Прорыв к морю
1. Замысел
В ходе Великой Отечественной войны наступил момент, когда перевес сил на фронтах перешёл к СССР и создались прочные предпосылки для полного разгрома гитлеровской Германии.
Но благоприятные возможности на войне сами по себе ещё не приводят к победе. «Победа не даётся без борьбы и напряжения. Она берётся с боя», — сказал товарищ Сталин.
Чувствуя приближение своего конца, фашистская Германия отчаянно сопротивлялась. Гитлеровское командование стремилось создавать сильные оперативные группировки на важнейших направлениях, строить мощные укреплённые полосы, чтобы обескровить и задержать Красную Армию, не допустить её в глубь своей территории.
Прорыв немецкой обороны, совершённый войсками 1-го Прибалтийского фронта при содействии войск 3-го Белорусского фронта в начале октября 1944 года и обеспечивший им выход к Балтийскому морю, — один из выдающихся образцов военного искусства Красной Армии.
В результате летнего наступления (войска 1-го Прибалтийского фронта овладели городами Шауляй и [116] Митава, подошли к Риге с юга и юго-востока, рассекли важнейшую коммуникацию Рига — Шауляй — Тильзит, связывавшую Прибалтику с Восточной Пруссией. В то же время немцы были изгнаны из Финляндии. Прибалтика была очищена от врага вплоть до северных и севepo-восточных подступов к Риге, а войска Белорусских фронтов подошли к границам Восточной Пруссии. Казалось, что после таких поражений для немцев оставался один исход — полностью очистить Прибалтику, где им грозила опасность быть отрезанными от Восточной Пруссии и прижатыми к морю. Но враг не пошёл на это. Оставаясь в Прибалтике, гитлеровское командование стремилось прикрыть северный стратегический фланг Германии, обнажавшийся после поражения немецких войск летом 1944 года. Противник всеми силами удерживал в своих руках порты Ригу, Виндаву, Либаву и Мемель, которые отделены от северных германских портов всего несколькими часами морского пути.
Продолжая оказывать сопротивление в Прибалтике, северная группа немецких армий ещё опиралась своим левым флангом на рижский плацдарм. Она прикрывала с севера Восточную Пруссию и в то же время нависала над правым флангом наших войск, сосредоточенных против Восточной Пруссии, грозя им фланговыми ударами, если они двинутся на запад. Удерживаясь в Прибалтике, гитлеровцы продолжали вести пропаганду о «войне за пределами Германии». Немецкое командование старалось сковать как можно больше сил Красной Армии в Прибалтике, чтобы создать себе возможность для оборонительных действий и подготовить свои контрудары.
В Прибалтике находилось около четырёх десятков дивизий, занимавших достаточно большую территорию, чтобы вести крупные операции. Леса, болота и озёра, образующие ряд выгодных для обороны дефиле, реки, текущие параллельно фронту, множество деревень и хуторов — всё это способствовало созданию сильной, широко разветвлённой системы укреплений. Три мощных рубежа обороны обеспечивали противнику возможность [117] прочно держаться в Прибалтике между Ригой и Тильзитом.
Вместо перерезанной нами у Шауляя железной дороги, соединявшей Ригу с Тильзитом, немцы спешно строили железнодорожные перемычки для связи Риги с другими прибалтийскими портами и Восточной Пруссией. Ряд дорог, ещё оставшихся у противника, позволял ему осуществлять тактический манёвр и взаимодействие северной и центральной групп армий. Порты Риги и Мемеля, имеющие линии причалов протяжением в десятки километров, позволяли перебрасывать подкрепления и снабжать войска в Прибалтике.
Войскам северной группы немецких армий было приказано — под страхом расстрела солдат и репрессирования их семей — держаться, пока не подойдут новые подкрепления, сформированные в Германии. Вместо таинственно пропавшего командующего северной группой генерала Линдемана Гитлер назначил своего ярого приверженца генерала Шернера. В подкрепление к дивизиям, отошедшим из-под Ленинграда и из Финляндии н уплотнившим фронт южнее Риги, были переброшены танковые дивизии из Восточной Пруссии. Больше того, гитлеровское командование перебросило из Румынии в Прибалтику танковый корпус. Командир этого корпуса генерал фон Кноппельсдорф отдал категорический приказ: не только обороняться, но и «отбросить большевиков от границ Германии».
