21
Хмурится ноябрьское небо. По горам стелются серые лохматые тучи. Холодный ветер задувает то слева, то справа. На каменистую тропу, вьющуюся среди гор, рез, ко, как горох, падают капли дождя.
Вася едет по тропе на велосипеде. Это и есть коло. «Штабисты» — так теперь звали пленные между собой Усача, Курского и Философенко — решили принять предложение парикмахера.
Вася промок, продрог. Но сердце его бьется радостно, Он хозяин себе. За спиной нет часового.
Васю и пожилого пленного, дядю Ивана, немцы оставили чистить конюшню. Вася поработал немного и сказал, что ему надо сходить в казарму. Он пересек улицу, вошел во двор. А там, вместо того чтоб действительно зайти в казарму, скрылся за деревьями и перескочил через ограду во двор парикмахерской...
И вот он, чуть вихляясь в седле, с волнением жмет на педали. Немцы спят после обеда. Дежурные охранники играют во дворе в карты, так как охранять некого: все пленные, кроме Васи и дядьки Ивана, в лесу. За это время надо разведать дорогу на Белу. Посмотреть, где заставы, как их обойти. Встретиться с Ироушеком. И вернуться быстро, чтобы гитлеровцы ничего не заметили.
Правее тропинки то поднимается на склоны гор, то опускается в глубокие долины магистральное шоссе, которое соединяет Рехембург и Белу. Васе видно, как по серой ленте шоссе едут подводы, мчатся легковые машины, мотоциклы, тяжело ползут грузовики, в которых, блестя мокрыми касками, аккуратными рядами сидят немецкие солдаты с автоматами. По шоссе ему не проехать...
Вася в сером пиджачке, мятых бумажных брючишках, стоптанных ботинках, приобретенных для него взрослыми пленными в Беле. На тропинке, по которой едет Вася, встречаются люди — преимущественно местные жители, [78] которых только нужда или дело заставляют выйти из дому в непогоду. Кто из них заподозрит в юном велосипедисте русского пленного? Пешеходы равнодушно уступают мальчишке дорогу, не оглядываясь, бредут дальше. А Вася жмет и жмет на педали и думает: если остановят и заговорят или если встретятся немцы, надо притвориться немым...
Ироушек был дома — все такой же чистенький, улыбающийся. Мальчишку сначала не узнал. Потом вспомнил:
— О, Василь! Хлап! Проходи, проходи.
Комнатка, в которую он завел парнишку, тоже была чистой и светлой. В шкафах стояло много книг.
Наедине с Васей Ироушек стал серьезным. Спросил, кто дал коло.
— Пан голич. Что рядом с нами. Он вас знает.
Ироушек кивнул.
Помня наказ всего пока не говорить, Вася объяснил приезд желанием прогуляться. Чех улыбнулся:
— Хорошо, хорошо. Только не надо гулять на силнице, то есть шоссе.
Вася ответил, что ехал стороной, по тропинке.
— И по тропинке следует ездить осторожно. Много людей — не есть хорошо. На тропинке бывают засады националистов. Чехов губят не только немцы. Много горя делают предатели своего народа — националисты, полицаи. О, слуга всегда есть подлее своего господина! Немец боится отойти от дороги. Полицай идет. Немец плохо знает местность. Полицай — хорошо. У полицаев есть специальные отряды для вылавливания партизан и бежавших из плена. Если много людей — надо идти в Белу лесом. Разумите, Вáсиль?
— Разумею.
Ироушек объяснил, с какой стороны шоссе идти лучше. Вася стал прощаться.
— Если найдем второй велосипед — в другой раз приеду с кем-нибудь вдвоем, — сказал он. [79]
— Просим вас. Пожалуйста.
Пани Ироушекова дала Васе на дорогу толстый бутерброд с маслом. Вася смущенно поблагодарил, спрятал его в карман и вскочил на велосипед.
Непогода умерила бдительность полицаев и немецких застав. Возвратился он тоже без происшествий. Отдал парикмахеру велосипед. Перелез через забор во двор казармы. Оттуда как ни в чем не бывало прошел в конюшню.
Дядя Ваня подметал стойла, Вася принялся задавать коням корм...
А через пару дней помощница парикмахера достала второй велосипед. Вася приехал к Ироушеку с Усачом, оставленным дневалить на конюшне вместо дяди Ивана.
Ироушек работал в огороде. Он серьезно пожал гостям руки, завел Усача в дом. Пани Ироушекова сходила за местными жителями — Застепой и Новаком. Совещались долго. Вася дежурил у входа...
В эти же дни случилось еще одно происшествие, взволновавшее всех.
Бывая в парикмахерской, Вася высказал мечту всех пленных: послушать радио. Черноглазая красавица задумалась. Потом сказала:
— Я обеспечу.
Через несколько дней парикмахер передал пленным:
— Сегодня ночью. Выделите двоих.
«Штаб» выделил Васю и Муху. Когда пленные заснули, оба сбежали из казармы. Помощница парикмахера повела их в соседнюю деревню. Остановилась у небольшого дома.
— Здесь я живу.
В доме были старый крестьянин и его жена.
Девушка прошла в другую комнату. Старик долго расспрашивал Васю и Муху, где они жили у себя на родине, сколько в колонне пленных, что их заставляют делать. Парни вежливо отвечали. Переглядываясь, ждали радио. [80] Но старик почему-то медлил. Подходило время возвращаться. Вася и его друг не выдержали.
— А где же радио? Нам обещали.
Старик потрогал усы.
— Сейчас не можу, — сказал он неопределенно. — Просим в другой раз.
Вася и Муха разочарованно пошли обратно.
Ночь была темная. Дорога то петляла по перелескам, то выходила на открытую равнину. Стараясь не сбиться, ребята хмуро думали: испортился приемник? Или им ив поверили? Кто был этот старик?
Размышления прервались самым неожиданным образом. Из-за деревьев выскочили три тени. По-немецки и по-русски скомандовали:
— Руки вверх!
