Дивизионка на фронте
Начало войны застало редакцию нашей дивизионной газеты за набором очередного номера. Было воскресенье — выходной день, но мы работали. Накануне закончились двухдневные тактические учения, в которых участвовала дивизия, и мы спешили выпустить газету, посвященную этим учениям.
Утром объявили боевую тревогу. Я в это время правил статью. В комнату редакции вбежал запыхавшийся и взволнованный начальник типографии старший сержант Михайлов.
— Товарищ младший политрук! — выпалил он еще с порога. — Включите приемник...
— Что случилось? — посмотрел я на него.
— Говорит Молотов!.. Война...
— Что?! — Не веря его словам, я бросился к радиоприемнику и резким движением повернул включатель. И вот сначала тихо, как будто издалека, а потом все громче и явственнее послышался глуховатый голос,
В редакцию сбежались работники типографии. А радио сообщало:
«...причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории. Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством...»
Лица всех окаменели. Загорелое, изъеденное оспой лицо Михайлова стало строгим, а глаза неотрывно смотрели на черную коробку радиоприемника. Высокий, с орлиным носом и черными как смоль волосами наборщик черкес Нагучев, вбежавший с верстаткой и шилом в руках, так и застыл у стола. Молчаливый, бледный печатник Капущенко, живший до армии где-то в Абхазии; ученик Паршаков, всегда веселый и неунывающий наборщик Магазов и, наконец, корректор редакции Маруся Сорокина с льняными волосами и вечно испачканными в чернилах руками, — все слушали, затаив дыхание, это тяжелое сообщение.
«Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска из территории нашей Родины...»
Скрип отворившейся двери вывел из оцепенения. Инструктор политотдела младший политрук Громов подошел ко мне и вполголоса сказал:
— К полковому комиссару.
У того в кабинете уже собрались все работники отдела политпропаганды дивизии. Начальник отдела Кравченко стоял у окна, у самого репродуктора, висевшего на косяке. Вошедшие в кабинет останавливались у двери и после еле заметного кивка полкового комиссара бесшумно проходили к дивану.
Когда в радиоприемнике прозвучали последние слова: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» — наступила тишина. Ее прервал полковой комиссар. Говорил он мало, да многого и не требовалось — все было понятно без слов. Всем сразу — в части, подразделения, провести всюду митинги и готовить людей к выступлению на фронт.
Я получил задание немедленно достать текст речи Молотова и отпечатать ее листовкой. Сразу же готовим специальный выпуск газеты. Весь вчерашний и сегодняшний набор пришлось разобрать, теперь он не нужен. Новая, величайшая задача встала перед армией — выполнить приказ правительства, разгромить вероломно напавшего врага. Этой задаче должно быть подчинено все.
Наша недавно сформированная мотомеханизированная дивизия размещалась недалеко от Ленинграда, в районе Стрельны — Петергофа — Ораниенбаума. Еду в Ленинград в редакцию газеты «На страже Родины» за текстом речи Молотова. Через несколько часов листовка уже набиралась.
Весь этот запомнившийся на всю жизнь день, весь вечер, всю ночь никто не знал покоя. В военных городках, где дислоцировались части дивизии, проводились митинги, на которых выступавшие призывали ответить на удар вероломного врага тройным ударом.
Поздно вечером три тысячи экземпляров специального выпуска нашей дивизионной газеты «Голос красноармейца» были отпечатаны и отправлены в части. Первый военный номер! Он был заполнен резолюциями с митингов, выступлениями бойцов, сержантов, командиров. На первой полосе призыв: «Выполним приказ правительства! Разгромим врага!».
К утру отпечатали также три тысячи бланков боевых листков. Надо было обеспечить ими все части и подразделения перед их выступлением на фронт.
А в это время штабом дивизии уже был получен боевой приказ из корпуса, предписывавший нам выступить на Карельский перешеек и к исходу 25 июня сосредоточиться юго-восточнее Выборга.
День 22 июня выдался на редкость погожий, солнечный. Ночь была тоже теплая и светлая. Тишину нарушали лишь взрывы со стороны Финского залива.
Утром части начали движение к фронту. По улицам громыхали танки, орудия, проносились грузовики с пехотой.
Пришла и наша очередь: готовимся к отъезду. 24 июня получили походную типографию — два автобуса ЗИС- 5, очень удобные машины. Нам предстоит марш около 150 километров. В колонне четыре машины: две — редакции и типографии, киномашина и машина отдела политпропаганды.
Когда выехали за ворота городка, начальник типографии Михайлов крикнул в боковое окошко:
— Прощай, Стрельна!..
Проезжаем по улицам Ленинграда. Сердце как- то невольно защемило. Родной, прекрасный город, колыбель революции! И ему угрожают фашисты.
Ленинград позади. Едем по Парголовскому шоссе. По дороге беспрерывно движутся машины, обозы. В пять часов вечера прибываем на место — в лес около деревушки Красное Село, на берегу озера Юскярви.
В лесу к нашему приезду все было уже обжито: на дороге, у шлагбаума, стоял часовой, в густом кустарнике дымилась кухня, а дальше, в глубине леса, в тени высоких деревьев виднелись штабные шалаши. Комендант штаба указал нам место, и вскоре автобусы редакции и типографии были скрыты густой маскировкой.
Штаб жил уже военной жизнью, но во всем чувствовалась еще какая- то непривычность, отсутствие опыта. Так, в первый же вечер, когда мы запустили свой движок, чтобы печатать листовку с сообщением Совинформбюро, прибежал посыльный от начальника штаба с приказанием немедленно прекратить работу, так как шум движка якобы может выдать расположение штаба. Это было 26 июня, более чем в 40 километрах от границы с Финляндией. Конечно, мы понимали, что нельзя было допускать беспечности, но листовку-то выпускать нужно. Пришлось идти к начальнику штаба и просить разрешения продолжать работу. Листовка все же была отпечатана.
Спустя несколько часов после нашего прибытия у полкового комиссара состоялось совещание всего политсостава. Начальник отдела политпропаганды ознакомил собравшихся с обстановкой и поставил задачи. Дивизия вошла в состав 23-й армии Ленинградского фронта. Полки рассредоточены на большом удалении друг от друга — в 15–20 километрах. Вся политработа должна быть направлена на подготовку личного состава к скорым боям, мобилизацию воинов на образцовое выполнение боевых приказов. Немаловажное значение имели также ознакомление личного состава с положением на фронтах, с сообщениями Советского информбюро, популяризация героев первых боев.
Это было очень важно, так как радиоприемников в частях дивизии было мало и люди не знали, что делается на фронтах, как идет война. Центральные же газеты доставлялись с опозданием. Поэтому было решено ежедневно помимо дивизионной газеты выпускать листовку — «Бюллетень последних известий по радио» с сообщениями Совинформбюро и материалами ТАСС.
Вспоминается утро 28 июня. Сижу у радиоприемника, установленного на пне под высокой елью, и принимаю вечернюю сводку Совинформбюро за 27 июня. Это был шестой день войны. Радио сообщало о боях на шяуляйском, виленском и барановичском направлениях. Было тяжело слушать об отходе наших войск. Но в то же время с каким восторгом воспринимались сообщения о героических подвигах советских воинов! Ночью наши войска форсировали Дунай, захватили выгодные Позиции и много трофеев. На всем участке фронта от Перемышля до Черного моря Красная Армия прочно удерживала госграницу.
Листы с записью сообщения Совинформбюро сразу шли в набор, и к 10 часам утра тысяча экземпляров листовки уже была напечатана и отправлена в части. Надо было видеть, с каким нетерпением ожидали эти листовки в частях и как расхватывали их бойцы, сами готовившиеся к встрече с врагом!
В этот же день вышел очередной номер газеты, заполненный патриотическими выступлениями воинов, памятками, как действовать в наступлении, как преодолевать трудности марша, о первой помощи раненому в бою и т. д. В читательских письмах сообщалось о том, что передовые воины перед боем подают заявления с просьбой принять их в партию и комсомол.
Назавтра утром снова вышел «Бюллетень последних известий» с вечерним сообщением Совинформбюро за 28 июня. Сводка еще набиралась, а у машин редакции уже стояли посыльные из частей, специально приезжавшие за ней. И как только печатание заканчивалось, бюллетень быстро развозили в полки.
29 июня на участке фронта от Баренцева моря до Финского залива финско-немецкие войска перешли нашу государственную границу. Мужественные пограничники стойко встретили врага и отбили его натиск.
Наступил наш черед. Командир дивизии генерал-майор Крюков, вызванный к командующему 23-й армией генералу Черепанову, получил приказ готовиться к выступлению в район боевых действий.
Перед выходом выпускаем специальный номер газеты под лозунгом: «Вперед, на врага, богатыри Советской страны!».
Утром 3 июля мы поднялись раньше обычного — в 4 часа. В щель нашего шалаша, устроенного из четырех плащ- палаток, пробились первые лучи восходящего солнца.
