Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

В переписке с читателями

Э. Ф. Кузнецова — В. О. Богомолову

Уважаемый Владимир Осипович!

Спасибо за прекрасную книгу. Спасибо не только от меня, но и от многих читателей, которые, возвращая книгу (я работаю библиотекарем в научно-технической библиотеке Ленинградского электротехнического института им. проф. Бонч-Бруевича), обрушивали на меня поток своих впечатлений.

Мы, библиотекари, всегда первыми узнаем о книге главное — полюбили ее читатели или нет.

В нашем фонде всего несколько экземпляров журналов и всего одна книга: в библиотеке ажиотаж, Ваш роман нарасхват. Читают и студенты, и преподаватели, и рабочие, и даже старушки-пенсионерки. Номера журналов передают из рук в руки, обертывают в бумагу, берегут. А книгу ребята читают вслух, в группах, по очереди.

...Вашу книгу очень полюбили, но почему? О войне написано много замечательных книг, но Ваша какая-то особенная — мужественная, правдивая.

Умница Алехин, великолепный Таманцев, такой понятный и близкий (со всеми его родственниками) Блинов. И даже люди, которые появляются в книге ненадолго, врезаются в память (Поляков, председатель колхоза с мальчиком, портной).

Ваша книга вызывает чувство гордости за наших людей — таких понятных, близких и без всякой показухи — прекрасных.

Всем очень интересно про Вас узнать подробнее. Вероятно, Вы были участником войны. Ребятам кажется, что Блинов — в какой-то степени образ биографический. Так ли это?

Напишите нам — всего две-три строчки о себе. Какой это был бы для нас праздник! Ваше письмо обязательно прочту всем на конференции. Было бы так хорошо.

Желаем Вам от всей души здоровья и счастья.

Э. Кузнецова.

15 апреля 1975 г.

В. О. Богомолов — Э. Ф. Кузнецовой

Уважаемая Эльвира Федоровна!

Ваше письмо получил. Вы просите написать «две-три строчки». Попытаюсь.

Я действительно в юности был участником Отечественной войны, с 1943 года занимался разведкой, и не только войсковой. Если бы не эти обстоятельства, я наверняка не смог бы написать подобный роман.

Насчет «автобиографичности» Блинова, то сходство тут только возрастное. Люди, знающие меня близко, довольно дружно утверждают, что автор более всего выражен в Таманцеве, в Аникушине и в... генерале Егорове. Как говорится, со стороны виднее, и я даже не пытаюсь опровергать эти утверждения.

Спасибо за добрые слова. Прошу передать всем Вашим читателям мои самые добрые пожелания.

Будьте здоровы!

В. Богомолов.

19 апреля 1975 г.

Б. С. Марьенко — В. О. Богомолову

Глубокоуважаемый Владимир Осипович!

Ваша книга «В августе сорок четвертого...» читается, если так можно выразиться, залпом — невозможно оторваться, пока не перевернешь последнюю страницу. Захватывающий, очень динамичный сюжет, тонкий психологизм, умение передать дух времени — далеко не полный перечень достоинств книги. Следует подчеркнуть, что таково мнение большинства читателей, с которыми приходилось обсуждать Вашу книгу. Сейчас ее приобрести практически невозможно, и по-видимому, вскоре она будет переиздаваться. Предполагая это, разрешите обратить Ваше внимание, как мне кажется, на некоторые неточности, которые содержатся в Вашей книге. Совершенно не претендуя на бесспорность высказываемых суждений, прошу рассмотреть их автора как искреннего почитателя Вашего таланта.

Относительно польских подпольных организаций (с. 10) «Народовэ силы збройнэ» (НСЗ). По соглашению между командованием АК и руководством НСЗ часть организаций НСЗ влилась в АК. Остальные формирования НСЗ стали на путь тесного сотрудничества с оккупантами в борьбе с левыми силами и никакой связи с лондонским правительством не имели.

Организация «Неподлеглость». По-видимому, речь идет о террористической организации польской реакции «Вольность и неподлеглость» (ВиН), созданной в середине 1945 г.

«Делегатура Жонду» — это политическая организация, конспиративное представительство в Польше эмигрантского правительства. Делегатура, опираясь на 4 главные буржуазные партии (СЛ, ВРН-ППС, СН и СП), состояла из сети делегатов, которые в решении политических вопросов были связными с эмигрантским правительством и сотрудничали с названными партиями. В частности, делегат правительства 25.V.1944 г. стал вице-премьером, а с 26.VII.1944 г. три его заместителя — министрами эмигрантского правительства, образовав Совет министров (КРМ — Крайова рада министров). Поэтому вызывает сомнение достоверность содержания записки по «ВЧ» (с. 99).

