От составителя
Хорошо известно, какой популярностью пользовалась публицистика Ильи Эренбурга в дни Великой Отечественной войны. Это его статьи в одном из партизанских соединений специальным приказом запретили раскуривать, это ему посвящали свои «боевые счета» снайперы, это его в одной танковой бригаде зачислили почетным гвардии красноармейцем. «...Его статьи, — вспоминал Сергей Наровчатов, — читались сразу же после сводки Информбюро, а то и раньше, поскольку сводку узнавали еще до «Красной звезды» из дивизионной и армейской печати. Эренбурговские статьи, фельетоны, заметки проглатывались залпом. Возбуждающая сила строк поражала своей мгновенностью и безотказностью. Ненависть к фашистам у солдат была естественна и неостановима, но эренбурговские строки обостряли, нацеливали и давали ей, вместе со всероссийским и всесоветским, всечеловеческое обоснование». Люди военные, как известно, пользуются определениями точными и взвешенными, и когда маршал И. X. Баграмян писал: «Перо Эренбурга воистину было действеннее автомата», — это не комплимент, а деловая оценка боевой мощи публицистики Эренбурга...
Вспоминая о первых месяцах Великой Отечественной войны, Илья Эренбург писал: «Никогда в жизни я так много не работал, писал по три-четыре статьи в день; сидел в Лаврушинском и стучал на машинке, вечером шел в «Красную звезду», писал статью в номер, читал немецкие документы, радиоперехваты, редактировал переводы, сочинял подписи под фотографиями... Начали приходить телеграммы из-за границы; различные газеты предлагали мне писать для них: «Дейли геральд», «Нью-Йорк пост», «Ля Франс», шведские газеты, американское агентство Юнайтед Пресс. Приходилось менять не только словарь — для красноармейцев и для нейтральных шведов требовались различные доводы».
Как свидетельствует А. Рубашкин, автор монографии о публицистике Эренбурга, за годы войны писатель опубликовал в газетах и журналах тысячу с лишним статей, очерков, заметок, фельетонов{1}, изо дня в день он выступал в «Красной звезде», печатался в «Правде», «Известиях», «Комсомольской правде», «Красном Флоте», в некоторых фронтовых и армейских газетах, в журналах «Красноармеец», «Пропагандист», «Смена», «Ленинград» и др. Однако внушительная цифра, которую называет А. Рубашкин, все-таки преуменьшена, критик не имел возможности учесть те статьи, которые по просьбе Совинформбюро Эренбург регулярно посылал зарубежным газетам и агентствам; кроме упомянутых в воспоминаниях писателя, назовем еще французскую «Марсельезу», английские «Ньюс кроникл» и «Ивнинг стандард», газеты, выходившие в Иоганнесбурге, Бейруте, Каире и др. Рукописи этих статей у Эренбурга не сохранились. Он вообще мало заботился о своем архиве — тем более в дни войны не было у него для этого ни времени, ни сил, ни охоты. Когда он писал свои статьи, он думал только о сегодняшнем их воздействии, о том, как они работают на победу. «Они все, — говорил он в те дни о своих статьях, — были написаны о фронте, и многие из них написаны на фронте. Напрасно искать в них художественных описаний и размышлений. Это только боеприпасы». После смерти писателя рукописи статей Эренбурга, писавшихся для Совинформбюро, были обнаружены (к сожалению, не все) и переданы в его архив.
По самым осторожным подсчетам, таких статей Эренбург написал свыше трехсот. В течение первых трех лет войны писатель посылал за границу обычно две-три статьи в неделю; первая — она открывает этот сборник — написана 3 июля 1941 года. Среди сохранившихся рукописей — телеграфная переписка с зарубежными газетами и агентствами, несколько описей отправленных через Совинформбюро корреспонденции (часть из них составлена самим Эренбургом) — по этим описям можно судить о том, какого объема это была работа. 150 корреспонденции Эренбурга отправило Совинформбюро в одном лишь 1942 году. В январе 1942 года только оригинальных материалов послано 11, в феврале — 8, в марте 1943-го — 10, в июне — 9, в июле — 12 и т. д. А. Рубашкин в качестве примера, свидетельствующего о высоком напряжении, с которым работал Эренбург, ссылается на то, что 21 августа 1942 года одновременно появились две его статьи — в «Правде» и «Красной звезде». Мы имеем возможность дополнить исследователя: в этот же день Совинформбюро отправило еще одну, третью статью Эренбурга — в Лондон для «Марсельезы», в Стокгольм и Бейрут.
Книга «Летопись мужества» и составлена из наиболее интересных для советского читателя статей Эренбурга, которые он писал для зарубежных изданий.
