Феликс Пичардо Мойя.

Романс об Игнасио Аграмонте

Что ж спеть вам, сеньоры? Впрочем,
не слышали, может статься,
романс вы об Аграмонте,
отважном вожде повстанцев?
Мечтал Аграмонте с детства
о подвиге и о славе.
Конечно, мечтать об этом
любой из юношей вправе.
Однако мечты — мечтами,
а дело всегда есть дело.
Пригож Аграмонте ликом
и крепок душой и телом,
и вскоре он всем докажет,
каким он родился смелым.

Его отважное сердце
воспламенено любовью.
Он белой невесте пишет
послание красной кровью.
Но в сердце его пылает
пожар и другого рода:
не может стерпеть Игнасьо
позор своего народа —
позорные цепи рабства,
испанского ига цепи...
Душа его изнывает
на родине, словно в склепе.

Друзья же не понимают
(хотя и постигнут вскоре),
какое сутулит плечи
ему, Аграмонте, горе.
Да разве же он забудет
свой символ любви и веры —
платок, омоченный кровью
казненного Агуэро?
Ребенком он был на казни,
на этой кровавой жатве.
Да разве же он изменит
тогда еще данной клятве?

В Орьенте опять восстанье.
Воюют в горах герои.
Кубинское знамя снова
взметнулось на поле боя.
А следом камагуэйцы
пламенные восстали,
чтоб обрести свободу
в вихре свинца и стали.
И вот во главе повстанцев
Игнасио Аграмонте.
Бегут от него испанцы
до самого горизонта.

* * *

Привал. Аграмонте смотрит
в костер и на кольца дыма
и думает о супруге,
далекой, но столь любимой...
Вдруг с вестью гонец примчался
и требует генерала.
Стряхнул Аграмонте думы,
которые в час привала
нахлынули...
 — Что случилось?
 — Взят в плен бригадир Сангили.
Связали его испанцы,
а всех остальных убили
и спешно двинулись в город...

Тут, грозно чело нахмурив,
вскочил в седло Аграмонте,
неистовый, словно буря.
 — Солдаты мои! — вскричал он. —
Сангили взят в плен врагами.
Должны мы спасти героя
или погибнуть сами!

Лишь тридцать пять добровольцев
взял с собой Аграмонте.
Гремят их коней копыта
вдоль грозного горизонта.
Ведет генерал в атаку
отважнейших из отважных,
снискавших вечную славу
в отчаянных рукопашных.
И, звуки дерзкой погони
слыша вдруг за собою,
испанский полк разбежался,
покинувши поле боя.
И вот бригадир Сангили
освобожден от плена.
и с Аграмонте скачут
они колено в колено.

* * *

В сраженье под Химагуайу
испанцами был убит он.
Достала героя пуля,
и рухнул он под копыта.
Повстанцы в горячке боя,
в сабельной круговерти
не разглядели даже,
как встретился он со смертью.
И, только вернувшись в лагерь,
еще до конца не веря
в случившееся, постигли
всю тяжесть своей потери.
Вернувшись на поле брани,
до ночи его искали,
вздыхая и сокрушаясь
о славном своем генерале.
А он лежал одиноко,
и кровь по челу струилась,
но очи были спокойны,
как будто господня милость
к нему снизошла известьем
о том, что не за горами
то время, когда над Кубой
взовьется свободы знамя.

* * *

Наутро нашли испанцы
тело его и гордо
внесли его в побежденный
и горем убитый город.
Но праздновать их победу
город не стал: все двери
закрылись, и даже небо,
скорбя о такой потере,
заплакало горьким ливнем,
и молнии засверкали,
чтоб высветить лик героя,
чье место — на пьедестале...