Глава 25

На этот раз Иошима подкрался тихо и быстро. Он явился в лагерь не как обычно, по дороге, а в сопровождении охранников пролез через проволоку, и когда Питер Марлоу заметил первых охранников, барак уже был окружен, и бежать было некуда. Мак сидел под противомоскитной сеткой, слушая новости, когда Иошима ворвался в барак.

Питера Марлоу, Ларкина и Мака загнали в один угол. Потом Иошима взял наушник и послушал. Радио все еще работало, и он услышал конец передачи последних известий.

— Очень ловко, — одобрил он, откладывая наушник. — Назовите, пожалуйста, ваши имена.

— Я полковник Ларкин, майор Маккой, капитан авиации Марлоу, — представил всех Ларкин.

Иошима улыбнулся.

— Хотите закурить? — он предложил пачку «Куа».

Каждый из них взял по сигарете и прикурил у Иошимы. Курили в молчании.

— Отключите радио и идите со мной.

Пальцы Мака дрожали, когда он наклонился над приемником. Он нервно оглянулся, когда из ночи возник другой японский офицер. Он взволнованно шептал что-то на ухо Иошиме. Минуту тот смотрел на него, потеряв дар речи, потом рявкнул на охранника, стоявшего у дверей, и торопливо ушел вместе с офицером и остальными охранниками.

— В чем дело? — спросил Ларкин, не спуская глаз с охранника, который держал их под прицелом винтовки.

Мак стоял около кровати над приемником. Колени его тряслись, он едва дышал. Справившись с волнением, он хрипло сказал:

— Мне, кажется, я знаю. Это из-за новостей. У меня не было времени рассказать вам. Мы... мы сделали новую бомбу. Атомную. Вчера в девять пятнадцать утра ее сбросили на Хиросиму. Весь город уничтожен. Сказали, что число жертв измеряется сотнями тысяч — мужчины, женщины и дети!

— О, Господи!

Ларкин сел. Часовой не ожидал такого нахальства и чуть было не спустил курок. Мак крикнул ему по-малайски:

— Подожди, он ведь просто сел!

— Все садитесь! — прокричал часовой в ответ, ругая их по-малайски. Они выполнили приказ. Тогда он примирительно сказал:

— Вы, придурки! Осторожнее, когда двигаетесь — я отвечаю за вас. Оставайтесь там, где сидите. И не двигайтесь! Я буду стрелять без предупреждения.

Они сидели молча. Через некоторое время сон сморил их. Они спали беспокойным некрепким сном под резким светом электрической лампочки, отгоняя москитов.

На рассвете часового сменили. Трое друзей по-прежнему сидели в хижине. Мимо барака по тропинке ходили люди, но они старались не смотреть в их сторону и держались подальше от хижины.

День под знойным небом был унылым. Он тянулся долго. Бесконечно долго по сравнению с обычным днем.

В полдень они увидели, как к часовому подошел Грей и отдал ему честь. В руках он держал два котелка.

— Можно дать им? — Он открыл котелки и показал часовому еду.

Тот пожал плечами и кивнул головой.

Грей пересек веранду и поставил еду на входе. Глаза его покраснели, а взгляд пронизывал арестованных.

— Извините, еда холодная.

— Пришли позлорадствовать, Грей, старина? — сказал в ответ Питер Марлоу с невеселой улыбкой.

— Мне не доставляет удовольствия видеть вас арестованными. Да, я хотел поймать вас, но за нарушение законов. Но вас арестовали за то, что вы рисковали жизнью ради нас. Вам просто чертовски везет, ведь вы уходите в сиянии славы.

— Питер, — прошептал Мак, — отвлеките часового.

Питер Марлоу встал и быстро прошел к выходу. Он отдал честь часовому и попросил разрешения пройти в уборную. Часовой показал на землю около барака. Питер Марлоу присел на корточки в грязи и облегчился, ненавидя себя зато, что делает это на виду у всех. Хорошо, что ему не пришлось делать это в хижине!

Пока часовой следил за Питером Марлоу, Мак шепотом пересказывал новости Грею, который побледнел от страха. Грей встал, кивнул Питеру Марлоу и отдал честь часовому. Тот указал на кучу, покрытую мухами, и приказал Грею вернуться с ведерком и прибрать.

Грей передал новости Смедли-Тейлору, который шепотом рассказал остальным. Вскоре все в Чанги знали (задолго до того, как Грей нашел ведерко, убрал кучу и поставил для них другое ведерко).

Смертельный ужас парализовал лагерь. Ужас перед ответными мерами.

* * *

На закате часового сменил Шагата. Питер Марлоу пытался заговорить с ним, но тот молча загнал его штыком в комнатушку.