Ошибочно указано воинское звание Т. В. Пелчинского («Гжегош»), который еще до войны был в чине генерала бригады, а в период оккупации был начальником штаба и заместителем командующего АК.

Во время событий, описываемых в книге, псевдоним полковника Е. А. Фильдорфа был не «Ниль», а «Веллер». Псевдоним «Ниль» у Фильдорфа был с декабря 1942 г. по март 1944 г., когда он возглавлял «Кедыв» («Керовництво дыверсий»).

Следовало бы изменить русскую транскрипцию польских слов, в частности: рончики, надо — рончки (с. 89); ще, точнее — се (с. 123) и др.

Отряда «Гром» (с. 204) в Гвардии Людовой не было, и на это не стоило бы обращать внимания, если бы такого отряда не было в АК — именно в АК был отряд «Грома» (Е. Блащака).

Следует также отметить, что с 1.1.1944 г. была организована АЛ (Армия Людова) на базе отрядов Гвардии Людовой, и в августе 1944 г. название Гвардия Людова уже не употреблялось.

В польских костелах религиозные службы до войны и в период войны проводились на латыни, и только после войны в некоторых костелах — на польском языке. Другое дело проповеди: они провозглашались и провозглашаются на польском языке (с. 105).

Относительно Павловского. Вряд ли он мог служить в 1936–39 гг. в Красной Армии, быть комсомольцем и т.д. (с. 78), поскольку его родители проживали в районе Лиды (Западная Белоруссия) и сам он до войны в течение полутора лет работал у отца в лесничестве (с. 189). Весьма сомнительно также его отцовство, поскольку весной 1942 г. он окончил школу германской разведки, а девочка родилась 30.XII.1942 г., не говоря уже о том, что Юлии (католичка!) к моменту рождения дочери было 16 лет, а Павловский был старше Юлии на 11 лет.

Ошибку допускает Алехин, считая Свирида ровесником Павловского (с. 84), поскольку Алехин знал возраст Павловского (29 лет), а Свирид, по его определению, был мужчиной «лет сорока». Так ошибиться с определением возраста Свирида контрразведчику непростительно.

Авиационные вопросы. Трудно поверить в то, что самолет, в котором летела группа Мохова (с. 185), был обстрелян в районе Орши «мессершмиттами», поскольку расстояние по прямой от возможного места их базирования до Орши и обратно составляло около 1200 км, т.е. Орша находилась вне пределов дальности полета истребителей этого класса. Исключение составлял «Мессершитт-210а» (2600 км), но он был выпущен малой серией — всего 352 машины. Кроме того, в тот период, в условиях безраздельного господства в воздухе советской авиации залетать немецким истребителям так глубоко в наш тыл было равносильно самоубийству. Вместе с тем, нет сомнений в том, что два «мессершмитта» без труда сожгли бы безоружный транспортный самолет.

Старшина (с. 69, 90), весьма сведущий человек в вопросах авиации, делает ошибку, говоря, что в часть прибыли новые самолеты «Як-3», поскольку этот самолет пошел в серию еще в 1943 г. и к августу 1944 г. уже не был новинкой. Ошибается старшина также, заявляя, что «может, получат «Ла-9»: такой модели самолета вообще не было, последней моделью истребителя Лавочкина времен войны был «Ла-7».

Психиатрия (с. 200). У Ивашевой не могло быть ни выписки из истории болезни, ни справок психиатрических больниц. Эти документы выдавались и выдаются только по запросам учреждений. Наличие указанных документов у Ивашевой сразу же привело бы ее к провалу. Описание психического состояния Ивашевой ставит под сомнение наличие у нее психоза, хотя бы потому, что, будучи безучастной, с потухшим взглядом, она на требование предъявить документы весьма адекватно отдает мешочек, в котором находились выписка из истории болезни и справки. Думается, что бессилие доктора — с сорокалетним опытом врача-психиатра — по меньшей мере преувеличено.

Фронтовые операции того периода. Белорусская операция была завершена 29 августа, и Поляков ошибается (с. 188), отмечая, что «наступление приостановилось» (16 августа во время разбора дела «Неман»): в то время Белорусские фронты еще наступали.

Мемельская операция. Решение о перенесении главного удара из района севернее Даугавы на мемельское направление было принято Ставкой ВГК только 24 сентября, а не в середине августа, как это изложено в книге, а само наступление на этом направлении началось только 5 октября.

