Крах Восточной Пруссии

История Восточной Пруссии прошла путями войн.

Сюда — на побережье Балтики — тянулись торговые пути из полуденных в полнощные края. Через Восточную Пруссию легли кратчайшие пути в Литву, на Польшу, к Руси — к земле славян.

В XIII веке недальновидные правители Польши позвали рыцарей Ордена тевтонов — предков нынешних фашистов — на борьбу с населявшими этот край пруссами. Тевтоны осели в Восточной Пруссии. По берегам Вислы, на всех путях построили они монастыри и замки. Так вырос Торн (взявший наименование от польского слова «торы» — торный путь), так у речного брода (по-польски «бруд») через реку Дрвенца, на пути с юга к морю, возникла крепость Бродница, так укреплялись крестоносцы в Мариенбурге, в Мариенвердере, в десятках важных пунктов. Замки тевтонов, закрыв пути через Восточную Пруссию, командовали над всем краем.

Теперь, проходя мимо развалин этих замков, можно видеть разрушенные своды мрачных подземелий, замшелые серые стены из дикого камня, окна с решётками в глубоких нишах, бойницы под крышами. Мы переходим по шаткому мосту через ров, наполненный мутной водой, поднимаемся по узкой лестнице на верх уцелевшей [148] башни. Отсюда, с семидесятиметровой высоты, на десятки километров окрест видны леса, поля и дороги и на темнеющем горизонте — пожары и зарницы стрельбы. Там не затихает бой.

Мы поднимаемся на монастырскую стену, протянувшуюся по берегу Вислы. Она действительно неприступно высится над водой. Через её бойницы видна широчайшая пойма реки, уходящий к горизонту западный берег, понтонные мосты, по которым сейчас нескончаемым потоком идут в Померанию русские войска.

За такими стенами отсиживались псы-рьшари, в такие мрачные монастыри-тюрьмы сгоняли они рабов, здесь крестоносцы прятались от народа, отсюда с крестом и молитвой, с огнём и мечом совершали они свои разбойничьи набеги на литовское племя пруссов.

Мрачна кровавая история покорения пруссов. Немцы превратили цветущую страну в пустыню, истребили население, германизировали край. Укрепившись в районах нынешнего Кенигсберга, Мемеля, они начали наступление уже не только на Литву, но и на Польшу. Этот «натиск на восток» («Дранг нах Остен») повели Орден тевтонов и Ливонский орден, осевший в Прибалтике. Их наступление угрожало русским землям и отрезало русских от берегов Балтийского моря.

Тогда поляки, литовцы и чехи, объединившись с русскими полками, выступили против немецких рыцарей. Более пяти веков тому назад, в 1410 году, произошла знаменитая битва под Грюнвальдом (у Танненберга). В этой битве славянские воины — русские и поляки с помощью литовцев разбили предков нынешних фашистов и надолго остановили их движение на восток.

* * *

Шли века...

Крепло и развивалось русское государство. Русская армия, руководимая Петром I, вывела Россию на Балтийское побережье, открыла ей пути в Европу. Без этого пути задыхалась экономика России, ограничивалось развитие страны, затруднены были её связи с другими государствами. [149]

Одновременно шло становление европейских государств, разгоралась борьба за колонии, за рынки сбыта, за расширение границ. Снова планы пресловутого «Дранг нах Остен» не дают покоя немцам в Пруссии и прежде всего их королю Фридриху II, идейному отцу современных немецких захватчиков. В войне против России ищет он выход из сложного переплёта европейских дел. Фридрих II грозит занять Курляндию, отрезать России пути в Европу через Балтийское море. Он не хочет допустить русское государство к участию в европейских делах, желает лишить его союзников, отбросить русских людей на восток, загнать их в Азию. Для этого Фридрих II собирает большую армию, ведёт интригу против России в Швеции и Турции и, обвиняя своих противников в агрессии, как это впоследствии повторил Гитлер, развязывает тяжкую для народов кровопролитную Семилетнюю войну.

Медленно, но настойчиво шли тогда русские войска на запад, взяли Мемель, вошли в Тильзит, овладели Инстербургом и двинулись на Кенигсберг. Если с автомагистрали Инстербург — Кенигсберг (по которой прошли теперь войска 3-го Белорусского фронта) свернуть влево, можно у города Велау найти деревушку Гросс-Егерсдорф, где в 1757 году русские войска столкнулись с прусскими. Плечом к плечу, локоть к локтю стояли русские ряды, отражая атаки пруссаков. Облака дыма висели над полем сражения, кавалерия, рубя, врывалась в густые, плотные боевые порядки войск. Шеренги вражеской пехоты накатывались на русские каре. Отразив натиск, русские полки сами перешли в атаку. «Неприятели дрогнули, — пишет современник и участник этого сражения Болотов, — подались назад, наши сели им на шею и не давали им времени ни минуты... Тогда прежняя прусская храбрость обратилась в трусость, и в сем месте не долго медля обратились они назад и стали искать «спасения — в ре-ти-раде». Победные крики «наши взяли» неслись по фронту».

Фридрих II всё ещё не верил в способность русских войск продолжать наступление, а они после победы при Гросс-Егерсдорфе двинулись дальше на Кёнигсберг. [150]

Кенигсберг был взят, и его ключи отправлены в Санкт-Петербург. Русские войска очистили от прусских войск Восточную Пруссию; она вошла в состав русского государства. Отец полководца Суворова был одним из её губернаторов.

В Семилетней войне русские наголову разбили прусские войска, вошли в Берлин и поставили государство Фридриха II на грань катастрофы. Спаслось прусское государство лишь благодаря Петру III. Этот голштин ский выходец, преклонявшийся перед прусским королём, агент Фридриха II на русском троне, став царём, свёл на-нет победу русских войск.

Прошло ещё полвека...

Восточная Пруссия — снова театр военных действий.

На этот раз Наполеон, разбивший Австрию и Пруссию, сосредоточил здесь свои войска против России. И снова оживают картины прошлого. В позднюю ненастную осень 1806 года начались боевые действия. Сложные манёвры совершает Наполеон, чтобы навязать русским бой в невыгодных условиях. Когда, казалось, русским надо было спешно отступить, командовавший обороной генерал Толстой отдал приказ «стоять и умирать» и отразил атаки французов. Позднее под Пултуском на натиск французов русские ответили контратакой, Ни стойкость русских разбила замыслы Наполеона. Измученная переходами через Мазурские болота, преступно руководимая немецким бароном на русской службе Беннигсеном, русская армия снова вступила тогда в бой с французами у города Прейсиш-Айлау... Мы поднимаемся теперь на высоту у Прейсиш-Айлау, на которой расположено старое городское кладбище. Здесь в сражении 27 января 1807 года был командный пункт Наполеона.

С высоты открывается отличный обзор на широчайшее поле юго-восточнее Прейсиш-Айлау, на деревни Клайн-Заусгартен, Зерпаллен, Моллвиттен.

С этой высоты зимним туманным утром видел Наполеон [151] свои войска перед Прейсиш-Айлау, а сквозь мглу там, на склонах едали, он разглядел очертание русских колонн.

Мгла в тот день, как это часто бывает в Восточной Пруссии, становилась всё плотнее. Балтийские ветры принесли снеговые тучи, и участники свидетельствуют, что с началом сражения завертелась вьюга. Французы появились внезапно из густой пелены снега. Они атаковали русских раз, другой, третий, но были отбиты. Тогда Наполеон ввёл в сражение кавалерию. Знаменитый маршал Мюрат повёл своих всадников. Они прорвались сквозь центр позиции, но в глубине столкнулись с кавалерией русских. На помощь Мюрату двинулся корпус Ожеро, но и он, попав под губительный огонь русских батарей, отхлынул назад. Не мирясь с неудачей, император обрушил на левый фланг русской армии свой самый сильный корпус испытанного маршала Даву (этот корпус наступал тогда с юга, вдоль дороги, по которой мчатся теперь «Т-34», мотопехота, санитарные машины, «виллисы» наших генералов). Корпус Даву, смяв фланг русских, приближался к их центру, и наступил момент, который определяет исход сражения. Надо было принимать решительные меры, но командующий войсками барон Беннигсен исчез с поля сражения, а заменивший его барон Остен-Сакен приказал генералам отступить. Тогда среди войск появился генерал Багратион и повёл их в контратаку. На помощь Багратиону с правого фланга на левый повёл резервы молодой талантливый генерал Каменский; по скату высоты, что сейчас застроена бараками, помчались орудия конной артиллерии Ермолова.

Участникам боёв знакомо это состояние тревожного напряжения, когда в кризисе боя идёт собирание всех сил для отпора врагу, когда солдаты совершают нечеловеческие усилия, сражаются самозабвенно, отрешившись от всего в мире, кроме боя, кроме стремления разбить неприятеля. Как близки нам воины тех далёких времён, воины, пролившие свою кровь на этих же холмах, где теперь снова прогремел и прокатился на запад бой, оставивший на вершинах холмов красные, увенчанные [152] звёздами обелиски на могилах красноармейцев. Как близко и дорого нам ощущение победы, наступающее после таких тяжёлых боёв.

Сражаясь в снежной пелене, русские тогда отбросили Даву и приблизились к кладбищу, где стоял Наполеон. Со старых деревьев на могилы, на голову Наполеона падали ветки, ссечённые русскими ядрами. Но он стоял, не веря своим глазам, не веря, что терпит неудачу. Один из русских батальонов прорвался на кладбище. Батальон пробивался вперёд, пока последний гренадер не был зарублен в ста шагах от Наполеона. Русские наступали и в эту лощину за кладбищем (что сейчас в проталинах и воронках от авиабомб, обнажив (их чёрные корневища деревьев); адъютанты старались нести Наполеона, чтобы спасти его от русских штыков, но наступившая зимняя ночь развела противников, Наполеону пришлось тогда отдать приказ ловить своих солдат, бежавших от русского наступления в Торн, в Познань и даже в Берлин. Дыхание военной истории ощутимо повсюду на этой земле. Вот Фридлянд — город на реке Алле. Сюда вернувшийся после сражения Беннигсен привёл войска. Он обрек их на поражение, поставив на позиции тылом к реке Алле. Наполеон, увидев русских, не поверил своим глазам: так немыслимо для боя стояли они. Убедившись в гибельном положении русской армии, Наполеон начал наступление. Вот через эту мутную быстротекущую речку под ядрами французских батарей плыли русские солдаты. но илистому дну тащили они свои пушки и с ними поднимались на крутой, обрывистый берег, ныне усаженный дотами. По кривым и узким улицам отходили с боем русские полки. Здесь, прикрывая их отход, Багратион собрал московский гренадерский полк и, обнажив шпагу, повёл солдат в контратаку. Багратиону доложили, что обозы на мосту задерживают переправу и нужно сбросить их, чтобы скорее отойти. «На то мы и арьергард, чтоб не оставить неприятелю ни ломаного колеса», — ответил Багратион... [153]

Всё это не только исторические сравнения и литературные ассоциации — это прежде всего боевой опыт, который пришёл к нам из далека минувших войн. И в дни Великой Отечественной войны в полевой устав Красной Армии — важнейший документ руководства боем — было записано, что нам нужны такие арьергарды, какими были арьергарды Багратиона.

В Отечественной войне 1812 года русские разгромили великую армию Наполеона. А в январе 1813 года по этим же путям Восточной Пруссии, из Вильно в Германию, пошли правофланговые полки армии Кутузова, и после ночного штурма снова пал Кенигсберг.

* * *

Прошло ещё столетие...

Над миром забушевал пожар первой мировой войны, зажжённый империалистами, прежде всего германскими.

Восточная Пруссия снова стала театром военных действий.

