Глава пятая

Спустя трое суток после пересечения тропика «Лорд Нельсон» — корабль Ост-Индской компании под командованием капитана Спотисвуда, возвращавшийся из Бомбея, попал в вестовый шторм. Судно уцелело, но потеряло грота-стеньгу, марсель, а также бизань. У него треснули фок — и грот-мачты, большая часть такелажа была повреждена. Шлюпки, закрепленные на выстрелах, смыло вместе с выстрелами. Поскольку ветер был неблагоприятным для того, чтобы попасть на Мадейру, пассажиры охвачены паникой, а команда готова взбунтоваться после долгого и неудачного по всем статьям перехода, мистер Спотисвуд взял курс на Гибралтар, до которого было рукой подать, хотя, подобно всем возвращающимся домой капитанам, ему очень не хотелось заходить в военный порт. Как он и ожидал, многих опытных матросов из его команды в Гибралтаре тут же мобилизовали. Однако производить ремонт судна он не стал и, в качестве слабого утешения, принял несколько пассажиров. Первыми вступили на борт Джек Обри и Стивен Мэтьюрин; они были встречены капитаном и офицерами с известным почетом, поскольку компания, к которой принадлежало судно, обладала или, по крайней мере, претендовала на обладание особым статусом, так что на ее судах порядки были почти военные. Для этого были убедительные причины: к примеру, расположенные в шахматном порядке орудийные порты не раз заставляли капитанов вражеских крейсеров думать, что они имеют дело с военным кораблем и лучше держаться от него подальше. Но это обманчивое сходство раздражало настоящих военных моряков, и офицеры королевского флота, оказавшись на борту судов этой компании, обычно критически замечали, что курица все же не птица. Даже любой зеленый мичман без труда обнаружил бы несуразицу: несмотря на чернокожих слуг в белых перчатках, прием осуществлялся не по правилам. К примеру, на борту «Сюперба», где Джеку довелось обедать, — корабле, отличавшемся гостеприимством, от которого потом раскалывалась голова, — такой толпы вы бы не увидели. Кроме того, в этой толпе он заметил широкие улыбки, неуверенные кивки и поклоны, смущение, переходящее в фамильярность, при виде которой на его лице появилась некоторая суровость. Он с особой учтивостью разговаривал с капитаном Спотисвудом, который мысленно проклинал его за такую снисходительность. Повернувшись в сторону офицеров, Джек заметил чей-то пристальный взгляд.

— Да это же Пуллингс! — воскликнул он, и все следы недовольства тотчас исчезли с его лица, а суровая мина сменилась радостной улыбкой. — Как я рад вас видеть! Как поживаете? Как успехи? А?

— А это наш грузовой помощник, мистер Дженингс, — произнес мистер Спотисвуд, не слишком довольный, что кто-то нарушил обычный ритуал представления. — Мистер Бейтс. Мистер Уонд. С мистером Пуллингсом, вижу, вы знакомы.

— Мы служили на одном корабле, — отвечал Джек, крепко, от всей души пожимая руку молодому офицеру — пропорционально приязни, которую он испытывал к нему, бывшему помощнику штурмана, исполнявшего впоследствии обязанности помощника командира «Софи», который теперь сиял, выглядывая из-за плеча доктора Мэтьюрина.

«Лорд Нельсон» никогда не был удачливым судном. Через час после того, как он принял на борт пассажиров, в Гибралтарском проливе задул свежий левантинец и увлек его навстречу сильному атлантическому течению. Несчастный капитан Спотисвуд, по простоте душевной, решил, что это удача — наконец-то добрый знак. Его судно было неважным ходоком. Разумеется, оно было удобным для пассажиров, имело много места для груза, но все же валким, лавировало медленно, и век его подходил к концу. Возможно, это был его последний рейс, ведь уже в 1801 году страховщики настаивали на уплате им дополнительных тридцати шиллингов за пенс.

Случилось так, что это был первый корабль Ост-Индской компании, на который попал Джек Обри, и, прогуливаясь по палубе вместе с Пуллингсом во время его вахты, он с изумлением смотрел на загроможденную ненужным хламом палубу, на бочонки и бочки с водой, привязанные между орудиями. На судне было двадцать восемнадцатифунтовых пушек и шесть двенадцатифунтовых: внушительная демонстрация силы для купца.

— А какова численность команды? — поинтересовался Джек.

— Чуть больше сотни, сэр. Чтобы быть точным, сто два человека.

— Так, так, так, — отозвался Обри. На военном флоте не считали, что девять канониров и подносчик пороха — слишком много для одной восемнадцатифунтовой пушки, а семь канониров и подносчик — для двенадцатифунтовой. Требовалось сто двадцать четыре пушкаря, чтобы обслуживать орудия только одного борта — сто двадцать четыре здоровенных, досыта накормленных говядиной и свининой английских парня, и еще не меньше сотни для работы с парусами, обслуживания корабля, стрельбы из мушкетов и отпора абордажникам. Джек посмотрел на матросов-индийцев, сидевших на корточках вокруг груды ворсы и работавших под присмотром своего серанга в тюрбане. Они могли быть, по-своему, неплохими моряками, но на вид — кожа да кости: Джеку было трудно представить, что пять или шесть таких заморышей способны оттащить от порта двухтонную пушку, да еще во время частой в Атлантике качки. В придачу к худобе и низкорослости индусы страдали от холода; редкие в этой команде матросы-европейцы были в рубахах, а некоторые индусы дрожали даже в бушлатах. Их смуглые лица от холода слегка отливали синевой.

— Так, так, так, — повторил Джек.

Он не хотел говорить ничего больше, поскольку его впечатление о «Лорде Нельсоне» успело сформироваться полностью, и любое уничижительное слово могло лишь причинить Пуллингсу боль, так как он, должно быть, переживал за корабль, на котором служил. Капитан Обри, разумеется, знал, что капитан Спотисвуд не пользуется большим авторитетом, что «Лорд Нельсон» плавает как колода, что ему дважды не удалось совершить поворот через оверштаг близ мыса Трафальгар и поэтому пришлось, в конце концов, повернуть через фордевинд. Но, разумеется, незачем было лишний раз говорить об этом. Джек огляделся, чтобы хоть что-то похвалить, не кривя душой. Его внимание привлек блеск бронзовой пушки, установленной на скуле.

— Горит как золото, — заметил он.

— Это верно, — согласился Пуллингс. — Они драят пушку добровольно — пуджа, пуджа, как они говорят. Когда мы стояли четверо суток возле острова и позже, когда подошли к Мысу, они надевали на ствол орудия венок из ноготков. Они ей молились, бедняги, потому что считают, что она похожа на гигантский… Извините, сэр, но таков их религиозный обычай. Зато это судно совсем не течет, сэр, и оно просторно, как первоклассный корабль. Даже у меня огромная каюта. Вы не окажете мне честь и не спуститесь ко мне, сэр, чтобы выпить стакан арака?

— С большим удовольствием, — сказал Джек. И, осторожно опустившись на рундук в просторной каюте, он спросил: — Как вы здесь оказались, Пуллингс, после ваших-то подвигов?

— Видите ли, сэр, я не мог получить корабль, потому как начальство не желало подтвердить мое новое звание. «Не видать тебе белых лацканов, Пуллингс, выше головы все равно не прыгнешь, — внушало оно. — У нас и без тебя каждый сопляк мнит себя адмиралом».

— Как им не стыдно, черт бы их побрал! — вскричал Джек, который видел Пуллингса в бою и знал, что таких офицеров во флоте надо еще поискать.

— Я попытался снова пойти служить мичманом, но ни у кого из известных мне капитанов не было судна, а если и было, как у достопочтенного Беркли, то без свободной должности. Я вручил вашу рекомендацию капитану Сеймуру с «Аметиста», который ремонтировался в Хамоазе. Капитан Сеймур встретил меня очень вежливо, когда узнал, что я от вас, очень учтиво, без капли зазнайства, сэр. Но, распечатав и прочтя письмо, он смог только поскрести затылок и обругать начальство. Капитан сказал, что был бы благодарен судьбе, если бы смог угодить вам для пользы дела, а заодно и своей собственной пользы. Такого учтивого обращения я в жизни не видывал, но он заявил, что не в силах помочь мне. Сэр Сеймур даже отвел меня в кают-компанию, а затем в мичманский кубрик, чтобы я воочию убедился, что тот набит битком. Он был очень серьезен, и, как только открыл рот, я понял: капитан хочет, чтобы я сосчитал мичманские рундуки. Затем он пригласил меня на роскошный обед к себе в каюту, где мы трапезовали вдвоем. Это было для меня очень кстати, сэр, потому что последние двадцать миль я шел пешком. После пудинга мы стали вспоминать ваши действия на «Софи». Он знал все, кроме того, как круто изменился ветер, и заставил меня рассказать, где я находился, от первого до последнего выстрела. Потом он сказал: «Черт меня побери, если я позволю одному из офицеров капитана Обри прозябать на берегу, не попытавшись использовать то небольшое влияние, которым я обладаю» — и написал одно письмо мистеру Адамсу из Адмиралтейства и второе мистеру Боулсу, влиятельному человеку в управлении Ост-Индской компании.

— Мистер Боулс женат на его сестре, — заметил Джек.

