Счастливые воины
1
Ни по характеру, ни по привычкам Триммер не был приспособлен к отшельнической жизни. Уже долгое время он выжидал, не делая ничего, чтобы привлечь к себе внимание начальства. Он никому не докладывал о состоянии своего орудия. До сих пор ни от кого не поступало никаких жалоб. Его маленькое подразделение было вполне довольно всем. И только сам он роптал по мере того, как с каждым днем все острее ощущал потребность в женском обществе. Триммер был при деньгах, потому что его не допускали к карточным играм в отеле. Ему полагался отпуск, и наконец он взял его, чтобы, как говорил сам, «увидеть свет».
Глазго в ноябре 1940 года отнюдь не был ville lumiere{30}. Из-за тумана и толчеи затемнение казалось особенно плотным. Прибыв в город, Триммер прямо с поезда отправился в привокзальный отель. Здесь тоже был туман и толчея. Все величественные холлы и коридоры отеля были заставлены багажом и забиты проезжими солдатами и матросами. В приемной отеля стояла плотная, непрерывно меняющаяся толпа. Девушка за конторкой отвечала всем одно и то же: «Только забронированные номера. Приходите после восьми, возможно, кто-нибудь откажется».
Триммер протолкался вперед и с хитрой усмешкой спросил:
— Не найдется ли у вас маленькой комнатушки для шотландского паренька?
— Приходите после восьми. Возможно, кто-нибудь откажется.
Триммер подмигнул ей, и она, казалось, едва уловимо откликнулась, но под напором других отчаявшихся, бездомных людей продолжать флирт было невозможно.
Сдвинув берет набекрень, с пастушеским посохом в руке и парой майорский корон на погонах (он заменил ими свои лейтенантские звездочки еще в поезде, в уборной), Триммер неторопливо прохаживался по первому этажу, повсюду встречая солдат. Каждая из немногих женщин была центром шумного, веселого кружка или прижималась к мужу в печальном прощании. Официантов было мало. Повсюду он видел, как за ними поворачиваются головы, и читал на лицах выражение страстной мольбы. Кое-где более настойчивая компания стучала по столу и требовала:
— Да обслужите же нас!
Но Триммер не унывал. После своей хибарки на Магге он находил все это очень приятным, а опыт научил его, что всякий, кто действительно хочет женщину, в конце концов найдет ее.
Он шел по улице, подобно голодной дворняжке, которая бродит среди мусорных ящиков, виляя хвостом, навострив уши, с трепещущими ноздрями. По пути он то и дело пытался втереться в какую-нибудь веселую компанию, но безуспешно. В конце концов он оказался у подъезда с вывеской: «CHATEAU de MADRID. Restaurant de premier ordre"{31}.
Триммер прежде бывал в этом отеле раз или два, но никогда не решался проникнуть в зал, где, как он знал, очень высокие цены. Он довольствовался тем, что находил развлечение в местах, где толпился народ. Сегодня все будет иначе. Он ступил на ковровую дорожку, и тут же у подножия лестницы его встретил метрдотель.
— Bon soir, monsieur{32}. Мосье заказал столик?
— Я ищу приятеля.
— Сколько человек будет в компании мосье?
— Два, если это можно назвать компанией. А пока я посижу и выпью.
— Pardon, monsieur{33}. Здесь разрешается подавать напитки только тем, кто обедает. Наверху...
Двое поглядели друг на друга: обман за обман. Оба ломали комедию. Никому не удалось надуть другого. Триммера так и подмывало сказать: «Брось прикидываться. Откуда у тебя этот французский прононс? Из Майл-Энд-роуд или из Горбэлз?»
Метрдотеля подмывало сказать: «Это место не для тебя, голубчик. Катись-ка отсюда!»
Оценив обстановку, Триммер заявил:
— Я непременно буду здесь обедать, если придет мой приятель. Пока я пью коктейль, можете дать мне взглянуть на меню.
И метрдотель ответил:
— Tout suite, monsieur{34}.
Швейцар принял у Триммера берет и посох.
Он уселся у коктейльной стойки. Отделка здесь была более дешевой по сравнению с мрамором и красным деревом верхних залов. Этим летом намечалось перекрасить стены и заново обить мебель, но помешала война. Невольно возникала ассоциация с модным журналом, некогда новым и блестящим, а теперь захватанным многими руками. Но Триммеру было все равно. Он был знаком с модными журналами преимущественно по затрепанным экземплярам.
Триммер огляделся вокруг и заметил в углу столик, за которым был занят только один стул. Как раз то, что он искал: одинокая женщина. Она не поднимала глаз, и Триммер смело ее разглядывал. Это была женщина, заслуживающая всяческого внимания, но не старающаяся его привлечь. Она сидела неподвижно, глядя на полупустой бокал на столе, и не замечала бравых голых коленок и болтающегося споррана Триммера. Ей, как прикинул Триммер, лет тридцать с небольшим; ее одежда — а в этом Триммер разбирался — была совсем не похожа на то, что носят дамы в Глазго. Ее сшили у grand couturier{35} не больше двух лет назад. Женщина была не совсем во вкусе Триммера, но в этот вечер он был готов испробовать все что угодно. Он привык к неудачам.
Более острый глаз мог бы заметить, что она слишком хорошо вписывалась в окружающую обстановку: пустой аквариум, который еще недавно освещался и сверкал золотыми рыбками; белые бордюры на малиновых гардинах, теперь немного закопченные; белые гипсовые морские чудовища, не такие яркие, как прежде. Одинокая женщина не резко выделялась на этом фоне. Она сидела как бы окутанная легкой дымкой печали — то ли несчастная, то ли больная, то ли просто усталая. Женщина осушила бокал и поглядела мимо Триммера на бармена.
— Сию минутку, мадам, — сказал тот и плеснул джин неведомой марки в шейкер.
Когда Триммер увидел ее лицо, оно показалось ему удивительно знакомым: где-то он его видел, может быть, в этих потрепанных модных журналах.
— Я отнесу, — сказал он бармену и быстро поднял поднос с новым коктейлем.
— Извините, сэр, позвольте...
Но Триммер крепко вцепился в поднос, и бармен отпустил. Триммер отнес поднос в угол.
— Ваш коктейль, мадам, — развязно сказал он.
Женщина взяла бокал, поблагодарила и поглядела мимо Триммера. Тут он вспомнил ее имя.
— Вы забыли меня, миссис Трой?
Она медленно, без интереса подняла на него глаза:
— Разве мы прежде встречались?
— Часто. На «Аквитании».
— Простите, — сказала она. — Боюсь, что не помню. Встречаешь столько людей.
— Не возражаете, если я присяду?
— Я сейчас ухожу.
— Можно обойтись мытьем головы и укладкой, — произнес Триммер и добавил тоном специалиста: — Волосы мадам un peu fatigue, n'est ce-pas?{36} Это морской воздух.
На лице миссис Трой вдруг отразились интерес, сомнение, радость.
— Густав, неужели это вы?
— Помните, как я по утрам приходил в вашу каюту? Как только я увидел ваше имя в списке пассажиров, я зачеркнул все записи на одиннадцать тридцать. Эти старые жабы предлагали мне по десять долларов на чай, но я всегда держал одиннадцать тридцать в резерве, на случай если понадоблюсь вам.
— Густав, какой стыд! Как я могла забыть? Садитесь. Надо признаться, вы здорово изменились.
— А вы нисколько, — сказал Триммер. — Помните, как я легонько массажировал вашу шейку? Вы говорили, что это помогает с похмелья.
— Оно-таки помогало.
Они воскресили много приятных воспоминаний об Атлантике.
— Дорогой Густав, у вас замечательная память. Боже, как было чудесно на «Аквитании»!
— Мистер Трой здесь?
— Он в Америке.
— Вы здесь одна?
— Я приезжала проводить одного человека.
— Друга или подругу?
— Вы всегда были чертовски нахальным.
— У вас никогда не было от меня секретов.
— Тут нет большого секрета. Он моряк. Мы недавно познакомились, но он мне понравился. Он уехал совершенно неожиданно. Теперь все уезжают неожиданно и не говорят куда.
— Если вы остаетесь, я в вашем распоряжении на неделю.
— У меня нет никаких планов.
— У меня тоже. Обедаете здесь?
— Тут очень дорого.
— Я угощаю, разумеется.
— Мой милый мальчик, я не могу вам позволить тратить на меня деньги. Я как раз думала, смогу ли угостить вас обедом. Думаю, что не смогу.
— Туго с деньгами?
— Очень. Сама не знаю почему. Что-то связанное с мистером Троем, и с войной, и с валютным контролем. Во всяком случае, управляющий моим лондонским банком вдруг очень переменился.
Триммер был и потрясен, и обрадован этим сообщением.
Барьер между парикмахером и пассажиркой первого класса рухнул. Важно было установить новые отношения на должном уровне — более низком. Он и не думал часто угощать ее в «Шато де Мадрид».
— Как бы там ни было, Вирджиния, давайте выпьем здесь еще по одной.
Вирджиния вращалась среди людей, которые без разбора называли друг друга по имени, но из-за смущения Триммера она обратила внимание на его фамильярность.
— Вирджиния? — передразнила она.
— А я, между прочим, майор Мактейвиш. Друзья зовут меня Али или Триммер{37}.
— Значит, они знают, что вы были парикмахером?
— Вообще говоря, не знают. Прозвище Триммер не имеет к этому никакого отношения. Дело не в том, что я этого стыжусь. Могу вам сказать, что я здорово развлекался на «Аквитании» с пассажирками. Если я назову вам некоторые имена, вы поразитесь. Многие из вашего круга.
— Расскажите мне, Триммер.
Целых полчаса он развлекал ее своими откровениями — в некоторых была доля правды. Ресторан и фойе начали заполнять солидные пожилые штатские, летчики с эффектными местными девушками, адмирал с женой и дочерью. Метрдотель в третий раз подошел к Триммеру с меню.
— Так как же, Триммер? — спросила Вирджиния.
— Зовите меня лучше Али.
— Для меня вы всегда Триммер.
— Как вы смотрите на складчину, раз мы в одинаковом положении?
