Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

VII

В маленькой квартирке, затерянной где-то на шестом этаже большого дома в парижском предместье, Марсель, миниатюрная брюнетка лет двадцати восьми, только что спустила затемнение на окнах. Она встревожена.

Её муж в полдень всегда приходит домой завтракать. Сегодня он ушёл, взяв с собой пакетик с провизией и бутылку вина. Рэймон сказал ей, смеясь, что позавтракает с друзьями на лоне природы и вернётся в семь.

Конечно, иногда возвращается и позже, но сегодня она не видела его весь день. Немудрёно, что время тянется бесконечно. Девять часов вечера, а он ещё не вернулся.

Сегодня утром Рэймон напевал во время бритья и ушёл сияя.

А сейчас, вечером, она с грустью смотрит на разбросанные вещи, свидетельствующие о том, что он был здесь: на невытертую бритву «жиллет», на туфли, закинутые в угол, на грязный носовой платок под умывальником.. Ока не прикасалась к ним, собираясь ласково пожурить его за то, что он всегда оставляет вещи в таком беспорядке. Теперь она прибирает их, сдерживая слёзы.

Её муж не похож на тех соседей, которые возвращаются домой, проведя день на заводе или в учреждении. Её муж, которого консьержка знает только под партийной кличкой, — активный коммунист. Он сражается в рядах ФТП{3}.

Иногда он назначает Марсель свидание в городе. Она обеспечивает связь и нередко принимает участие в его работе. Однажды вечером, целуя её в губы, он за её спиной прикрепил к решётке, огораживающей дерево, бомбу, которая через несколько минут взорвалась в толпе немцев, выходивших из кино.

Когда он тут, рядом, она не знает страха. Он всем внушает уверенность. Чудачка эта маленькая Марсель! Она предпочитает подвергаться опасности, участвуя в борьбе, чем находиться в неведении. Но вот уже насколько дней как её муж чем-то озабочен. Он не сказал ей, что именно готовится. Ей, конечно, ясно — что-то затевают, но на её вопросы он отвечает уклончиво и обращается с ней на этот раз как с ребёнком. Этого она не любит. Разве он не предупреждал её всегда, когда предпринималась новая операция? Разве она сама не выполняла поручений? И как раз теперь, когда она ничего не знает, он не возвращается.

Что могло с ним случиться? Тревога всё сильнее овладевает ею. Она даже не вздрогнула, когда в нескольких метрах от неё муж выпустил целую револьверную обойму в грудь офицера-пруссака, а сегодня вечером она не помнит себя от страха, потому что ничего не знает. Она стала обыкновенной женщиной, слабой женщиной, мучающейся, как другие.

Как другие? Вздор! Другая женщина, видя, что мужа нет, поделилась бы своей тревогой с соседками, звонила бы по телефону, побежала бы на место его работы, к друзьям, заявила бы в полицию, подняла бы на ноги весь квартал.

Ничего этого Марсель сделать не может. Она похожа на солдата, которого забыли в окопе. Она должна ждать. Ждать с одной мыслью: «Если он не придёт в течение часа, значит, случилось несчастье». И может быть, она никогда не узнает, как оно случилось.

Проходит минута за минутой, а женщина сидит в кухне перед двумя пустыми, безнадёжно пустыми приборами.

Шаги на лестнице.

Ключ поворачивается в замке.

Марсель кажется, что её сердце сейчас разорвётся. Это он, Рэймон.

Она бросается ему на шею и уже не может сдержать слёзы.

— Ну, маленькая моя, ну что такое? — говорит Рэймон, сжимая её в объятиях и нежно целуя.

— Что с тобой?

— Мне было так страшно.

— Чего?

— Я думала, ты арестован.

— Во второй раз за эти дни меня считают арестованным. Как видишь, на мне это не отражается. Ты узнала что-нибудь о мальчике?

— Твоя мать приведёт его в сквер в следующий четверг.

— Хорошо. Я сделаю всё, чтобы повидать его.

— Куда ты?

Рэймон вышел на лестницу и тотчас возвратился с велосипедом на плече.

— Велосипед принёс.

Лицо Марсель освещает улыбка.

— Дело сделано? — спрашивает она.

— Нет, будет сделано. Улыбка сразу застывает.

— Когда?

— Завтра.

— А какое дело?

— Скоро узнаешь.