— Да, сэр, — отозвался Пуллингс. — Но тогда я не придал этому особого значения, потому что, видите ли, капитан Сеймур обещал, что мистер Адамс устроит мне прием у Старого Джарви. Я очень обрадовался, потому как слышал, что старик очень добр к молодым ребятам, которые оказались в трудном положении. Так что я как-то снова добрался до города и явился на прием. И вот я стою, дважды побрившись, и трясусь как осиновый лист. В приемной я прождал не то час, не то два. Мистер Адамс, позвав меня в кабинет, предупредил, чтобы я, обращаясь к его светлости, говорил громко и отчетливо. Он хотел было указать, чтобы я не вспоминал о ваших рекомендациях, но тут в коридоре послышался ужасный шум, словно туда ворвалась абордажная партия. Мистер Адамс выходит, чтобы взглянуть, в чем дело и который час, и сразу же возвращается с белым как мел лицом. «Старый черт, — произносит он, — он разжаловал лейтенанта Солта. Прямо из Адмиралтейства он отправил его на посыльное судно в сопровождении морских пехотинцев. После восьми лет беспорочной службы лейтенант вышел из его кабинета под конвоем». Вы слышали об этой истории, сэр?

— Никогда.

— Видите ли, лейтенант Солт отчаянно добивался назначения и месяцами бомбардировал первого лорда письмами, посылая их ежедневно. Каждую среду и пятницу он являлся в Адмиралтейство и просил его принять. И вот в последнюю пятницу, в тот самый день, когда я был там, Старый Джарви прищурил глаз и сказал: «Хотите в море? Сей же час и отправитесь, сэр» — и тотчас разжаловал его в матросы.

— Офицера? Разжаловал в рядовые матросы без причины? — воскликнул Джек. — В жизни не слышал ничего подобного.

— И никто не слышал, в особенности бедняга Солт. Узнав подробности — представьте, сколько об этом деле было разговоров, — я так оробел и смутился, что, когда мистер Адамс посоветовал мне прийти в какой-нибудь другой день, я вместо этого поспешил на Уайтхолл и спросил у привратника, как мне быстрее добраться до правления Ост-Индской компании. Мне повезло — мистер Боулс оказался очень добр, и вот я здесь. Должность хорошая: жалованье против военного вдвое больше, кроме того, не возбраняется понемногу приторговывать. В кормовом трюме у меня целый сундук с китайскими вышивками. Но, ей-богу, сэр, до чего хочется опять попасть на военный корабль!

— Возможно, теперь долго ждать вам не придется, — отвечал Джек. — Питт {27} снова вернулся, Старый Джарви отправлен в отставку — ему не дали флота Пролива. Если бы он не был первоклассным моряком, я бы сказал: «Ну и черт с ним». Теперь в Адмиралтействе сидит Дандес, лорд Мелвилл. Я с ним в довольно хороших отношениях, и если мы поднимем все паруса и явимся к нему до шапочного разбора, то обязательно отправимся вместе в очередной поход.

Поднять все паруса — в этом-то и трудность. После того, как на широте 33°N с ним случилась неприятность, капитан Спотисвуд не решался ставить даже марсели, предпочитая ползти как черепаха. Долгими часами Джек стоял, облокотясь о кормовые поручни, наблюдая за тем, как волны кильватерной струи лениво расходятся от «Лорда Нельсона» на юг и запад, поскольку не мог смотреть на матросов, шевелящихся не бойчее осенних мух.

А брам-стеньги, так и оставшиеся после шторма на палубе, возмущали его до глубины души. На юте его соседками чаще всего были две мисс Лэмб — добродушные, веселые, коротконогие, коренастые смуглянки, которые отправились в Индию вместе с «рыболовным», как они его шутя называли, флотом. Теперь они возвращались, так и не выйдя замуж, под крыло своего дядюшки, служившего в Бенгальской артиллерии, майора Хилла.

Они сидели рядком: Джек посередине между девушками, слева от них сидел на стуле Стивен. Хотя «Лорд Нельсон» находился в это время в неспокойном Бискайском заливе, с зюйд-веста дул свежий ветер, а температура опустилась, они храбро сидели на палубе, закутавшись в шали и накидки, откуда задорно выглядывали их розовые носики.

— Говорят, что испанские дамы удивительно красивы, — проронила мисс Лэмб. — Гораздо красивее француженок, хотя и не такие элегантные. Скажите, капитан Обри, это правда?

— Клянусь честью, — ответил Джек, — что едва ли смогу это подтвердить. Ни одной из них я и в глаза не видел.

— Но разве вы не прожили в Испании несколько месяцев? — воскликнула мисс Сьюзен.

— Действительно, я там жил, но почти все время был вынужден находиться в доме доктора Мэтьюрина близ Лериды — везде одни арки, выкрашенные в голубой цвет, как это принято в тех местах; внутренний двор, решетки, апельсиновые деревья, но никаких испанских дам не припоминаю. Была там добрая, милая старушка, кормившая меня кашкой: из почтения к ее сединам я не смел отказываться от этой еды. По воскресеньям она высоко зачесывала волосы гребнем и надевала мантилью, но вы бы не назвали ее красавицей.

— Вы очень болели, сэр? — с сочувствием спросила мисс Лэмб.

— Думаю, что да, — отвечал Джек, — поскольку мне обрили голову, дважды в день ставили пиявки и, едва я приходил в себя, заставляли пить теплое козье молоко. А поправившись, я настолько ослаб, что первую неделю едва мог держаться в седле.

— Какая удача, что вы путешествовали с замечательным доктором Мэтьюрином, — заметила мисс Сьюзен. — Я просто влюблена в этого человека.

— Не сомневаюсь, что именно благодаря ему я вытащил одну ногу из могилы. Если бы не он, мне бы пришел конец, — отвечал Джек. — Стивен днем и ночью был готов сделать мне кровопускание или напичкать своими порошками. Сколько же я их принял, этих лекарств! Пожалуй, я проглотил целую аптеку. Стивен, я как раз жалуюсь мисс Сьюзен на то, как вы травили меня своими экспериментальными отварами.

— Не верьте ему, доктор Мэтьюрин. Он рассказывал о том, как вы спасли его от верной смерти. Мы так благодарны мистеру Обри: он научил нас вязать узлы и плести шерсть.

— Ах вот как? — отвечал Стивен. — А где же капитан нашего корабля? — Он внимательно посмотрел под пустой стул. — Я пришел к выводам, которые представляют интерес и для него, и для всех остальных. Эти индусы страдают не от хронического недуга, вызываемого миазмами равнин их родины, как утверждает мистер Парли, а от испанской инфлуэнцы! Занести ее на борт могли лишь мы с Джеком. Достаточно странно осознавать, что мы, будучи в спешке, сами можем оказаться причиной нашей задержки, не правда ли? Хотя даже с таким небольшим количеством матросов мы, несомненно, могли бы поставить марсели.

— А я никуда не спешу. Я хотела бы, чтобы это плавание продолжалось вечно, — промурлыкала мисс Лэмб, найдя поддержку лишь у своей сестры.

— А эта болезнь заразная? — спросил Джек.

— К сожалению, очень, мой дорогой, — отвечал Стивен. — Пожалуй, через несколько дней ею заразятся все, находящиеся на судне. Но у меня есть верное средство! Юные леди, я хочу, чтобы вы на ночь приняли слабительное. Я приготовил вам обеим флакон профилактической настойки и еще один, гораздо более сильной, для майора Хилла. Кит! Кит!

— Где он? — воскликнул мистер Джонстон, старший помощник капитана.

В юности он был китобоем в Гренландии, поэтому тотчас отозвался на возглас доктора. Ответа старший помощник не получил: доктор Мэтьюрин присел, словно бабуин, и, положив на фальшборт подзорную трубу, стал старательно наводить ее на вздымающиеся между судном и горизонтом волны. Глядя по направлению оптического прибора и прикрыв ладонями глаза, мистер Джонстон вскоре увидел вдалеке фонтан, а потом медленно всплывающее черное туловище животного, с трудом различимое на сером фоне моря.

— Дело никуда не годится, — заметил он, выпрямляясь. — Судя по плавнику, это кашалот.

— Неужели вы смогли разглядеть его плавник с такого большого расстояния? — воскликнула мисс Сьюзен. — Какие моряки молодцы! Но почему дело никуда не годится? Может, они опасны для здоровья, вроде устриц, выловленных в месяцы, в которых нет буквы «р»?

— Вон, бьет фонтан! — произнес мистер Джонстон спокойным, почти что отрешенным голосом. — Еще один! Видите, мисс Сьюзен? У него из дыхала бьет одиночная струя, значит, это кашалот, правильный кит бьет двумя струями. Снова бьет. Должно быть, тут целое стадо кашалотов. Они опасны как для человека, так и для морских животных. У меня душа болит оттого, что без толку плавает столько великолепной ворвани, да еще и опасной, пока она не окажется в бочонках.

— Но почему этот кит такой опасный? — спросила мисс Лэмб.

— Потому, что он кашалот, вот почему.

— Моя сестра хочет узнать, что плохого в том, что это кашалот. Я права, Люси?

— Кашалот слишком уж огромен, мадам. Если вам вздумается напасть на него — подкрасться на вельботе и метнуть в него гарпун, то он так ударит хвостом, что от вашего вельбота останутся мокрые щепки, а если он уцелеет, то эта тварь размотает все ваши двести саженей линя меньше чем за две минуты: вы спешно крепите его конец к другому линю, затем к третьему, а он знай себе мотает и мотает, и вы теряете или линь, или жизнь, а чаще всего и то, и другое. Недаром говорится: руби дерево по плечу. Левиафана на крючок не подцепишь! Так что надо довольствоваться правильным китом, законной добычей.