1-я (Неманская) русская армия двигалась к Гумбиннену. Поспешно шло развёртывание армии, плохо работал тыл. С первого дня преступно осуществлялось управление армией её командующим генерал-адъютантом бароном Ренненкампфом. И всё же вначале была одержана победа. Её одержали русские войска, солдаты и лучшая часть офицеров и генералов. Смелыми действиями они отбросили германские дивизии. Самоуверенность немцев сменилась паникой — 8-я немецкая армия генерала Притвица стала поспешно отступать к Висле. К вечеру 20 августа 1914 года в германском генштабе стало известно о поражении их 8-й армии у Гумбиннена и о движении 1-й русской армии на запад. В тот же час пришло донесение, что 2-я русская армия генерала Самсонова (Наревская) перешла южную границу Восточной Пруссии и движется на север. Восточной Пруссии грозило окружение, армии Притвица — катастрофа.

Мольтке-младший указывал Притвицу, что он открыл дорогу в Германию, что армия Самсонова грозит [154] Берлину. Мольтке требовал остановить русских, но получил ответ, что сил двухсоттысячной 8-й армии мало, чтобы задержать русских. Первая в мировой войне победа русских при Гумбиннене и движение русских к южной границе Восточной Пруссии имели огромное значение. Эти события потрясли Германию и отозвались на берегах Марны у Парижа.

Прусское юнкерство не могло смириться с потерей своей вотчины — Восточной Пруссии, опасалось оно и угрозы, созданной Берлину. Притвиц был отстранён. Из Франции, где назревал решающий успех германских войск, подходивших к Парижу, были отозваны на восток два пехотных корпуса и одна кавалерийская дивизия. Это помогло французам уйти от катастрофы.

Немцы пожертвовали интересами своих союзников австрийцев. Они лишили их поддержки, и те были раз-I биты русскими в Галиции. Но всё это не спасло бы положения немцев в Восточной Пруссии. Возможности победы русских уже определились, но наряду с ними сложились причины поражения, и вместо победы русской армии разыгралась её незабываемая драма...

* * *

Советская Армия помнит и свято хранит героические традиции прошлого России. Она восприняла боевой опыт русской армии. Но мы никогда не забываем, что победы дались таким полководцам, как Суворов, Кутузов, Багратион, Брусилов, в борьбе не только с внешним врагом, но и в столкновениях с царями или их ставленниками, губившими русскую армию своими бездарными, порой предательскими действиями, обрекавшими страну и армию на борьбу с врагом в тяжких, неравных условиях. Так было в сражениях в Восточной Пруссии в Семилетней войне, так было в войне с Наполеоном, так повторилось в 1914

Изучая действия Ренненкампфа и Самсонова, с болью и досадой мы видим, как эти генералы и царская [155] ставка вели войска России к поражению. Все знали, что от армейских штабов до ставки, до царских дворцов в Петербурге плетутся нити интриг. Это знали офицеры и даже солдаты армии, это знали и немцы. Читая документы кровавой эпопеи, мы проникаемся ненавистью к виновникам гибели русских солдат.

Сейчас наша армия прошла по тем же дорогам, по городам, полям сражений, где в 1914 году шли первая и вторая русские армии, и картина их действий становится ещё ясней.

Жаркими летними днями, в духоте и пыли шли солдаты 2-й армии Самсонова, и командующий Северозападным фронтом генерал Жилинский торопил и подстёгивал Самсонова. Ренненкампф доносил ставке, что немцы, преследуемые 1-й армией, бегут; командованию казалось, что Самсонов не успеет перехватить немцев, А на самом деле Ренненкампф после гумбинненского успеха остановил 1-ю армию и дал немцам время спокойно отойти и привести в порядок свою 8-ю армию. Мало того: Ренненкампф повернул часть сил 1-й армии к Кенигсбергу. Он не только не шёл на сближение с Самсоновым, но от него отдалялся. Между армиями ширился разрыв.

Гинденбург и Людендорф, назначенные руководить 8-й армией, констатируя своё проигрышное положение, видели спасение в действиях отдельных царских генералов и в общей неповоротливости русского командования. Мало того, радиостанции русских штабов передавали все приказы и донесения, не шифруя их. Гинденбург и Людендорф читали их одновременно с адресатами. Оперативные карты русских были открыты. Немцы увидели, что между русскими армиями большой разрыв, что их фланги обнажены. Потом стало известно, что Ренненкампф полностью утерял соприкосновение с 8-й немецкой армией, что Жилинский, командующий фронтом, толкает армию Самсонова на север, а командарм, растянув войска на непомерно широком фронте, теряет управление ими. Войска были лишены подвоза, не имели днёвок, измучены, шли без хлеба и без снарядов. [156]

В таких условиях Гинденбургу и Людендорфу не трудно было принять решение — прикрыться небольшой частью сил от Ренненкампфа, а главными силами обрушиться на армию Самсонова.

* * *

Наши войска проезжают теперь по этим дорогам, по городам и деревням. Здесь накапливались массы немецких войск, здесь они выходили на фланги армии Самсонова.

Это видно сейчас, это было бы видно Самсонову и тогда, имей он хорошую разведку. Генерал шёл, как слепой, и вёл свою армию на гибель. Штаб фронта продолжал его дезориентировать, торопя и указывая, что немцы уходят из-под удара. Пройдены Найденбург, район Танненберга, взят Хохенштайн. 15-й корпус 2-й армии в упорном бою разбил 20-й немецкий корпус и преследовал противника. 13-й корпус успешно двигался вперёд, но эти успехи вели к поражению, ибо фланги 15-го и 13-го центральных корпусов всё более оголялись. Им бы давно пора остановиться, а они всё наступают. Фланговые корпуса армии уже оттеснены. Центральным теперь надо не только остановиться, но отходить назад, а Самсонов, потеряв общую ориентировку, стремится на север, под удары противника с фланга.

Теперь, как никогда раньше, необходимо наступать Ренненкампфу. Положение немцев выигрышное, но опасное, движение 1-й армии Ренненкампфа может не только спасти 2-ю армию Самсонова, но раздавить 8-ю немецкую армию, которая, повернувшись на юго-восток, против 2-й армии, подставила свой тыл и фланги ударам 1-й армии.

Людендорф позднее в своих воспоминаниях писал, что «огромная армия Ренненкампфа висела, как грозная туча, на северо-востоке. Ему стоило только двинуться, и мы были бы разбиты». Но туча не разразилась грозой. Барон Ренненкампф, генерал-адъютант царя Николая II, отличившийся при подавлении рабочих в 1905 году, предательски бездействовал в борьбе против немцев. Германские корпуса безнаказанно обошли центральные корпуса армии Самсонова и вышли им в тыл. [157]

Можно многое рассказать о героизме солдат и офицеров, обречённых на борьбу в гибельных условиях, об отдельных солдатах и отрядах, вырвавшихся из окружения, — они неповинны в поражении.

Сам незадачливый Самсонов, допустивший возможность поражения, пытался спасти свои войска, поднимал в атаки солдат, но, оценив обстановку, поняв свою вину, скрылся в лесу у Виленберга и застрелился.

В поражении 2-й армии виновны не только отдельные генералы. В этом сказалась не только их личная вражда и частый в прошлом разнобой в действиях честолюбивых военачальников, для которых личная слава дороже общей победы. Здесь был нарушен важнейший закон ведения операций — закон взаимодействия всех сил на театре военных действий. По этому закону все силы, выполняя свою задачу, действуют прежде всего в обеспечении успеха той части войск, которая выполняет основную задачу, действуют в общих интересах высшего соединения: полк в интересах выполнения задачи дивизии, дивизия в интересах корпуса, корпус в интересах армии, армия в интересах фронта, фронт выполняет стратегические задачи ставки.

Самсонов в этой операции выполнял главную задачу, и Ренненкампф обязан был ему всемерно помогать. Если он отказывался, его должны были заставить командующий фронтом генерал Жилинский и ставка. Но в том-то и дело, что разнобой был и там. Царское правительство и его генералы, весь государственный аппарат не были способны руководить армиями и государством в большой войне. Одним из важнейших следствий этого было отсутствие взаимодействия армий, плохое снабжение войск, а в критический момент операции не оказалось хозяина на театре военных действий.

* * *

Восточная Пруссия в первой мировой войне уцелела. Осиное гнездо пруссачества, вотчина помещиков и кулаков, питомник генералитета германской армии снова стал одним из важнейших центров подготовки новой мировой войны, пропаганды захватнических идей. [158]

Именно пресловутый Людендорф, проиграв войну 1914—1918 годов, уже в 1919 году выдвинул план крестового похода против большевиков. Предлагая организовать нападение армий всех стран Антанты на Советскую Россию, он хотел быть начальником штаба этих армий.

Именно Людендорф одним из первых выступил с идеей тотальной войны и, выражая интересы прусской военщины, вступил в связь с фашистами. Он поддерживал их, когда эта кучка подлецов ещё только мечтала о власти в Германии.

Сейчас мы в их стране и видим, как стремилось пруссачество к новой мировой войне. Мы видим их города, помещичьи имения, заходим в домашние и городские библиотеки, богатые мишурой и блеском, убогие количеством и содержанием книг. Большинство книг посвящено поучениям Фридриха II, сомнительным «победам» в войне 1914—1918 годов, бредням фашистских заправил и прежде всего самого маниака Гитлера, возвестившего немцам, что они «начинают своё наступление там, где были остановлены много веков тому назад». Портреты Фридриха, Гинденбурга, Гитлера висят рядом, их книги стоят вместе, их идея «Дранг нах Остен» пришла от тевтонов к эсэсовцам, и Восточная Пруссия являлась её важнейшей базой, Танненберг — важнейшим центром её пропаганды.

Немцы помнили разгром тевтонов при Танненберге и сражение с армией Самсонова назвали «битвой при Танненберге», символизируя этим реванш за 1410 год. Людендорф писал, что, предлагая это название Гинденбургу, он делал «приятное немецкому сердцу». Район Танненберга стал заповедником хищников, рассадником идей нападения на другие страны. Он покрыт могилами немцев, убитых в 1914 году, заставлен монументами, кричащими о доблести немецкой армии. Десятилетиями издавались и переиздавались фотоиллюстрации «Штаб Гинденбурга наблюдает за действиями войск». Мы видим на этом фото немецких генералов на склоне высоты у стереотрубы; мы нашли это место на поле боя, отмеченное памятником с выспренней надписью. [159]

Но мы знаем, что до последнего момента борьбы и Гинденбург и его штаб сомневались в победе над обречённой армией Самсонова. Людендорф тогда доносил, что «дурной исход ещё не исключён». Но в одно фото мы верим: оно изображает тысячи раненых русских солдат, свезённых немцами на площадь города и брошенных на голые камни.

Севернее Танненберга, у города Хохенштайна, выстроили небывалых размеров каменное круглое здание, предназначенное быть усыпальницей немецких генералов. Немцы видели в этом стиле «колоссаль», и кажущейся простоте стен выражение мощи и строгости, а получилась не то огромных размеров тюрьма со сторожевыми башнями и камерами-нишами, не то сарай с башнями для силоса и нишами-стойлами. Огнеупорный кирпич плохой отделки придал этому строению красно-серый грязный цвет.

Сюда свозили со всей Германии мощи старых генералов и укладывали в ниши.

Здесь на церемониях похорон сошлись фельдмаршал Гинденбург и одержимый ефрейтор Гитлер. И когда фельдмаршал умер, его похоронили с невиданной помпезностью, ему поставили памятник, тоже «колоссаль», а Гитлер предстал перед немцами, потом в кино и на фото перед всем миром как прямой наследник танненбергской (весьма сомнительной) славы фельдмаршала Гинденбурга.

Здесь сошлись немецкие генералы и фашистские проходимцы. Здесь проповедывали планы покорения СССР и всего мира. Здесь фашисты вызывали к действию силы тотальной войны, которая привела Германию к поражению, какого она ещё не знала в своей истории.

* * *

В Восточной Пруссии переплелись не только хищнические идеи тевтонов Фридриха II, кайзера Гогенцоллерна и Гитлера, но и причудливо переслоились системы укреплений: замки времён средневековья, крепости [160] эпохи Семилетней войны, 70—80-х годов прошлого века, укреплённые районы истекших десятилетий и железобетонная и полевая оборона последних трёх лет.

Мы прошли городами Кульм, Торн, Марненбург, Мариенвердер и десятками других городов в центральной и приграничной части Восточной Пруссии. Они построены на высотах, осели, как осьминоги, как пауки, на берегах рек, на скрещениях дорог.