Готовлюсь к приему информации ТАСС, которую обычно начинали передавать с 6 часов. Но как только наступило шесть, по всем радиостанциям передали сообщение: «Внимание, внимание! Сегодня в 6 часов 30 минут по всем радиостанциям слушайте правительственное сообщение». Что бы это могло быть?
Вот наконец и шесть тридцать. Диктор объявляет о выступлении по радио Председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина.
Сталин говорит о вероломном нападении фашистской Германии на СССР, о перспективах и целях войны, призывает весь народ подняться на защиту своей Родины. Свою речь он заканчивает призывом: «Все силы народа на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»
Речь кончилась, но никто не расходился. Собравшиеся вокруг нашей палатки работники штаба дивизии, начальники служб стояли в глубокой тишине, осмысливая услышанное.
Речь, в которой были изложены основные положения ставшей впоследствии широко известной директивы Центрального Комитета партии и правительства от 29 июня 1941 года, надо было как можно скорее довести до каждого воина. В этом состояла главная задача редакции, к ее выполнению мы приступили немедленно.
ТАСС начинал передачу для газет с 12 часов дня. Ждать еще долго, к тому же утром поступил приказ о пере- броске дивизии на правый фланг фронта — западнее Сортавалы, где финны прорвали границу и вклинились на нашу территорию, и о подготовке к бою. Предстоял первый бой, и именно сейчас надо было довести до личного состава указания партии, воодушевить всех воинов.
В типографии стали срочно печатать лозунги — основные положения из речи Сталина. В 10 часов утра части и управление дивизии начали марш в новый район. К этому времени листовки с лозунгами уже были готовы, мы раздали их в полки, в спецподразделения. Многие наклеили их на борта машин, и когда колонны вытянулись на дороге, почти с каждой автомашины, даже с броневиков и орудийных тягачей, неслись призывы:
«Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявить смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу», «Вперед, за нашу победу!».
К вечеру мы закончили печатание газеты с текстом речи. Поскольку все уже уехали в новый район, нам пришлось двигаться туда одним.
Выехали поздно. Приказал подготовить пулемет, который мы возили с собой в машине. Наборщик Нагучев устроился с ним на крыше кузова и так дежурил всю дорогу.
Сижу в головной машине и веду наши тяжелые ЗИСы по карте. Путь совершенно незнакомый, опасный. Безлюдные хутора. Сплошные леса, скалы. Крутые горные дороги. Во многих местах встречаются развороченные в прошлую войну Красной Армией финские доты, надолбы, проволочные заграждения.
Стокилометровый путь преодолели без каких-либо неожиданностей. В час ночи прибыли в Элисенвару в расположение штаба дивизии.
Здесь газету уже ждали. Несмотря на поздний час, на полевой почте были экспедиторы от всех полков и спецподразделений. Газету в момент разобрали и повезли в части.
А части в это время выходили на исходные позиции для наступления. На рассвете 4 июля воины дивизии вступили в первый бой с врагом в районе Кирконопули, что в 25 километрах западнее Элисенвары.
Выступив совместно с гитлеровской Германией против СССР, финны вторглись в пределы нашей Родины. Вечером 3 июля они, численностью до дивизии, напали на нашу погранзаставу в районе западнее Кирконопули и продвинулись в глубь советской территории на 6–8 километров. Своевременно переброшенная в район прорыва наша дивизия с ходу вступила в бой.
Начинался первый бой, и надо было сегодня же выпустить газету с материалами об этом бое, с показом подвигов героев. Поэтому, несмотря на то, что никто из наборщиков, да и из нас не отдыхал вторые сутки, как только машины были установлены на новом месте и замаскированы, мы начали при свечах подготовку к набору номера.
Все это время у нас не было редактора, и мне приходилось исполнять его обязанности. Наконец прибыл редактор газеты. Когда мы приехали в Элисенвару, он уже поджидал нас здесь. Выходя из кабины машины, я различил в темноте низкорослого человека, приближавшегося к машине. Подойдя вплотную, он спросил:
— Редакция?
— Да, редакция, — ответил я. — В чем дело? Тогда он вместо ответа коротко представился:
— Политрук Таратин, назначен к вам редактором.
Мы горячо жали его руку. Как же, очень вовремя прибыл, перед самыми боями. Теперь работать будет легче, и я, секретарь редакции, смогу меньше находиться за правкой материала, а больше бывать в частях.
В четыре часа утра с Громовым идем к полковому комиссару: он едет в части, и мы вместе уезжаем «на передовую» — это слово впервые появилось тогда и произносилось с каким- то особенным восторгом.
Дорога идет лесом. По ней беспрерывно снуют автомашины, подвозящие боеприпасы. Полковой комиссар свернул на КП, а мы пробираемся в полки. Один полк расположен на берегу озера, на противоположном берегу которого — финны; другой — правее, километрах в двух. Туда пошел Громов, а я остался здесь. Сзади, в леске, — огневые позиции наших батарей, исходный рубеж для танковой атаки.
За ночь здесь успели сделать многое: отрыли траншеи, ходы сообщения, оборудовали командный пункт полка. В землянке, вырытой на холмике и тщательно замаскированной, стоял полусогнувшись командир полка — высокий седой полковник Парамзин. Он разговаривал по телефону. Возле землянки сидело несколько политработников. Замполит старший политрук Кочергин давал указания своему политсоставу.
До начала наступления оставалось полчаса. Полк имел задачу из-за озера ударить во фланг прорвавшейся группировке финнов, опрокинуть ее и уничтожить в междуозерье. Еще раз проверяются все мелочи, заканчиваются последние приготовления. Я принес с собой только что отпечатанную листовку с вечерним сообщением Совинформбюро за 3 июля, центральные газеты. Их сразу отправили в батальоны.
Политработники разошлись по местам. Я пошел в первый батальон. Батальон сосредоточился в лощине, немного правее озера, и ему предстояло начать атаку.
Бойцы сидели в глубокой траншее, пулеметчики проверяли запасы лент. Слышались тихие команды.
И вдруг воздух потряс ураганный гул — началась артиллерийская подготовка. Вступили в дело «мясоедовские трубы» (так у нас называли орудия по фамилии начальника артиллерии дивизии полковника Мясоедова). Заработали сразу десятки орудий.
Артиллерийская канонада длилась более часа. Когда огонь был перенесен в глубину, из кустарника вырвались танки и двинулись в обход озера. Одновременно поднялись батальоны. Финны опомнились и открыли частый огонь. Но его заглушило мощное «Ура!» наступавших воинов.
Я не успел осмотреться, как в лощине появились плотные цепи бойцов, выскочивших из траншей. С криками «Ура!» они двинулись вперед, в обход озера. Увлеченный порывом, я также выскочил из траншеи и побежал рядом с кричащими бойцами. Разобрать сначала ничего было нельзя — кругом стоял гул, пулеметная трескотня, многоголосые крики. Кое- где в цепи люди падали, скошенные огнем. Я опомнился только тогда, когда рядом упал боец, выронив из рук винтовку. Лишь тогда дошло до моего сознания все происходящее. Посмотрел на себя и ахнул — в руках полевая сумка с бумагами и листовками, которой я размахивал в воздухе. Быстро вытащил из кобуры револьвер и побежал дальше.
Это было мое боевое крещение, первое реальное ощущение настоящего боя.
Стремительной атакой наши батальоны сбили финнов и потеснили их. Но враг упорствовал, переходил в контратаки, пытаясь удержать занятые рубежи. Бой продолжался весь день и утих только к вечеру. Наши части отбросили финнов назад к границе.
Первый бой и первая победа! Нелегко далась она — многие бойцы и командиры сложили свои головы. Погиб младший политрук Котов — мой однокурсник по Ленинградскому военно- политическому училищу имени Энгельса. Он поднял роту в атаку и с возгласом «За Родину!» повел ее в бой. Его скосила вражеская пуля на самом берегу озера.
Воины в первом бою действовали храбро и самоотверженно. Сколько примеров беззаветного мужества и отваги дал этот бой! Вечером мы с литсотрудником возвращались в редакцию с исписанными блокнотами о героях боя, с полными сумками заметок, написанных бойцами и командирами сразу после боя на клочках бумаги, наспех.
Имена героев первого боя, их подвиги надо было как можно скорее довести до всего личного состава, популяризировать их и увлечь ими всю красноармейскую массу. Это могла сделать только газета. И она сделала это.
Мы вернулись в редакцию поздно вечером. Здесь материал ждали с нетерпением. Правда, многое уже было набрано — заметки поступали помимо нас, раньше: с попутными машинами, связными, а то и легкораненые, направляясь в медсанбат, заходили в редакцию и охотно рассказывали о своих боевых делах.
Не ужиная и не умываясь, первым долгом садимся за оформление материала. Разбирая свои записки, я обнаружил, что угол блокнота оторван и края его обгорели. Начал рассматривать, и оказалось, что полевая сумка насквозь пробита пулей.
