Со всего плеча

— Ну как? — спросил генерал.

— Ничего не видно, — ответил летчик.

— Прекрасно, — облегченно вздохнул генерал. Сегодня же перебросить на правый берег еще несколько десятков орудий. Если свой летчик с бреющего полета в названных заранее местах не заметил замаскированных пушек, то их не обнаружит и авиация противника.

Уже несколько дней артиллеристы готовили удар по гитлеровским позициям, расположенным на западном берегу Днепра. Тысячетонным молотом огня и металла они должны были смять укрепления противника и проложить дорогу нашей пехоте и танкам.

Жар сражения не угасал здесь ни днем, ни ночью. Зацепившись за правый берег, наши части шаг за шагом расширяли захваченный участок. Гитлеровцы огрызались с яростью обреченных. Ожесточенность их сопротивления объяснялась при первом же взгляде на карту. Днепр здесь тупым клином врезается далеко на северо-восток, и этот небольшой клочок земли, с выжженной солнцем и снарядами травой, логикой войны превратился в очень важный плацдарм для развития дальнейшего наступления. владение им позволяло успешно продвигаться в глубь побережья, не опасаясь за фланги. Противник же, заполучив эту излучину в свои руки, все время держал бы занесенный нож над наступающими советскими частями.

Вот почему вражеское командование бросило сюда, на этот сравнительно небольшой участок фронта, восемь пехотных и танковых дивизий, в том числе многократно битые, а затем вновь и вновь пополняемые эсэсовские дивизии «Райх» и «Викинг». Они образовали сплошную стену, которая должна была наглухо закрыть все пути на запад. Не довольствуясь, однако, этим, фашисты вывели в первую линию обороны пять дивизионов артиллерийского усиления, ввели в боевые порядки полков самоходную артиллерию и шестиствольные минометы. Эту стену и должны были проломить советские пушки.

Одни только час бушевал над позициями противника артиллерийский ураган. Но какая работа, — адского напряжения и исполинского размаха, — ему предшествовала! Попробуем сухо, почти протокольно обрисовать титанические усилия наших артиллеристов, усилия, которые в течение двух недель невидимо конденсировались в зарослях и оврагах, в планах и таблицах, а затем чудовищным обвалом смерти смяли врага.

Глубина плацдарма, завоеванного нашими войсками на западном берегу днепровской излучины, не превышала пяти — шести километров. На этот «пятачок» надо было перевезти многие сотни орудий прорыва. Часть пушек переправилась на этот берег еще в первые дни форсирования Днепра одновременно с пехотинцами. Теперь требовалось во много раз увеличить их число.

И пушки пошли через Днепр. Легко сказать, пошли! Даже в мирные годы переправа тяжелых орудий через любую реку была занятием очень сложным и весьма хлопотливым, хотя совершалась она на добротных паромах или баржах, и никто не бомбил пристани, и ровная гладь реки не вздымалась к небу фонтанами разрывов мин и снарядов. Ныне нужно было перевезти быстро и скрытно, на доморощенных средствах через широчайший Днепр сотни пушек, уберечь их от воздушного и наземного врага, искусно разместить на плацдарме, и не просто установить где попало, а выбрать наиболее выгодные позиции.

Их перевозили днем и ночью, пользуясь каждой минутой, свободной от бомбежек, под градом снарядов, на самодельных паромах, на помостах, составленных из рыбачьих лодок, на плотах, сооруженных из пустых бочек, плетней и ворот. Болотистые подходы Днепра размокли от дождей, тягачи безнадежно застревали в грязи, и люди долгими километрами тащили на руках и пушки, и снаряды, и сами тягачи. На руках они спускали орудия с глинистого берега на воду, на руках втаскивали их на кручи Правобережья. Великий труд взяли в эти дни на свои плечи наши артиллеристы.

Ритмично и напряженно действовали все звенья сложного войскового механизма. Разведчики брали на строгий учет каждый орудийный выстрел противника, по точным математическим формулам определяя его истоки. Над расположением врага непрерывно летали самолеты, выискивая в лесных зарослях скопления танков и пехоты. дешифровщики, вооружившись лупами, рассматривали часами немые донесения аэро-фотоаппаратов, обнаруживая в бесчисленном сплетении кривых линии траншей, окопов и инженерных сооружений. И все это потом сравнивалось, сопоставлялось, дополнялось показаниями пленных, личной командирской разведкой на местности.

