1

С берега, со стороны Волчьей балки, все отчетливее доносились отзвуки приближающегося боя, ветер нес над бухтой сизые клочья порохового дыма. Изредка снаряды долетали уже и сюда, в расположение базы: от взрывов нет-нет да и вздыбливалась земля у самой кромки обрыва, всплескивались водяные столбы вдоль прибоя.

С моря шел сильный накат, глухо и мощно набрасывался на берег, кипела, пенясь и клокоча, вода меж камней, и вся прибрежная полоса казалась от этого обложенной сугробом снега. Из небольшого домика, расположенного на взгорке и еще несколько дней назад служившего штабом отдельного дивизиона кораблей, хорошо был виден тральщик, стоявший у пирса. Стволы его орудий окутывались легким дымком, туго и звонко хлопали выстрелы, эхом раскатывались над бухтой, и снаряды с металлическим шелестом скользили в вышине, уносились вглубь полуострова, туда, где гремел напряженный бой — в сторону Волчьей балки.

Капитан-лейтенант Крайнев, командир тральщика, распахнул створки окон — гул недалекого боя, корабельных выстрелов сразу же приблизился, ворвался в домик, слышны стали даже отдельные голоса на пирсе. Чуть поодаль от его, Крайнева, тральщика стоял торпедный катер лейтенанта Федосеева, похожий отсюда, сверху, на миниатюрный утюжок. Не считая базовской команды, которая во главе с командиром базы майором Слепневым сдерживала в эти минуты натиск неожиданно прорвавшихся у Волчьей балки немцев, это было все, чем сейчас располагал Крайнев как старший начальник, что имелось в его распоряжении и что мог он противопоставить наступавшим немцам. К тому же — и это было самым непоправимым в таком положении — на тральщике разобраны машины, починить их можно лишь суток за двое, не меньше, даже при круглосуточной работе, а немцы вот они — почти рядом. Такая неожиданная беда свалилась вдруг на его, Крайнева, голову, и надо было ему сейчас же принимать какое-то решение.

Внутренне, для себя, Крайнев уже решил, что делать ему в такой обстановке, как действовать, и был уверен, что поступит именно так, а не иначе, но даже себе не решался признаться в этом, все оттягивал эту минуту, словно на чудо надеялся — а вдруг все еще изменится, обойдется как-нибудь.

Жара стояла несносная, высоко в небе, за дымными плавунами, скользил расплавленный диск солнца: все острее пахло пороховой гарью, за ней пропадали привычные запахи моря, водорослей, которые так отчетливо и знакомо различались еще сегодняшним утром, когда над бухтой стояла свежая рассветная тишина и никто еще и не думал, что через несколько часов здесь загремят выстрелы.

Вздрагивали от взрывов крашеные половицы под ногами у Крайнева, тоненько позванивали стекла. Он вспомнил, как два дня назад уходили отсюда последние корабли дивизиона, срочно перебазировавшиеся на новое место. Тральщик Крайнева не имел хода, и, оставляя его здесь, в этой бухте, комдив хмуро спросил:

— Сколько времени вам надо на ремонт?

— Суток четверо, товарищ капитан третьего ранга, — ответил Крайнев. — Не меньше.

— Отремонтируетесь, сразу же в главную базу следуйте. Оставляем вам торпедный катер лейтенанта Федосеева. Для прикрытия. Немцы далековато, но вдруг появится какой-нибудь корабль… В базе с майором Слепневым остаются человек сорок.

Весь этот короткий разговор от слова до слова помнил Крайнев и сейчас дорого бы дал, чтобы он повторился, чтобы можно было вернуть тот день. Комдив сказал ему тогда:

— Отправьте жену и дочку с кораблями, Сергей Константинович. На всякий случай. Мало ли что… Все семьи уходят со своими.

Крайнев лишь улыбнулся тогда:

— Значит, и моя семья должна уйти со мной. Разрешите, товарищ капитан третьего ранга?

— Что ж, добро, — согласился комдив. — Прошу вас об одном — поторопитесь. Ну, действуйте!

Кто же мог подумать, что такое случится?! Откуда все-таки взялись здесь немцы? Крайнев прислушался к нарастающему гулу боя, проклиная себя за то, что не отправил с отрядом Татьяну — с пятилетней Ульянкой, как предлагал комдив, представляя, как они сидят сейчас дома и прислушиваются к каждому выстрелу.