Материал подготовили быстро. Заметки сразу же из-под карандаша шли на просмотр редактору и в набор. Всю ночь работали над газетой — набирали, верстали, печатали. К утру газета была готова, и мы снова, как только начало светать, с тюками свежей газеты, в которой был описан вчерашний бой, отправились на передовую.
Утром бой разгорелся с новой силой. Финны подбросили подкрепления, имея целью сбить наши части, восстановить положение и развить прорыв глубже. Четверо суток, то затихая, то снова разгораясь, шли ожесточенные бои. Дивизия выдержала свыше двадцати пяти атак. Бойцы, хотя многие из них впервые приняли участие в бою, сражались стойко и мужественно.
В этих боях были захвачены первые пленные — финские солдаты и несколько офицеров. Один из них — солдат Арвид Бруно — сам перебежал на нашу сторону. Бруно, по профессии столяр, был мобилизован в армию и зачислен в инженерный батальон. Он, как и многие другие рабочие, не хотел воевать против Советского Союза. Выбрав удобный случай, Арвид перешел на нашу сторону. И вот он в потрепанных резиновых сапогах и изорванной одежде стоит перед советскими бойцами.
— В Финляндии, — сказал он, — дают на день по 200 граммов хлеба, а мяса и картофеля рабочие и крестьяне давно уже не едят. Все вывозится в Германию для снабжения армии.
На допросе Бруно сообщил, что многие финские солдаты сдались бы в плен советским войскам, если бы не свирепый режим и репрессии, которыми преследуют не только солдат, но и семьи сдающихся в плен.
Во время боев наша дивизионка выходила ежедневно; кроме того, выпускались листовки со сводками Совинформбюро. Газета популяризировала героев боев, воодушевляла на подвиги, давала ценные советы бойцам.
«Ничто, даже угроза смерти, не может заставить воина Красной Армии выпустить из своих рук оружие, — писалось в газете. — Надо помнить, что оставление или потеря оружия есть преступление перед Родиной. Бросить оружие в бою — это значит нарушить военную присягу, изменить Родине, а изменникам и трусам нет пощады и места в наших рядах».
9 июля части дивизии, выполнив свою задачу, вышли из боя. Дивизия перешла в резерв командующего армией и передислоцировалась на левый фланг фронта — под Выборг, в район небольшой станции Тали.
Редакция расположилась на опушке живописной рощи. В этой же роще — штаб дивизии. Утром и вечером снова слушаем радио, принимаем сообщения Совинформбюро и печатаем листовки. Радио приносит вести о боях на островском, полоцком, бобруйском, новоград-волынском направлениях. Под напором фашистских войск, вооруженных до зубов собранными со всей Европы оружием и техникой, наши армии вынуждены отходить.
Связались в Выборге с редакцией городской газеты «Виипурский большевик». Сотрудники редакции помогают нам в получении информации и изготовлении клише по нашим фотографиям.
Под Выборгом простояли около полумесяца. Части пополнились людьми и техникой. В ночь на 24 июля поступил боевой приказ: выступить в направлений Сорта-валы. Как стало известно, большие силы финнов и немцев потеснили наш правый фланг и вплотную подступили к крупному городу на северо- западном побережье Ладожского озера — Сортавале. Чтобы задержать врага, в этот район срочно перебрасывается наша дивизия.
Выезжаем ночью. Все части следуют на машинах. Путь в 150 километров был преодолен к утру.
Два дня части готовятся к бою. В лесах недалеко от Сортавалы сосредоточиваются пехота, артиллерия, танки. Враг обстреливает Сортавалу, город горит, едкий дым пожаров стоит в воздухе. Редакция вместе с тылами и медсанбатом остановилась у красивого местечка Лахденпохья.
Утром началась артиллерийская подготовка, после чего наша пехота двинулась в атаку. Развернулись ожесточенные бои в районе небольшой речушки Тахма-йоки (в 6 километрах западнее Сортавалы), которые не прекращались несколько дней. Вначале наши части потеснили противника, форсировали реку, перерезав железнодорожную магистраль. Но на третий день под натиском превосходящих сил врага пришлось отойти.
С каким беззаветным мужеством сражались наши воины! Находясь все время в батальонах, мы собрали много материалов о подвигах бойцов и командиров. Наскоро обрабатывая здесь же, где-нибудь в траншее или воронке от авиабомбы, эти материалы, мы отправляли их со связными и с почтовыми экспедиторами в редакцию.
В этих боях особенно отличился полк Парамзина. Он еще в мирное время был передовым и в боевой, и в политической подготовке и теперь под Элисенварой, на Тахма-йоки, дрался самоотверженно, успешно выполняя боевые задачи. Весь личный состав очень любил своего командира — строгого, храброго и вместе с тем заботливого и душевного. «Мы — парамзинцы», — с гордостью говорили бойцы. «Парамзинцы!» — гремела о них слава в дивизии. Даже противник знал парамзинцев, чувствовал не раз на своей шкуре их сокрушительные удары и несколько раз бросал листовки о «красных дьяволах — парамзинцах».
На опыте парамзинцев наша газета учила всех воинов искусству бить врага.
О самом полковнике Парамзине говорили как об отважном и умелом командире, за которым каждый пойдет в огонь и в воду. И он на самом деле был таким. Парамзин — бесстрашный и вместе с тем хладнокровный и расчетливый командир. В трудные минуты боя его высокую фигуру можно было видеть и в окопах рядом с бойцами, и на огневой позиции батареи, и у пулемета. Бойцы издалека узнавали его и с радостью говорили:
— Наш командир здесь!..
...Вечер. Беспрерывно идет дождь, стынут ноги, коченеют руки. Дождь размыл узкие тропы, враг отрезал все пути отхода. Подразделения полка во вражеском кольце. Кажется, нет никакого выхода. Но Парамзин спокоен, он что-то обдумывает, делает расчеты. И через некоторое время смело ведет бойцов на прорыв.
...Крупные вражеские силы обрушились на левый фланг полка. Там моментально появляется полковник, и под его руководством воины опрокидывают противника.
Не раз финны бежали под натиском парамзинцев, бросая оружие и оставляя десятки и сотни убитых. О парамзинцах говорили с уважением и любовью: «Парамзинцы дерутся как львы! Парамзинцы не знают страха в бою!»
Тяжелые бои на Тахма-йоки длились больше недели. Газета поднимала боевой дух воинов, воодушевляла их на подвиги, на примерах лучших учила военному мастерству.
Обстановка на нашем участке продолжала осложняться. Бросив до десяти финских и немецких дивизий на Карельский перешеек, враг потеснил многие наши части и в ряде мест глубоко вклинился в нашу оборону, Для некоторых частей создалась угроза оказаться отрезанными или попасть в окружение. Поэтому по приказу командования дивизия начала с боями отходить от Сорта-валы и Лахденпохьи в район железнодорожной станции Хитола и небольшого местечка Куркийоки.
В такой обстановке редакции приходилось очень трудно. Бывали случаи, что в течение дня мы меняли свое местоположение по два-три раза, Только заглушим моторы автомашин и начнем разгружать их, готовясь к набору газеты, как снова поступает команда — немедленно свертываться и ехать дальше. И все же газета выходила. Работали прямо на ходу, каждую минуту стоянки использовали для набора. Даже шоферы стали помогать: Уэйков самостоятельно набирал заметки, а Ющак помогал верстальщику Михайлову.
Редакция часто подвергалась бомбежкам, артиллерийскому обстрелу. Однажды налетело девять «юнкерсов». Бесстрашный Хаджибрам Нагучев — наш наборщик — бросил котелок и, схватив ручной пулемет, забрался на крышу кузова наборной машины. Вот передний «юнкерс» вошел в пике. Нагучев не успел выпустить по нему очередь, как раздался нарастающий свист и за ним страшной силы взрыв. Когда рассеялся дым, мы увидели такую картину: в пяти метрах зияла огромная воронка от бомбы, машина, на которой сидел Нагучев, лежала на боку, а сам Нагучев с пулеметом отлетел на несколько метров в сторону.
Вот это удар! Правда, все обошлось более-менее благополучно, никого не ранило. Но обед пропал. Не только каши, но и котелков, которые принесла с кухни Маруся Сорокина и поставила на пне у машины, нельзя было найти.
Такие переделки случались часто. Как-то типография переехала на новое место — к железнодорожной станции. Расположились в лесу и начали готовить номер газеты. Был душный вечер, недалеко ухали пушки, ядовитый дым пожаров тянулся над лесом. Вдруг почти рядом раздались один за другим три оглушительных взрыва. Что такое? Смотрим вверх. Самолеты? Нет, ничего не видно и не слышно. И вот опять два взрыва. Ага, артиллерия. Снаряды рвутся совсем близко. Пришлось машины отвести под защиту скал.
Обстрел с короткими перерывами продолжался всю ночь. Но работа не прекращалась. К утру номер был готов. А утром мы обнаружили в обеих машинах пробоины от осколков.
...И снова отходим. Далеко вперед убегает гладко укатанная автомобильными шинами дорога. Она пересекает неубранное поле, узкой полоской вьется между двумя невысокими холмами, огибает глубокий овраг возле рощи и скрывается где-то там вдали, за окутанным мутно-серой дымкой перелеском.