Собрав мощную группировку в составе 800 — 1 000 танков и самоходных орудий, противник бросил её в контрнаступление, пытаясь снова захватить Шауляй, восстановить коммуникацию Рига — Тильзит и одновременно ударами с трёх направлений отрезать войска 1-го Прибалтийского фронта, приблизившиеся к Риге. Со времени немецкого контрнаступления на Киев поздней осенью 1943 года это был один из самых крупных танковых контрударов немцев на советско-германском фронте.
Гитлер пытался остановить неумолимо развивающийся ход военных событий и повернуть его в свою пользу. В районе Шауляя завязались жестокие танковые бои, в результате которых немцы добились ничтожного продвижения [118] на отдельных участках, потеряв сотни танков. Затеянная ими операция провалилась.
Потерпев неудачу, гитлеровское командование ещё больше внимания сосредоточило на укреплении рижского плацдарма. На Ригу — крупнейшую военно-морскую базу и мощный узел неприятельской обороны в Прибалтике — опирался крайний левый фланг северной группы немецких армий. Там были сосредоточены её основные силы. Глубоко эшелонированная оборона была до предела насыщена войсками. На отдельных направлениях каждая немецкая пехотная дивизия занимала шесть
километров по фронту — плотность, вдвое превышающая немецкие уставные нормы. В последнее время, с истощением немецких резервов, это являлось единственным примером.
Гитлеровцы рассчитывали, что советское командование будет искать оперативных решений именно на рижском плацдарме. Расположение наших Прибалтийских фронтов, полукругом подошедших к Риге, давало возможность ударом с юго-востока, через Тукумс к заливу отрезать немецкие войска на рижском плацдарме. Предпринимавшиеся на этом направлении наши атаки ещё больше насторожили немцев, и они сосредоточили здесь свои танковые дивизии. Танки должны были отразить удар войск 1-го Прибалтийского фронта или обеспечить немецким войскам отход из Риги — через коридор между заливом и Тукумсом.
Но замысел Верховного Главнокомандования Красной Армии был иным. Основной удар 1-го Прибалтийского фронта наносился не на Рижском, а на Мемельском направлении. Был дан приказ прорвать немецкий фронт у Шауляя, выйти к морю у Мемеля, перерезать все вражеские коммуникации, соединяющие Прибалтику с Восточной Пруссией.
С выходом наших войск к Мемелю отсекались не только немецкие дивизии, сосредоточенные у Риги, но вся северная группа и часть центральной группы армий, не только их живая сила и техника, но и все тылы и базы. Создавалась возможность прижать немцев к морю, взять в клещи и фланговыми ударами разгромить их группировку [119] в Прибалтике. Стальной невод Красной Армии раскидывался широко, на всю ещё занятую немцами Прибалтику, захватывал надёжно и глубоко одну пятую всех дивизий Гитлера, действовавших на Восточном фронте. Для осуществления этого смелого и глубокого замысла требовалась перегруппировка наших Прибалтийских фронтов. В движение приводилась огромная масса войск. Вместо движения на север она поворачивала на юг и затем на запад для удара в сторону Мемеля.
Перед командующим 1-м Прибалтийским фронтом генералом армии Баграмяном встала задача — в кратчайший срок подготовить новую операцию, требующую молниеносного марш-манёвра на 100 — 150 километров в сторону фланга и наступления на 100 — 150 километров в глубь обороны противника, к Балтийскому морю.
Надо было иметь перевес сил, обеспечивающий прорыв обороны, и достигнуть внезапности, без которой трудно добиться успеха в современной операции. Сосредоточение крупных сил при сохранении внезапности нападения требует высокого мастерства. В истории военного искусства встречаются разительные примеры того, как гибли целые армии, не обеспечившие внезапности при наступлении. В первой мировой войне потерпели крах грандиозно задуманные операции французского генерала Нивеля в 1917 году, и сотни тысяч убитых и раненых солдат оказались напрасными жертвами.
