федоренко, полковника Михайлова, полковника Немцевича, полковника Кислова, подполковника Макарова, полковника Нюхтилина, полковника Горлова, полковника Володина, подполковника Кочергина, подполковника Еремина, подполковника Цедрика, подполковника Силаева, подполковника Бронзы, полковника Мищенко, подполковника Соломахина, полковника Барташова, полковника Романенко, подполковника Коваленко, подполковника Нижегородцева, майора Сидина, майора Нехаева;

саперы генерал-полковника инженерных войск Цирлина, генерал-полковника инженерных войск Хренова, генерал-лейтенанта инженерных войск Молева, полковника Тимошенко, полковника Алтонена, полковника Фадеева, генерал-майора инженерных войск Тупичева, подполковника Суцьина, полковника Леймана, полковника Сафронова, полковника Ефанова, полковника Гарпинича, полковника Николаева, полковника Марчака, полковника Соколова, полковника Кокорина, подполковника Чудесенко, подполковника Маричева, подполковника Будилова, подполковника Пономаренко, майора Кобы, майора Лизунова, майора Лагерева, майора Уфимцева, полковника Попова, полковника Аб-бакумова, полковника Пархомчука, подполковника Голуковича, полковника Исаева, полковника Свешникова, подполковника Семенова, майора Корбута, майора Чернеца, подполковника Лапика, майора Гуськова, майора Косульникова, капитана Пригоры, капитана Ткачева, капитана Покроева;

связисты генерал-полковника войск связи Псурцева, генерал-полковника войск связи Леонова, генерал-лейтенанта войск связи Добыкина, генерал-майора войск связи Новиницкого, генерал-майора войск связи Сорокина, генерал-майора войск связи Баранова, генерал-майора войск связи Боровягина, полковника Шервуда, полковника Приходая, полковника Кургаева, полковника Доленко, полковника Макаренко, полковника Евдокимова, подполковника Зака, полковника Королева, полковника Ситникова, полковника государственной безопасности Карпова, полковника Лобанова, подполковника Романенко, майора Ахмерова, инженер-майора Филатова, капитана Ткача.

В ознаменование одержанной победы соединения, части и корабли, наиболее отличившиеся в боях на Дальнем Востоке, представить к присвоению наименований «Хинганских», «Амурских», «Уссурийских», «Харбинских», «Мукденских», «Сахалинских», «Курильских», «Порт-Артурских» и к награждению орденами.

Сегодня, 23 августа, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным Забайкальским, Дальневосточным войскам и Тихоокеанскому флоту, а также Монгольской армии маршала Чойбалсана, освободившим Маньчжурию, Южный Сахалин и часть Курильских островов, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам и Военно-Морскому Флоту, участвовавшим в боях с японцами на Дальнем Востоке.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Пусть живут и здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской Флот!

Верховный Главнокомандующий Генералиссимус Советского Союза И. СТАЛИН

23 августа 1945 года. № 372

Обращаю внимание читателей на то, что Приказ о проведении Парада победителей на Красной площади № 370 от 22 июня 1945 года Сталин подписал званием «маршал». А Приказ № 372 о завершении боевых действий на Дальнем Востоке он подписал новым, недавно присвоенным ему Верховным Советом СССР уникальным в истории нашей Родины званием «генералиссимус».

Очень к месту стоит это звание, завершая длинный перечень имен победителей: Сталин среди них равный и подлинный Верховный главнокомандующий. Он руководил победным разгромом Японии в звании генералиссимуса!