Штурм этих городов труден. Города, как правило, командуют над окружающей местностью. Трудно разрушать строения каменной кладки, особенно старинные. Для этого нужна не полевая артиллерия, а батареи большой мощности. Необходима специальная подготовка к штурму, а это ведёт к потере времени и темпа наступления.

Можно в борьбе за город сжигать дома, можно их совсем разрушить, но это требует затраты средств, времени и иногда не даёт больших успехов. Сгоревшие строения обороняющиеся могут вновь приспособить к обороне, обрушившиеся стены зданий покрывают собой потолки подвалов, усиливают их перекрытие и делают подвалы ещё неуязвимей.

В городе нужно в ближнем бою овладеть каждым домом, улицей, кварталом. Это трудно и кровопролитно. Но ещё трудней овладевать крепостями. Они построены 60—70 лет тому назад и состоят из цитаделей и фортов. Цитадели сохранились не всюду, а форты в большинстве уцелели. Цитадели обнесены высокими, прочными стенами, высящимися часто по берегу рек, рвов или каналов. Вокруг теснятся каменные дома разросшихся городов, и в этом нагромождении каменных зданий, в узких кривых улицах трудно наступать. Форты цепью опоясывают цитадель, город. Форт, по нашим современным понятиям, — слепое сооружение, но овладеть им трудно и сейчас. Перед внешним фасом каждого форта отрыт выложенный камнем ров. Ширина его 20—30 метров, глубина 8—12 метров. Если стать на край рва, впечатление будет такое, точно стоишь у окна в третьем этаже дома и надо перешагнуть через улицу на третий этаж противоположного дома. Этот [161] ров немыслимо преодолеть танкам, в него нет расчёта спускаться атакующей пехоте.

Форт трудно разрушать: его стены и перекрытия сооружены из кирпича, но покрыты слоем земли толщиной в 5—б метров, скреплённой корнями давно выросших деревьев. В убежищах форта хранятся сотни тысяч снарядов, там могут располагаться целые подразделения войск.

Мы стоим на гласисе{1} форта «Кёниг Вильгельм», где находился наблюдательный пункт немецкого офицера, и отсюда стараемся оценить возможности обороны местности перед фортом. Глаз напрасно ищет скрытые подступы к форту. Их нет. Далеко впереди пространство, десятилетия тому назад расчищенное для обстрела и вновь очищенное в наши дни. Форт так и строился на командных высотах, чтобы впереди лежащая местность вся простреливалась. Сейчас на скатах валов, на гласисах, на вынесенных вперёд площадках, за рвами, недоступными для танков, установлены крупнокалиберные пулемёты и противотанковые орудия. В глубине форта на площадках, некогда подготовленных для орудий крепостной артиллерии, стоят тяжёлые миномёты реактивного действия.

Форт и ныне — отличное противотанковое сооружение. Лучше всего в него врываться с тыла, преодолев железные высокие решётки времён 80-х годов, которыми форт обнесён, и колючую проволоку на железных кольях, поставленных ещё в 1914 году. Но, ворвавшись в форт, приходится вести бой в тесноте — на площадках для орудий, во рвах, на верхних этажах казарм, в кромешной тьме глубоких подземелий.

Чтобы обойти форты для атаки с тыла, чтобы потом прорваться к городу, к цитадели, нужно ослепить их дымом, подавить огнём и атаковать между фортами. Но пространство между фортами находится под огнём, а этом пространстве сооружены мощные доты, установлены минные поля и заграждения из колючей роволоки. Впереди же, между фортами, сплошные противотанковые [162] рвы. Они сливаются со старинными рвами фортов и образуют сплошной ров вокруг крепости. Позади фортов предусмотрительно проложены скрытые от внешнего наблюдения кольцевые дороги. По этим отличным дорогам курсируют танки и самоходные орудия, усиливая неподвижные средства обороны крепости, создавая бронированный огневой кулак на опасных направлениях.

Менялись эпохи военного искусства, менялось вооружение, и ныне немцы, модернизируя старые форты, сохранив их названия — «Фридрих дер Гроссе», «Кёниг Вильгельм» и другие, стремились укрепить свою оборону.

Крепости и сильно укреплённые города можно и нужно обходить, но это не всегда выгодно, потому что они, располагаясь на узлах дорог, у переправ через реки, сковывают наш манёвр. Это не всегда выгодно и потому, что в Восточной Пруссии исключительная густота городов, деревень, поместий и хуторов. Находясь на выгодных для обороны высотах, они своим взаиморасположением дают возможность создавать огневые мешки и наносить фланговые удары. Обходя крупные города и крепости, войска натыкаются на сеть этих укреплённых населённых пунктов. Усилия войск распыляются на множество боёв за мелкие объекты.

Дома в приграничных районах Восточной Пруссии, стены домов, окна и особенно подвалы строились с расчётом быстрого приспособления их для обороны. Тысячи военных поселенцев, расположившись у границы Восточной Пруссии, готовили свои хозяйства к обороне. Укрепления городов, крепостей, деревень, имений, сочетаясь с укреплениями долговременной полевой обороны, создали в Восточной Пруссии мощную преграду, на непреодолимость которой надеялись немцы.

Правда, у немцев не оказалось сверхъестественных укреплений, не было валов многометровой высоты, подобных китайской стене. Это была выдумка Геббельса, рассчитанная на испуг военных дилетантов. Но мы встретили мощнейшие фортификационные сооружения и главное — сильную долговременную и полевую оборону. [163]

Каждый элемент этой полевой обороны преодолим в отдельности. Колючую проволоку легко растоптать танком, разорвать снарядами, гранатами, разрезать ножницами сапёров. Мины можно подорвать или обезвредить. Противотанковый ров танкисты заваливают фашинами, засыпают, подрывают его стенки фугасами, через ров быстро перекидывают разборные мостики. Дот разрушают артиллерийским огнём, ослепляют дымом, его подрывают сапёры, блокируют и захватывают штурмовые группы. У немцев становилось всё меньше и меньше смельчаков, готовых сидеть в доте, подверженном блокировке, окружению.

Но действительная сила обороны противника — в сочетании и системе всех её средств. Трудно достичь колючей проволоки и броситься на штурм траншей, потому что они прикрыты минными полями. Трудно разминировать эти поля, потому что они прикрыты огнём из траншей. Трудно штурмом преодолеть траншеи, форсировать противотанковый ров, ибо подступы к ним обстреливаются из дотов. Трудно блокировать дот, ибо его прикрывают огнём из траншей. Приходится иногда все средства обороны преодолевать одновременно. А это вдвойне трудно, потому что эти статичные средства усилены подвижными танками, самоходными орудиями. Надо их уничтожить и потом, пройдя вперёд, расширить прорыв фланговыми ударами в глубине, чтобы достичь свободы манёвра. Но путь к расширению прорыва и манёвру преграждает отсечная позиция. Представим себе, что наступление идёт строго с востока на запад и ему преграждает путь позиция противника, лежащая с севера на юг. Прорвав её, атакующий попадёт под огонь и контратаки из глубины с фронта и с фланга. Стремясь повернуться в сторону, чтобы расширить прорыв, ликвидировать опасность удара с фланга и получить свободу манёвра, атакующий натыкается на отсечную позицию, которая идёт с востока на запад перпендикулярно или под некоторым углом к основной позиции.

Сила обороны противника — во множественности её объектов и исключительной глубине их расположения. Работа по уничтожению и преодолению объектов обороны [164] прежде всего очень трудоёмкая. Она требует огромной затраты времени и, что самое главное, больших жертв. Этим, собственно, оборона и стремится достичь своих главных целей, определённых природой войны, записанных во всех уставах: обескровить противника, задержать его или остановить.

Укрепления Восточной Пруссии сильнее большинства укреплений, преодоленных Красной Армией в ходе Великой Отечественной войны.

* * *

Мы стоим на мосту в городе Дойтш-Айлау. Вокруг города и на улицах масса укреплений, но наше внимание привлекает прежде всего маленький мост на перешейке двух больших озёр посреди города. Мост подготовлен к взрыву не только фугасом, но и авиабомбой в одну тонну. Если бы немцы успели его взорвать, Дойтш-Айлау стал бы недоступен для атаки танкового соединения, которое здесь наступало. Через озёра, покрытые тонким льдом, танкисты не смогли бы пройти, им пришлось бы обходить десятки километров вправо и влево, но там сплошные леса и болота. Если бы танковое соединение совершило ещё более широкий манёвр в обход этих препятствий, оно подставило бы фланг под удар со стороны привислинских крепостей. Так взрыв маленького моста на этой местности может повести к крупной неудаче наступления.

Мы движемся на север. На пути у города Мюлен протекает речушка. Дорога к ней идёт между двух высот. Всё это кажется незначительным условием для обороны и не бросается в глаза. Но подойдите ближе — широкая пойма реки заболочена, берега реки укреплены. Такие никому неизвестные речушки могут иногда задержать танкистов дольше, чем крупнейшие водные преграды. Через такую болотистую долину не пойдут танки и особенно автомашины. По ней не поплывут паромы, как они плыли через Днепр, Вислу, Неман и Одер. Надо строить мост длиной более километра или любой ценой захватить мост на шоссе, не дав немцам его уничтожить. Но если перейти на противоположный берег [165] и всмотреться в хутор, расположенный неподалёку на высоте у дороги, можно заметить маленький сарайчик. Сломайте запор, распахните ворота — и на вас глянет стальная амбразура огромного артиллерийского дота. Зайдите внутрь. Приборов наблюдения нет, но откройте затвор орудия, посмотрите через канал ствола, и вы увидите, что под огнём этого орудия находится долина реки, а главное — узкое длинное дефиле между высотами. Сюда же в дот тянутся провода фугаса, заложенного под мостом. Наступающие танки могут подойти к мосту через дефиле, но мост взлетит на воздух перед головным танком. Орудие подожжёт задний танк, и все они окажутся в западне. Если танки не пойдут колонной и выбросят вперёд разведку, она будет остановлена, и нужно будет либо вести затяжной бой на укреплённом рубеже этой речушки, который тянется на десятки километров по фронту, либо совершать новый обходный манёвр, теряя время и рискуя на новом направлении встретить новые сложные препятствия.

Сила сопротивления этих оборонительных сооружений — прежде всего в их сочетании с естественными препятствиями местности, они как бы «вписаны» в местность. На западном направлении, в которое входит Восточная Пруссия, находится свыше трёх тысяч озёр. Есть озёра размером более квадратного километра. Много озёр с зеркалом в 20—30 квадратных километров. Это — естественные препятствия, имеющие огромное значение в системе обороны. Вспомните знаменитые Мазурские болота и озёра, которые разобщали усилия целых армий, наступавших на Восточную Пруссию. Озёра, соединённые многочисленными реками и каналами, — это укрепления и естественные преграды, которыми Восточная Пруссия прикрыта с юга со стороны Польши.

Угрозы с юга всегда опасался германский генеральный штаб. Ещё до первой мировой войны немцы укрепляли южную часть Восточной Пруссии. Немецкие генштабисты проводили здесь манёвры, на которых разыгрывали тактику обороны Восточной Пруссии одновременно с востока и с юга. После первой мировой [166] войны, когда образовался Данцигский коридор, были выстроены укрепления в Западной Пруссии фронтом на запад против Данцигского коридора. Во все времена укреплялся север Восточной Пруссии — Поморье. Так, укреплённая со всех сторон Восточная Пруссия закрывала собой Померанию и, нависая над Польшей, прикрывала Берлинское направление. Мосты на Висле соединяли Восточную Пруссию с Померанией, некоторые из них были построены давно, некоторые строились до последнего момента, пока наши танкисты не прогнали немецких сапёров. Наконец, нижнее течение Вислы от Данцигской бухты до Бромберга было прикрыто ожерельем крепостей и тет-де-понов{2}, что превращало нижнее течение Вислы в исключительно сильный рубеж обороны.