С конца июля и до середины августа шли ожесточенные оборонительные бои на шауляйско-елгавском выступе, и 5-я гвардейская танковая армия (5 ГТА) была передана 1-му Прибалтийскому фронту для отражения немецкого контрудара в первых числах августа. Поэтому «прошлой ночью» (т.е. 17 августа, с. 223) части 5-й ГТА не могли прибывать в район севернее Шауляя, поскольку 5 ГТА в этом районе давно уже вела, как указывалось, тяжелые оборонительные бои.

Не соответствует исторической правде утверждение о том, что командованию фронта было рекомендовано при попытке деблокирования группы армий «Север» оттянуть войска на линию Елгава — Добеле. В действительности немцам ценой больших усилий удалось потеснить 8-ю гвардейскую механизированную бригаду и создать 30-км коридор, который соединил Ригу с Тукумсом и восстановил коммуникации с Восточной Пруссией.

В книге недостаточно учитываются разграничительные линии между фронтами. Розыском немецкой разведгруппы должны были заняться контрразведчики 2-го Белорусского фронта, поскольку впервые рацию пеленговали 7 августа в районе Столбцов, т.е. в полосе 2-го Белорусского фронта.

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что я, возможно, в чем-то не прав, поэтому я буду Вам очень признателен, если Вы укажете мне на мои ошибки. Я работаю преподавателем на кафедре психиатрии Львовского медицинского института. Мой адрес:

Львов-44, ул. Конотопская, 7, кв. 8

Марьенко Борису Сергеевичу.

С искренним уважением

Б. Марьенко.

15.11.1979 г.

В. О. Богомолов — Б. С. Марьенко

Уважаемый Борис Сергеевич!

Ваше письмо получил.

Прежде всего о польских подпольных организациях. Вы оперируете послевоенной информацией, я же только той, которой располагало советское государство в августе 1944 года. Замечу здесь, что все приводимые в романе документы текстуально идентичны (за исключением элементов привязки) подлинным соответствующим документам — кроме элементов привязки, я в них ничего не менял.

В этих документах, например, Пелчинский значится полковником, а псевдоним Фильдорфа — «Ниль», под этим псевдонимом, как я еще раз убедился уже после получения Вашего письма проверкой по документам госархивов, он упоминается и в документах 1945 года, псевдоним же «Веллер» нигде ни разу не упоминается (я просмотрел все документы об АК в трех архивах по декабрь 1945 года включительно).

Вы пишете мне, что «в августе 1944 года название Гвардия Людова уже не употреблялось», однако во всех советских документах не только 1944 года, но и начала 1945 года, как я убедился на прошлой неделе проверкой в архивах, везде указывается не Армия Людова, а именно Гвардия Людова, и в документах 1944 года отряд «Гром» значится подразделением именно этой организации.

Насчет транскрипции польских слов. Этот вопрос мною будет тщательно изучен.

Что касается Павловского, то это «цельнотянутый» из архивного дела персонаж, я не стал в его биографии что-либо менять, Ваши же сомнения относительно фактов его биографии мне непонятны.

Что касается Свирида, то он выглядит старше своих лет (как большинство горбунов) и при первой встрече кажется Алехину «лет сорока», впоследствии же выясняется, что он моложе. Ничего в том непростительного для Алехина я, Борис Сергеевич, извините, не вижу.

Авиационные вопросы. Обстрел «мессершмиттами» в р-не Орши «Дугласа», летевшего из Москвы в Лиду 17 августа 1944 года, зафиксирован в архивных документах и воспроизведен мною по этим документам. Фактом является и то, что «Дуглас» не сожгли, а только подбили. Вы пишете, что расстояние по прямой от возможного места базирования «мессершмиттов» до Орши и обратно составляло около 1200 км, однако расстояние от Орши, например, до Риги составляет 460 км, а в середине августа 1944 года немецкая авиация располагала полевыми аэродромами, расположенными к Орше и ближе, чем Рига. И насчет «безраздельного господства» советской авиации в августе 1944 года я никак не могу с Вами, Борис Сергеевич, согласиться. Во второй половине 1944 года и в начале 1945 года я был в соединениях 3-го и 2-го Белорусских фронтов, которые крепко и не раз страдали от налетов немецкой авиации.