Много дней движется полк Парамзина. То развертывается в боевые порядки и вступает в яростные скоротечные бои, то снова отходит, избегая опасности оказаться отрезанным. Несколько суток подряд полк сдерживал немецкие и финские авангарды, вел кровопролитные бои, прикрывая отход наших главных сил. Теперь перед полком была поставлена задача: совершить марш, выйти на южный берег реки и заблаговременно подготовить там оборонительный рубеж.
Тяжело ступая по дороге, идут бойцы. На лицах у всех заметна усталость, они покрыты дорожной пылью, обветрены. Люди идут молча, не слышно ни песен, ни разговоров.
Колонна растянулась, сзади движется обоз, по обочине — артиллерийские упряжки с пушками.
Я иду с третьей ротой. Передо мной замыкающим второй роты идет высокий стройный боец. Винтовка висит у него на плече, за спиной вещевой мешок, сбоку котелок.
Фляга давно уже опустела. Рядом с ним боец с ручным пулеметом. Между ними завязывается разговор, и я вслушиваюсь в него.
— Слышь, Гриша, — говорит коренастый и широкоплечий пулеметчик. — Сколько же еще топать- то будем? До чертиков надоело отступать и немцу да финну спину показывать. Ведь Ленинград уже недалеко.
Он помолчал немного, ожидая ответа, и, не дождавшись его, снова заговорил:
— Бросаем свою землю, можно сказать, на растерзание. Посмотришь, и сердце обливается кровью. Может, лучше окопаться и стоять насмерть... Да... у меня под Псковом семья, с начала войны ни одного письма не получил.
— Не один ты такой, — глухо заметил высокий боец. — И не одно твое сердце болит по родной земле. Мне легче, думаешь? Читал, поди, во что они превратили Минск? Я там жил и учился.
Несколько минут они шли молча, потом высокий опять заговорил:
— Как ни сильны гитлеровцы, как ни тяжелы для нас потери, мы победим. Придет время!
— Воздух! — внезапно раздалась команда. Колонна рассредоточилась. Бойцы залегли. Пушки и повозки замаскировали в кустарнике. Дорога быстро опустела. Из-за леса выплыла шестерка «юнкерсов». Они шли на малой высоте, заглушая своим ревом все вокруг. Черные кресты на крыльях и паучья свастика на фюзеляжах. «Юнкерсы» грузно прошли над дорогой и свернули к реке. Оттуда вскоре послышался глухой гул бомбовых разрывов, и там, где была переправа, встали высокие черные клубы дыма.
К вечеру остановились на привал в небольшой роще. С каким наслаждением снял я с себя вещевой мешок, в котором все эти дни носил свои пожитки, и прилег под деревом. Рядом расположился командир третьей роты лейтенант Злобин. Мы молча смотрели на высокий лес, на раскинувшуюся за дорогой мирную деревушку с журавлем колодца посредине улицы и домами с голубыми наличниками. Как дороги они были сейчас для каждого из нас! Это была наша земля, наша Родина.
Полк занял оборону по берегу реки. Окопы и ходы сообщения были отрыты в полный рост, огневые средства расположены так, что все подступы к реке находились под перекрестным огнем. Пушки стояли на прямой наводке.
Этот рубеж должен явиться непреодолимой преградой для врага, рубежом жизни или смерти. Это понимал каждый боец и командир. От стойкой его обороны зависела своевременная переправа наших остальных частей и вывод техники. Каждый знал, что бой будет жестоким, но что выиграть его надо во что бы то ни стало. Всем запомнились слова командира полка, произнесенные им после окончания инженерных работ:
— Помните, боевые друзья, этот рубеж должен стать стеной, о которую сломают зубы фашистские захватчики. Каждый из вас должен врасти в землю, слиться с ней и ни шагу не отступить назад. Умрем, но выполним приказ!
Я устроился в окопе с пулеметчиками Антонюком и Лысовым. Окоп они отрыли по всем правилам, с площадкой, с нишами, в которых лежали запасные диски и гранаты. Мы смотрели вперед на виднеющийся вдали холм, откуда ожидалось появление противника, но там по-прежнему ничего не было заметно. Изредка пулеметчики перебрасывались несколькими словами с бойцами из соседних стрелковых ячеек. Вокруг царила напряженная тишина.
Внезапно эту тишину прервал сигнал воздушной тревоги. Далекий гул многих моторов все нарастал, и вот мы увидели первую волну фашистских бомбардировщиков, шедших прямо к реке. За первой шла вторая волна. Тяжелые двухмоторные Ю-88 зашли из-под солнца, развернулись и ринулись на позиции полка. Оглушительный грохот заполнил все вокруг. Бомбы рвались одна за Другой.
Ветер не успел рассеять дым от бомбежки, как опять раздался гул моторов. Прислушались. Думали — самолеты, но вскоре отчетливо уловили лязг гусениц и поняли — идут вражеские танки. Бойцы заняли свои места. В напряженном ожидании застыли у пушек артиллеристы, пулеметчики и стрелки плотнее прильнули к прицелам. И вот из-за холма выползли танки. «Восемь... двенадцать...» — считал Антонюк. Танки шли развернутым строем, покачиваясь с боку на бок. За танками показалась первая цепь пехоты — маленькие зеленые фигурки.
Ударила наша артиллерия. Несколько черных взрывов встало на пути танков, затем в стороне, сзади. Однако танки, не меняя направления и не нарушая строя, продолжали ползти. Но вот снаряды стали рваться рядом с передними машинами, две из них завертелись на месте и встали. В этот момент все остальные танки открыли огонь по нашим позициям, из-за холма начала бить вражеская артиллерия. Грохот разрывов, дым и гарь заволокли берег. Однако теперь никто уже не прятался в окопах, а, прижав винтовку или склонясь у пулемета, поджидал неприятельскую пехоту. Горело уже пять танков, два стояли подбитых. Но пехота все еще двигалась вперед. Наши бойцы встретили врага ливнем огня.
И неприятельская лавина не выдержала, повернула назад.
Четыре яростные атаки отбил полк в течение дня. Обескровленный противник прекратил свои попытки прорваться к реке. Опять наступило затишье.
Полк приводил себя в порядок после боя, эвакуировали раненых, укрепляли окопы и пулеметные гнезда.
Подъехала кухня, и всегда веселый, рябой от оспы повар Мухин кормил бойцов рассыпчатой кашей.
Я ходил по ротам, беседовал с бойцами, записывал в свою книжку эпизоды только что закончившегося боя. Мимо пробежал лейтенант Злобин, а за ним шло несколько бойцов. Злобин обернулся ко мне и сказал:
— Там машина штабная затонула, провалилась под мост, и командир дивизии приказал выслать бойцов, чтобы вытащить ее. В машине, в несгораемых ящиках, были важные документы. Когда машина въехала на мост, снаряд угодил в середину его, и она провалилась. Пойдемте туда.
Когда мы подошли к мосту, там уже стояла группа бойцов с веревками, по берегу прохаживался генерал Крюков — командир дивизии. Река в этом месте была широкая и глубокая, не менее трех метров. Стали обсуждать, как достать машину. Отыскать ее на дне было нетрудно, но чтобы подвести под нее веревки, надо было продержаться в воде несколько минут.
И вот один боец выступил вперед.
— Я придумал, товарищ лейтенант, — обратился он к лейтенанту Злобину. — Попросите у генерала разрешения попробовать.
И он рассказал Злобину о своей задумке. Генерал одобрил ее и разрешил испытать. Боец — это был Иван Порубилкин — разделся, взял противогаз, отвинтил от коробки гофрированную трубку с маской и маску плотно надел на лицо. Затем к концу трубки прикрепил длинный резиновый шланг, отыскавшийся у одного из шоферов, взял в руки веревку и нырнул в воду.
Все стоявшие на берегу с нескрываемым любопытством наблюдали за его действиями, дивясь солдатской выдумке.
— Дай мы тебя под мышками прихватим веревками, как водолаза, чтобы тянуть в случае чего, — сказали из толпы.
— А веревки не слабы? — заметил кто-то из бойцов.
— Выдержат, в воде груз легче...
Долго не показывался боец из воды, только конец шланга, прикрепленный к веревке, слабо колыхался. Наконец вода забурлила, и показалась голая Спина, Выбравшись на берег и сбросив маску, Порубилкин сказал:
— Готово! Можно тащить.
Все взбежали на мост и через перила начали тянуть за веревки. Вскоре на поверхности появился черный верх кузова «эмки». Машина была вытащена, ценные документы спасены.
Комдив генерал-майор Крюков подозвал героя к себе.
— Молодец, солдат! — сказал он и поцеловал смущенного бойца. — От лица службы выношу благодарность.
— Служу Советскому Союзу! — взволнованно ответил Порубилкин.
В этот же вечер я уехал из полка вместе с командиром дивизии и после многодневного отсутствия попал наконец в редакцию, где меня совсем уже считали пропавшим.