Но все эти сооружения имели не только оборонительный характер. Громадные казармы и склады, ремонтные заводы и мастерские рассчитаны на размещение, снаряжение и питание войсковых масс, неизмеримо больших, чем это требовалось для обороны Восточной Пруссии. Железные дороги, особенно приграничные станции, их рельсовая сеть также показывают на подготовку сосредоточения здесь крупнейших войсковых масс. Автострада и сеть шоссе подготовлены были для манёвра этих войск, сеть аэродромов — для базирования масс авиации; порты в южном бассейне Балтийского моря готовились к обеспечению наступления морем. Так в новых условиях Восточная Пруссия стала стратегическим плацдармом, ещё более важным, чем раньше, плацдармом, от которого шли пути на восток — на Вильно — Минск, через «Смоленские ворота» к Москве, на север — через Прибалтику к Ленинграду, на юг — на Варшаву.

Так под розовыми идиллическими крышами из черепицы с гнёздами аистов наверху плодились хищники, так жили они на каменных кладках средневековья, на железобетоне укреплений, на тупых традициях, культивировавшихся со времён средневековья до наших дней. [167]

Немцы подготовились к нападению на Польшу и один из главных ударов нанесли ей из Восточной Пруссии.

По этим же обсаженным деревьями дорогам сосредоточились бронированные массы германской армии, чтобы в июньскую ночь 1941 года с огнём, грохотом, криком двинуться на Москву и Ленинград.

* * *

Немцам казалось, что они достигли своих вожделенных мечтаний. Уже в 1941 году германская печать пророчила Кенигсбергу роль нового центра «Великой Германии», которая будет простираться до Волги. Отсюда, из Восточной Пруссии, началась колонизация Польши. Отсюда пошли колонизаторы, собравшиеся осесть на землях СССР. Сюда, в Восточную Пруссию, согнали немцы пленных со всего мира. В первые же годы войны Германия стала страной рабовладельчества, Восточная Пруссия — важнейшим центром работорговли.

Перед нами проходят длинной чередой невольники помещичьих имений и пленники крупнейшего лагеря в районе Танненберга.

Полон горечи рассказ французского лейтенанта Пьера Бешар. Как он попал в плен? В его взводе были танки Рено, двигавшиеся со скоростью 8 километров в час. Всем танкистам было ясно, что на этих танках невозможно воевать, но генералы, предавшие Францию, напоминали, что этот танк в 1918 году победил германскую армию. Потом они обещали танкистам новые танки, действительно построили их тысячи, но до самой войны эти танки стояли без башен. Наконец, появились быстроходные машины «Сомуа», но их гусеницы рвались после каждых 20 километров марша. Зловещее слово «предательство» пронеслось среди танкистов Франции. Под бомбами Бешар отходил из-под Седана, потом с укреплений Мажино. Он блуждал по Лотарингии, бежал в Вогезы, там был схвачен и очутился в лагере у Танненберга. Сюда же попал сержант Жозеф Жермез, служивший в танковом полку у города Камбрэ. Не думали французы из Камбрэ, откуда началось в первой мировой войне первое в истории победоносное [168] наступление танковых войск союзников, что через четверть века французские танкисты окажутся за колючей проволокой у Танненберга.

Английский солдат Томас Джордж пять суток дрался в окружении у Дюнкерка, был схвачен, и 28 суток его вели через всю Германию в Восточную Пруссию. Английский штурман А. Люкас сражался в Тобруке и у Бенгази. Он был взят в плен в море при высадке на берег в Греции. Из Италии пригнали его в Германию. В пути он пробовал бежать, был схвачен и в наказание сослан в лагерь, где содержались русские военнопленные. Содрогаясь, вспоминает Люкас этот подземный лагерь.

Тысячи, десятки тысяч французов, англичан, поляков сидели в казематах крепостей у Вислы. Часть из них была расстреляна. Уцелевших пригнали к Танненбергу. Самое тягостное воспоминание этих пленников связано с началом войны против СССР. Мимо лагеря у Танненберга мчались немецкие машины с надписью: «Париж — Москва — Лондон». Немцы торжественно отмечали первые свои победы, заявляли, что Россия будет покорена в один месяц. «Нам казалось, что боши будут господами мира, — признаётся бывший учитель, сержант Эрмо Роне. — По их требованию, кроме двух миллионов пленных, из Франции пригнали в Германию ещё миллион французских юношей. Казалось, нас ждало вечное порабощение».

Скорбна повесть девушек из нашей страны, которые сами себя называли невольницами. Они говорят о том, как преследовали их агенты врага, как они прятались от них в сараях, в погребах, в лесах, как немцы взяли заложниками их матерей, отцов и пригрозили смертью. Тогда пришлось итти в Германию. Долгие недели девушек везли в запертых вагонах для скота, пригнали в Данциг, потом в Восточную Пруссию на продажу в рабство.

На рынке разлучали сестёр, подруг, землячек, чтобы одиночками было труднее сопротивляться. Немцы на рынке спорили: каждый хотел получить самых молоденьких, даже подростков, — они слабосильней, но [169] их легче заставить покориться; старшие сильней, опытней, но строптивей. Чтобы не было спора, девушек разыгрывали в беспроигрышной лотерее, по 10 марок за билет. Билет № 8 пал на документы пятнадцатилетней русской девочки Оли Онуфриевой. Довольный немец оглядел свой «выигрыш», взял документы Оли и поехал в фаэтоне. Оля бежала за ним 12 километров по раскалённому асфальту усовершенствованной немецкой дороги.

Невольницам не разрешали встречаться, запретили разговаривать. За стеной сарая у соседа-кулака умирал на соломе пленный красноармеец. Он попросил девушек спеть ему любимую песню. Девушки тихо пели, слезы катились из глаз, но немец-хозяин услышал песню и прогнал девушек из сарая.

Никогда не забудут девушки, как погиб пленный красноармеец Николай (фамилия его осталась неизвестна). Суд приговорил его к пожизненной каторге за незначительную провинность. Хозяин-немец, помещик, остался недоволен решением суда, обжаловал его в Берлин. Николая приговорили к смерти и на скотном дворе отрубили ему голову.

Перед нами в бараке военнопленных сидят только что освобождённые русские врачи — Пушкарёв, Гордеев, Ржаницин, фельдшеры — Пенкин, Ракитин и многие другие. Взрослые мужчины, три года тому назад сильные, жизнерадостные, плачут. Человеческое сознание не вмещает того, что они рассказывают о лагере военнопленных у Танненберга, что пережили за долгие месяцы и годы. Разыгрывая комедию, немцы заставляли советских врачей лечить пленных красноармейцев, но пленным не давали есть. Им бросали дохлых лошадей и потешались над тем, как люди, обезумев от голода, ели падаль. Тысячи пленных умерли от голода, оставшимся в живых выдавали ничтожную порцию еды, за которой выстраивались очереди. Пленным не давали пить. Но среди двора была огромная лужа, края её были пристреляны пулемётчиками со сторожевых вышек. Люди ради глотка воды забывали о смерти и тут же падали в лужу, скошенные пулемётными очередями. [170]

Не погибших от голода добивали холодом. Бараки зимой не отапливались, пленные спали, согревая друг друга телами, ночью многие умирали, у живых не было сил подняться, они лежали рядом с трупами.

Десятки тысяч пленных после нескольких месяцев работы в шахтах возвращались в лагерь умирать от туберкулёза; их звали страшным словом «доходяги» — эти люди доходили до смерти на своих ногах.

Германия стала каторгой для народов. Восточная Пруссия — одним из самых мрачных застенков. Как нельзя лучше это подтверждает лагерь для военнопленных у Танненберга, расположенный рядом с каменным зданием могилы Гинденбурга. Сюда немцы сгоняли по 50—60—80 тысяч поляков, французов, англичан, русских. Каждая партия пленных, подходя к Танненбергу, считала, что мрачное красно-серое здание и есть тюрьма для военнопленных, но их размещали рядом, в 800 метрах, за колючей проволокой. Люди, согнанные сюда со всей Европы, видели сквозь колючую ограду мрачное кирпичное здание, в котором стоял огромный памятник Гинденбургу, стоял точно каменный сторож концентрационного лагеря: «Восточная Пруссия».

* * *

Вскоре после начала войны с Советским Союзом в имения, хутора и города Восточной Пруссии всё чаще стали прибывать извещения «В России отдал жизнь за фюрера муж, сын, брат». Всё чаще слышали невольницы вопли плачущих немок. Потом пронеслось над миром огненное, страшное для немцев слово «Сталинград».

— И мы поняли, — говорит пленный француз Этьен, — что нас освободят русские. У нас не было радио и карты СССР, но известия о каждом городе, освобождённом русскими, проникали через колючую проволоку в лагерь, и французы, знавшие географию СССР и способные объяснить, где находятся освобождённые города, становились самыми почётными людьми среди пленных. Ноты товарища Молотова об ответственности немцев за содеянные злодеяния, как единогласно показывают [171] пленные, послужили грозным предостережением палачам. Сообщения Чрезвычайной комиссии о зверствах немцев попадали в лагерь через новых пленных, их носили на груди, передавали из уст в уста, переписывали от руки и ночью листки вывешивали на стенах бараков. По тому, как остервенело срывали немцы эти листки, как лютовали в поисках тех, кто их расклеивал, видно было, что палачи не только ненавидят советских людей, но и боятся их.

После Сталинграда, после ноты товарища Молотова в лагере стали давать брюквенный суп и 250 граммов эрзац-хлеба. Начали отапливать бараки, но это был организованный голод и нормированное тепло, при которых у людей едва теплилась жизнь. Много месяцев спустя лагерь обходил неизвестный немецкий генерал-врач. Сопровождавший его лагерный доктор Губерт сказал пленному доктору Пушкарёву:

— Ведь, правда, мы о вас хорошо заботимся?..

В имениях и хуторах немки прятали газеты от невольниц, прогоняли их от радиоприёмников. Невольницы, видя, с какой тревогой немки читали газеты, как они приникали к радиоприёмнику, понимали, что победа Красной Армии недалека.

Грозный вал наступления катился всё ближе и ближе к границам Германии и раньше всего достиг границы Восточной Пруссии. Пруссаки всё ещё не верили, что советские войска придут в их звериное логово, они надеялись на свою армию, на укрепления, на секретное оружие, обещанное Геббельсом. Немцы шопотом передавали друг другу, что после «фау» (фергельтунг — возмездие) № 1 последует «фау» № 2, 3, 4, 5, б и эта пол-дюжина «возмездий» обрушится не только на Лондон, но и на Москву. Говорили, что вступает в строй оружие, убивающее человека без выстрела на расстоянии. Говорили, что Гитлер нарочно пустил войска союзников во Францию, чтобы там их уничтожить и потом обрушиться на большевиков. Слухи о попытках изобрести новое средство уничтожения успокаивали немцев, вселяли надежду, что Красная Армия никогда не вступит в Германию. [172]

На худой конец был детально, с немецкой аккуратностью, рассчитан план, как эвакуироваться из Восточной Пруссии, как уйти от гибели. Всем немцам было приказано подготовиться к отправке, они заготовили себе длинные фургоны, на каждый из них повесили опознавательную бирку с обозначением района, откуда следует фургон, и указанием фамилии его хозяина. Предполагалось, что все эти фургоны будут построены в колонны и, как на параде, в строю, каждый на своём месте, согласно бирке, последует в глубь Германии. А пока немки укладывали чемоданы, упаковывали варенье, чтобы банки не разбились, и продолжали верить в свою безопасность. Когда немцам предложили сдать русских невольниц, чтобы увести их в глубь Германии, помещики отказались выполнить это требование. Они не хотели расставаться с даровой силой и обещали, что управятся с невольницами сами. Каждую невольницу предупредили, что при попытке к бегству она будет расстреляна, что специальные отряды хозяев будут оставаться в населённых пунктах до последней возможности и каждая русская девушка, которая останется в деревне ждать прихода своих, будет расстреляна. Немцы готовились к эвакуации. Эсэсовцы запугивали их, с одной стороны, зверствами русских, с другой — угрозами расправиться, если какой-либо из немцев не пожелает уйти вместе с отступающей армией.