— Это меня устраивает.
— Завтра найдем что-нибудь подешевле.
При слове «завтра» Вирджиния подняла брови, но ничего не сказала. Она взяла меню и, не советуясь с ним, заказала питательные и недорогие блюда.
— Et pour commencer{38}.
— Нет, — твердо сказала она.
— Я сам не очень-то их люблю, — признался Триммер.
— Я люблю, но сегодня их не будет. Всегда читайте меню справа налево.
— Я вас не понимаю.
— Неважно. Я думаю, мы очень во многом друг друга не понимаем.
Когда Вирджиния вошла в ресторан, она выглядела как в старые времена. «Класс так и написан на ней», — сказал про себя Триммер. Но помимо того в ее глазах появился радостный озорной огонек.
За обедом Триммер начал хвастаться своим выдающимся положением в армии.
— Подумать только, — воскликнула Вирджиния, — один на всем острове!
— Там проходят подготовку и другие войска, — признался он, — но я не имею к ним отношения. Я командую обороной.
— А, к черту войну, — сказала Вирджиния. — Расскажите мне еще об «Аквитании».
Она была не из тех женщин, которые предаются воспоминаниям или гадают о будущем. Она подолгу не вспоминала о прошедших пятнадцати годах своей жизни — о том, как на нее обратил внимание, водил туда и сюда и наконец соблазнил приятель отца, навещавший ее в пансионе для девиц в Париже; о браке с Гаем, о «кастелло Крауччибек» и бескрайних туманных террасах Рифт-Вэлли; о браке с Томми, о лондонских отелях, роскошных автомобилях, о постоянных переездах с полком с места на место, о грозящих ужасах индийского военного городка; о жирном Огастесе с его чековой книжкой, которая всегда под рукой; о мистере Трое и его пристрастии к важным персонам. Она не вспоминала ни о чем. Все это, как сказал бы мистер Трой, ничего не прибавляло. Не прибавляла ничего и старость или смерть. Для Вирджинии имели значение лишь данный момент и ближайшие пять минут. Но именно теперь в этом затемненном, окутанном туманом городе, окруженная незнакомыми людьми в ярко освещенном маленьком зале, окруженная такими же незнакомыми людьми на темных улицах — миллионами людей, слепых и глухих, а не важными персонами; теперь, когда завыли сирены и далеко, в районе доков, начали падать бомбы и открыли огонь зенитки, — теперь на короткое время Вирджиния была рада оживить в памяти, вновь увидеть, как бы в перевернутый бинокль, упорядоченную, беспечную жизнь на борту большого лайнера. И верный Густав, который всегда оставлял для нее самый насыщенный час, со своим ломаным французским языком и успокаивающими пальцами на шее, плечах и верхних позвонках, вдруг преобразившийся рядом с ней в майора с голыми коленками и с акцентом кокни, нелепо переименованный, Густав был послан ей провидением в этот грустный вечер, чтобы увести ее назад — к тем солнечным дням, морским брызгам и резвящимся в воде дельфинам.
В это время в Лондоне полковник Грейс-Граундлинг-Марчпоул, недавно назначенный главой совершенно секретного департамента, читал последнее донесение контрразведки:
«Краучбек Гай, временный лейтенант королевского алебардийского корпуса, в настоящее время состоит в неопределенной должности в штабе отряда командос «X» на острове Магг. Подозреваемый распространял ночью подрывные материалы. Экземпляр прилагается».
Полковник взглянул на слова: «Почему Гитлер должен победить».
— Да, мы это видели раньше. Десять экземпляров обнаружили в районе Эдинбурга. На островах они появились впервые. Очень интересно. Этим устанавливается связь между делом Бокса и шотландскими националистами — прямая связь из Зальцбурга на Магг. Теперь требуется установить связь между Кардиффским университетом и Санта-Дульчиной. Со временем мы это сделаем, не сомневаюсь.
Департамент полковника Марчпоула был такой секретный, что поддерживал связь только с военным кабинетом и комитетом начальников штабов. Полковник Марчпоул хранил информацию, пока ее не потребуют. В данное время этого не произошло, и он порадовался такой небрежности. Преждевременное исследование этих материалов могло бы разрушить его личный, еще не определившийся план. Где-то в отдаленных извилинах его мозга этот план зрел. При наличии времени, при наличии достаточных конфиденциальных материалов ему удалось бы опутать весь враждующий мир единой тайной сетью, в которой будут не противники, а только миллионы людей, работающих, не зная друг друга, для одной и той же цели; и больше не было бы войны.
Густой диккенсовский туман окутал город Глазго. День и ночь по улицам медленно ползли освещенные трамваи и грузовики, толкались кашляющие люди. Над головой появлялись и внезапно исчезали чайки. Грохот, шарканье ног и гудки автомобилей заглушали предупредительные сигналы далеких кораблей. Время от времени все звуки покрывал вой сирен воздушной тревоги. Отель был все время забит людьми. В гостиных в перерывах между часами выпивки спали солдаты и матросы. Как только открывались бары, они просыпались и с унылыми лицами требовали спиртного. Толкучка у конторки дежурного администратора никогда не уменьшалась. Наверху тускло горели лампочки, освещая днем желтовато-белые тюлевые занавеси, наполовину закрывавшие желто-бурый туман снаружи, а ночью — черные рамы. Такова была обстановка, в которой протекала идиллия Триммера.
Она резко оборвалась на четвертый день.
Около полудня он осмелился спуститься вниз, в полутемный холл, заказать билеты в театр на сегодняшний вечер. От конторки администратора отделился один из просителей и столкнулся с Триммером.
— Виноват. Ба, Мактейвиш! Что вы тут делаете?
Это был помощник командира его батальона — человек, который, как считал Триммер, находится в далекой Исландии.
— В отпуске, сэр.
— Хорошо, что я вас встретил. Я ищу людей для отправки на север. Только утром высадился в Гриноке.
Майор присмотрелся к Триммеру более внимательно и уставился на его знаки различия.
— Какого черта вы так вырядились? — возмутился он.
Мысль Триммера сработала мгновенно.
— Мне на днях присвоили звание, сэр. Я больше не служу и полку. Нахожусь на специальной службе.
— Впервые об этом слышу.
— Меня недавно откомандировали в отряд командос.
— По чьему приказу?
— Штаба особо опасных операций.
Майор явно сомневался.
— Где же ваши солдаты?
— На острове Магг.
— А где вы находитесь, когда не в отпуске?
— Тоже на острове Магг, сэр. Но теперь я не имею никакого отношения к солдатам. Кажется, вскоре прибудет офицер, который примет их. Я нахожусь под командованием полковника Блэкхауса.
— Что ж, как будто все в порядке. Когда кончается ваш отпуск?
— Сегодня вечером, собственно говоря.
— Надеюсь, вы хорошо его провели.
— Отлично, благодарю вас.
— Все это очень странно, — пробормотал майор. — Кстати, поздравляю вас с быстрым продвижением.
Триммер собрался было ретироваться, но майор вернул его. Триммера прошиб пот.
— Вы освобождаете свой номер? Интересно, не занял ли его кто-нибудь другой?
— Боюсь, уже заняли.
— Проклятие!
Триммер пробился к администратору. Теперь ему нужны были билеты не в театр, а на поезд и на пароход.
— Магг? Да, сэр. Как раз успеете. Поезд уходит в двенадцать сорок пять.
Вирджиния сидела у туалетного столика. Триммер выхватил у нее из-под рук свой щетки и начал укладывать на умывальнике сумку.
— Что ты делаешь? Ты достал билеты?
— К сожалению, театр отменяется. Срочно вызывают на службу, дорогая. Объяснить не могу. Война, сама понимаешь.
— О господи, — простонала она. — Еще один.
Она медленно сняла халат и улеглась в постель.
— Разве ты меня не проводишь?
— И не подумаю, Триммер.
— Что ты собираешься делать?
— Обо мне не беспокойся. Я собираюсь еще поспать. Прощай.
Итак, Триммер вернулся на остров Магг. Он остался доволен своим отпуском сверх всяких ожиданий, но наряду с этим возникла проблема, и он видел лишь единственное ее решение, притом самое неприятное.
Пока Триммер был в Глазго, Томми Блэкхауса вызвали в Лондон. В его отсутствие отряд охватила апатия. В короткие часы светлого времени подразделения отправлялись в необитаемые районы и стреляли по заснеженным склонам и темному морю. Одному солдату удалось убить тюленя. Карточная игра зачахла, и по вечерам гостиную отеля заполняли молчаливые фигуры, читающие «Нет орхидей для мисс Блэндиш», «Не надо, мистер Дизраэли», «Пармская обитель» и другие случайно подобранные романы, которые переходили из рук в руки.
Джамбо Троттер завершил работу в канцелярии по подшивке и регистрации ненужных бумаг. Он на время преобразился в капитана войск местной обороны, ожидающего назначения в добровольческий резерв военно-морских сил.
Утром после возвращения Триммера Джамбо и Гай сидели в канцелярии. Оба были в шинелях и перчатках. Джамбо еще надел на голову подшлемник. В это утро он получил «Не надо, мистер Дизраэли» и ломал голову над книгой.
Вскоре он заговорил:
— Видели письмо от помещика?
— Да.
— Кажется, он уверен, что полковник обещал дать ему взрывчатку. Что-то не похоже на полковника.
— Я был там. Ничего ему не обещали.
— Мне и самому хотелось бы немного встряхнуться. — И он опять погрузился в чтение.
Через несколько минут Гай захлопнул «Нет орхидей для мисс Блэндиш».
— Нечитабельно, — сказал он.
— Другим ребятам вроде понравилось. Эту книгу рекомендовал Клэр. Ничего не могу понять. Это вроде какой-то пародии, что ли?
Гай перелистал бумаги в корзинке «На доклад»
— Как насчет доктора Гленденинг-Риза? — спросил он. — Не думаю, что полковник Томми особенно в нем заинтересован.
Джамбо взял письмо и перечитал его.