Муха и Вася растерянно повиновались. Неизвестные подошли. Двое быстро ощупали пояса, карманы, пазухи. Третий по-немецки спросил:
— Кто? Откуда?
Парни стояли с поднятыми руками и лихорадочно соображали: «Засада! Предала девка! Как спастись?» Тот, что говорил по-немецки, повторил:
— Кто? Куда ходили? Отвечайте быстро.
Ощупывавший усмехнулся:
— Языки проглотили с перепугу, товарищ Петров. — И доложил: — Оружия нет. Пустые.
Муха вдруг засмеялся:
— Ладно, хватит, землячки. Опустите ружья. И так нагнали страху — больше некуда. Свои мы.
— Какие еще «свои»? — строго спросил по-русски тот, который только что орал на них по-немецки.
— Пленные из Рехембурга, — объяснил Муха. — Ух, дьяволы! Думал, конец пришел — власовцев или бандеровских карателей черт сюда занес. Потом слышу: «Товарищ Петров». Ушам не поверил. Свои мы! Что вы тут делаете? [81]
— Очень ты быстрый...
Но ружья все-таки опустили. Ребята пригляделись в темноте. Одеты незнакомцы — кто во что. В руках — ружья. За поясом — гранаты. Муха допрашивает:
— Вы ведь русские?
— Русские.
Но больше ничего не говорят.
Закурили. Угостили Муху. Спросили, много ли пленных в Рехембурге. Из каких краев? Где стоит их казарма? Какие у нее входы-выходы? Сколько охраны?
Услышав о девушке из парикмахерской, поинтересовались, давно ли с ней знакомы. Знали ли в Беле Ироушека?
Под конец похлопали по плечу:
— Ладно, идите. Да помалкивайте!
Василий и Муха вернулись в Рехембург. Уже светало. Перед казармой, как всегда, прогуливался часовой. Парни проскользнули в конюшню, принялись поить и чистить лошадей.
Разбуженный шумом охранник, которого вместе с русским дневальным немцы оставляли на ночь в конюшне, прогнал их в казарму:
— Es ist noch zu früh{10}.
А вечером после отбоя за окнами казармы раздались выстрелы. В доме немцев ахнул взрыв.
Пленные заволновались, попрыгали с нар. Но в помещение заскочил часовой, дал из автомата очередь над головами:
— Halt! Лежать всем на ноль!
Пришлось подчиниться. Немец держал пленных на полу до тех пор, пока стрельба затихла.
Это был партизанский налет. Нападавшие разгромили жандармерию, почту. Пытались освободить русских. Но партизан было мало, их появление заметил часовой. [82] Смельчакам удалось лишь обстрелять с пожарной лестницы помещение, в котором жила охрана, да бросить в окно гранату. Один охранник был убит, двое ранено.
Немцы всполошились. Охрану усилили. Пленных перевели на пустовавший второй этаж. Старший офицер стал звонить в Луже, требуя подкрепления.
Среди пленных только и было разговоров, что о налоге. Кто эти партизаны — чехи, русские? Много их? Где скрываются?
Философенко, Усач и Курский решили:
— Все. Сегодня уходим. Пришлют новых охранников — не убежать.
22
Весь следующий день лил дождь. Пленные пришли с работы промокшие. Убрали коней, поужинали. Дежурный немец скомандовал отбой.
В помещении было холодно. Пахло мокрой одеждой, которую пленные развесили сушить. Накрывшись всем, что имелось, люди старались согреться. Разговоры затихли. Скоро слышались только храп, прерываемый чьим-нибудь кашлем, стук капель по стеклам да тяжелые шаги часового в коридоре. Второй часовой чавкал за стеной сапогами по грязи.
Пленные спали. А Философенко, Усач, Костя Курский, Вася, Андрей Сталинградский, Солоненко, киргиз Максим наблюдали за часовым, шагавшим под окнами казармы. Он то прохаживался в пятнах света из окон нижнего этажа, то, ежась от холода и встряхивая головой, чтоб вода, стекавшая с каски, не попадала за воротник, уходил за угол и, скрываясь от дождя и ветра, подолгу стоял там у стены.
Этими минутами и решили воспользоваться организаторы побега. В нижних окнах погас свет. Шла уже вторая половина ночи. Каждый раз, когда, постояв за углом, [83] немец с автоматом опять выходил под окна, в оставалось на три-четыре человека меньше. Не стукнув не звякнув, выскальзывали они из окна на землю и под темными стенами зданий уходили в противоположную от часового сторону.
Выпускал пленных Усач. Услышав возню у окна, стали просыпаться пожилые. Кто-то тревожно спросил с нар:
— А как же мы?
Усач пожал плечами:
— Решайте. Надумаете — приходите. Будем ждать.
— Оставляем вам Ивана Муху. Он все знает...
Вася уходил в третьей группе. Иван горячо пожал ему руку. Жалко было расставаться с товарищем, горькая спазма сжала Васе горло. Но тут Усач подал знак. Вася вымахнул за окно, повис на руках, сполз по водосточной трубе и осторожно опустился ногами в грязь. Холодные струи с крыши сразу промочили пиджачишко. Стала бить дрожь. Ощупывая стены, Вася прошел мимо казармы, миновал парикмахерскую, большой амбар и бесшумно скрылся за углом. Скоро в условленном. месте сошлись все решившиеся бежать. Набралось восемнадцать человек. Появился Усач, уходивший последним, оглядел беглецов:
— Ну, товарищи, теперь все зависит от нас.
— Веди, Василий. Ты дорогу знаешь.
Нелегко бежать из неволи на чужой стороне. Каждая тропинка в лесу встает незнакомой. Каждый шаг таит опасность.
Сначала шли вместе. Потом поняли, что это рискованно.
Костя Курский предложил: пусть Вася сначала идет вперед один, он все-таки знает дорогу. Если все спокойно — ухнет совой. На этот сигнал будут подходить остальные.