— Я так и буду поступать, мистер Джонстон, — воскликнула мисс Лэмб. — Обещаю вам, я никогда в жизни не стану нападать на кашалота.

Джеку нравилось наблюдать за китами — этими добродушными гигантами, но ему было проще оторваться от такого зрелища, чем Стивену или впередсмотрящему на салинге. Уже довольно долго он приглядывался к белому пятну, выделявшемуся на фоне темнеющего неба на западе. «Судно, — решил он наконец, — судно, идущее под всеми парусами, противоположным галсом».

Это была «Беллона» — капер из Бордо, один из самых красивых парусников, выходивших из этого порта, — высокий, легкий как лебедь. Тридцатичетырехпушечник, с чистым днищем, новыми парусами, оснащенный как линейный корабль, с экипажем из двухсот шестидесяти человек. Самые зоркие из них забрались на мачты, и хотя они не могли как следует разглядеть «Лорда Нельсона», они увидели достаточно для того, чтобы капитан Дюмануар принял решение осторожно приблизиться и в надвигающихся сумерках попытаться точно определить тип судна.

Он убедился, что перед ним корабль, вооруженный двадцатью шестью пушками, возможно военный, но если так, то получивший повреждения, иначе бы его брам-стеньги не лежали на палубе при таком ветре. И по мере того, как капитан Дюмануар и его первый помощник вглядывались в «Лорда Нельсона», мысль о том, что перед ними военный корабль, постепенно покинула их. Оба были опытными моряками, за последние десять лет они успели повидать немало кораблей королевского флота, и то, как двигался «Лорд Нельсон», убедило их в том, что перед ними купец.

— Это судно Ост-Индской компании, — определил капитан Дюмануар, и, хотя он был не полностью в этом уверен, его сердце в предчувствии удачи учащенно забилось, а руки задрожали. Еще раз посмотрев на незнакомца из-за марсель-вант, он повторил: — Да, это «индус». — За исключением испанского галеона или корабля, набитого золотом, британское судно Ост-Индской компании было самым богатым призом, который могло предложить ему море.

Сотня мельчайших деталей подтверждала его предположение; однако он мог ошибиться, возможно, он намеревался вступить в схватку с одним из тех тупоносых кораблей шестого класса, вооруженных производящими страшные разрушения двадцатичетырехфунтовыми карронадами, которые обслуживаются многочисленными, хорошо обученными, меткими канонирами. Капитан Дюмануар предпочитал обходить стороной корабли приблизительно одного с ним размера, будь то военные или коммерческие, он, главным образом, специализировался на захвате самых беззащитных торговых судов. Задача его заключалась в том, чтобы приносить своим хозяевам барыш, а не в том, чтобы покрывать себя славой.

Он вернулся на шканцы, раз-другой прошелся по ним, взглянул на западную часть небосклона.

— Один за другим гасить огни, — скомандовал он. — Через четверть часа изменить курс. Оставить только прямые паруса и фор-марсель. Матье, Жан-Поль, Птит-Андре, наверх. Месье Венсан, проследите, чтобы их сменяли каждый час.

«Беллона» была одним из немногих французских каперов того времени, где такого рода приказы, наряду с приказами относительно подготовки к бою орудий и мушкетов, воспринимались беспрекословно и исполнялись точно.

Настолько точно, что, как только стало светать, впередсмотрящий на полубаке «Нельсона» заметил с наветренной стороны очертания какого-то судна. Шедшее параллельным курсом, оно находилось чуть дальше, чем в миле от них. Чего он не мог видеть, так это того, что незнакомец готов к бою: пушки выкачены, стеллажи для ядер заполнены, зарядные картузы подготовлены, мушкеты розданы, сетки для защиты от обломков рангоута натянуты, реи оклетневаны, шлюпки спущены и закреплены за кормой. Но наблюдателю не нравились ни близость не пойми кого, ни отсутствие на нем ходовых огней, и, насмотревшись вдоволь, вытирая слезящиеся глаза, он окликнул вахтенного офицера на шканцах. То и дело чихая, матрос доложил мистеру Пуллингсу, что на левом траверзе какое-то судно.

Пуллингс, чье сознание было убаюкано плавной килевой качкой, монотонным гулом ветра в снастях, теплом лоцманской куртки и шерстяной шапки, тотчас встрепенулся. Отойдя от нактоуза, он был на полпути к вантам наветренного борта, когда чихание вместе с докладом прекратилось. Трех секунд было достаточно, чтобы пристально вглядеться в преследователя и громовым голосом, который он приобрел на «Софи», поднять вахтенных. Когда он растормошил капитана Спотисвуда, на длинные железные кронштейны уже натягивалась сетка для защиты от абордажной партии. Капитан подтвердил распоряжения вахтенного офицера, приказал бить сбор, очистить палубу, выкатить орудия, отправить женщин в трюм.

Джек выскочил на палубу в ночной сорочке.

— Намерения у него серьезные! — крикнул он, заглушая тревожную дробь барабана.

Капер успел изменить курс. Обрасопив реи, он закладывал длинную плавную кривую, чтобы пересечь курс «Лорда Нельсона» приблизительно через четверть часа. Грот и фок были взяты на гитовы; стало понятно, что неприятель намерен следовать лишь под одними марселями. Это ему ничего не стоило — как гончей, преследующей бобра.

— Но надеть панталоны я еще успею, — добавил Джек.

Натянув панталоны, он засунул за пояс пару пистолетов. При свете тонкой маканой {28} свечи Стивен аккуратно раскладывал хирургические инструменты.

— Как вы считаете, Джек, что это за судно? — спросил он.

— Корвет или чертовски большой капер, у которого нешуточные намерения.

Обри мигом взлетел по трапу наверх. Уже рассвело, и он увидел, что вопреки его опасениям порядка на палубе стало не меньше, а больше. Капитан Спотисвуд успел распорядиться лечь в фордевинд, чтобы дать команде несколько лишних минут для подготовки к бою. Французский корабль находился уже в полумиле от них, по-прежнему идя под марселями, его капитан все еще сомневался и, вместо того чтобы сломя голову броситься на «Лорда Нельсона», решил испытать его силу.

Если капитану Спотисвуду недоставало решимости, то этого нельзя было сказать о его офицерах и большинстве матросов. Они привыкли к пиратам Южно-Китайского моря, злым как черти малайцам с островов Малаккского пролива, арабам Персидского залива и без всякой паники успели натянуть сетку для защиты от абордажников, открыть рундуки с оружием и выкатить, по крайней мере, половину орудий.

На квартердеке, где было тесно от высыпавшей наверх команды, вклинившись между двумя распоряжениями капитана, Джек обратился к Спотисвуду:

— Я в вашем распоряжении, сэр. — Худое, нерешительное, немолодое лицо обратилось к нему. — Позволите принять командование носовой батареей?

— Принимайте, сэр, принимайте.

— Ступайте со мной, — обратился Обри к майору Хиллу, находившемуся в группе офицеров.

Они бросились по продольному мостику к носовым восемнадцатифунтовым пушкам, две из которых находились под полубаком, две на открытой палубе под мелким дождем. Пуллингс командовал батареей на шкафуте, старший офицер — двенадцатифунтовыми пушками на шканцах, мистер Уонд — восемнадцатифунтовыми пушками, установленными в кормовых каютах, которые они загромождали почти полностью. Наверху высокий, совершенно больной с виду мичман покрикивал слабым голосом на прислугу одного из носовых орудий.

Носовую батарею левого борта составляли орудия номер один, три, пять и семь — отличные современные пушки с кремневыми замками; две из них уже выкатили, и, заряженные, с заправленными порохом запалами и взведенными замками, они были готовы к бою. Крышка орудийного порта номер один забухла или заклинилась, поэтому прислуга вовсю орудовала в тесном пространстве ломами и гандшпугами, канониры колотили по крышке ядрами, пытались открыть ее талью. От смуглых, возбужденных пушкарей-индусов едко пахло потом. Джек подлез под бимсы, оседлал пушку. Вцепившись в лафет, он изо всей силы стал тянуть его назад. От крышки порта отваливались щепки и слои краски, но она не поддавалась, словно была частью корпуса. Так повторялось три раза, но толку не было. В конце концов Джек спрыгнул с пушки, проверил казенную часть и скомандовал:

— Выбирай тали! — Когда жерло орудия вплотную прижалось к крышке порта, Джек с криком: «Поберегись, поберегись!» потянул за шнур.

Щелкнул замок, вспыхнула искра, послышался глухой мощный звук выстрела (порох-то сырой, черт побери!), и пушка отпрыгнула назад. Из разбитого порта вырвался едкий дым. Не успел он рассеяться, как Джек увидел артиллериста, который банил ствол, засовывая банник глубоко в жерло, в то время как остальные канониры споро обтягивали тали. «Они свое дело знают, — с удовлетворением подумал он, наклоняясь, и вытаскивая мешающие накату орудия обломки крышки порта. — Черт бы побрал того пушкаря-неумеху, что ее заклинил!» Но размышлять, кто виноват, было некогда. Третье орудие по-прежнему оставалось на месте. Джек и майор Хилл навалились на тали и на счет «Раз, два, три!» выкатили его. При этом лафет с силой ударился о край порта, а ствол высунулся далеко наружу. Прислуга пятого орудия состояла всего из четырех индусов да мичмана. Ящик для ядер был пуст, пыжей в наличии имелось лишь три штуки. Остальные пыжи, должно быть, пошли вместе с ядрами гулять по палубе, когда расчет освобождал крепление лафета.

