От расплаты не уйдешь
Юноша лежал, распластавшись в луже крови, которая уже успела засохнуть и потемнеть. Его долго, остервенело били, пока он не потерял сознания. Наконец один из палачей, схватив за волосы, приподнял его окровавленную голову:
— Облейте водой, надо, чтоб он меня услышал.
Принесли кружку грязной холодной воды и выплеснули в иссиня-черное лицо пленника. Он вздрогнул, повел головой и начал жадно хватать воздух широко открытым ртом.
— Теперь заговорит...
Очнувшись, юноша кинул на наемника взгляд, полный такой неистребимой ненависти, что у того мороз побежал по коже.
— Ну что, и дальше будешь... — Договорить наемник не успел: густой кровавый плевок залепил ему глаз. Сатанея от злобы, он, как зверь, набросился на свою жертву — бил и бил юношу по голове, будто пытался расколоть ее. Отдышавшись, разогнулся и крикнул: — Хватит цацкаться! Этот хам все равно больше ничего не скажет. Повезем его к матери...
Словно из глубокого колодца, донеслись до слуха вконец измученного, изувеченного юноши эти слова. И его сознание мгновенно взбудоражила мысль о том ужасе, который ожидал мать — его мать! Собрав последние силы, он произнес еле слышно:
— Нет... только не это! Нет-нет, пожалуйста...
— Ты что, мамочку навестить не хочешь?
— Со мной что угодно делайте, а ее не трогайте...
— Тогда говори, говори, говори!..
Поняв, что допустил ошибку, юноша торопливо пробормотал:
— Делайте что угодно — ничего не скажу...
Палачам принесли молоток и длинный толстый гвоздь — такими на железной дороге закрепляют шпалы.
— Будешь говорить? Иначе загоним эту железяку в твою тупую башку...
Пленник закрыл глаза. В последний миг он увидел мать — совсем близко, рядом... Представил матерей своих товарищей по оружию, вообще всех матерей, но тут ужасающая, ни с чем не сравнимая боль затмила сознание...
— Ну, грузите его. Поехали!
— Зачем?
— Я сказал, что сделаю это, и сделаю!
Тело убитого бросили в багажник «кадиллака». Машина пронеслась по пустынным улицам и вскоре остановилась перед старым, неприглядным домишком.
— Не откроет сразу — ломайте дверь...
Мать в эту ночь не сомкнула глаз: она думала о сыне, ждала его. Услышав стук, кинулась к двери, уже трещавшей под ударами прикладов.
— В чем дело?!
— Подарочек тебе привезли.
Они выволокли труп из багажника и швырнули к ногам остолбеневшей женщины. Вскрикнув, она, как подкошенная, упала на тело сына. Отчаянные рыдания огласили тихую улицу.
— Ну и зря! — сказали они ей. — Теперь уж ему ничем не поможешь.
Словно уяснив, что случившееся непоправимо, женщина подняла голову. В ее покрасневших глазах стояли не слезы, а лютая ненависть.
— Придет время, — грозно произнесла она, — и ты заплатишь за все. От расплаты не уйдешь, палач!..
В ответ тот лишь цинично усмехнулся: все они говорят одно и то же. И девушка, прятавшая повстанца, говорила то же самое — впрочем, недолго, потому что он раздел ее и отдал солдатам на потеху... Да, все они грозят, только угрозы их смехотворны. Сила на его стороне...
Откуда-то издалека прогремели пушечные выстрелы, сухо застрекотали пулеметы. Он судорожно сжал автомат и подумал: «Кажется, пора убираться, и поскорее. Наши отступают... Начнут сдаваться, чего доброго, а ведь болтали: веселая будет прогулка, нас армия поддержит...»
Поблизости разорвался снаряд. «Надо пробираться к берегу, — продолжал размышлять он. — А оттуда бежать можно как угодно, хоть на лодке. Пароходы здесь проходят близко, подберут...»
Он вытер пот со лба и заторопился прочь. Пробирался петляя — боялся наткнуться на засаду. Уже возле манговых деревьев чуть было не сбил с ног незнакомца и, словно вспугнутый хищник, накинулся на него.
— Подождите, вы что? — хрипел тот. — Клянусь, я шел сдаваться! Клянусь!..
Он понял, что напал на своего. И как это он не заметил маскхалата?
— Ну и напугал ты меня, дружище! — засмеялся он, поднимая с земли незнакомца.
Тот — безусый, коротко подстриженный, худой парнишка — смотрел на него широко раскрытыми с перепугу глазами.
— Я думал, какой-нибудь милисьяно, — еле вымолвил он. — Их тут уйма...
— Похоже, банкет нам готовят.
— А командование-то бежало — только пятки сверкали!
— Какое командование? — Он вздрогнул, будто от удара.
— Наше, какое же еще! — сказал парнишка. — Почему «бежало»?
— Не так все сталось, как мечталось, а? Здесь ведь никто не сдается, все сражаются до конца...