А теперь наш добрый путеводитель по Токио Михаил Иванович Иванов расскажет, как десантировались американцы на военно-морскую базу Японии:

«Новое правительство принца Хигасикуни, готовясь к встрече союзников, спешило демобилизовать армию и флот, спрятать все, что только можно. Но оно не успевало сделать все намеченное до прихода оккупационных войск. Чтобы выиграть время, японское правительство неоднократно обращалось к американскому командованию в Маниле с просьбой об отсрочке. Объявленный главнокомандующим союзными войсками в Японии генерал Макартур и сам не спешил с высадкой оккупационных войск. Наконец был назначен день высадки — 28 августа. В этот день рано утром, приведя себя в праздничный вид, мы с офицером нашего военно-морского аппарата отправились на посольской «эмке» в главную военно-морскую базу Японии Йокосука, где предстояла высадка американских десантных войск. Это было едва ли не первым посещением советскими людьми цитадели японского флота. На базе нас встретил японский морской офицер и проводил к главному причалу.

Сохранившиеся японские военные корабли сосредоточены у вспомогательного причала, орудия зачехлены, на мачтах и реях белые флаги.

Нас представили уже немолодому вице-адмиралу — командующему базой. Он вежливо поклонился и продолжал заниматься своим делом. Вид у него был очень мрачный. Впоследствии писали, что, сдав американцам базу, вице-адмирал покончил с собой ударом морского кортика. Всего в тот день совершили харакири 128 японских морских офицеров.

Поднявшись на верхний этаж здания базы с хорошим круговым обзором, мы увидели на внешнем рейде большое количество американских военных кораблей во главе с флагманским кораблем адмирала Нимица.

Около 10 часов утра несколько американских малых судов и десантных барж направились в сторону базы. На главном флагштоке штаба базы были подняты сигнальные флаги, которые, как объяснил наш спутник, означали: «Приветствуем высадку!».

Когда первая десантная баржа, сопровождаемая катерами, подошла к причалу, командующий, не торопясь, спустился вниз и через переводчика доложил какому-то чину флота США о сдаче базы. Больше его никто не видел.

Нам было интересно наблюдать, как американские моряки, несомненно, владея искусством проведения такого рода операций, медленно и осторожно, эшелон за эшелоном наращивали силы десанта, совершив затем высадку на берег. Возможно, союзники все еще опасались каких-то непредвиденных провокаций со стороны японцев, а может быть, просто хотели продемонстрировать свое мастерство. Высадка шла энергично, но неторопливо, с надежным артиллерийским и воздушным прикрытием. Насколько я помню, высаживалась отдельная дивизия во главе с полковником.

Со стороны японцев ни малейшего противодействия десанту. Передовые его подразделения очень быстро заняли базу и ведущие к ней дороги. Скоро между десантниками и местным населением завязался своеобразный диалог: высадившиеся янки что-то спрашивали, не переставая жевать резинку, а перепуганные жители пытались им отвечать. Конечно, никто друг друга толком не понимал. Многие из американских солдат доставали из карманов и пытались пользоваться англо-японскими разговорниками, тыча ими в лицо прохожему.

К 14 часам дня высадка десанта закончилась. Неожиданно к нам подъехал на большой скорости «виллис», в котором находились лейтенант и два американских солдата. Они стали выяснять, кто мы такие. Не разобравшись, как следует, лейтенант приказал нашей машине следовать за его «виллисом». У здания бывшего офицерского собрания базы мы остановились, и лейтенант, вынув из кобуры пистолет, отконвоировал нас к командиру дивизии.

«Вот те русские, о которых докладывал майор из разведки», — сказал он полковнику. Последний, не дослушав рапорт лейтенанта, принялся распекать нас. В большом волнении он кричал: «На каком основании русские первыми прибыли в базу Йокосука, разве вам не известно указание Макартура о том, что именно его дивизия занимает эту базу?» Когда полковник остановился, чтобы перевести дух, мы объяснили ему, что мы — советские дипломаты и прибыли в Токио, чтобы встретить наших союзников и поздравить их с успешной высадкой.

Картина моментально переменилась. Теперь полковник с тем же остервенением накинулся на майора разведки, устроив ему взбучку за напрасную панику. Тут же он приказал подать шампанское и экспромтом произнес короткую речь. Подробностей ее не помню, но было сказано примерно следующее: «Ребята, это русские дипломаты и офицеры. Им пришлось всю войну провести под американскими бомбами в Токио. Они выполняли поручения своего правительства. Могу вас заверить, что русские парни — отличный народ. Я с ними воевал в Германии и пил русскую водку. Выпьем же теперь за встречу с русскими в Японии!». Затем полковник крепко пожал нам руки. Первый контакт с союзниками был установлен.