— Где ваши люди? — спросил Обри юного мичмана, взяв у него кортик и разрезав узел на бензеле.

— Больны, сэр, все больны. Кали при смерти. Даже говорить не может.

— Передайте главному канониру, что нам нужны ядра и связка пыжей. Да поживей. В чем дело? — спросил он другого мичмана.

— Капитан спрашивает, зачем вы стреляли, сэр? — отвечал запыхавшийся молодой человек.

— Затем, чтобы открыть порт, — объяснил Джек, с улыбкой глядя на взволнованное, с вытаращенными глазами лицо. — Передайте ему, вместе с приветом, что мне не нравится, когда восемнадцатифунтовые ядра катаются по палубе. А теперь катитесь отсюда сами. — Молодой человек тут же исчез, не став передавать остальные слова капитана.

Седьмое орудие оказалось в полном порядке: его прислуга состояла из семи человек, подносчик пороха держал в руках зарядный картуз, ствол был наведен, лопарь талей аккуратно сложен в бухту. Придраться было не к чему. Командир, седеющий европеец, отвечал Джеку нервным смешком, отворачиваясь, делал вид, что смотрит в прицел. Это, без сомнения, был отличный моряк, который дезертировал с одного из кораблей, на котором служил одновременно с Джеком, и потому опасался, что его узнают. Судя по тому, в каком порядке содержалось все орудийное хозяйство, некогда он был старшиной-канониром.

— Надеюсь, что целится он так же ловко, как…

Джек выпрямился и, перестав изучать замок, огляделся по сторонам. Матросы передавали по цепочке свернутые койки, укладывая их стоймя в бортовые сетки {29}. Полдюжины совсем ослабевших от болезни индусов, подстегиваемые помощниками серанга, с трудом тащили ядра, а сам серанг стоял сзади в позе властелина. На шканцах ощущался дух тревоги, но спешка и суматоха исчезли. Люди получили короткую передышку и были ей рады. С носу и с кормы судно теперь выглядело как боевая единица: хотя матросов было по-прежнему кот наплакал, а палубы были так же загромождены, это был уже боевой корабль.

Джек взглянул на свинцовое море: рассвело в достаточной степени, чтобы разглядеть красную полосу французского триколора, находившегося в полутысяче ярдов от «Лорда Нельсона». Дождь прекратился, сменившись холодом. Дул ровный западный ветер, преобладала высокая облачность, лишь горизонт оставался чистым от облаков. По морю катила длинная пологая зыбь. «Беллона» по-прежнему шла левым галсом, приближаясь к английскому судну: французский капитан решил выяснить, каково вооружение «Лорда Нельсона». «Лорд Нельсон» все еще следовал курсом фордевинд, двигался он тяжело, что было одним из главных его недостатков. Если капитан Спотисвуд будет продолжать идти прежним курсом, то француз приведется к ветру и, двигаясь со скоростью вдвое большей, чем у «Лорда Нельсона», пройдет у него за кормой, подвергнув продольному обстрелу. Такова уж была его задача. А задача Джека Обри была в том, чтобы полностью сосредоточиться на своих орудиях. Он даже испытывал удовлетворение оттого, что должен кому-то подчиняться, не нести большой ответственности, не принимать самостоятельных решений… С седьмым, пятым и третьим орудиями был полный порядок. Прислуга первого орудия мешала сама себе излишней суетливостью. Да и людей у них было маловато. Пристально взглянув на капер, гордо рассекавший волны зыби, Джек бросился под полубак.

Пришлось проделать тяжелую, скорую, упорную механическую работу: поднимать тяжелые грузы, кипы, бочонки. Джек поймал себя на том, что вполголоса насвистывает адажио Гуммеля, то самое, которое в свое время, мило фальшивя, исполняла Софи — и, тоже неточно, но с подъемом и страстью, Диана. Джек почувствовал прилив нежности к Софи, ощутил сильнейшую потребность любить и защищать ее, на мгновение он ярко представил ее себе сидящей на ступенях их общего дома. Кто-то, скорее всего Стивен, сказал, что нельзя заниматься делом и одновременно быть несчастным и печальным — как бы не так.

Эти размышления нарушил первый выстрел «Беллоны». Восьмифунтовое ядро, выпущенное пушкой, установленной на ее правой скуле, скользнуло вдоль левого борта «Лорда Нельсона». Словно именно этой малости и не хватало для того, чтобы взбодрить капитана Спотисвуда, из которого сразу посыпались распоряжения. После того как были развернуты реи, окружающий пейзаж изменился, и в отверстии порта первого орудия появился капер, ярким пятно выделявшийся в полумраке полубака. «Лорд Нельсон» увалил немного, и, когда лег на новый курс, «Беллона» оказалась с его левой раковины. Джек Обри с расстояния четырехсот ярдов — дистанции мушкетного выстрела — видел теперь лишь ее передние паруса. После того как англичанин лег на устойчивый курс, раздался шестикратный треск его кормовых орудий, послышались крики «ура» и команда: «Продолжать огонь, прицел прежний!»

— Так-то лучше! — отозвался Джек, выскакивая из-под полубака.

Долгая пауза перед боем всегда мучительна, но первые выстрелы сразу убивают прошлое и будущее, остается лишь миг, в который надо действовать, — в нем нет ни места для печали, ни времени для боязни. Седьмое орудие находилось в надежных руках. Оно было до предела повернуто в сторону кормы, канонир сосредоточенно целился, выжидая, когда качка на секунду успокоится. Хором грянули орудия со шкафута, и, задыхаясь от наполнявшего их радостным возбуждением дыма, Джек и майор Хилл, схватив ломы, принялись поднимать ствол пятого орудия, эту мертвую громаду, в то время как индусы, ухватившись за носовые тали, доворачивали его в сторону видной в прицел кормы «Беллоны».

Седьмое орудие выстрелило с задержкой, выплюнув слишком большое облако дыма. «Если весь порох отсырел, — подумал Джек, присев на корточки возле пятого номера, держа наготове гандшпуг, — то лучше всего тотчас пойти на абордаж. Однако, — продолжал он рассуждать, — вероятнее всего, этот надутый индюк не обнажал шпаги с неделю, если не больше, и численное превосходство всяко на его стороне». Он подождал, когда дым рассеется, а качка позволит навести пушку на француза, дернул за шнур и увидел, как «Беллона» скрылась в белом облаке дыма собственного бортового залпа. Пушка подпрыгнула под его согнутым телом. Из-за дыма он не смог увидеть падения ядра, но, судя по отчетливому треску, оно, должно быть, угодило в цель. Ответные каперские ядра с воем пролетели над головой. В фор-марселе зазияла дыра, один булинь беспомощно повис. Послышался выстрел носового орудия, и Джек кинулся под полубак, перепрыгнув через поворотные тали, в то время как пятое орудие пробанивали и перезаряжали. Он навел третье и пятое орудия, произвел из них выстрелы и бросился к седьмому, чтобы помочь выкатить его.

Пальба стала мощной: все тринадцать орудий левого борта производили по одному-два выстрела каждые полминуты. Семнадцать пушек «Беллоны» за первые пять минут дали три бортовых залпа — неплохая скорость стрельбы даже для военного корабля, — но вскоре они стали стрелять вразнобой, так как француза охватил огонь. Его подветренный борт был окутан облаком дыма, которое сносило в сторону дымов английских пушек. Из дымной пелены рвались языки оранжевого пламени, пожар был нешуточный. Всего два раза Джек проследил полет ядер, выпущенных его батареей: один раз, когда ветром разметало пелену дыма, его ядра угодили в середину «Беллоны», как раз в шкафут, и второй, когда его ядро продырявило нос француза. Паруса капера уже утратили прежний щегольской вид. Но, несмотря на пожар, «Беллона» продолжала сокращать расстояние и теперь находилась на траверзе «Лорда Нельсона», ожесточенно обстреливая его. Неужели она пойдет на пересечение курса?

Размышлять было некогда, поскольку Джек носился от пушки к пушке, помогая канонирам, выкатывая орудия, проранивая и заряжая их. Уже стало ясно, что у «Беллоны» не было пушек тяжелее восьмифунтовых, и в ее намерения входило лишь разнести вдрызг рангоут и такелаж «Нельсона», не нанося повреждений корпусу и ценному грузу. Не было никакого сомнения в том, что французу пришлось не по вкусу восемнадцатифунтовое ядро, угодившее в него. Три-четыре ядра в борт доставили бы ему большие неприятности, а одного ядра было бы достаточно, чтобы снести находившуюся под нагрузкой стеньгу. Если не нанести «Беллоне» серьезных повреждений, причем немедленно, то на короткой дистанции она покажет зубы по-настоящему. Это был опасный противник: он метко стрелял и ловко маневрировал. В ближнем бою он будет еще опаснее. «Упремся — разберемся», — подумал Джек, втугую выбирая трос.

