Дневник матери (1944 год)
ДНЕВНИК МАТЕРИ
14 ДЕКАБРЯ, ДЕБРЕЦЕН. Позавтракав, мы отправились втроем пройтись по городу и сразу же за воротами здания, в котором нас разместили, натолкнулись на огромную тушу Андраша Чизмадиа. Он спросил нас: не знаем ли мы, куда ему теперь идти? Он, мол, слышал, что надо где-то появиться, но не знает точно где. Мы пошли вместе, и он рассказал нам, как два дня назад его подняли ночью с постели, приказав: «Одевайтесь, быстро!», посадили в автомобиль, и вот он оказался в Дебрецене. Здесь он уже успел поужинать, провести ночь, позавтракать, слышал, что надо всем куда-то идти, но точно не знает, куда именно. Ему толком не объяснили, зачем вообще его сюда привезли. Вдруг его посадят или расстреляют? И он был очень благодарен Эрнё, когда тот растолковал ему, что речь идет о рождении новой Венгрии и что он один из тех, кто будет олицетворять волеизъявление венгерского народа... Старик был счастлив, что никто не собирается его трогать.
В городе я заходила в знакомые магазины. Делала это я намеренно, так сказать, с пропагандистскими целями. Владельцы магазинов с плачем заключали меня в объятия. Наш родной город сильно пострадал.
Мы ненадолго заглянули к Матушке (моей бабушке), потом направились к лесу. Нашим глазам открылось грустное зрелище: повсюду разрушенные, пострадавшие от бомбежек и артобстрела здания. Мы осмотрели и загородный дом бабушки, стены его уцелели, но крыша была сильно повреждена и поэтому протекала. Внутри тоже все было разбито и разгромлено, книги валялись в беспорядке, посуда перебита...
Правда, здание университета осталось целым, за исключением кое-где выбитых стекол. Занятия сразу же возобновились. Историю преподает Деже Сабо (не писатель, а его тезка историк).
Аладар (так мы прозвали Белу Миклоша Дальноки) за ужином, подойдя к нашему столику, громко и очень любезно приветствовал нас. (К чему бы это?).
15 ДЕКАБРЯ. Утром мы опять были удостоены приветствия Аладара. Может быть, это связано со слухами о взятии Будапешта{53}.
Мы навестили Лаци и Эмилию (наши родственники). К сожалению, и их дом пострадал.
16 ДЕКАБРЯ. После завтрака мы опять отправились в город. Все наши знакомые по-прежнему в ужасе замирают при нашем появлении, когда мы с ними заговариваем, они начинают оглядываться по сторонам; при этом кое-кто пытается нас успокоить, обещая никому не рассказывать о том, что видели нас здесь. Мы же собираемся просветить этих людей, всячески пропагандируя наступление новой жизни.
Пообедали мы у Матушки, она каждому наложила по полной тарелке картошки. Побывали мы у наших дебреценских знакомых Гачаи, которые рассказали о событиях последних месяцев, о своих злоключениях.
17 ДЕКАБРЯ. Сегодня день рождения моего дорогого отца. Где-то он сейчас вместе с детьми? Между нами теперь проходит граница двух миров...
Я встретилась с Евой Вашари (с младшей сестрой мэра Дебрецена, а потом министра в одном из коалиционных правительств). Она рассказала мне, что целых 78 часов была замурована в одном подвале. Потом ей пришлось изображать юношу и дряхлую старуху.
18 ДЕКАБРЯ (понедельник). Эрнё утром был на богослужении в оратории{54} по случаю начала нового учебного года в школах, там же он разговаривал с учителями. Встретил Эрнё и Юци Юхас (эта женщина отдала свою пишущую машинку вновь создаваемому министерству обороны Венгрии). Юци пришла к нам в гости после обеда. Она повторяла, что на нее сильное впечатление произвели слова Эрнё, с которыми он обращался утром к учителям. Его речь была первым лучом надежды за долгие недели безысходности. Он вернул, по ее словам, веру в будущее венгерского народа, она вновь обрела способность улыбаться и верить в завтрашний день. Вот только бы еще и муж ее вернулся домой... Вскоре он действительно возвратился с фронта.
19 ДЕКАБРЯ (вторник). Итак, у венгерской армии, кажется, будут пишущие машинки. Одну машинку дала нам Юци Юхас, вторую принесла Эмилия Ц., а еще две мне обещали дать знакомые. Правда, машинки старые, с множеством дефектов и неисправностей...
Я встретилась еще с Катинкой Фазекаш (когда-то она учила мою мать). Катинка Фазекаш тоже восторженно отзывалась об Эрнё. Сказала, что ей очень понравились его трезвые, умные слова, которые так резко отличаются от разного рода экстремистских выступлений и шатаний из стороны в сторону...
