Вместо благодарности — канатный ящик!

Шлюпка подошла к пароходу, и матросы легко выпрыгнули на палубу. С ними поднялся Родион. Из кормовой каюты вышел начальник отряда.

— Ну, что нового? — спросил он. Увидев мальчика, нахмурился, и на лице его отразились досада и гнев.

— Опять ты у нас?! Опять будешь интересоваться нашими пушками и снарядами? Собирать шпионские данные, да?! — сердито закричал он. — Не хочу даже разговаривать с тобой! Пусть трибунал разбирает, с меня хватит! Накормите его и — в канатный ящик! — распорядился он.

— Есть накормить и посадить в канатный ящик! — отрапортовал вахтенный.

— Товарищ начальник, товарищ начальник! — испуганно закричал мальчик. — За что же в канатный ящик?! Я же сделал, как ты говорил! Бумага у меня! Никакой я не шпион!

Но начальник давно захлопнул дверь каюты и его не слушал. Расстроенный, он уселся за стол. «Так обмануться, — горько сетовал он. — Хорошее, честное лицо, а на самом деле... Это мне урок, нельзя быть таким доверчивым».

Настроение ещё больше ухудшилось. Утром его вызвал к прямому проводу командующий Второй армией Шорин и так закончил свой разговор: «Сметая губительным огнём вражеские батареи, приказываю вам продвигаться вверх по Каме. В помощь высылаю отряд коммунистов». Распоряжение о высылке отряда его обрадовало. В те тяжёлые времена партия высылала коммунистов на самые ответственные участки фронта. Но как продвигаться вверх по реке, когда хорошо пристрелянные батареи неприятеля создают огневую завесу, через которую без потерь нельзя прорваться! Имеет ли право он, начальник главных сил флотилии, рисковать созданными с таким трудом кораблями, посылая их на верную гибель?!

А кроме того, был ли смысл отдаляться от частей Красной Армии, которые вот-вот должны подойти?! Ведь только комбинированный удар с реки и с берега мог заставить неприятеля оставить свои позиции. Но медлить тоже нельзя: враги могут подтянуть подкрепления и начать наступление на Волгу. Вот этого и боялся начальник отряда и потому нервничал. «А тут ещё этот несчастный мальчишка!»

— Вахтенный! — крикнул он в открытый иллюминатор. Дверь в каюту отворилась, и в просвете показался моряк в бескозырке, из-под которой буйно выбивались рыжие кудри.

— Вот что, Петров! Передай боцману, чтобы назначил гребцов на шлюпку — отправить мальчишку в ревтрибунал.

— Товарищ начальник, ребята говорили, что он про какую-то бумагу поминал. Будто вам должен передать. Его обыскали, но ничего не нашли. Наверное, брешет!

— Бумагу? — удивился начальник. — Чего же раньше мне не сказали? Приведите его.

Когда в каюту ввели Родиона, начальник с трудом его узнал. Лицо было заплакано, глаза смотрели исподлобья. Куда делись его жизнерадостность и прямота?! Он был похож на загнанного зверька и подозрительно поглядывал на сидящего начальника.

— Какая у тебя бумага, показывай! — Родион мрачно взглянул на начальника, потом на вахтенного и, словно нехотя, достал из волос бумажку, свёрнутую в трубочку.

— Дядя Петя послал, — сердито сказал он.

— Что такое? Ничего не понимаю, — пробормотал моряк, внимательно рассматривая бумажку. — Вот это похоже на береговую линию, здесь какая-то стрелка, а против неё крестик. Ничего не понимаю. Может, ты знаешь, Родион?

Мальчик молчал. «Пусть сами разбирают, раз мне не верят! — со злорадством думал он. — Если попросят по-хорошему, тогда скажу».

— Ну, рассказывай, парень, довольно тебе дуться. Говоришь, дядя Петя послал эту бумажку, а кто он такой? И что означает этот рисунок? Почему здесь крестик? Рассказывай, Родион, что знаешь.

— Дядя Петя — рабочий, красный он. А рисовал он реку. Велел сказать вам, чтобы вы шли на батареи лугами, воды везде много. Беляки вас оттуда ждать не будут. Пройдёте три мыса, а потом завернёте к берегу, стрелкой показано, где поворот. А крестик — это пушки, восемь штук. Это я узнал про пушки, видел их, а вы... — Мальчик не выдержал и горько зарыдал. — Вы хотели меня расстрелять, за шпиона признали!

— Успокойся, Родион, дело военное, и ты сам виноват, что так получилось. Почему сбежал и никого не предупредил, разве можно так?! Сказал бы мне, что ты надумал!

— А ты мне поверил бы? — сердито спросил мальчик. — Сразу бы посадил в канатный ящик?! Потому и сбежал!

— Пожалуй, ты прав, друг! — сказал начальник, внимательно глядя на мальчика. — В чужую душу не влезешь, особенно в такую маленькую, как у тебя!

Теперь он был убеждён, что мальчик говорил правду. Однако где-то глубоко, в подсознании, таилась мысль, что всё это могло оказаться ловушкой, придуманной врагами. Он решил ещё допросить мальчика.

— Так, хорошо, Родион, а больше ничего не передавал твой дядя Петя? Сколько беляков у вас в Полянках, не говорил?

— Он сказал, что у нас только пушки и немного солдат и офицеров. Он назвал сколько, но я забыл слово.

— Может быть, полк или рота? — подсказал моряк.

— Не, — отрицательно покачал головой Родька. — Другое слово!

— Какое же другое?! Батальон?

— Во, во! Батальон! — обрадовался мальчик. — А дальше по берегу белых нет, дорога свободная.

— А где главные силы белых, не слышал?

— Дядя Петя говорил, что полки из одних офицеров стоят на реке Шешме, это километров двадцать отсюда. Там много беляков. Про берёзу я ещё не сказал, — вдруг вспомнил мальчик. — Прямо против пушек, на берегу, стоит большая берёза. Когда повернёшь к берегу, держать надо на неё, как раз к пушкам выйдешь!

— Ну и прекрасно! — весело заметил начальник отряда. — Всё ясно, Родион, иди получай свою форму! Только больше не бегай, смотри! Без разрешения никуда, понятно? Сигнал поднять, срочно! — обратился он к вахтенному: — «Флагман требует к себе начальников дивизионов канонерских лодок».

— Есть! — отозвался вахтенный. — Пошли, разведчик! Они вышли, и начальник облегчённо вздохнул. Всё-таки он оказался прав! Вера в человека не подвела. То, что рассказал мальчик о силах и расположении неприятеля, точно совпадало со сведениями, полученными от перебежчиков. Основные вражеские силы были на реке Шешме, здесь же оставлен лишь заслон. Его необходимо было уничтожить.