Вася шел, присматриваясь к теням, подавал сигнал, ждал. Пленные появлялись. Он шел дальше. [84]
Так пробирались через лесную чащу всю ночь. На шоссе шумели моторы. Между деревьями проскальзывали лучи фар. Несколько раз доносились лай собак, стрельба, крики. Думалось, не их ли это ищут? Спотыкаясь о корневища, скользя и падая на размокшей земле, пленные торопливо уходили от шоссе дальше в лес…
23
На рассвете, мокрые и продрогшие, они залегли в кустах у деревни Бела. Усач и Вася пошли искать дом Застепы, показанный им со двора Ироушеком в прошлый раз. Остальные ждали и волновались. А вдруг Ироушек — провокатор? Темные тени принимали за подкрадывающихся немцев. Минуты казались часами.
Когда нервы напряглись до предела, близко закричала сова. От неожиданности кто-то выругался вполголоса. Но это вернулись с Застепой Усач и Вася.
Беглецы осторожно стали выходить из кустов.
— Все? — спросил чех.
— Часть осталась.
— Шкода! Ну, пошли.
Пленные не знали, что слово «шкода» означает всего лишь «жаль», неуверенно двинулись следом. Воображение невольно придавало услышанному тревожный смысл.
— Тише, — предупредил Застепа. — По улице ходит немецкий патруль...
Садами и огородами он провел их к центру деревни. Одну группу оставил у себя. Вторую завел к Ироушеку. Третью передал Новаку, которого разбудил осторожным стуком в окно.
Вася попал во вторую группу.
До утра спали на теплом и просторном чердаке учительского дома. Потом Ироушек принес завтрак.
Беглецы переглядывались, тревожно следили за действиями хозяев. Ироушек понимающе улыбался, похлопывал русских по [86] плечам:
— Все в порядке. Все в порядке. Чех и русский — братья... Сейчас наши крестьяне поедут в Рехембург. Посмотрят, что там делается.
Вечером рассказал: охрану оставшихся пленных немцы усилили. В помощь им прибыли солдаты из Луже, и по окрестным дорогам и селам носятся на машинах отряды националистов. На дорогах засады. В деревнях проходят обыски и облавы.
— Вам надо выждать два-три дня. В нашей деревне тоже много немцев.
Сидели тихо. Впервые за долгое время ели по-человечески. Томились от неизвестности.
К концу вторых суток учитель снова поднялся на чердак. Он улыбался:
— Есть хорошая новость. Остальные пленные тоже бежали. Все до одного.
Русские радостно вскочили на ноги:
— Неужели? А больной? У нас один больной был.
— Не в себе.
— Увели.
— Ото деды! Ото молодцы, — счастливо смеялся Солоненко. — Ото Ванька! Я ему орден бы дав за таке дило...
Как ушли оставшиеся, кто организовал, побег — неизвестно. Но они действительно ушли, несмотря на усиленную охрану, и попали в другое партизанское соединение.
Когда стемнело, Ироушек снова поднялся на чердак. С ним были Застепа и Новак.
— Пойдем к партизанам, — сказал Ироушек.
Осторожно выкрались из деревни. Сразу за дворами начались горы. Шли долго. Дорогой не раз приходила мысль: «Сторона чужая. Люди незнакомые. Вот заведут подальше и...»
24
Но Ироушек, Застепа, Новак были настоящими друзьями. [87] Чехи и словаки начали борьбу за свое освобождение в первые же месяцы немецкой оккупации. Сначала это были стачки заводских рабочих, железнодорожников и шахтеров. Весной 1942 года в Остравском крае, Бескидских горах, в Словакии возникли группы сопротивления. А к лету 1944 года во многих районах Чехословакии уже вели тяжелые бои с врагом партизанские отряды и соединения.
Чешские и словацкие патриоты, бежавшие с родины чтобы бороться за ее свободу, нашли в Советском Союзе самый братский прием. В степном городке Бузулуке был сформирован первый чехословацкий батальон, ставший ядром корпуса, который потом с боями прошел от Соколова под Харьковом до Праги. Чехословацких офицеров и солдат, обученных борьбе в тылу врага, вместе с опытными русскими партизанами забрасывали на самолетах в глубь Чехии и Словакии.
Одной из таких групп была группа поручика Василия Киша, направленная в Чехословакию 16 октября 1944 года. Выла ночь. Над линией фронта и у Моравской Остравы немцы обстреляли самолет. Маневрируя, летчик сбился с курса. Парашютисты выбросились не в районе Филиповой Гути на Шумаве, как намечалось, а под Лоунами, за четыреста с лишним километров от цели.
В темноте они долго искали друг друга. Когда рассветало, парашютисты увидели, что на них движется цепь немцев с собаками. Начались бесконечные бои, многодневные попытки оторваться от преследователей.
В конце концов это удалось. Но лишь пять человек из семнадцати остались живы и добрались до намеченного района: поручик Кит, майор Мельник, старший лейтенант Моряков и младшие лейтенанты Малышев и Петросян. Эта маленькая группа сплотила вокруг себя многих не покорившихся врагу чехов, словаков и заброшенных судьбою в те края солдат других национальностей. Возник партизанский отряд. В ноябре 1944 года его переименовали [88] в полк имени чехословацкого патриота Людвика Свободы, командира 1-го Чехословацкого корпуса.
В один из отрядов этого полка — в Четвертый прапор Луже и вели недавних пленных Ироушек, Застепа и Норак.
25
Отряд располагался далеко в горах. Пришли туда поздно ночью. В темноте под деревьями с трудом угадывались небольшие домики, срубленные из бревен, землянки.
Группа партизан только что вернулась с задания. Другая готовилась уходить. Бойцы набивали патронами диски автоматов, патронташи, подгоняли перед большим переходом сумки с толом.
Остальные партизаны спали.
Увидев русских, бойцы и командиры побросали все дела. Начались рукопожатия, поздравления. Посыпались вопросы. Проснулся весь отряд.