Но Марсель уже овладела собой, следует взрыв возмущения:

— Ах, вот что! Мы, женщины, годимся только на то, чтобы ждать и плакать? Слушай, раз ты начал говорить, надо договаривать! Есть вещи, которые меня не касаются, но то, что мы сделали вместе, даёт мне право требовать, чтобы меня не отстраняли. Что бы ты ни делал, я не желаю больше сидеть дома и ждать...

— Мы встретимся с тобой завтра в восемь. По всей вероятности, я дам тебе небольшой пакет, и ты сейчас же отнесёшь его в тайник.

— В какой?

— Который известен только нам с тобой.

— Где я должна быть?

— В нашем кафе у Орлеанской заставы. Ты довольна?

— Да. Поцелуй меня ещё раз.

* * *

Рэймон уже дома, но Мишель ещё бежит по улице: он опаздывает. Уже полчаса, как он должен был вернуться. Подготовка к операции в Сент-Ассизе заняла больше времени, чем предполагалось. Нужно было добыть всем велосипеды. Мишель получил свой только поздно вечером. Пришлось собирать рыболовные принадлежности, а затем проверять и распределять оружие. Всё это потребовало многих встреч и бесконечной беготни. Кроме того, он вынужден был отнести велосипед и оружие к одному из друзей, чтобы забрать их завтра перед отъездом.

Теперь всё в порядке. Мишель со спокойной совестью медленно поднимается по лестнице к себе домой. Если бы Жюльетта подозревала, что будет делать завтра её муж! Мишель обожает свою жену и ни за какие блага не согласится, чтобы она делила с ним все страхи и тревоги. До сих пор он не проговорился ей ни разу, что принимает участие в боевых операциях. Довольно с неё забот о малышах и хозяйстве.

Всё это, конечно, не облегчает работы Мишеля. Даже перед женой он должен как-то сочетать видимость легальной жизни с обязанностями подпольщика.

Зато когда по вечерам он возвращается к своей молодой жене и двум детям — какая разрядка! У него дома так хорошо, так уютно! В теперешние смутные времена — это оазис, где он набирает сил, как отпускник, приехавший с фронта.

Чем же объяснить сегодня вечером своё опоздание? Что скажет жена, ведь она утром просила его прийти непременно вовремя? К обеду должен быть кролик. Кролик, жаренный в масле, с картошкой. Это конёк Жюльетты, а Мишель любит поесть.

«Ну и нагорит же мне!» — думает он, открывая дверь.

— Нехорошо, нехорошо это с твоей стороны, — говорит жена, когда, вытерев ноги, он входит в маленькую столовую.

— Папа!

Пятилетний Пьерро и его трёхлетняя сестрёнка Лили бросились к нему одновременно. Мишель берёт обоих на руки.

Жюльетта ушла на кухню, обиженно поджав губы и не поцеловав мужа. Её дурное настроение прорывается, когда она ставит дымящуюся суповую миску на тщательно накрытый стол.

— Всё-таки обидно, что ты опаздываешь, как раз когда в кои-то веки есть что-то вкусное. Это у тебя входит в привычку с некоторых пор.

— Мне надо было повидать товарища...

— Ну конечно! Всегда какие-то товарищи, а с женой считаться не надо!

— Что ты говоришь, подумай!

— Картошка подгорела, а кролик пережарен. Очень мило!

— Да не расстраивайся ты из-за своего обеда, я же знаю — всё будет прекрасно.

— Ты так к этому относишься, что не стоит стараться.

Пока Жюльетта усаживала малышей, Мишель уже сел и начал есть.

— Суп замечательный.

Лили, с салфеткой, повязанной вокруг шеи, стучит ложкой о тарелку.

— Ешь суп, Лили, — нетерпеливо говорит мать, — он остынет. Осторожнее, Пьерро, не задень стакан, опрокинешь.

Жюльетта пошла за кроликом.

— Я хочу ножку, мама! — кричит Лили, стуча по столу.

— Съешь сперва суп. Пьерро, говорю тебе, осторожней, не задень стакан.

— Не хочу больше супа, — не унимается Лили.

— Погоди, я сейчас найду тебе ножку, — говорит отец, выбирая кусок в кастрюле.

— Что же ты не заставил её съесть суп? Она почти не прикоснулась к нему!