Грозные силы войны стучались теперь в ворота Восточной Пруссии, где вынашивались идеи тотальной, истребительной войны, идеи порабощения народов и господства немецкой расы. Наша армия, выполняя стратегические задания Верховного Главнокомандующего товарища Сталина, готовилась осуществить чаяния передового человечества, она несла расплату немецким извергам и освобождение невольникам фашизма. Пути Великой Отечественной войны, ставшие, как ни в одной войне раньше, путями истории, пересекли Восточную Пруссию. [173]

Могучие вооружённые силы Советского государства сосредоточились к январю 1945 года у границ Германии. Гитлеровское командование не предвидело размаха их действий, не знало, когда они начнутся, но понимало, что наступление советских войск неизбежно, и готовилось его отразить.

Восточная Пруссия в стратегических планах гитлеровского командования занимала своё особое и своеобразное место. Анализ расположения немецких войск перед советским фронтом показывает, что крупнейшие группировки немецких дивизий находились на крайних флангах и на восточно-прусском плацдарме находилось около 40 пехотных дивизий. Сосредоточивая мощную группировку против правого крыла нашей армии, немцы рассчитывали остановить её на укреплениях Восточной Пруссии, тем самым прикрыть Померанию и обезопасить здесь пути к Берлину. Одновременно немцы предполагали, что смогут с восточно-прусского плацдарма, выгодно нависающего над Польшей, наносить удары на юг во фланг нашим войскам, наступающим из района Варшавы на Берлин. Немцы считали, что чем глубже будут устремляться наши войска от Варшавы на Берлинском направлении, тем уязвимее будет их правый фланг для ударов из Восточной Пруссии.

Советской Армии в операции на восточно-прусском плацдарме необходимо было обеспечить успех удара от Варшавы на Берлин, не допустить переброски ни одной немецкой дивизии из Восточной Пруссии к Берлину; одновременно, уничтожив всю восточно-прусскую группировку немцев, занять Восточную Пруссию и прорваться в Померанию.

Войска 3-го Белорусского фронта под командованием генерала армии Черняховского должны были атаковать немецкие позиции в Восточной Пруссии с востока. На важнейшем направлении удар наносило соединение генерал-полковника Крылова. Его успех должны были развить танкисты генерала Бурдейного и Буткова и пехота генерала Галицкого.

Предстояло фронтальным наступлением прорвать немецкие укрепления. Долгие недели перед наступлением [174] все — от командующего фронтом до рядового бойца — готовились к прорыву. Днём и ночью, боем и наблюдением они изучали позицию врага, рекогносцировали местность. Было установлено, что на фронте шириной в 9 километров оборонялись три пехотных дивизии, что давало ещё невиданную в обороне противника плотность — 3 километра на дивизию! Обычно дивизия обороняла фронт в 10—12 километров, а при истощении резервов — 20 километров и больше. Истощение резервов привело к тому, что немцы в обороне занимали только первую полосу траншей, а последующие хоть и были подготовлены к обороне, но пустовали. На них немцы отходили из передовых траншей. Это положение давало возможность нашим танкистам после прорыва первой полосы обороны достичь последующих полос раньше немецкой пехоты, что сразу вело к взлому всей обороны и к свободе манёвра. Теперь же против соединения генерал-полковника Крылова были плотно заняты полосы обороны на десятки километров в глубину. Только в тактической глубине было засечено 70 орудий на километр фронта.

Войска понимали, что они идут на трудные бои. Возможности широкого манёвра в первые дни были исключены. Решить успех должен был штурм. В сознании всех бойцов горела мысль, что они будут истреблять врага в самом его осином гнезде, что их действия будут поддержаны всей силой могучей техники, что они участники последних, решающих боёв.

Офицеры и генералы глубоко прониклись сознанием, что они осуществляют идею Верховного Главнокомандования, обеспечивают выполнение главной стратегической задачи, которая решается на Берлинском направлении. Все средства для взлома и сокрушения мощной обороны врага в Восточной Пруссии были подготовлены.

* * *

Утро 13 января было позднее. После долгой ночи медленно светало. Тысячи орудий ударили раскалённым дробящим металлом по укреплениям врага. Дым артиллерийской стрельбы поплыл над передним краем. [175]

Вскоре капризные ветры Балтийского моря пригнали туман. Сливаясь с дымом, он становился всё плотнее, опускался всё ниже и вскоре закрыл землю. Генерал-полковник Крылов находился в 800 метрах от переднего края противника, в расположении батальона своей пехоты. Он видел, как она рядом с танками быстро и решительно поднялась в атаку и скрылась в тумане. Оттуда из мглы доносилась непрерывная стрельба пулемётов и автоматов и глухие мягкие удары танковых пушек, звук которых скрадывали башни. Потом по радио в блиндаж генерала начали поступать донесения наших танкистов: «видимость 500 метров», «видимость 300 метров», «видимость 200 метров» и, наконец, «ведём огонь в упор».

В тумане невозможны были действия нашей авиации. Она не могла появиться над полем боя и оказать помощь бросившейся в атаку пехоте. Все задачи разрушения укреплений, подавления и уничтожения техники и живой силы врага легли на артиллерию. Она вела массированный огонь по пристрелянным заранее объектам, но видимость всё ухудшалась, и артиллерия лишилась наблюдения.

Наступление развернулось в невыгодных для 3-го Белорусского фронта условиях. Прервать начавшееся наступление обычно трудно, но возможно. Сейчас нельзя было этого делать, потому что далеко от Восточной Пруссии, на юге Польши, у Сандомира, уже сражались войска маршала Конева. Со дня на день должны были перейти в наступление войска маршалов Рокоссовского и Жукова, гигантское стратегическое наступление развёртывалось на всём советско-германском фронте от Балтики до Будапешта, и войска генерала армии Черняховского даже в ухудшившихся условиях выполняли свой долг.

В первые же дни сказалась мощность немецких укреплений и особенно их массовость. Борьба за траншеи, за группы дотов, за населённые пункты, имения, хутора, отдельные дома и каменные сараи потребовала своеобразной тактики. Надо было децентрализовать силы, что усложняло управление ими, и без того трудное [176] в сплошном тумане. Штабы дивизий максимально при близились к войскам. Решающую роль стали играть мелкие комбинированные штурмовые группы. В тумане наши бойцы и офицеры стремительно сближались с врагом, прорывались через пристрелянные рубежи, и на гигантском поле сражения шумел кровавый рукопашный бой.

В первый день войска овладели только тремя траншеями, продвинулись всего на полтора километра. Во второй день войска усилили натиск; но и немцы ввели в бой танки и десятки раз бросались в контратаки. Их удары отразили полки наших тяжёлых танков, самоходных орудий и бригады истребительной противотанковой артиллерии. Наша пехота, прикрытая ими, не только не дрогнула, не остановилась, а продолжала наступление; она продвинулась на два с половиной километра. Третий день продолжалось наступление при непрерывных контратаках врага, четвёртый день продолжался героический шгурм; войска генерал-полковника Крылова преодолели 10, 20, 30, 41-ю траншею. Первая половина укреплений была прорвана, наступление продолжалось. В прорыве современной обороны важен не только самый факт продвижения вперёд, но и темп, которым оно совершается, темп, определяющий характер и успех операции. Либо это быстро совершённый прорыв с выходом в глубину обороны противника подвижных соединений, прежде всего танковых, которые не дают отходящему противнику возможности закрепиться на последующих рубежах, громят подходящие резервы, гонят войска противника к катастрофе, либо это медленнное прогрызание, трудное, кровопролитное, при котором выгоды остаются на стороне обороняющегося противника. Он последовательно отходит на заранее подготовленный рубеж, перед каждым из них наступающий должен начинать всё сначала, к противнику подходят резервы, он ими контратакует, останавливает наступающего, и возникает опасность «затухания» наступательной операции. Прорыв с «прогрызанием», как он ни труден, бывает неизбежен; важно, чтобы он совершился возможно быстрее. [177]

Чтобы этого добиться, в наступление было двинуго танковое соединение генерала Бурдейного, но противник ещё имел танки и артиллерию, и наши танкисты несли потери. За пять дней боёв было пройдено 20 километров.

В другой операции эти 20 километров означали бы прорыв всей тактической глубины обороны и выход на оперативный простор. Но в том-то и дело, что здесь, на Кёнигсбергском направлении, за тактической зоной не было оперативного простора. Преодолев одну полосу сопротивления, пройдя 41 траншею, надо было начинать всё сначала. Укрепления тянулись до Кёнигсберга и далее до Вислы, а в районе Кенигсберга ещё усиливались.

В глубоком раздумье сидел над картой генерал армии Черняховский, его военное чутьё и опыт подсказывали, что в сражении кажущаяся иногда безвыходность положения обманчива. Если наступление не дало решительных результатов там, где их ожидали, это ещё не значит, что затраченные усилия пропали даром. Тяжкие удары войск 3-го Белорусского фронта не могли не потрясти даже такую оборону, как немецкая оборона в Восточной Пруссии. Эти удары вели к успеху, но для его развития надо было найти новые пути. Действительно, соединение генерал-полковника Крылова, вклинившись на 20 километров в расположение противника, обнажило его фланг севернее полосы своего наступления. Генерал, командовавший соединением правее войск Крылова, доложил, что сопротивление противника слабеет. Напрашивалось решение развивать наступление на новом направлении. Это означало сильное изменение плана операции. Танковые соединения Буткова и Бурдейного должны были теперь наступать не на запад, а сначала на север, нанести удар по обнажившемуся флангу и уже в глубине обороны противника поворачивать на направление главного удара, вдоль Кенигсбергского шоссе. Сумеют ли танкисты в этой крайне насыщенной обороне добыть себе свободу манёвра, или им придётся так же шаг за шагом преодолевать укрепления? [178]

Танкисты должны были решить успех, и командующий фронтом, сам в недавнем прошлом танкист, поставил им трудную, ответственную задачу. Соединение генерала Буткова развернулось и смело устремилось на север. Танкисты ударом во фланг смяли немецкие войска и, не задерживаясь, резко повернули на юго-запад. Они обошли сильнейшие очаги немецкой обороны, прорвались в первый же день наступления на 40 километров в глубину, форсировали реку Инстер и вышли западнее Инстербурга. В ту же ночь генерал Бурдейный вывел свои танки из боевых порядков пехоты, оторвался от противника и, совершив тяжёлый ночной марш, устремился за соединением Буткова. Вот где сказался неоценимый опыт Великой Отечественной войны. Более трёх лет генералы Бутков и Бурдейный водили свои соединения в рейды по глубоким тылам против ника. Много раз они с боем входили в прорыв и вели тяжёлые бои в глубине немецкой обороны. Борьба, когда вокруг, всюду и всегда враг, стала привычной стихией для наших танковых соединений. В Восточной Пруссии, где на каждом километре препятствие, где реки и каналы задерживали движение, где, используя сеть дорог, враг мог появиться отовсюду, наши танкисты доказали, что танковый удар и манёвр возможны в самых сложных условиях. Бои пехоты ещё шли под Гумбинненом, а танкисты были уже западнее Инстербурга. Танкисты перерезали дорогу на Кенигсберг и нанесли удары, от которых затрещала немецкая оборона. Пал Гумбиннен, вслед за ним Инстербург. Танкисты добыли и вернули наступлению необходимый темп и сокрушительный характер боёв на окружение и уничтожение. Развивая успех, танковые соединения Буткова и Бурдейного вместе с подошедшей (пехотой устремились дальше и обошли Кенигсберг с северо-запада и юго-запада. Как ни велик был успех 3-го Белорусского фронта, он ещё не означал победы в Восточной Пруссии Крепость Кенигсберг и укреплённый район вокруг неё [179] могли ещё долго сопротивляться, получая подкрепления из Померании по автостраде Эльбинг — Кенигсберг, из Данцига по косе и морем. Вся территория в Восточной Пруссии южнее Кенигсберга и до Вислы, особенно в районе Мазурских озёр и привислинских крепостей была сильно укреплена. Восточно-прусская группировка могла уйти за Вислу и там, опираясь на цепь крепостей, на такую преграду, как Висла, организовать вместе с частями, подошедшими из Померании, новый мощный рубеж обороны.