Сейчас задача заключалась не только в том, чтобы скрытно перебросить силы с Рижского (Тукумского) направления на Шауляйско-Мемельское, но и в том, чтобы укрепить в противнике убеждение, что ударная группировка 1-го Прибалтийского фронта попрежнему у Риги и готовит удар через Тукумс к заливу.
Движение массы войск 1-го Прибалтийского фронта надо было скрыть от наземной и воздушной разведки, что само по себе являлось исключительно трудной задачей: надо было одновременно сбить с толку немецкую разведку, чтобы она, даже обнаружив отдельные передвижения наших войск, не разгадала их назначения.
Накануне перегруппировки штаб немецкого танкового корпуса, оценивая диспозицию наших войск, писал: [120] «До тех пор, пока данное положение является фактом, не следует ожидать на фронте корпуса неприятельского наступления с далеко идущими целями. Возможны атаки местного значения с целью сковывания наших сил или улучшения своих позиций». Немецкие штабы считали это положение неизменным и просчитались в самом важном — определении направления главного удара.
Мало кто знает, сколько напряжённых суток провели генерал Курасов и офицеры 1-го Прибалтийского фронта, разрабатывавшие и руководившие блестящим марш-манёвром. Мало понятен сухой термин «график марша», но это был график победы. Этот график регулировал движение десятков дивизий и корпусов, десятков тысяч подвод и машин, тысяч танков и орудий. Если бы всю эту массу людей и техники поставить в одну походную колонну, её голова была бы у Мемеля, а хвост далеко за Москвой.
Марш совершался только ночью, десятками колонн по разным маршрутам, но так, чтобы они нигде не скрещивались, двигались достаточно быстро, с учётом и сухой дороги, и грязи,с расчётом ёмкости маскировочных средств на дневных привалах. Были установлены незыблемая дисциплина ночного марша и строгий «дневной лимит» движущихся машин.
Разветвлённая комендантская служба и строгий контроль офицеров на всех путях обеспечивали марш. Ещё строже был поставлен контроль с воздуха. Ни одна неприятельская разведка не искала так наших колонн, как искали их на самолётах наши офицеры. При обнаружении малейшей демаскировки в колонну бросали вымпел с приказом замаскироваться. Комендантские посты на земле принимали меры, и в предрассветной мгле колонны бесследно исчезали с дорог, чтобы в следующую ночь беззвучно сняться и продолжать марш.
Наши наблюдатели заметили, что из 30 разведывательных полётов противника 26 попрежнему проходят в районе Риги. Наша глубокая разведка проникла от переднего края до моря и подтвердила, что противник не раскрыл нашего манёвра и на направлении главного удара попрежнему нет немецких резервов. [121]
Оперативная внезапность была достигнута, и мощная ударная группировка сосредоточилась на левом крыле 1-го Прибалтийского фронта против наиболее уязвимого участка немецкой обороны.
2. План
Когда стратегический замысел и направление главного удара определились, а силы сосредоточились, командующий фронтом напряжённо, до деталей, продумывал план предстоящей операции. Операция должна была начаться с прорыва фронта немецкой обороны. Осуществление прорыва — чрезвычайно сложная проблема.
В современной войне наступающий стремится решить исход борьбы манёвренным наступлением, ударом во фланг и тыл, охватом и окружением. Обороняющийся противопоставляет этому организованный фронт обороны. На службу обороне призываются военная техника, производственные возможности промышленности, инженерные сооружения. Рубеж обороны прикрывается всеуничтожающей силой и главной силой обороны — огнём.
Сила огня проявилась ещё в первой мировой войне. Попытки прорыва тогда заканчивались потерей сотен тысяч людей, но к успеху не приводили. Позиционная война вела к медленному взаимоистреблению и ничтожным успехам в боях за какую-нибудь безымянную высоту. Ни таранные удары Людендорфа, ни грандиозные наступления союзников не решили проблемы оперативного прорыва.