Некоторые из чехов знали десяток-другой слов по-русски. Кое-кто из русских запомнил сколько-то чешских. Русские не могли сдержать радость от того, что они наконец на свободе, видят столько дружественных им вооруженных людей, воюющих с гитлеровцами, и что теперь, сейчас же, сами возьмут оружие в руки и снова будут бить врага за все, что пришлось испытать. Чехи были рады русскому пополнению. Шла взволнованная беседа: кто, откуда, где попал в плен, какое имеет воинское звание. И конечно, о фронтах: где теперь Советская Армия, где союзники. Не хватало слов — их искали вместе, помогали жестами. Но все равно понимали, радостно смеялись, хлопали друг друга по плечу.
Новичкам тут же дали хлеба, колбасы. Кто-то принес ведро кипятку:
— Закусите с дороги.
В землянках было тепло и сухо. От сытости и усталости [89] Васю потянуло спать. Он приткнулся в угол, на сухое, душистое сено, заменявшее партизанам постель, и незаметно уснул.
Плен остался позади, но пережитое было еще близко. Мальчишке опять снились бревна, собаки, охранник, замахивающийся плетью. Вася вздрагивал. Задыхаясь, бросался бежать. Но, как всегда во сне, ноги не слушались. Собаки догоняли. Немцы оглушительно свистели вслед... Проснулся — тишина. Все спят. Чуть колышется огонек коптилки у стены. В тревоге долго присматривался и незнакомым лицам. Что-то ждет его здесь?
Увидел среди спящих Философенко, Костю Курского, Солоненко — легче стало. Не один!
Когда рассветало, опять проснулся. Вышел из землянки осмотреться. С одной стороны партизанского лагеря был крутой обрыв. К другой подходила чаща леса. С третьей начинался чистый склон, удобный для обстрела. Попробуй, враг, подойди!
А вдали грядами виднелись горы. Одна за другой уходили они к горизонту. На тех, что близко, лес был черный, в долинах лежал белый снег. Подальше — лес и снег чуть синели. На дальних горах лежала сплошная синева. Над горами всходило солнце. В лесу стучал дятел. Было по-утреннему холодно. Землю и лужицы прихватил звонкий ледок. Такой декабрь в здешних местах.
Из деревянной избушки вышли два крепких чеха с полотенцами в руках. Вася узнал: они приветствовали ночью пришедших русских. С Усачом долго разговаривали. Видно, командиры. Сняли кители. Расстегнули рубахи. Поливают друг другу, умываются.
Заметили Васю, подозвали. Спросили имя, сколько лет, каким владеет оружием.
Парнишка смутился: никаким.
— В пятом классе изучали гранату. И немного русскую трехлинейную...
У чехов были энергичные лица. Под рубашками перекатывались [90] мускулы. «Офицеры», — с уважением думал Вася.
А они успокоили:
— Ничего, Вáсиль. Научити се.
Похлопали по худеньким его плечам, ушли. Остался мальчишка опять один, а на душе потеплело. Подумал: ничего, хорошие люди. А воевать научусь...
И пошел, повеселевший, в лес. Недалеко. Дятла поискать.
26
Просыпался и отряд. Повара готовили завтрак. Выделенные в наряд бойцы убирали помещения. Несколько боевых групп изучало в стороне трофейные пулеметы.
А свободные от дел партизаны снова окружили русских. Усач отвечал на вопросы тех, кто не слышал вчерашней беседы. Сам продолжал расспрашивать об отряде и партизанском полке. Слушали Усача с вниманием, отвечали серьезно.
Усачу очень хотелось послушать радио. Он несколько раз бросал взгляд на крыши, на деревья. Потом спросил:
— А где у вас приемник?
— Что такое приемник?
— Радио! Радио! — подсказали русские.
— О, розгласови пржиймач! Е. Там.
Они указали на небольшой бревенчатый домик, стоявший в стороне. Около него действительно был заброшен на ближайшую сосну медный провод с белыми шариками изоляторов.
Усач, Фнлософенко, Курский, а за ними все их товарищи, не сговариваясь, поднялись и пошли к домику. В одно из его окон еще издали было видно, как чех с наушниками на голове записывал что-то в журнал.
Усач вошел в домик, попросил:
— Соудруг! Пожалуйста, поймай Россию. [91]
Не переставая писать, радист кивнул ему, что выполнит просьбу. Потом задержал на минуту быстрый карандаш и сказал:
— Подождите там. Скоро сводка. Я включу. Мы слушаем Россию каждый день.
Русские присели около домика на корточки и молча закурили.
Наконец радист кончил записывать телеграммы, открыл окно. Треск атмосферных разрядов в приемнике словно подкинул недавних пленных. Они сгрудились около окна.
И вот донесся далекий гимн, и Родина заговорила. Москва стала передавать утреннюю сводку Советского информбюро.
Люди, перенесшие столь много, первый раз за долгие месяцы услышали родной голос.
С горы, на которой располагались партизаны, казалось, видно было, как вдали — за лесами, за голубеющими грядами гор — еще дымились под восходящим солнцем сожженные врагом города и села России.
Многие сыны ее пали в борьбе с фашистами. Вечным сном спали они теперь в необихоженных солдатских могилах...
Многие несли еще тяжелую долю на далекой чужбине, в немецкой неволе...
Но голос Родины был тверд.
Тысячи лет стояла Россия, отражая нашествия варваров с востока и запада. Выстояла она и в этот раз.
Преследуя врага, Советская Армия шла уже по Европе.
Она освободила Румынию, Болгарию, значительную часть Венгрии, Польши, достигла реки Ондавы в восточной Словакии.
Московский диктор называл командующих фронтами, имена героев, перечислял пункты, освобожденные за последний день. [92] В глубоком раздумье слушали его беглецы из рехембургской казармы.
Рядом с ними стояли бойцы чешского партизанского отряда...
Много веков назад история, как река, разделила, унесла далеко друг от друга чешский и русский народы-братья. И вот она же, эта река, поставила их теперь рядом: боритесь, бейте захватчиков в две руки. Как всегда в хорошей семье, пока вы вместе, вам никакой враг не страшен...