Во второе издание книги включены статьи, обнаруженные в архивах уже после выхода в свет в 1974 году первого издания этого сборника, — от 9 сентября, 22 сентября, 1 октября 1941 года, 14 января, 4 марта, 19 марта, 16 апреля, 26 апреля, 14 мая, 26 мая, 29 мая, 15 сентября 1942 года и 20 июня 1944 года. Четыре из них (от 19 марта, 26 мая, 15 сентября 1942 года и 20 июня 1944 года) были разысканы С. Красильщиком в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР, в материалах Совинформбюро (фонд 9581), и опубликованы в журнале «Вопросы литературы» (1981, № 2). Рукописи остальных статей хранятся у И. И. Эренбург{2}. Хочу отметить, что редактором первого издания книги был Б. Н. Полевой.
Несколько задач ставил перед собой Эренбург, когда он работал над этими статьями. Он хотел рассказать зарубежному читателю, который большинство сведений о нашей жизни прежде черпал из откровенно антисоветских или, в лучшем случае, весьма далеких от нас по взглядам изданий, правду о русской истории, о многовековой культуре Руси, о строительстве социализма в Советском Союзе, о советском образе жизни. Как правило, рассказ этот содержит скрытую или прямую полемику с теми, кто рисовал Советский Союз варварской страной с азиатскими нравами и допотопным укладом жизни, а советских людей — темными, забитыми, лишенными инициативы и чувства собственного достоинства. После выхода в 1944 году в США сборника Эренбурга «Закал России» — туда вошли статьи первого года войны — рецензент «Нью-Йорк дейли трибюн» писал: «Эти очерки рисуют величие русского народа и целесообразность поддержания хороших отношений с этим народом более рельефно, чем это могли бы сделать тома статистических данных о военных и экономических ресурсах страны... Для многих американцев может быть новостью то, что русский народ заслуживает любви, а между тем таковым он изображен в этой книге».
Статьи Эренбурга не только содержали точную информацию о положении на советско-германском фронте — это тоже было крайне необходимо, потому что многие органы печати союзных стран, не говоря уже о странах нейтральных, таких, например, как Швеция, не всегда точно изображали, а случалось, и превратно истолковывали положение дел на театре военных действий, внушая своим читателям то безосновательный пессимизм, то ложные надежды — в соответствии с узкоэгоистическими политическими интересами. Еще более важно, что Эренбург вдохновенно писал о крепости духа и доблести Красной Армии, о стойкости и подвижническом труде тыла, о любви советских людей к свободе, их патриотизме и интернационализме.
Вновь и вновь он возвращается к мысли о том, что советский народ несет главную тяжесть борьбы с фашизмом, что судьба народов Европы решается на советско-германском фронте, что военные усилия союзников не соответствуют их возможностям и не идут ни в какое сравнение с теми жертвами, которые приносит на алтарь победы над общим врагом советский народ. Эренбург без дипломатических околичностей говорит о том, что зарубежная пропаганда нередко очень преувеличивает и военные усилия союзников, и их поставки Советскому Союзу. Эта проблема и сегодня не утратила своей актуальности: до сих пор во многих военно-исторических исследованиях, популярных очерках, художественных произведениях, выходящих за рубежом, — от статей Лиддела Гарта до кинофильма «Самый длинный день» — истина предается забвению, роль, которую сыграл Советский Союз в разгроме гитлеровской Германии, явно преуменьшается, а вклад союзников столь же явно преувеличивается. Фальсификация истории второй мировой войны стала в наше время в ФРГ, США и Англии оружием милитаристской и антисоветской пропаганды.
Самое трудное время — не месяц, не полгода, не год, целых три года — мы фактически один на один сражались с армиями фашистской Германии и ее сателлитов, все это время на Восточном фронте были сосредоточены основные силы гитлеровцев (до 70 процентов общего числа дивизий, на остальных фронтах первые два года войны их было не больше трех процентов). В статьях Эренбурга 1942 и 1943 годов вопрос о втором фронте занимает центральное место: автор недвусмысленно дает понять зарубежным читателям, что некоторые политические и военные руководители западных стран тормозят и саботируют высадку армий на побережье Франции, что они не выполняют своего союзнического долга, что их намеренная медлительность оттягивает разгром гитлеровской Германии и освобождение народов Европы от фашистского рабства. Его аргументы неопровержимы, его логика ясна и неколебима, его полемические удары всегда достигают цели. С плохо скрываемым раздражением Д. Чемберлен писал в «Нью-Йорк таймс»: «Заключительные страницы «Закала России» отражают недовольство англичанами и американцами за то, что они не открыли второй фронт летом 1942 года. Причины маленькой лекции против английской осторожности легко понять». И затем тщится доказать, что второй фронт раньше открыть было невозможно.