Голова его будто взорвалась изнутри. Он упал. Старясь отползти от отдачи лафета пятого орудия, Джек пытался понять, насколько тяжело он ранен, что было невозможно определить сразу. Вскоре он осознал, что легко отделался. Разорвалось седьмое орудие, убив троих из прислуги и оторвав голову наводчику. Это его челюсть ударила Джеку в предплечье. Массивные осколки ствола разлетелись во все стороны, ранив моряков даже у грот-мачты. Один из осколков вскользь задел голову Джека, сбив его с ног. Лежа на спине, он отсутствующим взглядом смотрел на Пуллингса, который, склонившись к нему, твердил:

— Вы должны спуститься вниз, сэр! Вниз! Окончательно придя в себя, Джек закричал не своим голосом:

— Закрепить орудие!

Слава богу, оставшуюся часть ствола и лафет не сорвало с рым-болтов. Они надежно закрепили обломки, опустили в воду тела пятерых убитых и отнесли то, что могло пригодиться к пятому номеру.

Раздались еще три выстрела, прозвучавшие у него над самым ухом, словно удары молота. Разорвавшаяся пушка, убитые матросы, его собственная рана — все это слилось воедино с яростным гулом сражения.

Дым стал гуще, вспышки орудий «Беллоны» — ближе. Расстояние между французом и «Лордом Нельсоном» быстро сокращалось. Канониры Джека работали на пределе сил: вместе с оставшимися в живых людьми из прислуги седьмого орудия и еще двумя от сбитой с лафета шестифунтовой пушки, стоявшей на шканцах, они беспрерывно осыпали ядрами «Беллону». Металл орудий настолько раскалился, что лафеты едва не отрывались от палубы, а стволы при отдаче производили ужасный вой. Но вот орудия «Беллоны» грянули картечным залпом, и начался жестокий обстрел купеческого судна из мушкетов. Дым рассеялся, и француз оказался рядом. Он развернул грота-марсель, чтобы сбавить ход и подойти к борту «Лорда Нельсона». Матросы на ноках реев были готовы зацепиться своим рангоутом за рангоут английского корабля. Скопившиеся на шкафуте и на носу держали наготове абордажные кошки. Толпа французов высыпала на полубак, они гроздьями цеплялись за передние ванты.

— Всем наверх, отражать абордажников! — раздалась команда со шканцев.

Тут послышался треск обшивки, французы закричали «ура» и принялись рубить саблями защитные сетки, растянутые вдоль бортов «Нельсона»; замелькали алебарды, засверкали шпаги. Джек разрядил пистолет в лицо какого-то головореза, влезшего на палубу через разбитый порт седьмого орудия. Забыв об опасности, он схватил тяжелый гандшпуг и бешено бросился на французов, пытавшихся разрезать абордажную сетку и пробраться на нос — главную точку атаки. Упершись одной ногой в разбитый фальшборт, массивным гандшпугом он крушил французов, сбивая их в воду. Рядом с ним с отчаянными криками дрались индусы, ловко орудуя копьями и топорами, паля из пистолетов. Матросы, стоявшие на шкафуте и квартердеке, бросились к трапу и скинули с него дюжину французов, после чего с копьями наперевес устремились на полубак.

Палуба «Лорда Нельсона» была выше, чем у «Беллоны», на высоту изрядного прыжка, она имела заметную седловатость, а борта — уклон внутрь, что затрудняло абордажную атаку. Однако французы упорно лезли вперед, толпами бросаясь на борт англичанина. Будучи отброшенными, они атаковали его вновь и вновь, выбывших из строя заменяли другие бойцы, натиск длился до тех пор, пока качка не расцепила суда, причем облепившие цепи бушприта французы посыпались в воду как горох. В самую их гущу мистер Джонстон успел послать мушкетную пулю. Серанг кинулся на нок рея и разрезал тросы, после чего брошенные с «Беллоны» кошки лишь царапнули по фальшборту и сорвались вниз. Пушки на шкафуте трижды выстрелили картечью почти в упор, ранив французского капитана, выведя из строя руль «Беллоны» и перебив бизань-шкот. Француз рыскнул к ветру, и если бы на «Лорде Нельсоне» было достаточно людей, чтобы драться врукопашную и одновременно вести орудийный огонь, он мог бы расстреливать «Беллону» вдоль палубы с убийственной дистанции в десять ярдов. Но канониры «Лорда Нельсона» не успели дать ни одного выстрела: нос его увалился под ветер, и оба судна в наступившей тишине стали расходиться все дальше и дальше.

Джек Обри отнес в лазарет юношу, обе руки которого были изрублены до кости, когда он пытался защитить лицо. Стивен сказал Джеку:

— Прижимайте пальцем вот здесь, чтобы он не истек кровью, — сейчас я им займусь. Каковы наши дела?

— Мы их отбили. Шлюпки француза подбирают своих людей. Их на «Беллоне» две или три сотни. Так что вскоре бой продолжится. Живее, Стивен, я не могу ждать. Нам нужно связывать и сращивать концы. Сколько тут у вас раненых?

— Тридцать или сорок, — отвечал Мэтьюрин, затягивая жгут. — Юноша, с вами все будет в порядке. Лежите тихо. Джек, покажите мне свою руку и голову.

— В другой раз. Сейчас даже пара удачно посланных ядер может решить дело в нашу пользу.

Удачное попадание! Он молился, молился всякий раз, когда наводил пушку: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Однако из-за наступившего штиля «Беллону» окутало плотное облако дыма от ее собственных залпов, из-за которого он ничего не видел. Теперь под его началом остались всего два исправных орудия. При первом же выстреле казенная часть первого орудия раскололась, ранив двух пушкарей-индусов и мичмана. Ее лафет лежал на боку, прижатый бочкой. Своих людей у орудий Джек мог пересчитать по пальцам, палубная команда тоже сильно поредела, и огонь «Лорд Нельсон» вел с интервалом в минуту, в то время как «Беллона», находившаяся в пятидесяти футах с наветренной стороны, упорно продолжала осыпать англичанина ядрами. Бросив беглый взгляд вдоль палубы, Джек увидел, что орудийная прислуга выбита почти полностью. Одни были ранены, другие отсиживались под палубой, поскольку люки не были задраены; оставшиеся наверху валились с ног, их измученные, пепельного цвета лица выражали отчаяние — они дрались из последних сил. Майор Хилл куда-то пропал, но затем вернулся и принялся наводить третье орудие. Джек забил в ствол пушки пыж и протянул руку за ядром. Ядра не было. Подносчик зарядов уже спасал свою шкуру на нижних палубах.

— Ядро! Ядро! — вскричал Джек. На зов явился юноша, ковылявший от главного люка с двумя тяжелыми ядрами в руках. Это был облаченный в парадную форму новичок — щегольские панталоны, синяя куртка, косичка, схваченная ленточкой. Упитанный юноша с трудом влачил свою ношу.

— Тащи ядра с носу, недоумок! — рявкнул Джек на онемевшего, перепуганного мальчишку, схватил одно ядро и отправил его в жерло. — Тащи с носовой части, от первого номера. Там их с дюжину. Шевелись, сучий сын! Живо ноги в руки! — Он забил второй пыж в раскаленный ствол. — Давай шевелись!

Напрягая все силы, прислуга удерживала орудие на месте, когда палуба кренилась. Один щуплый индус, синий от холода, изнеможения и страха, блевал, надрываясь от натуги. Раздался рев бортового залпа «Беллоны». Все орудия выстрелили разом. Судя по пронзительным воплям и треску, стреляли картечью и цепными ядрами, рвавшими такелаж. Джек, выстрелив, заметил, как майор Хилл отшвырнул юношу от орудия, чтобы его не изувечило лафетом при отдаче, и сквозь дым бросился к третьему номеру. Отчаянный мальчуган снова путался под ногами. Взяв его за шиворот, Джек произнес насколько мог ласково:

— Держись подальше от пушки. Будь хорошим мальчиком. Носи по одному ядру, — он ткнул рукой в сторону полубака, — только поживей. Потом картуз. Оборачивайся единым духом! Нам нужны заряды.

Заряда он так и не дождался. Дав выстрел из пятого номера, Джек увидел марсели, возвышавшиеся над ним, заметил, как реи передних парусов зацепились за ванты «Лорда Нельсона», и услышал громкое «ура» и рев абордажной партии у себя за спиной. Не замеченные из-за дыма, шлюпки капера подошли к англичанину, высадив сотню французов на незащищенный правый борт. Заполнив весь шкафут, они отрезали квартердек от полубака. Количество атакующих, проникших на нос английского корабля сквозь порванную абордажную сетку, было столь велико, что не было никакой возможности отбить их. Разъяренный человеческий вал захлестнул Джека так, что он не смог освободить гандшпуг, когда маленький, злой как черт, человечек обхватил его сзади. Он сбил его с ног, стал топтать, пинать ногами. Возвышаясь над абордажной партией, Джек размахивал кинжалом. Но прорваться через плотные ряды было невозможно. Назад, назад, шаг за шагом он принялся отступать, спотыкаясь о чьи-то тела. Внезапно послышался удар — едва слышный, словно пришедший из другого мира, и он рухнул куда-то в пустоту.

Фонарь раскачивался. Он наблюдал за этим чертовым фонарем, пожалуй, несколько часов. Постепенно мир стал приобретать привычные очертания, шаг за шагом к нему стала возвращаться память. Наконец Джек вспомнил все. Или почти все. Что же произошло после того, как рвануло орудие бедняги Хейнса? Конечно же, его звали Хейнс. Согласно расписанию, он находился на полубаке в вахте левого борта. А на «Резолюшн» Хейнс — тогда они находились у Гибралтара — служил старшиной артиллерийской части. Остальное погрузилось во мрак. Так часто бывает после ранения. Где он? Наверняка в лазарете, а вот и Стивен, который обходит множество стонущих, лежащих вповалку людей.