— Ничего не могу сделать, пока он не вернется. Да и потом мало что смогу. Я понимаю это как приказ. Кажется, штаб особо опасных операций направляет нам психов со всей страны. Сперва Чатти Корнер, теперь доктор Гленденинг-Риз. «Известный авторитет по диетике», «оригинальное и, возможно, ценное предложение относительно питания в чрезвычайных условиях боевой обстановки», «предоставьте все средства для исследования в условиях действительной военной службы». Не можем ли мы от него отделаться?
— Кажется, он уже в пути. Может быть, немного оживит обстановку.
На столе все утро пролежало письмо с адресом, написанным небрежным, неофициальным почерком. Конверт был из тонкой бумаги светло-фиолетового цвета.
— Как вы думаете, это личное письмо?
— Оно адресовано командиру отряда «Икс», а не полковнику по фамилии. Лучше вскройте.
Письмо было от Триммера.
— Мактейвиш просит полковника принять его.
— Тот парень, которого выгнали из алебардистов? Чего он хочет?
— Видимо, вступить в отряд. Что-то ему вдруг загорелось.
— Конечно, — снисходительно заметил Джамбо, — есть множество вполне приличных ребят, которые, однако, нам не подходят. Если хотите знать, то в отряде уже есть несколько человек, которые не совсем годятся для нашего рода войск. Заметьте, это вполне приличные ребята, но не на высоте. — Джамбо с грустной терпимостью смотрел перед собой, думая о неполноценности отряда командос «Икс». — Вы знаете, сержантам выдали бинокли, — сказал он.
— Знаю.
— По-моему, это ни к чему. Я вам кое-что расскажу. У Клэра есть старшина — такой чудаковатый парень с розовыми зрачками. Кажется, его называют главным капралом. Я подслушал, как он на днях назвал свой бинокль театральным. Я хочу сказать... — Он помолчал для эффекта и вернулся к первоначальной теме. — Наверное, Мактейвиш не очень-то преуспевал в своем полку. Сержант Бейн слышал от его сержанта, что накануне отправки в Исландию его выбросили из окна. Или бросили в кормушку для лошадей? Во всяком случае — изрядно поколотили. Когда я вступал в армию, проделывали много подобных штучек. Чернильные ванны и прочее. Но это ничего не дает. Плохие парни становятся от этого еще хуже.
— Полковник Томми возвращается сегодня вечером. Пусть сам решает, как с ним быть.
Томми Блэкхаус вернулся, как и ожидалось, в тот же день. Он сразу вызвал командиров рот и объявил:
— Дело, начинает двигаться. Завтра или послезавтра к нам придет корабль. Будьте готовы к немедленной погрузке. Он имеет на борту ШДБ. Что это такое, Эдди?
— Не знаю, полковник.
— Штурмовые десантные баржи. Это первая партия. Ты, может быть, видел их, Гай, во время своей прогулки в Дакаре? Сразу начнутся большие учения по высадке десанта. Штаб особо опасных операций посылает своих наблюдателей, так что учения надо провести как следует. Раздать карты всем, вплоть до капралов. Подробный план учений сообщу завтра. А вот насчет пополнений дело обстоит хуже. Командиры частей, похоже, не так охотно включаются в эту игру, как шесть недель назад, но штаб все же обещает укомплектовать, нас до штата. Все. Гай, ты мне будешь нужен.
Когда командиры рот разошлись, Томми спросил:
— Гай, ты когда-нибудь задумывался над тем, зачем мы здесь?
— Нет, не могу сказать, что задумывался.
— Пожалуй, никто не задумывался. Это место выбрано не просто потому, что оно паршивое. В свое время вы все узнаете. Если тебе приходилось изучать инструкции адмиралтейства по мореплаванию, ты мог заметить, что есть еще один остров с двумя высотами, крутыми берегами, покрытыми галькой, и отвесными скалами. Где-то в более теплых широтах, чем наши. Название пока не имеет значения. Дело в том, что эти учения — не какая-нибудь военная игра в штабном колледже — «Северная страна против Южной страны». Это генеральная репетиция операции. Не будет вреда, если ты передашь это дальше. Мы слишком долго играли, занимались не тем, чем надо. Что-нибудь случилось, пока меня не было?
— Мактейвиш горит желанием увидеть вас. Он хочет вступить в наш отряд.
— Тот несуразный шотландец, который заклинил орудие?
— Тот самый, полковник.
— Хорошо, приму его завтра.
— По-моему, он не подойдет.
— Я могу использовать всякого, кто действительно имеет желание.
— Желание-то он имеет, только вот не знаю, в чем причина.
Во время передышки Айвор Клэр был занят тщательной разработкой мероприятий по отправке своего китайского мопса Фриды на попечение матери.
2
Обещанный корабль не пришел ни завтра, ни послезавтра, ни через много дней, а ночи между тем становились все длиннее, пока не стали казаться бесконечными. Часто солнце так и не появлялось, и на острове стояли серые сумерки. Рыбаки сидели дома у очагов, а улицы городка были одинаково пустынными и в полдень, и в полночь. Один или два раза туман поднимался, показывались две крутые возвышенности, и холодное сияние на горизонте бросало длинные тени на снег. Никто больше не ожидал корабля. Офицеры и солдаты начали мечтать о возвращении в свои полки.
«Надо бы давать солдатам снотворное, — размышлял Гай. — Пусть спят, пока не потребуется. Пусть покоятся среди вереска, как рыцари спящей красавицы. Пусть лежат, как оловянные солдатики в коробках в шкафу детской комнаты. Неизменный цикл возбуждения и разочарования начисто стер с них краску и обнажил оловянное нутро».
Теперь, когда Джамбо обосновался в канцелярии, Гай сделался кем-то вроде адъютанта. Томми не оставлял его без дела. Он приобрел в части репутацию человека, который ведает рождественскими отпусками и является посредником между командирами рот в их конфликтах и спорах. Его возраст здесь не привлекал внимания. Джамбо являл собой высокий образец древности. Полдюжине командиров подразделений тоже давно перевалило за тридцать. Никто не называл Гая «дядюшка». Ведь он был не одним из членов семьи, а только временным гостем. Теперь он знал название того острова в Средиземном море, который намечалось захватить, но в ту ночь его не будет с ними. Он не испытывал здесь такого подъема, как год назад, когда бригадир Ритчи-Хук говорил: «Вот люди, которых вы поведете в бой». Он имел дело только с офицерами — непопулярный и пагубный вид военной службы. Для развлечения он собирал в столовой самых бедных офицеров и играл с ними в покер по маленькой. Он был ненамного богаче их и играл довольно хорошо. Если кто-нибудь из его партнеров проявлял чрезмерную самоуверенность, Гай советовал ему присоединиться к компании, ведущей крупную игру. Проведя ночь с богачами, тот неизменно возвращался, упавший духом и осторожный. Таким путем Гай получал регулярный доход в пять-шесть фунтов в неделю.
Провели репетицию штурма острова сначала в дневное время. Подразделения отправились на свои участки берега и оттуда карабкались по скалам к объектам в глубине острова Магг, которые на карте были обозначены просто точками, но на Средиземном море будут огневыми позициями и узлами связи. Гай действовал в роли офицера разведки, наблюдателя и посредника. Все шло хорошо.
Потом попытались повторить учение ночью, в полной темноте. Томми и Гай стояли у машины на дороге, неподалеку от старого замка. Начальник связи выпустил ракету, обозначавшую начало учения. В неверном свете, затемненных фар, спотыкаясь, прошла рота Берти и с шумом скрылась в темноте. Мимо проехал гражданский автобус. Наступила тишина. Томми и Гай в ожидании сидели в машине, а на обочине дороги сгрудились, закутавшись в одеяла, штабные связисты, похожие на группу бедуинов. Пока не будут достигнуты намеченные объекты, соблюдалось радиомолчание.
— Мы могли бы с таким же успехом лежать в постели, — сказал Томми. — Раньше чем через два часа ничего не может случиться, да и мы ничем не можем помочь.
Но через двадцать минут после начала учения что-то сверкнуло в небе.
— Ракета, сэр, — доложил начальник связи.
— Не может быть!
В том же направлении вспыхнула еще одна искорка. Гай посмотрел на карту.
— Похоже, четвертая рота.
— Что за черт, ведь у нее самый дальний объект! Я специально дал его роте, чтобы Айвор для разнообразия немного потрудился.
Связисты что-то забормотали, и вскоре один из них доложил:
— Четвертая рота на месте, сэр.
— Дай-ка мне эту чертову штуку! — крикнул Томми. — Он взял в руки микрофон: — Штаб — четвертой роте! Где вы находитесь? Прием... Я вас не слышу. Говорите громче. Прием... У аппарата полковник Блэкхаус. Дайте капитана Клэра. Прием... Айвор, где вы находитесь?.. Вы не можете быть... Проклятье! — Он обратился к Гаю: — Все, что я мог понять, это просьба о разрешении вернуться. Поди к ним, Гай, разберись.
На острове Магг было два пути к объекту четвертой роты. Согласно приказу рота должна была пройти четыре мили по болотистой местности и выйти к пункту, до которого, если следовать по прибрежному шоссе, было двенадцать миль. В будущей операции шоссейная дорога проходила через населенную и забитую войсками деревню. Однако теперь, поскольку это было учение, Гай поехал на машине этой дорогой. Там, где дорога уходила в сторону, он оставил машину и пошел по тропинке пешком.
Вскоре его окликнул часовой. Поблизости раздался голос Клэра:
— Алло, кто это?
— Меня послал полковник Томми.
— Добро пожаловать. А мы тут замерзаем. Позицию занял и закрепился в обороне. Полагаю, что цель учения в этом и состояла.
Рота расположилась со сравнительным комфортом в овечьем загоне.
— Как вы, черт возьми, сюда добрались, Айвор?
— Я нанял автобус. Можете назвать это конфискованным транспортом. Могу я увести роту назад и распустить? Солдатам становится холодно.
— Не холоднее, чем другим.
— Я прежде всего забочусь об их удобстве. Так как, можно отправляться?
— Я думаю, полковник Томми захочет поговорить об этом.
— Я ожидаю поздравлений.
— Поздравляю, Айвор, лично от себя. Не знаю, что скажут на это другие.
