Глава 9

Сон Док Ки не успел доесть жаркое, как услышал свое имя. Его требовал к себе американский советник Чарльз Уоттон. Сон Док Ки выбежал из столовой и поспешно направился к зданию бывшей поликлиники. Сегодня «работы» было много, и он опоздал к обеду. А кормили сытно. Еще бы! На ферме при шахте на славу выходили свиней. Теперь они пригодились. Сон Док Ки на ходу дожевывал кусок мяса, пухлые губы поблескивали от сала.

Все эти дни Сон Док Ки даже поесть толком некогда было. Уоттон и южнокорейские офицеры буквально засыпали приказами и поручениями. Он все аккуратно заносил в блокнот, чтобы не забыть. Там значилось несколько фамилий. Этих людей надо разыскать. Но не так-то просто выполнить такое поручение. А не выполнить нельзя. Сон Док Ки потерял голову в бесполезных поисках. Такая работа ему была не нова, еще при японцах приходилось заниматься подобными «канцелярскими делами». Он умел отличить важное поручение от второстепенного, которое может и обождать, умел угадывать верный и наиболее легкий способ исполнить то или иное поручение. Он сразу понял, что для завоевания доверия американца и офицеров нужно во что бы то ни стало разыскать людей, которых они требовали.

Он уже успел проявить и рвение и находчивость. Приятно удивил начальство, пригнав с подсобного хозяйства шахты стадо свиней. Преподнес «в знак уважения» подарочек американскому советнику. Все же не это делает погоду. Надо по списку, который дал ему американец, найти шахтеров — активистов и красных.

Сон Док Ки вытащил записную книжку и заглянул в нее, затем снова положил в карман с довольной ухмылкой. Он несколько раз взмахнул руками, как бы делая на ходу гимнастику. И впрямь за последние дни Сон Док Ки переменился на глазах, выглядел молодцеватым. Куда девались недавняя хворь и постоянное недомогание! Казалось, и золотой зуб в углу рта теперь светился ярче обычного.

Навстречу шли несколько лисынмановских солдат. Сон Док Ки на мгновение замедлил шаг, опустив в низком поклоне свою большую голову, и широко заулыбался. «В доме господина и жеребенку надо воздавать почести». В этом убедился Сон Док Ки давно, еще при японцах. Но потом это золотое правило никто не стал соблюдать. То ли было раньше! Какой-нибудь босяк или рабочий не смел повысить голос на уважаемого гражданина.

Одно время, в 1946 году, Сон Док Ки был заместителем директора шахты. Тогда ценили его способности, и казалось, он пойдет в гору. Были все основания к тому: он окончил колледж по специальности экономиста, работал на административных постах. Но настоящего размаха не чувствовал. Подумаешь, простой экономист! Разве о такой работе он мечтал студентом колледжа! Не такой судьбы желал отец, который служил агентом в японской железнодорожной компании. Особенно доходны были операции с поставками пиломатериалов компании. Отцу не совсем дозволенным путем удалось помаленьку скопить денег и отдать Сон Док Ки в колледж. Получив образование, он подумывал пойти по стопам отца и открыть свое дело. Однако для этого нужно было сколотить некоторый капитал. К тому же он еще не располагал влиятельными связями в деловом мире. Поразмыслив, Сон Док Ки решил сначала поступить на службу в какую-нибудь акционерную японскую компанию. Там легче продвинуться.

Так Сон Док Ки очутился на шахте. И не ошибся. Не прошло и двух лет, как он, завоевав расположение хозяина, уселся в кресло начальника хозяйственного отдела. Но тут случилось непредвиденное. Отец попался на одной незаконной коммерции, обанкротился, и пришлось распродать все состояние. И у Док Ки дела шли плоховато. Он застрял на одном месте.

С началом «Великой Восточноазиатской войны»{9} усилился контроль властей за частнопредпринимательской деятельностью. Надеждам Сон Док Ки открыть свое предприятие не суждено было сбыться. Он долго оставался на том же месте в японской горнорудной компании. На шахте Сон Док Ки был единственным корейцем, занимавшим пост начальника отдела. Многие и не подозревали, что он кореец. Сон Док Ки во всем подражал японцам: носил японскую одежду и обувь «гета», даже дома говорил только по-японски, научился их национальным привычкам. Детям дал японские имена Таро, Тиро, Сабуро. Чай пил на японский манер, а в рисовую кашу обязательно добавлял «меспицы» — специальный соус, как это делают японцы.

Однако и такая жизнь продолжалась недолго. Однажды солнечным утром за окном послышался гул самолетов. Они, как стая голубей в лазурном небе, устремились на юг. Самолеты не были обычными, японскими, которые привык видеть Сон Док Ки. Сидевший рядом с ним японский инженер высунулся в окно и мгновенно побледнел. Губы нервно задрожали. На следующий день инженер тайком позвал к себе домой Сиракки-сан, как величали Сон Док Ки японцы.

— Господин Сиракки-сан, отныне шахту поручаем вам. Мы скоро уйдем. Насчет вас распоряжение уже дано, — угрюмо сказал японец. Из-под роговой оправы очков по щекам побежали две мокрые дорожки.

— Возможно ли? — искренне удивился Док Ки.

— Советы вступили в войну... Японию хотят задушить... Ямадо Тамассии{10} увянет, как еще не до конца распустившийся цветок. Вам, как никому другому, известно, что самураи имеют чистую, добрую душу. Вы, господин Сиракки-сан, тот самый человек, кому можно доверить шахту. Помните о дне, когда мы вернемся. Вам передадим все важные и необходимые документы, и мы надеемся на содействие господина Сиракки. Просьба нам помочь, чтобы обошлось без бунта рабочих... — С этими словами японец отдал Сон Док Ки карты и чертежи шахты, бухгалтерские книги и другие бумаги. Они, стоя, выпили по рюмке вина. В уголках глаз Сон Док Ки заблестели слезы. Так неожиданно и жестоко все рушится, уходит прежний мир, а с ним и мечты о благополучии. Но спустя некоторое время у Сон Док Ки пробудилась слабая надежда, что не все потеряно. Во всяком случае, японцам трудно будет вернуться, шахта пока в его руках, возможно, и навсегда останется. А вдруг то, о чем он грезил долгие годы, может столь счастливо осуществиться?

Японские администраторы покинули поселок в тот же день ночью. Сон Док Ки проводил их до окраины и вернулся домой, а уснуть так и не удалось — мешало разыгравшееся воображение.

Однако все произошло вопреки ожиданиям Сон Док Ки. Спустя четыре-пять дней рабочие без его ведома организовали административный комитет шахты. Сон Док Ки демонстративно при всех сжег на огне свою японскую куртку, но члены комитета даже не посмотрели в его сторону. Сон Док Ки не падал духом. Среди рабочих нет такого человека, кто бы осмелился взять дела шахты в свои руки. К тому же вся техническая документация находится у него, Сон Док Ки.

— Хм, посмотрим, получится ли что у вас без меня! — тайно злорадствовал Сон Док Ки и отсиживался дома, ожидая момента, когда его позовут.

Всю зиму на дверях шахты висели замки. В то время не легко было восстанавливать заводы, разрушенные японцами при уходе с Корейского полуострова. А без угля тем более не наладишь работу предприятий. Старые рабочие помаленьку начинали разбредаться, шахтерский комитет действовал лишь на бумаге.

Сон Док Ки хорошо понимал, что счастье, о котором он мечтал, само собой не приходит. Надо действовать. И он в Народном комитете провинции излагает свой план в отношении шахты. Неопытные местные руководители пришли в восторг от его плана. Их поразило, что Сон Док Ки так хорошо разбирается в делах шахты. В результате в 1946 году Док Ки становится заместителем директора шахты. Хотя шахта и не полностью перешла в его руки, жажда карьеры немного была утолена. Однако успокоение не пришло: ведь пока он не полновластный хозяин, над ним есть еще директор. Сон Док Ки верил в свои знания и способности, с помощью которых мечтал выжить директора и заручиться поддержкой вышестоящих руководителей. Почувствовав свою силу, он покрикивал на шахтеров, самолично решал вопросы производства. Но странное дело: рабочие стали другими. Окрики не помогали. Больше того, рабочие недовольно морщились, выслушивая его приказы.

