Возвращение
Чо после ареста Хьеу, как обычно, часто ходил проверять дозорных у защитного забора. Побеседовав с партизанами, Чо присаживался у ворот и подолгу смотрел на французский пост. В ту ночь, когда Тян увел Хьеу к себе домой, Чо отправился к забору. Он долго сидел там и молча смотрел в темноту. Неожиданно сзади раздался голос Льеу:
— Так вот вы где!
Чо обернулся, Льеу подошел поближе и показал моток бечевки:
— Разрешите нам с Соном пойти за забор.
Откуда-то появился и Сон.
Несколько дней назад французы собрали все пустые консервные банки и обвешали ими проволочное заграждение, окружавшее пост; стоило только дотронуться до забора, как банки начинали громыхать. Чо, узнав об этом, сказал:
— Французы понавешивали на колючую проволоку банок. Надо будет как-нибудь ночью подползти к забору и поднять шум, французы подумают, что мы собираемся атаковать пост и станут стрелять всю ночь.
Льеу и Сон, услышав эти слова, задумались над тем, как осуществить понравившееся им мероприятие. И, наконец, придумали. Выслушав ребят, Чо невольно засмеялся:
— Так и быть! Я согласен. Только надо найти глубокую межу, чтобы незаметно подползти к проволочному забору и укрыться от выстрелов. Помните: если вы будете неосторожны, можете попасть прямо под пули врага.
Чо показал ребятам, где им лучше ползти, чтобы не наскочить на мины, еще раз повторил, что нужно действовать очень осторожно и осмотрительно, и, наконец, легонько подтолкнул их:
— Ну, идите!
Ребята поползли к вражескому посту. Чо, улыбаясь, смотрел им вслед. Затем он обошел партизан и предупредил их, чтобы они не удивлялись, если из поста начнут стрелять и пускать ракеты. Действительно, через некоторое время на посту начался переполох, стреляли изо всех дзотов, со всех караульных вышек. Ракеты ярко осветили небо. Чо и партизаны довольно посмеивались. Тхиет, не знавший в чем дело, прибежал к Чо, но тот успокоил его: — Там Льеу.
Чо рассказал Тхиету о том, что задумали ребята, и просил передать Тику, чтобы он не беспокоился. Тик и Тхиет были на собрании партийной ячейки, и Тхиет, услышав выстрелы, прибежал с собрания, чтобы узнать, что случилось.
Французы стреляли довольно долго, затем огонь прекратился, но вскоре стрельба из французского поста вновь возобновилась с еще большей силой. После этого выстрелы периодически то прекращались, то снова возобновлялись. Чо подумал: «Пора бы ребятам вернуться и ложиться спать».
Он пошел к забору и сел около него, ожидая возвращения Льеу и Сона. Вскоре они подошли к нему, он удивился:
— Вы уже здесь? Почему же они продолжают стрелять?
Льеу показал на Сона и звонко засмеялся:
— Этот ребенок захотел спать и решил вернуться назад.
По правде говоря, возвращаться было жаль, недостаточно потревожив французов. Мы нашли пару лягушек, подползли к забору и положили их в пустые консервные банки. Лягушки в банках запрыгали, банки задребезжали, и французы возобновили стрельбу.
Чо даже прищелкнул языком от удовольствия, посмотрев на небо, освещенное синими и белыми ракетами.
— Ну и потеха!
Затем толкнул ребят:
— Ну, с вас хватит! Идите спать!
А сам направился к партизанам рассказать им, почему французы так долго стреляли.
Утром французы вышли из поста, долго ходили около проволочного забора и что-то искали. Наконец, они нашли веревку и пару лягушек. Одни ругались, другие не могли удержаться от смеха и говорили:
— Вот до чего мы дошли! Вьетминцы атакуют нас веревками и лягушками!
Тем не менее они тут же заминировали все подступы к проволочным заграждениям. Ночь прошла спокойно. Но на утро следующего дня, когда солдаты марионеточной армии хотели открыть ворота поста, раздался взрыв.
Оказывается, партизаны повесили на воротах поста небольшую мину, и когда враги начали открывать их, произошел взрыв. Несколько человек было тяжело ранено. С этого дня то здесь, то там раздавались взрывы.
Французы не устраивали больших облав, но пытались организовать налеты на защитный забор, на крайнюю деревушку общины. Однако всякий раз они нарывались на мины и уже не решались продолжать операцию.
До Бьен заявлял жителям:
— Ничего они не сделают несколькими гранатами и минами! Пусть занимаются взрывами — дождутся, что мы устроим большую облаву.