Вскоре к причалу подошли катера адмиралов Нимица и Хэлси, которым предстояло отправиться на аэродром Ацуги, куда через несколько часов должен был прибыть из Манилы генерал Макартур. Наш знакомый полковник, с недоверием посмотрев на нашу потрепанную «эмку», предложил поехать в его новеньком «плимуте».

К 15 часам того же дня на военно-морском аэродроме Ацуги все было готово к встрече генерала Макартура. Аэродром оцеплен японской военизированной охраной. На аэродром никого, кроме иностранных гостей, не пускают. Точно в назначенное время со стороны моря появился американский турбовинтовой самолет «Дуглас», сопровождаемый десятком истребителей.

«Дуглас», о котором рассказывали, что он всю войну служил генералу и якобы покрыт специальной непробиваемой броней, сел на взлетную полосу. Истребители же на огромной скорости с ревом пронеслись над нами.

Остановились моторы, и перед самолетом выстроилась шеренга двухметровых парней из личной охраны генерала. После некоторой паузы из самолета вышел усталый генерал Макартур. Он долгое время смотрел в сторону горы Фудзи и только после этого повернулся к встречавшей его толпе генералов, офицеров и дипломатов. Первым к Макартуру направился главнокомандующий флотом США на Тихом океане адмирал Нимиц. Они дружески приветствовали друг друга. Затем подошли другие должностные лица из штаба Макартура, прибывшие в Токио раньше.

С аэродрома генерал Макартур в сопровождении эскорта американских машин направился в посольство США в Токио, откуда он отныне должен был управлять оккупированной Японией. С этого дня над американским посольством вновь поднят звездно-полосатый флаг...»

Генерал Макартур назначил подписание акта о капитуляции на 2 сентября.

Советское Информбюро сообщило в этот день:

«ЦК ВКП(б) и СНК СССР поздравили советский народ с победой над Японией и окончанием Второй мировой войны. В поздравлении подчеркивается величие подвига советского народа и его армии в разгроме фашистской Германии и империалистической Японии.

Президиум Верховного Совета СССР принял Указ об объявлении 3 сентября праздником Победы над Японией.

В Токио представители Японии подписали акт о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил».

И еще раз мы имеем счастливую возможность узнать подробности этой заключительной церемонии, благодаря Иванову, который там присутствовал:

«Мы прибыли на набережную Иокогамы к семи часам утра, откуда всех приглашенных доставили катерами на линкор. Японских представителей перевезли на американском эсминце. В воздухе дежурят истребители. На рейде, как на военном параде, выстроились десятки военных кораблей США. Между берегом и линкором «Миссури» непрерывно снуют американские катера, всюду военная полиция.

Все готово к началу церемонии. Главные действующие лица разместились на верхней палубе линкора. Генерал Макартур стоял на некотором удалении от остальных, подчеркнуто сохраняя дистанцию. В составе советской делегации пять генералов и политический советник. Победителей и побежденных разделял длинный стол, покрытый зеленым сукном, на котором лежали документы. В японской группе впереди бывший министр иностранных дел Мамору Сигэмицу и начальник генерального штаба Японии генерал Ёсидзиро Умэдзу, за ними — сопровождавшие лица. Нас интересовал вопрос, почему здесь Сигэмицу и Умэдзу? Видимо, потому, что они являлись последними руководителями дипломатического и военного ведомств Японии.

Генерал Макартур открывает церемонию. Он скуп на слова: по-военному кратко, одной фразой изложил суть происходящего. Первым к столу подошел, волоча протез и опираясь на палку, Сигэмицу. Он во фраке, лицо бледное, неподвижное. Сигэмицу медленно сел и сделал запись в акте о безоговорочной капитуляции: «От имени императора и правительства и по их приказу. Мамору Сигэмицу». Поставив подпись, он на какое-то время задумался, словно взвешивая значение совершенного им акта, затем с трудом поднялся, поклонился в сторону генералов и заковылял на свое место.