Шальные снаряды уже долетали до середины бухты, вздымали белые фонтаны воды. Глядя на них, Крайнев понимал, что медлить больше нельзя, надо действовать. Но что-то мешало ему решиться на этот уже обдуманный, крайний шаг, что-то мешало подойти к телефону, позвонить на пирс и сказать те несколько слов, которые — он в этом убежден был — приведут в смятение, потрясут всю команду тральщика, да и торпедного катера тоже. Он знал, что именно так и будет, и поэтому постоял еще с минуту, задумчиво поглаживая теплый гладкий бок телефонного аппарата, чувствуя, как неприятно повлажнели от волнения ладони.

Дверь в домике вдруг широко и шумно распахнулась, и Крайнев даже обрадовался тому, что сейчас кто-то появится и надо будет что-то предпринимать, — это позволит оттянуть еще несколько минут от его решающего звонка на пирс. В проеме показалась рослая фигура моряка в разорванной фланелевке, в откинутой на затылок бескозырке. Из-под нее выбивались слипшиеся темные волосы, отяжелевшие, как показалось Крайневу, от крови. На щеке извилистым следом запеклась бурая струйка. Автомат в его руке казался игрушечным, он держал его за ствол, прикладом вниз.

— Товарищ капитан-лейтенант! От майора Слепнева я. Оттуда! — Моряк торопливо кивнул на дверь. — Крученых я, из базовских. Оборону держим у Волчьей балки.

— Что там? — спросил Крайнев.

— Слепнев передал, уходите немедленно. Иначе будет поздно. Уводите корабли!

— Если бы это возможно было, — вздохнул Крайнев и покрутил ручку телефона. — Таня? Танюша, быстренько сюда. Бинты захвати, ну и все, что потребуется. Да-да, перевязать надо. И Ульянку с собой!

— Трудно там устоять, — тяжело дыша, говорил Крученых, виновато глядя на Крайнева. У него и в самом деле был такой вид, точно он один виноват в том, что немцы прорываются возле Волчьей балки и никак не удержать их. — Нас, вазовских, человек сорок, не больше. А они, гады, с суши наперли. Не вдоль берега, а с суши. Никто ж не ждал. Прорвались, должно быть.

— Много?

— Муравейником прут. С орудиями.

— Слепнев далеко со своими?

— Километров пять, не больше.

— Дела, — сказал Крайнев. — С суши их действительно никто не ждал… Сколько вы еще продержитесь?

— Ребята на совесть стоят, товарищ капитан-лейтенант. И те, что из мастерских, и мы, с сигнального поста.

— Не о том я.

— Часа два-три, не больше.

— Понятно.

Торопливо вошла Татьяна с санитарной сумкой. Странно как-то было видеть ее в легком светлом платье с этой сумкой в руке, рядом — Ульянку с розовыми бантиками в косичках и слышать одновременно гул недалекого боя, взрывы снарядов, выстрелы корабельных орудий.

— Папа, папочка! — прижалась к нему Ульянка. — Там стреляют. Это немцы, да? Я боюсь их.

— Ничего, ничего, все будет хорошо, — успокаивал ее Крайнев. А сам думал с тревогой: «Если бы все так и было. Хотя бы для вас двоих…» Он понимал, что единственная оставшаяся возможность спасти жену и дочку — отправить их на торпедном катере с Федосеевым.

Татьяна ловкими движениями перебинтовывала голову раненому Крученых. Крайнев говорил ей, что оставаться здесь опасно, что все жены и дети командиров хорошо сделали, уйдя с кораблями, а вот он зря оставил их с Ульянкой, послушался ее уговоров, и теперь все неожиданно осложнилось.

— Так я пошел, товарищ капитан-лейтенант, — сказал Крученых, поднимаясь и натягивая бескозырку на забинтованную голову. — Что передать майору Слепневу?

— Значит, говоришь, часа два-три продержитесь? — Крайнев с трудом оторвался от своих мыслей, удивленно, с ласковой теплотой посмотрев на Татьяну с Ульянкой, точно год их не видел.

— Не больше, — подтвердил Крученых, закидывая автомат за плечо.

— Хорошо. Передайте Слепневу: через полтора часа команда тральщика придет вам на помощь. В полном составе. Сорок шесть человек! Вместе пойдем на прорыв.

— Есть! — Крученых явно повеселел, загородил на секунду спиной дверной проем и исчез.

Крайнев сразу же подошел к телефону, крутнул ручку.

— Вахтенный на пирсе слушает! — тотчас донеслось в ответ.