— Надо поскорее убираться отсюда. Пошли, не будем терять времени. — И он, схватив парнишку за руку, рванулся в сторону берега.
— Постой, куда ты меня? Не видишь — я весь мокрый!
— Я тоже.
— Но у тебя хоть одежда цела, а на мне одна рвань... Я пытался уплыть, да наши лодки накрыли с воздуха, вот и окунулся. И оружие утопил...
Паника охватила старшего. В ушах зазвенело: «От расплаты не уйдешь, палач!..» И когда он заговорил, голос его дрогнул:
— Мы должны выбраться отсюда. Ни минуты больше не останусь в этой ловушке!
— На земле все же легче защищаться, чем на воде.
— Тут нас голыми руками сцапают.
— Нет, ты послушай! В округе много крестьян, мы возьмем у них одежду и переоденемся. Может, сойдем за деревенских.
Старший провел пальцами по тонкой руке парнишки:
— Где это ты видел крестьян с такими ручками?
Они помолчали. Первым тревожное молчание нарушил младший:
— Ты где работал?
— В пятом.
Парнишке чуть не стало дурно. Даже людей его круга, при Батисте бывших хозяевами, ужасала жестокость, с какой пятое отделение управления полиции чинило свои расправы.
— Что, струсил?
— Нет. Просто странно, как это судьба нас свела...
— Ничего странного, — перебил его старший. — Ты пришел сюда, чтобы вернуть отобранное у твоего отца, я — чтобы расправиться с теми, кто мешает тебе и таким, как ты. Вы хорошо нам платили. Значит, мы с тобой — одного поля ягоды.
Они поднялись и двинулись в глубь острова — подальше от моря. Вскоре на их пути встретился домишко. Перепуганная женщина, заслонив собой детей, со страхом смотрела на дуло автомата, наведенное на нее.
— Я здесь одна с детьми. Где муж и сын — не знаю.
— А там? — Старший кивнул в угол, где стояла кровать.
— Там старшая дочка.
— Найди одежду мужа и сына, — приказал он. — Нам надо переодеться.
— Ничего нет... кроме того, что они перед уходом надели.
— Ищи, а то разряжу в тебя эту «игрушку»! — пригрозил он и ткнул автоматом ей под ребра.
— Мама, отдай им все! — всхлипнула девушка. Женщина вышла в другую комнату и вернулась с каким-то тряпьем.
Они переоделись.
— Где нам лучше выйти?
— Сюда, налево...
Шли долго, пока не выбрались на шоссе. Потом, бросив оружие, осторожно шагали по обочине. Неожиданно рядом остановилась машина.
— Куда идете? — спросили их.
— В город.
— В Хагуэй?
— Да. А что делать? Лачугу нашу разбомбили... Самолет спикировал — и она вспыхнула, точно спичка.
— Ничего, скоро им спичек не понадобится, только свечки. Дело нескольких часов... Погиб кто-нибудь из родни?
— Жена и двое детей.
— Сочувствую. Не удалось спасти?
— Нас дома не было. Встречали вместе со всеми непрошеных гостей. Нескольких поймали — они в болоте заблудились... Скажите, нам оружие дадут?
— А у тех почему не взяли?
— Да не было у них. Говорят, в море осталось, когда их катер разбомбили.
Они полезли в машину. Ехавший на заднем сиденье раненый молча кивнул им.
Скоро показалась окраина. «Вот и до города добрались, — подумал старший. — Затеряться бы теперь в людской толчее. А еще лучше спрятаться у кого-нибудь из друзей или в церкви, переждать денек, другой, а потом незаметно смыться с этого проклятого острова, чтобы когда-нибудь вернуться сюда опять и схватить наконец за хвост негодяйку по имени Фортуна...»
Замелькали первые городские дома. Скрежет тормозов — и машина словно приросла к асфальту. «Контрольный пункт!» — от этой мысли у старшего все внутри сжалось.
— Пленные есть?
— Нет. Раненый у нас.
— Дай-ка взглянуть! Вдруг в наши сети какая рыбешка попадет?
— Он! Это он убил моего сына! — Женщина грозно смотрела на старшего широко открытыми, остановившимися глазами, направив на него указательный палец, словно дуло пистолета.
— Они мне сразу не понравились, — невозмутимо заметил водитель.
— Это недоразумение! Мы здешние, мы крестьяне...
— Он — убийца, он замучил до смерти моего сына!.. Я знала, что он сунется сюда: ведь другой дороги через болото нет.
— Да говорю вам, она ошибается. Крестьяне мы...
— Возьмите этого. И дружка его заодно. Женщина знает, что говорит. Она ждала тут днем и ночью, все боялась упустить...
В памяти старшего четко, словно кинокадры, одна за другой замелькали страшные картины: распростертое на земле истерзанное тело юноши, рыдающая над ним мать, взгляд ее покрасневших глаз, полных не слез, а лютой ненависти... И мощным колокольным звоном гудели в сознании ее грозные слова: «Придет время, и ты заплатишь за все. От расплаты не уйдешь, палач!..