Ли Тхэ Ха первым на общем собрании осмелился критиковать заместителя директора. Молодой человек назвал Сон Док Ки бюрократом и утверждал, что таким методам руководства тот выучился при японцах. Сон Док Ки долго не мог забыть этого, негодовал в душе, считая, что подобному позору он не подвергался никогда за всю свою жизнь: «Видано ли, чтобы всякие голоштанники срамили своего начальника!» И, затаив злобу, Сон Док Ки не упускал случая отомстить людям, которые выступали против него. План третьего квартала оказался сорванным. Из департамента промышленности нагрянули контролеры, потом собрали совещание актива.

Выступая на совещании, Сон Док Ки говорил: «Ответственность за срыв плана лежит и на нас, но я считаю, что немалая вина в этом и самих рабочих. Они, честно говоря, распустились, стали своевольничать. Занятия по самообразованию, собрания по линии профсоюза, Минчхона, Женского союза, собрания и совещания по всякому поводу и без повода, а работать нет времени. Рабочие возомнили себя хозяевами, чуть что противятся указаниям».

Но против своего ожидания Сон Док Ки не встретил понимания. Сразу же поднялось несколько рук. Многие упрекали Док Ки за неправильные методы руководства. К такому же выводу пришла и комиссия департамента промышленности. Вскоре на шахту прибыл новый заместитель директора, а Сон Док Ки вернулся на свое прежнее место начальника административно-хозяйственного отдела. И сразу с его лица исчезло надменное неприступное выражение, а где-то глубоко-глубоко притаилась обида. Теперь на всех собраниях он отмалчивался, выглядел безразличным. Случись большое несчастье на шахте, и то он бы и тогда не промолвил ни единого слова.

Малейшая неудача на шахте радовала его. К своему неудовольствию, он не находил единомышленников. Никто не хотел сближаться с ним, и это вызывало еще большее озлобление и отчужденность. Он начал раскаиваться, что сразу же после освобождения Кореи не подался на Юг.

Оставалось ждать. Может быть, и не стоит стремиться на Юг. Оттуда само собой придет спасение, на Севере установятся те же желанные для Док Ки порядки, какие ныне существуют в Южной Корее?.. Мысленно всплывали радужные картины. Он верил в свою «счастливую звезду». Услышав, что Народная армия отступает, Сон Док Ки, сославшись на недомогание, заспешил домой, стал готовиться к встрече со своим счастьем...

...Сон Док Ки, войдя в помещение поликлиники, остановился за дверью, поправил одежду, слегка волнуясь перед встречей с ожидавшим его Уоттоном. Из хирургического кабинета доносились гулкие удары и сердитая брань. Он дернул за ручку двери и вошел. В комнате шел допрос. Следователь службы безопасности, солдат-карлик, пришедший из Ковона вместе с американцами, и счетовод пытали старика Кима, отца Чор Чуна. Старого забойщика на шахте звали «Могилой предков» — крупный, широкоплечий и всегда молчаливый, он выделялся среди остальных рабочих. Чор Чун по сравнению с ним выглядел щуплым парнишкой. Продолговатое, мясистое лицо, широкие скулы и нос — все говорило о недюжинном здоровье человека, который всю жизнь трудился. И двоим бы не свалить на землю такого здоровяка.

— Куда скрылся сын? Так-так, значит, отец не знает... Ах ты, старый черт!.. — нервно стучал пальцами по столу следователь. Он громко кричал, но все же держался на расстоянии, как бы побаиваясь старика.

— Не знаю. Он же не трехлетний младенец, ходит на своих ногах. Почем же мне знать, куда его понесло? — угрюмо ответил старик.

— Поддать ему еще, да погорячей! — приказал следователь. Солдат и счетовод снова принялись бить рукояткой заступа по обнаженной спине забойщика. После каждого удара на коже ложилась темно-багровая полоса. Из плеча сочилась кровь. Старик наконец не выдержал и застонал.

— Гады! Кровопийцы проклятые! За что мучаете? — голос старика срывался, стекла дрожали от его крика. Счетовод, щупленький человек, навалился всем телом на старика, стараясь коленкой придавить его голову к лавке.

«Эх ты, и бить-то толком не научились!» — подумал Сон Док Ки, молча наблюдавший за истязанием.

— Дай-ка я попробую! — Сон Док Ки отстранил счетовода, взял у него из рук заступ. Бил остервенело.

— Гады, гады! Нет на вас управы. Побойтесь бога, гады!.. — кричал старик, но силы его оставляли, и последние слова прозвучали слабым шепотом.

— Хватит. Пройдите в ту комнату. Там красный с ремонтных мастерских, — проговорил следователь.

— С умением надо бить, как подлую собаку, — Сон Док Ки приветливо кивнул головой солдату-карлику и направился к боковой двери. В комнате находились Уоттон и усатый переводчик-кореец. Они сидели усталые, с видом людей, утомленных тяжелой работой. В углу дымила печка. Рядом на полу без чувств лежал молодой парень. Черные мокрые волосы были взлохмачены. На лбу — большое фиолетовое пятно и кровь. На круглом добродушном лице мертвенно-бледная краска, без единой кровинки. Овальные упругие плечи, мускулистая грудь как-то не вязались с серым лицом парня. Сон Док Ки сразу узнал Тхэ Ха. Уоттон курил длинную морскую трубку, глубоко затягиваясь дымом. Он встал и стал медленно прохаживаться по комнате. Сон Док Ки почувствовал, что американец не в духе. Уоттон даже не посмотрел на вошедшего, продолжая расхаживать в глубоком раздумье. Сон Док Ки, боясь помешать, скромно остановился в дверях. Наконец, Уоттон, все еще не поворачиваясь в сторону Док Ки, промолвил:

— Господин Док Ки, вы, кажется, северянин?

Уоттон спросил на английском языке. Усатый кореец тут же перевел вопрос. Американец говорил мягко, добродушно. Но именно это и насторожило Док Ки.

— Электрическая пытка не помогает. Молчит. Попробуем еще огнем припарочку сделать. Кажется, он не красный, не похоже. Вы не знаете? — Уоттон снял темные очки. Усатый переводчик переводил быстро и с какой-то злобой. Док Ки не ожидал подобного вопроса, молчал, в растерянности потирая ладонь руки. Ведь американец хорошо знал, что Сон Док Ки жил в Северной Корее. С какой стати он снова об этом спрашивает? Зачем?

— Значит, вы жили на Севере? — только теперь Уоттон окинул Сон Док Ки пристальным взглядом.

— Да, по стечению обстоятельств пришлось немного жить на Севере, — попробовал он ответить по-английски. Уоттон не понял, и ответ Сон Док Ки вызвал у него приступ ярости.

— Северокорейские красные очень опасны. Они варвары. Посмотрите. Красный сдох. Он не сказал ни слова! — Уоттон тонкой рукой, на каждом пальце которой красовались перстни, указал на тело Тхэ Ха. И вдруг снова заговорил мягко, дружелюбно: — Вы должны понести ответственность. Все, кто с Севера, — коммунисты. Вы сами разве не красный?

— Никак нет, боже упаси! Я предан республике. — Сон Док Ки вытер рукавом вспотевший лоб.