Затем то же самое проделал генерал Умэдзу. Оставленная им запись, как и у Сигэмицу, снимает с него личную ответственность, потому что гласит: «От имени Ставки и по ее приказу. Ёсидзиро Умэдзу». Генерал в военной форме, с орденами, но без традиционного самурайского меча: американские власти запретили иметь при себе оружие, поэтому ему пришлось оставить меч на берегу. Генерал держится бодрее, чем Сигэмицу, однако вид у него также траурный.

Генерал Макартур первым подписывает акт от имени США, затем ставит свою подпись представитель Советского Союза генерал-лейтенант Деревянко К. Н. , дальше ставят подписи представители Великобритании, Китая, Австралии, Канады, Франции, Голландии и Новой Зеландии. Документ о капитуляции оформлен, теперь дело за выполнением. По окончании церемонии генерал Макартур приглашает участвующих в салон корабля на бокал шампанского. Японская делегация некоторое время одиноко стоит на палубе. Через некоторое время им вручают черную папку с экземпляром подписанного акта и уводят по трапу вниз, где их ждет катер...»

Не возник ли у вас вопрос: почему исторический документ «Акт о капитуляции Японии» подписывает от СССР генерал-лейтенант? От США подписывает главнокомандующий на Тихоокеанском ТВД генерал Макартур, по логике происходящего вроде бы должен с нашей стороны подписывать Главнокомандующий на Дальневосточном ТВД маршал Василевский.

Я не нашел официального объяснения этой замене, кроме устного распоряжения об этом Сталина.

Почему он так решил, мы можем только догадываться. Опять-таки, по логике событий, можно предположить следующее: в мае 1945 года, когда Жуков в Берлине подписывал Акт о капитуляции Германии, на то историческое событие не прибыл Верховный командующий экспедиционными силами Союзников генерал Эйзенхауэр. Союзники прислали для подписания акта о капитуляции главного маршала авиации Теддера. При всем уважении к Теддеру, он, как летчик, все же имел весьма скромное отношение к победам войск, одержанным на земле. Его назначение вполне обоснованно было воспринято Сталиным как желание союзников принизить значение акта, подписанного советским командованием.

Память у Сталина была отличная, вот он и приказал послать к главкому Макартуру для подписания акта генерал-лейтенанта Деревянко.

Но, надо сказать, поступил так Сталин не в ущерб интересам дела. Он прекрасно знал и помнил Деревянко как кадрового разведчика, который хорошо ориентировался в дальневосточных делах.

Незавидна судьба разведчиков, из-за секретности их работы не принято о них ни писать, ни говорить. Вот и о Деревянко нет ни строчки в многотомной военной энциклопедии, нет и в энциклопедии «Великая Отечественная война», в которой упомянуты личности менее заслуженные и даже враги наши — гитлеровские и японские военачальники.

После подписания исторического «Акта о капитуляции Японии» и сам Деревянко вошел в историю, но...

Сообщу хотя бы то, что мне известно о Кузьме Николаевиче Деревянко.

Родился он 13 сентября 1904 года в селе Косеновка Уманского района Черкасской области. Родители его — крестьяне. В Красной Армии служил с августа 1922 года. В 1933–1936 годах учился и окончил специальный (разведывательный) факультет Академии им. М. В. Фрунзе. Работал в Главном разведуправлении. Выполнял до 1938 года спецзадание в Китае. С июня 1938-го по июль 1940 года — опять в Центральном аппарате ГРУ. Участвовал в советско-финляндской войне с лыжным отрядом «Особого назначения». Затем был один год заместителем начальника разведотдела штаба Прибалтийского особого военного округа. В годы Великой Отечественной войны — начальник разведотдела штаба Северо-Западного фронта. Знакома ему и представительская работа — в мае-июле 1945 года был представителем советского командования в Австрии.