Сплошной фронт существует и теперь. Его неизбежно приходится рвать, чтобы обнажить фланги врага, проникнуть в глубь его обороны и разгромить вражеские силы. Без тактического прорыва и разгрома укреплённых рубежей обороны нет и оперативного манёвра.
Как и в первой мировой войне, траншея — главное, на что опирается оборона пехоты. Помимо траншей, оборона строится на опорных пунктах и узлах сопротивления. Всё это кажется простым и нехитрым, даже устаревшим в наш век тяжёлых танков и скоростных самолётов. Но, как и встарь, земля, траншея лучше всего хранит от пуль, снарядов и бомб. Одновременно более [122] широкое развитие получила долговременная оборона, базирующаяся на железо-бетонных сооружениях.Вся эта оборона до предела насыщена огнём. Известно, что даже несложное оружие, применённое в массовом масштабе, наносит колоссальный урон противнику, — пулемёт, применённый в массовом количестве, остановил в первой мировой войне наступающую пехоту. Тем более это относится к нынешним сражениям, в которых во сто крат возросла сила автоматического огня и хчаствуют тысячи орудий, танков, самолётов.
Командующий фронтом, продумывая план предстоящей, операции, прежде всего определял действия пехоты. Наступающий пехотинец сталкивается со всей мощью неприятельской обороны и всей силой её огня.
В дыму разрывов боец бежит к проходу в минном поле, который проложили для него сапёры и даже обозначили указками на переднем крае. Хорошо, если указки не снесло взрывами, а сам проход не взят врагом под обстрел. Личный опыт и чёткая организация сражения, мощная техника наступления помогают бойцу и в этом случае. Он ползёт, а впереди — колючая проволока. Он мог бы рассечь проволоку лопатой, подорвать гранатой, разрезать ножницами, пролезть под ней, но проволочный барьер минирован. Разгадав, где скрыта мина, преодолев и это препятствие, пехотинец бросается на бруствер немецкого окопа, чтобы завязать рукопашный бой.
Нет трудностей, которые остановили бы советского бойца, хотя преград в наступлении очень много. На важнейших направлениях немцы применяют танки и ;авиацию для контратак. Пехотинец врывается в траншею с гранатой, бежит вдоль неё и наталкивается на рогатки, брошенные немцами, чтобы изолировать занятую русскими часть траншеи, задержать наступающего, а самим по ходам сообщений убежать во вторую, в третью траншею. И, только выбив врага из третьей траншеи, выгнав его в поле, выравнивает пехотинец условия боя. Но вот дальше, за траншеями, на высотах [123] или в населённом пункте — опорный пункт, куда убегают немцы из траншей, где офицеры собирают их, присоединяют к резерву и гонят в контратаку.
Всё это вставало перед мысленным взором командующего фронтом, и он направлял на помощь пехотинцу всю мощь военной техники, готовил к удару тысячи орудий, танков, самолётов. Они должны были предельно обезопасить наступающего воина. Им ставилась задача — расчистить пехотинцу дорогу, уничтожить или подавить немецкую пехоту, засевшую в траншеях, разбить и подавить ручные и станковые пулемёты, разбить и подавить миномёты и орудия обороны, парализовать в зародыше или отразить контратаку немцев.
Трудность этой задачи станет ясной, если учесть, что даже в первой мировой войне на километр фронта выбрасывалось в среднем до 30 тысяч снарядов, и всё же не все огневые точки обороны были подавлены. Наконец, помимо всего, наступающему необходимо подбить и поджечь немецкие танки и подбить или разогнать немецкие самолёты в воздухе.
Требуя от пехотинца напряжённых усилий при прорыве обороны, командующий фронтом обеспечивал его действия, оберегал его жизнь всей силой современной техники.
Сталинская военная наука решает задачу прорыва фронта на основе взаимодействия всех родов войск. Организованы могучие авиационные, танковые, артиллерийские соединения. Впервые в истории военного искусства у нас появился метод артиллерийского наступления, причём первоначальный удар по обороне врага наносится массированным огнём многих сотен и даже тысяч орудий.