— Тогда докажите, что вы не красный. — Уоттон длинной рукой резко отбросил назад свисавшую прядь волос. Этот жест заставил Док Ки вздрогнуть. Куда девалось любезное выражение на лице американца? Никогда раньше Док Ки не видел его таким злым, с горящими свирепыми глазами, как у разъяренного медведя. Не дождавшись ответа, Уоттон усмехнулся. Док Ки стало страшно. Он вдруг вспомнил газеты, где писалось о зверствах американцев в Южной Корее. Тогда он не верил: мол, басни все это, но теперь... Док Ки стоял, убитый словами Уоттона.

— Господин Сон Док Ки... Куда же скрылись здешние коммунисты? Вы в самом деле не знаете?

— Почему вы так обо мне думаете?

— Хорошо. Тогда выполняйте мой приказ. К завтрашнему дню вы должны разузнать, где скрываются красные. Тех, кто откажется вам сообщить нужные сведения, наказывайте. Ясно? — американец многозначительно усмехнулся и вышел. За ним направился и переводчик. Сон Док Ки застыл на месте, не смея пошевелиться. Он чувствовал себя попавшим в западню. Трудно было понять, почему угрожал Уоттон, в чем провинился он сам. Прошло несколько минут. Взгляд Сон Док Ки упал на безжизненное тело Тхэ Ха. Подошел поближе, взял его за волосы и потянул вверх. Тхэ Ха приоткрыл глаза — мутные, измученные, ничего не понимающие.

— Ожил... Что за беда случилась? Весь в крови... — с сочувствием проговорил Док Ки и вытащил платок из кармана. Но Тхэ Ха отстранил его руку, приподнялся и сел на пол.

— Честное слово, жаль тебя. Чуть ведь не забили до смерти... Верно говорят: хочешь жить на этом свете — иди по ветру. Добрый ветер — лучший друг паруса, — понизив голос, продолжал Сон Док Ки, а у самого все еще дрожали от страха руки. — Упрямством не поможешь. Лучше быть откровенным. Если скажешь, куда ушли директор шахты с секретарем парткома, да назовешь кое-кого из шахтеров, вот и все... Себя не опорочишь, а только спасешься. Не надо всего говорить. Зато будешь жить. Американцы умеют прощать. Потом вернешься на шахту! Теперь я там буду управляющим.

Постепенно взгляд Тхэ Ха оживал. Тхэ Ха по-прежнему смотрел в одну точку, раздумывая над словами Сон Док Ки. «Как хочется жить! Неужто они хотят убить меня? Ведь не такая уж я важная птица... Смогу ли я остаться в живых, если послушаюсь Сон Док Ки? Насчет базы партизан можно и соврать. Притвориться, что покорился им, а там и удрать? Только бы жить...»

Над ухом шелестели полные участия слова. Тхэ Ха их почти не слышал. Мозг сверлила только одна мысль — жить, но какой ценой?

— Ты слушаешь меня? Я обещаю... Согласишься — не прогадаешь. Понял? — прошептал доверительно Сон Док Ки и ближе притянул к себе Тхэ Ха за плечи. Тхэ Ха весь передернулся от прикосновения его руки и отпрянул назад. Сон Док Ки обиделся, лицо залила краска.

— Значит, против? Ну посмотрим! Хорошенько обдумай. Упустишь момент, тогда никого тебе не видать. Ни Чон Ок, ни черта лысого на этом свете. Помни, ты у меня вот здесь! — Он сильно потряс кулаком в воздухе. Кровь бросилась в лицо Тхэ Ха. Он теперь не владел собой, вспыхнув как порох. «Я раньше тебя убью!» В один миг он вскочил с пола и опрокинул железную печку на Сон Док Ки. Горящие угли рассыпались на полу, в воздух поднялись клубы пепла. Сон Док Ки, обхватив голову руками, истошно завопил. Из соседней комнаты вбежали лисынмановцы. Они повалили Тхэ Ха и начали избивать.

Глава 10

Назойливо моросил дождь. На перевале сгущался туман. Горы, окутанные свинцовыми облаками, почернели, насупились. Только узкоколейка, ведущая к шахте, блестела двумя серебристыми линиями.

Тхэ Ха и старик Ким брели, с трудом передвигая ноги. Взявшись за руки, они помогали друг другу. Ен Хен выглядел бодрее других, но у него ныла левая нога. Она почти не сгибалась. Арестованные шли, скользя и спотыкаясь, кто-нибудь из них то и дело падал в жидкую грязь. Одежда вконец промокла и прилипла к телу, но никто не чувствовал холода.

Зато американцы в легкой летней форме зябко поеживались. Уоттон несколько раз обкрутил свой толстый шарф вокруг шеи и низко надвинул каску. У Тхэ Ха, наоборот, все тело пылало огнем. По лицу его стекали струйки дождя, к щекам прилипли сухие листья, губы горели, но он ничего не чувствовал — казалось, даже раны перестали болеть.

«Подумаешь, дождь! — говорил себе Тхэ Ха. — Он идет везде на нашей земле. Хак Пин, Чун О, Чон Ок — все товарищи пробираются где-нибудь по горам под таким дождем и не замечают его. Эх, если бы быть сейчас вместе с ними!» Тхэ Ха огляделся. Сквозь туман проступали неясные очертания скал, деревья покорно склонили отяжелевшие кроны к дороге, сбоку в лощине тускло поблескивал шифер крыш. Все было таким знакомым, таким до боли родным, что невольно напоминало о недавних радостных днях. Но вот опустилась плотная стена тумана и как бы заслонила от Тхэ Ха прошлое. Он почувствовал, что каждый шаг отдаляет его от этого счастливого времени. Неужели, подумал Тхэ Ха, все кончилось и никогда не вернется, неужели ушли в безвозвратное прошлое мечты, которыми он жил? Думал что-то изобрести, хотел поступить учиться в горный техникум и... конечно же, жениться на Чон Ок. Об этом он мечтал даже во сне. Но вот все оказалось несбыточным. И потому, что он отчетливо сознавал несбыточность всего этого, еще сильнее хотелось встретиться вновь со своим прошлым, повидать прежних друзей. «Хотя бы разок, всего лишь на минутку увидеть их, а там и умирать не страшно».

Тхэ Ха безумно хотелось жить. Страстное желание выжить наперекор всему захватило его целиком. В памяти неожиданно всплыли слова Док Ки: «Ты можешь сохранить себе жизнь. Американцы великодушны... Согласишься, снова будешь работать на шахте...»

Тхэ Ха споткнулся и навзничь упал в грязь. Солдаты сзади грубо схватили его за плечи. Боль сразу прояснила ум. «Нет, рабом я не стану. Вам, гадам, никогда этого не дождаться». Он резко оттолкнул державших его лисынмановцев.

— Пустите, пойду один.

«Умирать, так с чистой душой, — подумал он, — придет время, и люди, вспоминая Ли Тхэ Ха, скажут: «Он не испугался смерти и не опозорил звание члена партии».

Впереди колонны шагал Док Ки. Они миновали шестой участок и подошли к давно заброшенной шахте — к «старой дыре», как называли ее в поселке. Тропинка заросла бурьяном, идти было трудно, ноги то и дело путались в густой траве. Дождь все усиливался. Косой ветер бил в лицо, обдавая людей потоками воды.

«Лей-ка, дождь, посильней — может быть, ты спасешь меня», — сказал себе Тхэ Ха и с надеждой посмотрел на тяжелые, темные тучи, которые сплошь заволокли небо. Вдруг страшный грохот потряс воздух. На мгновение вспышка молнии озарила все вокруг. Затем стало еще темнее. Еще бы, еще бы раз!

Док Ки, дойдя до «старой дыры», замедлил шаг, ожидая команды. Тхэ Ха понял, что здесь его ждет смерть. Юноша посмотрел вокруг. В его сознании мелькнула страшная, гнетущая мысль, что он не первый и не последний, кто должен погибнуть в пасти этой шахты. Там внизу — могила. Там погибли уже многие. Что ж, враги выбрали удобное место — не надо копать землю. Бросили туда людей, и дело с концом, — никто не узнает, кто там похоронен заживо и сколько их. Все до ужаса просто. Динамит сделает свое дело. Два ствола шахты забиты полностью. Это — третий.

