Настоящая свобода
Самолет спикировал так низко, что казалось, он потерял управление и вот-вот врежется в землю. Перепуганная женщина что есть силы побежала вдоль шоссе, волоча за собой двоих девочек. Из кабины это хорошо видели — стальной хищник плотнее прижался к асфальтовой полосе и завис почти над головами несчастных...
Первой споткнулась старшая из девочек, но мать в панической растерянности продолжала тащить безжизненно обмякшее тельце, не ощущая, как свинец обжигает и ее. Бежала, пока не почувствовала, как что-то теплое, липкое заскользило по плечу, а левая рука повисла плетью. Еще несколько шагов — и женщина замертво упала посреди дороги. Младшая девочка, вскочив, попыталась поднять мать. Потом крепко обняла ее и зашлась в плаче, с ужасом глядя вверх, откуда прямо на нее падала страшная смертоносная птица...
Птица улетела. А чуть дальше в небе, словно по поверхности лужи во время дождя, плыли какие-то гигантские пузыри с черными точечками под ними. Девочка потрясла мать, чтобы та взглянула, сколько подарков шлет небо взамен куклы, сгоревшей вместе с их хижиной. Но мать молчала. По ее спине стекал на асфальт странный красный ручеек. Испугавшись, девочка бросилась к сестричке. Однако и та не захотела проснуться и посмотреть, как с неба падают и падают игрушки...
Вскоре бескрайняя синева небес очистилась: пузыри, достигнув земли, полопались и исчезли. Лишь настырный самолет вновь и вновь налетал на девочку, неумолчно, неутомимо стрекоча и оставляя вокруг нее серые хлопающие дымки. И с каждым налетом ужас все сильнее сжимал детское сердце.
Еще на рассвете они услышали перестрелку. Отца дома не было — он дежурил на берегу и первым встретил агрессоров. Мать стала суматошно собирать дочерей, сама не зная, зачем это делает. Заглянул сосед, велел никуда не выходить, залезть под стол, сложив на него все матрасы, и ждать. Но укрытие соорудить не успели: над хижиной с ревом пронеслись самолеты, и она вспыхнула, точно треска, высушенная на солнце. Ненасытные языки пламени быстро пожирали ее. Схватив детей за руки, мать потащила их к шоссе...
Солнце поднялось уже высоко. Становилось жарко. Девочка все металась между сестрой и матерью. А самолет опять приближался. Отчаянно закричав, девочка бросилась бежать по шоссе и неожиданно столкнулась с какими-то здоровенными мужчинами. Их было трое, и все — в пятнистой, словно нарочно испачканной, одежде.
— Ты что тут делаешь?
— Папу ищу.
— Где же он, твой папа?
— Не знаю...
— А почему ты одна?
— Я была с мамой и с сестричкой. А потом прилетел самолет, такой большой... и начал стрелять...
Трое молча переглянулись. Девочка удивленно рассматривала их странную одежду.
— Что будем делать? — спросил один.
— Не знаю, — отмахнулся другой.
— Она нам — как телеге пятое колесо, — раздраженно буркнул третий.
— Так отправим ее в рай... к господу, отцу нашему...
— К отцу?! — воскликнула девочка, просияв.
— Да нет, к священнику.
— А-а-а...
— Ты что, священника никогда не видела?
— У нас тут не было... ни одного...
— Само собой, что им тут было делать? — раздраженно заговорил один из незнакомцев, но другой, не дав ему докончить, спросил у девочки:
— Послушай-ка, а твой отец не коммунист, случайно?
— Кто-кто?
— Не понимаешь? Тогда так: твой отец фиделист?
— Конечно! — ответила она. — Мы тут все — с Фиделем. А вы?
Трое мужчин молча переглянулись, а девочка недоумевала, почему у них стали такие строгие, недобрые лица.
— Давай все же отведем ее к священнику, — предложил самый неразговорчивый незнакомец, — не то поднимут шум... — И он подхватил девочку, зажав ей рот ладонью.
Свернув с шоссе, они шли недолго: полевой госпиталь находился совсем рядом. Санитар, священник и двое с винтовками стерегли двух пленников — старика и молодого мужчину. Девочка на мгновение замерла, будто боялась поверить своим глазам, и вдруг бросилась в объятия молодого мужчины:
— Папа! А я тебя так искала!.. Молодой мужчина вскрикнул:
— Почему ты тут? Где мама? Девочка молчала и тихо плакала.
— Что случилось? — встревоженно спрашивал отец, прижимая ее к себе.
— Все сгорело, папа, — всхлипывала девочка, — все-все. Мы побежали, а за нами погнался самолет... Мы бежали, бежали, а мама споткнулась и упала... И сестричка споткнулась...
Молодой мужчина побледнел и стиснул зубы.
— Помолимся о них, — предложил священник и размашисто перекрестился.
— Это их не воскресит.
— Вот невежа! — проворчал санитар. — И какой неблагодарный!
— А-а, так я еще и благодарить вас должен?! — Голос пленника дрожал от ненависти.
— Не обращайте внимания, святой отец. Девчонка сказала нам, что он коммунист.