Основательно и всесторонне, с учётом всего опыта войны, разработана тактика прорыва вражеского фронта. Удары наносятся на отдельных участках, которые раскалывают фронт, взламывают оборону и, действуя иногда по сходящимся, иногда по расходящимся направлениям, дробят силы противника, окружают их и уничтожают. [124]
В то время как часть наступающих продолжает наступление прямо перед собой, крупные силы поворачивают направо и налево и, применяя новый военный термин, «сматывают» фронт обороны.
В образовавшиеся бреши устремляются танки и мощные стрелковые соединения последующих эшелонов, наращивающие силу удара. Открываются широкие просторы для манёвренных действий на полное уничтожение войск противника.
Вооружённый сталинским военным искусством, вооружённый могучими средствами наступления, командующий фронтом уточнял решение поставленной задачи. Фронт было решено прорвать на участке, вклинившемся в оборону противника западнее Шауляя. Здесь были сосредоточены тысячи орудий. Сюда нацеливались удары с воздуха авиационных полков и дивизий. Здесь построились для наступления три мощных стрелковых соединения. Направления их ударов должны были сойтись на определённом рубеже, но далее они расходились веером: на северо-запад к Либаве, строго на запад к Мемелю и на юго-запад к Тильзиту.
Путём такой организации наступления наших войск разворачивалась широкая брешь в немецкой обороне, и Прибалтика отсекалась от Восточной Пруссии. Но в то же время наступающие уклонялись от строгого направления на запад. Возникало противоречие между желанием расширить брешь и стремлением пробиться в глубину, где таились новые рубежи обороны противника. Это противоречие решалось глубоко эшелонированным построением войск. Позади трёх стрелковых соединений было сосредоточено мощное танковое соединение с задачей стремительно войти в прорыв и наступать на запад, к морю. Наращивая силу ударов, за танками следовали свежие стрелковые части.
На карте появилась схема наступления. Силой воображения генерал армии представил себе динамику сражения.
Карта местности ожила перед ним. Дороги, лощинки, хутора, высоты, ручьи... Стояли порыжевшие по осени леса, текли реки, и генерал прослеживал их очертания [125] и особенности. Топографические горизонтали чётко определяли рельеф местности. Командующий отметил на карте расположение войск противника, обнаруженных нашей разведкой.
Генерал Баграмян подсчитал всё, что немцы могли противопоставить наступлению: количество дивизий и их состав, число танков и самолётов, мощность огня орудий, миномётов, пулемётов, автоматов... Он вскрыл пункт, в котором особенно растянут немецкий фронт обороны, продумал, как заставить служить себе и местность и ошибки противника, продумал, как и чем его уничтожить. Все необходимые силы и средства для этого генералу были даны страной, Верховным Главнокомандованием. Эти силы были способны уничтожить немецкую пехоту, закопавшуюся в землю, заставить её согнуться, отказаться от борьбы, довести до безумия. Эти силы были способны смести всё с лица земли. Но эти силы надо было правильно расставить и умело привести в действие.
Расстановка сил перед сражением — построение боевых порядков для наступления — было первой и важнейшей задачей. Это обеспечивало постоянное и непрерывное превосходство в силах над противником на всех этапах операции.
Далее генерал планировал ход наступления, его динамику. Определялись темп и сроки достижения рубежей, распределялись задачи артиллерии, танков, самолётов. Теперь наш пехотинец не остаётся одиноким, теперь в нужный момент на немцев обрушится тяжесть удара всех средств могучей советской техники.
Но и этого было мало. Обстановка могла резко измениться. Генерал хотел, чтобы весь развёрнутый по плану наступления боевой порядок мог быть в любую минуту боя в глубине вражеской обороны перестроен по приказу с командных пунктов. Он добивался предельной управляемости войсками.
Наступающим придётся иметь дело с сильным и хитрым врагом. Войсками противника в Прибалтике [126] командовал опытный генерал Шернер. Командующий фронтом, опираясь на всю сумму разведывательных данных, стремился предугадать действия немецкого командования.