В холле «Золотого быка» (гостиница в Дебрецене) началось священнодействие, окрашенное в цвета национального стяга. Повсюду трехцветие: красно-бело-зеленые повязки, флаги... Приятно, что в городе, который пока еще лежит в развалинах, медленно, но верно начинает налаживаться жизнь. Искореженные трамваи оттаскивают с путей в мастерские, на рыночной улице заменили четыре дуговые лампы, в магазинах проводится учет, убирают помещения, распродают оставшиеся товары, повсюду чинят крыши, все больше людей осмеливаются выходить на улицы. Я видела нескольких женщин в кокетливых шляпках.
Вечером Геза Телеки прибыл из города Печа с депутатами. Целая армия отцов нации копошилась в ресторане. Что за чудаки, они по одному приходили поглазеть на Белу Миклоша.
Один депутат, бывший подполковник в штатском костюме, подошел к нашему столу и сообщил, что город Сегед обязан ему своим существованием, он создал там политическую партию, насчитывающую тысячу членов, чувствовалось, что он мнит себя великим человеком. Ему все время не сиделось на месте, вскоре он подкатил и к Аладару, и к «железному папе» (Яношу Вё-рёшу).
20 ДЕКАБРЯ (среда). Я в привычное время спустилась позавтракать, но ко мше подошел метрдотель и, чрезвычайно вежливо извинившись, попросил не сердиться и пересесть в «белый» салон для сановников и знаменитостей, потому что в этом зале предполагается кормить господ депутатов. Он извинялся раза три, утверждая, что там для нас будет организовано более подобающее нашему положению питание, а господ депутатов будут обслуживать по армейским нормам. Итак, господа депутаты нового парламента Венгрии в конце 1944 года от рождества Христова были поставлены в Дебрецене на армейское довольствие! Я привела в смятение метрдотеля, спросив, как, по его мнению, все это сочетается с высокими принципами, которые будут провозглашены на заседании Временного Национального собрания. Он, продолжая извиняться, лепетал, что это не от него зависит, наверное, просто не хватает продовольствия, чтобы всех накормить одинаково и досыта.
Утром мы снова прошлись по городу и увидели, как он готовится к созыву Национального собрания.
Повсюду национальные флаги, приготовлено много красных ковров, елочных веток, которыми украшены портреты Ракоци и Кошута. На улицах везде репродукторы, пока их только пробуют, поэтому они хрипят, причем в одном месте слышится фронтовая песенка, а в другом кто-то просто считает, но об этом сквозь хрип едва можно догадаться. Кажется, дело все-таки пойдет!
Город купается в море стягов. С помощью длиннющей пожарной лестницы советские солдаты снимают с фронтона гостиницы «Золотой бык» большое красное полотнище, чтобы водрузить венгерский национальный флаг. Теперь повсюду выставлены портреты, развешаны плакаты, транспаранты, всюду красно-бело-зеленые флаги. Множество самых различных портретов Кошута, Ракоци и Петёфи в обрамлении хвойных веток. На каждом шагу видны карикатуры на Гитлера. Я видела плакат, на котором был изображен огромный паук со свастикой на спине, который своей паутиной пытается оплести территорию между Тисой и Дунаем. Повсюду плакаты с надписями: «Да здравствует Временное Национальное собрание!», «Венгерский народ против немецких поработителей!», «Смерть фашистским собакам!»
К вечеру прибыл Фараго. Мы ходили его поприветствовать и осведомиться, как поживают его овцы, ведь он ездил в Кечкемет вербовать добровольцев для работы в своем поместье. «Избиратели есть, а вот овец-то как раз и нет!» — заметил Фараго... Правда, его библиотека, насчитывающая 2 тысячи томов, не пострадала. А потом ему удалось обеспечить охрану из советских солдат.
Народная газета писала, что немцы на Западном фронте начали наступление. Им удалось добиться определенных успехов, в Бельгии они продвинулись на 40 километров. По сообщениям из Лондона, отступление союзников происходит организованно. Для нас это довольно неприятная новость, потому что вполне возможно представить, как там (в еще не освобожденных частях страны), захлебываясь, кричат немцы о своих победах, и хотя, разумеется, не совсем, но до какой-то степени она может повлиять на здешних людей, именно тогда, когда в Дебрецеие создается новое правительство демократической Венгрии. Правда, для наступления на западе немцы, вероятно, сняли несколько дивизий на востоке, что, конечно, будет способствовать ускорению полного освобождения нашей страны.
21 ДЕКАБРЯ (четверг). В десять часов утра открылось заседание Временного Национального собрания, оно началось с непродолжительного богослужения епископа Ревеса. Потом все разошлись, а собственно заседание возобновилось уже после обеда, в два часа дня.