— Капитан-лейтенант Крайнев говорит. Срочно дайте мне старпома тральщика! — Тут же он услышал голос своего помощника и спросил: — Удалось с базой связаться, Максим Савельич? — От его ответа зависело сейчас многое: поступит ли приказ свыше, из главной базы, или Крайневу самому придется принимать решение, которое он уже принял для себя.

— Нет, не удалось, Сергей Константиныч, — виновато ответил старпом. — Вы же знаете: если бы связались, сразу бы вам сообщил.

— Знаю, Максим Савельич, знаю. Сколько снарядов осталось?

— По полдюжине на орудие, не больше. Фрицы все гуще бьют, корабль могут накрыть. И катер тоже.

— Вижу, — произнес Крайнев. — Передайте Федосееву: пусть срочно ко мне зайдет.

— Хорошо, Сергей Константиныч.

— И вот еще что… — Крайнев умолк на полуслове, почувствовав вдруг нечеловеческую усталость, закрыл глаза и постоял так, молча, слушая, как недоуменно кричит в трубку старпом: «Товарищ капитан-лейтенант! Сергей Константиныч! Алло! Алло! Да куда же вы делись?» Затем трудно вздохнул и как можно спокойнее сказал, назвав впервые помощника на «ты»: — Не кричи, Максим Савельич, здесь я, слышу тебя, хорошо слышу. Ты вот что, Максим Савельич, отдай-ка приказ… приготовить корабль к взрыву…

— Не ослышался ли я? — после долгой паузы произнес помощник. — Я же на нем… А команда… Это невозможно, Сергей Константинович… Как же так?

— Приготовить корабль к взрыву! — жестко повторил Крайнев. — Через двадцать минут экипажу построиться на пирсе, с полным вооружением и боекомплектом. Будем прорываться сушей, Максим Савельич! И прикажите надеть «форму три». Я скоро буду.

— Будет выполнено… товарищ капитан-лейтенант, — упавшим голосом ответил старпом. — Сейчас же и распоряжусь, товарищ командир. Непривычно, знаете ли, не по себе. Как же это сразу?

— Сейф с документами переправьте на торпедный катер. Через полчаса все должно быть кончено!

Крайнев повесил трубку, проверил оружие, накинул на плечо автомат. «Кажется, все готово. Вот только гранаты не позабыть взять на тральщике… Все готово… Но как я скажу об этом команде? Как в глаза им посмотрю? Поймут ли? И что они скажут мне?» Нет, никогда не думал Крайнев и не предполагал, что выпадет ему такое — отдать приказ взорвать собственный корабль. Такие случаи в русском флоте бывали, и не раз, но за давностью лет это воспринималось как нечто полузабытое, отдаленное от действительности и потому как бы лишенное конкретности, плоти. И вот теперь ему выпало испытать это на себе.

В домик вошел командир торпедного катера лейтенант Федосеев, невысокий крепыш с горячими глазами на загорелом лице, следом за ним тихо и незаметно протиснулся представитель оперативного отдела младший лейтенант Кучевский — сутуловатый, флегматичный человек лет сорока, в очках.

Снаряд за снарядом вспарывали поверхность бухты, белые столбы взрывов вставали над ней, медленно и как бы нехотя оседая.

— Того и гляди, катер накроют, — с досадой сказал Федосеев, доложив о прибытии. — Как там Слепнев, держится со своими?

— С горючим в порядке у вас? — спросил Крайнев. — До базы дотянете?

— Если не заштормит. Или не нарвемся на фрицев. Не должно вроде.

— Уходить вам пора, лейтенант, а то, чего доброго, и с моря отрежут. Тральщик взорвем, а вы уходите. Сейчас же. Сейф переправили к вам?

— Переправили.

— В штаб сдадите в базе. Документация в нем, списки личного состава…

— Нехорошо, товарищ капитан-лейтенант, — сердито произнес Федосеев.

— Что «нехорошо»? — Крайнев выглянул в окно. Орудия с тральщика уже не стреляли, и он представил, как там минеры закладывают сейчас в трюмах взрывчатку, о чем говорят моряки, переодеваясь, проверяя оружие, готовясь к прощанию — с кораблем. Представил — и не по себе стало, будто от него одного, от его лишь желания зависела судьба тральщика. — Что «нехорошо», лейтенант? — повторил он.

— Будто бросаем вас, — помедлив, ответил Федосеев. — Сами уходим вот, а вы…

— Женские разговоры, Федосеев!

