Июльская битва
На исходе зимней кампании 1942—1943 года, когда приостановились боевые операции, фронт под Орлом и Курском принял своеобразные очертания. К востоку от Орла он вдавался в расположение наших войск, а к западу от Курска — выступом уходил в территорию, занятую противником. Такое очертание фронта создавало два плацдарма, с которых одинаково открывались возможности наступательных действий, но которым одинаково грозили двойные фланговые удары с юга и севера. Германское командование решило воспользоваться этим опасным положением нашего курского плацдарма и «рассчитывало концентрическими ударами с севера и юга в общем направлении на Курск прорвать нашу оборону, окружить и уничтожить наши войска, расположенные по дуге Курского выступа» (Сталин). Гитлера манили огромные возможности, таившиеся в этой операции. Немецкие генералы обещали своим солдатам миллион красноармейцев в «мешке» под Курском. Этим же они обольщали и самих себя. Немцы рассчитывали, уничтожив крупные силы Красной Армии, обеспечить себе по меньшей мере стратегическую оборону на советском фронте А при крупной удаче они намерены были пойти [45] на новые авантюры — в сторону Москвы. Одни пленные немцы показывали, что их целью был захват Курска и переход к жёсткой обороне уже на зиму 1943/44 года, а другие сообщали «пророчество» Гитлера, что под ударами у Курска фронт русских покатится на восток .
Эта операция преследовала стратегические цели, она определяла дальнейший ход войны. Во всяком случае, срезав курский выступ, немцы обезопасили бы правую сторону своего орловского выступа, а главное, обеспечили бы себе условия для наступления на Москву. Спрямив Курскую дугу, они сократили бы на две трети свой фронт на этом участке, получили бы свободу манёвра по железной дороге Орел — Харьков и обеспечили себе плацдарм для дальнейших действий. Стремясь окружить наши войска у Курска, немцы хотели захватить инициативу, навязать нашему командованию свою волю, заставить его для спасения курской группировки принимать спешные меры, сорвать наши стратегические возможности и планы. Успех курской операции показал бы, что немцы летом всё ещё могут одерживать победы, укрепил бы в немецкой армии и населении веру в победу. Он доказал бы способность гитлеровского командования осуществить «немецкий Сталинград». Гитлер был одержим идеей реванша за сталинградский разгром.
Каждому офицеру, способному к оперативному анализу обстановки, были ясны возможности и опасности, скрытые на курском выступе, и немецкое командование не могло не понимать, что Красная Армия не отдаст его без решительной борьбы. Но немецкие генералы рассчитывали на выгоды, которые давали наступающему местность и выдвинутое вперёд положение выступа, а главное — на силу массированных ударов и внезапность. Рельеф местности давал возможность массового применения танков — направления дорог выводили к Курску, и надо было преодолеть всего 180 километров, а со стороны Орла на Курск — 75 километров, что по сравнению с 500 — 600 километрами, которые были пройдены в 1942 году, казалось вполне возможным. Положение [46] курского выступа позволяло, как думали немцы, окружить расположенные на нём наши войска, осуществить «идею Канн», которую им внушал Шлиффен и на которой немцы помешаны.
Большие надежды немецкое командование возлагало также на массированный удар. Этим хотел решить исход сражения в первой мировой войне Людендорф, призывавший вкладывать в удар «каждую унцию силы». Этого немецкие генералы добивались и в борьбе с нами в Великой Отечественной войне. Они всегда сосредоточивают на направлении главного удара подавляющие силы и, не щадя солдат и техники, стремятся прорваться на узком фронте, проникнуть в глубину обороны и развить тактический успех в оперативный. Это им удавалось ценой огромных жертв в 1941 году и в начале 1942 года. В 1943 году они пытались действовать по старому образцу. Но если в 1941 году немцы наступали на фронте в 3 тысячи километров, а в 1942 году — на фронте 500—600 километров, то теперь они наступали от Белгорода и Орла на фронте около 100 километров, нацелившись на Курск. В наступление здесь они бросили подавляющее большинство своих танковых дивизий.