— Стивен, — с трудом позвал его Джек.

— Как наши дела, дорогой? — спросил доктор. — Как вы себя чувствуете? Как у вас с головой?

— В порядке, благодарю вас. Она вроде бы все еще на шее.

— Все остальное тоже на месте. Конечности и внутренние органы целы. Правда, я опасался, что ваше беспамятство, продлись оно еще несколько дней, перейдет в куда более опасное состояние. Вы упали в носовой люк. Однако у вас может начаться обезвоживание организма. К счастью, эти мародеры не нашли и половины моих снадобий.

— Нас захватили в плен?

— Так точно, захватили. Мы потеряли тридцать шесть человек и сдались. После чего нас ограбили до нитки. Вывернули наизнанку и первые несколько дней держали взаперти. Вот ваше лекарство. Однако я извлек картечь из плеча капитана Дюмануара, лечил их раненых, и теперь мы наслаждаемся, дыша на палубе свежим воздухом. Первый помощник их капитана, Азема, милый человек и бывший офицер, после нашей сдачи в плен предотвратил резню, не предотвратив, правда, грабежа.

— Капер он и есть капер, — отвечал Джек, попытавшись пожать плечами. — Но как же с девушками? Что с обеими мисс Лэмб?

— Они переоделись в мужскую одежду, и, надо сказать, она им к лицу. Я, кстати, не уверен, что сами они довольны столь успешной маскировкой.

— Велика ли призовая команда? — спросил Джек, подумывавший о возможности отбить судно Ост-Индской компании у каперов.

— Команда огромная, — отозвался Стивен. — Сорок один человек. Офицеры компании дали слово, что не будут воевать против французов. Некоторые индусы перешли к ним на службу за двойное жалованье, остальных скосила испанка. Нас везут в Ла-Корунью.

— В своем ли они уме? — спросил Джек. — Воды пролива и к западу от него кишат нашими крейсерами.

Джек Обри говорил с уверенностью. Он знал, что говорит правду. Однако, когда Стивен разрешил ему вставать, он, с трудом ковыляя по квартердеку, с отчаянием разглядывал поверхность океана. Кругом не было видно ни одного парусника, даже ни одного паршивого люггера, ничегошеньки, кроме стройной «Беллоны», находившейся с подветренной от «Лорда Нельсона» стороны. А после долгих часов непрерывного наблюдения он убедился, что на выручку нет никакой надежды. Пустынное море, а где-то за подветренным горизонтом — испанский порт. Он вспомнил, как, возвращаясь из Вест-Индии на «Алерте» самым оживленным во всей Атлантике маршрутом, они не встретили ни одной живой души, пока не добрались до доступных лоту глубин у мыса Лиззард. Пополудни на палубу вышел бледный Пуллингс, его вели под руки сестры Лэмб. Джек уже видел Пуллингса (попадание картечи в бедро, рана на плече от удара шпагой, два сломанных ребра), майора Хилла, слегшего от испанки, а также других заштопанных Стивеном моряков, но девушек он видел впервые.

— Дорогая мисс Лэмб, — воскликнул он, взяв ее свободную руку. — Надеюсь, вы в добром здравии. Я имею в виду, в целости и сохранности? — добавил он серьезно, не зная, как еще спросить благовоспитанную девицу о том, не изнасиловали ли ее.

— Благодарю вас, сэр, — отвечала мисс Лэмб Джеку с каким-то странным видом, так, словно перед ним была совсем другая, незнакомая девушка. — Мы с сестрой именно в совершенном, как вы изволили выразиться, здравии.

— Мисс Лэмб, ваш покорный слуга, — с поклоном произнес капитан Азема, появившийся с правого борта. Это был рослый, костистый мужчина — храбрый, знающий свое дело, хороший моряк, — словом, тот человек, который был по нраву Джеку Обри. — Юные дамы находятся под моим особым покровительством, сэр, — продолжал он. — Я убедил их носить платья, чтобы не пострадали их божественные формы, — добавил он, целуя кончики своих пальцев. — Им не грозит никакая дерзость. Некоторые из моих матросов — действительно наглые хамы, горячие головы, но я не допущу, чтобы по отношению к героиням, находящимся под моим покровительством, кто-то позволил себе недостаточное уважение.

— Вот как? — переспросил Джек Обри.

— Истинная правда, сэр, — произнес Пуллингс, сжимая ладони своих спутниц. — Это настоящие героини.

Они носили ядра, порох, спички, когда мой кремневый замок вышел из строя, пыжи! Настоящие Жанны д'Арк.

— Как, они носили порох? — воскликнул Джек. — А доктор Мэтьюрин говорил, что они носили мужские панталоны или что-то в этом роде, но я…

— Ах, лицемер вы этакий! — воскликнула мисс Сьюзен. — Вы же ее видели! Вы говорили Люси самые ужасные вещи, какие я только слышала в жизни. Вы бранили мою сестру, сэр. Вы сами это знаете. Капитан Обри, как вам не стыдно!

— Капитан Обри? — переспросил Азема, сообразив, что за английского офицера он получит кругленькую сумму призовых.

«Проболталась, теперь я попался, — подумал Джек. — Однако неужели они подносили заряды? Какое присутствие духа!»

— Любезная мисс Лэмб, — произнес он робко. — Умоляю простить меня. Последние полчаса сражения, причем чертовски горячего, совершенно выпали из моей контуженной памяти. Я упал, ударившись головой, и словно провалился в черную дыру. Но подносить порох в таком кромешном аду — это настоящий подвиг. Преклоняюсь перед вами, дорогие. Прошу вас простить меня. Порох, панталоны… Что же я такое сморозил, чтобы взять свои слова назад?

— Вы сказали, — начала было мисс Сьюзен, но тотчас осеклась. — В общем, я забыла, но это было нечто чудовищное…

Гром пушечного выстрела заставил всех вздрогнуть. Хотя, полуоглохнув после недавнего сражения, в разговоре они то и дело срывались на крик, грохот заглушил все остальные звуки, и все головы разом, словно магнитные стрелки, повернулись в сторону «Беллоны».

Все это время она шла под одними полузарифленными марселями, чтобы «Лорд Нельсон» не слишком отставал, но теперь матросы разбегались по реям, чтобы снять рифы. Капитан Дюмануар громко и отчетливо крикнул своему помощнику на «Нельсоне», чтобы тот следовал прямо в Ла-Корунью, «поставив все паруса». Он добавил что-то еще, чего не смогли разобрать ни Джек, ни Пуллингс, однако общий смысл слов был понятен: его впередсмотрящий заметил с наветренного борта какой-то парусник, и французу не хотелось рисковать потерей столь ценного приза. Он намеревался начать лавирование, чтобы разведать, что это за судно, и в зависимости от того, кто это, действовать: приветствовать дружественное или нейтральное судно, вступить в бой с неприятелем или же, полагаясь на превосходные мореходные качества «Беллоны», увести преследователей за собой, чтобы отвлечь их от «Лорда Нельсона».

«Лорд Нельсон», волочивший следом за собой целый хвост бурых водорослей, давал течь (с самого начала сражения его помпы не переставали работать); от парусов, рангоута и такелажа остались жалкие огрызки, так что он плелся со скоростью четыре узла даже с поставленными брамселями. Зато «Беллона», на которой возвышалась тройная пирамида парусов, шла полным ходом и через десять минут оторвалась от «Лорда Нельсона» на две мили. Джек испросил разрешения подняться на мачту. Капитан Азема не только позволил Джеку лезть куда ему заблагорассудится, но даже любезно снабдил его подзорной трубой доктора.

— Добрый день, — произнес французский матрос на марсовой площадке. Несколько дней назад во время боя Джек нанес ему страшный удар гандшпугом, но тот не испытывал никакой злобы к недавнему противнику. — Там один из ваших фрегатов.

— Вот как! — отозвался Джек, прижавшись спиной к мачте.

Посмотрев в окуляр, он увидел, как вырос у него на глазах далекий корабль. Тридцать шесть, нет, тридцать восемь пушек. Красный вымпел. «Наяда»? «Минерва»?

Фрегат шел курсом между галфвиндом и бакштагом, легко неся паруса. Когда он обнаружил «Беллону», на нем появились лисели. В подзорную трубу Джек отчетливо видел его маневры. Фрегат изменил курс, чтобы сблизиться с «Беллоной», затем, заметив «Лорда Нельсона», изменил его еще раз, чтобы как следует разглядеть еще одно судно. После этого «Беллона» вошла в лавировку, причем нарочито медленно и неуклюже, не то что прежде, когда на маневр уходило каких-то пять минут. Джек услышал, как смеются на ее палубе французы, разглядел их издевательские жесты. «Беллона» двигалась новым галсом, пока не приблизилась к фрегату на расстояние мили, упорно преодолевая волны зыби, которые перехлестывали через ее полубак. На носу фрегата вспыхнуло белое облачко выстрела, на бизань-мачте взвился красный вымпел. Джек нахмурился: на месте британского капитана он бы поднял французский или же, поскольку крупные американские фрегаты частые гости в здешних водах, звездно-полосатый флаг. Возможно, уловка и не сработала бы, но попытаться стоило. Что касается «Беллоны», то ей было достаточно махнуть французским триколором, чтобы увлечь за собой фрегат.