— Ты видишь, она больше не хочет.

— Конечно, она знает, что ты всегда на её стороне. Пьерро, в последний раз говорю тебе, осторожней!

Но, конечно, этот озорник Пьерро так неловко протягивает тарелку, что опрокидывает стакан.

— Я же тебе говорила! — возмущается мать, вставая в раздражении.

Она даёт сыну лёгкий подзатыльник и уходит на кухню за полотенцем.

Пьерро хнычет. Лили ест мясо руками, и лицо у неё измазано соусом.

Мишель обнимает сына, чтобы утешить его.

— Не плачь малыш, это пустяки!

— Вот-вот, — говорит мать, — вместо того, чтобы отчитать сына, учишь его шалить! Сразу видно, что днём тебя не бывает дома. Ты им всё прощаешь.

— Папа, — просит девочка, — ещё ножку!

И Мишель, не думая о том, что его жаркое стынет, кормит детей, а потом, счастливый и довольный, с нежностью смотрит на своё семейство.

Жюльетта, немного успокоившись, пожимает плечами.

— Что с тобой? Что ты так смотришь на меня? Как будто никогда меня не видал.

Мишель невольно думает о завтрашнем дне, о том, что он постоянно рискует больше не увидеть эти три дорогих ему существа.

— Ты такая красивая, — говорит он.

— Вот глупый!

Но сама улыбается и придвигает к нему свой стул.

VIII

— Ну, рыболовы, чем вас угостить?

— Четыре рюмки коньяка.

— Я не имею права подавать спиртное.

— Но мы одни, никого нет...

— Ладно, подам коньяк в чашках, только сядьте в уголок, где потемнее.

— Дело в том, что не мешает присмотреть за велосипедами.

— Да, по нынешним временам они легко могут испариться.

— То-то и есть, мы уже научены горьким опытом.

— Ну что же, тащите их сюда и поставьте в угол.

— Спасибо.

В маленьком кафе у Лионского вокзала Рэймон, Арман, Виктор и Мишель сидят среди бесчисленного количества удочек, сачков и прочих рыболовных принадлежностей.

— Куда рыбачить отправляетесь? — спрашивает хозяин кафе, добродушный толстяк.

— Не больно далеко, — отвечает Рэймон.

— На Марну или на Сену?

— На Марну.

— За какой рыбой?

Рэймон приходит в замешательство, но Виктор, сведущий в этом вопросе больше других, вступает в разговор с видом знатока.

— У нас с собой мотыль, червяки и зерно.

— Поздновато для зерна. Попробуйте лучше ловить пескарей на червяка, — советует хозяин.

— Я так и думал.

— Можно ещё закинуть удочку на щуку — я вижу, какое у вас снаряжение. Я езжу по вторникам, кафе в этот день закрыто. На прошлой неделе я поймал щуку в три фунта. И подумайте, поймал-то я её на распаренную рожь...

Его не остановить. Но, к счастью, к стойке подходит кондуктор автобуса и ещё два посетителя. Они громко говорят с хозяином, не обращая внимания на рыболовов. Наши друзья пользуются этим, чтобы ещё раз всё оговорить.

— Все получили по бидону? — тихо спрашивает Рэймон.

— Да.

— Заложили взрывчатку в рули?

— Заложили.

— Хорошо. Но где же скотина Жежен? Где он шляется?

— Едем без него, — предлагает Виктор.

— Нельзя. У него шнур.

В эту минуту в зале появляется юный Жежен в огромных башмаках, в старых штанах для гольфа, в кожаной тужурке и в огромной шляпе.

— А вот и Тартарен! — весело восклицает Виктор.

Вновь прибывший сверх меры нагружен принадлежностями рыбной ловли, не соответствующими его росту, и действительно похож на героя Додэ. На ремне за спиной — огромная ивовая корзина. На плече — удочки в чехле, которые бьют его по пяткам. А надо всем этим — гигантский сачок.

Товарищи не могут удержаться от смеха.

— Кого ты снарядился ловить? — спрашивает Рэймон. — Кита что ли?

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — отвечает обиженный Жежен. — Я ещё дам вам всем очко вперёд.

И тихо добавляет:

— Шнур — на дне корзинки. Всё остальное спрятано, как ты велел.

— Очень хорошо, не будем задерживаться.

Вся пятёрка навьючивает свои принадлежности на велосипеды и покидает кафе, а хозяин напутствует их традиционной формулой охотников и рыболовов:

— Не буду вам желать удачи, а скажу: ни пуха ни пера.

Через десять минут они все вместе катят по Вэнсенскому лесу.

Рэймон останавливает свою группу в пустынном месте и даёт первые инструкции.

— Выехав из леса, мы поедем по дороге на Корбэй, через Шарантонский мост и Альфорвиль и пересечём Дравэй. После Вилльнев-Сен-Жорж надо будет свернуть направо. Арман знает дорогу, мы пошлём его вперёд с Мишелем. Жежен везёт главный груз, он поедет следом. А я с Виктором — позади. Если что-нибудь случится, мы друг друга не знаем. Сейчас половина девятого. Встретимся около одиннадцати. Кто приедет первым, ждёт остальных.

— А где встретимся?

— В первом кафе направо при въезде в Корбэй.

* * *

Час дня, задний зал ресторанчика в Корбэе. Пятеро товарищей кончают завтракать. Завтрак принял почти торжественный характер: перед тем как идти навстречу опасности, люди полны взаимной нежности, которой никогда не ощущали раньше.

— Хотите ещё есть? — спрашивает Рэймон.

— Я бы заказал ещё порцию жаркого, — отвечает Жежен.

— Пользуйся случаем, дружок, не каждый день бывает праздник.

— Я часто замечал, — говорит Мишель, — что хороший обед проясняет мысли и одновременно придаёт уверенность.

— Совершенно с тобой согласен, — отвечает Виктор. — Например, солдат всегда рад поесть.

— Мы тоже солдаты.

— К сожалению, так нам приходится есть не каждый день.

— Торопитесь, — говорит Рэймон, — скоро надо трогаться.

— Можно спросить хорошего кофе?

— Если хотите, мой кредит ещё не исчерпан. Кстати, надо будет каждому написать счёт на купленные рыболовные принадлежности.

— Мне это труда не составит, — говорит Жежен. — Я всё взял у дяди.

— И он дал тебе?

— А я у него не спрашивал. Воображаю, какой он поднимет крик, когда заметит, что я продолбил его самую большую удочку.

— Ладно, если нужно, мы ему купим другую.

Пока его товарищи заканчивали еду, Рэймон велел подать кофе и сразу вылил в него свою рюмку коньяку.

— Ты не умеешь пить кофе, — говорит ему Мишель.

— Как так?

— Кофе надо пить в три приёма. Сначала мелкими глотками выпить приблизительно полчашки чистого кофе. Затем в остаток кофе вылить треть рюмки коньяку, получается смесь, которую надо медленно смаковать. И наконец вылить коньяк в неостывшую чашку, это и называется «рюмочка после обеда». Ею-то и прополаскивают небо.

— И что это тебе даёт?

— Три разных ощущения, которые гармонически сочетаются между собой, и каждое доставляет особое удовольствие.

— Потрясающая штука! — одобряет Виктор. — Жаль, что я уже выпил кофе. Что, если спросить ещё?

— Хватит, — говорит Рэймон, бросая испуганный взгляд на счёт, который принесла ему подавальщица. — Мы впятером съели уже на семьсот двадцать франков.

— С чаевыми это будет около восьмисот, — говорит Виктор.

— Восемьсот франков! — повторяет Рэймон. Жежен задумывается, потом заявляет с глубоким убеждением:

— Дорого обойдётся нам это сент-ассизское предприятие!

* * *

— Подъезжаем, ребята.

Виктор первым въехал на дорожку, которая должна привести их к территории радиостанции. Начиная с Корбэя, они ехали вместе, полным ходом. Теперь можно ехать медленнее.

— Вот так гонка! — восклицает Жежен, совсем запыхавшись.

— Блестящий трюк с удочками! — радуется Виктор. — Ты видел двух фрицев на дороге? Они так и прыснули со смеху, когда мы проезжали.

— Да, — говорит Арман, — но если мы со всем нашим снаряжением наткнёмся на них здесь, в лесу, они, конечно, спросят, что нам тут нужно. Мы повернули в сторону от Сены.

— Неверно, — возражает ему Жежен. — Она протекает к югу от радиостанции. Всегда можно сказать, что мы ошиблись дорогой.

— Где вы в тот раз оставляли велосипеды? — спрашивает Рэймон.

— Вот там, должно быть.

— Предлагаю подъехать как можно ближе.

Дорога описывает кривую и дальше идёт совершенно прямо. По-видимому, они обогнули радиостанцию и находятся к востоку от неё.

— Сойдём здесь, — приказывает Рэймон.

Все пятеро сходят с велосипедов. Впереди и позади — никого. Ведя велосипеды за руль, они один за другим углубляются в лес.

— Стой, — говорит Рэймон, когда вся группа достаточно удалилась от дороги.

— Курить можно? — спрашивает Жежен.

— Нет. С этой минуты курение отменяется.

— Да никакой же опасности нет! Взрывчатка от этого не взорвётся.

— Знаю. Но предосторожность не мешает. Дисциплина распространяется на всех.

— Ладно.

— Теперь вот что. Мы с Виктором пойдём вперёд на разведку. А вы пока что снимите снаряжение, спрячьте его вместе с велосипедами в кустарнике и ждите нас.

— Достать оружие?

— Пока не надо. Боши, наверно, сюда не заходят. Если случайно встретите кого-нибудь из местных жителей, сделайте вид, будто собираете грибы. Ну до свидания.

* * *

Рэймон и Виктор пошли по маленькой тропке. Вскоре они наткнулись на заграждение из колючей проволоки.

— Где поворот? — спрашивает Рэймон.

— Кажется, ниже.

— Давай подойдём к нему.

И вот они уже у цели. Табличка с надписью: «Запретная зона. Опасно для жизни».

— Ты думаешь, это здесь? — спрашивает Рэймон.

— Да, мы, должно быть, находимся у конца первого ряда мачт.

— Идём!

Оба ложатся на землю, без труда проползают под проволокой и затем идут по прямой линии.

Лес здесь вырублен на довольно большом пространстве. Высоких деревьев нет. Но молодняк оставлен, и это позволяет маскироваться без особых трудностей. Они осторожно продвигаются вперёд. Перед ними край леса, из-за которого вырастают мачты, величественно поднимающиеся к небу. Кажется, что они совсем рядом.

Оба остановились одновременно. В нескольких метрах слышен шум приближающихся шагов. Это, по-видимому, обход.

— Тише, не шевелись, — говорит Рэймон.

Сквозь листву им смутно видны две тёмных мундира.

— Прошли. Подойдём ближе. Прямо перед ним караульная тропа.

— Хайль Гитлер! — слышится с той стороны.

— Караульные встретились, — говорит Виктор. — Теперь здесь пройдёт второй патруль.

— Отойдём немножко назад.

Через минуту они снова видят двух солдат, но идущих в обратном направлении.

— Отлично, — говорит Рэймон. — Они встретились ровно в два часа пять минут. Сейчас можно пересечь тропу.

На этот раз они подходят вплотную к тропе, у самого поворота.

— Видишь, я так и предполагал! Сейчас в этом месте никто не может увидеть нас. Перейдём.

Двумя прыжками они пересекают тропку и прячутся в кустарнике. Несколько минут они продвигаются вперёд среди высокой травы и молодых деревьев.

— Замечательно, — говорит Рэймон. — Здесь можно слоняться сколько душе угодно, это настоящий лес. Ну довольно смотреть, хватит с нас. Идём обратно.

Они снова пересекают тропку и несколько минут спустя возвращаются к товарищам.

— Скорее, скорее! — торопит Рэймон. — Если, как вы говорили, патрули встречаются каждые четверть часа, то проход будет свободен снова в два часа двадцать.

— Всё берём?

— Конечно. Надо перетащить всё.

— А велосипеды?

— Велосипеды тоже.

— Где же мы их спрячем?

— Мы нашли местечко, где нас никто не станет искать.

— Где это?

— За караульной тропой.

IX

— Вот мы и пришли, ребята!

По указанию Рэймона пятеро товарищей с велосипедами и всем рыболовным снаряжением вступили в запретную зону. Они подошли к тропе и после прохода патрулей без труда пересекли её.

Теперь они сидят среди папоротников и колючего кустарника, метрах в тридцати от караульной тропы, по другую её сторону.

— Приготовьте револьверы и кинжалы, достаньте взрывчатку, — шёпотом командует Рэймон.

Они достают всё своё богатство: 16 патронов взрывчатки, 8 детонаторов, 12 капсулей-детонаторов, 20 метров шнура, 8 мотков изоляционной ленты.

— Вот что я ещё принёс, — говорит Жежен, вынимая из своей сумки зажигательную трубку замедленного действия, рассчитанную на шесть часов.

— Дай сюда, — говорит Рэймон и суёт её в карман. — Теперь слушайте: Мишель останется здесь сторожить велосипеды, а мы разделимся на две группы. Арман и Жежен пойдут к правой, северной, мачте. Виктор и я возьмём на себя левую, южную. Мы находимся сейчас в трёхстах или четырёхстах метрах от ближайшей мачты. Двадцать минут туда, двадцать обратно, столько же на то, чтобы заложить взрывчатку. Мы должны вернуться около четырёх. Но могут быть всякие неожиданности.

— Я предпочёл бы пойти с вами, — говорит Мишель.

— Нельзя. Кто-нибудь должен остаться здесь. Если в пять часов нас не будет, значит, мы арестованы; но этого не случится.

— А если придут боши?

— Здесь они тебя искать не будут.

— Что брать с собой? — спрашивает Арман.

— Половину всего возьмёте вы, половину — мы. И главное, помните, разомните взрывчатку так, чтобы она плотно пристала к тому месту, в которое вы её вложите. Всуньте детонатор и шнуром соедините его с запалом. Надо считать два патрона на один устой. Так будет вернее.

— Понятно.

— Помните, у нас всего в обрез. В особенности берегите запалы. Это самое драгоценное. Если сможете, постарайтесь сэкономить один-два. Достаточно соединить шнуром несколько патронов с одной палочкой. Я уже показывал вам, как это делается.

— Знаем.

— А как быть с тросами?

— Возможно, их не придётся трогать. Увидим на месте. А если понадобится, возьмите немножко взрывчатки из того количества, которое заложите под устои.

Они делят всё поровну и собираются в путь.

— Подождите, — говорит Рэймон. — Если одна из групп будет по дороге задержана, приказ: огнестрельного оружия не применять.

— Почему?

— Потому что это лучший способ поднять тревогу и подвести остальных.

— А что же делать?

— Если караульные вас остановят, прикиньтесь дурачками и подпустите их поближе. Конечно, это не значит, что надо сдохнуть без сопротивления. Надо попытаться управиться холодным оружием, без шума. Это строжайший приказ. У вас есть кинжалы. Их действие почти мгновенно. Пустите их в ход. Это относится и к тебе, Мишель.

Все четверо одновременно почувствовали, что бледнеют, но никто и глазом не моргнул.

Рэймон спокойно смотрит на них. Они, вероятно, не подозревают, что в эту минуту, являя им образ подлинного командира, сам он черпает силы в них.

— Вперёд, ребята, — говорит он, — и не забывайте, что вы — французские франтирёры и партизаны.

* * *

Рэймон и Виктор, раздвигая ветки, медленно и осторожно пробираются по леску.

— Не шевелись, — шепчет вдруг Рэймон.

Они остановились одновременно и насторожились. Рэймон — он идёт впереди — схватился за рукоятку кинжала.

— Это мы сами поднимаем шум, наступая на сухие ветки, — говорит он, прислушавшись.

Сквозь листву и высокую траву видны мачты. Кажется, что ближайшие из них всего в нескольких метрах.

Оба снова идут вперёд, стараясь не ступать на сухие ветки. Лесок редеет. Кролик, выскочивший неизвестно откуда, стрелой мчится прочь. Оба вздрагивают. Когда испуг проходит, Рэймон присаживается на корточки и жестом подзывает товарища, показывая тому, чтобы он нагнулся. Виктор подходит, низко пригнувшись. Перед ними среди кустарника возвышаются мачты.

— Смотри, не задевай папоротников, а то они качаются, — шепчет Рэймон.

Метров двадцать они ползут на четвереньках. Мачты будто всё на том же месте.

— Мы, должно быть, уклонились вправо, — шепчет Виктор.

Рэймон, не отвечая, поворачивает налево. Он проползает ещё немного, время от времени приподнимая голову, потом останавливается. Виктор с трудом нагоняет его.

— Чёрт!

Перед ними — огромное пространство, ровное, как поле аэродрома. Там и сям посреди пустыря пятна зелени. Ширина этого поля с полкилометра, а в длину оно кажется бесконечным. Рэймон и Виктор находятся как раз в юго-восточном углу лесистой полоски, окружающей эту часть поля радиостанции.

На глаз мачты расположены в трёхстах или четырёхстах метрах друг от друга, но расстояние, отделяющее их от опушки леса, наверняка короче.

Они стоят на каменных основаниях и поддерживаются по углам натянутыми тросами, которые в свою очередь вделаны в бетонные крепления.

— Что ты скажешь, — ворчит Рэймон. — На каждом углу семь тросов, заделанных в три бетонных крепления. На каждую мачту приходится, значит, двадцать восемь тросов и двенадцать креплений. И всё это расположено на совершенно открытой местности.

Всё оказалось несколько иным, чем они себе представляли. Они предполагали, что кустарник доходит до подножия мачт. Но немцы, вероятно, расчистили участок, чтобы его легче было просматривать. И кроме того, кто мог ожидать такого огромного количества тросов.

— Чёрт! — повторяет Виктор.

Положение нелёгкое.

Наискось от них — первый ряд мачт. Самая ближняя, последняя, вероятно, в каких-нибудь ста метрах. Её никто не охраняет, но у второй мачты того же ряда стоит часовой. Этого не предвидели.

Дальше, по другую сторону поля, — второй ряд мачт, охрана там расположена точно так же.

Арман и Жежен, стало быть, окажутся в таком же тяжёлом положении.

— Где дорога? — спрашивает Рэймон.

— Она проходит, должно быть, между второй и третьей мачтой каждого ряда. Если мы продвинемся немножко вперёд, мы её наверняка увидим.

— Подведём итоги, — говорит Рэймон, прибегая к своей обычной манере логических заключений. — Я вижу два обстоятельства в нашу пользу. Во-первых, обе крайние мачты, которые мы и решили взорвать, не охраняются. Во-вторых, бетонные основания нам не только не помешают, но до некоторой степени могут быть нами использованы для укрытия. Зато против нас: открытая местность, часовые и двенадцать креплений, о которых мы не подумали. Взорвать их все немыслимо, но если мы взорвём два или три, возможно, этого будет достаточно, чтобы мачта завалилась. Понятно, надо будет одновременно подорвать все четыре устоя мачты.

— Дело нелёгкое, — отвечает Виктор.

Рэймон чешет затылок. У него это признак глубокого раздумия. Его смущают непредвиденные трудности. Незаметно приблизиться к мачте, которую они должны взорвать, по-видимому, невозможно. Часовой должен увидеть их. Он всё время в движении. Нет, сделать ничего нельзя.

А если напасть на часового? Да, но как подползти к нему незамеченными? И если даже предположить, что это удастся, то всполошатся солдаты, охраняющие дорогу, и всё равно ничего не выйдет.

Рэймон смотрит на другую сторону поля, туда, откуда вторая группа должна начать свой поход. Там никакого движения. «Они в такой же нерешительности, как и мы», — думает он.

Он снова углубляется в размышления. Виктор, лёжа рядом с ним, не говорит ни слова и только вопросительно смотрит на него. Солнце жжёт им затылки.

Но куда же девался часовой? Рэймон озирается по сторонам. Никого. Ах, нет, вон там что-то двигается.

Часовой, должно быть, спрятался в тень позади мачты, лицом к центру поля. Хоть бы солнце осталось в этом положении! А что, если? Это идея!

— Что будем делать? — шепчет Виктор.

— Я думаю, можно попробовать, — отвечает Рэймон.

— А часовой?

— Он не смотрит сюда.

— А другой, напротив?

— Ему нас не видно. Далеко, и, кроме того, солнце бьёт ему в глаза.

— Но первый может нас увидеть!

— Мы поползём.

— Если он обернётся, то увидит нас.

— Спрячемся в траве.

— Ну знаешь!..

— Слушай. Мы уже в ста метрах от цели. Если мы струсим, всё сорвётся. Сейчас также трудно вернуться, как и дойти до мачты. Если ты боишься, дай мне взрывчатку и детонаторы, я пойду один.

— Ты не думаешь, что риск слишком велик?

— Нет, — отвечает Рэймон со спазмом в горле. — Подожди меня здесь.

— Ступай, я иду за тобой.

Дальше