Пока их шестеро. Шесть смертников. Первых трех солдаты уже приволокли к краю зияющей черной ямы. Когда их выстроили в ряд, Док Ки подошел к Уоттону. Американец что-то говорил, энергично жестикулируя, а Док Ки слушал его с покорным видом. Трудно было уловить, о чем они говорили, можно было только догадываться. И вдруг ветер донес обрывки фраз:

— Господин Док Ки! Стрелять будете вы — вам пора потренироваться.

Это говорил усатый переводчик, который, как тень, следовал за Уоттоном. Следующие слова невозможно было разобрать. Затем что-то закричал Уоттон. Ему ответил Док Ки, и его слова снова донес порыв ветра:

— Нет, двух остальных прикончите вы сами. Тогда я согласен. Только вы начинайте первым...

Американец ничего не ответил; прищурив глаза, он внимательно рассматривал Док Ки, как бы раздумывая, верить ему или нет. Похоже, что можно поверить. Уже несколько дней американец присматривался к Док Ки, он изучал каждое его слово, движение и все-таки...

Док Ки подошел к трем смертникам. Его глаза пугливо бегали. Это не ускользнуло от внимания Тхэ Ха. Он, не отрываясь, смотрел на карабин Док Ки. Тхэ Ха вдруг подумал, что через несколько минут этот карабин оборвет его жизнь и его тело полетит в зияющую пропасть шахты.

Тем временем разразился настоящий ливень. Небо стало совсем черным. Взбухший ручеек лился под ногами. Док Ки щелкнул затвором и нацелился в Тхэ Ха.

— Закрой глаза! Слышишь! Бью в лицо! — закричал Док Ки. Его голос дрожал и срывался на визг. Но Тхэ Ха смотрел в упор. Твердым, решительным взглядом он сверлил убийцу. Док Ки, стиснув зубы и прищурившись, нажал курок. Грохнул выстрел.

Док Ки открыл глаза и к своему ужасу увидел Тхэ Ха по-прежнему стоящим на краю обрыва. Тхэ Ха с прежней ненавистью смотрел на убийцу. Пуля пролетела выше головы и врезалась в скалу.

— Ду-у-рак! Еще раз стреляй! — заорал сзади Уоттон. Док Ки опять вскинул карабин. И вдруг ему почудилось, что это в него собираются стрелять. Кровь прилила к вискам. Внезапно Док Ки вспомнил, что еще во время пытки Тхэ Ха он почувствовал то же самое, но побоялся признаться себе в этом. Острое чувство неприязни к американцу захлестнуло на мгновение Док Ки. Но только на мгновение. Ему вспомнились слова Уоттона о том, что ему, Док Ки, доверяют, что теперь начнется новая жизнь, что будет новая «Великая Корея», в которой смогут осуществиться самые дерзкие планы. Док Ки верил этому и не верил. Не верил потому, что знал таких, как Тхэ Ха, жил с ними бок о бок и чувствовал силу партии. Он боялся Тхэ Ха. Десять лет они проработали на одной шахте. Конечно, дружки Тхэ Ха отомстят... Но что поделаешь? Охотник не рассуждает, когда ему попадается добыча. Он просто-напросто стреляет. И Док Ки вскинул свой карабин. Но руки дрожали.

— Сказано, закрывай лицо! — Приказ Док Ки звучал неуверенно. Он скорее походил на мольбу. Еще бы! Вместо глаз Тхэ Ха он видел две черные, ненавидящие точки. В отчаянии Док Ки надавил на курок, но напрасно. Пуля взвизгнула у самых ног Тхэ Ха. Док Ки устало опустил карабин и отвернулся.

— Господин капитан, трудно стрелять в такой обстановке, — промямлил Док Ки. — У меня больное сердце. Нельзя ли их повернуть спиной, вот тогда...

Следователь поморщился и уставился на Уоттона, ожидая распоряжения. Капитан презрительно усмехнулся. Было ясно, что Док Ки не сможет стрелять в лицо. Следователь подошел к Уоттону и высказал свое мнение. Тот, злорадно усмехаясь, молча согласился.

Бывший счетовод повернул троих смертников спиной. Док Ки щелкнул затвором. Первым его выстрелом был сбит Ен Хен. Тхэ Ха вздрогнул, почувствовал, что товарищ упал. Нет, он не будет покорно ждать своей очереди! И он прыгнул в черную пасть шахты. Одновременно хлопнули два выстрела, но они не попали в цель. Слишком внезапно все произошло. Тхэ Ха исчез в темноте. Вслед ему затрещала автоматная очередь. Док Ки подбежал к самому краю ямы и остервенело палил. Он никак не мог смириться с тем, что жертва так внезапно ускользнула.

Настала очередь старика Кима. Грянул залп. Старик вздрогнул, качнулся и камнем полетел в шахту. Через минуту глухое эхо донеслось снизу. Лисынмановцы наклонились над пропастью и сделали еще несколько автоматных очередей «для верности». Прислушались. Снизу не доносилось ни единого звука — ни шороха, ни стонов. Уоттон еще раз прошелся по краю шахты, держа наготове автомат, а потом ленивой походкой побрел прочь, догнал Док Ки и положил ему руку на плечо.

— Мистер Док Ки... Ловите больше красных, — процедил он.

Док Ки испуганно вздрогнул и пообещал к трем часам дня доставить ему еще двух «красных». Сейчас он был уверен, что выполнит и это поручение.

С этой целью Док Ки, прихватив с собой счетовода, направился к подъемникам шахты. Там, как ему казалось, должны были скрываться партизаны-шахтеры. Однако Док Ки уже десять лет не спускался под землю, и его нервы не выдержали. Он предложил вернуться.

— Коммунисты, — объяснил он, — могли устроить здесь завалы и другие сюрпризы, мы отсюда не выберемся.

Им ничего лучшего не пришло в голову, как разжечь костер у входа в шахту для того, чтобы задушить дымом мнимых партизан. Так предложил счетовод. Они притащили к входу бревна и разожгли большой костер. Дым быстро заполнил вход в шахту, но внизу по-прежнему не было признаков жизни. Принесли взрывчатку. Док Ки поджег запал. Взрыв потряс поселок. Вход в шахту засыпало.

Глава 11

Хи Сон вместе с другими работниками уездного комитета и группой крестьян направлялся на сборный пункт в район Чандина. Шли несколько дней.

По дороге тянулись вереницы беженцев и скрипучие повозки, груженные доверху домашним скарбом. Иногда встречались колонны отступавших войск. Навстречу проносились, поднимая клубы пыли, военные грузовики.

Усталые, измученные вконец люди с трудом переносили дорогу, они едва держались на ногах. У каждого была тяжелая ноша. Особенно доставалось женщинам. У большинства из них за спиной были дети, на голове — тяжеленный узел и такие же узлы в руках. Пот лил с них ручьями. Иногда беженцев обгоняли солдаты с вязанками веток. Они спешили к переправе.

Канонада сотрясала землю и воздух, с каждым днем становясь все ближе и ближе. Теперь она слышалась не только позади, но и где-то сбоку. Люди терялись в догадках. Одни уверяли, что враги уже захватили Хамхын, другие говорили о десанте в Мунчене, утверждая, что войска противника, двигаясь на Ковон, берут их в кольцо. О том, что творилось за спиной отступавших, еще можно было узнать кое-что достоверное, но из Хамхына не было никаких известий вообще.