В эти дни я зашел к одному работнику штаба — веселому и приветливому человеку, всегда радушно встречающему фронтовых журналистов. Он сидел перед картой, и по его воспаленным и красным глазам я понял, что подполковник уже много ночей не смыкал век.

— Я очень занят, — сказал он мне. -Зайдите попозже.

— Когда?

— Дней через пять.

Штабы работали без сна и отдыха. Им предстояло свести воедино усилия огромного изобилия огневых средств, начиная от жерластых могучих гаубиц и кончая полковыми минометами, организовать умный и всесокрушающий вал огня, точно нацелить его по времени и местности, обеспечить бесперебойное снабжение боеприпасами, установить надежную и безотказную связь, наладить непрерывное наблюдение, предусмотреть и исключить все случайности. Из многих тысяч опознанных целей были выбраны лишь сотни наиболее важных и достоверных. Они были сообщены батареями, и те исподволь, незаметно, как бы случайно, чтобы не спугнуть противника, пристреляли из и умолкли.

Так шли дни. Вернее, они шли совсем не так. Ибо все это проводилось не в тиши кабинетов, не в торжественной неприкосновенности полигонов, а на поле боя, под огне врага. Гитлеровцы непрерывно предпринимали контратаки, стремясь сбросить наши войска с захваченного «пятачка» и утопить их в Днепре. То один, то другой участок становился ареной жестоких схваток. Фашисты бросали вперед сразу по несколько десятков танков, и в отражении их первую скрипку, как всегда, играли наши пушкари.

На позиции, занятые стрелковым батальоном, шло восемнадцать фашистских танков и свыше двух рот пехоты. Удар приняли на себя артиллеристы. В коротком бою расчет 76-миллиметровой пушки под командой младшего сержанта Белозерова подбил четыре танка и заставил остальные ретироваться. Н-ская гвардейская бригада только за два дня подбила и сожгла двадцать пять вражеских танков. Одна лишь батарея гвардии старшего лейтенанта Мельникова уничтожила семь фашистских машин.

Так, сражаясь и круша противника, в огне и грохоте непрестанного боя артиллеристы готовили свой решающий удар. И вот наконец все готово. В балочках, оврагах, лесных рощах, в укрытиях притаились сотни и тысячи разноствольных пушек и минометов. Сотни и тысячи других орудий разместились на левом берегу Днепра по дуге извилины, чтобы огнем с флангов усилить фронтальный ливень. Чтобы составить ясное представление о мощи подготовленного урагана, можно сказать, что на каждый километр фронта прорыва было сосредоточенно двести сорок стволов.

— Я бы пропагандировал эту цифру где только можно, — сказал мне через пять обещанных дней подполковник. — Если мы на третьем году войны можем собрать на небольшом участке фронта такую громаду пушек, то какова же наша промышленная и военная мощь в целом? Недавно мне пришлось разговаривать с пленным унтер-офицером Бортшеллером из дивизии «Великая Германия». Больше всего его удивляет обилие у нас боевой техники. Гитлеровские солдаты говорят, что у русских пушки растут, как из-под земли.

...Рассвет застал всех на ногах. Утро занималось ясное, почти безоблачное. Над горизонтом вставало красное солнце, и Днепр лежал сверкающий, багряный. Дул резкий, пронзительный ветер. Вражеские мины с визгом рвались вокруг, поднимая вверх комья липкой земли. Но артиллеристам было не до погоды и не до мин. Они молча стояли на своих постах, ожидая сигнала. На переднем крае замерла, приготовясь к атаке пехота. На исходных позициях стояли наготове танковые полки.

7 часов 40 минут утра. Шквал чудовищной, невероятной силы обрушился на врага. Какой-то космический обвал звуков и огня! Это рявкнули одновременно тысячи орудий, прижимая противника к земле, парализуя его волю к борьбе, заставляя все живое впиваться в землю, прятаться, не дышать.

Огненная буря бушевала над позициями противника, от переднего края до глубины его обороны, нарушая связь, ломая управление боем, сокрушая всякую возможность сплотить и организовать силы к отпору. Взятый в плен командир взвода управления пятой батареи 172-го артполка 72-й пехотной дивизии лейтенант Артур Эльгорт рассказал, что в первые же минуты радиостанция батареи была разбита, проволочная связь с соседними частями прервана и батарея фактически выключилась из стройной системы обороны. Офицеры были дезориентированы, а солдаты попрятались кто куда мог.

