Преступление и наказание
В одной из сожженных деревень под Можайском можно увидеть назидательную картину: на пепелище лежит полусгоревший труп немца. Огонь выел его лицо, а голая ступня, розовая на морозе, кажется живой. Колхозницы рассказывают, что этот немец вместе с другими «факельщиками» поджигал деревню. Бутылка с горючим вспыхнула в его руке. Лежит ком обугленного мяса: преступление и наказание.
В другой деревне, от которой осталось два дома и сто восемь труб, колхозницы увидели пленного немца. Фриц был грязен и жалок. Ничего нет гнуснее глаз убийцы, которые становятся сентиментальными, рук разбойника, которые складываются для молитвы, голоса насильника, который переходит на нежный лепет. Фриц ворковал, что у него дома жена и дети. Тогда одна колхозница подбежала к немцу и крикнула: «Ты коров наших ел? Ел. Кур ел? Ел. Почему ты мой дом сжег?» Немец в ответ забубнил: «Нихтс! Нихтс! Не я. Гитлер...» Потом он обратился к переводчику: «Ради бога, защитите меня от вашего гражданского населения!..»
Они жгут сейчас русские города и деревни. Безумцы, они не понимают, что они жгут Германию. Я вижу страну гитлеровцев, сгоревшую, с голой розовой пяткой... Поджигатели сами сгорят. Я знаю, они тогда завопят: «Нихтс! Нихтс! Это не мы. Это Гитлер». Но мы теперь учимся не слышать поздних жалоб. Мы учимся не видеть притворных слез. Мы скажем каждому: «Не только Гитлер жег — ты. Гитлер для тебя был божеством, фюрером, Вотаном. А для нас Гитлер — ничтожество, шпик, один из фрицев. Такой же фриц, как ты. Не ссылайся же на Гитлера. Умел грабить, умей держать ответ». Не одна колхозница придет со счетом — миллионы. Весь наш народ, вся Европа. От Черногории до Норвегии.
Вы будете выть: «Защитите нас от сорока народов». Никто вас не защитит. Ваши военные заводы, ваши арсеналы взлетят. Ваши крепости будут срыты. Ваша свастика будет растоптана. Вы сможете на берлинской улице, именуемой «Аллеей побед», поставить еще один памятник: Германию с факелом. Германию-поджигательницу, обугленную, уродливую и черную, как ночь, — горе-Германию.