После завтрака русских распределили по боевым постам.
Вася и Философенко попали в подразделение разведчиков-автоматчиков. Там же оказались Застепа, Новак, местные жители Яначек, Паздера и с десяток других бойцов.
Командовал подразделением... Ироушек.
Теперь это был серьезный и собранный командир с худым и ловким телом спортсмена. Он правильно угадывал, чего бойцы не знают, где им особенно трудно, и, не жалея сил, со всем опытом педагога учил их.
Учились все. Изучали тактику боя при налете, при нападении из засады, при встрече с превосходящим по силе противником, при выходе из окружения.
Каждая боевая группа имела свое назначение. Группа Ироушека должна была вести разведку, устраивать засады на дорогах, помогать автоматчикам, прикрывать объединенные действия всего отряда.
Оружие партизан состояло из русских ППШ, немецких автоматов и полуавтоматических венгерских винтовок, взятых в качестве трофеев у разоруженной роты хортистов.
Одну такую винтовку Ироушек вручил Васе. Тот сразу почувствовал себя взрослым, сильным, без конца чистил ствол, разбирал и собирал затвор, на учениях старательно бегал вместе со всеми в воображаемую атаку, [93] «снимал» связанное из соломы чучело часового, «вел» огонь по врагу.
27
На третий день, вечером, Ироушек отозвал Васю в сторону.
— То Пепик из Скутеча, — указал он на стоявшего рядом высокого и крепкого бойца средних лет. — Он хорошо знает местность. Надо пойти с ним в засаду. Будешь учиться разведке.
Васе дали патронов, две гранаты. Ироушек объяснил задачу: в районе Черного леса выйти к шоссе Высоко Мито — Храст — Скутеч и наблюдать за передвижением немцев. Партизанское командование хотело знать, какие части немцы могут направить из этого района на восточный фронт и какую дорогу они выбрали для этого основной.
Шоссе вилось у подножия гор, заросших лесом. Вскоре разведчики были в указанном месте.
Чех, не говоривший по-русски, стал что-то объяснять. Вася не понял. Тогда чех залез в куст и быстро закидал себя ветками и опавшими листьями. Вася начал делать то же самое, но у него так быстро не получалось.
По дороге приближались огни машин.
— Спехати, соудруг, спехати, — торопил чех, помогая Васе закопаться в листья.
Потом отошел подальше и... будто его никогда не
было на этом месте.
Машины ярко осветили фарами кусты и деревья и, ревя моторами, промчались мимо. Вася долго всматривался в куст, под которым залег его старший товарищ. Но тот ничем не выдавал своего присутствия.
Спустя приблизительно час Вася вдруг встревожился: а не ушел ли чех куда, оставив его одного? Но в это время одна из веток большого куста шевельнулась и покачалась в его сторону. Вася обрадовался, ответил тем же.
Так они и лежали всю длинную зимнюю ночь, время от времени сигнализируя друг другу ветками: все в порядке, за дорогой наблюдаю, тебя вижу.
По шоссе шли венгерские грузовики. На Скутеч — порожние. На Луже, в сторону фронта, — груженные боеприпасами, продовольствием, материалами для строительства укреплений. Время от времени между грузовиками проскакивало по пять-шесть камуфлированных немецких машин с солдатами.
Вася старательно считал проходящие машины, запоминал знаки на них: олень, заяц, дракон.
Между грузовиками, стрекоча, проносились мотоциклы с укрепленными на руле пулеметами. Проехал обоз с мешками зерна — еще одна дань чешских крестьян прожорливому рейху. Под лай овчарок и крики конвойных медленно прошла на запад колонна пленных. Немцы упрятывали в глубь своей территории еще один концлагерь, потревоженный фронтом.
Звезды переменили положение в небе. По поднявшемуся ветерку, по еле заметному оживлению природы чувствовалось приближение утра.
Промчалась еще одна колонна машин. Вдруг в лесу позади разведчиков заплакал ребенок. Вася прислушался. Откуда он мог взяться?
Ребенок продолжал плакать. Вася завозился. Надо как-то помочь... Может, заблудился, упал с машины, И кто это ходит с детьми по горам в такое глухое время?
Но разведчик ничем не должен выдать своего присутствия. Это объяснил своим бойцам на первом же занятии Ироушек.
Вася посмотрел в сторону соудруга. Тот качнул веткой: тебя вижу, за дорогой наблюдаю, все в порядке. Завывая моторами, пронеслось еще несколько машин, [95] и плач прекратился. Слушал, слушал Вася — ни звука. «Что же произошло?» — недоумевал он.
Стало светать. Соудруг махнул веткой в сторону леса. Мол, пошли домой.
Под деревьями встретились. Чех стряхнул с себя приставшие листья, повесил автомат на шею. Так удобнее идти в лесу.
— Нини дому, — позвал товарища, прикуривая от зажигалки.
Это-то Вася понял: теперь домой.
— Там детатко, — сказал он, — плакал сильно. Надо посмотреть...
Соудруг отрицательно покачал головой.
— Хорошо, что. Детатко нени. То е птак.
— Птица! — понял Вася.
И покраснел, что не вылез. Просмеял бы соудруг в отряде!..
Чех спокойно шагал впереди, находя дорогу по одному ему известным ориентирам. Так и не обронил больше ни слова.
Когда пришли в отряд, партизаны снова учились. Часть бойцов ушла на задание. Дежурные несли вахту.
Ироушек зашел с разведчиками в пустую землянку. Соудруг передал ему бумажку с записанными на ней данными наблюдения. Ироушек прочитал ее, выслушал по-чешски доклад соудруга и по-русски наблюдения Васи. По-чешски спросил соудруга о Васе:
— Как показал себя молодой боец?
— Он знает немецкие машины, эмблемы частей, знаки различия.
— Мальчишка вырос в оккупации...
Ироушек отпустил их.