Все остальные роты в эту ночь заблудились. Прождав три часа, Томми приказал дать ракеты, обозначающие конец учения, и до самого рассвета из темноты выходили солдаты еле волоча ноги, промокшие и сникшие, словно французы, отступающие от Москвы.
— Завтра в первую очередь вызвать ко мне Айвора, — сурово распорядился Томми, когда они наконец расстались с Гаем.
Но доводы Клэра были неоспоримы. Командос специально готовили для действий не по правилам, для захвата тактических преимуществ по своей инициативе.
— В данной операции, — разъяснил Клэр, — вероятно, где-нибудь подвернулся бы автобус.
— В данной операции дорога вела через расположение батальона легкой пехоты противника.
— Об этом в приказе ничего не сказано, полковник.
Томми некоторое время сидел молча. Наконец он сказал:
— Ладно, Айвор, ваша взяла.
— Благодарю, полковник.
Этот эпизод высоко поднял Клэра в глазах его роты, но остальные командос были крайне рассержены. Среди солдат он вызвал вражду, среди офицеров — подчеркнутую холодность. И совершенно неожиданно он привел к сближению Клэра с Гаем. Клэру нужен был собеседник, но внезапная неприязнь офицеров сдерживала его выбор. Кроме того, он с уважением отметил поведение Гая за карточным столом. Что касается Гая, то он с самого начала приметил какое-то отдаленное родство с этим совсем не похожим на него человеком, общую для обоих, хотя по-разному проявляемую, отчужденность, общее грустное чувство юмора; каждый по-своему смотрел на жизнь sub specie aeternitatis{39}. Вот так они и подружились, с бесчисленными оговорками, как прежде Гай с Эпторпом.
Только один человек пребывал в нервном ожидании прибытия корабля — это был Триммер. Немезида в образе позорного пятна казалась очень близкой. В открытом море, направляясь к секретному месту назначения, а еще лучше будучи торпедированным и выброшенным на нейтральный берег, Триммер чувствовал бы себя спокойно. А пока что оставалась опасность, что заместитель командира батальона сделал запрос относительно его чина и должности и что где-то между штабом шотландского командования и управлением генерал-адъютанта в Лондоне медленно переходят от стола к столу бумаги, которые в любой момент могут роковым образом решить его судьбу.
Была также опасность, что его подразделение может взбунтоваться, но он разрешил этот вопрос, отправив всех в двухнедельный отпуск. Солдаты были в нерешительности, но Триммер выглядел вполне уверенным в себе. Он израсходовал всю книжку проездных документов и выдал каждому солдату положенную сумму, а старшине добавил пять однофунтовых бумажек от себя.
— Куда нам являться после отпуска, сэр?
Триммер задумался. Потом его осенила блестящая мысль.
— В Индию, — сказал он. — Явитесь в четвертый батальон.
— Сэр?
— Там совсем не такой климат, как на Магге. Поручаю подразделение вам, старшина. Желаю хорошо провести отпуск. Потом явитесь в управление морского транспорта. Там вам укажут корабль.
— Как, без приказа на перемещение, сэр?
— Видите ли, я больше не командую. Меня откомандировывают. Я все равно не могу подписать приказ.
— Не следует ли нам вернуться в штаб полка, сэр?
— Пожалуй, это было бы правильнее. Но сначала мне еще предстоит повозиться в порту. Надо выполнить кое-какие формальности.
— В каком порту, сэр?
Ответить было нетрудно, и он ответил без колебания:
— В Портсмуте.
— Мне нужен какой-то письменный документ, сэр.
— Я ведь объяснил вам, что не имею права отдавать какие-либо распоряжения. Все, что мне известно, это то, что вам необходимо явиться в четвертый батальон в Индии. Я видел в Глазго заместителя командира батальона. Он отдал мне устное распоряжение. — Он заглянул в бумажник и скрепя сердце вынул еще два фунта. — Все, что я имею, — сказал он.
— Слушаюсь, сэр, — сказал старшина.
Он был не из лучших и не из самых смышленых солдат, но в его глазах мелькнуло такое выражение, что Триммер побоялся, как бы семь фунтов не пропали даром. Этот человек явится в свою часть, как почтовый голубь, в тот же день, как истечет его отпуск.
Гаю пришлось самому найти место для Триммера. В радостном ожидании скорой погрузки Томми нетрудно было принять Триммера; другое дело — навязать его кому-нибудь из своенравных командиров рот.
Дело в том, что три из четырех рот, где не хватало офицеров, были укомплектованы добровольцами из гвардейских частей. Их командиры заявляли, что гвардейцам не подобает служить под командованием офицера из линейного полка, и Томми, сам колдстримский гвардеец, был с ними согласен. Существовала еще шотландская рота, для которой Триммер мог бы подойти, но она была полностью укомплектована. Смешанной роте из состава стрелковой бригады и 60-го полка требовался офицер, но тут сразу выплыла на поверхность скрытая вражда между ними и пешей гвардией. Почему стрелки должны принять Триммера, когда гвардейцы отказываются? Томми не приходило в голову, что его могут заподозрить в личных пристрастиях в этом деле; он просто следовал, как ему казалось, обычному порядку. Свою короткую службу в линейном полку он рассматривал как вынужденную задержку в карьере и редко о ней вспоминал. В первый и последний раз за свою военную службу он допустил мелкую оплошность.
— Если они не хотят Мактейвиша, я могу дать им Данкена. Он из легкого пехотного полка шотландских горцев. Черт побери, разве не все части легкой пехоты готовятся одинаково?
Но Данкен не подошел, да и командир шотландской роты не хотел его отпускать. Дым сотен сражений на протяжении военной истории застилал путь к решению вопроса.
Выход нашли Гай и Джамбо — алебардисты, невозмутимо стоявшие выше всяких склок.
Существовала еще в довольно туманной форме шестая рота, именуемая ротой специалистов. Она включала взвод морских пехотинцев — специалистов по лодкам, канатам и берегам, двоих переводчиков, одного военного полицейского, расчеты тяжелых пулеметов и группу подрывников. Командовал ею индийский кавалерист, назначенный потому, что он имел опыт войны в горах. Этот офицер, майор Грейвс, еще до появления Гая на Магге разыгрывал из себя Ахиллеса. Он воспринял прибытие Чатти Корнера как намеренное третирование своего с таким трудом приобретенного опыта. Он не стал протестовать, но затаил обиду. Его мрачное настроение могли рассеять только рассказы о жертвах Чатти Корнера. Одной из первых среди них был его саперный офицер, командовавший группой подрывников.
Гай чувствовал симпатию к этому недовольному рыжеватому человечку, чье сердце было на северо-западной границе, и не раз заманивал его к покерному столу. Теперь, в этот критический момент, он застал его раскладывающим пасьянс в ротной канцелярии.
— Вы знаете Мактейвиша, который только что поступил к нам?
— Нет.
— Вам ведь не хватает офицера, не так ли?
— Мне не хватает чертовой уймы вещей.
— Полковник Томми хочет направить Мактейвиша к вам.
— Какая у него специальность?
— Собственно говоря, конкретно никакой.
— Хреновый мастер на все руки?
— Он, кажется, довольно покладистый парень. Полковник Томми считает, что он может вообще оказаться полезным.
— Может получить саперов, если хочет.
— Думаете, подойдет?
— Думаю, что это несусветная глупость. Был у меня прекрасный парень. Но командир послал какую-то человекообразную обезьяну с задачей сломать ему шею. С тех пор я почти не вижу саперов. Даже не знаю, что они делают. Они мне осточертели. Мактейвиш может их получить.
Итак, Триммер сделал первый шаг по пути к славе, имея очень мало представления о своем предназначении.
В тот день Томми опять покинул остров но вызову из Лондона.
Несколько дней спустя Джамбо обратился к Гаю:
— Заняты?
— Нет.
— Неплохо бы вам отправиться в замок. Полковник Кэмпбелл опять пишет. Если можешь, всегда надо поддерживать связь с гражданским населением.
Дома Гай застал помещика в ковровых шлепанцах и в хорошем настроении. Они уселись в круглой комнате-башне, заполненной картами и охотничьим оружием. Помещик несколько минут бессвязно болтал о каком-то офицере, выслужившемся из рядовых.
— Совсем не шотландец... Я не против таких офицеров, если они придерживаются правил... Не против английских полков. Немного медлительны на марше, вот и все. Конечно, теперь приходится производить в офицеры всяких людей, как и в прошлой войне... Познакомился с ним, когда он только прибыл на остров... Не очень-то понравился... Не знал, что он из ваших. Неплохой парень, когда узнаешь поближе.
И так далее, пока до Гая постепенно не дошло, что речь идет о Триммере.
— Приходил вчера после завтрака.
Чтобы перейти ближе к делу, Гай сказал:
— Мактейвиш теперь командует группой подрывников.
— Вот именно.
Магг встал и начал шарить под письменным столом. Наконец он извлек оттуда пару сапог.
— Помните, о чем мы говорили на днях? Я хотел бы, чтобы вы посмотрели.
Он надел сапоги и капюшон и выбрал длинную палку из кучи разных посохов, багров и жердей. Вместе с Гаем они прошли с полмили навстречу ветру и остановились на утесе, откуда был виден суровый берег, усеянный камнями и обломками скалы.
— Вот, — показал Магг, — купальный пляж. Мактейвиш говорит, что это долгое дело.
— Я не специалист, но думаю, что он, пожалуй, прав.
— У нас есть пословица: «Что упало, то надо поднять».
— У нас в Англии есть похожая пословица, только наоборот: «Потерянного не воротишь».
— Ну это не совсем одно и то же, — сурово буркнул Магг.
Они посмотрели вниз на огромную груду гранита.
— Свалилась что надо, — сказал Магг.
— Да, это видно.
На обветренном лице помещика появилось странное выражение, под усами мелькнула загадочная улыбка.
— Это я взорвал, — сказал он наконец.
— Вы, сэр?
— Я устраивал много взрывов, — продолжал помещик, — то тут, то там. Пойдемте.
Они прошли с четверть мили назад вдоль мыса по направлению к замку и остановились.