Генерал Баграмян предвидел, что первой мерой противника будет попытка закрыть брешь. Он бросит для этого свои танковые дивизии. Поэтому надо успеть расширить брешь до их подхода и в то же время силами танковых соединений генералов Васильева и Буткова преградить путь немецким резервам.
Противник попытается ударами во фланг остановить наступающих. Разгорится борьба на флангах. Поэтому надо, чтобы стрелковые соединения успели развернуться в сторону флангов, и таким образом немцы встретят при контратаке прочный фронт наступающих частей.
Генерал Баграмян ясно представлял себе, как Шернер попытается затем занять резервами второй рубеж, подготовленный к обороне. Если это ему удастся, то всё придётся начинать сначала. Тогда в глубине снова завяжется ожесточённая борьба при невыгодных для нас условиях. Поэтому надо, чтобы танкисты генерала Вольского достигли второго рубежа раньше, чем немецкие танкисты. Тогда там, на втором рубеже, где остатки бегущих с фронта немецких частей будут искать спасения, они найдут гибель. Наши войска, заняв рубеж, повернутся фронтом на северо-восток и встретят отступающих фашистов губительным огнём из их же укреплений. Наконец, немцы попытаются прикрыть дорогу вдоль побережья моря и сохранить себе путь отступления в Восточную Пруссию. Танкисты генерала Вольского должны и тут опередить врага.
Таковы в основных чертах были предпосылки, лёгшие в основу плана, разработанного командующим фронтом. Всю эту большую операцию генерал армии твёрдо планировал по срокам и по рубежам, обеспечивая непрерывное управление войсками, организуя постоянное взаимодействие могучих сил и огромных средств.
Так в напряжённой работе командующего фронтом и его штаба создавался план операции, осуществляющей смелый полководческий замысел. [127]
3. Исполнение
Осенний рассвет медленно проникал сквозь мглу ночи, и когда, наконец, приоткрылась земля, сразу на всём фронте завязался бой. На всю глубину обороны противника обрушились наша авиация и артиллерия. Они прижали немцев к земле. Одновременно передовые батальоны пехоты с танками пошли в атаку. Генерал армии Баграмян следил с наблюдательного пункта за ходом боя. Отличные действия передовых батальонов, полная внезапность наступления заставили противника отходить из предполья поспешнее, чем обычно, и потому можно и нужно было на плечах противника ворваться в основную полосу его обороны.
За передовыми батальонами развернулись главные силы и сразу перешли в наступление. Они прорвали растянутый фронт противника. Немцы начали отступать. Наши радисты перехватили донесения командира немецкого полка, вопившего в эфир о том, что массы русских наступают широким фронтом и он не может устоять.
Именно в этот ответственный момент боя сказались внезапность и мощь ударов массы войск. Вслушиваясь в дыхание боя, генерал почувствовал, что хотя немцы ещё оказывают сопротивление, но оно ослабевает с каждым часом. Командующий фронтом приказал ввести в прорыв танковое соединение генерала Вольского, чтобы оно, «дорывая» неприятельскую оборону, проникло в её глубину.
!!!Незабываемо зрелище движения в прорыв больших масс танков под прикрытием развернувшихся для боя передовых отрядов. Главные силы соединения в густых предбоевых порядках и кильватерных колоннах неудержимо мчатся вперёд. Стальные потоки танков, самоходных орудий и бронетранспортёров стремительно катятся по дорогам и по целине, скрываются в лесу, стекаются у переправ в одну сплошную лавину и, снова растекаясь, грохочут по полям.
Левая колонна танков уверенно и быстро прошла зону неприятельской обороны и вырвалась на простор. Правая колонна в ходе наступления натолкнулась на [128] отчаянное сопротивление немцев на реке Вента и развернулась для боя. Вот уже подбито 20 немецких танков. Но эта схватка грозит потерей темпа наступления. Командование приказывает командиру оставить немцев на расправу пехоте, а самому выйти из боя, свернуть с заданного маршрута и двинуться вслед за левой колонной наших танков. Это — сложный манёвр в ходе боя. Он может привести к хаосу, если им не руководить гибко и умело. Удвоенное движение по маршрутам, уже насыщенным войсками, может парализовать всё движение. Тем не менее манёвр был осуществлён чётко и успешно.