Они позавтракали. Соудруг и тут все время молчал. Вместе пошли спать.
Засыпая, Вася влюбленно думал о молчаливом чехе: «Вот каким должен быть разведчик».
28
Через несколько дней боевая группа Ироушека участвовала в налете на аэродром.
Гитлеровской армии не хватало самолетов. Аэродром близ Скутеча немцы превратили в ремонтную базу. Они пригоняли туда транспортные самолеты и снимали с них моторы, которые затем ставили на боевые машины взамен изношенных. Партизанская разведка узнала, что на аэродроме скопилось много самолетов того и другого типа.
Командование партизанского полка поручило Лужскому батальону уничтожить базу. На выполнение задачи выделили подрывников, автоматчиков и прикрывающую группу Ироушека — около сорока бойцов.
Ночь была темной. Моросил дождь. В вершинах деревьев шумел ветер. Партизаны, пробравшись горными тропами, неслышно подошли к аэродрому.
Края летного поля освещали редкие, качающиеся на ветру фонари. У каждой линии самолетов стояли часовые. Мастера рукопашного боя поползли снимать их. Следом двинулись подрывники — заложить в самолеты взрывчатку.
Метрах в ста от самолетов находилась мастерская. Около нее, пряча нос в воротник шинели, тоже ходил часовой. Параллельно мастерской стоял жилой барак для техников, летных экипажей и охраны. В эту ночь там ночевало около двухсот немцев.
Чтоб не спугнуть их раньше времени, часового у мастерской решили пока не трогать. К бараку тихо приблизились автоматчики. На случай, если немцы побегут в сторону леса или из леса появится подкрепление, на опушку выдвинулась группа Ироушека.
С бьющимся сердцем, крепко сжав руками винтовку, Вася лежал за большим мокрым камнем и напряженно вглядывался в темноту. [97] Трех часовых партизаны сняли бесшумно.
Но с четвертым так не получилось. Часовой закричал начал бороться. Затрещали автоматы других охранников. Испуганно стал палить в небо часовой у барака.
Через мгновение все они лежали мертвыми. Но немцы в бараке проснулись. Не успев одеться, они один за другим выскакивали наружу, стреляя в лес, в небо, в темноту.
Автоматчики длинными очередями ударили по дверям и окнам барака. Гулко забил трофейный пулемет. Гитлеровцы бросились обратно в барак. Несколько солдат упало в грязь.
Ироушек послал часть своих бойцов помочь автоматчикам. Они закидали окна гранатами. Барак загорелся.
Стрельба. Паника. Крики. Немцы метались, яростно отстреливаясь.
Взрывы гранат сливались со взрывами на аэродроме. Это срабатывали заложенные в самолеты мины. Вверх летели куски крыльев, фюзеляжей, разбитые моторы. Огромными кострами пылали невзорванные самолеты.
Подрывники заложили взрывчатку в ремонтную мастерскую, подожгли баки с горючим. Взорвалась и вспыхнула ярким факелом большая цистерна с бензином.
Огонь выгонял немцев из барака. Не помня себя, они выскакивали из окон и мчались в лес, под автоматы группы Ироушека. Лишь немногим гитлеровцам удалось скрыться.
Бой кончился. Сигнальная ракета над землей — партизанский знак отходить. Захваченный азартом боя, Вася не понял ее значения. Но Ироушек, следя, чтоб не было засады, погони, атаки с фланга, уже пропускал подрывников к лесу. За ними, неся раненых, уходила ударная группа автоматчиков.
Лишь после этого, отстреливаясь от бежавших в лес немцев, отошла и прикрывающая группа.
А сзади высоко стояло зарево. Догорали самолеты.
С гулом рвались баки горючего. К порыжевшим от огня ночным облакам тянулись черные клубы дыма...
29
Все русские быстро освоились в отряде. Бывшие фронтовики, они умело держали оружие в руках и несли трудную партизанскую службу с той беззаветной доблестью, которая всегда присуща русскому солдату. Костя Курский командовал группой, Философенко совмещал боевые дела с обязанностями врача, лечил раненых. Усач, Солоненко, Вася, Максим и другие были рядовыми бойцами.
Через день после разгрома аэродрома под Скутечем Вася проснулся от того, что его энергично тряс за плечо
Ироушек:
— Василь. Василь. Вставай! Ты спишь, как потушенный паровоз.
Вася вскочил. Ироушек улыбался.
— Завтракай, — сказал он. — Потом зайди до штабу.
Вася умылся. Торопливо поел на кухне каши. В штабном домике лихо щелкнул перед Ироушеком каблуками.
Рядом с Ироушеком сидел один из тех офицеров, которые разговаривали с Васей в первое утро. Офицер и Ироушек внимательно посмотрели на Васю, потом, как бы советуясь, — друг на друга, потом — опять на паренька. Ироушек мягко, как учитель, сказал:
— Каблуками стукать не надо. Садись.
Вася присел у стенки.
— Будет маленькое совещание. Нам интересно твое мнение.
— Надо съездить в город Луже, — сказал офицер. — На разведку. Давай обсудим, как сделать лучше.
— У нас умнее всех Усач и Философенко, — сказал Вася. — Они все знают. [100] Здесь разговор иного порядка.
Скажи, Василь, — заговорил опять Ироушек. — Если в город приедет по своим делам на велосипеде тихий хлап лет шестнадцати? Может, он из ближайшей деревни, но у них там нет лекарства его бабушке. Может, тетка послала его купить в магазине соли. Обратит ли на него внимание немец?
Вася пожал плечами. К чему этот разговор?
— А если мимо немецкого патруля будет ехать на коло или идти пешком дядько Пепик, с которым ты ходил в ночную разведку? Все граждане такого возраста должны работать на заводах в Германии, а Пепик разгуливает по Луже. Остановит дядьку Пепика немец? Как думаешь?
— Понимаю, — сказал Вася. — Обязательно остановит.
— Если не дурак. Особенно после пожара на аэродроме.