К середине августа положение наше стало еще более тяжелым. В то время, когда полки дивизии самоотверженно дрались, сдерживая натиск превосходящих сил противника, тылы дивизии тоже подверглись удару со стороны врага. Замысел противника был очень прост: расчленить наши силы на части, прижать их к Ладожскому озеру и опрокинуть в озеро.
Рано утром 15 августа проводная связь второго эшелона со штадивом прервалась. Через несколько минут к нашему расположению подъехала машина автобата, и выскочивший из нее старший лейтенант Макаров доложил командиру батальона майору Вершинину, что дорога к штабу перерезана и он не смог туда пробиться.
Это известие поразило всех. Как же так? Тылы дивизии отрезаны. Как могут части воевать без подвоза боеприпасов и продовольствия? Отрезанной оказалась и типография.
Мы не могли примириться с этим. Короткое совещание быстро решило вопрос. «Ехать, немедленно ехать и пробиться!» — в один голос заявили как работники редакции, так и наборщики. Даже Маруся Сорокина, которую наши шоферы почему-то считали трусихой, воинственно схватила карабин и, подойдя к редактору, с жаром заговорила.
— Товарищ политрук, что долго говорить? Едем! Дорога каждая минута...
Таратин не без удивления окинул с ног до головы ее хрупкую фигурку в невероятно широких, видимо, пятидесятого размера, красноармейских брюках и в тон ей скомандовал:
— По машинам!
Работники автобата отговаривали нас, предсказывая неминуемую гибель или возможность попасться.прямо в лапы врагу. Но этих уговоров мы не слушали. Тем более что в машине лежал только что отпечатанный номер газеты, который надо было доставить в части.
С собой мы все время возили большой запас бумаги — тонны полторы. Ее перевозили автобатовские машины. Но теперь пришлось призадуматься, так как с собой всю бумагу нельзя было взять. Погрузили на свои машины сколько можно было, а остальную оставили при автобате и для ее охраны — наборщика Нагучева, хотя он слезно молил не оставлять его, а взять «туда».
Выехали, как только начало светать. Вооружились карабинами, гранатами, револьверами. Было решено выехать на дорогу и в предполагаемом месте прорыва гнать машины на полной скорости, одну за другой. Если только мост не взорван (там был мост через небольшую речушку), то можно будет проскочить.
Вот и дорога. Наши тяжело груженные автобусы быстро несутся по дороге. Слышны частая ружейно- пулеметная стрельба, орудийные выстрелы. В одном месте в канаве возле дороги горит автомашина, немного дальше стоит искореженный трактор. Валяются разбитые повозки, какие-то ящики.
— Жми! — все время подгоняем мы шофера передней машины Ющака. И он жмет. А сами с револьверами и гранатами наготове. Я держу дверцу кабины приоткрытой.
Впереди забелели столбы. Мост. А вдруг он заминирован? Но останавливаться или хоть немного затормозить было уже некогда. Машины с воем проскочили мост и тут лишь раздалось вслед несколько автоматных очередей. Однако было уже поздно, мы прорвались. Только отъехали с полкилометра — прогремел взрыв, и мост взлетел на воздух. Как мы вовремя прорвались! Потом уже ни одна машина не прошла, финны окончательно перерезали дорогу.
Разыскали свои части, сдали отпечатанную газету. Вскоре последовал приказ — немедленно сниматься.
Отходим вместе с частями к Ладожскому озеру. Враг нажимает. На единственной к полуострову Пусу дороге скопилось огромное количество машин, боевой техники. Вражеские самолеты обстреливают колонны. К вечеру насилу выбрались оттуда и въехали в лес. А назавтра — в Нехволу, небольшую деревушку на полуострове Пусу. Через некоторое время — еще дальше, по длинному деревянному мосту на остров в Ладожском озере. Остров небольшой, но на него стянулось много войск, в том числе и наша дивизия, намного поредевшая в ходе ожесточенных и продолжительных боев. Мост с полуострова на остров был взорван, чтобы преградить путь врагу. Таким образом мы оказались отрезанными от своих с одной стороны противником, а с другой — водой. Финны и немцы повсеместно, до самого Кексгольма, вышли к берегу Ладожского озера.
Наш небольшой остров, до отказа забитый войсками и техникой, беспрерывно подвергался обстрелу и бомбежкам с воздуха. Финны стреляют даже прямой наводкой, ведь берег совсем рядом.
Почта не работает, центральные газеты не доставляются. Только и выручает наш редакционный радиоприемник. И как все были удивлены, когда назавтра, 17 августа, вышел свежий номер нашей газеты. Не было никакой возможности передвигаться по острову, даже на кухню с котелком нельзя было пробраться, а газета выходила.
Свои машины мы укрыли между двумя скалами, и работа в них шла полным ходом — в одной набирали, в другой печатали газету. Под машинами устроили жилье, обложили кипами бумаги — осколок не пробьет, а от прямого попадания все равно не спасешься. Здесь же установили радиоприемник, по которому принимали сводки Совинформбюро. Рядом под камнями отрыли щели, окопчики. Печатники Капущенко и Паршаков такой отрыли себе окоп под большим камнем, что в нем можно было свободно улечься вдвоем.
Так мы и работали. Ночью, когда темно, ходили по подразделениям, иногда пробирались и днем, когда обстрел несколько стихал, и собирали материал.
Здесь же на острове встретили День авиации. В этот день нам пришлось наблюдать воздушный бой, в котором был сбит вражеский самолет.
Десять суток продержались наши части на острове. А когда поступил приказ об эвакуации, была оборудована небольшая пристань и началась погрузка на баржи. Сначала были отправлены раненые, за ними техника, а стрелковые подразделения прикрывали эвакуацию.
С огромными трудностями удалось эвакуировать типографию. Под непрерывным обстрелом добрались до пристани и погрузились на баржу. Более тридцати пробоин оказалось в наших автобусах, все баллоны были спущены. Но из состава редакции и типографии никто серьезно не пострадал.
Наконец пароход «Чапаев» взял на буксир нашу баржу и отчалил от острова. На вторые сутки поздно вечером высадились южнее Кексгольма. Здесь наши части уже занимали оборону.
Над городом Ленина нависла серьезная опасность. Для осуществления своих разбойничьих планов германское командование бросило под Ленинград десятки пехотных, моторизованных, танковых дивизий, насчитывавших сотни тысяч солдат и офицеров. Вражеские войска имели на своем вооружении тысячи орудий, станковых и легких пулеметов, минометов, танков и бронемашин, корпуса авиации.
Ленинград — великий город, колыбель пролетарской революции — в опасности!
21 августа в газетах было напечатано обращение «Ко всем трудящимся города Ленина». Его подписали Глазком Северо- Западного направления Ворошилов, руководитель ленинградских коммунистов Жданов и председатель Ленгорсовета Попков. «Товарищи ленинградцы, дорогие друзья! — говорилось в обращении. — Над нашим родным и любимым городом нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск... Будьте стойки до конца. Победа будет за нами!» Обращение призывало ленинградцев формировать новые отряды народного ополчения, укреплять оборону города.
Приказ Маршала Советского Союза Ворошилова войскам Северо- Западного направления гласил: «Наступил решительный момент. Враг приближается к Ленинграду... Наш священный долг — грудью преградить дорогу врагу на подступах к городу Ленина!»
Части нашей дивизии, выйдя из окружения и эвакуировавшись с острова, сразу же без малейшей передышки вступили в бой с наступавшим противником, имея целью задержать врага на дальних подступах к Ленинграду с севера. Бои были очень трудными, фронта устойчивого не было, полоса обороны дивизии иногда растягивалась до 30 километров. Но бойцы стояли насмерть и ни разу не отошли без приказа.
Редакция газеты и здесь находилась все время вместе с частями. Сразу же после эвакуации с острова газета подняла вопрос о стойкости в обороне, живо подхватила призыв ленинградцев и из номера в номер звала личный состав на самоотверженную защиту Ленинграда. «Грудью преградим дорогу врагу на подступах к городу Ленина! — призывала газета. — Воины! Будьте мужественны в борьбе с нашим смертельным врагом!»
В частях проходили волнующие митинги, на которых обсуждалось обращение, подписанное Ворошиловым, Ждановым и Попковым. Митинги эти выливались в демонстрацию единства воинов, их боевой сплоченности, стремления с честью выполнить приказ Родины, умереть, но не пустить врага в Ленинград.
Во время короткой передышки состоялся митинг в одном из батальонов. Комбат зачитал обращение «Ко всем трудящимся города Ленина». Затем один за другим выступили бойцы. Они говорили:
— Нет, не пройдут фашистские изверги к городу Ленина! Наши отцы и старшие братья уже однажды дали под Ленинградом отпор зарвавшимся врагам. Так будет и на этот раз. Мы не пожалеем своей жизни, чтобы отстоять завоевания, добытые кровью наших отцов. Все как один грудью встанем на защиту Ленинграда.
