27 августа 1943 года

Признание Советским правительством Французского комитета национального освобождения как представителя государственных интересов Французской республики — новое свидетельство дружбы двух народов, ревнителей вольности.

Задолго до Петэна в «Песке о Роланде» французский народ заклеймил измену. История Франции началась с утверждения мужества. Вспомним ополченцев Марселя, которые без хлеба и сапог пошли на всемогущих королей. Вспомним Бельфор и франтиреров страшного года. «Чудо на Марне» было отвагой французов и верностью России. Народ, гордый обороной Сталинграда, понимает страну, где есть город по имени Верден. В 1940 году французская армия оказалась одна против Германии: расплата за ганелонов. Но полумертвая Франция показала миру защиту Тура, эпопею курсантов Самюра, контратаки танкистов де Голля.

В тот день, когда ганелоны сговаривались с немцами, раздался рог Роланда: Франция продолжала борьбу. Ее летчики сражались в небе Англии. Ее солдаты умирали в Египте и в Ливии. Бир-Хакейм и Тунис войдут в летопись французской славы. Создана большая французская армия, которая горит одним стремлением: скорее освободить Францию от немцев.

Тем временем в самой Франции народ ведет войну против захватчиков. Немцы держат во Франции столько дивизий, сколько их нужно для борьбы против французских патриотов, вооруженных охотничьими ружьями и револьверами. Голодная Франция сжигает урожай, только чтобы он не достался гитлеровцам. Неравный и страшный бой!

Франция не может ждать. Молодость гибнет в лагерях Германии. Туберкулез косит детей. Культура растоптана прусским сапогом. Кто видел Вязьму и Орел, понимает трагедию Франции.

Олифант звенит: на помощь! Мне пришлось недавно беседовать с пленным немецким офицером Отто Рушинцегом, капитаном 306-й полевой дивизии. Это типичный офицер рейхсвера. Еще недавно его дивизия охраняла побережье между Дюнкерком и Остенде. Он говорит: «Наши офицеры часто разговаривали о возможности вторжения неприятеля. Я знаю нашу оборону. Форты хорошие, но между фортами и дзотами большие просветы, куда может проникнуть противник...» То, что знает Отто Рушинцег, знает вся Франция, и Франция ждет.

Звенит рог Роланда. Ему отвечают батареи Красной Армии. Друзья познаются в беде. Теперь во всех частях света много говорят о будущем Франции. А Франция тем временем обливается кровью. Мы не лечим раны Франции речами, комиссиями, советами. Мы помогаем Франции иначе: день и ночь мы истребляем ее палачей. Дивизии, еще вчера топтавшие Париж, зарыты у Орла и Харькова. Из брянских лесов тюремщики не вернутся к виноградникам Бургундии и Гасконии.

Народ, давший миру Париж и французскую революцию, Расина и Мольера, Бальзака и Гюго, Стендаля и Рембо, Шартр и Версаль, Делакруа и Курбе, Лавуазье и Пастера, этот народ не малолетний, который нуждается в опеке. Это не дитя для гувернанток. Это раненый солдат. В неравном бою он потерял много крови и оружье. Не советы ему нужны — перевязка и ружье.

Признанием мы говорим миру: жива великая держава, Французская республика. Мы не умаляем нашего славного союзника. Мы знаем его место в Европе и в мире.

Да услышат все народы, которым мила вольность, рог Роланда: окровавленная Франция зовет. Ее борозды требуют крови фашистов. Красная Армия сейчас сражается одна против военной машины Германии. Наступая, русские сражаются не только за свободу Киева, но и за свободу Парижа. Не чернилами — кровью написаны слова сегодняшнего признания: Французская республика — наш союзник и наш Друг.