Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

10 июня 1943 года

10 июня 1940 года над Парижем стоял черный туман. В тот памятный день Муссолини рычал на римском балконе: «Аванти!» Итальянское посольство в Париже не выехало из города после объявления войны. Посольские чиновники решили подождать прихода своих хозяев. Четыре дня они сидели на улице Варенн и подбадривали друг друга: «Мы не уйдем. Мы будем сопротивляться». Никто им не грозил: Парижу было не до них. Париж метался на дорогах, расстреливаемый немецкими летчиками. Четыре дня спустя итальянцы встретили на улице Варенн подоспевших покровителей.

Прошло три года. «Реляциони интернационали» пишет: «Мы не уйдем. Мы будем сопротивляться. Несмотря на то что итальянская армия не достигла в войне положительных результатов, Италия все же будет продолжать войну». Эти господа стали куда скромнее. Три года тому назад они кричали, что не уйдут из столицы Франции, теперь они лопочут, что не уйдут из Италии. Уйдут: их прогонят. Расплата начнется с шакала. Тому порукой некоторые речи и некоторые бомбы. Но тигр может не радоваться: дойдет черед и до него.

Газета «Донау цейтунг», успокаивая немцев, пишет, что оборонительная война в традициях Германии. Очевидно, у немцев дурная память. Сто тридцать лет немцы не видали войны на своей земле. Раздавленная Дания, осада Парижа, потом мировая война — захват Бельгии, севера Франции, Польши, Румынии, Прибалтики, потом прогулка в Прагу, потом кровь Варшавы, эвакуация в Норвегию, развалины Роттердама и снова Бельгия, и немцы в Лионе, в Бордо, в Бретани, и «Прочь Фермопилы», и «Что нам Крит», и пепел Белграда, и, наконец, Россия, немцы у Волги, немцы в степях Калмыкии, немцы на Эльбрусе, наконец, немцы в Египте. Таковы их «оборонительные традиции». Если Гитлер вынужден сейчас говорить об обороне, то это только потому, что, нападая, он обессилел. Когда гангстер переходит к обороне? Когда показываются полицейские.

Иностранные обозреватели ломают себе голову над загадкой: почему немцы до сих пор не начали наступления в России? В марте немцы говорили, что снег еще не совсем стаял, в апреле — что дороги еще не совсем подсохли. В мае они загадочно молчали. В июне они начали говорить о великих преимуществах обороны. Я позволю себе напомнить старый анекдот. Жулик в стиле Лаваля продал корову соседу. На следующий день сосед пришел с претензиями: «Твоя корова не дает молока». Жулик подумал и важно ответил: «Она не потому не дает молока, что не хочет, а потому не дает молока, что не может. По всей вероятности, у нее нет молока».

Я отнюдь не склонен преуменьшать силы Германии. У немцев еще есть «молоко». Гитлер еще может предпринять локальное, но достаточно мощное наступление. Пауза на юге, тишина на западе позволили ему сосредоточить силы на востоке. Где бомбардировщики Гитлера, где его танковые соединения, где все его лучшие дивизии? В России. Однако Гитлер твердит об обороне. Значит, раны Сталинграда не зажили на теле Германии. Значит, тотальная мобилизация, начатая «ин экстремис», еще не дала нужных результатов. Значит, русские бомбардировщики внесли свои коррективы в немецкие планы концентрации кулака. Значит, Гитлер до сих пор не мог начать наступательных операций. Это не тайна богов, не загадочная премудрость. Это показатель ослабления Германии. Мне хочется думать, что он замечен и понят всеми. Вполне возможно, что Гитлер еще попытается нанести удар на одном из участков Восточного фронта. Это зависит в сильной степени от того, что будут делать наши союзники.

Политика Германии — политика близкого прицела. Наци не до вечности. Когда преступнику объявляют, что казнь его отсрочена, он радуется. Он радуется потому, что он сможет еще некоторое время жить. Притом он надеется на непредвиденное, на чудо, на катаклизм, на те события, которые не поддаются учету. Таковы надежды наших врагов. Гитлер понимает страх любого немца перед справедливой расплатой. Гитлер играет на этом страхе. Гангстер будет держаться хоть десять лет, если его судьбой не займутся пехотные дивизии. Словами гангстера не запугать, бомбами его не выкурить из норы: он боится возмездия больше, чем четырехтонных бомб.

На что надеются сейчас немцы? На пассивность правосудия. На усталость судей. На время. На чудо. Когда американские солдаты вступят на освобожденную от фашистов землю, они поймут священное нетерпение Европы. Мне трудно говорить о чувствах других. Но одно я твердо знаю, и об этом я не перестану напоминать нашим друзьям: кипит возмущенная совесть России. В дни затишья Красная Армия мечтает о боях. Нет страны, которая так бы исстрадалась от нашествия гитлеровцев, как наша страна. Если на весах истории что-либо значат чувства, если весит не только золото, но и кровь, если совесть имеет право голоса на совещаниях государственных деятелей, то веско прозвучит слово России: пора!

Дальше