До сих пор они вводили в бой на решающем направлении не более трёх танковых дивизий. Три танковые дивизии действовали в Африке, тремя танковыми дивизиями они прорывались в 1942 году к предгорьям Кавказа. Теперь они только на Орловско-Курском направлении бросили в бой семь танковых, две моторизованные и одиннадцать пехотных дивизий. Их наступление сопровождалось массированными ударами с воздуха. Немецкая авиация с ближних аэродромов поднималась по нескольку раз в день, она действовала также с дальних баз, даже из-за Смоленска и Бобруйска. Немцы рассчитывали на силу удара ещё потому, что его наносили танки «T-VI» и самоходные орудия «фердинанд». Их неожиданное появление впервые на поле боя должно было произвести особенный эффект. Ещё больше рассчитывало гитлеровское командование на оперативную внезапность. Чтобы её исключить, надо было [47] предугадать направление главного удара противника, расположение его резервов, особенно танков, показывающих агрессивность намерений, необходимо иметь представление о новом вооружении, а главное, установить время, когда противник перейдёт в наступление, узнать час атаки, называемый в штабных документах буквой «Ч». К раскрытию «Ч» всегда направлены силы разведки. В военной истории встречаются примеры, как можно, разгадав «Ч», сорвать наступление, готовившееся месяцами. Но история первой мировой войны свидетельствует, что немцам на Западе не раз удавалось в 1918 году начинать свои решительные наступления в непроницаемой тайне и захватывать противника врасплох. Задолго до начала сражения под Курском началась подготовка, вернее, борьба за победу. Руководствуясь требованиями приказа товарища Сталина, командование на Орловско-Курском направлении подготовило несколько вариантов активных оборонительных действий. Была создана мощная и глубокая оборона. Пехота построила сложную систему укреплений и зарылась глубоко в землю. Противотанковая оборона опиралась на массу артиллерийских средств и сильные минные заграждения. Оборона была активной, и в глубине её находились танки. Одновременно шла напряжённая боевая учёба. Она велась днём и ночью. Обучали одиночных бойцов, взводы, роты, батальоны... Отрешились от условности и учили тому, что потребует бой. Пехота строила укрепления и училась их оборонять. Танкисты учились их штурмовать и «обкатывали» пехоту, проходя своими машинами над её головами, повторив пример Суворова, который бросал свою кавалерию в атаку на свою пехоту, и проводя в жизнь его идею: «Тяжело в учении — легко в бою».
Эта учёба была важнейшим слагаемым в победе под Курском. Она углубила знания, следовательно, веру в своё оружие, а ненависть к врагу умножала эти силы. Готовясь к обороне и последующему переходу в контрнаступление, наше командование приняло все меры, чтобы обеспечить успех, сосредоточило могучие резервы. При таких условиях можно было уверенно ждать немецкого наступления. [48]
Одной из важнейших мер была войсковая разведка. Советские разведчики вели её неустанно и активно. Враг им всемерно противоборствовал. Иногда казалось — после долгой, напряжённой работы авиаразведки и героев-разведчиков, проникавших в тыл врага, вытаскивавших «языка» буквально из траншей и землянок, — что замысел, группировка и время наступления немцев определились. Но потом появлялись новые данные. Враг вместо подготовки к наступлению укреплял оборону, совершал различные передвижения, и это приводило к самым противоречивым выводам. Вдумчивой работой в штабах разведчики разоблачали дезинформацию немцев, добирались до истины, старались определить срок наступления, а потом снова всё шло насмарку, потому что... гитлеровское командование само точно не знало, когда оно будет наступать. Оно было бы непрочь, чтобы наступление начали советские войска, рассчитывая обескровить их обороной. Но наше командование спокойно выжидало, имея свои соображения. Шла война нервов, и нервы у фашистских главарей явно не выдерживали. Необходимо было наступать, но страшили воспоминания о московском и сталинградском разгромах. Наступать надо было, так как промедление подрывало у немцев веру в «фюрера», который обещал летние победы, нервировало солдат, подрывало их боевой дух. И «фюрер», по показаниям пленных, то требовал готовности дивизий к наступлению ещё в апреле, то намечал его на май, то переносил на июнь. Происходили напряжённые переброски войск к основанию курского выступа, шла явная подготовка к атаке. Затем вдруг начались оборонительные работы, и немецкие части перебрасывались обратно в тыл. Были основания верить пленным, что немцы первыми наступать не будут. Но это не усыпило бдительности наших разведчиков, и они продолжали напряжённую работу. 2 июля товарищ Сталин специальной телеграммой предупредил войска о возможности перехода противника в наступление между 3 и 6 июля. Оставалось узнать час, когда оно начнётся — раскрыть «Ч». [49]
Рядовые советские разведчики сделали это, завершив долгую, умную работу всех разведывательных органов. Героическим усилием они вырвали у германского командования тайну «Ч».