Нетрудно проследить за тем, как от месяца к месяцу Эренбург все острее и острее ставит вопрос о втором фронте. Весной 1942 года он, взывая к «военной мудрости» и «человеческой морали» союзников, замечал: «О втором фронте говорят у нас повсюду — в блиндажах и в поездах, в городах и деревнях, женщины и бойцы, командиры и рабочие. Мы не осуждаем, не спорим, мы просто хотим понять». Через несколько месяцев, в июле 1942 года, когда гитлеровцы, сосредоточив все свои силы на Восточном фронте, начали новое наступление против наших войск, в статьях Эренбурга возникают и осуждение и гнев: «Я прошу английских женщин подумать, как читают русские матери, потерявшие своих сыновей, сообщения о переброске немецких дивизий из Франции на Восточный фронт. Чтобы понять это, не нужно быть психологом». А через год, в сентябре 1943 года, уже после разгрома фашистских армий в Сталинграде и на Курской дуге, когда благодаря усилиям советского народа произошел перелом в ходе войны, но союзники все еще не открывали второго фронта, рассчитывая на то, что Советский Союз после войны будет обескровлен, Эренбург писал: «Сейчас можно добить немца, это понимают все. Солдаты быстро проглатывают сводку, потом глазами кидаются на полосу с телеграммами из-за границы. Они ждут не речей, а сводок. В эти недели и месяцы определяется не только дата конца войны, но нечто большее: лицо мира после победы. Мы можем прийти к победе с сердцами, полными дружбы, или с сердцами, опустошенными длительным разочарованием. Никакие речи или статьи не могут так повлиять на Красную Армию, да и на всю Россию, как короткая телеграмма о начале крупных операций. Войну мы выиграем, но мы можем ее выиграть в силу боевой дружбы, и мы можем ее выиграть, несмотря на душевную рознь. От этого зависит лицо завтрашнего мира, судьба наших детей».
Да, главный смысл своей работы для зарубежных газет Эренбург видел прежде всего в том, чтобы побудить общественное мнение союзных стран требовать скорейшего открытия второго фронта. После высадки войск союзников во Франции в июне 1944 года Эренбург стал писать для заграницы все меньше и меньше. В немногих статьях, написанных во второй половине 1944 года и в 1945 году, появляются уже новые мотивы: послевоенное устройство, обеспечивающее прочный и длительный мир, непримиримость к фашистской идеологии, к тем, кто сотрудничал с гитлеровцами.
Статьи Эренбурга пользовались за рубежом большой популярностью. Телеграммы от зарубежных газет и издательств, которые получал писатель, пестрят комплиментами: «Марсельеза» без Эренбурга не была бы «Марсельезой «, «огромное впечатление», «блестящие очерки», «великолепные статьи», «большое значение» и т. д. и т. п. Но Эренбург не придавал большого значения комплиментам — иное занимало его.
Писатель постоянно заботился о том, чтобы его статьи были максимально действенны. Он часто обращался с просьбой к редакциям «высказать свои пожелания касательно материала»: «желательно знать, какие вопросы наиболее интересуют ваших читателей». Эта цитата взята из телеграммы в редакцию газеты «Марсельеза», отправленной 9 сентября 1942 года. Телеграмм или приписок к статьям с подобными просьбами — многие десятки.
Однако Эренбург хотел точно знать, что интересует и волнует зарубежного читателя, не для того, чтобы подлаживаться к нему, а чтобы лучше проводить свою линию, делать статьи более доступными и впечатляющими, укреплять и оттачивать свою аргументацию. Он не терпел, когда редакторы зарубежных изданий из политических соображений пытались править или сокращать его корреспонденции, не печатать те его статьи, которые им были не «по вкусу». Вот характерная телеграмма, отправленная Эренбургом 4 марта 1942 года: «Прошу подтвердить использование присылаемых очерков газетой «France» и Би-би-си. От вашего ответа зависит продолжение работы». Вот еще один пример, проливающий свет на позицию Эренбурга во всех этих вопросах. Осенью 1942 года к писателю с просьбой о сотрудничестве обратилось нью-йоркское агентство «Оверис пресс». 23 октября Эренбург ему ответил: «Я привык предоставлять мои вещи для периодических изданий, только зная их характер. Поэтому я вынужден попросить вас уточнить, для какого именно журнала вы меня просите написать, Я просил бы также успокоить меня, что посланная статья будет напечатана без изменений». Получив эту телеграмму, агентство вновь подтвердило свою просьбу, но от ответов на вопросы Эренбурга уклонилось. И он отправляет 8 декабря новую телеграмму: «Статью могу написать только при условии самостоятельного выбора темы и при указании, для какого именно издания она предназначается».