* * *

Вслед за войсками 3-го Белорусского фронта с плацдармов на реке Нарев севернее Варшавы, в направлении Пшасныш — Цеханув и Млава перешли в наступление войска 2-го Белорусского фронта. Здесь, как и на участке 3-го Белорусского фронта, враг оказывал упорное сопротивление. На каждом километре шла ожесточённая борьба.

Пленный командир роты 129-й пехотной дивизии, лейтенант Людвиг Ендрасцек показал, какой огромный урон советские артиллеристы нанесли живой силе и технике немцев. Они уничтожили большую часть его роты, разбили радиостанцию, порвали телефонную связь, были убиты все посыльные, которых он направлял к командиру батальона. Едва стал утихать артиллерийский огонь, как появились цепи красноармейцев. Лейтенант бежал от них во вторую траншею и там оказывал сопротивление, пока не был взят в плен.

252-ю пехотную дивизию поддерживал 57-й миномётный полк резерва главного командования. Нам хорошо знаком шум и визг его шестиствольных миномётов, которые способны одновременно дать массу огня. Командир батареи этого полка Эрнст Гилебрандт показал, что полк, находясь в укрытии в лесу, вёл непрерывный огонь, пока в просеку леса не ворвались наши «Т-34» с десантом пехоты. Врач батальона капитан Гинкель показал, что батальон долго сопротивлялся, ибо солдаты знали, что при отходе они будут расстреляны эсэсовцами. Но сопротивление не помогло: половина солдат [180] была ранена, много было убито осколками артиллерийско-миномётных снарядов. А на второй день семьдесят процентов из уцелевших получили пулевые ранения. Таково цифровое выражение результатов первых дней наступления. Капитан 5-й лёгкой пехотной дивизии Эрвин Блохинг был в крепости и признаётся, что содрогнулся от артиллерийского огня, но потом огонь стих, и стало известно, что русские обошли крепость. Блохинг бежал двое суток на запад, но обогнать русских не мог. На третьи сутки он лёг спать, но говорит, что содрогнулся второй раз — на этот раз от криков «ура». Капитан едва успел одеть очки, как увидел перед собой русского автоматчика.

Так, разрушая укрепления врага артиллерией, уничтожая его в ближнем бою огнём автоматов, громя артиллерийские позиции танками, обходя сильно укреплённые объекты, войска маршала Рокоссовского прорвали немецкую оборону. В прорыв были введены танковые соединения генералов Панова, Фирсовича, Попова и Вольского. Были взяты Пшасныш, Цеханув, Млава и Млавский укреплённый район. Отсюда часть сил маршала Рокоссовского продолжала наступление на запад, крупные силы устремились на северо-запад и потом всё круче на север, к южной границе Восточной Пруссии.

Они стремительно двигались на север теми же полями, которыми тридцать лет тому назад шла армия Самсонова

История вообще, и военная в особенности, не терпит упрощённых сравнений. Ни один современный бой не похож на другой. Тем более каждая операция прошлых войн, имея некоторые черты, приложимые к современным операциям, имеет ещё больше черт, отличающих её от современной операции. Действия войск маршала Рокоссовского развернулись на Танненберг, но они несравнимы с действиями войск армии Самсонова, потому что проводились в исторически иной обстановке, во исполнение совершенно иного, чем в 1914 году, стратегического плана. С точки зрения оперативной, [181] действия этих войск несравнимы потому, что тогда вся территория от Варшавы до южной границы Восточной Пруссии находилась у России. Ныне, чтобы достичь южной границы Восточной Пруссии, надо было выиграть крупнейшие сражения на реке Нарев, севернее Варшавы, на Мазовецкой равнине.

Разгромив войска противника на Мазовецкой равнине, овладев Млавой, войска 2-го Белорусского фронта обеспечили себе подход к южной границе Восточной Пруссии. Но это было только началом борьбы за решение поставленных задач. От Мазурских озёр и болот до Вислы, вдоль всей границы, на пути войск 2-го Белорусского фронта были сильнейшие укрепления на местности, которая считалась недоступной для действий крупных танковых масс. У немецкого командования был, несомненно, детально разработанный план обороны Восточной Пруссии, ибо, как писал немецкий военный историк Тренер: «Едва ли нашёлся хотя бы один офицер генерального штаба, который в мирное время не занимался бы подробно проблемой военной обороны Восточной Пруссии».

Но, подходя к границе Восточной Пруссии, войска Рокоссовского уже выиграли темп операции. Танковые и механизированные соединения стали обгонять свои пехотные части, устремляясь всё быстрее вперёд. Они оказались на фланге всей восточно-прусской группировки противника и угрожали её тылам. Мы теперь точно знаем, что все штабы немецких корпусов, противостоявших войскам 2-го Белорусского фронта, бежали уже на третий день наступления. На четвёртый день бежал штаб немецкой армии. Стремительность, направленность, внезапность ударов принесли успех. Наши танкисты захватывали сильнейшие укрепления, не дав противнику занять их своими резервами, они захватывали мосты, не дав возможности противнику их взорвать. Танкисты генерала Фирсовича совершали ночные марши при свете прожекторов. Это вводило немцев в заблуждение, а танкисты, освещая их позиции, сближались и били по врагу. Они подошли к обводу мариенбургских укреплений, не встретив сопротивления, поймали [182] полицейского и заставили его указать проход через укрепления.

Части 2-го Белорусского фронта ворвались в Алленштейн. Захватив железнодорожную станцию, они заставили немецкого диспетчера продолжать приём поездов и приняли из Кенигсберга 22 эшелона с немцами, спешившими укрыться в безопасное место от наступления 3-го Белорусского фронта.

Рокоссовский выбил из рук немецкого командования в Восточной Пруссии управление войсками. Лётчик сбитого немецкого разведывательного самолёта показал, что он был послан командованием искать свои войска. Через час был сбит второй разведывательный самолёт, летевший с заданием — установить, где проходит передний край своей же обороны. Немецкие генералы уже не знали, где их войска, где линия боёв. Всё перемешалось. На фронте только одного соединения были взяты пленные четырнадцати разных дивизий. Некоторое время ещё действовал немецкий план обороны Восточной Пруссии с юга. Наши лётчики донесли, что колонны глубиной в 50 километров движутся из центра Восточной Пруссии на юг. Это были резервы, ещё не подвергшиеся нашим ударам. Но было уже поздно. Пыталась атаковать наши части танковая дивизия «Великая Германия», но во встречном бою наши новейшие танки «ИС» подожгли и подбили 38 «тигров» и «пантер» и отбросили немецких танкистов на север. Переброска немецких резервов на юг лишь облегчила продвижение войск 3-го Белорусского фронта и не остановила войска 2-го Белорусского фронта. Крупные силы маршала Рокоссовского уже развернулись на Мазовецкой равнине, обошли залитые в 1914 году кровью русских солдат и проклятые ими Мазурские болота и неудержимо двигались на Оберландскую возвышенность, на север — к берегам Балтики.

* * *

Мощное танковое соединение генерала Вольского подходило к Найденбургу. Может быть, танкисты тогда и не вспоминали, что в Найденбурге некогда был [183] штаб 2-й армии Самсонова, что впереди исторический Танненберг. Руководившие боями генералы Вольский и Гришин отдали по радио танкистам лаконичный приказ: «Овладеть Найденбургом, Танненбергом, Остероде».

Там, где некогда армия Самсонова дралась и погибала без патронов, без хлеба, теперь наносило сокрушительный удар немцам могучее соединение лучших в мире танков, самоходных орудий, гвардейских миномётов. По тем полям, где увязали в песке русские солдаты, промчалась на бронетранспортёрах, на автомашинах мотопехота. Там, где войска Самсонова шли без конных обозов, теперь действовали машины, моторы которых, вместе взятые, обладали мощностью в полмиллиона лошадиных сил. Ими управляли советские бойцы. Там, где когда-то царским войскам нехватало снарядов, одно только советское стрелковое соединение за короткое время обрушило на голову врага столько снарядов, что если бы их погрузить на автомашины, колонна машин была бы длиной в 400 километров. Это наступала Советская Армия.

Немцы не выдержали удара взаимодействующих в одном соединении сильнейших боевых средств, и потому бои были скоротечные. Найденбург пытался сопротивляться нашей атаке с юга, но был обойдён с востока, с запада и атакован с севера. Бой ещё шёл на улицах Найденбурга, а генерал Сахно уже выбросил сильный передовой отряд на Танненберг. В ночь, совершив марш, танкисты передового отряда завязали бой. Непроницаемый туман скрыл сближение, и бой стал ближним, в упор. Через час после начала боя полковник Омелистый передал в штаб генералу Сидоровичу боевое донесение о том, что «части, преодолевая упорное сопротивление противника, в 7.00 — 21.1.45 г. подошли к Танненбергу. Ударом с юго-востока, с северо-востока и с юга, сломив сопротивление противника, нанеся ему большие потери, в 8.00 овладели Танненбергом». На этом историческом поле танкисты завоевали своим бригадам имя «Танненбергских». [184]

* * *

Вот они, холмистые поля у Танненберга. В утренней дымке выступают тёмные пятна лесов, скрывающих многочисленные озёра и болота. В прогалинах между лесами видна чешуя черепичных крыш. Серое небо бесформенными тучами низко висит над чёрными скелетами придорожных деревьев. Мы идём по улице этой старой небольшой деревни, под именем которой дважды вошли в историю кровавые сражения. Сколько раз в Военной академии мы видели её на картах, сколько раз в тихих аудиториях на лекциях профессоров и на экзаменах незримо и беззвучно двигались вокруг неё войска Ныне въявь и в третий раз поля Танненберга стали ареной исторических боёв.

Сейчас над каменными зданиями деревни воцарилась мертвенная тишина. Ночной бой прокатился далеко на запад. Ещё свежи следы атаки наших танков на Развороченной земле, разбитой технике врага, раздробленных повозках его обозов. Над всем этим низко стелется дым догорающих домов. Деревни и поля вокруг стали огромным кладбищем. Трупы немецких офицеров и солдат раскиданы по улицам и холмам. Они лежат у памятника немцам, убитым в 1914 году, ими полно кладбище на окраине деревни. Кладбище находится на высоте, служившей немцам опорным пунктом, и потому подверглось артиллерийской обработке. Общая солдатская могила времён 1914 года разрыта, разворочена снарядом, и кости, черепа, истлевшие солдатские ботинки валяются на дне огромной ямы. Здесь же лежат укрывавшиеся от обстрела и убитые сегодня ночью фашистские солдаты. Безусые арийцы в мундирах с орлом к свастикой на груди напрасно искали спасения от смерти в могиле, среди костей своих отцов. В страхе прижимаясь к ним, глядя в чёрные пустые глазницы черепов, прокляли они тот день, когда началась война.

Недалеко от Танненберга, на высоте, обсаженной декоративными кустами, стоит камень с надписью, извещающей, что здесь в августе 1914 года находился командный пункт Гинденбурга и Людендорфа. Это они [185] вкупе с фашистами раздували новую войну, это они оставили своим ученикам, генералам и молодому поколению немцев, призыв к наступлению на славян, это они мечтали о тотальной истребительной войне, о новой славе Танненберга. Они получили войну на истребление и пришли к бесславию. У Танненберга, среди безмолвия могил, шевелятся страницы древней истории и встают картины битв первой мировой войны. На этом широчайшем поле уже раскрыты страницы ещё неписаной истории, свершившейся в наши дни. Немцы мечтали о победах, но сюда, в Восточную Пруссию, не они вернулись с победой, а пришли наши армии.

Судьбе войны было угодно, чтобы именно там, где тридцать лет назад не сошлись, а разомкнулись усилия русских армий, атаковавших Восточную Пруссию с востока и юга, ныне сомкнулись гибельные для врага, направленные единой волей Верховного Главнокомандования действия фронтов Советской Армии.