Относительно самолетов «Як-3». Вы пишете, что этот самолет «пошел в серию еще в 1943 г. и к августу 1944 г. уже не был новинкой». А вот что по этому вопросу сказано в издании, являющемся сегодня справочным для авиационных цензур ВВС МО и МАПа:

« «Як-3» проектировался и строился в 1942–43 гг. Госиспытания были закончены быстро, и с мая-июня 1944 г. он уже применялся на фронте» (В. Б. Шавров «История конструкций самолетов в СССР 1938–1950 гг. (Материалы к истории самолетостроения)». М.: «Машиностроение», 1978 г., стр. 202).

Что касается самолета «Ла-9», то Ваше замечание совершенно верное. В первом издании романа оказались две цифровые опечатки, на одну из которых Вы указываете. В последующих изданиях (начиная с 1976 года) эта опечатка, как Вы можете убедиться, уже устранена.

«Ла-7» был выпущен в конце 1943 года, в течение января-апреля 1944 года он прошел Госиспытания и сразу же стал выпускаться в массовом количестве как один из основных наших истребителей в последний год войны.

Насчет психиатрии. «Ивашева» взята из архивного следственного дела, и в деталях ее поведения, изъятых у нее документах и обстоятельствах поимки я ничего не менял.

Замечу, что в архивных фондах военных комендатур и отделов милиции на транспорте хранятся всевозможные подлинные документы военного времени, снятые с трупов умерших, убитых, попавших под поезд и т.п. Среди этих документов мне встречались десятки справок и выписок из историй болезни, выданных на руки психическим больным. Так что Ваше, Борис Сергеевич, утверждение («не могло быть») неверно. Что касается психического состояния Ивашевой, то эта глава рукописи в 1973 году была на просмотре в Институте судебной психиатрии им. Сербского, о чем имеется официальное заключение трех специалистов-психиатров во главе с профессором И. В. Стрельчуком.

Должен здесь заметить, что, судя по Вашему письму, Вы, Борис Сергеевич, полагаете, что «писатель пописывает, а читатель почитывает». Сообщаю, что работа над романом была мною завершена в марте 1973 года, а публикация состоялась в конце 1974 года. Шесть экземпляров рукописи в течение 14 месяцев находились на «консультативном», «экспертном» и других чтениях и изучениях, в которых приняло участие более 30 специалистов, причем издателями было получено 19 (девятнадцать) только официальных экспертных заключений и отзывов.

Так, например, по «авиационным вопросам» имеются заключения авиационного конструктора А. С. Яковлева и доктора технических наук, бывшего в сороковые годы летчиком-испытателем, Героя Советского Союза М. Л. Галлая. И, как это ни парадоксально, то, что написано в романе о «Як-3», у его конструктора не вызвало никаких возражений, а у Вас, Борис Сергеевич, — вызвало.

Не вызвало возражений у специалистов и описание фронтовых операций того периода, по этому вопросу имеются официальные отзывы четырех учреждений и управлений Министерства обороны, в том числе бывшего Военно-научного управления Генштаба и Института военной истории МО. По вопросам, связанным с действиями 1-го Прибалтийского фронта, имеются письменные отзывы и бывшего командующего этим фронтом Маршала И. Х. Баграмяна, и бывшего нач. штаба этого фронта генерала армии В. В. Курасова, читавших рукопись романа в июне-августе 1973 года. Единственно, что вызвало у них возражение и что они назвали «вымыслом», это факт ареста в августе 1944 года немецкого агента, шифровальщика штаба фронта, однако это не вымысел, а факт, зафиксированный в трех томах следственного дела.

Вы пишете, что «решение о перенесении главного удара из района севернее Даугавы на мемельское направление было принято Ставкой ВГК только 24 сентября, а не в середине августа», однако предварительное решение о возможности и целесообразности такого переноса было оговорено и зафиксировано в рабочих документах Ставки 30 июля 1944 года — я сам держал в руках этот документ с росписями — визами генералов А. И. Антонова и А. Г. Карпоносова от 30.07.44 г. и Маршала А. М. Василевского от 2.08.44 г.

Решение о передаче 5-й гвардейской танковой армии 1-му Прибалтийскому фронту действительно было принято «в первых числах августа» (3 августа). Однако остатки соединений этой танковой армии (по словам И. Х. Баграмяна и В. В. Курасова, «всего три десятка исправных танков») прибыли в район Шауляя только спустя две недели, а эшелоны с танками стали прибывать 20 августа.