— Вот здесь, — показал помещик. — Под снегом трудно рассмотреть. Там, где эта впадина. Видны верхушки чертополоха по краям. Ведь не подумаешь, что тут была конюшня?
— Нет, сэр.
— Конюшня на десять лошадей, каретный сарай, кладовка для упряжи?
— Нет.
— Все это было. Но место небезопасное: все деревянные части сгнили, не хватало половины черепиц. Отремонтировать не мог, да и ни к чему это было. Лошадей я не имел. И вот она взлетела на воздух. Взрыв слышали на Маке. Великолепное зрелище! Огромные глыбы гранита полетели в море, все коровы и овцы острова бросились врассыпную. Я взорвал ее пятнадцатого июня тысяча девятьсот двадцать третьего года. Наверное, никто на острове не забыл этот день. Уж я-то, конечно, не забыл. — Помещик вздохнул. — А теперь у меня нет ни кусочка гелигнита. Я вам покажу, что у меня осталось.
Он повел Гая на дно впадины к прочно сложенному из гранита сарайчику, который до сих пор не был виден.
— Мы построили это из части конюшни, которая почему-то не взорвалась. Остальной камень пошел на дорогу. Я продал его правительству. Пока что это единственный взрыв, который принес мне какой-то доход. Что-то около восемнадцати фунтов после всего, что я заплатил, включая плату рабочим за постройку склада. Вот этот склад.
В глубоком снегу, засыпавшем сарай, был расчищен узкий проход к двери.
— Никогда не знаешь, когда потребуется хоть чуть-чуть пироксилина. Но я не вожу сюда много людей. Прошлым летом приезжал какой-то инспектор с большого острова. Сказал, что поступило сообщение, будто я храню взрывчатку. Я показал ему несколько ящиков с патронами. Мой управляющий на ножах почти со всеми на острове, поэтому они мстят ему доносами. Позвольте, я пойду вперед.
Помещик вынул из кармана ключ и отпер дверь в единственное, неосвещенное помещение. Он зажег огарок свечи и высоко поднял его, как коллекционер вин, показывающий свое самое дорогое сокровище. Помещение с рядом каменных ларей по стенам и в самом деле сильно напоминало винный погреб — увы, основательно опустошенный.
— Когда-то здесь хранился мой гелигнит, — показал помещик, — отсюда и досюда... Теперь здесь пироксилин. Я еще довольно богат им, как видите. А вот — все, что осталось от нитроглицерина. Я не пользовался им пятнадцать лет. Возможно, он испортился. Скоро возьму немного и проверю... Здесь все пусто, видите? В сущности, теперь, можно сказать, не осталось ничего стоящего... Надо постоянно пополнять запасы, а то скоро останешься ни с чем. Мне не хватает главным образом взрывателей и детонаторов... А-а, вот удача! — Он опустил свечку, и длинные тени заполнили склад. — Ловите!
Он бросил что-то из довольно темного угла в сторону, где находился Гай. Предмет на мгновение промелькнул в пламени свечи, ударил Гая в грудь и упал на пол.
— Дырявые руки! — крикнул помещик. — Это динамит. Я и не знал, что еще осталось. Сделайте одолжение, бросьте назад.
Гай ощупью отыскал отсыревший цилиндр, обернутый бумагой, и осторожно протянул его помещику.
— Не бойтесь, ничего с вами не случится. Один шанс из тысячи, что динамит взорвется. Не то что кое-какие вещи, которые я когда-то имел.
Они двинулись к двери. Несмотря на жестокий мороз. Гая прошиб пот. Наконец они вышли на свежий воздух между снежными стенами.
— Так вот, — сказал помещик, запирая дверь, — я дал вам возможность увидеть, как бедна наша земля. Теперь вы понимаете, почему я прошу помощи? Позвольте далее показать вам кое-что из того, что требуется сделать.
Они ходили два часа, исследуя обвалы скал, заброшенные строения, заваленные водосточные канавы, пни деревьев и ручьи, которые следовало бы запрудить.
— Мне не удалось достаточно заинтересовать этого новоиспеченного офицера. Думаю, он за всю жизнь не выловил ни одной рыбки.
Для каждой проблемы у помещика было специфическое средство, почерпнутое из перечня дробящих или медленно сгорающих взрывчатых веществ.
При расставании помещик, видимо, ожидал благодарности, как дядюшка, сводивший племянника в музей мадам Тюссо и выложившийся до конца, чтобы сделать это посещение занимательным.
— Спасибо, — сказал Гай.
— Рад, что вы получили удовольствие. Буду ждать ответа от вашего полковника.
Они стояли у ворот замка.
— Кстати, — сказал помещик, — моя племянница, которую вы видели в тот вечер, не знает про склад. И вообще это не ее дело. Она здесь просто гостит. — Он замолчал, посмотрел на Гая своими чистыми, старческими, пустыми голубыми глазами и добавил: — К тому же, понимаете, она могла бы растратить все попусту.
Но чудеса острова еще не были исчерпаны.
Возвращаясь в отель, Гай заметил человека, который стоял на берегу моря, согнувшись под тяжестью груза вдвое, среди камней и, казалось, вцепился в них обеими руками. Увидев Гая, он выпрямился и направился к нему, волоча за собой груду мокрых водорослей. Это был высокий, нескладный мужчина, без шляпы, в грубом, кожаном костюме. Его седая борода трепетала на ветру, как у карикатурного пророка; кожа на немногих открытых частях тела была старая и морщинистая, как его кожаные штаны; он носил пенсне в золотой оправе и говорил с акцентом Магга, однако изъяснялся педантичным, профессорским тоном.
— Имею ли я честь видеть полковника Блэкхауса?
— Нет, нет, — ответил Гай. — Полковник Блэкхаус в Лондоне.
— Он ожидает меня. Я прибыл сегодня утром. Поездка длилась больше времени, чем я рассчитывал. Я приехал на север на велосипеде и попал в очень плохую погоду. Я только что позавтракал, перед тем, как представиться. Могу предложить и вам. — Он протянул водоросли.
— Благодарю, — сказал Гай. — Я как раз иду в отель. Вы, наверное, доктор Гленденинг-Риз?
— Разумеется. — Он набил рот водорослями и принялся с удовольствием жевать, разглядывая Гая с отеческим интересом. — Завтракаете в отеле? — удивился он. — На поле боя, знаете ли, вы отелей не найдете.
— Надо полагать.
— Мясные консервы, — сказал доктор, — печенье, крепкий чай — все это отрава. Уж я-то знаю. Я был на первой мировой войне. Чуть не погубил желудок на всю жизнь. Именно поэтому я посвятил себя своей профессии. — Он залез в карман и извлек горсть больших моллюсков. — Попробуйте. Только что поймал. Ничуть не хуже устриц, но гораздо безвреднее. В них содержится все, что нужно человеку, — добавил он, глядя влюбленными глазами на пустынный берег. — Редкостное блюдо. Смею вас заверить, что вашим солдатам будет недоставать этого, когда они двинутся в глубь острова. Им будет там нелегко, особенно в это время года. Не много чего найдешь на земле. Придется покопаться, и надо знать, что ищешь. Надо иметь чутье. Молодые корни вереска, например, сдобренные маслом и солью, — превосходное блюдо, но стоит подмешать немного болотного мирта — и вы готовы. Не сомневаюсь, что мы сумеем их научить.
Он жадно сосал моллюсков.
— Я прикомандирован к штабу. Мы слышали о вашем прибытии. Полковник будет очень жалеть, что вы его не застали.
— О, я могу начать без него. У меня подготовлен план. А теперь не смею вас задерживать. Идите завтракать в свой отель. Я еще немного побуду здесь. Один из уроков, которые надо усвоить, — это есть медленно, естественным, рациональным способом. Где я смогу найти кого-нибудь из начальства?
— В отеле, я полагаю. — Это было не то слово, которое могло успокоить доктора Гленденинг-Риза.
— В Галлиполи отелей не было.
Часа через два, закончив свой естественный, рациональный завтрак, доктор Гленденинг-Риз сидел в полковой канцелярии напротив Джамбо и Гая и излагал свой план действий.
— Мне потребуется от вас показательное отделение. На данном этапе достаточно полдюжины солдат. Подберите их произвольно. Мне нужны не самые сильные, или самые молодые, или самые здоровые, а просто средние солдаты. Мы уйдем на пять дней. Главное — сначала произвести тщательный осмотр. Мой последний эксперимент потерпел неудачу из-за плохой дисциплины. Солдаты тайком прихватили с собой еду. А у офицера оказалась даже бутылка виски. В результате вся диета нарушилась, и вместо того, чтобы постепенно приучить себя к естественной пище, они ночью убежали из лагеря, убили овцу и наелись до тошноты. Единственное; что им может понадобиться, это немного оливкового масла и ячменного сахара. Я буду держать это у себя и раздавать, если замечу, что в корнях чего-то не хватает. По истечении пяти дней я предлагаю устроить состязание по перетягиванию каната между моим отделением и шестью солдатами, которые ели обыкновенную пищу, и гарантирую, что мои солдаты покажут себя с лучшей стороны.
— Да, — сказал Джамбо. — Да. Это должно быть очень интересно. Жаль, что нет командира.
— Не сомневаюсь, что он будет присутствовать при перетягивании каната. Я изучал карту Магга. Это идеальное место для нашей цели. На западном побережье имеется большое пространство, кажется, почти необитаемое. У солдат не будет соблазна воровать у фермеров. Яйца, например, могут погубить все дело. Я разработал полный учебный план: марши, физические упражнения, окапывание. Солдаты получат бесценный опыт в устройстве бивака в снегу. Нет ничего удобнее, если сделать все по правилам.
— Ну что ж, — сказал Джамбо, — остается только подготовиться, а? Командир вернется завтра или послезавтра.
— Но я получил распоряжение непосредственно от штаба особо опасных операций. Мне надлежит приступить немедленно. Разве вам не сообщили?
— Мы получили письмо о вашем прибытии.
— Такое, да? — Доктор, обнажив мохнатую грудь, достал из-за пазухи отпечатанную на машинке копию того самого письма, что лежало в корзинке «На доклад». — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но я понимаю это как прямой приказ предоставить мне все средства для моих исследований.