До штаба северной группы немецких армий, очевидно, докатились донесения о прорыве. На флангах, особенно на северном, развернулись напряжённые бои. Танкисты генерала Васильева, прославленные ещё в боях на Курской дуге, пехотинцы-сталинградцы генерала Чистякова успешно наступали на северо-запад. Танкисты генерала Буткова, гвардейцы-пехотинцы генерала Чанчибадзе стремились к Неману. Сражение, как степной пожар, охватило огромное пространство.
Несмотря на то, что у Шернера была сильная группировка танковых дивизий, удары наших соединений заставили его расходовать эти дивизии по частям, бросать их с хода в бой, и их по частям уничтожали. Танковая дивизия «Великая Германия» получила приказ ударом у города Трищкяй задержать русских до подхода новых сил с севера.
Усилившееся сопротивление немцев на флангах, минные поля и взорванные мосты могли замедлить движение наших войск. Управление ими в глубине вражеской обороны усложнилось, особенно ночью в глуши и бездорожье Прибалтики. Возможно было затухание операции, а допустить его ни в коем случае было нельзя.
Две трети полков ведут бой днём, треть полков продолжает развивать успех ночью. Генерал Белобородов торопит свою пехоту. Танки генерала Скорнякова движутся на запад. Одни группы танков ведут бои, в то [129] время как другие обходят очаги сопротивления, выходят в глубокий тыл, парализуя всю систему управления и питания немецкой обороны. Пехота набирает всё большие темпы. Войска проходят с боями по 25 километров в день.
В результате у противника на втором рубеже обороны повторяется то же, что и на первом, — растерянность от внезапности. Его резервы опаздывают и не успевают даже занять оборону. Сопротивление немцев на втором рубеже обороны было быстро сломлено. Наши солдаты видят барьеры колючей проволоки, траншеи вдоль всего фронта, сплошные минные поля, противотанковые рвы, тянущиеся буквально до самого моря. Все эти укрепления пришлось бы «прогрызать». Но благодаря стремительному движению вражеская оборона была сразу сломлена на всю глубину.
В ту ночь волны радио разнесли по свету приказ Верховного Главнокомандующего войскам 1-го Прибалтийского фронта, прорвавшим при содействии войск 3-го Белорусского фронта немецкую оборону на фронте в 280 километров и на 100 километров в глубину.
В штаб фронта прибывали сведения, что Шернер ещё пытается закрыть прорыв на первом рубеже. Это только подтверждало, что немцы потеряли управление и потому не знают истинных размеров опасности. Брешь в 280 километров уже определила дальнейший характер и качество операции.
Остатки разбитых немецких дивизий откатывались к морю. Туда же мчалась танковая дивизия «Великая Германия» с надеждой задержать русских на последнем рубеже.
Последний рубеж немецкой обороны на пути к морю проходил по западному берегу реки Миния. Немцы построили сильный узел сопротивления в городе Кретинген. В этом городе сходились дороги от Риги и Виндавы к Мемелю. Единственная дорога вдоль побережья, соединяющая Прибалтику с Восточной Пруссией, была прикрыта укреплением у приморского городка Паланга.
Как ни велики были наши успехи, они ещё не означали завершения прорыва. Если бы противник удержал [130] нас на этом рубеже, немецкие войска, прикрывшись рекой Миния, могли бы ускользнуть по сохранившимся дорогам в Восточную Пруссию.
Танкистам генерала Вольского была поставлена почётная задача: рассечь последнюю коммуникацию противника, прорваться к морю и отрезать северную группу немецких армий от центральной группы. В штаб соединения стекались данные об укреплениях Кретингена, о подходе подкреплений в Мемель и контратаках с юга, о сильной группе танков противника, двинувшихся с севера на правый фланг соединения, о высадке десанта с моря в район города Паланга. Густые прибалтийские туманы плотно висели над землёй, не давая нашей авиации вести разведку, и потому сведения были противоречивы. Неясность обстановки была обычным явлением для танковых соединений, вырвавшихся вперёд, которым всегда при этом грозят фланговые удары и выход противника в тыл соединений. Генерал Вольский решил всеми силами соединения прорваться к морю, и тогда немецкие атаки с флангов, хоть и опасные, будут бессильны отразить удар. То был законный и смелый риск, суливший быструю победу.