На послеобеденное заседание явились все члены временного парламента (как видно, богослужение не все депутаты сочли для себя обязательным, и отцов нации утром было явно маловато). Заседание началось под председательством Вашвари. После небольшой вступительной речи он предложил, чтобы собрание избрало председателя, двух его заместителей и секретаря. В председатели он выдвинул кандидатуру юриста Белу Сентпетери Куна. Тут же раздались крики: «Принимаем!», «Не принимаем!», «Нам не нужен старый реакционер!», «Шандора Юхаса Надя — в председатели!» Крики, возгласы негодования, и сразу же несколько человек попросили слова. Один молодой человек, внешне вполне интеллигентного вида, поднялся из второго ряда и заявил: заседание Национального собрания не место для сведения счетов; он считает, что воля народа здесь должна выражаться единодушно, и поэтому предлагает единогласно избрать председателем Шандора Юхаса Надя. Насколько ему известно, по состоянию здоровья престарелый Бела Сентпетери Кун вообще не прибыл на заседание... На это из задних рядов послышался слабенький голосок: «Я здесь, но из-за преклонного возраста прошу высокочтимое собрание мою кандидатуру более не рассматривать».
На трибуну поднялся Шандор Юхас Надь и попросил Временное Национальное собрание, чтобы председателем, как и намечалось, все-таки стал Бела Сентпетери Кун. (Вновь крики: «Верно! Ура!», «Не нужен нам дряхлый реакционер!») После этого вскочил болезненного вида пожилой мужчина с длинными седыми патлами, в поношенном сером костюме и с манерами опытного демагога. Одной рукой он опирался о спинку, а второй — энергично жестикулировал. Говорить плавно и красиво он, правда, не умел, но смысл отрывисто вылетающих из его рта слов сводился к тому, что такие реакционные фигуры, как Бела Сентпетери Кун, вообще не должны появляться на свет божий.
Вашвари предложил пятиминутный перерыв, во время которого Бела Сентпетери Кун отправился восвояси, а разбушевавшихся депутатов удалось утихомирить.
А дальше все пошло как по маслу. Предложили новую кандидатуру, и все проголосовали за Белу Жеденьи, преподавателя Мишкольцкой академии права, который стал председателем Временного Национального собрания, его заместителями выбрали Шандора Юхаса Надя и профессора Шанту (впоследствии лауреат премии имени Кошута, известный нейрохирург). Жеденьи вначале очень волновался, но потом успокоился, вошел в роль...
Священник Иштван Балог Покхашу предложил, чтобы Временное Национальное собрание приняло обращение, которое бы заканчивалось словами: «Да здравствует сильная, независимая, демократическая Венгрия!»
Потом начались прения. Были, разумеется, удачные выступления, были маловыразительные, большинство делегатов говорили о земельной реформе, о переделе земли. Бурными возгласами собравшиеся приветствовали победоносную Красную Армию. Многие депутаты упоенно требовали вздернуть Гитлера и Салаши, если такая возможность представится. Прозвучало предложение и об организации новой венгерской армии, которая должна принять участие в военных действиях против немцев (Бела Миклош)... Большинство выступавших поддержали идею об обращении к венгерскому народу, и оно было единогласно принято. На этом первый день работы Временного Национального собрания закончился. Завтра оно продолжит свою работу.
После ужина к нашему столику подошел доктор Эр-дёш, депутат от партии мелких хозяев. Эрнё рассказал ему о нашем путешествии в Москву и о миссии, которая тогда была на него возложена, о вновь создаваемом правительстве, высказал свои соображения по поводу его состава. Эрнё подчеркнул, что это правительство временное и что после освобождения Будапешта его следует реорганизовать или сформировать новое. Эрнё сказал, что согласен с мнением Тилди о том, что ни в коем случае нельзя препятствовать созданию Временного правительства, затягивать этот процесс, наоборот, надо всемерно поддерживать идею формирования Временного правительства. В результате этого разговора Эрдёш вскоре согласился принять пост государственного секретаря, от которого прежде отказывался...