— Да, — согласился Джамбо. — Его можно понимать в этом смысле. Почему бы вам сначала самому не произвести рекогносцировку? Я никогда не бывал на западном побережье. Карта, знаете, может устареть. Так часто бывает. Должен сказать, что теперь все это место застроено. Почему не взять несколько дней и не проверить?
Джамбо насытился неестественной и нерациональной пищей. Его клонило ко сну, и он не мог тягаться с оппонентом, взбодренным редкостными морскими солями и эссенциями.
— Я не так понимаю свои предписания, — возразил доктор, — да и ваши.
Джамбо бросил беспокойный взгляд на Гая.
— Не вижу, кто из командиров рот за это возьмется.
— Кроме майора Грейвса.
— Да, это дело явно для специалистов.
— Для Триммера и его саперов.
— А там представлены разные люди?
— Да, доктор Гленденинг-Риз. Думаю, это именно то, что вам нужно.
Майор Грейвс, казалось, испытывал огромное удовольствие, передавая распоряжение Триммеру.
— С завтрашнего дня вы выходите из моего подчинения. Ваше подразделение в полной походной форме явится к гражданскому медику и поступит в его распоряжение до дальнейших указаний. Вы будете жить на открытом воздухе и питаться вереском и водорослями. Большего сказать вам не могу. Приказ штаба особо опасных операций.
— Я понимаю, сэр, что мне не потребуется отправиться с ними?
— О нет, Мактейвиш. Вам предстоит большая работа. Вы должны будете следить, чтобы ваши солдаты не раздобывали никаких продуктов питания, и, конечно, показывать им личный пример.
— Почему именно мы, сэр?
— Почему, Мактейвиш? Потому что мы не гвардейцы и не «зеленые куртки», вот почему. Потому что мы рота с бору по сосенке, Мактейвиш. Именно поэтому и вы находитесь здесь.
Триммер повел свой отряд в неизвестность, так и не услышав в напутствие доброго слова.
3
— Знакомое зрелище, правда? — спросил Айвор Клэр.
Гай посмотрел на яхту в бинокль.
— «Клеопатра», — прочел он.
— Джулия Ститч, — сказал Клэр. — Просто не верится.
Гай тоже помнил это судно. Оно заходило в Санта-Дульчину не так уж много лет назад. В кастелло существовала традиция, которую Гай довольно неохотно соблюдал, — наносить визиты на английские яхты. Он обедал на борту. На следующий день пассажиры яхты — их было шестеро — поднялись в гору позавтракать с ним, беспечно, преувеличенно расхваливая все.
Дымилось большое блюдо спагетти. Жарилось несколько тощих, разрезанных на части кур, подавали вялый салат-латук, смазанный маслом и посыпанный мелко нарубленным чесноком. Это был унылый завтрак, который не оживляли даже красота и веселость миссис Ститч. Гай рассказывал романтическую историю о происхождении «кастелло Крауччибек». Vino scelto начинало оказывать усыпляющее действие. Беседа постепенно замирала. Потом, когда они сидели с довольно хмурым видом на крытой галерее, пока Джозефина и Бианка убирали тарелки, сверху раздался дикий крик: «C'е scappata la mucca!{40}». Это была вечная драма в жизни Санта-Дульчины — бегство из подвала на ферме коровы, больше похожей на пони, чем на Минотавра.
Джозефина и Бианка подхватили крик: «Accidente! Porca miseria! C'е scappata la mucca!{41}». Бросили все и перепрыгнули через перила.
«C'e scappata la mucca!» — закричала миссис Ститч, стремительно бросаясь за ними.
Ошеломленное животное неуклюже скакало с террасы на террасу между виноградными лозами. Миссис Ститч догнала корову первой. Она ухватилась за веревку и с успокаивающими словами отвела корову в ее подземный хлев.
— Я как-то был на этой яхте, — сказал Гай.
— А я плавал на ней. Три недели мучительных неудобств. Чего только не вытворяли в мирное время!
— Мне она казалась верхом комфорта.
— Только не холостяцкие каюты, Гай. Джули была воспитана на старых традициях давать жару холостякам. Все время назревал бунт. Она вытаскивала их из казино, как патруль военных моряков при облаве на квартал красных фонарей. Но нет никого, никого на свете, кого бы я так хотел сейчас видеть, как ее. — За все время их знакомства Гай ни разу не видел Клэра в таком восторженном состоянии. — Пошли на причал.
— Разве она может знать, что мы здесь?
— Будь уверен, Джулия не теряет связи с закадычными друзьями.
— Увы, я не принадлежу к ее закадычным друзьям.
— Для Джулии все друзья.
Но, когда «Клеопатра» подошла ближе, у обоих наблюдателей по спине пробежал холодок.
— О господи, — прошептал Клэр, — военные.
У поручней стояло с полдюжины мужчин. Там был Томми Блэкхаус рядом с моряком, обильно разукрашенным золотом; там был генерал Уэйл; там был бригадир Ритчи-Хук; там был даже, непонятно почему, Йэн Килбэннок. Но миссис Ститч там не было.
Вновь прибывшие, даже адмирал, имели бледный вид. Гай и Клэр вытянулись по стойке «смирно» и отдали честь. Адмирал поднял слабую руку. Ритчи-Хук оскалил зубы. Затем, словно по предварительной договоренности, старшие офицеры спустились вниз в поисках покоя, которого они были лишены во время плавания. «Клеопатра», грубо реквизированная, отплатила им; она была построена для более спокойных вод.
Томми Блэкхаус и Йэн Килбэннок сошли на берег. Денщик Томми, похожий на серый призрак, следовал за ними с багажом.
— Джамбо на месте?
— Так точно, полковник.
— Надо подготовить учение к завтрашнему вечеру.
— Должен ли я тоже участвовать?
— Нам придется расстаться, Гай. Твой бригадир забирает тебя. Вернее, наш бригадир. К твоему сведению, мы теперь входим в оперативную группу Хука, которой командует бригадир Ритчи-Хук. Почему вы, черт возьми, не со своей ротой, Айвор?
— Сегодня у нас занятия повзводно, — ответил Клэр.
— Ладно, отправляйтесь и помогите подготовить распоряжения на завтра.
— Полагаю, Томми мог бы распорядиться насчет моего чемодана, — проворчал Йэн. — У нас в военно-воздушных силах денщики не предусмотрены.
— Что ты сделал со своим маршалом авиации?
— Избавился от него. Совершенно избавился наконец. Все начальные симптомы мании преследования. Ему пришлось отпустить меня, как фараону Моисея, если такое сравнение допустимо. Правда, мне не пришлось убивать его первенца, но я заставил его покрыться волдырями и чирьями от социальной неполноценности в буквальном смысле слова. Кошмарное зрелище! И вот теперь я неплохо устроился в штабе отчаянно опасных операций. Нет ли у тебя солдата, которого можно послать за моими вещами?
— Нет.
— Ты, наверное, заметил, что меня повысили в чине? — Он показал свой обшлаг.
— Боюсь, не знаю, что это значит.
— Но считать-то ты умеешь? Я не рассчитываю, что люди понимают знаки различия военно-воздушных сил, но должен же ты заметить, что этих штуковин стало на одну больше. Она выглядит новее остальных. Думаю, мой чин соответствует майору. Безобразие, что приходится самому тащить свой чемодан!
— Тебе не потребуется чемодан. На этом острове негде ночевать. А что ты, собственно говоря, тут делаешь?
— На борту должно было состояться совещание по совершенно секретному оперативному планированию. Помешала морская болезнь. Я как ненормальный, — пожаловался Йэн, — собирался на прогулку. Думал, хорошо отдохну от бомбежек, помоги мне бог. Но не мог ни спать, ни есть. Эта кошмарная нижняя каюта над машиной!
— Помещение для холостяков?
— Я бы сказал, помещение для рабов. Мне пришлось делить его с Томми. Его отвратительно рвало. Между прочим, я не возражал бы теперь чего-нибудь поесть.
Гай повел его в отель. Поесть нашлось, и за едой Йэн объяснил свое новое назначение.
— Должность как раз для меня. Я даже думаю, что ее ввели специально для меня по настойчивой просьбе маршала авиации Бича. Я поддерживаю связь с прессой.
— Не приехал ли ты раструбить о нас ?
— Упаси боже. Вы все еще страшно секретные. В этом вся прелесть моей работы. В управлении особо опасных операций все секретно, поэтому мне остается лишь время от времени выпивать с американскими журналистами в «Савое» и отказывать им в информации. Говорю им, что я сам журналист и глубоко им сочувствую. Они считают меня славным парнем. И я, черт возьми, такой и есть.
— Правда, Йэн?
— Ты никогда не видел меня с журналистской братией. Я показываю им демократическую сторону своего характера — не ту, которую видел маршал авиации Бич.
Гаю нечего было делать в то утро. Он наблюдал, как Йэн ест, пьет и курит. Когда вернулась иллюзия благополучия, Йэн разоткровенничался.
— Сегодня к вам приходит корабль.
— Это мы уже слышали и раньше.
— Дорогой мой, уж я-то знаю. Группа Хука отплывает с очередным конвоем. Три других отряда командос уже на борту своих кораблей. Вы составите целую армию, если вас не потопят в пути. — Его доверительность перешла границы дозволенного. — Это учение — только ширма. Томми, конечно, не знает, но, как только над вами прочно закроются люки, вы отправитесь в далекий путь.
— Ходили слухи о каком-то острове.
— Операция «Бутылочное горлышко»? Отменена несколько недель назад. После этого намечались операция «Зыбучий песок» и операция «Мышеловка». Обе отменены. Теперь намечается операция «Барсук».
— А это что такое?
— Раз ты не знаешь, я не имею права тебе говорить.
— Теперь слишком поздно отступать.
— Ну, откровенно говоря, это та же операция «Зыбучий песок», только под другим названием.
— И тебе, Йэн, все это рассказывают в управлении особо опасных операций?
— Я сам добываю сведения. Журналистская сноровка.