Между тем враг следовал по пятам, угрожая настигнуть эвакуировавшиеся колонны. Тревога росла с каждым часом, подгоняя людей. Первое время при появлении вражеских самолетов они бросались врассыпную, прячась в кюветы и придорожные кусты; теперь же никто и не думал укрываться — нельзя было терять драгоценного времени. Только вперед — подальше от врага.

Хи Сон глубоко вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть шедшую впереди женщину, еле передвигавшую ноги. На голове ее был огромный узел, за спиной покачивался младенец, а рядом, уцепившись за юбку, шагал мальчуган лет пяти. Хи Сону показалось, что однажды он уже видел эту женщину. Он еще раз посмотрел в ее сторону. В юности она, наверное, была очень красивой. Она не утратила своей привлекательности и сейчас, хотя первые морщинки уже легли под глазами и лицо осунулось от крайней усталости.

— Ножка болит, мама, ножка!.. — всхлипнул мальчуган и присел на обочине дороги.

— Американцы придут. Пошли скорей! Посмотри, они уже там... Нагонят, тогда что? Пошли, пошли скорей!

Малыш, растирая грязным кулачком слезы на щеках, с трудом поднялся с земли и медленно поплелся вперед. Но не сделал и нескольких шагов, как снова остановился и заплакал. Теперь на него не действовали слова матери о том, что близко американцы и что там, впереди, его ждет отец. Мать тоже заплакала от бессилия что-нибудь предпринять.

Хи Сон подошел к мальчику и поднял его на руки.

— Ну-ну, не реви! Пошли. А то скоро американцы сюда придут, — уговаривал он мальчика.

— Товарищ секретарь?! — воскликнула мать ребенка, широко раскрыв глаза. Ее взгляд говорил сам за себя. Женщина обрадовалась, встретив человека, который мог ей помочь. А Чо Хи Сону почему-то вдруг вспомнилось одно из собраний Женского союза. Тогда обсуждался вопрос о разведении шелкопряда. Именно там впервые он увидел эту женщину. Она застеснялась слез, будто была виновата в своих горестях и бедах.

— О, да ты молодец! Не всякий сможет так долго идти... — полушутя-полусерьезно сказал Хи Сон мальчугану.

— Бедненький, ногу стер... — тихо сказала женщина.

— И дети страдают, — грустно заметил председатель уездного народного комитета Хен Ман, подойдя к Хи Сону. Ему было около шестидесяти, но выглядел он гораздо старше своих лет — его усы и борода были совсем седыми, на голове большие залысины, частая сетка морщин избороздила щеки. В уезде его иначе и не называли, как «Наш дедушка». Ему бы сидеть на завалинке, курить трубочку да играть с внуками, — так нет же! Неугомонный... А люди к нему прислушиваются, верят.

— Туго вам всем приходится, — продолжал старик, ни к кому не обращаясь.

— Ну, пошли. Скоро дяди поймают американцев. Хочешь на это посмотреть? Хочешь! Ну вот и хорошо, — Хи Сон ласково потрепал мальчика по щечке, точно это был его родной сын. У него действительно был такой же мальчуган. Но раньше как-то не хватало времени для сына — работы всегда по горло, некогда, домой приходил поздно. И вот теперь он расстался с сыном, не зная, доведется ли встретиться.

— Наш папа тоже ушел ловить американцев, — с серьезным видом сказал мальчик.

— Да ну? И много наловил?

— Много-премного.

— Сколько же?

Мальчик поочередно загнул все пальцы на правой и левой руках, потом схватил ручонку сестренки и сделал то же самое.

— Так много? Наверно, он герой, твой папа.

— Мама тоже говорит, что папе много орденов дадут.

— А ты, когда подрастешь, тоже пойдешь воевать, как отец?

— Угу, — мальчуган кивнул в знак согласия.

— Ха-ха! Как бы к тому времени их всех не переловили! — сказал Хён Ман, и все рассмеялись. В этот момент эхо донесло гулкую орудийную канонаду, напоминая, что нельзя ни на секунду забывать о войне. Тотчас же все снова стали серьезными и молча зашагали по дороге, прислушиваясь, откуда доносятся залпы. Земля дрожала при каждом новом раскате.

— Возьмите меня в горы, — умоляюще попросила мать мальчика. Хи Сон медлил с ответом: он не знал, что сказать.

— Вам бы лучше пробираться в Чандин, — наконец проговорил он.

— Там нет никого из знакомых. Пропаду с ребятишками, — едва выдавила из себя женщина, не в силах скрыть отчаяния.

— Ладно, пойдемте вместе, — сказал Хи Сон.

В самом деле, куда же ей деться с детьми? Хи Сон разделял тревогу этой женщины. Он решил, что будет заботиться о ней.

В эти дни войны на голову Хи Сона свалился целый ворох хлопот. Нужно было сформировать партизанские отряды, подумать об эвакуации беженцев и о помощи тем, кто сможет эвакуироваться, нужно было позаботиться о промышленных предприятиях и, наконец, сохранить и вовремя переправить в надежные места запасы продовольствия. Вопросы, один труднее другого, мучили Хи Сона всю дорогу, не оставляя его в покое ни на минуту.

* * *

Группа беженцев медленно продвигалась по дороге. Вскоре их нагнала длинная армейская колонна. Солдаты шли молча, измотанные, вспотевшие. Видно, не один день и не один десяток километров им пришлось прошагать. Они шли, обвешанные гранатами, с карабинами, автоматами и винтовками за плечами. Тянули за собой тяжелые пулеметы и минометы, тележки со снарядами. Тут же, в колонне, находились повозки со снаряжением и легкие орудия.

Какова же была радость Хи Сона, когда в политруке отряда он вдруг узнал своего приятеля. До войны они вместе работали в комитете одной из провинций. Политрук был моложе Хи Сона, но сейчас он выглядел гораздо старше своих лет.

— Вот никак не ожидал!.. Какая встреча! — политрук крепко пожал руку Хи Сона и долго не выпускал ее.

— Издалека?

— Да можно сказать с самой границы. Взгляни на ботинки, видишь, вконец разбил. — Политрук посмотрел на свои ноги. Ботинки покрывал толстый слой грязи, отставшие подошвы кое-как держались, прикрученные бечевкой. — Им крепко досталось. Нам четыре раза пришлось переправляться через Нактонган и карабкаться по горам Тхэбэксан, пока мы вышли на эту дорогу.

— А как идут дела там, впереди? — с беспокойством спросил Хи Сон.

— Да так же, как и здесь, — политрук сразу помрачнел. — Враг наступает быстро, обстановка меняется каждый час, но в какую сторону — кто его знает? Ясно одно — надо спешить. С самого Нактонгана мы не отдыхали — ни днем, ни ночью. Макартур заявил, что дойдет до сороковой параллели.

Хи Сон нахмурился, шагая рядом с политруком. Он и сам догадывался о создавшемся положении, но слова его друга солдата говорили сами за себя: настоящие тяготы ждали их впереди. Выдержат ли они?

— Пришло время каждому взяться за оружие, — сказал Хи Сон.

— Враг совсем озверел. Американцы высадили десант в Инчоне, собрали все свои силы и бросили их сюда, — после некоторого молчания продолжал политрук. — Они решили нас запугать для того, чтобы скорее сломить. Недаром они подтянули к берегу военные корабли и не жалеют самолетов. Сам понимаешь, что это значит. Предстоят тяжелые бои — жарко будет... Но ничего — мы их одолеем. Еще посмотрим, кто кого!

В это время с ними поравнялось несколько офицеров на лошадях. Впереди ехал генерал. Хи Сон догадался, что это командир дивизии. Проезжая вдоль шеренги солдат, он пристально всматривался в их лица. Когда генерал подъехал, политрук остановился и взял под козырек.

— Товарищ политрук, почему ваши солдаты идут вразвалку, словно на прогулке? Почему у них такой неряшливый вид? — генерал говорил с сильным акцентом, выдававшим уроженца провинции Хамгён.