Сталин знал и помнил Деревянно, и поэтому сам лично назначил его уполномоченным Верховного главнокомандующего Красной Армии для подписания «Акта капитуляции Японии». Миссия генерала Деревянко не ограничивалась только подписанием акта. Сталин назначил его членом Союзного совета по Японии от СССР, и Деревянко выполнял эти трудные и сложные обязанности с августа 1945 по май 1950 года.

О том, что перед отлетом в Японию Сталин инструктировал Деревянко лично, не может быть сомнений. Генерал еще до процедуры подписания акта встретился с Макартуром и ставил перед ним вопросы таких масштабов, какие по своей инициативе, без благословения Сталина, он, конечно же, высказывать не мог.

Приведу краткую запись их беседы.

Сначала Макартур строго «напал» на Деревянко:

— Почему советские войска нарушают нашу договоренность о том, что должны остановиться на 38-й параллели? Вместо того чтобы остановиться, они дошли до Сеула и занимаются разоружением частей Квантунской армии!

Деревянко спокойно пояснил:

— В Южной Корее ваших войск пока нет. Нам неизвестно, когда они там появятся. Идет война, нельзя же допустить, чтобы армия противника могла свободно передвигаться, собирать силы для контрударов. Вот мы ее и добивали, брали в плен, разоружали. Как только прибудут в Сеул американские оккупационные силы, мы Сеул передадим вам и отойдем к 38-й параллели, как договаривались.

Кузьма Николаевич решил, в свою очередь, поставить в затруднение собеседника:

— Не кажется ли вам, господин генерал, что нам, союзникам, следует провести в Токио парад Победы над Японией до конца сентября? Для участия в нем привлечь одно-два соединения от всех союзных армий, воевавших на Дальневосточном театре военных действий?

Вопрос явно смутил Макартура, он отделался шаблонным ответом:

— Я обдумаю ваше предложение и сообщу свое решение советскому командованию.

Деревянко выдвинул и проблему (которую без указаний Сталина, конечно, не поставил бы):

— Нам кажется необходимым создать Контрольный совет по Японии из представителей союзных держав. Тем более, что есть хороший опыт работы такого совета в Германии.

Макартур ответил не сразу:

— Опыт работы в Германии может не подойти для Дальнего Востока. И вообще, такие проблемы должны решаться правительствами, а не нами, военными.

Следующие слова Деревянко просто поставили Макартура в тупик:

— Если вы упомянули правительство, то я довожу до вашего сведения, что наше правительство считает необходимым разделить японский военный и морской флот между нами, победителями. Мы потеряли во время войны много судов и сто восемьдесят наших торговых судов были задержаны японцами в море и в портах. Возмещение потерь, нам кажется, необходимо произвести в ближайшее время, поручив это специальной совместной комиссии.

Макартур опять отговорился государственным уровнем и прервал беседу, сославшись на необходимость готовиться к завтрашнему подписанию акта.

Так что генерал-лейтенант Деревянко Кузьма Николаевич был не простой «подписант» в церемонии капитуляции, а действовал четыре года и в Совете по Японии как опытный разведчик и личный представитель Сталина.

Здесь, мне кажется, пора и можно сказать правду и о нашем добром «путеводителе» по событиям в Токио, работнике советского консульства Михаиле Ивановиче Иванове. Он кадровый офицер Главного разведывательного управления, консульство было его «крышей».

Иванов в 1934 году окончил училище связи, привлечен на работу в ГРУ. В 1937 году воевал в Испании, был ранен. В 1938 году поступил в Военную академию имени Фрунзе, на спецфакультет, по окончании которого служил в ГРУ. С 1941-го по 1945 год находился в Японии, под «крышей» консульства, поддерживал связь с резидентурой «Рамзая» — Зорге.

Книгу, которую я цитировал, Иванов издал как дипломат, о разведке в ней ни слова. Но мне известно одно задание, которое он выполнял именно в те дни.