В конце августа в дивизию влился батальон народного ополчения. То были коренные питерцы, мужественные и стойкие патриоты — рабочие ленинградских фабрик и заводов, учителя, студенты. Они уже получили боевое крещение, участвовали в боях. Ополченцы дрались с небывалым упорством. Хотя воинского умения у многих из них еще не хватало, но храбрости, отваги и самопожертвования им было не занимать.
Стойкость, стойкость и еще раз стойкость! — вот что требовалось в первую очередь от каждого защитника Ленинграда. На это были нацелены и выступления нашей газеты. Печатая многочисленные материалы о героизме отдельных бойцов, о стойкости ополченцев, выступления на митингах, письма ленинградцев, газета всем этим призывала воинов: стоять насмерть.
«У защитников Ленинграда лозунг один: смерть или победа!», «У стен нашего великого города Ленина нанесем врагу смертельный удар!» — под такими заголовками выходила в эти дни газета.
К началу сентября наши войска отошли к реке Сестре. Части дивизии прочно заняли оборону на ее левом берегу. Больше отступать было нельзя! Это понимал каждый.
Но враг все еще не прекращал своих попыток прорваться к Ленинграду. Пали Гатчина, Петергоф, Урицк, Стрельна. В начале сентября фашисты захватили Мгу и перерезали последнюю железнодорожную магистраль, связывавшую Ленинград со страной. Линия фронта подкатилась к Колпино.
Положение было чрезвычайно трудным. Враг бросал в бой все новые и новые дивизии, стремясь осуществить свой сумасбродный план захвата Ленинграда. И в эти тяжелые для Ленинграда дни на фронте прозвучали слова письма старых путиловцев, рабочих Кировского завода ко всем защитникам города Ленина. Письмо было помещено в нашей газете, кроме того, мы отпечатали его специальной листовкой и роздали по подразделениям.
Письмо было страстным, оно брало людей за душу. «Побеждает тот, кто презирает смерть, кто не знает страха, кто сквозь огонь неудержимо идет вперед», — писали путиловцы.
Это письмо еще больше воодушевило защитников Ленинграда на славные боевые дела. Воины стояли насмерть. Весь сентябрь противник продолжал наступать, но успеха не имел. Все его попытки разбивались о железную стойкость защитников Ленинграда.
За время своего наступления в кровопролитных боях под Ленинградом фашисты понесли огромные потери в людях и боевой технике. В конце сентября гитлеровское командование, не добившись своей цели — захвата города, вынуждено было отдать приказ о прекращении наступления на Ленинград.
Стойкость наших воинов победила! Части дивизии закалились в этих боях. И снова в дивизии гремела слава о парамзинцах. Полк Парамзина дрался исключительно самоотверженно. Его воины по нескольку суток сражались в полуокружении, форсировали широкие водные преграды, отбивали сильные вражеские атаки. Среди них были такие герои, как лейтенанты Гаврилов и Мазепа, рядовые Абрамкин, Ковальчук, Леонидов — первые кавалеры ордена Красного Знамени.
Воины сдержали свою клятву, выполнили наказ ленинградцев. Остановленный на реке Сестре враг больше ни на шаг не продвинулся вперед. Всю осень наши части вели оборонительные бои на Карельском перешейке, совершенствовали свои позиции, овладевали искусством побеждать врага.
Финны долго еще не могли примириться с провалом своих планов и неоднократно предпринимали наступательные действия. Нередко возникали бои за Белоостров, севернее Сестрорецка, но все атаки врага были безуспешны.
В условиях обороны, в обстановке сравнительного затишья отметили мы два праздника — 24-ю годовщину Октября и День Конституции. Праздничный номер газеты за 7 ноября печатали в Ленинграде увеличенным форматом. Вечером 6 ноября, сидя в бомбоубежище под типографией имени Володарского, мы с Михайловым, с которым приезжали выпускать газету, прослушали весь доклад И. В. Сталина на торжественном заседании Московского Совета. А 7 ноября в Москве как символ непоколебимой стойкости и несгибаемой веры в победу состоялся военный парад. Все это еще больше воодушевило воинов, мобилизовало их на новые подвиги в борьбе против немецко-фашистских захватчиков.
Как-то в последних числах ноября 1941 года мы сидели за обедом. Вдруг открывается дверь, и входит высокий пожилой военный, Я сразу узнал в нем полковника Селиверстова, который преподавал тактику в Ленинградском военно-политическом училище в мою бытность там курсантом. Полковник также узнал меня. Поговорили. Он рассказал о трудностях Ленинграда, о том, что училище еще в августе эвакуировалось в город Шую Ивановской области. Под Ленинградом идут кровопролитные бои, и туда стягиваются наши войска, возможно, что и отсюда, с Карельского перешейка, часть сил будет переброшена для прорыва кольца блокады.
Полковник Селиверстов оказался прав. 29 ноября был получен приказ о переброске нашей дивизии с Карельского перешейка в район Волхова.
Там сложилась действительно критическая обстановка, Не сумев захватить Ленинград, гитлеровцы в конце сентября прекратили наступление и окопались. Они решили взять город измором, задушить его костлявой рукой голода, поставить на колени гордых ленинградцев. Но герои Ленинграда, его славные защитники не пали духом. Под носом у врага, почти у линии фронта была проложена дорога по льду Ладожского озера — знаменитая Дорога жизни. По этому единственному пути город Ленина был связан со страной, получал продовольствие и другое снабжение.
Тогда гитлеровцы поставили перед собой задачу — лишить Ленинград и этого пути. В конце ноября и начале декабря они предприняли наступление на Волхов, пытаясь создать второе кольцо блокады вокруг города, соединиться на Свири с финнами и совершенно отрезать Ленинград от страны. Отборные фашистские дивизии ринулись к Волхову, на станцию Званка, захватили Тихвин. Завязались ожесточенные бои.
Вот туда, на этот ответственный участок Ленинградского фронта, и перебрасывалась наша дивизия.
Несколько дней части готовились к выступлению. Бойцы получали новое теплое обмундирование, боеприпасы и оружие. Прибыло пополнение, и все подразделения были укомплектованы до штатной численности.
Политработникам в эти дни работы было, кажется, больше всех. Надо было подготовить личный состав к предстоящим боям. Теперь воевать придется с гитлеровцами, тактика которых была еще мало известна нам. Проводились митинги, на которых выступали участники боев на германском фронте, беседы, собрания личного состава. В эту большую работу включилась и газета. Сотрудники редакции тоже проводили беседы в подразделениях, собирая материал для газеты. В газете печатались выступления бывалых воинов — участников боев по ту сторону Ленинграда, которые рассказывали бойцам о сильных и слабых сторонах тактики гитлеровцев и подчеркивали, что враг не так уж силен, у него много слабых сторон и его можно с успехом громить.
Газета призывала воинов к новым подвигам. «Нам, защитникам города Ленина, — писала она, — выпала великая честь — разорвать кольцо блокады, разгромить фашистов, сокрушить вражеский пояс вокруг города. К этому нас призывают Родина, партия, этого ждут от нас матери, жены, дети, которым приходится сейчас переживать огромные трудности».
В гости к воинам приехала делегация ленинградцев. Мужественные труженики города Ленина напутствовали бойцов и командиров, давали им наказ — разгромить врага под Ленинградом, спасти великий город от блокады.
Вечером 6 декабря части дивизии двинулись в путь, Назавтра морозным декабрьским утром выехали и мы вместе со штабом и службами управления. Но сразу неприятность — никак не удавалось завести мотор наборной машины. Был тридцатиградусный мороз, и радиатор прихватило. Эту машину пришлось отправить по железной дороге. Все шрифты, печатные материалы, имущество, запасы бумаги перегрузили во вторую машину. Типография и редакция оказались в одном автобусе ЗИС- 5. Теснота, неудобство — но ничего не поделаешь, работа шла. А наборную машину так и не видели потом целых четыре месяца — она отстала от нас, затем ее направили в ремонт в город Волхов и только весной 1942 года прибыла она к нам под Кириши. Всю зиму — самую трудную зиму — пришлось работать и передвигаться в одной машине.
Маршрут движения большой — свыше 150 километров. Надо было проехать окраинами Ленинграда и выйти на берег Ладожского озера в районе Коккорево. Дело это было очень нелегким.
Сильные морозы, скудный блокадный паек, перебои в снабжении горючим. Однажды ночью, уже подъезжая к Ладоге, наш автобус опрокинулся в глубокую канаву, и только на второй день удалось вытащить его оттуда тягачом. Все шрифты оказались пересыпанными, две кассы сломались, несколько человек получили сильные ушибы. Но уже на следующий день на остановке в лесу мы выпустили листовку с сообщением Совинформбюро.
Еще большие трудности переносили бойцы. Изнурительные переходы, ночевки на морозе, который в ту зиму особенно свирепствовал, постоянное недоедание (дневной нормы блокадного пайка едва хватало на один раз), обстрелы и бомбежки — все это обрушивалось на бойца. Однако никто не падал духом. Можно было только удивляться той энергии и тому мужеству — так велик был порыв и неукротима ненависть к гитлеровским разбойникам.