— Солдаты идут вольным шагом, товарищ генерал.

— Вот-вот, с вас пример берут. Почему вы так заросли, что, нет бритвы? Могу вам дать свою. Нельзя так распускаться. Не вижу боевого духа. Каждый должен быть готов в любую минуту перейти в контрнаступление. Где командир полка?

— Впереди колонны, — ответил политрук и велел связному позвать командира полка.

— Не надо. Сам подъеду, — генерал пришпорил коня.

— Вы в самом деле готовитесь к контрнаступлению? — спросил Хи Сон.

— Конечно. В первые дни, правда, некогда было. А когда прошли тридцать восьмую параллель, то волей-неволей пришлось заняться военной подготовкой. Людей надо учить. Далеко не все из тех, кто здесь, — кадровые солдаты. Такие занятия, кроме пользы, ничего не принесут. Главное — это дисциплина и душевное состояние солдат. А вытерпеть пришлось немало. Пожалуй, не все смогли бы это выдержать. Но наш генерал — молодец, можно сказать, свое дело знает, в три счета подтянул ребят.

Вдруг политрук обратил внимание, что его колонна задержалась. Одна из повозок застряла в грязи. На дороге образовалась пробка.

— Ну, пока, приятель. Еще встретимся. Впереди река, на переправе будет время поговорить, — и политрук побежал вперед.

Мимо еще долго тянулась военная колонна. Хи Сон и другие подождали, пока она пройдет, и тронулись следом за ней. Вскоре подошли к реке. Берег был забит людьми, повозками, автомашинами. Кроме солдат той самой дивизии, здесь скопилось много жителей из ближайших волостей и уездов. Мост через реку был узким и шатким — по нему нельзя было переправиться скоро. Поэтому войска проходили первыми, а все остальные ожидали своей очереди. Наконец последнее подразделение дивизии вступило на мост, и следом за ним потянулись грузовики. Из-за сопок послышался гул моторов. С каждой минутой он нарастал. В небе появились бомбардировщики. Все произошло в какое-то мгновение. Люди в страхе шарахнулись кто куда. Только счастливчикам удалось спрятаться в ближайших окопах, другие попадали в кюветы и ямы.

Послышался режущий, противный свист. Пламя вспыхнуло совсем рядом. Удар, казалось, разорвал барабанные перепонки. Больше Хи Сон ничего не видел и не слышал. Только почувствовал, как его подбросило в воздухе. Он отлетел на несколько метров. Первое, о чем он вспомнил, когда очнулся, — это мост, дивизия. Хи Сон приподнялся и посмотрел в ту сторону. Над рекой кружили тяжелые облака пыли, трудно было что-либо разобрать. Казалось, туман опустился и накрыл своей серой пеленой и солнце и землю. Рядом слышались крики — кого-то разыскивали, звали на помощь...

— Реактивные! — испуганно вскрикнул кто-то.

Сзади затрещал пулемет: «Та-та-та-та...» Четыре самолета кружили над мостом и как бы нехотя швыряли бомбы. Пулеметы трещали без передышки.

Постепенно пыль улеглась, горизонт прояснился, и уже можно было различить очертания ближних сопок. Повсюду зияли свежие воронки. Невдалеке валялась разбитая, перевернутая вверх колесами повозка, чуть поодаль горел грузовик. Рядом закричал ребенок. Увидев, что прямо на него летит самолет, он поднялся с земли и засеменил к яме, но не успел сделать и нескольких шагов — упал как подкошенный на пыльную дорогу.

Хи Сон вскочил и побежал к ребенку. Но его опередила какая-то девушка. Она выскочила из-за камней и стремглав побежала к тому месту, где лежал мальчик. С самолета ударил крупнокалиберный пулемет. «Ложись!», «Прячься!» — закричали ей со всех сторон. Но она словно не слышала этих криков. Девушка подбежала к малышу, схватила его обеими руками, прижала к груди и снова помчалась к камням. Хи Сон невольно позавидовал быстроте и ловкости, с какой она все это проделала. Хи Сону показалось, что он где-то видел ее раньше, но он не мог вспомнить, где именно.

— Наверно, его мать убили, — тихо сказал лежавший рядом с ним председатель народного комитета.

Хи Сон снова посмотрел в ту сторону, где недавно стоял малыш. Но поблизости никого не было. Горела автомашина, ревел вол, мотая окровавленной головой.

Самолет покружил-покружил и скрылся за макушками сопок. Люди поднялись с земли, облепленные грязью.

Хи Сон пошел к своей группе. Завидев его, беженцы начали выходить из своих укрытий. На берегу собралось несколько крестьян.

— Все целы? — спросил Хи Сон.

— Вот ему руку поранило, — сказал старик крестьянин, показывая на стоявшего рядом с ним мужчину, из левой руки которого сочилась кровь.

— Надо остановить кровотечение. Сумеешь?

Стали искать бинт, но не нашли. Пожилая женщина оторвала от края кофточки полоску ткани. Быстро забинтовала руку.

Остальные не пострадали от бомбежки и обстрела. Солдаты, успевшие переправиться на другой берег, приводили себя в порядок. Все пришло в движение, ожило. Где-то слышалась ругань, кто-то искал потерявшегося, женщины плакали. Хи Сон снова вспомнил о матери ребенка, только что спасенного неизвестной девушкой, и поспешил на песчаный откос к горевшему грузовику. Но ни здесь, ни поблизости ему никого не удалось обнаружить.

И тут Хи Сон неожиданно столкнулся с группой, выходившей из-за скал. Хи Сона поразило спокойствие этих людей; подтянутые, энергичные, они шли так, будто никакой бомбежки не было. Группу возглавляли директор Ковонской шахты Хак Пин, плотный мужчина в сером кителе, и смуглолицый заместитель секретаря парткома шахты. В человеке, шедшем рядом с ним, Хи Сон узнал заведующего отделом труда из уездного комитета Чор Чуна.

— О, и вы здесь! — воскликнул он, здороваясь с Хи Соном.

— Товарищ директор, в нашей группе пока все благополучно. — Хи Сон подошел к Хак Пину и протянул ему руку.

— Так и должно быть. Пули нас боятся, мимо летят, — верный себе, пошутил директор.

— Как дела на шахте? — поинтересовался Хи Сон.

Лицо директора, который всегда говорил даже о самых серьезных вещах с улыбкой, сразу стало грустным и усталым.

— Все взлетело на воздух, нет теперь шахты, — с горечью сказал он. Секретарь понял Хак Пина и постарался переменить тему разговора.

— Организационная сторона, надеюсь, в порядке? — Хи Сон повернулся к заведующему отделом труда.

— В общем да, — ответил Чор Чун, решив, что надо сейчас же, не теряя времени, доложить о положении дел. — Мне сказали, что вы звонили, товарищ Хи Сон. Мы собрали партизанский отряд. Люди здесь. Скоро подойдет еще пополнение.

— Здесь я вижу всех передовиков.

Хи Сон посмотрел на шахтеров и улыбнулся.

— Одного нет — Пак Пен Хуна. Но он обязательно придет.

Чор Чун вдруг осекся, вспомнив про Тхэ Ха. Сказать о нем или лучше умолчать?

— Кто, вы говорите, должен еще подойти? — переспросил Хи Сон.

— Товарищ, которому было поручено взорвать ремонтные мастерские. Он не сумел прибыть вовремя.

— Не со всем вы справились, товарищи, — нахмурился Хи Сон.

— Но другого выхода не было, — тихо проговорил стоявший рядом Чун О.

— Не было другого выхода? Но разве можно бросать товарища?

Хи Сон чиркнул спичкой, зажег сигарету и глубоко затянулся, стараясь подавить в себе раздражение. Затем, немного успокоившись, справился об эвакуации остальных районов уезда. Но так как этим вопросом занимались другие работники комитета, никто не смог сказать ему ничего определенного.

