Из журналистского блокнота Виктора Кремлева

30 мая 1961 года

Сегодня Америка отмечает День памяти павших. Мы в Кливленде.

Вместо траура — веселые парады с «мажоретками». «Мажоретки» — явление сугубо американское. Смазливая, полураздетая девица, справедливо решили американцы, привлекательней усатого и пузатого капельмейстера. Потом число их стало все расти. И вот впереди духового оркестра вышагивают девицы в куцых мундирчиках и юбочках, ловко жонглируя палочкой.

Цирк, да и только, но при чем память павших?

Неужели в Америке никто не знает, что такое война?

Повез кинооператора на военное кладбище. Пусто. Реет звездно-полосатый флаг. Дети играют на декоративных орудиях. Стандартные бронзовые плиты лежат на земле. Под ними покоятся солдаты справедливых и несправедливых войн: бывший наш союзник, убитый в Арденнах, и солдат Корейской войны.

Старенькая мать и седой, сгорбленный отец пришли на могилу сына. На плите надпись: «Джером Гралевич. Погиб 22 лет в Корее...»

Вдруг послышался свист. Кто-то бравурно насвистывал марш из фильма «Мост на реке Квай». Смотрим, идет цепочка пацанов лет по десять вслед за дядей со знаменем и пилоткой Американского легиона. Марширует в каске чудесный мальчишка, вылитый Том Сойер. Мне захотелось подойти к нему и сказать: «Постой, Томми! Станешь большим, не надевай эту каску! Видишь эту могилу? Джером Гралевич тоже играл в войну, а потом в далекой чужой Корее отпевал его солдатский горн... Видишь — кладбище еще не заполнено. Пусть этот пустырь так и останется пустырем! Пусть не прибавится на этом военном кладбище ни одной могилы!..»

А в городе вышагивали под походный марш бравые «мажоретки»!..

Нет, не знает Америка, что такое война.

Эрик Худ знал. Хорошо знал. Но и в Кливленде я не отыскал его следов, нет его и в штате Огайо...

17 января 1945 года

Войска родного для Виктора Кремлева 1-го Белорусского фронта освободили Варшаву!

Генерал Паттон начал оттеснять вермахт на исходные позиции, поскольку наступление Красной Армии на Восточном фронте заставило Гитлера спешно отводить войска на свой главный фронт на Висле.

В тот же день в древний германский город Гаммельсбург привезли около 1500 пленных офицеров 106-й и 28-й дивизий 1-й армии США. Вермахтовцы глядели на них с презрением. Вид у ами был понурый. Вздыбленный лев на шевроне 106-й дивизии казался робким котенком. Привезли их в товарных вагонах класса «сорок и восемь» — сорок людей или восемь лошадей. Только вагоны были набиты битком.

Необстрелянная 106-я дивизия за пять разгромных дней потеряла 416 солдат и офицеров убитыми, 1246 ранеными и 7001 пленными. И это не считая людей 589-го и 590-го артиллерийских батальонов, приданных дивизии. Позор на всю Европу, на всю Америку, на весь мир. И в позоре этом были прежде всего виноваты генералы, пославшие зеленых новичков в мрачный Арденнский лес, где готовил Гитлер контрнаступление.

Сначала был долгий, изнурительный марш колоннами по дорогам на Восток. Стояли «русские» морозы, такие, каких Западная Германия не видела последние двадцать пять лет. А 106-я не успела получить зимней обуви. Мучила жажда. Страдали солдаты. Все это казалось американским парням кошмарным сном. Три недели тому назад они мечтали о боевых подвигах в барах Бостона или Форт-Брагга. Среди джи-ай, когда их посадили в холодные телячьи вагоны на станции Лимбург, насчитывалось много обмороженных. «Согрели» их... британские бомбы, сброшенные бомбардировщиками королевских ВВС на эшелоны с пленными. После налетов союзников насчитали почти шестьдесят убитых.

Городок Гаммельсбург Габсбурги обнесли крепостными стенами еще в 1242 году, когда войска под руководством Александра Невского нанесли сокрушительное поражение псам-рыцарям на Чудском озере. Теперь русские вели бои за крепости потомков тех псов-рыцарей в Восточной Пруссии.

Холода вымораживали из офицеров и солдат последнее мужество. Они выпрашивали у охранников газеты «Фелькишер беобахтер» и «Альгемайне цайтунг» не для того, чтобы читать нацистскую прессу, а для того, чтобы затыкать газетной бумагой щели в бараках, заворачивать в нее озябшие ноги.