Особенно поднялся дух воинов после получения сообщений о первых победах Советской Армии на отдельных участках фронта. Сначала было получено сообщение о разгроме врага под Ростовом и освобождении Ростова- на- Дону. Затем 9 декабря радио передало сообщение «Еще удар по войскам врага» — о разгроме тихвинской группировки противника.
Это сообщение было особенно радостным, так как дивизия шла в тот район и бойцы, окрыленные успехами своих товарищей по оружию, рвались скорее вступить в бой и добивать фашистов, разбежавшихся по волховским лесам и болотам.
И вот 13 декабря пришла волнующая весть о разгроме врага под Москвой. С каким трепетом и замиранием сердца следили советские люди за ходом гигантской битвы под Москвой,
Как все ждали этого волнующего сообщения, этой замечательной победы! И она наступила. Недаром «Правда» еще в октябре писала, что разгром немцев начнется под Москвой.
Сообщение о разгроме фашистских войск под Москвой взволновало всех воинов и еще выше подняло наступательный порыв, стремление быстрее попасть на фронт и громить врага.
Наконец мы достигли Ладоги. Вот она, знаменитая Дорога жизни — 30-километровая ледяная трасса. Спускаемся на лед. Трасса очищена от снега. Извивающейся змейкой она уходит далеко вперед и теряется в белесой мгле. Мы уже во второй раз с начала войны переправляемся через Ладожское озеро: первый раз — летом, в августе, на барже, а сейчас по льду, на автомашине.
Машина скользит почти бесшумно, без толчков. Но вот трещина, через которую переброшены доски. А там уже целая полынья — видимо, от бомбы. Возле нее стоит регулировщик и показывает объезд. Вдруг впереди раздался резкий треск, и столб воды вместе с кусками льда взметнулся высоко вверх. Не сразу поняли, что это рвутся снаряды. Немецкие батареи из-под Шлиссельбурга начали очередной обстрел трассы. Но движение машин не прерывается. Внезапно впереди идущая машина ныряет радиатором в воронку, шофер еле успел выскочить из кабины. Сворачиваем в сторону и объезжаем опасное место. Обстрел вскоре прекращается. Зато начинает мести поземка, переходящая в метель. Однако машины идут и идут...
Озеро преодолели быстро. Небольшая остановка в прибрежной деревне Кобона, а затем марш вперед, вслед за своими частями, которые уже входили в соприкосновение с противником.
Южнее станций Назия и Войбокало, что на железной дороге между Мгой и Волховом, на десятки километров тянутся торфяные болота. Это район назиевских торфоразработок. В районе болот гитлеровцев не было, и здесь образовался узкий проход в несколько десятков километров. Сюда и устремились наши части, чтобы зайти в тыл врагу, отрезать и уничтожить войбокаловскую группировку противника.
Наша дивизия вошла в состав 54-й армии Героя Советского Союза генерала Федюнинского, которая была создана для разгрома врага на Волхове и прорыва кольца блокады. Дивизия скрытно прошла по узкому проходу в тыл врага и обрушилась на фашистов на подступах к городу Кириши.
Обстановка была исключительно трудной. Бойцы шли по глубокому снегу и бездорожью, в суровые морозы. Все тылы, обозы остались далеко позади. Для пехоты приходилось прорубать в лесу колонные пути. Впереди главных сил шел комдив генерал Крюков, опираясь на суковатую палку. С ним же шел и штаб, через который он управлял войсками, отдавал распоряжения.
Типография осталась в деревне Городище, вместе со штабными машинами. Мы с Таратиным двигались вместе с полками, а фотокорреспондент редакции Лантас ушел вперед с разведкой. Материал в редакцию приходилось пересылать со связными лыжниками, он опаздывал, газета также приходила с опозданием, но в этих условиях ускорить что- то было невозможно.
Удар наших частей по вражеским флангам оказался неожиданным и увенчался успехом. Застигнутые врасплох, гитлеровцы потерпели поражение и в беспорядке начали отступать, бросая свою технику. В течение нескольких дней дивизия овладела деревнями Гороховец, Бабино, Западные и Восточные Бараки и, обойдя болото Соколий мох, вплотную подошла к городу и железнодорожному узлу Кириши. Успешно громили врага и другие дивизии армии Федюнинского.
И вот наконец 21 декабря радио передало сообщение Совинформбюро:
«В конце ноября группировка войск противника проникла в район Войбокало, намереваясь перерезать линию Северной ж. д. и выйти на берег Ладожского озера. В результате ожесточенных боев части 54- й армии генерал-майора Федюнинского разгромили войбокаловскую группировку противника. Разбиты наголову части 11-й пехотной дивизии, 291-й пехотной дивизии и два полка 254-й пехотной дивизии противника. Район Войбокало и станция Войбокало заняты нашими войсками».
В достижение этой крупной победы большой вклад внесла и наша дивизия.
Как только была занята деревня Оломна Киришского района, к которой вела полевая дорога, редакция переехала в Оломну, ближе к своим частям. Только день назад здесь был враг, и всюду еще валялись трупы фашистов, разбитая техника. Работать теперь легче — мы стали ближе к частям.
27 декабря было опубликовано сообщение Совинформбюро о новой победе на нашем фронте — разгроме волховской группировки противника.
Части продолжали наносить удары по врагу, отброшенному к железнодорожной магистрали Мга — Кириши. Каждый день — новые успехи, новые подвиги героев.
31 декабря вернулся из полка в редакцию. Сижу над выпуском новогоднего номера газеты. Расположились мы в уцелевшей бане, где тесно и темно. Набирать приходится, стоя на коленях.
Вечер. Пока верстаются полосы, записываю свои впечатления. Сегодня последний день 1941 года, канун нового, 1942-го. Истекший год войдет в историю как год величайших сражений, год, который положил начало разгрому немецко-фашистской армии, вторгшейся в пределы нашей Родины.
Стрелка часов неуклонно приближается к двенадцати. Последние часы года тают на глазах. Думалось ли мне когда-нибудь, что придется встречать 1942 год в этих болотах, в глухой деревушке Оломна, в нескольких километрах от переднего края, вдали от родных и близких?! Вот куда забросила военная судьба. Невольно вспоминается, как встречали эту торжественную дату в прошлые годы. Как было хорошо и весело! А сейчас? Как сейчас встречают Новый год мои родные и близкие, оставшиеся на временно оккупированной врагом территории в Белоруссии, если они вообще живы?
Вот и 12 часов. В далекой родной Москве бьют кремлевские куранты. И каждый их удар, подобный звону тысячетонного молота, доносится во все уголки земного шара, возвещая начало нового года. А на всем громадном протяжении фронта, от Заполярья до Черноморья, в эту самую минуту гремят орудия, строчат пулеметы, грохочут танки. Наши доблестные войска громят фашистов. Всю силу своего огня, всю мощь боевой техники, всю свою ненависть обращают они против вероломного врага.
Мы встречаем новый, 1942 год, имея за плечами уже свыше полугода войны. В ее огне мы возмужали, закалились, приобрели боевой опыт, который все сильнее чувствуют на своей шкуре фашистские оккупанты. Время придет, и мы соберемся все вместе, расскажем друг другу о своих боевых делах, нам будет о чем вспомнить. Но сегодня, в новогоднюю ночь, мы сжимаем в руках оружие, мы преследуем врага и истребляем его...
Газету по-прежнему приходится выпускать в трудной обстановке. Но она выходит, ее ждут бойцы, ведущие жестокие бои; ее читают, по ней учатся, как бить гитлеровских захватчиков.
Славной страницей в боевую историю дивизии вошли февральские бои по штурму Погостья. Это железнодорожная станция на линии Мга — Кириши, которую немцы сильно укрепили и стремились удержать во что бы то ни стало. Потеря станции ставила под угрозу всю киришскую группировку противника.
Боям за Погостье предшествовала тщательная и длительная подготовка. Разгромив врага на линии Гороховец — Бабино, а затем на линии Восточных и Западных Бараков, части дивизии вышли по болоту Соколий мох вплотную к железной дороге и начали готовиться к штурму. В дивизию прибыло пополнение, которое должно было пройти соответствующую подготовку.
Большую работу по подготовке воинов к наступлению и штурму Погостья провела и наша газета. Она публиковала материалы, призывающие воинов к решительному разгрому врага, печатала статьи и подборки выступлений разведчиков, саперов, артиллеристов о их боевом опыте. Газета рассказывала, какие у противника оборонительные сооружения, какую он применяет тактику, что нужно делать, чтобы перехитрить врага и добиться успеха.
Перед наступлением в дивизии произошло важное событие. В первых числах февраля прибыла делегация трудящихся Дальнего Востока. Делегаты привезли подарки, письма.
Десять тысяч километров проехали эти люди. Целый месяц находились они в пути. И вот наконец они в гостях у защитников Ленинграда.
Эта встреча вылилась в демонстрацию единства фронта и тыла, безграничной любви советского народа к своей армии, выполняющей историческую миссию по уничтожению фашистских оккупантов.