В день, когда войска 3-го Белорусского фронта овладели Инстербургом и прорвались глубоко с востока к Кенигсбергу, войска 2-го Белорусского фронта овладели городом Алленштейном и устремились к Эльбингу. Захвачены были основные узлы коммуникации. Парализован был манёвр врага. Сжимались стальные тиски охвата восточно-прусской группировки. Возможность окружения всей Восточной Пруссии стала реально близкой. В эти же дни к Берлину и к Померании, обходя Нижнюю Вислу, неудержимо шли войска 1-го Белорусского фронта, надёжно прикрытые от ударов из Восточной Пруссии.

* * *

Молнией пронеслась над Восточной Пруссией весть о том, что русские прорвались. Гаулейтеры приказали немцам подготовиться к эвакуации. Приказано было уходить всем. Фашистская пропаганда расписывала ужасы, ждущие немцев, которые останутся с русскими, распространяла дикие слухи о зверствах большевиков. Гаулейтеры предупредили, что сигнал к выезду будет дан по радио. Там, где не было радиоприёмников, установили [186] связь с помощью велосипедистов и конников. Немцы уложили вещи в фургоны и не отходили от радио. Весть о приближении русских проникла в лагерь военнопленных. Она принесла звериный страх тюремщикам, радость и тревогу заключённым. Пленные ждали освобождения и боялись смерти накануне приближавшегося часа спасения.

Им было известно, что перед приходом наших войск охрана лагеря или отходящие части СС всегда расстреливают пленных на месте или угоняют в глубь Германии, а это тоже означало смерть. Измождённые люди знали, что у них нехватит сил дойти, что их добьют по дороге или они умрут на морозе. Пленные вспоминали страшные картины расстрелов в Славуте, в Сувалках, в Умани, в Белостоке. Вспоминали, как тысячные колонны пленных, угнанные из лагеря, не доходили до другого, а исчезали навеки в придорожном лесу. Нервы людей были напряжены до предела.

Проходил день за днём, близилась к концу неделя. Немки и немцы неотступно дежурили у радио в ожидании команды бежать за Вислу, но радио молчало. Пленные в лагере не знали, что творится на фронте, ждали свободы или смерти.

И вдруг пленные, пригнанные рыть траншеи, услышали отдалённый гул. В воздухе было тихо. Но гулом была полна земля. Он нарастал с каждым часом, как нарастает отдалённый гул океанского шквала, и на ли люди приникали ухом и всем телом к земле, спрашивая у неё, откуда идёт этот гул, далеко ли от них бушует сражение. Весть об этом разнеслась по лагерю, и, таясь от охраны, поодиночке и группами пленные спускались в траншеи; они искали участки, где яснее звучал гул борьбы, гул освобождения. К вечеру едва уловимый слухом, как вздохи отдалённой бури, возник в воздухе шум артиллерийской канонады. Он то усиливался, то пропадал, и сердца людей то бились в радостной тревоге, то замирали в тоске. Люди вытягивали шеи, поднимались тайком на чердаки барачсв и в самозабвении прислушивались. Вскоре пленные увидали, как высоко-высоко в поднебесье пронеслись строи наших [187] тяжёлых бомбардировщиков. Они быстро исчезли, а к вечеру вдалеке по горизонту поднялось зарево пожаров.

Среди ночи охранники лагеря подняли всех военнопленных. Криком, ударами прикладов, штыками они выгнали их из бараков, построили в колонны, чтобы гнать на запад, за Вислу. «Всё... конец... не дождались свободы». Над лагерем носился ветер, он гудел в колючей проволоке, сметал с крыш падающий снег. Впереди ждала гибель от штыка конвоира и смерть в снегу придорожной канавы.

И вдруг, как молнии сквозь пелену снегопада, во тьме пронеслись зарницы разрывов. Сыграла «катюша». Грохот стрельбы стал слышен совсем близко, рядом, но не там, на востоке, откуда все ждали, а на юго-западе, позади лагеря. Это танкисты 2-го Белорусского фронта, совершая ночные марши, с боями прорываясь к морю, окружали Восточную Пруссию. В панике заметались охранники. Стреляя, загнали они всех пленных обратно в бараки и в страхе бежали из лагеря. Вместе с ними мимо лагеря бежали с фронта немецкие части.

В ту же ночь страшный взрыв потряс окрестность Тяжёлые обломки камней падали, проламывая крыши бараков. Взорванный немцами, взлетел на иоздух памятник Гинденбургу. Каменный страж концентрационного лагеря и всей тюрьмы «Восточная Пруссия» рассыпался и валялся в прахе.

* * *

Далеко в поле, за лагерем, появился огромный танк. Чей это танк — никто не знал. Никто из пленных никогда не видел такой грозной машины с непомерно длинным орудием; он мало походил на танки, которые красноармейцы знали в 1941—1942 годах. Но вот танк развернулся, и тысячи пленных увидели в утреннем свете на башне советскую звезду.

Люди рванулись к колючей проволоке, они кидали поверх неё шинели, чтобы перелезть. Стена была высока, но порыв людей необъятен, — подбегали всё новые сотни и тысячи, толпа прорвала колючую стену и кинулась навстречу танку. Пленные кричали, кидали в [188] воздух рваные шапки, больные ползли по снегу, обнимались, плакали. Тысячи измождённых людей окружили танк. Экипаж вынесли на руках.

— Это был наш тяжёлый танк «Иосиф Сталин», — рассказывает освобождённый из лагеря доктор Воробьёв,— он пришёл к нам в 21-ю годовщину смерти Владимира Ильича Ленина. И вспомнил я, — продолжает старый врач, — как в 1941 году при отступлении с границы под Волковыском на реке Зельвянка из горящего танка, охваченный пламенем, выбросился комиссар бригады Чубаров. Спасти его уже не бьио возможности, и, умирая, он говорил: «Доктор, это горит Чубаров, но знамя Ленина — Сталина никогда не сгорит...»

Рассказывая, плачет доктор Воробьёв... Плакали тогда тысячи пленных, прослезился, глядя на них, и молодой командир танка. Став на башню могучей машины, в ответ на просьбы сказать что-нибудь, он крикнул: «Нам некогда, товарищи, нас ждут другие, такие же, как вы», — и умчался на север, к морю. Лагерь у Танненберга покидали десятки тысяч пленных: русские, французы, англичане, поляки, чехи, американцы, сербы. Они покидали лагерь холода, голода, смерти. Они проходили, стуча колодками деревянных башмаков по каменным плитам взорванного памятника Гинденбургу.

* * *

В немецких городах, деревнях, имениях, хуторах не дождались радиосигнала гаулейтера об эвакуации. Радио молчало, а советские танки грохотали под окнами. Дикая паника — «спасайся, кто может» — обуяла немцев. Они видели, как горят их дома, как бегут с фронта немецкие части. Немецкие солдаты мародёрствовали, сбрасывали одежду, переодевались в штатское. В истерике немка спрашивала у русской девушки Веры Воробьёвой: «Где же немецкий бог?» и, отчаявшись в его помощи, на коленях молила невольницу заступиться за неё. На улицах смешались фургоны беженцев всех районов и деревень, оказались ненужными аккуратно написанные бирки па фургонах. Обозы [189] беженцев запрудили дороги. Спасаясь от наступающих русских, четыре немецких «тигра» пошли напролом, давя на дороге колонны фургонов. Обезумев от страха, бежали немцы через залив на косу; лёд не выдержал и тысячи немцев погрузились на дно.

* * *

В дни, когда танкисты генерала Вольского и,пехотинцы генералов Федюнинского и Гусева стремились с юга на север к Эльбингу, к Данцигской бухте, туда же с востока бежали немецкие дивизии. Было ясно, что восточно-прусская группировка противника терпит поражение, что Восточная Пруссия будет занята нашими войсками, но немецкое командование всё ещё пыталось уйти от катастрофы, сохранить за собой полосу вдоль моря, по которой проходит автострада Кенигсберг — Эльбинг. Здесь окончательно решалось: либо войска 2-го Белорусского фронта выйдут к морю, отсекут пути из Восточной Пруссии, либо немцам удастся удержать сообщение с Померанией и Данцигом, откуда уже торопились резервы Гитлера, отряды морской пехоты, и тогда борьба примет затяжной характер.

Более недели танкисты генералов Вольского, Сахно, Малахова, полковника Михайлова не досыпали и не отдыхали. Почти все эти дни частый гость балтийских просторов — пурга заметала дороги. По сугробам шли только танки, автотранспорт отставал, горючее, снаряды подвозили, пробиваясь через снежные заносы, порой продвигаясь по 5—6 километров в час. На пути к морю перед танкистами вставали не только враги, но и природа и собственная нечеловеческая усталость. Всё преодолевая, охваченные неудержимым порывом — вперёд, к морю, танкисты с боями перехватывали одну колонну немцев за другой.

Среди немецких колонн шли угоняемые за Вислу тысячные колонны пленных французов и англичан. Они стали свидетелями этого невиданного боевого марша...

— Нас гнали из Вормдитта, — рассказывает пленный француз, — когда появились ваши танки. При виде их конвоиры разбежались. Танки устремились на нас. [190]

Мы боялись, что советские танкисты примут нас за немцев. По колонне стали искать знающих русский язык. Знавшие хоть несколько русских слов бежали навстречу танкам, но они стали развёртываться в боевой порядок. Я был восхищён действиями головного взвода... Мой друг, прячась в канаву, сказал, что «они отлично действуют, но для нас это может плохо кончиться». Тогда мы стали кричать: «Гитлер капут!» Но танкисты продолжали приближаться. Тогда все мы закричали: «Вив Сталин!»

На снежном поле тысячи людей кричали во всю силу лёгких, искали спасения в имени товарища Сталина.

— К этому времени ваши пехотинцы с танкового десанта уже подбежали к нам... Видно было, что они не спали много дней, — лица их были черны от усталости, — говорит английский офицер. — Пехотинцы стали проверять состав колонны. Все мы, не только англичане, французы, сербы, но и голландцы, бельгийцы, итальянцы говорили одно слово: «союзник». Подъехал в русский майор и позаботился о нас, послал в тыл, на юг, потому что ожидалась контратака немецких танков. Мы шли всё дальше в тыл, но долго не встречали

вашей пехоты. Ваши танкисты — герои. Воевать в снежной метели гораздо труднее, чем в песчаных бурях африканской пустыни. Но так невозможно воевать. Английский офицер не понял, что нормой тактического поведения наших танкистов давно стало то, что считалось невозможным. Он не понял, что, действуя так, наши танкисты отрезали немецким дивизиям путь за Вислу и спасли жизнь тысячам пленных, отставшим от новых правил войны и не понявшим темпа и характера нашей борьбы.

Спустя десять суток после первых ударов на реке Нарев войска Рокоссовского прорвались к берегу Балтийского моря. Советские танкисты ворвались первыми в логово фашистского зверя и изнутри заперли Восточную Пруссию.

Немцы теперь уже не могли проскочить раньше нас за Вислу и стремились пробиться силой. Они свели вместе четыре пехотные дивизии, одну танковую, назвали [191] эту группу первым эшелоном прорыва, подготовили к удару последующие эшелоны и перешли в наступление на запад, на Эльбинг. Соединение генерала Вольского в это время штурмовало Эльбинг, наступая фронтом на запад. Немцы грозили, ударив в тыл танкистам, прорваться к гарнизону Эльбинга. Танкисты приняли бой с перевёрнутым фронтом. Часть их, руководимая генералами Заевым, Малаховым, полковником Поколовым., штурмовала Эльбинг, другая часть под руководством генералов Синенко, Сахно сражалась фронтом на восток. Танковое соединение одновременно стало и молотом и наковальней. День за днём шла ожесточённая борьба. Пятнадцать суток танкисты ни на один день не выходили из боя. Усилились метель и мороз. Люди цепенели от холода и усталости. А немецкие полки вал за валом накатывались на танковый барьер. Ночами и в метель они проникали в глубину наших боевых порядков, добираясь иногда до штабов. Казалось, вот-вот прорвутся немцы и уйдут в Померанию. Но день за днём их цепи разбивались о наш стальной волнорез.