Иногда Эренбурга пытались «приручить», — так, редакция «Ньюс кроникл» писала ему: «Ваши статьи читаются большим кругом читателей. Некоторые читатели отзываются с энтузиазмом, другие критикуют, утверждая, что статьи имеют слишком пропагандистский характер. Мы предпочитаем по возможности объективное описание того, что вы лично наблюдали...» «Объективное описание», которому отдавали предпочтение в редакции «Ньюс кроникл», означало одно: не касаться таких острых и больных вопросов, как открытие второго фронта. Надо ли говорить, что Эренбург не шел навстречу таким просьбам, он оставался верен себе, был тверд, открыто и страстно защищая свою точку зрения!
Не удалась и попытка разговаривать с Эренбургом «с позиции силы». Поздним летом 1942 года, когда развернулось немецкое наступление на юге, некоторые ежедневные английские газеты отказались печатать статьи Эренбурга, так как в эти трудные дни он с особой остротой и резкостью поставил вопрос о безотлагательном открытии второго фронта. 8 и 9 августа писатель отправил телеграммы в редакцию газеты «Ивнинг стандард»: «Ввиду неопубликования в вашей газете моих последних двух корреспонденции считаю себя свободным в дальнейшем свои статьи печатать в другом месте» — и представителю Совинформбюро в Лондоне: «28 июля послал статью «Ивнинг стандард» о переброске германских войск. В ответ на запрос об опубликовании «Стандард» 3 августа ответил, что статья не получена. Московский телеграф подтвердил получение лондонским телеграфом. 4 августа отправил вторую статью, но, несмотря на просьбу подтвердить получение, ответа не получил и сообщил вчера редакции, что считаю себя вправе использовать иначе. Одновременно передаю вторую статью вам с просьбой поместить в солидной газете по вашему усмотрению, и если подходящей ежедневной газеты нет, то в ближайшем номере «Рейнольдс». Через несколько дней Эренбург получил ответ от представителя Совинформбюро, из которого стала ясна суть дела: «Рейнольдс» печатает статью. Ежедневные газеты отказались. Позиция «Ивнинг стандард» вообще симптоматична в отношении статей, открыто выступающих за второй фронт в настоящий момент». Однако «блокада» вскоре была сорвана: слишком желательным и авторитетным для английского читателя было имя Эренбурга. 22 августа представитель Совинформбюро телеграфировал: «Санди пикториэл» согласна регулярно помещать одну статью в неделю. Тираж газеты — 180 тысяч экземпляров, имеет много читателей в армии и на заводах».
Статьи, включенные в сборник «Летопись мужества», за редким исключением, на русском языке не печатались в годы войны. Исключение составляют статьи от 25 июля, 27 сентября, 25 октября 1941 года, 16 марта, 22 июня 1942 года, 21 февраля, 6 апреля, 27 октября 1943 года, 11 января 1944 года, — они параллельно, с не очень существенными разночтениями, публиковались в советских изданиях (здесь их текст дается по рукописям, предназначенным для Совинформбюро). Эти статьи не исключены из сборника, чтобы не создавать у читателя неполного представления о круге тем, явлений, на которые писатель обращал внимание зарубежных читателей. В нескольких статьях отдельные места или абзацы совпадают с материалами, публиковавшимися в советской печати. Некоторые корреспонденции печатаются с небольшими сокращениями.
В рукописи большинство статей не имеет названия. Поэтому мы решили выносить в заголовок дату написания статьи, сохраняя название там, где оно есть, в качестве подзаголовка. Эренбург не только указывал число, месяц и год, когда написана статья, — этот принцип выдержан во всех трех сборниках «Война» (о том, какое он этому придавал значение, свидетельствует, например, телеграмма, посланная им 23 марта 1943 года французским издателям, в которой он специально напоминал: «Под каждой статьей прошу указать дату»), — но и составил сборник «Закал России», расположив материалы в хронологическом порядке, и, как в летописи или в дневнике, вместо заголовков вынес даты. Этот принцип заимствован и для сборника «Летопись мужества». В такой структуре и внешне обнаруживается то, что было внутренней сутью работы Эренбурга: его статьи — это действительно страницы своеобразной публицистической летописи Великой Отечественной войны, летописи мужества, доблести, народного подвига.