Готовясь к наступлению, враг силился парализовать все попытки наших разведчиков проникнуть за его передний край, встречал их огнём, устраивал сильные засады. Но наше командование приказало добыть «языка». Командир разведывательной роты капитан Колосов организовал усиленные поиски. Были разработаны три варианта действий: во-первых, внезапный налёт на огневую точку у высоты П., во-вторых, дерзкий стремительный бросок разведчиков через проволочные заграждения с помощью шинелей, плащпалаток и прорыв в расположение врага под прикрытием своей артиллерии. В случае неудачи этих двух вариантов надо было подорвать проволочные заграждения в другом месте и проникнуть к немцам под прикрытием дымовой завесы. В запасе был и четвёртый вариант на случай встречи с противником в нейтральной зоне: действовать по своей инициативе, исходя из обстановки. Действовать пришлось именно по этому варианту.
Душной июльской ночью разведчики двинулись в расположение немецких войск, готовые при любых условиях выполнить приказ. Ими руководил лейтенант Иван Милешников. Группой захвата командовал старший сержант Андрей Иванов. Им помогали ефрейторы Фёдор Семёнов и Александр Гузынин.
— На нейтральной зоне, у балки, — рассказывает Иванов, — мы увидели группу немцев и подпустили их к себе. Лейтенант Милешников скомандовал: «Вперёд! Огонь!» и бросился на фашистов. За ним, забрасывая немцев гранатами, бросились Семёнов, Гузынин и я. Схватка была напряжённой и короткой. Мы были готовы на всё. «Есть Ганс?»—кричу я в темноту. «Есть»,—отозвался лейтенант. Когда лейтенант Милешников схватил немца, — добавляет Гузынин, — я поспешил на помощь своему командиру, и вырваться фрицу так и не удалось.
— Ребята знали, что я сибиряк, человек крепкий, — заключает Семёнов, — и передали немца мне. Пришлось [50] его нести через всю нейтральную зону. Ноша была тяжёлая, но оказалась ценной. Я и не знал, что на своей спине несу «пакет» с донесением о начале немецкого наступления.
В штабе «пакет» развязали. «Язык» заговорил и рассказал, что он с группой сапёров шёл разминировать минное поле в нейтральной зоне для прохода своих танков, которые через несколько часов (на рассвете 5 июля) пойдут в наступление.
Русские разведчики вырвали у германского командования одно из главных условий победы—внезапность— и передали его нашему командованию.
Войска Красной Армии на Орловско-Курском направлении были подняты по боевой тревоге.
У германского командования оставалось другое главное условие победы: сила массированного удара. За два часа до начала наступления немцы собрались начать артиллерийскую подготовку, чтобы уничтожить наши войска на переднем крае, обрушиться на штабы, порвать связь и парализовать управление, а главное — уничтожить нашу противотанковую оборону и подавить наши батареи, стоявшие в её глубине на пути движения танковых колонн.
Но за десять минут до того, как должен был раздаться первый залп немецких батарей, вся наша артиллерия обрушилась на врага.
В течение долгих недель, предшествовавших сражению, наши артиллеристы выслеживали, засекали координаты вражеских орудий и теперь тяжкими ударами разбили и подавили больше половины немецких батарей, а затем перенесли огонь по войскам, скопившимся на исходных позициях для атаки.