В это время в толпе послышался взволнованный женский голос:

— Как у тебя язык поворачивается говорить такое? Оставить здесь ребенка одного?.. Я сама понесу его. На спине...

— Ты говоришь так, потому что не нюхала войны. На войне жизнь одного человека ничего не значит. Люди гибнут тысячами, — отвечал рослый, в охотничьих сапогах парень лет двадцати четырех. Хи Сон хорошо помнил его. Он работал в уездной прокуратуре и нередко заходил в комитет.

— Пусть, как ты говоришь, я не нюхала войны, но я его здесь не брошу. Как-нибудь сама управлюсь, а в твоей помощи я не нуждаюсь.

— Раз пошла со всеми, должна считаться не только со своими желаниями и капризами! Ты в коллективе. Я не о себе пекусь, а обо всех нас, — запальчиво возражал парень.

— Хватит, запомни: я скорее умру, чем брошу ребенка! — решительно сказала девушка.

— Чон Ок, не нашли мать мальчика? — спросил Хак Пин.

— Она погибла. Ее нигде нет. Ки Хо тоже так считает, и он искал...

— Бомба упала как раз на том месте, где была она. Я сам это видел, — сказал Ки Хо.

— Ну и что решили? С собой взять — не такое сейчас время, и бросить здесь — тоже нельзя...

— Ничего. Я понесу его, — сказала девушка.

— Она спасла малыша во время обстрела. Мать так и не нашли, — пояснил директор Хи Сону.

— Помню, помню. Эта женщина пришла сюда вместе с нами. Просилась в горы, к партизанам. Мальчугана не задело? — Хи Сону стало тяжело, когда он вспомнил, как несчастная женщина упрашивала взять ее в горы. Перед глазами встало лицо мальчика, плачущего на обочине дороги.

— Просто чудом спасся. Ни единой царапины. Штанишки в нескольких местах пробиты, а ноги целы.

— Всегда так — на войне больше всего достается матерям и детям. Сколько малышей уже стало сиротами... — заметил Хен Ман.

Тем временем были включены моторы грузовиков. Рабочие заняли места в кузовах. Самые нетерпеливые пешком перебрались через мост и там поджидали остальных.

И вдруг со стороны реки послышалась беспорядочная стрельба. Люди в изумлении обернулись, недоумевая, в чем дело. Не было видно, кто и откуда стрелял. Выстрелы походили на треск каштанов или бобов, жарящихся на большой сковороде. Хи Сон вглядывался до рези в глазах, но ничего не понимал. Дорога уходила от реки за сопку. Исчезли куда-то и солдаты, только что переправившиеся через реку.

Между тем пальба усиливалась. Трудно было даже представить, что враг подошел уже вплотную и что где-то совсем рядом завязался бой. Люди заволновались.

К Хи Сону подбежало несколько рабочих.

— Товарищ секретарь, враг!

— Откуда вы это знаете?

— Слышите, стреляют? Это уж точно враг.

— Лучше бы подняться на гору, товарищ секретарь, — предложил Чор Чун.

— Подожди. Надо все точно выяснить, — спокойно ответил Хи Сон.

В это время из-за поворота показалось несколько беженцев. Они бежали к мосту, бросая на ходу вещи.

— Что случилось?! Да говорите же! — стали засыпать их вопросами. Но никто не мог ничего объяснить.

— Бой там, — наконец выдавила пожилая женщина.

Хи Сон попытался собраться с мыслями. «Как там товарищи из дивизии? — с тревогой подумал он. — Они ведь тоже не ожидали нападения». Хи Сон не мог заставить себя пошевельнуться, он неподвижно стоял, уставившись на дорогу за рекой.

— Товарищ секретарь! Надо немедленно действовать, — услышал он над самым ухом голос Чор Чуна. Эти слова вывели его из оцепенения, и он тотчас же повернулся к шахтерам.

— Товарищи! Без паники. Вперед ушли наши солдаты, враг не так-то скоро доберется сюда... — стараясь казаться как можно более спокойным, проговорил Хи Сон и вдруг увидел политрука полка, с которым недавно расстался. Тот бежал к ним через мост.

— Что случилось? В чем дело? — поспешил ему навстречу Хи Сон. Но политрук не ответил, он подошел к шахтерам, обвел всех взглядом и знаком попросил тишины. Затем медленно заговорил.

— Ничего страшного. Противник задумал провести разведку боем. Меня прислал командир дивизии. Короче говоря, по дороге идти сейчас нельзя... Советую взять вправо, через сопки, там есть тропинки. — И потом, обращаясь к Хи Сону, добавил: — Не дождался я тебя на переправе, видишь, некогда было. Но вот — и опять встретились.

Хи Сон слушал его, стараясь уловить то, чего тот не мог или не хотел сказать.

— Откуда же они свалились сюда? Откуда?

— Высадились с моря.

— И вы заранее знали? — снова спросил Хи Сон.

— Конечно. Нам было приказано задержать противника, чтобы мирные жители смогли вовремя уйти. Все в порядке. Береги себя...

Друзья крепко обнялись. Политрук еще раз пожал руку Хи Сону и направился обратно, к мосту. Хи Сон долго смотрел ему вслед. Он вдруг понял причину вражеской бомбежки и необычной строгости командира дивизии во время перехода воинов. Вот, оказывается, почему так спешила дивизия. Враг намеревался смять ее неожиданным нападением. Едва политрук скрылся за поворотом, как на другом берегу реки со свистом упал снаряд. Секретарь комитета приказал быстро двигаться к сопкам, а сам тяжело зашагал сзади.

Глава 12

Снаряд упал вблизи моста, подняв огромный столб воды и песка. Когда первая группа людей миновала гребень сопки, артиллерийский обстрел усилился. Трудно было разобрать, кому предназначались снаряды — воинам Народной армии или мирным жителям. Стреляли бегло, попадая в кусты, в прибрежный песок, в воду. Вот склонилось к земле молодое деревце, надломленное осколком снаряда. Среди лужайки образовалась желтая яма, вокруг нее траву усыпали комья земли.

Мужчины, как только стихал обстрел, продолжали подниматься в гору. Женщинам и это было не под силу. Они отставали — у многих тяжелая ноша. Пожилые женщины буквально ползли по камням. То и дело их длинные юбки-чхимы цеплялись за кусты и колючки, то одна, то другая, оступившись, падала. Хи Сону и Чор Чуну, шедшим сзади, поочередно приходилось тащить их за руки.

Когда последняя группа добралась до гребня, остальные уже успели немного передохнуть, устроившись прямо на земле или на камнях. Удалось уйти из-под носа противника, но как быть дальше? Женщины сгрудились около Хи Сона. Испуганные только что происшедшим около переправы, они готовы были молиться на него, только бы он спас их, вывел отсюда. Но он и сам не знал, что делать дальше, куда идти.

— Возьмите нас с собой, не бросайте! Пропадем ведь, — говорила пожилая женщина, заглядывая в глаза Хи Сону.

— Вы откуда? — спросил Хен Ман, присевший прямо на землю.

— С Енхына. Пробираемся в Хамхын.

— Нам надо сейчас же уходить. Разыскивайте своих, — вмешался Чор Чун.

— Бросить их здесь — и правда пропадут. Во время войны всего труднее женщинам и детям, — проговорил Хен Ман и огляделся по сторонам, ища поддержки. — Давайте возьмем с собой...

— Я против. Вы видите, что делается? Из-за них мы и так уже потеряли столько ценного времени.

— Ну и пусть. Ради кого мы идем сражаться? Ради них, ради таких, как они.

— У меня нет времени спорить! — нервно возразил Чор Чун и повернулся к женщинам. — Вы бы пошли поискали своих. Поняли? Идите обратно в Енхын.