22 ДЕКАБРЯ (пятница), город Сарваш. К сожалению, нам больше не суждено было наблюдать за работой Временного Национального собрания и формированием правительства. Утром к нам постучал небольшого роста младший лейтенант-переводчик и передал, что «господина майора хочет видеть генерал Сусайков». Он попросил нас побыстрее собраться и отправиться к генералу. Оказалось, что и Йошку Терека тоже подняли с постели. Я быстро оделась и отправилась в ресторан в надежде потом все-таки попасть на заседание парламента. Однако моим планам не суждено было осуществиться: за завтраком ко мне подошел младший лейтенант-переводчик и сказал, что звонил господин майор и предупредил, что будет отсутствовать несколько дней, и поэтому просил собрать самое необходимое и привезти ему. Я даже осмелилась спросить, нельзя ли это сделать после заседания Национального собрания, на которое мне так хотелось попасть, но он ответил отрицательно, начал торопить, «потому что господин майор и его друзья вскоре выезжают на фронт». Я собрала самые необходимые вещи для нас с Эрнё и для Йошки Терека, и тоже села в автомобиль. Через Хайдусобос-ло — Пюшпкладань — Кишуйсаллаш — Мезётур мы приехали в Сарваш. Здесь, вволю насидевшись, находившись по городку, после длительных расспросов я наконец набрела на двух грустных венгров. Они поначалу глазам своим не поверили, увидев меня с багажом. Между взрывами смеха мы еще ухитрялись обмениваться впечатлениями о происходящем, наш черный юмор основывался на том, что нас увезли из Дебрецена в самый неподходящий день, во время создания Временного правительства. На голову «железного папы» свалилась масса проклятий после того, как я сообщила мужчинам о том, что генерал знал о предполагаемой поездке еще вчера вечером от Григорьева...
Вечером за нами пришел капитан-переводчик, говоривший по-немецки, и какой-то майор с мрачным лицом. Меня тут же отправили в соседнюю комнату, где в это время ужинало пять новобранцев. Что и говорить, это были не самые веселые полтора часа в моей жизни, к тому же я плохо себя чувствовала; видно, меня сильно укачало в автомобиле. В это время у Эрнё почему-то выспрашивали, зачем он перешел линию фронта, что делал в это время, с кем из политических деятелей встречался он после возвращения на родину, где, когда и т. д. и т. п. Особенно подробно отца расспрашивали о Тилди и близких к нему людях. Вероятно, наша поездка носит политический характер.
23 ДЕКАБРЯ (суббота). Утром ко мне из соседнего дома пришел Йошка, и мы целый день проскучали. На завтрак, обед и ужин ели курятину.
После обеда мы пошли осмотреть жилище Йошки, и я решила, что мы тоже туда переселимся. Ведь в доме, где нам пришлось до сих пор ютиться, была ветхая, готовая вот-вот развалиться кровать без подушек, одеяла и простынь.
В доме, в котором поселился Йошка, жили супруги-железнодорожники, пенсионеры. Эти добрые старики были счастливы, что мы остановились у них в доме, они старались предвосхитить каждое наше желание и были рады, что им представился случай ухаживать за венгерскими военными.
24 ДЕКАБРЯ (воскресенье). На сегодня мы запланировали «бунт». Мы потребовали у переводчика, чтобы нас немедленно отправили к генералу Сусайкову, ведь Эрнё не отдыхать сюда приехал, ведь ему сказали, что он нужен генералу. Ему бы хотелось знать, что хочет генерал Сусайков.
Вскоре к нам пришел, но, разумеется, не генерал, а мрачный майор и капитан-переводчик, говоривший по-немецки.
Итак, рождественский вечер мы провели в Сарваше. Мы вспоминали близких, родных, отчий дом, пили водку, привезенную из Москвы, выпили за то, чтобы провести следующее рождество в мирных, более спокойных условиях.
25 ДЕКАБРЯ (понедельник, рождество). Сегодня была моя очередь бунтовать, я вызвала переводчика и попросила его организовать автомобиль, чтобы вернуться в Дебрецен. Мол, хочу поехать туда за своими вещами, которые мне просто необходимы, ведь я не знала, что мы так долго пробудем здесь, и я, между прочим, не готова... И еще я добавила, что, если не будет автомобиля, я пойду пешком...
Автомобиль мне, конечно, не дали, но снова появился тот самый майор, который вместе с переводчиком допрашивал отца. Нас с Йошкой опять попросили из комнаты. Эрнё снова задавали многочисленные вопросы, потом капитан с майором удалились, сообщив, что еще сегодня произойдут важные события...
Действительно, вскоре они вернулись и попросили нас упаковать вещи... Нас усадили в два автомобиля, и мы помчались в Кунсентмартон. Пока в нашем новом «жилище» топили печку, мы нанесли визит на соседний венгерский «хутор», где встретили Миклоша Дайку и старшего лейтенанта Хомоннаи. Обнялись, обменялись новостями, впечатлениями, выпили по бокалу вина, потом настала пора прощаться, чтобы как следует подготовиться к завтрашнему дню. Мы уже знали: завтра или послезавтра нас перебросят поближе к Будапешту, и после освобождения венгерской столицы мы попадем туда одними из первых.
31 ДЕКАБРЯ (воскресенье, Новый год). Как видно, Будапешту все-таки придется вынести всю тяжесть напряженных уличных боев. Немцы убили двух советских парламентеров. Ближайшие дни для фашистов будут страшными, и я не хотела бы быть в шкуре гнусного подлеца Салаши...»