Они нарушили боевые порядки противника, парализовали управление и не дали немцам планомерно атаковать нашу оборону. Эта артиллерийская контрподготовка обезопасила нашу оборону от огня немецкой артиллерии и сохранила систему наших противотанковых батарей, что оказалось таким важным для их [51] дальнейшей борьбы с танками. Грохот наших орудий посеял неуверенность в немецком лагере и ободрил наши войска. Сразу и резко с самого начала изменились условия борьбы. Наша армия своей напряжённой подготовкой, организацией разведки, силой предвидения своего вождя обеспечила себе победу ещё до начала сражения.
И всё же гитлеровское командование бросило свои войска в наступление. Оно не хотело отказаться от атаки. Немцев давила тяжесть сосредоточения группировки. Если подсчитать количество немецких войск, собранных на Орловско-Курском направлении, вес боекомплекта и провианта, то, зная пропускную способность находящихся в их ближайшем тылу железных дорог, можно сказать, что немцам в случае отказа от наступления пришлось бы долгие недели выводить войска на новое сосредоточение. Но главное заключалось в том, что они ещё надеялись на силу своего удара, тем более что артиллерийская подготовка у немцев при прорыве не играет доминирующей роли. Они отвели эту роль танкам и самоходной артиллерии. Расчёт строился на «тиграх» и «фердинандах». «Германия дала оружие, которое принесёт вам победу», — вещал Гитлер солдатам. Они поверили и пошли в атаку на наши позиции.
Это был натиск невероятной силы. Немцы наступали от Орла на фронте в двадцать километров. Около половины этой полосы по условиям местности надо считать недоступной для танков. Следовательно, на фронте приблизительно в десять километров кроме пехоты и авиации в атаку были двинуты семь танковых дивизий и десять дивизионов штурмовых орудий, поставленных на танковые двигатели, мощь которых равна танкам, а число равно ещё трём танковым дивизиям. Танковая дивизия на каждый километр фронта! Если бы её танки развернуть в одну линию, то на каждых 4—5 метрах наступал бы танк. Здесь наступало танков больше, чем на всю Польшу, и втрое больше, чем было в армии Гудериана, наступавшей на Москву в 1941 году.
Танковое наступление немцы сопровождали авиационным [52] и довели его до 3 тысяч самолётоналётов в день. Даже участники обороны Сталинграда не запомнят такой бомбёжки. Этим ударом, беспримерным в истории войн, гитлеровское командование хотело повергнуть наши войска в смятение и протаранить нашу оборону. Наша пехота в первой линии обороны, поддержанная артиллерией, миномётами, сапёрами, приняла на себя удар, и на переднем крае завязалась ожесточённая борьба. Немецкие танковые дивизии несли потери. Вражеская пехота была отсечена и истреблялась. Но немецкое командование гнало свои войска вперёд, и они шли, оставляя за собой тысячи трупов и десятки горящих машин. Немецкие танки прошли через боевые порядки нашей пехоты и достигли второй линии обороны. Но они не прорвали нашей первой линии, а оттеснили её на направлении главного удара. На всём остальном фронте оборона не дрогнула, и немцы не уничтожили нашу пехоту первой линии. Она, испытав неслыханный в истории войн удар, отошла на вторую линию обороны, сохранила боеспособность, продолжала борьбу.
На второй день наступления борьба разгорелась с новой силой и ожесточением. Сокрушительные удары нанесла немецким танкам наша артиллерия. Герои-артиллеристы в смертельной дуэли с «тиграми» и «фердинандами» на высотах под Курском реализовали усилия рабочих промышленности боеприпасов и шквалом разящего металла жгли и разбивали сотни танков.
Немецкие войска продолжали наступать. Они воскрешали стратегию времен первой мировой войны, применённую Людендорфом и прослывшую «стратегией буйвола». Она им давала успех и на первом этапе современной войны. Но они до сих пор не поняли характера и стойкости нашей обороны, они снова недооценили силы Красной Армии.
С высот под Курском открывается видимость на десятки километров на юг и на север. Рядом с ними тянется на Курск железная дорога и шоссе. Хозяин на высотах господствует над окружающей местностью.