— Они теперь в каждом будут видеть партизана. Когда ехать?
Офицер и Ироушек улыбнулись.
— Еще не есть все. Просим, пожалуйста, что ты скажешь, если тебя остановит немец? Чешский язык ты знаешь плохо.
Вася вспомнил свою первую поездку в Белу.
— Притворюсь немым.
Старший офицер и Ироушек опять посмотрели друг на друга.
— Хорошо, — сказал Ироушек и опустил ладонь на стол в знак того, что с первой половиной беседы покончено. — Теперь договоримся, на что тебе следует посмотреть в Луже.
Васе поручили разведать, какой в городе гарнизон: рода войск, их количество, вооружение.
Командиры еще раз проверили умение парнишки разбираться в немецких знаках различия, эмблемах войск и видах вооружения. Потом ему выдали штаны без единой заплаты, черный пиджачок в полоску, зеленый поношенный [101] свитер. Выкатили из каптерки небитый велосипед.
Во второй половине дня по улицам Луже, несколько вихляясь в седле, потому что ноги с трудом еще доставали до педалей, не спеша ехал паренек без фуражки. Он в самом деле был похож на подростка из какой-нибудь недалекой деревни, которого послали в аптеку или лавку или проведать больную бабушку.
Луже раскинулся на склоне холма. Внизу — речка, мост. Ближе к склону — дома, площадь. На склоне — линии улиц. На самом верху — ресторан.
Мальчишка проехал по одной улице — сосчитал танки у реки. Потом не торопясь завернул в другую и получше разглядел грузовики и транспортеры на площади. Поднялся выше — заметил батарею пушек, задравших рыла около тягачей. Со скучным лицом проехал поближе — стопятимиллиметровки...
Поднялся до верхних улиц, зашел в ресторан. Кинул хозяину на мокрую стойку монету. Взял кружку пива.
Присел у окна.
Ресторан полон немцев. Преимущественно офицеры.
Курят, шумят, пьют.
Прихлебывает и парнишка пиво. Посматривает в окно, на убегающие вниз черепичные крыши, а сам старается запомнить тех, что в зале. Лысый — эсэс. Поет и рукой машет — сапер, по-нашему. С длинным лицом — горный стрелок. Жирный — танкист. Против него — пехота.
Порядочно набралось немцев в Луже. Выполняет Вася задание — запоминает чины офицеров, род их войск. А на нем нет-нет да остановятся холодные глаза какого-нибудь пьяного эсэсовца с черепами на петлицах. Страшная расплата ждет его в случае провала. Но маршрут его поездок по городу, даже посещение ресторана — все намечено в партизанском отряде...
Допил Вася пиво, кивнул, прощаясь, хозяину и опять сел на велосипед. [102] Не спеша спустился к площади. Пересек мост через гречку. Уехал.
30
Советская Армия неодолимо шла на запад. В освобожденной части Словакии тысячи людей вливались в чехословацкие части. Плечом к плечу с русскими дивизиями бились они теперь с гитлеровцами на родной земле.
В тылу врага чехи и словаки боевыми делами поддерживали наступление освободителей. В «протекторате» сами немцы отмечали до сорока партизанских операций в сутки.
Отчет Васи о поездке в Луже удовлетворил командование батальона. С тех пор русскому парнишке поручали поездки и в Скутеч, и в Високе Мито, и во многие другие города и деревни.
Вася помнил теперь многие партизанские тропинки, мог исчезнуть с дороги так неожиданно и бесследно, что его не нашла бы никакая погоня. В деревнях у парнишки появились знакомые люди, незаметные и удобные наблюдательные пункты.
Особенно любил он ездить в деревню Глубоко. Она раскинулась в зеленой низине. Лишь несколько домиков лепилось на соседнем склоне. В самом верхнем из них жил пожилой крестьянин Кучеров с женой и свояченицей.
Вася приходил к ним, поднимался из сеней на чердак и из слуховых окон целыми днями наблюдал за передвижением немцев. Ему хорошо были видны деревенские улицы, верхняя и нижняя дороги.
Закончит наблюдение — ищи-свищи его! Лес-то рядом. А хозяйки еще накормят на дорогу как следует.
Там, на чердаке у Кучеровых, Вася и дружка себе нашел. Тоже русского. Разведчика другого батальона партизанского полка имени Людвика Свободы Валентина [103] Безушенко. Он был постарше годами, богаче опытом уже служил солдатом, бежал из немецкого плена.
Сидят товарищи у слуховых окон и запоминают все что видят. Хорошо им вместе — земляки и судьбы похожие.
Возвращался Вася в отряд, докладывал о результатах разведки, а по его следам в населенные пункты врывались партизаны — громили немецкие учреждения, жандармские управы, жгли склады, гаражи.
Неравны были силы, но помогала родная земля, поддерживал народ. Всегда с партизанами была их верная помощница — внезапность. И бойцы Четвертого прапора благополучно выходили из многих тяжелых ситуаций, успевая наносить врагу немалый урон.
Вот свой человек сообщил с железнодорожной станции за Скутечем, что там должен проследовать немецкий эшелон с боеприпасами. Командование партизанского полка приказало третьему и четвертому батальонам не пропустить эшелон к фронту.
Ударные группы обоих батальонов, сделав бросок через горы, вовремя прибыли в намеченный район. Там скрытно подошли к железнодорожному полотну, заложили на ближайшем мосту мину и залегли вдоль дороги в ожидании поезда.
Среди гор послышался гудок паровоза. Партизаны быстро перерезали линию связи, чтоб немцы не могли вызвать помощь с другой станции. Приготовились к бою.
Но гитлеровцы приняли меры предосторожности. Вместо паровоза из-за гор выехали две дрезины с охраной.
Подрывники чертыхнулись. Они боялись, что дрезины заставят мину сработать и план операции сорвется.
Однако легкие дрезины благополучно миновали мост.