Капитан Дюмануар так и сделал. Французский матрос, одолживший у Джека подзорную трубу, лизнул ее зловонным чесночным языком и ухмыльнулся. Джек легко угадал ход мыслей капитана английского фрегата: далеко на подветре находится судно, возможно купец, возможно приз, но какой именно — неизвестно. А в трех четвертях мили идет на пересечение курса французский корвет, не слишком хорошо управляемый, не слишком быстроходный: отличная мишень и легкая добыча. Вскоре Джек увидел, как фрегат пошел в крутой бейдевинд — его капитан простодушно купился на нехитрую уловку. Убрав лисели, он бросился вдогонку за «Беллоной», подняв стаксели. Сначала он расправится с французом, а потом вернется назад и выяснит, что это за приз.

«Неужели ты не видишь, что француз нарочно обезветривает паруса? — мысленно воскликнул Джек. — Разве тебе не знакома эта прадедовская хитрость?» Оба корабля уходили все дальше. Фрегат несся, разрезая волны, смыкавшиеся за кормой, в то время как «Беллона» держалась впереди, чуть за пределами досягаемости его погонных орудий. После того как оба корабля превратились в белые точки, Джек тяжело спустился с мачты. Матрос с сочувственным, но философским видом кивнул ему. С ним уже бывало прежде то, что происходит теперь с Джеком. Это одна из тех злых шуток, на которые так щедра судьба моряка.

С наступлением темноты капитан Азема изменил курс согласно данной ему инструкции, и «индиец» оказался далеко в открытом море, медленным ходом пройдя за сутки сотню миль, чтобы наверняка избежать встречи с фрегатом.

В конце пути находилась Ла-Корунья. Джек не сомневался, что вскоре капитан подойдет к берегу, ведь Азема был еще и превосходным штурманом, а у берегов много дней подряд стояла отличная погода, идеальная для производства обсерваций, необходимых для определения координат. Ла-Корунья. Испания. Но теперь, когда стало известно, что Джек офицер, ему ни под каким видом не разрешат сойти на берег. Если он не даст честное слово не принимать участия в боевых действиях, Азема закует его в кандалы, и он будет тухнуть на палубе до тех пор, пока «Беллона» или какая-нибудь chasse-maree {30} не доставит его во Францию — его шкура стоит дорого.

Следующий день не принес никаких перемен: вокруг пустынное море, над ними высокий свод небес, редкая облачность, сменявшаяся голубым небом. День спустя было то же самое, если не считать недомогания, которое Джек счел началом испанки, и радостной кокетливости обеих мисс Лэмб — за ними вовсю ухлестывали помощник Аземы и шестнадцатилетний лупоглазый волонтер.

Но в пятницу море запестрело от парусов целого флота, возвращавшегося домой от берегов Ньюфаундленда с грузом трески. Ее запах можно было почуять за милю. Среди рыбачьих судов была двухмачтовая шхуна с латинским вооружением и набором пестрых парусов — странное сооружение с допотопным носом, неприятно напомнившее о близости берега: посудины с такими обводами океан не пересекают. Хотя необычная шхуна представляла собой любопытное для морского глаза зрелище, обыкновенный тендер, объявившийся с подветренной стороны, разом заставил Обри и Пуллингса забыть обо всех остальных кораблях на свете.

— Вы видите тендер, сэр? — спросил Пуллингс.

Джек кивнул. У англичан тендеров было значительно больше, чем у французов. Военные моряки и каперы, контрабандисты и таможенники любили тендеры за их быстроходность, маневренность и способность идти круто к ветру. В коммерческих целях тендеры использовались редко. И это суденышко тоже явно не было торговым: какой купец стал бы выписывать такие кривые, проталкиваясь среди рыболовных шхун? Но и военному флоту оно не принадлежало. Как только с тендера заметили «Лорда Нельсона», над его гротом появился гафельный марсель — современный парус, который еще не был в ходу у военных моряков. Значит, это был капер.

Таково же было и мнение Аземы. Он приказал выкатить и зарядить пушки обоих бортов. Капитан не слишком торопился, поскольку тендеру пришлось двигаться навстречу ветру. Кроме того, когда тендер приблизился, то и дело меняя галсы, стало ясно, что не так давно его побило штормом: на гроте, очевидно вследствие повреждений, были взяты два рифа. Все паруса были в странной формы заплатах, особенно фок и потрепанный кливер. Верхняя надстройка имела измочаленный вид, а один из семи орудийных портов на правом борту был кое-как отремонтирован. Большой опасности он не представлял, но Азема не хотел рисковать: он велел натянуть противоабордажную сетку, приготовить зарядные картузы и поднести ядра, а временный боцман заставил индусов закрепить реи.

«Лорд Нельсон» был готов к отпору задолго до того, как тендер произвел выстрел из пушки и поднял английский флаг, но ответил не сразу. Азема посмотрел на Джека и Пуллингса.

— Я не стану просить вас спуститься вниз, — произнес он, — но если вы вздумаете окликнуть тендер или дать какой-то сигнал, я буду вынужден застрелить вас, — добавил он с улыбкой, однако два пистолета за его поясом убеждали в том, что это не пустая угроза.

— Как вам будет угодно, — с поклоном ответил Джек, а Пуллингс застенчиво улыбнулся.

Тендер держался около носовой части «индийца», грот его трепетал. Азема кивнул своему рулевому. «Лорд Нельсон» плавно повернул, и Азема скомандовал: «Огонь!» Бортовой залп восемнадцатифунтовых орудий раздался в тот миг, когда судно оказалось на волне. Ядра легли кучно, упав в воду совсем рядом с левой скулой и траверзом тендера. Отрикошетив от воды, ядра перелетели через его корпус, добавив дыр в парусах и разбив наружную треть бушприта. Тендер, неприятно удивленный подобным приемом, попытался наполнить паруса ветром и совершить поворот, но, имея недостаточный ход, с незакрепленным кливером, не мог удержаться на курсе. Он отвалил прочь, дав залп из семи шестифунтовых пушек и, совершив поворот через фордевинд, лег на другой галс.

Капитан тендера понял, что не на того напал: и половины меткого бортового залпа противника было бы достаточно, чтоб отправить его на дно. Увеличив ход, он прошел по корме «Лорда Нельсона», снова выстрелив в него; словно танцор, развернулся на пятачке и приблизился к его правой скуле. С дистанции двести ярдов легкие орудия не могли пробить толстые борта «индийца», но они повредили такелаж, и было ясно, что тендер намерен жалить противника снова и снова.

Азему это не устраивало. Тендер, несмотря на свое рыскание, как челнок ходил взад и вперед. Повернув корабль на девяносто градусов, капитан Азема расположился так, чтобы ветер дул с траверза. Пробежав вдоль орудий, он дал инструкции каждому канониру, и бортовой залп точно накрыл то самое место, где тендер находился две секунды назад. Благодаря то ли чуду, то ли интуиции или телепатии, капитан тендера положил руль под ветер в ту самую секунду, когда Азема скомандовал: «Пли!» Мгновенно развернувшись, он направился к «Лорду Нельсону». Капитан тендера повторил маневр минуты две спустя, полагаясь уже не на чудо, а на расчет времени, необходимого для того, чтобы канониры противника снова навели на него пушки. Он решил идти на абордаж. Для того чтобы достичь носовой части «Лорда Нельсона», ему следовало рвануть одним коротким галсом. Джек мог пересчитать матросов тендера с абордажными саблями и топорами наготове — их было человек двадцать пять — тридцать. Возле руля стоял капитан с обнаженной шпагой. Все они уже были готовы грянуть «ура».

«Пли!» — снова скомандовал Азема, и, когда дым рассеялся, Джек увидел, что тендер, оставшийся без марселя, дал крен, капитана у руля не было, а матросы на палубе корчились или лежали неподвижно. По инерции тендер проскользнул мимо носа «Лорда Нельсона», оказавшись вне досягаемости следующего залпа. Он попытался удалиться от «Лорда Нельсона» ярдов на сто, до того как тот повернется и изготовится к залпу правым бортом.

Тендер каким-то чудом уцелел, хотя вокруг него вскипали фонтаны воды. Азема, который вовсе не стремился захватить или потопить английский капер, послал ему вдогонку несколько ядер и лег на прежний курс. Через десять минут тендер поставил новый кливер и фок и стал удаляться, уменьшаясь и тая на глазах среди далеких рыбачьих парусов. Джек принялся ощупывать карманы в поисках часов: он любил отмечать начало и окончание любой стычки. Эта, разумеется, уже закончилась.

— Я нахожу его действия безрассудными и аморальными, — заявил Азема. — А если бы он убил кого-то из моих людей? Я бы его четвертовал на штурвале. Я бы его утопил как котенка. Но я слишком великодушен. Это не храбрость, а глупость.

— А я был бы доволен, если бы глупость восторжествовала. Шлюп, который боится атаковать линейный корабль, — просто ночная ваза.

— У нас с вами разные взгляды, — отозвался Азема, все еще злясь из-за потерянного времени и поврежденного такелажа. — Возможно, из-за вашей мании величия. Во всяком случае, — к нему вернулось чувство юмора, — я надеюсь, что ваши земляки устроят нам завтра день отдыха.

Он получил свой день отдыха, а в придачу к нему еще и утро. Однако вскоре после того, как Азема произвел полуденное наблюдение (получив координаты — 45° 23' N, 10° 30' W) и пообещал узникам на завтрак испанский хлеб и настоящий кофе, послышался возглас впередсмотрящего, объявившего, что с наветренного борта виден парус.