Но это были лишь цветики. Ягодки, многопудовые ягодки, начиненные смертью и разрушением, были впереди. Не снижая темпа и ярости огня, орудия начали огромной силы обстрел по заданным целям. Тысячи снарядов ложились в расположения гитлеровских танков, накрывали огневые позиции неприятеля, истребляли его пехоту, поднимали на воздух блиндажи, дзоты и доты, корежили проволочные заграждения.

— Огонь! Огонь! Огонь! — раздавались команды на батареях, в дивизионах , в полках.

Орудийный шквал сметал все на своем пути. Тщательно подготовленные инженерные укрепления гитлеровцев были разрушены буквально в течение нескольких минут. Большинство вражеских батарей, заблаговременно разгаданных и пристрелянных, умолкло навеки, так и не успев подать голоса. Несколько десятков орудий пыталось было противодействовать, но их мгновенно засекли и подавили. Господство нашей артиллерии было полное!

Полчаса длился это смерч. Казалось, что напряжение боя уже достигло своего апогея. Но это еще не было венцом артиллерийского наступления. Вот в бой вступили гвардейские минометы. Огненные трассы прорезали потемневшее от дыма небо. Волны пламени захлестнули неприятельские позиции. Залп следовал за залпом. Фашистские солдаты и офицеры в ужасе покидали свои убежища, но их всюду настигало это неумолимое море огня и стали.

Над полем сражения появилась советская авиация. Волна за волной шли бомбардировщики, штурмовики, истребители. Группы по восемнадцати, по тридцати, по шестидесяти самолетов. Эскадрильи, полки, дивизии. К ливню снарядов прибавился град бомб, и жесткий говор авиационных пушек и пулеметов прорезал гремящий воздух.

И тогда поднялась наша пехота и ринулись наши танки. С криками «ура» бойцы единым броском преодолели расстояние до вражеских окопов и ворвались в траншеи противника. Артиллерия перенесла огонь вперед, и наши подразделения стремительно продвигались по исковерканной и вздыбленной земле, почти вплотную прижимаясь к всесокрушающему огневому валу.

Сопротивление противника было раздавлено. Окопы и траншеи были забиты трупами гитлеровцев. Уцелевшие солдаты и офицеры поспешно, почти панически отступали на вторую линию обороны. Те, кто не успел убежать, покорно поднимали вверх руки.

— Вскочив во вражескую траншею, я внезапно оказался в окружении пяти гитлеровцев, — рассказывает красноармеец Бронников. -Следом за мной спрыгнул боец Патрубцев. Двое против пяти! Но гитлеровцы были перепуганы до смерти. лишь одни из них, спустя минуту, потянулся к оружию. Мы его пристрелили. Остальные сдались в плен.

Страшная картина разрушения предстала перед наступающими. Укрепления противника превратились в невообразимое месиво земли и дерева. Дзоты и блиндажи зияли развороченным нутром. Повсюду валялись обломки орудий, куски повозок, дымились полусгоревшие танки и автомашины. Тысячи трупов гитлеровцев устилали поле битвы.

Особенно разительны были залпы гвардейских минометов. Точными официальными данными засвидетельствовано, что только на участке, подвергнутом обстрелу 19-й гвардейской минометной батареи, уничтожено две батареи 75-миллиметровых орудий, две батареи противотанковых пушек, разрушено восемнадцать блиндажей, выведено из строя три радиостанции, убито сто пятьдесят фашистов. И это результат действия одной только батареи!

Гитлеровцы были фактически сломлены и морально сплющены этим ударом потрясающей силы. Вот красноречивое признание сдавшегося в плен солдата 266-го полка 72-ой пехотной дивизии Вильгельма Келерсуфена:

— В продолжение часа мы находились в аду. Я готов был грызть землю от животного страха. Время тянулось так бесконечно, что можно было сойти с ума. От стрельбы и грохота дрожала вся земля. Как только перестали падать снаряды и бомбы, наши офицеры бежали. Они убежали бы раньше, но нельзя быль поднять головы. Те солдаты, кому посчастливилось уцелеть в этом аду, сдались в плен.

К исходу дня наши войска продвинулись вперед на десять километров, заняв несколько селений — важных опорных пунктов противника. Захвачены большие трофеи.

Так расширяется плацдарм на правом берегу Днепра.