Узнав, что партизаны вырыли убежища для буйволов, До Бьен злобно пригрозил:
— Роют? От нас ничего не утаят. Найдем. Я хорошо знаю каждое дерево, каждый куст в общине Хонг-Фонг; я найду все убежища для людей, а об убежищах для буйволов и говорить не приходится — они слишком велики, чтобы их можно было хорошо скрыть от моих глаз.
Однажды летом, рано утром, взвод вражеских солдат направился в Хонг-Фонг, собираясь устроить облаву и арестовать кое-кого из жителей. Но едва солдаты ворвались в Четвертую деревушку, как были немедленно выбиты оттуда партизанами, которые преследовали их до самого поста. Было убито и ранено семь вражеских солдат, а один взят в плен. Кроме того, партизаны захватили двенадцать винтовок. Жители деревни, держа ножи в руках, следуя за партизанами, с криками преследовали французов.
Это была первая крупная победа за последние несколько месяцев, поэтому радости не было границ. И одержать победу помогли партизанам полученные накануне сведения, что французы собираются атаковать деревню. Партизаны поэтому смогли заранее подготовиться к сопротивлению вражескому нашествию. Народные мстители действовали очень слаженно, к тому же в деревню пришли отряды местной армии, и это еще больше укрепило общую уверенность в победе. Отряды местной армии действовали так: они разбились на маленькие группы и объединились с партизанами. Каждая группа состояла из двух бойцов и одного партизана. Партизаны и бойцы вместе ели и спали, вместе учились и ходили в караулы. Днем бойцы вместе с партизанами и жителями деревни работали на полях, в полдень учили партизан военному делу. Атмосфера в деревне переменилась, чувствовался всеобщий подъем. Одновременно с этим по всей провинции раздавались победоносные залпы Народной армии. Не успевало еще распространиться известие, что на дороге взорвана вражеская машина, как узнавали, что уничтожен вражеский дзот. Некоторые легковерные люди успокоились и пустили слух, что французы главного поста якобы издали приказ о прекращении облав.
Действительно, французы были поставлены в затруднительное положение; они могли устраивать теперь облавы только при условии взаимодействия всех окружающих постов. Французы не решались больше устраивать местные облавы: погоня за женщинами или курами, свиньями, буйволами могла стоить им жизни.
Хоать часто смеялся:
— Президент Хо Ши Мин запретил французам ходить в нашу деревню. В посту расклеен этот приказ, кто не верит, пусть посмотрит.
Но на самом деле французы всех постов получили приказ усилить боеспособность.
Когда партизаны активизировали наступательные операции, французы решили, что летом Народная армия начнет на них наступление, как было в прошлом году, во время летней и зимне-весенней кампании в районе Тай Нгуен. Разрозненные партизанские действия французы приняли за подготовку к новой наступательной кампании. Они стали гораздо реже устраивать небольшие облавы.
Солдаты — европейцы и африканцы — поговаривали о скором наступлении Народной армии и с ужасом вспоминали кампанию во Вьет-Баке и особенно в провинции Хоа-Бинь. Они болтали, что у вьетминцев есть китайские солдаты, посланные Мао Цзэ-дуном. Солдаты марионеточной армии шептали друг другу, что солдаты Мао Цзэдуна через Патет-Лао дошли до Пятой зоны.
После летнего боя французы пытались узнать у жителей, возвращавшихся с базара, есть ли в Хонг-Фонге солдаты, которые говорят на незнакомом языке? Старосты тоже болтали о скором начале новой кампании, о солдатах Мао Цзэ-дуна. Они уверяли, что у нас введена новая тактика — тактика «людского моря»: якобы мы будем собирать все войска и нападать на отдельные посты. Конечно, ни один пост не смог бы выдержать такого натиска. А так как До Бьен очень жесток и население ненавидит его, то французский пост в Тхай-Хоке будет разгромлен в первую очередь.
По ночам Хюе, лежа с женой в постели, долго не мог заснуть: тревожные думы одолевали его. Жизнь на территории поста закрыла ему и его семье возможность вернуться в родную деревню. Но если вьетминцы атакуют пост, он и вся его семья погибнут. Тяна тоже беспокоил этот вопрос. Но Хьеу, даже проживая в доме Хюе, умела наладить связь с партизанами. Осведомленная друзьями обо всем, она чувствовала себя спокойно.
Тян часто беседовал с Хьеу и всячески намекал ей о своей любви, но девушка делала вид, что не замечает его чувств и уклонялась от ответа. Однажды она сказала:
— Сейчас не время говорить об этом.