Вскоре белое пятно превратилось в бриг, и этот бриг их преследовал. Шли часы; во время обеда капитан Азема был задумчив и занят своими мыслями: ел неохотно и время от времени выходил на палубу. «Лорд Нельсон» нес брамсели, а также верхние и нижние лисели. По мере того, как ветер свежел, судно стало двигаться к Ла-Корунье со скоростью пять и даже шесть узлов. После четырех часов пополудни капитан поставил бом-брамсели, внимательно наблюдая за тем, выдержат ли поврежденные мачты нагрузку. Некоторое время казалось, что бриг стал отставать.

— Сэр, — произнес Пуллингс шепотом, спустившись по вантам с заоблачных высот после продолжительного наблюдения за бригом. — Я почти уверен, что это «Сигалл». В девяносто девятом я служил на нем штурманом и провел немало времени на его борту.

— «Сигалл»? — переспросил Джек, хмурясь. — Разве он не заменил пушки карронадами?

— Совершенно верно, сэр. Шестнадцать двадцатичетырехфунтовых карронад, которые довольно туго ходят в портах, и два шестифунтовых длинноствольных орудия. Бриг может нанести ощутимый удар, если подойдет достаточно близко, но он удивительно тихоходен.

— Тихоходнее «Лорда»?

— Пожалуй, сэр. Он только что поставил бом-брамсели. А это может поправить дело.

Бом-брамсели брига не очень поправили дело, но пяти часов устойчивого ветра все же хватило, чтобы «Сигалл» оказался достижимым для заднего семнадцатифунтового орудия и длинноствольной восьмифунтовой пушки, которую капитан Азема приказал установить в кормовой каюте.

На протяжении десяти морских миль бриг — теперь они были уверены, что это «Сигалл», — мог отвечать лишь выстрелами из носовой шестифунтовой пушки, которая под дружное «ура» своих канониров выплевывала густые дымы, но не могла причинить с такой дистанции никакого вреда. Однако постепенно «Лорда Нельсона» нагоняли, и вскоре он оказался в темной полосе моря, где ветер, дувший с Испанских Кордильер, вместе с отливным течением создал отчетливый барьер, зону толчеи, куда слетались на охоту чайки и другие прибрежные птицы.

За какие-то пять минут «Лорд Нельсон» заметно снизил скорость; пение снастей такелажа теряло тон за тоном. «Сигалл» оказался у него на правом крамболе. Прежде чем попасть в темную полосу, «Сигалл» успел произвести бортовой залп из карронад ближнего боя. В первый раз ядра упали с недолетом, во второй — тоже, однако одно двадцатичетырехфунтовое ядро, отрикошетив от воды, пробило бортовой бруствер из свернутых коек и, потеряв силу, ударилось о грот-мачту. Капитан Азема задумчиво посмотрел сначала на ядро, затем на бриг, который, прежде чем попасть в зону слабого ветра, еще мог продвинуться на четверть мили с большой скоростью. Приблизившись к «индийцу» еще на полсотни ярдов, бриг продырявит своими двадцатичетырехфунтовыми ядрами борта «Лорда Нельсона» и может доконать и без того дышащие на ладан мачты. Капитана снедал вовсе не страх за исход боя, а всего лишь раздражение: скорострельность и точность огня «Сигалла» оставляли желать много лучшего, в то время как у него самого на борту было восемь первостатейнейших наводчиков. Что до маневренности, то у англичанина она была не лучше его собственной. Стоит сбить на бриге пару рангоутных дерев — и он отстанет, дав им спокойно добраться до берега. Тем не менее, для благополучного исхода ему понадобится весь его опыт.

— Не очень-то он проворный, этот ваш бриг, — сказал Азема Джеку. — И все же он может доставить нам серьезные неприятности. Messieurs les prisonniers{31} прошу вас в трюм. Приглашаю узников спуститься в трюм.

Никто не воспротивился его повелительному тону. Они спустились по трапам вниз, недовольно глядя на вечернее небо. За ними со стуком захлопнулась решетка, послышался звон цепей. В тесном чреве «индийца», вдыхая запахи чая, корицы и протухшей воды в льялах, Джек, Пуллингс, все европейцы из прежней команды и пассажиры следили за сражением. Разумеется, лишь при помощи слуха, поскольку они сидели ниже ватерлинии и видели только раскачивающийся фонарь да смутные очертания тюков, зато все, что происходило наверху, было слышно более чем отчетливо. «Лорд Нельсон» реагировал, как резонатор, на грохот своих восемнадцатифунтовых пушек, а на октаву ниже по воде передавался звук бортовых залпов «Сигалла». Это были мощные глухие стуки, похожие на удары обмотанного ватой молота, доносящиеся издалека, без обертонов, но настолько отчетливые, что можно было различить каждую из восьми карронад — на открытом воздухе выстрел любой из них воспринимался бы как залп батареи.

Пленники прислушивались, пытаясь определить направление, откуда летели ядра, и подсчитывали общий вес залпов: четыреста тридцать три фунта приходилось на «Лорда Нельсона» и двести девяносто два — на бриг.

— Азема использует только тяжелые орудия, — заметил Джек. — Несомненно, он сосредоточил огонь на мачтах.

Иногда ядра «Сигалла» попадали в цель, и тогда узники кричали «ура», ломая голову над тем, куда они угодили. Один раз внезапный шум в льяле и возобновившаяся работа помпы указали на то, что ядро попало куда-то близ ватерлинии, скорее всего в форпик. Потом послышался сильный металлический грохот, и они решили, что ядром сорвало с креплений пушку.

Около трех часов утра свеча в фонаре погасла, и узники остались в темноте, прислушиваясь, иногда сожалея о том, что у них нет ни теплой одежды, ни ковров, ни подушек. Некоторые дремали. Артиллерийская дуэль между тем продолжалась. «Сигалл» перестал стрелять залпами, его орудия теперь били поочередно. Между тем «Лорд Нельсон» в течение всей схватки, час за часом, вел упорный залповый огонь.

Мисс Лэмб вскочила с криком:

— Крыса! Чудовищно большая, мокрая крыса! Ах, как я жалею, что не надела панталоны!

Ближе к рассвету напряжение стало ослабевать. Раз или два Джек обратился к майору Хиллу и Пуллингсу и не получил ответа. Дремота брала свое: он заметил, что количество подсчитанных им выстрелов мешается с количеством больных и раненых в лазарете Стивена, с мыслями о Софи, еде, кофе, с исполнением трио ре-минор, грубым глиссандо Дианы и сочным звучанием виолончели, когда они втроем исполняли эту пьесу.

В трюм ворвался сноп света, послышалось позвякиванье цепей и скрип люковой решетки. Джек понял, что был на три четверти погружен в сон. Однако сообразил, что стрельба прекратилась с час назад или больше, и оттого ему было как-то не по себе.

Палубу кропил мелкий дождь, ветра почти не было, с берега дул легкий бриз. Капитан Азема и его подчиненные выглядели смертельно усталыми. Им было не до веселья, однако они сохраняли присутствие духа. Неся фор — и грот-марсели, «Лорд Нельсон», шедший в крутой бейдевинд, скользил по волнам, удаляясь от неподвижного «Сигалла», находившегося на правой раковине. Даже с такого расстояния Джек убедился, что бриг сильно пострадал: потерял рей, грот-стеньга была готова вот-вот упасть, на палубе валялось много деталей рангоута, часть которых свешивалась за борт; четыре орудийных порта, находившиеся в опасной близости от воды, были повреждены, помпы работали вовсю. Бриг отстал для того, чтобы взяться за ремонт, остановить течь. Вероятность того, что он сможет возобновить преследование, была…

Капитан Азема склонился над орудием, прицеливаясь чрезвычайно аккуратно. Учел качку и выстрелил, послав ядро прямо в кучку матросов ремонтной партии. Проследив за полетом ядра, он невозмутимо сказал:

«Продолжайте, Партр» — и вернулся к нактоузу, где дымилась кружка кофе.

Это было вполне допустимо; на его месте Джек сделал бы то же самое. Но француз действовал с таким равнодушием, что Обри отказался от приглашения сделать глоток, решив оценить повреждения, полученные «Лордом Нельсоном», и взглянуть на побережье, уже закрывшее весь восточный горизонт. Ущерб был значительный, но терпимый. Азема неточно рассчитал место подхода к берегу: впереди находился мыс Приор, но к полудню он все равно будет в Ла-Корунье. У Джека не было хороших друзей на «Сигалле», но все же он был далек от душевного равновесия, а последний выстрел и вовсе вывел его из себя. Он не мог успокоиться, остро ощущая враждебные чувства к капитану Аземе. И в миг, когда казалось, что все потеряно, в нем возродилась надежда: за испанским мысом он увидел корабль, плывущий на север. Это был направлявшийся домой линейный корабль флота Его Величества «Колоссус», за которым следовал восьмидесятипушечник «Тоннант». На мачте был поднят сигнал «Два линейных корабля». Вслед за ними показались еще два паруса. Это был весьма мощный отряд, шедший на всех парусах с наветренной стороны. Скрыться от него не было никакой возможности. Озлобленные французы застыли в молчании. Джек подошел к нацеленному на англичан орудию и, положив руку на замок, холодно произнес:

— Вам не следует стрелять из этой пушки, сударь. Вы должны сдаться бригу.