В плену офицеры дивизии во главе с полковником Чарлзом Кавендером совсем пали духом, растеряли остатки мужества.

В офицерском лагере кормили лучше, чем в солдатском. Утром — пайка недопеченного скверного хлеба. Буханка на двенадцать человек или на восемь. В зависимости от настроения коменданта и подвоза продуктов. Обед и ужин — миска супа из репы или одуванчика. По воскресеньям потчевали супом с кониной. Даже в офлаге охотились за крысами. В среднем каждый офицер терял до одной четвертой своего веса. При таком питании о женщинах вспоминали редко, а о хорошей пище — часто. Она снилась по ночам. О ней мечтали с пылкостью, недоступной Ромео.

В солдатском «шталаге» томились тысячи советских, французских, американских, английских, канадских, австралийских воинов. Тиф, дизентерия и другие болезни косили этих пленных, особенно советских, на которых охрана постоянно вымещала злобу за поражения вермахта.

В офицерском лагере был такой же пестрый, интернациональный состав. Первыми пленными этого лагеря были югославы из разгромленной Гитлером в 1940 году королевской армии Югославии. Самым знаменитым узником этого лагеря, в котором было заключено 5500 пленных, был Яков Иосифович Джугашвили — сын Сталина. СД перевела его потом в Заксенхаузен.

Ночью в долине, где стоял лагерь с двенадцатью сторожевыми вышками, бегали лучи прожекторов. Луна серебрила готическую башню собора Габсбургов. Небо стонало от рокота британских «галифаксов» и «ланкастеров». Военнопленные — «криги» метались на двухъярусных нарах, заживо съедаемые блохами, клопами и вшами. Порошка доктора Мореля им не давали.

Нельзя забывать, что условия содержания советских пленных были неизмеримо хуже, чем солдат западных армий. Генерал фон Гекель, давно поняв, что война проиграна, заигрывал с ами и томми, чтобы не угодить в списки военных преступников. В отличие от советских военнопленных, «западники» еженедельно получали продуктовые посылки.

Кремлеву как-то попался интересный документ: открытка, подтверждающая получение американским узником такой посылки. У него сердце обливалось кровью, когда он прочитал эту открытку, думая о миллионах советских пленных, умиравших в лагерях от голода.

Форма 1631 — Р

АМЕРИКАНСКИЙ КРАСНЫЙ КРЕСТ

СТАНДАРТНАЯ ПОСЫЛКА № 8 ДЛЯ ВОЕННОПЛЕННОГО

ПРОДУКТЫ

Молочный порошок, облученный	1 конс. банка 14 1/2 унц.
Бисквиты	1 пакет 8 унц.
Сыр	1 пакет 8 унц.
Растворимое какао	1 конс. банка 8 унц.
Сардины	1 конс. банка 15 унц.
Маргарин с витамином А	1 конс. банка 1 фунт
Солонина	1 конс. банка 12 унц.
Сладкий шоколад	2 плитки по 5 1/2 унц.
Сахар, гранулированный	1 пачка 2 унц.
Порошковый апельсиновый концентрат с витамином С	1 пачка 7 унц.
Суповой концентрат	1 пачка 5 унц.
Чернослив	1 пачка 16 унц.
Растворимый кофе	1 конс. банка 4 унц.
Сигареты	2 пачки по 20 шт.
Курительный табак	1 пачка 2 ¼ унц.

Нет, ни советские военнопленные, ни бойцы Красной Армии, ни партизаны, ни герои тыла не видали в глаза подобных посылок. Эти яства и не снились тем, кто скромно и мужественно совершал свой всемирно-исторический подвиг, спасая мир от фашистской чумы. Да и жалованье у нас было куда меньше.

С тоской разглядывая фотографии жены и детей, Эрик сказал:

— Меня все время беспокоит, сводит ли Пэгги концы с концами. Мой отец скуп, ее родители небогаты, едва сумели оплатить ее учебу в Брин-Море. Я ей ежемесячно посылал около двухсот пятидесяти долларов, себе оставлял только на карманные расходы. Правда, в случае моей смерти семья получит страховку — десять тысяч долларов. Скажи, а тебе сколько платят? Помню, капитан Менке говорил, что вам в Красной Армии, наверно, много платят, раз вы свои жизни на войне не жалеете...

— Ну вот еще! — со смехом отозвался Виктор. — Это вы богато воюете, а мы не за деньги воюем, а за Родину. Я, например, когда начинал рядовым разведчиком, вообще ни копейки не получал, жил на подножном корму. И партизанам ни гроша не платили. Да и на что мне деньги — у нас они почти ничего не стоят...