США испытали атомную бомбу на людях — сбросили ее на два практически не представлявших никакого интереса с военной точки зрения японских города — Хиросиму и Нагасаки.

Разумеется, не только в США, но и в СССР были заинтересованы в получении достоверных сведений о последствиях взрыва атомной бомбы. Уже 6 августа 1945 года начальник Генштаба Красной Армии генерал армии А. И. Антонов поставил перед ГРУ задачу: добыть всевозможные пробы в районе взрыва. Выполнение приказа было поручено сотрудникам токийской резидентуры ГРУ М. Иванову и Г. Сергееву, которые находились в Японии как работники генконсульства СССР. Они прибыли в Нагасаки через день после взрыва. Вот впечатления Иванова от увиденного:

«Собирали, что требовалось, среди пепла, руин, обугленных трупов. Видели ли когда-нибудь отпечатанный миллионы лет назад на геологических отложениях папоротник? А вот когда от людей, еще сутки назад пребывавших в здравии, только след на камне... Страшно вспоминать, но мы взяли с собой наполовину обугленную голову с плечом и рукой».

Чемодан со страшным грузом был доставлен в ГРУ, а исполнители этого приказа заплатили за его выполнение дорогой ценой. Сергеев вскоре умер от лучевой болезни, а Иванову перелили в общей сложности 8 литров крови. При этом сами врачи удивлялись, как он остался жив.

В пятидесятых годах Михаил Иванович работал в Турции, а позднее полковник Иванов стал преподавателем Военно-дипломатической академии.

2 сентября 1945 года, подводя итог боевым действиям на Дальнем Востоке, в Москве с обращением к народу выступил Сталин:

«Товарищи!

Соотечественники и соотечественницы!

Сегодня, 2 сентября, государственные и военные представители Японии подписали акт безоговорочной капитуляции. Разбитая наголову на морях и на суше и окруженная со всех сторон вооруженными силами Объединенных наций, Япония признала себя побежденной и сложила оружие.

Два очага мирового фашизма и мировой агрессии образовались накануне нынешней мировой войны: Германия — на Западе и Япония — на Востоке. Это они развязали Вторую мировую войну. Это они поставили человечество и его цивилизацию на край гибели. Очаг мировой агрессии на западе был ликвидирован четыре месяца назад, в результате чего Германия оказалась вынужденной капитулировать. Через четыре месяца после этого был ликвидирован очаг мировой агрессии на Востоке, в результате чего Япония, главная союзница Германии, также оказалась вынужденной подписать акт капитуляции.

Это означает, что наступил конец Второй мировой войны.

Теперь мы можем сказать, что условия, необходимые для мира во всем мире, уже завоеваны.

Следует отметить, что японские захватчики нанесли ущерб не только нашим союзникам — Китаю, Соединенным Штатам Америки, Великобритании. Они нанесли серьезнейший ущерб также и нашей стране. Поэтому у нас есть еще свой, особый счет к Японии.

Свою агрессию против нашей страны Япония начала еще в 1904 году во время Русско-японской войны. Как известно, в феврале 1904 года, когда переговоры между Японией и Россией еще продолжались, Япония, воспользовавшись слабостью царского правительства, неожиданно и вероломно, без объявления войны, напала на нашу страну и атаковала русскую эскадру в районе Порт-Артура, чтобы вывести из строя несколько русских военных кораблей и создать тем самым выгодное положение для своего флота. И она действительно вывела из строя три первоклассных военных корабля России. Характерно, что через 37 лет после этого Япония в точности повторила этот вероломный прием в отношении Соединенных Штатов Америки, когда она в 1941 году напала на военно-морскую базу Соединенных Штатов Америки в Пирл-Харборе и вывела из строя ряд линейных кораблей этого государства. Как известно, в войне с Японией Россия потерпела тогда поражение. Япония же воспользовалась поражением царской России для того, чтобы отхватить от России южный Сахалин, утвердиться на Курильских островах и, таким образом, закрыть на замок для нашей страны на Востоке все выходы в океан — следовательно, также все выходы к портам советской Камчатки и советской Чукотки. Было ясно, что Япония ставит себе задачу отторгнуть от России весь ее Дальний Восток. Но этим не исчерпываются захватнические действия Японии против нашей страны. В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединенных Штатов Америки и опираясь на них, вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила советский Дальний Восток.