Войска 2-го Белорусского фронта отбрасывали противника на восток, войска 3-го Белорусского фронта наносили ему удары с востока. Те, кто спаслись под Кенигсбергом, были уничтожены перед Эльбингом. Об этом дают показания пленные. Врач батальона Карл Хайнц Кюн рассказал:

— В батальоне было 200 солдат. Под Кенигсбергом 15 убито, 25 ранено, пропало без вести 15. Под Эльбингом было убито 30, ранено 25, пропало без вести 25. В пути от Кенигсберга до Эльбинга убито 15, брошено раненых 9. Батальон, как боевая единица, перестал существовать; уцелевшие 40 солдат и офицеров сделали попытку прорваться мелкими группами и одиночками за Вислу, они бежали ночами через леса и овраги, обходя населённые пункты.

Немцы бросили вперёд из Данцига отряды морской пехоты, составленные из моряков, спасённых с потопленных судов. Но войска генерала Федюнинского были уже и на западном берегу. Первый же отряд «утопленников» был разбит. Командовавший отрядом капитан [192] был уже в плену. Он свидетельствует, что на его участке из Восточной Пруссии выходили одиночки в таком деморализованном состоянии, что, опасаясь распространения паники, их спешно отсылали в тыл.

Нашими войсками взяты в плен не только бежавшие одиночки, но и сопротивлявшиеся полки. На пехоту генерала Федюнинского и танкистов генерала Фирсовича натолкнулась немецкая пехотная дивизия и была разбита. Командир 391-го полка этой дивизии Ганс Клаузен сидит на допросе перед генералом Федюнинским. Допрос идёт в кабинете прусского помещика. На Ганса Клаузена смотрят с портретов Фридрих II, Гинденбург и Гитлер.

Пленный полковник ещё полон самоуверенности. Он заявляет, что попал в плен случайно, что его полк ещё боеспособен и прорвётся на Эльбинг. Генерал Федюнинский приказывает построить весь немецкий 391-й полк, включая артиллерию и обозы, и предлагает командиру полка самому вести своих людей в тыловой лагерь для пленных. Немецкий полковник никнет головой и отказывается предстать перед строем своего

полка.

Вражеские дивизии первого эшелона прорыва были уничтожены. Войска 3-го Белорусского фронта приступили к уничтожению немецкой группировки юго-западнее Кенигсберга.

Войска 2-го Белорусского фронта, частью сил завершив окружение и обеспечив пресечение попыток противника прорваться за Вислу, одновременно крупными силами форсировали Вислу, вошли в Померанию и снова прорвались к морю у Кезлин, завершив окружение новой крупной группировки противника у Данцига. Этими действиями было одновременно ещё надёжней обеспечено окружение восточно-прусской группировки. Прорваться ей было уже некуда. Удрав из «кёнигсбергского котла», она попала бы в «данцигский». Некоторое время эти «котлы» благодаря косе ещё сообщались между собой, но вскоре сокрушительным ударом войска 2-го Белорусского фронта овладели Данцигом. Теперь между кёнигсбергской группировкой противника и [193] ближайшей территорией, ещё занятой немецкими войсками за Одером, оказалось пространство в сотни километров.

* * *

Опыт Великой Отечественной войны учит, что операция уничтожения окружённого врага требует искусства и больших усилий. Перед маршалом Василевским, руководившим операциями в Восточной Пруссии, задача была тем более трудной потому, что окружённая группировка насчитывала десятки дивизий, опиралась на города и укрепления, на крепость Кенигсберг.

Полное уничтожение окружённой восточно-прусской группировки было завершено в три этапа.

Сначала были отсечены все войска, находившиеся юго-западнее Кенигсберга, и прижаты к заливу Фриш-Гаф. Опираясь концами в залив, шаг за шагом сжималась огненная подкова наших войск. На каждом шагу немцы отчаянно сопротивлялись. Они пытались увезти через залив свои штабы и офицерский состав и, чтобы выиграть время, гнали солдат в контратаки.

Это были дни полной распутицы. Наши войска наступали по глубокой грязи, форсировали болота, разлившиеся реки и приблизились к заливу. Наша артиллерия и авиация создали на берегу кромешный ад. Спасая свои шкуры, немецкие офицеры ночью взорвали прибрежную дамбу. Воды залива затопили местность, ещё занятую немецкими войсками. Тысячи немцев, особенно раненых, утонули, тысячи добрались до наших войск и подняли руки. Наши танки, обойдя район затопления, прорвались к берегу, били отсюда по баржам и пароходам, на которых немцы пытались перебраться на косу и в Кенигсберг; баржи и пароходы горели. В грандиозном побоище на берегу залива за период с 13 по 29 марта было убито 80 тысяч и взято в плен свыше 50 тысяч немцев, захвачено 605 танков и самоходных орудий и свыше 3 500 полевых орудий.

* * *

Последовал второй этап уничтожения противника в Восточной Пруссии. Войска 3-го Белорусского фронта [194] перегруппировались для штурма Кенигсберга. У гарнизона крепости было достаточно времени, чтобы подготовиться к обороне. К сильнейшим крепостным сооружениям до последнего дня прибавлялись новые. Их строили десятки тысяч пленных, сапёры и фольксштурмисты. Фашисты заявили населению, что сделают укрепления неприступными. Гаулейтер Восточной Пруссии пресловутый Эрих Кох приказал построить новый аэродром в черте самого города. Сильнейшие укрепления, сотни орудий, а главное — гарнизон численностью более ста тысяч солдат и двух тысяч офицеров (неизмеримо более сильный, чем сопротивлявшиеся гарнизоны Торна, Грауденца, Познани и других крепостей) давали возможность немцам надолго затянуть борьбу.

Всесторонняя подготовка наших войск предшествовала штурму крепости Кенигсберг. Укрепления вокруг были разведаны с воздуха, изучены по планам, путём наблюдения и по опросам жителей и пленных.

Войска использовали для тренировки уже захваченные противотанковые рвы, доты и траншеи. Был построен точный макет Кенигсберга, и командиры, от генералов до лейтенантов, изучали улицы, площади, форты, все крупные объекты штурма. Войска осваивали тактику уличных боёв. Они были разделены на штурмовые батальоны, роты, группы, в которые входили пехота, танки, артиллерия, сапёры. Это была предельно конкретная детализация плана боя.

Одновременно шла грандиозная подготовка сокрушения в целом всей обороны Кенигсберга ударами артиллерии и авиации. Тысячи орудий и тысячи самолётов сосредоточились под Кенигсбергом. Войска ждали ясной погоды. Наконец, она установилась. Солнце и ветер просушили землю, прогнали тучи, очистили землю и воздух для небывалой в природе страшной грозы.

Солнечным весенним утром гроза над Кенигсбергом разразилась и сотрясала непрерывно три дня и три ночи землю и небо.

По приказу маршала Василевского войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление. Ударом с северо-запада войска генерала Людникова отсекли [195] Кенигсберг от Земландского полуострова и порта Пиллау, связывавших кёнигсбергский гарнизон с внешним миром.

Одновременно соединения генерала Галицкого и генерала Белобородова пошли на штурм Кенигсберга с юга и северо-запада. В стремительном наступлении войска ворвались в город. Танкисты рассекали оборону немцев вдоль улиц и площадей. Пехота и артиллерия, уничтожая немцев, очищали улицу за улицей, квартал за кварталом. Штурмовые батальоны пробивались в глубь города, смело оставляли за собой ещё сопротивлявшиеся форты и сильные очаги обороны, которыми овладевали последующие эшелоны. На третьи сутки генерал Галицкий и генерал Белобородов по телефону договорились прекратить артиллерийско-миномётный огонь, потому что их войска, наступавшие с юга и севера, сблизились настолько, что могли поражать друг друга. Последние очаги немецкой обороны были взяты в рукопашном бою.

Историки подробно расскажут о классическом штурме Кенигсберга. Они оценят решающую роль нашей артиллерии и авиации, в чьём ударе проявилась космическая сила, не передаваемая обычными терминами.

Мы знаем разрушение городов и капитуляцию немецких гарнизонов, когда неделями длилась борьба и день за днём в бою разрушались дома, уничтожался враг.

У Кенигсберга невиданная даже в условиях современной войны разрушительная сила тысяч орудий, тысяч самолётов была собрана воедино и обрушилась на немцев в сжатые до предела сроки, и потому её действие было подобно стихии, напоминало землетрясение.

Воздействие этих сил было невыносимо для врага: всё гибнет, рушится, спасения нет ни в щелях, ни в подвалах, ни в железобетонных бункерах. Немцев обуяло безумие. Многие сошли с ума в буквальном смысле этого понятия. В этом горящем пекле, в дыму, в пыли, в раскалённой духоте, у дьявольских костров горящих зданий наши бойцы атаковали немцев, и они «тали сдаваться в плен тысячами. [196]

Весь Кенигсберг был объят пламенем. Днём горы дымных облаков, толкаемые взрывами с земли, громоздились к небу, скрывали солнце, ночью пламя озаряло небосклон...

За несколько часов до истечения срока ультиматума, предъявленного маршалом Василевским гарнизону Кенигсберга, комендант крепости генерал Ляш через военные радиостанции искал связи с нами, чтобы просить пощады, и, наконец, передал по широковещательной станции Кенигсберга, что он сдаётся.

И вот они предстали на допросе: дравшийся против нас с первого дня войны, увешанный железными крестами командир дивизии генерал-майор Хенле, инспектор всех оборонительных работ в Восточной Пруссии генерал-лейтенант Микош (инженер-сапёр по образованию, он командовал танковой дивизией и потому полагал, что сочетание знаний сапёра и танкиста поможет ему построить оборону, не доступную не только для пехоты, но и для танков) и, наконец, сам комендант Кенигсберга генерал Ляш. Его судьба закономерна и отражает судьбу Восточной Пруссии.

Безусым лейтенантом тридцать с лишним лет назад участвовал Отто Ляш в составе 1-й кавалерийской дивизии в битве у Танненберга. Все три десятилетия готовился Ляш к новой войне. Он достиг поста командующего восточно-прусским военным округом. Он жил здесь же, в прусском городке Морунгене. Свою семью, свою вотчину он собирался защищать, как только мог. Ляш воевал под Ленинградом, успел бежать из-под Львова и был назначен как испытанный в боях командир, отлично знающий восточно-прусский театр военных действий, комендантом Кенигсберга.

Генерал-майор Хенле показывает, что фронт его дивизии был прорван северо-восточнее Кенигсберга. Неудачу обороны он объясняет тем, что опоздал контратаковать русских. Генерал-лейтенант Микош винит во всём гаулейтеров, которые вторгались в его функции. Генерал Ляш подтверждает, что в первый же день боя была прервана связь между Кенигсбергом и Земландским полуостровом, где находился штаб армии, которому [197] Ляш подчинён. Связь прервалась между дивизиями в Кенигсберге, и он не мог руководить боем.

Убоги объяснения пленных генералов, не понявших природы и меры вещей! Прижатые военными аргументами советского генерала, ведущего допрос, они соглашаются, что контратаки не спасли бы дивизию Хенле, что укреплений у Микош было достаточно, что, если бы у генерала Ляш и была связь со штабом армии, ничто бы не изменилось, войска Земландского полуострова бессильны были хоть чем-нибудь помочь Кенигсбергу. И под конец они согласились, что удара Красной Армии нельзя было предотвратить, против него нельзя было устоять. Они теперь согласны, что Восточная Пруссия и вся Германия были в этой войне обречены на поражение.

* * *

Снова гудел воздух и дрожала земля. Войска 3-го Белорусского фронта шли вперёд. Наступая, они очищали от немцев Земландский полуостров, сбросили последних немецких солдат в Балтийское море, сверкавшее под солнцем весны 1945 года.

Утихла земля, на которой в 1410, 1757, 1807, 1813, 1914, 1945 годах грохотали сражения, оцределявшие пути истории. Отныне и навеки Восточная Пруссия перестала быть плацдармом наступления на Восток, где живёт и трудится великий, могучий советский народ.