Танкисты ночью форсировали реку Миния. Утром, словно по заказу, уплыл туман и появилась наша авиация. Её встретили в воздухе немецкие «фоккеры» и, движущаяся стена зенитного огня береговых и корабельных пушек. В воздухе гудел бой. На земле наши танки перешли в наступление на Кретинген.
Всё, что оставалось у немецкого командования, сосредоточилось севернее Мемеля на подступах к морю. Наших танкистов встретили из засад «пантеры», самоходные орудия и курсировавшие бронепоезда. Танкистам противодействовала тяжёлая береговая и корабельная артиллерия противника. Чёрные, веерообразные стены земли вставали на пути наших танков, тяжёлые осколки, равные по величине снаряду, шумели над головами, вспахивали поле боя...
В этот момент, решавший исход операции, генералы непосредственно управляли боем. Отличительная черта нашего управления войсками в том, что наши генералы [131] сами находятся на поле боя. Они направляют действия войск, стремясь всё лично видеть, мгновенно оценивать меняющуюся обстановку скоротечных боёв и на месте лринимать решения. На поле боя они крепили взаимодействие стрелковых, танковых, воздушных соединений. Советские танкисты штурмом ворвались в Кретинген. Последний узел вражеских коммуникаций, дававший немцам возможность манёвра с севера на юг, был взят. Оставалось рассечь прибрежную дорогу. Танкисты ворвались в Палангу. Тускло блестя асфальтом, тянулась к северу последняя дорога из Прибалтики в Германию. Контрударами пехоты и танков с севера от Либавы к Мемелю и танковой дивизии «Герман Геринг» с юга от Тильзита к Мемелю гитлеровцы ещё пытались пробить коридор из Прибалтики в Восточную Пруссию. Но эти судорожные попытки были быстро ликвидированы. Теперь между немецкими войсками в Прибалтике и в Восточной Пруссии был разрыв, занятый войсками 1-го Прибалтийского фронта.
В эти дни на противника обрушились удары 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Немцев выбили из Риги и отбросили к Тукумсу. Теперь уже войска Шернера не грозили фланговыми ударами нашим войскам, нацелившимся для наступления в Восточную Пруссию. 1-й Прибалтийский фронт прикрыл фланг 3-го Белорусского фронта, перешедшего в наступление, и, нависая над Восточной Пруссией, вышел на берег Немана. На последней пяди нашей великой родины армии 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов зажали в клещи более 30 немецких дивизий.
Советские танкисты шли по тихим улицам города Паланга через окопы у санаториев и дач, и перед ними развёртывались картины панического бегства немецких колонизаторов, осевших в Литве.
В Приморском парке под клёнами танкисты похоронили своих друзей, отдавших жизнь за освобождение Советской Прибалтики. Жёлтые листья, кружась, ложились на свежие могильные холмы, под которыми похоронили [132] павших героев. Живые думали о том, как после войны они вернутся к взморью и навестят эти родные могилы.
В прибрежных рощах затихла перестрелка. Провели пленных. Наши танкисты стояли на берегу моря. Она открылось победителям за дюнами, поросшими сухим, звенящим под ветрами ивняком. Туман, как занавес, поднялся, открывая тёмно-сиреневые морские дали Балтики. Море катило большие волны, казавшиеся издали стальными. У берега они мельчали, голубели, тихо плескались у ног танкистов. Легко дышалось на морском просторе. Легко дышалось от сознания победы. В порыве радости танкисты черпали пригоршнями балтийскую воду, кричали «ура», грохочущими залпами нарушая безмолвье побережья.
Под грохот салютов танкисты налили морской воды в походную солдатскую флягу и на ней написали: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину».