4
Приняв пополнение, 5-й полк после непродолжительного отдыха вновь занял боевые позиции.
После провала наступления воздушно-десантной бригады кольцо окружения вокруг Такона сомкнулось еще теснее. Перед сосредоточенными здесь вражескими подразделениями встала реальная угроза полного уничтожения, и американское военное командование вынуждено было подумать о том, как выбраться из долины Кхесань. В конце июня сюда на выручку был переброшен стоявший в Дананге 4-й полк.
В конце июня начале июля полк Киня совместно с другими частями вел активные боевые действия против окруженных вражеских подразделений. Противник ценой огромных усилий и потерь спешно приступил к спасению своих войск. Эта операция, которая подробно освещалась западной прессой и радио, в конечном счете завершилась настоящим бегством. В ожидании спасательных вертолетов американские морские пехотинцы подолгу отсиживались в своих порах, вытирая потные лица и поминутно швыряя камнями в назойливых крыс, снующих среди груд мусора и разлагавшихся трупов. Всякий раз, когда наши орудия начинали артобстрел, пилоты вертолетов в паническом страхе взмывали высоко в небо. Вслед им неслись проклятия оставшихся на земле соотечественников.
Американцы накануне бегства бульдозерами сровняли с землей уцелевшие укрепления и строения, уничтожили боевую технику, аэродромное оборудование. Однако никаким бульдозерам не под силу было стереть в памяти самих американских солдат кошмар поражения.
В начале июля после овладения Таконом и северо-западными высотами наши войска вдоль дороги № 9 устремились на юг. Этот важный для снабжения путь начинался в древних джунглях северного края и проходил через Безымянную высоту, высоту 475 и далее шел среди голых холмов красного цвета. Между Кхесанью и Лаобао теперь действовал новый пункт снабжения.
Воздух над долиной был напоен победой.
Лыонг, только что выписавшийся из госпиталя, возвращался в свою часть. Его лечили несколько месяцев. Худой, бледный, еще не окрепший, он жадно оглядывал все вокруг, шагая в густой толпе носильщиков. В большинстве своем это были женщины-горянки. В синих юбках и черных кофточках, женщины с тяжелой поклажей на спине шли легко и быстро. Рядом с Лыонгом шагала смуглая девушка. Острые, как мечи, прямые ресницы обрамляли ее строгие глаза. У девушки на груди висел дан.
Вам не тяжело быть носильщиком? участливо спросил ее Лыонг.
Не тяжело. Победа придает силы! ответила она и в свою очередь задала ему вопрос: Куришь наш горский табачок? Хочешь, сверну тебе самокрутку?
Нет, не курю... покачал головой Лыонг.
Да ну? удивилась она.
Больно крепок ваш табак, сразу дух захватывает. Ты лучше сыграла бы что-нибудь, попросил Лыонг.
Хорошо, раз просишь, сыграю тебе, послушай...
И девушка на ходу стала перебирать струны дана. Лицо ее с каждым мгновением оживлялось, проворные пальцы все быстрее бегали по струнам, извлекая из них теплую, словно торопившуюся куда-то мелодию...
Ты не знаешь никого из бойцов по имени Нгим? вдруг спросила девушка, прервав игру.
Он кто?
Артиллерист!
Твой жених, что ли?
Муж...
Нет, не знаю. Но ты спрашивай, спрашивай всех, наверняка встретишь кого-нибудь из артиллеристов и узнаешь о своем Нгиме.
На перекрестке Лыонг простился с молодой горянкой и ее подругами. Она по-прежнему прижимала к груди дан, и уже издалека Лыонг вновь услышал, как она спросила кого-то: «Ты не знаешь никого из бойцов по имени Нгим?»
Вернувшись в 5-й полк, Лыонг опять получил разведроту, а Кхюэ, который уже ждал приказа о направлении на учебу, пока вернулся к своим обязанностям помощника начальника штаба. Друзья очень обрадовались встрече. После долгой разлуки им было что рассказать друг другу, но из-за навалившихся неотложных дел они так и не смогли толком поговорить о личной жизни и обо всем пережитом. Кхюэ был счастлив, когда Лыонг передал ему письмо от сестры Нэт.
...На рассвете Кинь и Кхюэ по ходу сообщения отправились в роту, находившуюся в боевом охранении. То и дело летали вражеские самолеты-разведчики, развешивая осветительные ракеты, которые косыми отблесками озаряли джунгли. Группа реактивных бомбардировщиков, нарвавшись на огонь наших зенитных орудий, поспешила скрыться в северо-западном направлении и сбросить там свой смертоносный груз. Над Кхесанской долиной уже разливался свет занимавшегося дня. Жизнь в долине начала пробуждаться: уже наперебой кричали вороны и попугаи, устроившиеся на обуглившихся ветках сгоревших кофейных деревьев; над высотой 475, которая отчетливо вырисовывалась на фоне светлеющего небосвода, пролетала стая каких-то птиц...
Кинь и Кхюэ ступали по твердой, будто одетой в броню, земле, и в наступившей тишине гулко отдавались их шаги.
«Даже не верится, что стало так тихо, размышлял Кинь, оглядывая те места, где еще совсем недавно гремели ожесточенные бои. Вероятно, это был самый трудный период моей жизни. Я прошел со своим полком через серьезнейшее испытание».
И перед мысленным взором Киня вставали лица бойцов и командиров его полка, которые во имя победы не пощадили своей жизни. За несколько месяцев боевой службы замполит Кинь столько узнал о своих солдатах! И все же Кинь чувствовал, что еще не до конца сумел постичь все величие подвига людей, с которыми ему выпала честь отстаивать в боях этот клочок родной земли. И его Лы, его сын, в свои неполные двадцать лет тоже отдал свою жизнь за родину...
Поднялось солнце, и все вокруг ярко засветилось под его лучами. Со стороны оголенного восточного склона Петушиного Гребня доносились смех и шутки бойцов какого-то пехотного подразделения, двигавшегося в район боевых действий. Неподалеку от Безымянной высоты остановилась на привал группа носильщиков, над землянками поднимался дым походного костра.