В тот день, как и во все предшествующие дни, транспортный корабль не прибыл. Томми подготовил распоряжения на учение и отдал их командирам рот; командиры рот довели их до командиров взводов. «Клеопатра» хранила свои тайны. Начальство приходило в себя и планировало. Вечером отель заполнили офицеры. В присутствии Томми в отряде «Икс» всегда становилось веселее. Большинство обедающих были старыми знакомыми Йэна. Его угощали так обильно, что в конце концов после полуночи ему пришлось искать помощи, чтобы найти дорогу к яхте. Провожал его Гай.
— Замечательный» вечер! — восторгался Йэн. — Замечательные ребята! — Когда он был пьян, его речь всегда текла медленнее и на высоких нотах. — Совсем как в «Беллами», только без бомбежек. Ты правильно поступил. Гай, что устроился сюда. Я побывал в других отрядах командос. Совсем не те ребята. Хотелось бы написать обо всех вас. Но ничего не выйдет.
— Да, не выйдет. Никак не выйдет.
— Ты меня не так понял! — Ночной воздух выветривал у него последние остатки сдержанности. — Я говорю не о секретности. Министерство информации добивается, чтобы вас рассекретили. Остро требуются герои, чтобы поднять дух народа. Скоро увидишь в газетах целые страницы о командос. Но не о вашей братии. Гай. Не подходит, понимаешь? Замечательные ребята, тоже герои, можно сказать, но не то время. Пережитки прошлой войны. Ушли с поэтом Рупертом Бруком.
— Ты находишь нас слишком поэтичными?
— Нет, — сказал Йэн, остановившись, и обернулся в темноте, чтобы взглянуть Гаю в лицо. — Вы не то что поэтичные, но высший класс. Безнадежно высший класс. Вы — цвет нации. Ты не можешь этого отрицать, а это не подходит.
В шутливом перечне различных стадий опьянения, сложившемся в течение веков, заслуживает места категория «пророчески пьян».
— Это народная война, — пророчески изрек Йэн, — а народу не нужна поэзия и не нужны цветы. Цветы воняют. Высшие классы засекречены. Нам нужны народные герои — для народа, именем народа, из народа и с народом.
Морозный воздух Магга завершил свое вредоносное действие. Йэн запел:
Когда же ты спасешь народ,
О милосердный бог? Когда?
Народ, мой бог, народ!
Не троны и короны, а народ!
Он перешел на рысь и, задыхаясь, повторял один и тот же куплет, громко и монотонно, пока они не добрались до трапа.
Из глубины ночи грозно прозвучал голос Ритчи-Хука:
— Прекратите этот адский шум, кто бы вы ни были, и отправляйтесь спать!
Гай покинул Йэна, съежившегося среди мусора на причале в ожидании подходящего момента, чтобы проскользнуть на яхту.
На следующее утро с первыми лучами солнца, к удивлению Гая, из мифической дымки наконец выплыл войсковой транспорт; было видно, как он прочно встал на якорь у входа в гавань.
— Гай, если ты не нужен бригадиру, можешь мне помочь. Нам с Джамбо надо подготовить приказ на посадку. Отправляйся на корабль и вместе с моряками займись распределением мест для размещения подразделений. Предстоит до черта работы, пока погрузим все на борт. Молю бога, чтобы нам дали еще день до начала учения.
— По словам Йэна, никакого учения не будет.
— Чепуха. Наблюдать за учением прислали половину штаба особо опасных операций.
— Йэн говорит, что это ширма.
— Йэн сам не знает, о чем говорит.
— Как быть с тем отделением Мактейвиша, о котором я докладывал? — спросил Джамбо. — Они ушли куда-то в самые дебри.
— Отзовите их.
— Нет связи.
— Черт! Где они находятся?
— Сведений нет. Должны вернуться послезавтра.
— Придется им не участвовать в учении, вот и все.
Для Гая это была не первая погрузка. Он испытал все это прежде в Ливерпуле с алебардистами. Корабль не был зафрахтованным транспортом. Он был укомплектован новым экипажем из военных моряков. Гай добросовестно осмотрел палубы и каюты. Через два часа он доложил:
— Свободных мест просто нет, сэр.
— Должны быть, — ответил старший помощник. — Корабль оборудован согласно армейским требованиям для перевозки одного пехотного батальона. Это все, что мне известно.
— Но мы не совсем обычный батальон.
— Это дело ваше, — отрубил старший помощник.
Гай вернулся, чтобы доложить Томми, но застал одного Джамбо.
— Лучше бы вы, бригадир и другие члены штаба, которых он берет с собой, отправились на другом корабле, — сказал Джамбо. — Думаю, без бригадира поездка будет приятнее для всех.
— Это не решает проблемы сержантов. Разве они не могут хоть один раз разместиться с солдатами?
— Это невозможно. Сержанты уже начали волноваться. Гренадеры обратились к полковнику Томми. Все их сержанты носят три нашивки и требуют питаться отдельно. Тогда «зеленые куртки» заявили, что в таком случае их капралы тоже должны питаться отдельно. Кстати, надеюсь, вы подобрали мне приличную каюту?
— С майором Грейвсом и доктором.
— Я, откровенно говоря, рассчитывал на что-нибудь получше.
За вторым завтраком мишенью для нападок оказался Гай.
— Вы должны понимать, — с необычной суровостью сказал Берти, — что мои солдаты — крупные люди. Им нужно больше места.
— Мой денщик должен помещаться в соседней каюте, — потребовал Эдди. — Не могу же я каждый раз, как мне что-нибудь понадобится, вызывать его криками из солдатских помещений.
— Но, Гай, мы не можем спать с колдстримцами.
— Я не могу отвечать за тяжелые пулеметы, если они не будут под запором, Краучбек, — заявил майор Грейвс. — А помещаться в общей каюте с доктором? Это уж слишком.
— Я не могу делить корабельный лазарет с судовым врачом, — жаловался доктор. — Мне положена отдельная каюта.
— Мне кажется, вы для нас ничего не сделали.
— Сюда бы Джулию Ститч, она призвала бы их к порядку, — сочувственно отозвался Клэр.
Тем временем Томми Блэкхаус готовился к неприятному разговору, который больше нельзя было откладывать. Томми, как и большинство военных, старался по возможности перепоручать неприятные обязанности другим. Но теперь он понимал, что он, и только он, должен сообщить Джамбо печальную весть.
— Джамбо, — начал он, когда они остались наедине в канцелярии, — вам не нужно сегодня садиться на корабль. Вы, собственно, не понадобитесь нам на учении, а тут надо привести в порядок кучу дел.
— В канцелярии все дела в ажуре, полковник.
— Корабль набит до отказа. Вам будет лучше на берегу.
— Я предпочел бы принять участие в плавании.
— Беда в том, Джамбо, что для вас не найдется места.
— Краучбек нашел для меня койку. Правда, тесно, но я устроюсь.
— Видите ли, вы не входите в состав оперативного штаба.
— И не вхожу в состав отряда командос?
— Вы же знаете наш штат. Нам не положен офицер административно-хозяйственной-службы. Вы сверхштатный.
— Если дело только в этом, — сказал Джамбо, — я думаю, меня можно ввести в штат.
— Боюсь, что дело не только в этом. Разумеется, я хочу вас взять. Не знаю, что буду без вас делать. Но бригадир приказал взять только строевой состав.
— Бен Ритчи-Хук? Я знаю его больше двадцати лет.
— В том-то и беда. Бригадир считает, что вы немного староваты для такого рода операций.
— Бен так считает?
— Боюсь, что да. Конечно, если мы организуем постоянный штаб на Ближнем Востоке, вы можете приехать и присоединиться к нам позднее.
Джамбо был алебардист, с юности приученный отдавать и получать приказания. Это был для него тяжелый удар, но он исключал какие-либо личные счеты.
Он сидел среди своих папок и пустых корзинок для бумаг, и в его старом сердце не было надежды.
— Как вы думаете, если я поговорю с Беном Ритчи-Хуком, это поможет?
— Да, — охотно согласился Томми, — я бы так и сделал. У вас будет достаточно времени. Он пробудет в Лондоне по крайней мере три недели. Прилетит к нам в Египет на самолете. Думаю, вы сумеете уговорить его взять вас с собой.
— Нет, раз уж он меня не хочет, то не возьмет. Не знаю случая, чтобы Бен сделал что-нибудь, чего не хочет. А Краучбека вы берете?
— Он будет офицером разведки бригады.
— Я рад, что у вас будет хоть один алебардист.
— Я не знаю, когда мы отплываем. До тех пор вы, разумеется, останетесь здесь.
— Конечно.
Оба вздохнули с облегчением, когда вошел майор Грейвс и спросил, как быть с имуществом саперов.
— Никому из моей роты нельзя доверить взрывчатку. Есть ли на корабле подходящий склад?
— А, оставьте ее на месте, пока не вернутся саперы.
— Без охраны?
— Никуда не денется.
— Слушаюсь, сэр.
Когда майор Грейвс ушел, Томми опять занялся распоряжениями на учение. От него скрывали, что это напрасный труд, пока не закончилась погрузка. Тогда на борт явилась группа офицеров с «Клеопатры», и было объявлено, что никакого учения не будет. Никаких отпусков перед отплытием. Никаких прощальных писем. Корабль присоединится к другим кораблям с другими отрядами командос и к эскорту в установленном месте в открытом море.
— Вот так надули нас, черт возьми, — сказал Клэр.
Джамбо не мог знать, что Томми тоже держали в неведении. Для его старинного понятия о чести это было настоящим предательством. С обледенелого берега он наблюдал, как уходят корабль и яхта, потом устало побрел в опустевший отель. Его увеселительная прогулка кончилась.
Магг тайком вышел из замка на своем покинутом острове, чтобы украсть запасы саперов, а вскоре появились и сами саперы — истощенные, небритые, они еле передвигали ноги, неся на носилках из прутьев доктора Гленденинга-Риза.
Сильный взрыв, убивший Магга и его племянницу, приписали диверсии противника.
Оперативная группа Хука, совершив глубокий обходный путь в Атлантическом океане, прибыла в Кейптаун, где ее приняли с почетом.
— Должен сказать, — заметил Айвор Клэр, — что местные жители необычайно любезны.
