21 июля 1941 года (Они «напобеждаются»)

Месяц прошел с той короткой, самой короткой в году ночи, когда гитлеровская Германия напала на нас. Москву не узнать. Добродушный летний город, город с дачниками, с мечтами о Кавказе или о пляжах, ощетинился, стал крепостью. За день исчезли деревянные сараи, заборы, за ночь выкопали траншеи. Еще садовники аккуратно поливают цветы в скверах, но в скверах нет детей. Москва отослала их далеко в глубь страны. Трудно себе представить московские переулки без играющей детворы и без воробьев. Воробьи остались...

По улицам шагают ополченцы. Они поют: «Давай пулеметы, чтоб было веселей...» Это не парадная армия. Это народ, который в часы опасности берется за оружье. Это родные братья белорусских и украинских партизан, которые наводят такой ужас на «непобедимых» немцев.

На заводах идет ожесточенная работа. Весь народ способен, как землепашец в дни страды, работать исступленно, не по силам, сверх сил. Так теперь работают московские рабочие. На ткацких фабриках я видел старух, которые пришли, чтобы заменить рабочих. Кончив рабочий день, они не хотят уходить — «поработаем еще», — у них на фронте сыновья, внуки...

Актеры лучших театров уезжают в прифронтовые города. Бойцы в последний вечер перед отправкой на фронт приглашают к себе любимых поэтов и с мужественными строфами идут в бой.

Группы комсомольцев-добровольцев Москвы под вражескими бомбами далеко на западе роют укрепления. А вчера в церкви «Евангельских христиан» старые женщины молились о победе Красной Армии и священник говорил проповедь — о борьбе христиан в Англии в XVII веке за свободу, о преследовании христианства в гитлеровской Германии. Глубоко потрясает спайка Москвы, единство народа в эти дни испытаний. Врагов одни зовут «германцами», другие «фашистами», третьи — «гитлеровцами», но все их равно ненавидят. В нашу страну прорвались десятки танковых колонн противника. Но в нашей стране нет пятой колонны.

Эта война кровью связала все чаяния русской интеллигенции, ее любовь к прогрессу и демократии, историческую связь России с трагедией порабощенных славянских народов, заветы «западников» и «славянофилов», Октябрьскую революцию и историю России. Вот почему колхозники идут в бой рядом с интеллигентами. Вот почему пошел в народное ополчение композитор Шостакович. Вот почему пошел добровольцем в армию писатель Шолохов. Вот почему академик Капица говорит тем же языком, что и рабочие завода «Шарикоподшипник».

Москва теперь просыпается раньше обычного. Люди боятся пропустить первую сводку — ее передают в шесть часов утра. Миллионы людей затаив дыхание слушают суровые, скупые строки, душа Москвы на фронте...

Каждый день приезжают оттуда герои, рассказывают о жестоких боях, о человеческой стене, которая преграждает путь к сердцу страны. Гитлеровцы, желая успокоить Германию победными реляциями, придумали «линию Сталина», которую они якобы прорывают каждый божий день. На самом деле «линия Сталина» повсюду, она там, где находится хотя бы один красноармеец, и ее нельзя прорвать.

Враги захватили немало нашей земли. Что они нашли? Пустыню. Я не знаю ничего патетичней крестьянина, который, узнав, что немцы близко, подносит спичку к соломенной крыше отцовской, дедовской хаты. Да, помимо идей, помимо пафоса русской истории, существует еще земля, родная земля, своя земля, и ее теперь отстаивает весь советский народ.

В лесах рыщут партизаны. Вчера еще они были землепашцами, пастухами, ткачами, сапожниками, бухгалтерами, библиотекарями. Они взялись за винтовки. У них гранаты и страшное для танков оружие — бутылки с горючим. Это — население захваченных районов. Это — деревни и города, которые стали кочевыми отрядами. О мощи партизанского движения можно судить по тому, что три дня тому назад отряды партизан заняли два уездных города много западней бывшей польской границы.

Немецкие сводки неизменно говорят о победах — Гитлер хочет утишить голод и тревогу своего народа названиями захваченных городов. Советское командование дает отчеты о боях, о немецких потерях, о живой силе. В такой войне судьбы дивизий важнее судеб городов. У нас большая территория и крепкие нервы. Наших солдат не страшит треск немецких мотоциклов. Наш тыл не страшит треск немецких реляций.

Позавчера наша дивизия отбила у врага город С., захваченный немцами при помощи авиации и танков. Советская противотанковая артиллерия показала себя в этом бою: враг беспорядочно отступил. Еще не подсчитано множество трофеев. Это один из эпизодов гигантской битвы, но для умеющих думать он весьма назидателен: «непобедимая» германская армия начинает походить на буйного умалишенного, который несется к бездне и кричит: «Вперед! Я победил!»

Это не мои мысли. Это мысли германского командования. Пока я писал эту статью для «Дейли геральд», меня дважды отрывали от машинки. Первый раз — сирены. Была воздушная тревога. Немцы, как и в предшествующие дни, не пробились к столице. Сейчас меня снова оторвали от работы. Я хотел бы, чтобы мне всегда так мешали... Принесли приказ. Этот документ захвачен во время последних боев. Он лучше всего показывает всю иллюзорность немецких побед. Вот текст: приказ 18-й танковой дивизии. «Потери снаряжением, оружием и машинами, как это видно без дальнейших пояснений, необычайно велики и, несмотря на успешное продвижение, значительно превышают захваченные трофеи.

Это положение или его продолжение в течение длительного времени недопустимы, иначе мы напобеждаемся до своей собственной гибели. У меня сложилось впечатление, что к этим потерям относятся с недостаточным вниманием. Для выяснения положения с потерями приказываю в ротах составлять письменные акты о потерях за данный период времени, командирам делать на них краткие, но ясные отметки». Подпись — генерал-майор Неринг. Что может быть красноречивей этого документа? Несмотря на заботы генерал-майора, «положение» будет продолжаться. Оно будет даже обостряться — после написания приказа произошли некоторые события. В итоге 18-я танковая дивизия потеряла не только бумажку с подписью генерала...

Да, они скоро «напобеждаются» до разгрома!