24 сентября 1943 года

Я не завидую немецким генералам, которые составляют сводки. Может быть, они передоверили это Геббельсу? 22 сентября ставка Гитлера сообщала: «Произошли исключительно ожесточенные бои, в ходе которых, после отражения советских атак, был эвакуирован Велиж». Еще два дня тому назад немцы уверяли, что они «добровольно передвигаются» и «оторвались от противника». Почему же у Велижа ожесточенные бои? Если они отбили атаки, почему они эвакуировали Велиж? 23 сентября Берлин сообщает: «К западу от Полтавы яростные атаки советских войск также потерпели неудачу. После разрушения военных объектов город был оставлен германскими войсками». Опять встает вопрос: почему же немцы оставили город? Может быть, им надоело жить в Полтаве? Но три недели назад «Фелькишер беобахтер» называл Полтаву «жемчужиной Остланда».

Отступление германской армии — это не паническое бегство, но это и не планомерный отход. Немцы отчаянно сопротивляются. Почему они отходят, гадают военные обозреватели пяти частей света. Ответ прост: они отходят потому, что не могут удержаться.

Было бы ошибкой думать, что наступление Красной Армии прогулка. Пришлось пробивать превосходную немецкую оборону у Духовщины, возле Велижа, на Миусе. Пришлось прорвать новые линии обороны, заранее приготовленные противником на Десне, у Ярцева, у Рославля. Пришлось преодолевать водные рубежи, как, например, очень широкую, особенно в ее низовьях, Десну.

Немцы считали Десну новой линией обороны. Они укрепились на высоком западном берегу. Укрепились хорошо: через каждые сто метров линия траншей, на берегу огневые точки, траншеи в два-три яруса, берег заминировали. В засадах были «фердинанды». Переправились наши ночью. Саперы приготовили плоты, на каждом — десяток бойцов с оружием, на двойных — полковое орудие. Чтобы обмануть врага, слева и справа от основных переправ были сделаны ложные. Бойцы поставили дымовые завесы, подняли сильный шум. Так форсировали Десну.

Огромную роль в наступлении играют саперы. Немцы возлагают все надежды на мины — ими кишит земля. Но саперы научились быстро очищать дороги.

Последнее время немцы не бросают в контратаки крупных танковых соединений: не хотят, видимо, рисковать. Задержать и остановить наше наступление должна немецкая пехота, и немецкие пехотинцы, попавшие в плен, говорят, что никогда они не испытывали столь страшных боев. У немцев большие потери. Они не только не снимают войск с нашего фронта, они вынуждены посылать пополнение. Из Германии идут составы с маршевыми батальонами.

В феврале генерал Черняховский показал мне на карте путь Рыльск — Конотоп — Киев. Это было в Курске. Тогда немцам удалось остановить наше наступление. Теперь генерал Черняховский прошел по этому пути до мест, которые знакомы каждому киевлянину. Вчера занята станция Бобрик. Когда в мирное время поезд проезжал мимо этой станции, едущие в Киев начинали стаскивать чемоданы с полок... Маститые генералы германской армии, увидев противника, который наносит им удары, наверно, изумились бы: генерал-лейтенанту Черняховскому тридцать шесть лет. Он танкист, украинец, сын железнодорожника. Человек большой культуры. В лучших из наших генералов меня прельщает их всесторонность: это не люди касты, но всесторонне развитые люди. Наши победы доказывают, что общая культура вовсе не мешает военной. Вот генерал армии Рокоссовский. Это самый спокойный, самый мягкий из всех военных, которых я встречал. За спокойствием — страсть, за мягкостью — воля. Он думал много не только о войне — о жизни, это не мешает ему прекрасно разрешать проблемы вклинения во вражеский фронт. В тяжелые для нас дни генерал Рокоссовский как-то сказал мне, что он презирает гитлеровских солдат, как людей, лишенных морального костяка. Его слова тогда казались для военного почти парадоксом. Теперь они могут сойти за трюизм.

Сейчас сказываются все достоинства наших солдат. Напрасно немцы утешались разговорами о том, что русский силен только в обороне. Русский солдат, взятый в отдельности, не только смелее, он предприимчивее, смышленее, хитрее немецкого. Способности русского сказываются в маневренных боях, когда нужно сразу проявить инициативу, обмануть противника, зайти ему в тыл.

Каждый красноармеец понимает, почему нужно гнать захватчиков. А для немцев война стала теперь бессмысленной, они бубнят: «Кайн цвек». Германское командование вынуждено теперь прибегнуть к институту эрзац-комиссаров в армии. Их называют «бетройунгофицир». Им поручено «наблюдение и помощь в деле военно-идеологического руководства». Вряд ли помогут Гитлеру «бетройунгофициры»: где нет души, нечего делать духовнику.

Можно гадать о том, когда дожди размоют дороги. Можно напомнить и о другом: о том, что морозы сушат грязь. Самое существенное — это то, что немецкое отступление определяется не планами Гитлера, а наступательной силой Красной Армии.

Несколько дней тому назад я разговаривал с одним из наших прославленных танкистов — генерал-лейтенантом Катуковым. На груди его много боевых орденов и среди них английский «За боевые заслуги». Генерал Катуков в 1941 году сражался под Орлом против Гудериана, у Катукова было тогда шестьдесят танков, а у Гудериана — около тысячи. В июле этого года танки генерала Катукова приняли удар немецких танков и ответили на него ударом. Немцы бросили в бой тринадцать танковых дивизий. Девять разбитых им пришлось отвести в резерв. Генерал Катуков мне сказал, что, по его мнению, июльские бои определили все происходящее.

Немецкая армия подточена. Она может быстро рухнуть. Она может и долго держаться. Все зависит от силы тех ударов, которые на нее обрушатся.

Год тому назад о втором фронте много говорили в тылу. Говорили вдовы, говорили жители разоренных немцами городов. Говорила совесть. Теперь о втором фронте говорит фронт. Говорят солдаты. Говорит разум. Сейчас можно добить немца, это понимают все. Солдаты быстро проглатывают сводку, потом глазами кидаются на полосу с телеграммами из-за границы. Они ждут не речей, а сводок. В эти недели и месяцы определяется не только дата конца войны, но нечто большее: лицо мира после победы. Мы можем прийти к победе с сердцами, полными дружбы, или с сердцами, опустошенными длительным разочарованием. Никакие речи или статьи не могут так повлиять на Красную Армию, да и на всю Россию, как короткая телеграмма о начале крупных операций. Войну мы выиграем, но мы можем ее выиграть в силу боевой дружбы, и мы можем ее выиграть, несмотря на душевную рознь. От этого зависит лицо завтрашнего мира, судьба наших детей.