— Не понимаю я вас, — честно признался Эрик.

— Небось ваш генерал Вашингтон, — обозлился Виктор, — тоже не королевское жалованье платил революционным солдатам.

— Нет, удивительный вы все-таки народ! Да кто бы у нас задарма воевать стал!

Они замолчали, задумались каждый о своем.

Из личного и строго секретного послания от г-на Черчилля маршалу И. В. Сталину 17 января 1945 года

«От имени Правительства Его Величества и от всей души я хочу выразить Вам нашу благодарность и принести поздравления по случаю того гигантского наступления, которое Вы начали на Восточном фронте».

Вежливость, как говорится, ничего не стоит, а ценится очень дорого. Нелегко, однако, Черчиллю было писать эти строки, благодарить, поздравлять Сталина. К тому времени он пришел к выводу, что арденнское побоище произошло вследствие неэффективных действий англо-американской разведки. И в самом деле, осенью 1944 года Совместный союзный разведывательный комитет в Лондоне не только не увидел подготовки немцев к арденнскому наступлению, а бодро уверял: «Вряд ли следует ожидать, что организованное сопротивление под руководством германского главнокомандования продлится позднее 1 декабря 1944 года...»

В эти дни Виктор и Эрик с трудом узнавали «тевтонский рык» главного военного комментатора берлинского радио генерал-лейтенанта Карла Дитмара. Когда военное счастье изменило вермахту в Арденнах, «Голос вермахта» (так называли в Германии этого радиогенерала) еще держался, несмотря на арденнские вьюги, ледяные дожди и все усиливавшиеся налеты союзной авиации, громившей отступавшие германские дивизии. Но колоссальные удары Красной Армии на Восточном фронте вывели этого спесивого экселенца из равновесия. Голос его сел, осип, металл в нем дал трещину.

18 января 1945 года

Красная Армия наступала на Кенигсберг, окружила Млавскую крепость, ворвалась в Краков, вела бои за Будапешт...

Блок западных союзников и впрямь трещал, как тонкий ледок на арденнских речках. И треску этому с восторгом внимали Геббельс и его «геббельсенята». Арденнские партизаны слушали вечером в тот январский день выступление Черчилля в палате общин. Этим выступлением он призвал к порядку самого Монти, который, зарвавшись, объявил миру, что на Западном фронте пожинает лавры побед только он, постоянно спасая от поражения американских джи-ай — генерала Брэдли с его 1-й и 9-й армиями. На каждого павшего британского солдата — англичанина, шотландца, ирландца, канадца, заявил Черчилль, пришлось от сорока до шестидесяти джи-ай, а в боях участвовали от тридцати до сорока американцев на одного британского солдата. Мало того, Черчилль публично признал, что лишь в Арденнском сражении погибло больше американцев, чем полегло с обеих сторон в исторической битве при Геттисберге. И пусть британцы, с пафосом заявил этот «великий оратор века», не внемлют «баламутам» — это был камешек в огород фельдмаршала Монтгомери.

И это говорил Уинстон Спенсер Черчилль, некогда заявивший: «Я не буду председателем комиссии по похоронам Британской империи». Черчилль понимал, что в послевоенном мире ему уготована роль первого вассала империалистической Америки.

Монти не сдавался. Опьяненный легкими победами своей армейской группы, он плевал на союзнический долг, топтал этику союзнических отношений солдатскими бутсами.

В своем штабе в Реймсе рассвирепевший вконец Эйзенхауэр официальным рапортом потребовал... смещения с поста Монтгомери. Неслыханный раскол союзников. Только этого и ждали в Берлине. Сбывались все пророчества Гитлера! Вот она, его интуиция! «Колоссально!!» «Вундербар!!!» «Хайль Гитлер!» «Зиг хайль!»

И тут Монти сдался. Ведь каждый британский генерал прежде всего политик. И он послал Айку покаянное письмо с такой подписью: «Ваш очень преданный подчиненный».

Из послания Ф. Д. Рузвельта И. В. Сталину, полученного в Москве 18 января 1945 года

«...Подвиги, совершенные Вашими героическими воинами раньше, и эффективность, которую они уже продемонстрировали в этом наступлении, дают все основания надеяться на скорые успехи наших войск на обоих фронтах...

Время, необходимое для того, чтобы заставить капитулировать наших варварских противников, будет резко сокращено умелой координацией наших совместных усилий...»