Вы пишете, что «не соответствует исторической правде утверждение о том, что командованию фронта было рекомендовано при попытке деблокирования группы армий «Север» оттянуть войска на линию Елгава-Добеле». И в данном вопросе я руководствовался только подлинными документами того времени: от рабочих документов Ставки ВГК до шифровок командиру 8-й ГМБр полковнику Кремеру. Во всех случаях, Борис Сергеевич, я руководствовался фактами, зафиксированными в подлинниках исторических, ныне архивных документов.

То же самое должен Вам ответить и насчет Вашего замечания о разграничительных линиях. Я описываю то, что было, то, что зафиксировано в подлинных документах Ставки ВГК, НКО, НКВД и НКГБ 1944 года, а не то, что по теоретическим рассуждениям должно было бы быть.

Жму руку.

В. Богомолов.

марта 1979 г.{93}

В. О. Богомолов — Эльчину

Многоуважаемый Эльчин Ильяс-оглы!

Я прочел Вашу статью «Бывают ли гривастые львицы?»{94}. Спасибо за добрые слова о моем романе.

Только довод Вами приводится неверный. Роман «фактографически» точен потому, что все публикуемые в нем документы, за исключением элементов привязки, отнюдь не вымышлены, а текстуально идентичны подлинным соответствующим документам. Единственно же, что вымышлено мною в документах романа, — это восклицательный знак после литеров, указывающих степень срочности («Срочно!», «Весьма срочно!», «Чрезвычайно срочно!». После этих знаков в войну восклицательные знаки не ставились.

По поводу «вымышленности» документов в романе я уже высказывался в печати — «Литературное обозрение» 1978 год, №8, с. 99–101.

Убедительно прошу Вас при случае — если статья будет публиковаться в книге — исправить эту неточность.

Всего Вам доброго!

С уважением

В. Богомолов.

30 июня 1980 г.

Эльчин — В. О. Богомолову

Глубокоуважаемый Владимир Осипович!

Я чувствую себя перед Вами виноватым вдвойне — и за неверные сведения о Вашем романе в моей статье «Бывают ли гривастые львицы?», и за столь запоздалый ответ на Ваше письмо (Вы написали по старому адресу, и оно так долго кочевало).

Я приношу Вам извинение и, конечно же, воспользуюсь первой же возможностью исправить эту неточность.

Я не читал Ваше выступление в «Литературном обозрении» (прочел его только сегодня!) и почему-то был убежден, что «фактография» Вашего романа вымышлена.

Я думаю, что моя такая убежденность» еще раз говорит о достоинствах Вашего романа и сама такая обманчивая «убежденность» может стать темой интересной статьи.

С уважением и наилучшими пожеланиями

Эльчин.

27.8.80 г., Баку.

И. М. Погребинский — В. О. Богомолову

...В первый раз я прочитал Ваш роман «В августе сорок четвертого...» в апреле 1979 г. В дальнейшем я опять с наслаждением перечитывал его и вот при последующих чтениях поймал себя на мысли, что некоторые моменты я не понимаю, и в конце концов осмелился обратиться к Вам:

1. Каким образом мог проходить службу в Красной Армии в период 1936–1939 гг. Казимир Павловский, 1916 г.р.?

Его отец, а следовательно и Казимир, жили и работали в лесничестве под г. Лида, а эта местность с 1919 г. по сентябрь 1939 г. входила в состав Польши.

2. В романе прекрасно со знанием дела показано, что советская контрразведка имела дело с опытнейшим противником — «Абвером», сотрудники которого превосходно знали свое дело. Тем самым еще раз подчеркнуто, с каким трудом ковалась Победа вообще, и в этом поединке с «Абвером» сотрудники этой организации тщательно готовили своих агентов, и все продумывалось настолько основательно, что не пропускалось никаких мелочей. Обмундирование и даже белье на агентах были не только установленного в Красной Армии образца, а были подлинными, советского пошива с соответствующими же штампами, №№ орденов соответствовали времени вручения, не только основные, но и побочные документы были безупречны, даже штемпельная мастика была подлинной и т.д. и т.п.

Поэтому я никак не могу сообразить, почему Казимир Павловский был обут в сверхстранные сапоги. То, что они оставляют отпечатки немецкой подошвы, это вроде бы хорошо для агента, одетого в советскую форму, но это только тогда, когда розыскники имеют дело только с отпечатками сапог на почве. Но при первой же проверке самого агента его сапоги были бы уликой. Да что там проверки. Я, да и все мои товарищи, за 4 года войны научились даже боковым зрением определять страну-изготовителя не только всех видов оружия, но и предметов обмундирования, и немецкая подошва на русских сапогах, которую могли увидеть, когда агент, обутый в такие «гибриды», либо шел впереди, либо лежал, либо просто поднимал ноги, сразу же насторожила бы всех окружающих.