Дорогие гости побывали во всех частях и подразделениях дивизии. Они рассказали, как самоотверженным трудом в рудниках и на шахтах, на фабриках и заводах создается все необходимое для армии, для победы над фашистами. Гости передали горячие пожелания бойцам от всех дальневосточников: как можно быстрее разгромить разбойничьи гитлеровские орды, освободить советские города и села от фашистской нечисти, отомстить врагу сполна за все злодеяния, совершенные на советской земле.
Наконец пришел приказ о наступлении. Новый командир дивизии полковник Мартынчук был вызван на КП командарма и получил от Федюнинского боевую задачу. Предстояло прорвать вражескую оборону в самом прочном ее звене. Ясно, что противник будет оказывать ожесточенное сопротивление, но воины вступали в бой всесторонне подготовленными.
В день штурма наша газета вышла под шапкой: «Разгромим немецких оккупантов! Освободим Ленинград от вражеской блокады!». В газете были напечатаны отклики бойцов на обращение Военного совета 54-й армии и на письмо ленинградцев к воинам армии Федюнинского, призывавших скорее освободить город Ленина от блокады, беспощадно бить ненавистного врага. В этом же номере газета напечатала статью Ильи Эренбурга «Наши идут», написанную к 24-й годовщине Советской Армии.
На второй день наступления обозначился успех. Наши полки прорвали несколько оборонительных линий врага. Было уничтожено много живой силы и техники противника, захвачены трофеи.
Все работники редакции находились в полках. К вечеру собирались в редакцию, которая тоже была подтянута поближе к передовым частям, обрабатывали собранный материал и ночью выпускали газету. Наутро со свежим номером снова отправлялись в части.
Развивая успех первых боев, дивизия неотступно продвигалась вперед. Газета из номера в номер показывала героев боев и звала на новые подвиги.
Материалы для газеты в боевой обстановке добывать было очень трудно. Ведь во время боя, когда воины совершают перебежки или устремляются в атаку, переползают или врываются во вражеские траншеи, никто не будет писать заметки, там не до этого. Даже побеседовать с тем или иным бойцом иногда не удается, а не только получить от него корреспонденцию. В таких условиях обычно поступали следующим образом: поговоришь с бойцом или командиром, заручишься его подписью, скажешь, что будет напечатана такая-то заметка, и если автор согласен, даешь ее. Иногда удается набросать на листке бумаги основное содержание корреспонденции, ознакомить с ней того, от кого желательно ее иметь, и даешь это подписать. Такие подписанные листки подшивались в редакции и хранились уже как авторские оригиналы.
Но зачастую трудно приходилось организовывать не только авторские заметки, но и собирать материал для собственных статей. Трудности эти состояли как в сборе нужных сведений, так и в проверке их достоверности. Порой долго не удавалось установить точно какой- либо факт, о котором говорили многие. Приходилось пробираться в то подразделение, о каком шла речь, разыскивать командира, а тот в это время или вел людей в атаку, или командовал огнем. Так что ему было не до корреспондента. В таком случае жертвовали оперативностью — пусть лучше материал опоздает на день-два, но зато уж будет достоверным.
Наступление шло успешно. Накануне Дня Советской Армии полки захватили еще один важный рубеж. Газета писала: «Наши части продолжают успешно громить врага. Воины! Еще крепче и сокрушительнее бейте фашистских захватчиков, не давайте им ни минуты передышки, уничтожайте их на каждом шагу. Ознаменуем 24-ю годовщину Советской Армии новыми победами над врагом!»
Наконец решительным штурмом дивизия выбила врага из его укреплений, заняла станцию Погостье и перерезала важную железнодорожную магистраль Мга — Кириши.
Потеряв с падением Погостья выгодные позиции, гитлеровцы предприняли несколько попыток вернуть их. Но все попытки были сорваны, фашисты не только утратили позиции, но и покатились дальше.
Лишь только наши части продвинулись вперед, начали подтягиваться тылы. Бои шли еще в километре за Погостьем, а редакция газеты была уже у станции. Кстати, слово «станция» упоминается здесь условно, так как на самом деле не было даже признаков станции — все сметено ураганом боя. Еще до штурма немцы уничтожили все постройки, взорвали полотно железной дороги и на месте Погостья была большая поляна, усыпанная битым кирпичом и кусками железа.
Редакцию устроили в насыпи железной дороги, в немецком блиндаже. Блиндаж большой, с несколькими накатами. Противник обстреливал Погостье, рвались снаряды и мины. Из блиндажа нельзя было высунуть голову. Но газета у нас набиралась, и вскоре вышел свежий номер, призывавший: «Решительно и смело взламывать оборону врага, брать гитлеровцев в кольцо и истреблять, если они не сдаются».
В нашем блиндаже жили, вероятно, немецкие офицеры. Во всех углах валялись бутылки из-под вина, консервные банки, на нарах лежали перины, одеяла, даже шелковые подтяжки висели на крючке над нарами. Пол был устлан обрывками немецких газет и журналов. Но как мы удивились, когда среди всего этого бумажного хлама нашли номер нашей дивизионки за 26 января. То ли ее занесли сюда побывавшие раньше наши бойцы, то ли каким-нибудь путем она попала к немцам — так и осталось неизвестным.
В этом блиндаже редакция проработала несколько дней. Давно уж не размещались мы с такими удобствами — все время приходилось жить в лесу, в шалашах, а то и просто на снегу. Здесь же было тепло, уютно и сравнительно безопасно хотя бы от вражеских пуль, К нам часто заходили командиры, работники политотдела, а иногда и бойцы — наши военкоры или проходившие мимо с каким-нибудь заданием. Несколько раз старший политрук Чернышев — помощник начальника политотдела по комсомольской работе — вручал здесь билеты молодым комсомольцам. Удалось нам во время относительного затишья провести здесь и совещание героев боев — истребителей фашистов — по обмену боевым опытом. Это было очень важное совещание, выступления его участников оказались ценными для газеты. В коротких, но ярких выступлениях герои боев рассказывали, как они бьют немецких оккупантов, как борются за освобождение родной земли от вражеской нечисти.
54-я армия безостановочно гнала врага. Перерезав железную дорогу Мга — Кириши, армия продвигалась вперед, к центральной магистрали — Октябрьской железной дороге на участке между Чудовом и Любанью, угрожая киришской группировке немцев полным окружением. Район прорыва армии был довольно широким, и в этот прорыв хлынули стрелковые соединения, поддержанные мощной техникой.
Армия Федюнинского наступала, и в ее составе шла наша дивизия. Заняв Погостье, части дивизии овладели деревней Шала, поляной «Сердце», развилкой дорог Шала — Кондуя, затем деревней Малиновка и вышли на рубеж Дубовик, Липовик, где у гитлеровцев были заранее возведены оборонительные сооружения.
Несмотря на начавшуюся распутицу, по колонным путям вслед за частями двигалась и редакция с типографией. Газета выходила бесперебойно в любой обстановке. Несколько раз наш автобус попадал под обстрел, дважды осколками был разбит мотор, ранен наборщик Магазов. А сколько раз мы увязали в болоте, буксовали в снегу — и все же не было ни одного случая срыва выпуска газеты.
Весь март и начало апреля 1942 года части дивизии вели ожесточенные бои. Газета быстро откликалась на любое событие, сразу же подхватывала каждую победу или подвиг героя и звала на новые боевые дела. Когда в одном из боев успешно была осуществлена танковая атака, газета выдвинула лозунг: «Тесным взаимодействием танков с пехотой удесятерим удары по врагу!». И здесь же были напечатаны статья об атаке пехотинцев, поддержанных танками, — «Совместный удар», передовица «За тесное взаимодействие с танками», статья из опыта — «Танковый десант».
Однажды головной полк потерпел неудачу. Быстро продвигаясь вперед, он не закрепился на занятом рубеже, не подготовился к отражению контратак, а когда немцы внезапно перешли в контратаку, полк не выдержал и отступил. Это послужило серьезным уроком для всех других частей, и газета выступила по этому поводу. «Немедленно закреплять каждый отвоеванный рубеж, держать его незыблемо прочно, сделать его отправной точкой для нового броска вперед — вот наш закон», — писала она.
А когда выяснилось, что некоторые подразделения слишком долго задерживались на занятых рубежах, тратили много времени на их закрепление и упускали противника, который использовал это для укрепления новых позиций, тогда газета выступила с таким призывом: «Не дадим гитлеровцам закрепляться на рубежах! Пядь за пядью освобождать родную землю от подлых захватчиков! Безостановочно преследовать и уничтожать врага!».
Сколько замечательных героев родили те бои! Формат дивизионной газеты не позволял хотя бы коротко рассказать обо всех. Но популяризации героев редакция придавала важное значение. В «Голосе красноармейца» печатались очерки об их опыте, выступления самих героев. Каждый день приносил славу новым и новым, дотоле, казалось, незаметным людям.
Дивизионка продолжала действовать, помогая воинам успешно громить врага.