Край этот лежит между донскими и украинскими степями и подмосковными лесами, сочетая в себе красоту [53] степей с очарованием лесной полосы. Здесь стрелка компаса мечется по циферблату, тянется остриём не на север, а вниз, указывая, что в этом краю под слоем плодороднейшего чернозёма лежат величайшие запасы железной руды — Курской магнитной аномалии.
В ходе битвы напор немецких танков нарастает. Появляется авиация. Чёрная земля взлетает, потом медленно, точно устало, оседает. Ветер относит облака пыли, и в дрожащем от зноя воздухе снова появляются танки. Их башни плывут, точно рубки кораблей, над волнами ржи и пшеницы. В нашу сторону из орудий врага рвутся снопы огня. За танками ползут на высоты, лягушечьего цвета, немецкая мотопехота, автоматчики. Их били вчера, бьют сегодня, а новые цепи всё ползут. Они ещё надеются на победу. Наши радисты слышали, как командир немецкой танковой дивизии запросил командующего танковой армией, где дивизия получит пополнение, и получил ответ, что оно придёт в Курск.
В боевые порядки нашей пехоты и артиллерии стали танкисты генерала Алексея Родина. С самого начала сражения они решительно контратаковали противника. Немцы двигались, имея впереди и на флангах танки «T-VI» («тигр») и самоходные орудия «фердинанд». Образовав боевой порядок в форме буквы «П», обращённой вершиной вперёд, используя дальнобойность орудий, «тигры» и «фердинанды» встретили наших танкистов огнём с дальних дистанций. В середине такого боевого порядка следовала остальная масса танков. Это походило на бой морских кораблей. Но в первых же схватках герои-танкисты пошли на сближение и, сходясь с врагом до 50—100 метров, используя свою манёвренность, били немецкие танки по уязвимым местам. Ожесточение перешло все пределы. И наши танки и танки врага загорались. Но советские танкисты предпочитали стрелять до последней возможности и погибнуть при взрыве, чем покинуть машину и лишиться оружия, не уничтожив врага.
Исход современной операции решает не только прорыв обороны, но и скорость, с которой он совершён и которая лишает вражескую оборону времени для [54] перегруппировки и организации борьбы в глубине. В этих боях наши танкисты понесли потери, но они навязали врагу свою волю, сорвали темп его наступления и этим уже добились успеха.
Под огнём наших танкистов и артиллерии немцы стали отказываться от одновременного натиска массой танков. Они посылали вперёд 20—30 машин, и, если те проходили, за ними трогалась вся армада. Потом немцы стали наступать за танками, оставляя орудия в обороне и встречая наши контратаки огнём из укрытий. Это замедляло немецкое продвижение, но было опасно и для наших контратак. Тогда, впервые в практике применения танков, главная масса наших танков стала в оборону, зарылась в землю так, что едва видны были башни, и казалось, что пушки плавали над травой. Наши танки превратились в сотни бронированных дотов. Они стали железными устоями обороны, на которые оперлись наша пехота и артиллерия, образовав непроходимый барьер.
На этот барьер час за часом, день за днём накатывался танковый вал. Кружились бомбардировщики. Земля стала похожей на лунный ландшафт. И всё же оборона устояла. Рядом с танками сражались противотанковые истребительные дивизионы и мотопехота танковых соединений. Отсюда по всему фронту прогремела слава артиллериста Н-ского танкового соединения «укротителя тигров» Панова, подбившего 11 танков. Здесь бойцы мотопехоты писали на флажках, на досках, на отёсанном дереве слова клятвы друзьям, командирам, родине: «Умру, но рубежа не покину». Они сражались, уверенные, что их поддержат из глубины, не обойдут с флангов, не отрежут от тыла. К этому времени наши ВВС завоевали господство в воздухе, прикрывали свои войска, причиняли страшный урон танкам и пехоте противника. Там, где враг ещё прорывался всё же, его останавливали подвижные артиллерийские отряды и танки.