Беженцы опять заволновались. Эхо доносило винтовочную и пулеметную стрельбу.

— Хватит, пошли! Все пошли! — сказал Хи Сон и поднялся с камня.

— Идти-то куда? Я вот не знаю, — озабоченно проговорил Хен Ман.

— А чего здесь сидеть и ждать? Не природой же пришли сюда любоваться.

Все снова тронулись в путь. За полянкой тропинка скользнула-в густую, непроходимую чащу. Вспугнутые внезапными гостями, из кустов вылетали птицы и кружили над головами. Колючки ранили лица, цеплялись за одежду.

Шли молча, повинуясь своему вожаку, шли, не зная, что ждет впереди. Не знал этого и Хи Сон, но старался не показывать своей тревоги.

— Может быть, немного передохнем? — едва слышно спросил шагавший сзади него Хен Ман. Он устал, дышал с трудом. Хи Сон остановился, сделал знак всем отдыхать. Люди повалились на траву от усталости.

— Товарищ, дайте мне винтовку, — обратился Хи Сон к офицеру милиции. Перекинув винтовку через плечо, он один направился в лес, бросив на ходу:

— Чор Чун, пусть пока все отдыхают.

— Вы далеко?

— Посмотреть, что впереди.

— Посмотреть, что впереди? — переспросил Чор Чун удивленно. Хи Сон уверенно вел людей, казалось, он знал дорогу. А тут... И только теперь Чон Чун понял, что секретарь шел наугад.

— Зачем вам самому? Пошлем в разведку несколько товарищей.

— Я пойду, — вызвался Чун О. Он взял из рук Хи Сона винтовку. Вместе с ним в чащу углубились Ки Бок и парень в охотничьих сапогах.

Трое двинулись на северо-запад. Они ушли, и снова все вокруг стало тихо, только издалека слышались настойчивые удары дятла о сухой ствол дерева.

— Эти женщины так и будут за нами тащиться? Такими темпами мы не скоро доберемся до места, — шепотом сказал Чор Чун секретарю.

— Другого выхода нет. Мы не можем бросить их одних... Сам понимаешь... Ну на сутки опоздаем.. — устало ответил Хи Сон.

— Мы выполняем боевое задание, товарищ секретарь. — Чор Чун старался сдержаться, чтобы не вспылить.

— Да, боевое задание. Но во имя кого? Во имя вот таких, как они — эти женщины. Во имя народа, — сердито возразил Хен Ман.

— Как хотите. По-моему, надо делать конкретное, порученное вам дело. А если этому что-либо помешает... без колебаний отбросить в сторону. Не понимаю вас. Во всяком случае, я не несу за это ответственности, — Чор Чун резко встал и отошел в сторону.

— Палку перегибает. Вспыхивает, как сухой лист, — с озабоченным видом проговорил ему вслед Хен Ман.

Под огромным кленом невдалеке полукругом сидели рабочие с шахты. Все курили. Хи Сон и Хен Ман подошли к ним. Как и раньше, все смотрели в их сторону с доверием.

Хи Сон сел рядом с директором шахты, положив руку ему на плечо. Хен Ман опустился на траву рядом.

— Устал, товарищ директор? Знаю, знаю...

— Одним разом махнули тридцать ли. Поневоле кости заломит, — Хак Пин слабо улыбнулся.

Хи Сону не хотелось продолжать разговор. Оба помолчали. Хен Ман смотрел куда-то в одну точку, сквозь кустарник.

— Отец, что ты там увидел? — нарушил молчание Хак Пин.

— Смотри... Вот туда, — осторожно показал Хен Ман. Невдалеке разгуливала белка. Сделает шаг и прислушается. А то встанет на задние лапки и смотрит — только пушистый хвостик нервно вздрагивает. В следующее мгновение она прыгнула, уцепилась за дерево и взбежала вверх на ветки. Там что-то схватила, соскользнула вниз и скрылась в сухих листьях. «Заготавливает к зиме провиант», — подумал Хен Ман и с болью вспомнил, как мало взято в лес продовольствия. А сколько всего осталось в поселке. Вот порадуется враг!..

— Молодец, белка. Поумнее нас — запасается, — вдруг со вздохом проговорил он.

— Отец, вы прямо-таки буржуй, все вам мало, — попробовал пошутить Хак Пин.

— Попробуй в этих кустах прокормиться.

— И прокормимся. Жить везде можно. Тем более здесь — смотрите, приволье какое! — вдруг очнулся от раздумий Хи Сон.

— Так-то так... но вот захочу есть и скажу, давай лепешку, кормите меня. Кормите и все.

Он и не подозревал, что будет гораздо труднее, чем кто-либо мог сказать.

* * *

— Давайте рассредоточимся, так лучше будет, — предложил парень в охотничьих сапогах, когда они углубились в лес.

— Рассредоточимся? Как это? — не понял Ки Бок.

— Ну пойдем на некотором расстоянии друг от друга.

Парень вынул пистолет и решительно двинулся вперед. Трое долго блуждали по лесу. Прошли заросли шиповника, потом попали в сосновый бор, миновали чащу молодых кленов и акаций, еще каких-то колючих кустарников. Оттуда вдруг выскочила горная коза, испуганно уставилась на людей и, помедлив секунду, одним прыжком снова исчезла в кустах. Чем дальше они шли, тем круче становились склоны. Кругом густой колючий кустарник. Неожиданно под ногами возникла узкая, как нитка, тропинка. Но и она вскоре исчезла среди густой травы.

— Она куда-то нас все-таки приведет, — сказал парень в сапогах. Они уже блуждали по лесу около часа.

Наконец кустарник кончился. Впереди лежала долина. Ввизу змеей извивалась лента шоссе. По нему двигались похожие на маленьких куколок люди. Автомашин не было видно. За шоссе опять начинался лес.

— Спустимся поближе к шоссе. Там поля, наверно, есть и жилье, — предложил Чун О.

— Но не дальше. Зачем спускаться вниз? Попадем прямо в лапы к лисынмановцам. Надо поосторожней, — возразил парень в сапогах.

— Нас послали все разузнать. Вот и разузнаем. Чего бояться? — ответил Чун О.

— Хорошо, — неохотно согласился тот. — Но только я не пойду впереди.

Когда они подобрались к крестьянским чиби у шоссе, Кван Хо — так звали парня в охотничьих сапогах — вытащил пистолет и поставил его на взвод. Чун О пробежал по огороду, оглядываясь вокруг: нет ли где-либо поблизости хозяина. Из двери выглянуло заросшее щетиной лицо старого крестьянина. Он приоткрыл дверь, с любопытством и опаской наблюдая за незнакомцем.

— Есть в деревне лисынмановцы, отец? — спросил Чун О.

Старик пробормотал что-то невразумительное и захлопнул дверь. Ки Бок рассердился за такой прием.

— Эй, ты чего это? — он подбежал к двери и постучал.

— Не могу знать, — последовал ответ.

— Выходи, старик, — Кван Хо, державшийся до этого за изгородью, вдруг осмелев, подошел и сильно постучал в дверь кулаком.

Чун О сделал ему знак отойти. Но Кван Хо уже дернул за ручку и сорвал дверь. Все трое стояли в растерянности перед неожиданно открывшейся картиной. В коридоре лежали трое раненых народноармейцев. В руках у них были топоры. Когда открылась дверь, все трое попытались подняться.

— Простите, товарищи. Не вставайте... — сказал изумленный Чун О. Он хотел было притворить дверь, но на порог выбежал хозяин.

Поняв, что перед ним свои, он охотно ответил на все вопросы.

— Понимаете, у меня раненые. Боялся. Не знал, что вы...

Когда они вернулись обратно, солнце уже клонилось к закату. Хи Сон сразу же дал команду выступать. Дороги были каждый час, каждая минута. Группа растянулась в длинную цепочку.

Шли в полной темноте.