Но и это не все. В 1938 году Япония вновь напала на нашу страну в районе озера Хасан, около Владивостока, с целью окружить Владивосток, а в следующий год Япония повторила свое нападение уже в другом месте, в районе Монгольской Народной Республики, около Халхин-Гола, с целью прорваться на советскую территорию, перерезать нашу Транссибирскую железнодорожную магистраль и отрезать Дальний Восток от России.

Правда, атаки Японии в районе Хасана и Халхин-Гола были отбиты советскими войсками с большим позором для японцев. Равным образом была успешно остановлена японская военная интервенция 1918–1922 годов, и японские оккупанты были выброшены из районов нашего Дальнего Востока. Но поражение русских войск в 1904 году, в период Русско-японской войны, оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот, этот день наступил. Сегодня Япония признала себя побежденной и подписала акт безоговорочной капитуляции.

Это означает, что Южный Сахалин и Курильские острова отойдут к Советскому Союзу, и отныне они будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны от японской агрессии.

Наш советский народ не жалел сил и труда во имя победы. Мы пережили тяжелые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили. Отныне мы можем считать нашу Отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на Западе и японского нашествия на Востоке. Наступил долгожданный мир для народов всего мира.

Поздравляю вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы, с великой победой, с успешным окончанием войны, с наступлением мира во всем мире!

Слава Вооруженным Силам Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Китая и Великобритании, одержавшим победу над Японией!

Слава нашим дальневосточным войскам и Тихоокеанскому военно-морскому флоту, отстоявшим честь и достоинство нашей Родины!

Слава нашему великому народу, народу-победителю! Вечная слава героям, павшим в боях за честь и победу нашей Родины!

Пусть здравствует и процветает наша Родина!»

Выступление Сталина подводит политический, исторический итог войны с Японией.

Из сообщения Совинформбюро:

3 сентября. ПОНЕДЕЛЬНИК

— День Победы над Японией.

— Верховный Главнокомандующий издал приказ № 373 по войскам Красной Армии и Военно-Морского Флота в связи с подписанием в Токио 2 сентября акта о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил.

— Ставка Верховного Главнокомандования расформировала Управления Забайкальского, 2 и 1-го Дальневосточных фронтов.

4 сентября. ВТОРНИК

— Президиум Верховного Совета СССР принял Указ об упразднении Государственного Комитета Обороны в связи с окончанием войны и прекращением чрезвычайного положения в стране. Все дела Государственного Комитета Обороны переданы Совету Народных Комиссаров СССР.

ПРИКАЗ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ПО ВОЙСКАМ КРАСНОЙ АРМИИ И ВОЕННО-МОРСКОМУ ФЛОТУ

2 сентября 1945 года представителями Японии подписан акт о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил.

Война советского народа совместно с нашими союзниками против последнего агрессора — японского империализма — победоносно завершена, Япония разгромлена и капитулировала.

Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением войны против Японии.

В ознаменование победы над Японией сегодня, 3 сентября, в день Праздника Победы над Японией, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту победу, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

Вечная слава героям, павшим в боях за честь и победу нашей Родины!

Пусть живут и здравствуют наша Красная Армия и наш Военно-Морской Флот!

Верховный Главнокомандующий

Генералиссимус Советского Союза

И. СТАЛИН

3 сентября 1945 года. № 373

Так, разгромом Японии, завершилась Великая Отечественная война.

И надеюсь, многие из вас, кто не знал этих подробностей о славных делах наших воинов на Дальнем Востоке, проникнется к ним должным уважением и даже преклонением. А знания истории нашего Отечества пополнятся и этими, золотыми ее страницами.