Он и Гай на закате сидели в баре отеля. Сквозь незатемненные окна в сумерки лился свет, сливаясь со светом фар автомобилей, мчавшихся, разворачивавшихся и останавливавшихся на покрытой гравием мостовой, у ярко освещенных витрин магазинов. Кейптаун, расположенный на самом краю одного из двух затемненных континентов, был настоящим ville lumiere, который тщетно искал Триммер.
— Прибыли три корабля, и для каждого создан комитет по встрече. Для всех накрыты столы.
— Это отчасти для того, чтобы подразнить голландцев, отчасти, чтобы удержать солдат от озорства. Наверное, были инциденты с последним транспортом.
— Отчасти и добродушие, я думаю.
— Да, отчасти, конечно, и это. Я не спешил сойти на берег, но, когда сошел, там все еще околачивались дружелюбно настроенные туземцы. Подходит ко мне красивая баба и говорит: «Чего бы вам особенно хотелось сделать или увидеть?» А я отвечаю: «Лошадей». За последние шесть недель я, представь себе, ни о чем особенно не думал, кроме как о лошадях и, конечно, о своем китайском мопсе Фриде. «Это довольно трудно, — говорит она. — А вы хорошо ездите верхом?» Тогда я отвечаю, что служил в кавалерийском полку. «Но разве вы все теперь не механизированы?» — спрашивает она. «Думаю, еще могу держаться в седле», — говорю. «Есть тут один мистер, Как Бишь Его, но у него свои странности. Впрочем, я попытаюсь». И вот она уцепилась за этого мистера Как Бишь Его, и, к счастью, оказалось, что он видел, как Тимбл победил в Дублине, и он в меня прямо-таки влюбился. У него действительно очень приличная конюшня где-то на берегу. Он позволил мне выбрать лошадь, и мы все утро ездили верхом. После завтрака я взял лошадь, которую он тренирует для препятствий. Я чувствую себя другим и прямо-таки поздоровевшим человеком. Ну, а ты что делал?
— Мы с Эдди и Берти ходили в зоопарк. Гнались за страусами, чтобы заставить их прятать голову в песок, но они не стали. Эдди забрался в ограду и гонялся за ними по всему загону, а по ту сторону сетки черный сторож умолял его прекратить это. Берти говорит, что страус может одним ударом ноги убить трех лошадей. Потом я пошел в художественную галерею. Там есть два замечательных полотна Ноэля Пейтона.
— Я ничего не понимаю в живописи.
— Ноэль Пейтон тоже не понимал. В этом вся его прелесть.
В бар вошли, нетвердо держась на ногах, Берти и Эдди, огромные, румяные и улыбающиеся.
— Мы весь день пробовали вина.
— Эдди пьян.
— Мы оба пьяны в стельку.
— Хотели потанцевать с девушками, но чересчур набрались.
— Почему бы вам не полежать? — сказал Клэр.
— Я как раз об этом думал. Потому и привел сюда Эдди — принять ванну.
— Еще, чего доброго, утону, — сказал Эдди.
— Чудесные бабенки, — вздохнул Берти. — Мужья на войне. Надо протрезвиться.
— Лучше всего поспать.
— Поспать, принять ванну, а потом танцевать. Пойду сниму комнаты.
— Чудно, — заметил Айвор Клэр, — теперь, когда есть возможность, совершенно не хочется напиваться. На этом корабле я почти не просыхал.
— Пойдем пройдемся.
Они не спеша вышли на улицу.
— Кажется, одна или несколько этих нелепых звезд называются Южный Крест, — проговорил Клэр, вглядываясь в теплую звездную ночь.
Все здесь сверкало. В витринах магазинов заманчиво сияли товары, бесполезные и некрасивые. Улицы были полны солдат из группы Хука. Медленно проезжали грузовики с солдатами, нагруженные плодами ферм и садов — корзинами с апельсинами и библейскими гроздьями винограда.
— Так или иначе, Гай, кажется, Кейптаун снабдил нас всем, что нам хотелось.
— Лампа Али-Бабы.
— Нам это было нужно. Куда теперь?
— В клуб?
— Слишком много приятелей. Обратно в отель.
Но когда они вернулись в отель, Клэр сказал:
— Слишком много солдат.
— Может быть, тут есть какой-нибудь сад?
Сад был. Гай и Клэр сидели в плетеных креслах, глядя на пустой, освещенный теннисный корт. Клэр зажег сигарету. Он курил довольно редко. А когда курил, то с явным наслаждением.
— Ну и путешествие! — сказал он. — Теперь уже почти кончилось. Иногда так хотелось торпеды. Стоишь, бывало, ночью на палубе и воображаешь: красивый пенящийся бурун, взрыв, потом вокруг меня головы, в третий и последний раз появляющиеся на поверхности, и я сам, единственный оставшийся в живых, медленно уплывающий к какому-то ближнему острову.
— Принимаешь желаемое за действительное. На самом деле набьют вас в открытые лодки, и вы сойдете с ума оттого, что будете пить морскую воду.
— Что за путешествие! — повторил Клэр. — Нам говорят, и мы говорим своим солдатам, что мы должны оборонять Египет, чтобы защитить Суэцкий канал. А чтобы добраться до Суэца, пришлось проплыть полпути до Канады и Тринидада. А когда мы наконец доберемся туда, окажется, что война кончилась. По словам одного парня, с которым я завтракал, не успевают строить лагеря для пленных итальянцев. Мне кажется, нас превратят в караульную команду.
Шел февраль 1941 года. Английские танки ушли далеко на запад от Бенгази. Банкиры со значками AMGOT{42} каждый вечер обедали в каирском клубе «Мохамед Али». А Роммель, еще никому не известный, уже организовывал свою первую штаб-квартиру в Африке.
— Сержанты вели себя ужасно.
— Всеми успешными бунтами руководили сержанты.
— Я нисколько бы не удивился, если бы старшина Людович оказался коммунистом.
— Он порядочный малый, — сказал Клэр, автоматически защищая своего подчиненного.
— У него страшные глаза.
— Просто бесцветные, вот и все.
— Почему он весь день ходит в домашних туфлях?
— Говорит, что у него болят ноги.
— Ты ему веришь?
— Конечно.
— Таинственный человек. Он раньше был кавалеристом?
— Кажется, был. Когда-то.
— Он похож на мошенника-лакея.
— Да, возможно, он был и лакеем. Он слонялся по Найтсбриджским казармам, и никто не знал, что с ним делать. В начале войны он прибыл как резервист и претендовал на звание капрала кавалерии. Его фамилия значилась в списках, но никто, видимо, ничего о нем не знал, поэтому, когда формировалась рота, его, естественно, навязали мне.
— Он был eminence grise{43} за всеми жалобами на то, что обходы капитана нарушают неприкосновенность сержантской столовой.
— Так оно и было. Интересно, — сказал Клэр, деликатно меняя тему, — как ладили с моряками другие командос?
— По-моему, отлично. Они заставили своих офицеров придерживаться норм выпивки, установленных на флоте.
— Ручаюсь, что это противоречит уставу. — Помолчав, Айвор добавил: — Не удивлюсь, если мне не удастся избавиться от Людовича, когда мы прибудем в Египет.
Некоторое время они сидели молча. Потом Гай сказал:
— Становится холодно. Пойдем в бар и забудем хоть на один вечер про корабль.
В баре они обнаружили Берти и Эдди.
— Теперь мы совсем трезвые, — сообщил Эдди.
— Только выпьем еще по одной, перед тем как пойти к девочкам. Добрый вечер, полковник.
Позади них возник Томми.
— Хорошо, — сказал он, — хорошо. Я так и думал, что найду здесь кого-нибудь из своих офицеров.
— Выпьете, полковник?
Да, конечно. У меня был чертовски трудный день в Саймонстауне, и я получил довольно тревожное сообщение.
— Подозреваю, что нам предстоит повернуться кругом и отплыть обратно, — сказал Клэр.
— Не то. Речь идет о нашем бригадире. О нем и начальнике штаба бригады. Их самолет вылетел из Браззавиля на прошлой неделе, и с тех пор о нем ничего не слышно. Кажется, оперативной группе Хука придется сменить название.
— Он найдется, — сказал Гай.
— Пусть поторопится, если собирается руководить нашей операцией.
— Кто теперь командует?
— В данный момент как будто я.
— Лампа Али-Бабы, — прошептал Клэр.
— Что?
— Ничего.
Поздно вечером Гай, Томми и Клэр вернулись на корабль. Эдди и Верти прогуливались по палубе.
— Протрезвляемся, — объяснили они.
После каждого второго круга они прикладывались к бутылке.
— Посмотрите, — сказал Эдди. — Надо будет купить. Называется «Команде».
— Это бренди, — сказал Верти, — порядочная дрянь. Вы не думаете, полковник, что следует послать его Олуху на крышу? (Так военные прозвали капитана корабля.)
— Нет.
— Единственное, что я еще могу придумать, это выкинуть бутылку за борт, пока нас не стошнило.
— Да, я бы так и сделал.
— А как же esprit de corps? Ведь оно называется «Командо»?
Эдди бросил бутылку за борт и следил за ней, перегнувшись через поручни.
— Кажется, меня все равно стошнит, — признался он.
Потом в крошечной каюте, которую он делил с двумя спящими глубоким сном коллегами, Гай долго лежал без сна. Еще рано было оплакивать Ритчи-Хука. Он был уверен, что этот неистовый алебардист в данный момент яростно пробивается через джунгли, чтобы «уничтожать и уничтожать» противника. Гай с глубокой любовью думал об отряде «Икс». Цветом нации иронически назвал их Йэн Килбэннок. А ведь он был недалек от истины. Какая-то героическая простота отличала Верти и Эдди. Айвор Клэр был совершенно другим человеком: язвительным, замкнутым, неисправимым. Гай вспомнил, как он впервые увидел Клэра в Риме в солнечный весенний день, среди кипарисов Боргезских садов, безупречно направляющего коня на препятствия, сосредоточенного, как монахиня на молитве. Айвор Клэр, подумал Гай, лучший цветок из всех. Он — квинтэссенция Англии, человек, которого Гитлер не принял в расчет.