Перекрестившись, священник приблизился к молодому мужчине, может быть, надеясь все-таки наставить на путь истинный эту заблудшую душу. А девочка еще крепче прижалась к отцовской груди.
— Господь тебя простит, если покаешься. Еще есть время...
— Каяться? В чем?
— В том, что в бога не веришь... — размеренно говорил священник. — В том, что коммунист...
— Я — фиделист...
— Это одно и то же!
— И не раскаиваюсь в этом, — закончил пленник.
— Жаль... Мы — армия освободителей и пришли возвратить вам свободу.
— Какую, интересно?
— Ту, что была у вас прежде.
Молодой мужчина готов был вцепиться священнику в глотку. До революции сии служители божий на эти болота даже не заглядывали, а теперь, видите ли, явились вместе с наемниками. Топчут страну и бахвалятся, будто несут ей утраченную свободу...
— На Кубе нет свободы, — твердил священник, — а мы пришли, чтобы вернуть ее вам...
— Все спланировано, предусмотрено и учтено, — поддакнул один из тех, кто привел девочку. — Скоро твои вожаки так драпанут — только пятки засверкают!
Другой поддержал его:
— На самолете удерут, бросив вас, или в посольстве каком убежища попросят...
Молодой мужчина, сдерживая бушевавшую в нем ярость, ответил, не повышая голоса, чтобы не испугать дочь, сидевшую у него на руках:
— Моим руководителям вполне хватает того, чего не хватает вам...
Договорить фразу он не успел: караульный подскочил к нему и что есть силы ударил по лицу.
Молодой мужчина вытер окровавленные губы и, успокаивая дочь, сказал:
— Не бойся, скоро у них будет жалкий вид.
— Заткнись! — истошно завопил санитар.
На некоторое время воцарилась тишина. Потом первым заговорил молодой мужчина, и никто не посмел его перебить.
— Я знал одного владельца сахарного завода. Он имел собственный автомобиль, самолет и яхту. Вот уж кто был поистине свободным. Захотелось — он садился в собственную машину или в самолет и путешествовал по островам. Или плыл на яхте в соседнюю страну, чтобы привезти к обеду какого-нибудь приятеля. Пообедают, и едут вместе охотиться... Это был очень свободный человек. Более свободный, чем, к примеру, птичка, которой ох сколько приходится полетать, чтобы найти пищу и не попасть в когти хищника. А крестьянин, которого я тоже знал, жил совсем иначе. И он, и его семья, как, впрочем, семьи других крестьян, обрабатывали землю, принадлежавшую свободному человеку. Но вот как-то раз собрались крестьяне да и сказали ему, что земля принадлежит им и отсюда они не уйдут. Так владелец сахарного завода, всегда ратовавший за свободу, тут же вызвал полицейских, и те, не долго думая, всадили четыре пули в упрямого крестьянина, подстрекавшего остальных к бунту, а потом избили и выгнали остальных. А свободный человек по-прежнему наслаждался свободой...
— Хватит! Кончай свою агитацию! — прервал его белобрысый караульный.
— Сейчас кончаю. Ну так вот, большинство людей не имели ни машин, ни самолетов, ни яхт, ни еды для своих детей, ни закона, который бы их защищал. И вот они восстали, и тот самый свободный человек лишился свободы, но зато тысячи бесправных впервые ее обрели...
— Ну и что ты хочешь этим сказать?
— А то, что мы сами добыли себе свободу. И не надо болтать, будто ее нам несете вы...
Священник подумал: «К сожалению, душу этого заблудшего уже не спасешь». Белобрысый судорожно сжал винтовку. Остальные, хоть и старались не вникать в «агитацию» пленника, чувствовали какую-то растерянность: выходило, что без самолетов, без оружия вряд ли чего добьешься на этой земле.
— Все спланировано... — тупо повторял санитар. — У нас лучшее оружие, лучшие самолеты, лучшие корабли, а главное — нас поддерживают американцы... — Под осуждающими взглядами своих соратников он понял, что сболтнул лишнее, запнулся и сразу попытался исправить свою ошибку: — Спланировали все точно. Сам должен понимать, что все учтено до мельчайших деталей...
— А мнение народа учли?
— Какого еще народа?
— Крестьян здешних, всех людей страны...
— Ерунда! Разве народ не предупрежден, что ему принесут свободу?
— Свободу владельца сахарного завода?
Теперь на молодого мужчину набросился белобрысый. Он бил его кулаками по лицу и истерично выкрикивал:
— Заткнись, мерзавец! Не смей болтать о моем отце!..
Старик не выдержал, с исказившимся лицом вцепился в его винтовку и потянул на себя.
Белобрысого оттащили, ему что-то говорили, стараясь урезонить. Священник крестился, невнятно бормоча молитвы. Потом все вдруг замолчали. Даже девочка, за минуту до того отчаянно кричавшая. Она потихоньку вытирала пальцы, залитые кровью отца.
А где-то неподалеку слышался рокот моторов, разрывы снарядов, треск пулеметных очередей. Родина защищалась, ибо народ жаждал настоящей свободы и мужественно отстаивал ее.