За дрезинами показался резервный паровоз. И лишь за ним, выдерживая дистанцию, второй паровоз тяжело [104] тянул состав с боеприпасами. На тормозных площадках и крышах вагонов сидели пулеметчики.
Резервный паровоз въехал на мост. Грохнул взрыв. Паровоз выпустил облако пара и завалился набок.
Машинист поезда стал тормозить. Пулеметчики открыли неистовую стрельбу по лесу. Лязгнув буферами, состав остановился. Потом, набирая скорость, двинулся задним ходом на станцию.
Партизаны предусмотрели такой маневр. Подрывники подорвали рельс позади состава. С ходу вагоны въехали на разрушенный участок пути. Кренясь и роняя е крыш пулеметчиков, поезд остановился.
Тем временем боевые группы партизан уже били по составу изо всех видов оружия. Немцы, попрыгав с тормозных площадок и крыш вагонов, залегли у колес. Разгорелся жестокий бой.
Партизаны уничтожили локомотивную бригаду, пробили пулями котел паровоза, заставили замолчать несколько пулеметов. Но приблизиться к составу не могли. Врагов было слишком много.
Уже немало партизан было убито и ранено. Шум боя, конечно, услышали на соседних станциях. Оттуда в любую минуту могли подойти на выручку эшелону отряды немцев. А эшелон все еще был невредим.
Партизаны сделали вид, что отходят к лесу.
Не особенно доверяя им, немцы все же выдвинулись вслед.
Партизанские подрывники, находившиеся с другой стороны состава, поползли к вагонам...
Взлетела ракета: «Всем укрыться».
Партизаны со всех ног бросились за ближайший холм, приникли к земле.
И раздался взрыв.
От взметнувшейся к небу земли померк свет. Широкой полосой полег лес. Снесло ближайшие постройки, линии связи. [106] Один вагонный скат, пролетев по воздуху метров триста, рухнул на ногу бойцу, лежавшему рядом с Васей...
Вражеский эшелон был уничтожен.
В другой раз разведка донесла, что в район действий соседнего партизанского батальона на транспортерах движется карательный отряд врага. Каратели могли застигнуть партизан врасплох. Ироушек послал Васю предупредить соседей.
Дороги в Чехословакии хорошие. Вася нажимал на педали изо всех сил. Благополучно объехал Луже стороной. Под вечер, вытирая пот, уже поднимался к раскинувшейся на склоне деревне, где должен был передать сообщение крестьянину. И вдруг увидел, что в деревню навстречу ему втягивается колонна транспортеров.
«Опоздал», — в тревоге подумал Вася.
К счастью, его опознали бойцы того самого партизанского батальона, в который он ехал. Они возвращались с задания, увидели мчавшегося по шоссе разведчика из Четвертого прапора и остановили его.
— Куда?
— К вам?
— Зачем?
Вася рассказал.
Старший оперативной группы задумался. С ним было восемнадцать человек. Через деревню двигались пять или шесть транспортеров. Следовательно, гитлеровцев было раз в пять больше, чем партизан. Но пропустить колонну дальше было неразумно. Она могла наделать много бед.
— Встретим! — решил старший.
В этом месте шоссе проходило по узкому карнизу. С одной стороны почти вертикально вздымалась гора. С другой — пропасть. За каменным выступом партизаны свалили поперек дороги дерево.
Колонна уже вышла из деревни. [107] Партизаны торопливо залегли в камнях над дорогой. Васе дали мадьярскую винтовку, несколько немецких гранат с деревянными ручками.
Колонна приближалась. Она уже огибала полукружье горы под засадой. Партизаны напряженно следили за ее движением.
Вот головной транспортер объехал выступавшую скалу и затормозил у сваленного дерева. Из кабины выскочил встревоженный водитель. Попрыгали на землю солдаты. Оглядевшись, они подошли к дереву и стали сталкивать его в пропасть. Сзади подъезжали новые машины. Водители сигналили, офицеры ругались. Колонна подобралась, как сжавшийся червяк.
Партизаны открыли огонь. По передней матине — чтоб не прорвалась вперед. По последней — чтоб не дать врагу отступить.
Первая и последняя машины загорелись.
Броня у транспортеров имелась лишь по бокам. Сверху солдаты не были защищены ничем. Они выскакивали из машин, пытались отстреливаться, развернуть пушки. Но укрыться на дороге было негде. Партизанские пули ложились густо. Сверху летели гранаты, бомбами обрушивались тяжелые камни.
Запылали еще два транспортера. Немцы били из крупнокалиберных пулеметов по камням, за которыми засели партизаны. Пытались залечь у колес транспортеров. Но смерть настигала их везде. Шоссе все больше устилалось трупами врагов.
Когда садилось солнце, на шоссе стало совсем тихо.
В бою погибло несколько партизан. Шальная пуля сразила и отважного командира группы. Но колонна карателей не прошла. От транспортеров остались лишь обгоревшие остовы. Ни одну пушку не успели развернуть немцы...
В конце февраля гитлеровцы собрали всех полицаев и националистов Хрудимского округа и двинулись в горы, [108] чтоб покончить наконец с партизанами. Диверсии на железной дороге, уничтожение колонны карателей под Луже, дерзкие налеты на немецкие гарнизоны в городах в селах — все это окончательно вывело фашистов из себя.
Шли от Хрудима. Впереди пустили собак. За ними — полицаев. Сзади двигались сами немцы.
Операция готовилась тщательно, началась внезапно. Немцам удалось окружить Хрудимский батальон. Партизаны отбивались почти сутки, несли большие потери.
Выручили местные крестьяне. Они сообщили о боде лужанам. Четвертый прапор бросился выручать товарищей. Но когда батальон прибыл к месту боя, карателей там оказалось столько, что они могли бы, наверно, одолеть весь партизанский полк.
Помогла внезапность. Лужане ударили в тыл немцам. Произошло замешательство. Хрудимский батальон воспользовался этим и вырвался из окружения.
Когда немцы опомнились, оба батальона, отстреливаясь, уже уходили в глубь леса.