Тян не хотел работать у французов. В посту солдаты ругали офицеров. Французские солдаты презирали всех других европейских солдат. Европейские солдаты третировали африканцев. Те, в свою очередь, свысока относились к солдатам марионеточной армии. Последние унижали и оскорбляли старост и их помощников. Все солдаты целыми днями спорили, играли в карты, вели разгульную жизнь. Офицеры пили водку, но запрещали это делать солдатам; солдаты же находили средства доставать водку, ругались по адресу офицеров, — каждый день солдат наказывали и сажали в карцер.
Французы хотели подкупить семью Тяна, но одновременно и угрожали Хюе. До Бьен хотел, чтобы Хюе стал старостой общины Хонг-Фонг, и в то же время он боялся, что Тян займет его место у французов. Шассэи часто беседовал с Тяном, и молодой человек обращался непосредственно к нему, а не к До Бьену. Тян презирал До Бьена, но из страха, как бы тот не повредил ему, он вынужден был заискивать перед ним. В особенности трудно приходилось ему с тех пор, как он взял в свой дом Хьеу. Зная, что она была связана с Тиком и Чо, Тян боялся, как бы До Бьен не узнал, не догадался об этом. Жизнь у французов становилась для него невыносимой. Еще совсем недавно Тян мечтал поехать учиться во Францию, но в связи со значительно ухудшившимся материальным положением семьи он больше не мог думать о поездке и согласился бы учиться даже в Хюе, Ханое или Сайгоне. А сейчас, когда рядом с ним была Хьеу, он совсем перестал думать об учебе. Тян сказал девушке, что добьется для себя и Хьеу разрешения жить в городе и найдет там работу. Молодая партизанка ничего не ответила на его решение, и Тян продолжал:
— Правда, в городе трудно жить. Французы преследуют местное население, насильственно вербуют молодежь в армию, служащие и учащиеся вынуждены поступать на работу в полицию, чтобы избежать арестов и армии.
Тян временами и сам не знал, что ему делать. И чем больше мучили его сомнения, тем чаще хотелось ему поделиться своими мыслями с Хьеу. Она посоветовала Тяну вернуться в деревню. Тян тоже не раз думал об этом, но опасался, что вряд ли всей его семье удастся благополучно вернуться в Фонг-Хонг. Если же он вернется туда один, то французы расправятся с остальными членами семьи. Хьеу постоянно искала выхода: как заставить Тяна вернуться? Тян часто предлагал ей выйти за него замуж. Хьеу отделывалась смехом и шутками, а однажды сказала полушутливо, полусерьезно:
— Как я могу на это решиться? Ведь моя мать живет на той стороне.
Тян, когда у него в гостях бывал Шассэн, часто заводил разговоры о свадьбе.
С того дня, как Хьеу поселилась в доме Тяна, Шассэн неоднократно наведывался к ним и в присутствии Тяна шутил с Хьеу. Однажды после его ухода Тян сказал хмуро:
— Ну и подлец же он! Хьеу, давай поженимся!
Хьеу презрительно усмехнулась:
— А ты думаешь, он перестанет говорить подлости, если я стану твоей женой?
Тян был не только зол на Шассэна, но боялся его и не знал, что предпринять. Спустя несколько дней после летнего боя, в полдень, Шассэн зашел к Тяну. Тян куда-то ушел, и Хьеу была одна. Она сидела у окна с шитьем в руках. Шассэн спросил, где Тян, потом подошел к Хьеу и протянул ей руку. Внезапно он привлек девушку к себе. Она стала вырываться и звать на помощь. В это время в комнату стремительно вбежал Тян. Увидев его, Шассэн выпустил Хьеу. И Тяи и Шассэн растерялись и молчали. Наконец Тян взял себя в руки и сел на стул. Шассэн также молча сел напротив него, снял с плеча автомат и поставил у стула. Вдруг он взглянул в окно и вскрикнул. Тян и Хьеу тоже посмотрели в окно. На поле — по ту сторону забора — какой-то мальчик пас буйвола. Мальчик сидел на нем, уперев ноги в бока животного. Лицо парнишки было задорно поднято, рот открыт, как будто бы он пел что-то очень веселое.
Шассэн еще раз взглянул в окно, злобно крякнул, быстро взял автомат, положил на плечо и прицелился. Хьеу стояла позади Тяна. Увидев, что Шассэн целится в мальчика, она в ужасе вскрикнула и бросилась к Шассэну, но он уже нажал курок. Хьеу в отчаянии посмотрела в окно: буйвол рванулся вперед, а мальчик рухнул на землю.