— Извините, товарищ капитан-лейтенант.

— Это приказ! Но есть у меня к вам и личная просьба. — Крайнев повернулся к нему.

— Слушаю, — подтянулся Федосеев.

— Если говорить начистоту, последняя возможность остаться в живых — это уйти на вашем катере.

— Пожалуй, — осторожно согласился Федосеев.

— Здесь осталась единственная женщина с пятилетней девочкой. Это моя жена и дочь.

— Я доставлю их в главную базу.

— Спасибо. Ну, значит, пора уходить.

— А как же документы штаба, товарищ капитан-лейтенант? — с некоторым удивлением спросил вдруг молчавший до этого младший лейтенант Кучевский. — Как прикажете быть с документами?

— С какими еще документами? — поморщился Крайнев. Кучевский кивнул на небольшой переносный сейф, который держал в руке. — Отправьте ваш сейф с Федосеевым, он передаст по назначению.

— Не могу! — запротестовал Кучевский, волнуясь и поправляя очки. — Не имею права. Служба, долг обязывает…

— Что же вы предлагаете? — Крайнев чуть насмешливо посмотрел на него. Что-то беспомощное, совсем не военное угадывалось в этом человеке с узкими плечами и впалой грудью, какую-то виноватость выражали близорукие его глаза, упрятанные за толстыми стеклами очков.

— Да давайте ваш сундук! — Федосеев решительно потянулся было к сейфу. — Кому передать-то? Поймите вы, каждый человек сейчас дорог. На прорыв ребята идут, в пекло!

— Превосходно понимаю. — Кучевский перехватил сейф другой рукой. — Превосходно, поверьте. Неловко говорить, право, но у каждого — как бы это сказать? — свое оружие. В другие руки не имею права, обязан быть при нем. Ответственность и прочее, знаете ли…

— Почему же вы не ушли с кораблями два дня назад? — спросил Крайнев.

— Я задержался с разрешения майора Слепнева. Надо было привести в порядок некоторые документы. Кто же знал, что так вот обстоятельства сложатся.

— Ну и привели? — усмехнулся Федосеев.

— Не совсем, не все, к сожалению, — искренне ответил Кучевский. Он не замечал насмешки. — Не поспел, вот беда. Тут краснофлотец Крученых оттуда приходил, от Волчьей балки, он и передал мне приказание майора Слепнева — на торпедном катере уходить с документами. Раненый он был, Крученых этот.

«Хитришь, оперативник, — подумал о нем Крайнев, приглядываясь. — А может, и нет, кто тебя знает? Крученых действительно был, но что-то не передал ничего насчет тебя. Возможно, забыл. Не до этого. А вот что ты не очень жаждешь на прорыв с нами идти — факт. А, черт с тобой! Свяжешься — не расхлебаешься потом. Да, судя по всему, проку от тебя все равно мало будет…»

— Ладно, валяйте со своей канцелярией! — нехотя согласился Крайнев и такой взгляд при этом бросил на Кучевского, что тот не выдержал, отвел глаза в сторону.

— Право же, неловко, — виновато сказал Кучевский. — Но служба, ответственность. Впрочем, я все понимаю. Если бы не документация…

— Ладно, кончено с этим делом! — Крайнев не поверил недоговоренным его словам, поправил автомат на плече.

Они вышли из домика и стали торопливо спускаться вниз, туда, где на голубоватом просторе бухты вспухали белые фонтаны разрывов, где стояли, прижавшись к пирсу, обреченный на гибель тральщик капитан-лейтенанта Крайнева и торпедный катер лейтенанта Федосеева, которому судьба сулила более счастливую долю.

Крайнев и Федосеев широким шагом шли рядом, обговаривая на ходу то, что можно было успеть еще обговорить, а следом за ними, чуть приотстав, неуклюже семенил Кучевский, изгибаясь под тяжестью своего сейфа, поминутно меняя руки. Снаряды уже перелетали через только что оставленный ими домик, точно гнались, норовили настигнуть.

На пирсе, выстроившись в две шеренги, стояла команда тральщика, переодетая по «форме три». Чуть сбоку примостились на ящике Татьяна с Ульянкой, рядом с ними лежал собранный наспех узелок. Что-то скорбное, гнетущее было в этом молчаливом ожидании. Злыми порывами налетал с моря ветер, неистово трепал ленточки матросских бескозырок, и бился под ним, трепеща, голубой флаг на гафеле корабля…