3. С какой целью самому Мищенко и его сподручным было выдано сало в специфической немецкой целлофановой упаковке, которая оказалась брошенной агентами в кузове машины убитого ими Гусева?..

25 апреля 1983 г.

г. Ташкент.

В. О. Богомолов — И. М. Погребинскому

Уважаемый тов. Погребинский И. М.!

Ваше письмо получил.

Спасибо за добрые слова.

Отвечаю на Ваши вопросы.

1. В главе 24-й романа о Казимире Павловском черным по белому написано «урож. г. Минска, образование среднее, в прошлом член ВЛКСМ, инструктор и активист Осоавиахима».

Из этих данных ясно, что Павловский родился в Минске и проживал в СССР, а не в Польше. (Замечу, что в романе приводятся подлинные документальные данные об одном из немецких агентов и его родителях, только в фамилии изменены несколько букв.)

2. В 1944 году, будучи офицером Действующей армии, я получил со склада подобные «сверхстранные» сапоги — верх как у советских яловых, а подошвы как у немецких сапог. Замечу, что в Действующей армии (а я за войну побывал в пяти различных соединениях) при запрете ношения немецкой форменной одежды разрешалось даже ношение немецких форменных сапог, а не только сапог с немецкими подошвами. Замечу, что эти немецкие подошвы по прочности не имели конкуренции.

3. Не знаю, чем это объяснить, но во время войны, и в частности в 1944 году, немцы, как правило, снабжали своих агентов-парашютистов несколькими кусками сала в целлофановой упаковке, якобы предохранявшей сало от порчи. Почему они так поступали, сказать затрудняюсь.

Всего Вам доброго.

С уважением В. Богомолов.

24 мая 1983 г.

Б. Г. Бычок и В. А. Свирский — В. О. Богомолову

Б. Г. Бычок (г. Симферополь)

...В Вашем романе указывается, что у майора Госбезопасности в петлицах было по ромбу, а у сержанта — два «кубаря», что меня несколько озадачило.

Насколько я помню, в петлицах у сержантского состава Красной Армии были не «кубари» (т.е. квадраты), а «секили» (треугольники) — от 1 у мл. сержанта до 4 у старшины.

«Кубари» же были у лейтенантов — от 1 у мл. л-та до 3 у ст. л-та. У старших офицеров (к которым тогда, видимо, относили и капитана) в петлицах были «шпалы» (прямоугольники) — от 1 у капитана до 4 (кажется) у полковника. «Ромбы» же были знаками «генеральского» различия (от 1 у комбрига до 4, вероятно, у командарма).

Возможно, у сотрудников Госбезопасности в начальный период Великой Отечественной войны знаки воинского отличия были иные, чем у соответствующих по званию военнослужащих Красной Армии?

16.06.86 г.

* * *

В. А. Свирский (г. Черновцы)

...В романе Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого...», выпущенного издательством «Современник», в конце 154 стр. и начале 155 стр. есть, как у нас выражаются на Украине, небольшие кляксы.

Ромбы — это бывшие знаки различия далеко не майора, как и кубари — не сержанта.

Прошу мое письмо переслать посадившему эти кляксы, а мне, если есть возможность, сообщить письмом.

27 мая 1987 г.

В. О. Богомолов — В. А. Свирскому

Уважаемый В. А. Свирский!

Ваше письмо в издательство «Современник», как Вы можете убедиться по штампам на конвертах, добиралось до меня свыше пяти месяцев.

Сообщаю Вам, что в 1934–45 гг. лица, имевшие, как указано во всех изданиях романа в сноске к главе 44-й, «специальные звания начальствующего состава органов НКВД того времени», носили соответственно на петлицах: сержанты госбезопасности — два кубаря, а майор госбезопасности — ромб. Их знаки различия не соответствовали знакам различия командного и начальствующего состава Красной Армии.

Вы об этом можете не знать, однако Ваше незнание не может являться оправданием Ваших безапелляционных облыжных утверждений и обвинений автора в «кляксах».

Если Вам требуются официальные разъяснения по этому вопросу, Вам следует обратиться в Пресс-бюро КГБ СССР или Пресс-группу МВД СССР или же в отделы вещевого снабжения этих ведомств.

Жму руку.

В. Богомолов.

октября 1987 г.{95}

Дальше