Танкистами в этих боях руководил на одном из решающих направлений южнее Орла молодой подполковник Николай Копылов, ему отдавал приказы генерал-майор Григорьев, рядом сражались танкисты генерала [55] Синенко, их действия направлял генерал-лейтенант Родин. Все они люди разного возраста, характера, образования, но их объединяла общая суровая жизнь войны. Они отходили с боями в начале войны, и спазмы горя сжимали им горло. Они сражались и побеждали под Сталинградом. И, усвоив уроки неудач и побед, приняли под своё руководство закалённые, как и они сами, кадры танкистов, повели их в бой. От них враг метнулся западнее, на высоты, чтобы вырваться к Фатежу. Но там стояла танковая часть генерал-майора Васильева. Многие в тревоге ждали исхода борьбы. Нарастал кризис немецкого наступления. В бой вводились всё более крупные силы. Снова были брошены в атаку 300 немецких танков. И танковое соединение генерала Васильева пошло на испытание. Подразделение Ермачка приняло на себя в обороне всю тяжесть напора, а два других подразделения атаковали немцев во фланг и сорвали атаку. Немцы повторяли её раз за разом. Наконец, они бросились на высоты вечером, чтобы захватить их и, воспользовавшись темнотой, за ночь укрепиться на них. Ночью генерал Васильев повёл танкистов в контратаку. И в предутренней мгле, рассеиваемой ранним июльским солнцем, все увидели догорающие немецкие танки. Высоты под Курском были в наших руках.
Кризис наступления миновал. Он характеризовался не только наивысшим натиском, но и наибольшими потерями у немцев. Потрясённые нашим неожиданным сопротивлением, немецкие солдаты ждали, что их части пополнят и снова пошлют в наступление. Вместо этого прибыл приказ перейти к обороне. Всем стало ясно, что курская операция провалилась. Враг был остановлен, план летнего наступления сорван. «Тигры» и «фердинанды» оказались менее грозными, чем их рекламировал Гитлер, ещё раз продемонстрировавший своё маниакальное упорство и бездарность в военном деле.
Войска Орловско-Курского направления поднялись в контрнаступление и стали отбрасывать немцев в исходное положение. Наши радисты перехватили немецкие радиограммы. Командир танковой дивизии доносил, что он атакован русскими танками и несёт большие [56] потери. Командующий немецкой армией истерично кричал, требуя остановить русских. За этим последовал приказ об отходе.
Танки стали нужны, чтобы спасти положение севернее и восточнее Орла, где перешли в наступление Западный и Брянский фронты, и потрёпанные, обескровленные немецкие танковые дивизии метнулись туда. Снова сказалась гибельная для врага сила взаимодействия фронтов. У гитлеровского командования, мечтавшего ликвидировать курский выступ и захватить стратегическую инициативу, инициатива борьбы была вырвана. Немцы не смогли взломать нашу оборону. Мы взломали немецкую оборону и перешли в наступление на широком фронте, сражаясь в оперативной глубине противника на орловсколт выступе.
Переход в контрнаступление в процессе обороны требует высшего военного искусства от командиров и отличной подготовки войск. Оборона союзников в последний (1918) год первой мировой войны выдерживала таранный удар немцев. Но после него наступала оперативная пауза, обороняющийся приходил в себя и только тогда в свою очередь предпринимал наступление.
А советские вооружённые силы в тяжких, неравных боях, когда врагу удавалось прорвать тактическую глубину нашей обороны и, проникая в тыл, угрожать стратегическим позициям нашего государства, останавливали немцев, изматывали их и, перейдя в наступление, наносили сокрушительные удары. Так было под Москвой и Сталинградом. В 1943 году врагу не удалось проникнуть в оперативную глубину — он был остановлен и обескровлен на первых километрах обороны, рушилась его стратегия наступления. Ещё в стадии обороны Верховное Главнокомандование дало приказ о наступлении Красной Армии.
Это искусство использовать до дна возможности обороны и искусство сочетать оборону с наступлением — непревзойдённое качество победоносной сталинской стратегии, идеями которой проникнуто оперативное искусство нашего генералитета.