В соседней квартире, где жил староста Ка, послышались душераздирающие крики. Ка и его жена, как безумные, выскочили из дому и побежали в поле. Мальчик был сыном старосты Ка. Да, это он осмелился пасти буйвола по ту сторону забора. Мать подбежала к мальчику и подняла его. Он был ранен в голову.
Хьеу побежала в дом старосты Ка. Отец ходил вокруг раненого ребенка и не знал, что делать. Вдруг он обернулся к Хьеу:
— Это стрелял Шассэн? Он был у вас?
Ка побежал в дом-Хюе. Хьеу встревожилась: в отчаянии Ка мог поступить безрассудно, и Шассэн убьет его. Она побежала следом за Ка.
После выстрела в мальчика, Шассэн услышал вопли в доме старосты. Офицер обернулся и спросил Тяна:
— Это сын Ка?
Тян резко ответил:
— Да, это сын старосты.
Шассэн молча взял сигарету и закурил. В этот момент в комнату вбежал Ка, лицо у него потемнело от горя:
— Ваше превосходительство, за что вы стреляли в моего сына?
Шассэн попросил Тяна перевести ему. Когда Тян перевел вопрос Ка, Шассэн встал, положил на плечо автомат и погрозил пальцем старосте:
— Так это твой сын? Твой сын делал вид, что пасет буйвола, а сам передавал какие-то сигналы вьетминцам? Да? Вот чем занимался твой сын! Может быть, ты тоже вьетминец?
Он попросил Тяна перевести свои слова. Выслушав его, староста от страха задрожал, отступил назад, затем покорно склонился перед французом:
— Простите ваше превосходительство... я не... знал...
Староста Ка пятился до самой двери, споткнулся о порог и чуть не упал.
Тян, когда позднее вспоминал этот случай, так и не мог понять, зачем Шассэн стрелял в сына Ка. Тян много слышал о преступлениях Шассэна, знал рассказы солдат о том, как офицер убивал людей у большого баньяна, росшего во дворе поста. Дерево и сейчас стояло там, но уже засохло. Сначала Шассэн расстреливал людей у подножья баньяна, но вскоре это ему наскучило и он стал заставлять людей залезать на дерево и потом стрелял в них до тех пор, пока они не срывались с него. Иногда он велел вешать людей головой вниз и затем стрелял в них.
Когда и это ему надоело, он придумал себе новое развлечение — прокалывал проволокой ладони людей, связывал таким образом пять-семь человек и заставлял их забираться на дерево. Затем он стрелял в них. Убитые падали вниз и тянули за собой живых, которых Шассэн пристреливал. Иногда по его приказу на дерево взбирались сразу пять-десять человек. Шассэн начинал расстрел с тех, кто сидел повыше. Несчастная жертва срывалась и падала на глазах тех, кто сидел ниже и которых ожидала такая же трагическая участь.
Шассэн уже год командовал гарнизоном поста и в течение года убивал людей у баньяна; дерево засохло. Некоторые так объясняли это: дерево засохло потому, что пули повредили его ствол.
Крестьяне шептали об этом по всей деревне. Одни говорили, что у дерева был дух, который куда-то исчез, другие утверждали, что дерево засохло от жалости к расстрелянным людям. Каждый по-своему объяснял гибель баньяна, но, вспоминая о нем, крестьяне еще больше ненавидели Шассэна, который ради развлечения убивал десятки людей.
Разговоры крестьян Тян слышал уже не раз, но теперь он собственными глазами видел, как хладнокровно и подло застрелил Шассэн ребенка. Событие это ошеломило и перевернуло душу Тяна. Он никак не мог понять, что заставило офицера выстрелить в мальчика. Шассэн лгал, что мальчик давал сигналы вьетминцам. Это он придумал, чтобы запугать старосту Ка и заткнуть ему рот. Но на самом деле Шассэн стрелял, чтобы разрядить свою злобу! Хьеу сказала Тяну, что он застал Шассэна в тот момент, когда тот пытался обнять ее. Шассэн выместил свое зло на мальчике. Хьеу вновь повторила рассказ о том, как Шассэн расстрелял жену Ча с ребенком. Девушка говорила о разложении французской армии, о зверствах врагов, об их бесстыдном отношении к женщинам. Хьеу объяснила парню, почему Шассэн запросто держится с ним и даже бывает у него в гостях: офицеру нужно подкупить его, сделать верным слугой французов, а если Тян ему надоест или помешает, он в любой момент может убить его, убрать со своей дороги.
Разумные и убедительные доводы Хьеу возымели свое действие, и Тян, наконец, согласился покинуть пост, емья же его осталась у французов.