— Я не могу говорить с тобой. Ты был пойман с радио, которое запрещено. Я пристрелю даже тебя, если один из вас попытается сбежать. Я не хочу стрелять в тебя. — И он повернулся спиной к двери.

— Честное слово, — сказал Ларкин. — Я хотел, чтобы они нас кончили прямо сразу.

Мак поглядел на Шагату.

— Сэр, — сказал он, показывая на свою кровать, — я прошу тебя сделать мне одолжение. Можно мне отдохнуть, пожалуйста? Я мало спал ночью.

— Конечно. Отдыхай, пока у тебя есть время, старик.

— Благодарю тебя. Да будет мир с тобой.

— И с тобой тоже.

Мак подошел к кровати и лег. Он положил голову на подушку.

— Радио все еще подключено к сети, — сообщил он, стараясь говорить спокойно. — Это музыкальная передача. Я хорошо слышу.

Ларкин увидел наушник около головы Мака и неожиданно рассмеялся. Они все начали смеяться. Шагата направил на них винтовку.

— Хватит, — закричал он, напуганный смехом.

— Извини, — попросил Питер Марлоу. — Это нервное, ведь мы стоим на краю вечности.

— Вы действительно стоите на краю могилы. Нужно быть полным дураком, чтобы пойти на нарушение закона. Но я надеюсь, что у меня хватит мужества смеяться, когда придет мое время. — Он бросил в комнату пачку сигарет.

— Держи! Мне жаль, что тебя поймали.

— Я огорчен этим не меньше, — ответил Питер Марлоу.

Он поделил сигареты и взглянул на Мака.

— Что за концерт?

— Бах, паренек, — Мак с трудом боролся с приступом истерического смеха. Он ближе пододвинулся к наушнику. — Заткнитесь сейчас же. Мне хочется послушать музыку.

— Может быть, нам стоит меняться, — предложил Ларкин. — Хотя мне совсем не хочется слушать Баха.

Питер Марлоу докурил сигарету и вежливо поблагодарил Шагату.

Над ведром с неплотной крышкой роились мухи. В полдень прошел дождь. Потом снова вышло солнце, и за несколько минут опять стало жарко.

Кинг прошел вдоль ряда бараков, чувствуя на себе взгляды. Напротив барака обреченных он остановился.

— Табе, Шагата-сан, — окликнул он. — Ичи-бон день, нет? Могу я поговорить со своим ичи-бон, другом?

Шагата непонимающе уставился на него.

— Он просит разрешения поговорить со мной, — перевел Питер Марлоу.

Шагата секунду подумал, потом кивнул.

— Из-за денег, которые я заработал на продаже, я позволю тебе говорить. — Он обратился к Питеру Марлоу. — Если ты дашь мне слово, что не попытаешься бежать.

— Обещаю.

— Быстрей. Я буду следить. — Шагата встал так, чтобы ему была видна дорога.

— Ходят слухи, что охранники собираются в караулке, — начал Кинг нервно. — Будь я проклят, если засну сегодня ночью. Эти сволочи могут перебить нас ночью. — Его губы пересохли, он весь день всматривался в джунгли за проволокой, надеясь, что партизаны подадут знак, после которого можно бежать. Но знака не было.

— Послушайте. — Он понизил голос и рассказал им о своем плане. — Когда начнется бойня, кончайте часового и прорывайтесь поближе к нашей хижине. Я постараюсь обеспечить отход для вас троих, но не очень-то надейтесь.

Потом встал, кивнул Шагате и ушел. В хижине американцев был собран военный совет. Он рассказал о своем плане, но промолчал, конечно, что уйти могут только десять человек. Они обсудили план и решили ждать.

— Делать нечего, — подытожил Браф их общие страхи. — Если попытаемся прорваться сейчас, нас просто перестреляют.

В эту ночь спали только очень больные. Или те, кто решил отдать себя в руки Господа или судьбы. Дейв Девен спал.

— Они сегодня привезли Дейва обратно из Утрам Роуд, — прошептал Грей арестованным, когда принес ужин.

— Как он? — спросил Питер Марлоу.

— Весит всего семьдесят фунтов.

Девен проспал эту ночь и весь следующий переполненный страхом день. Он умер в коме, когда Мак слушал голос комментатора новостей:

«Вторая атомная бомба уничтожила Нагасаки. Президент Трумэн предъявил последний ультиматум Японии — безоговорочная капитуляция или полное уничтожение».

Рабочие команды вышли на следующий день на работу, но вскоре вернулись. Лагерь продолжал получать продовольствие. Семсен публично отвешивал продукты и выкраивал лишние нормы для тех, кто поставил его отвечать за склад. На складе и кухнях по-прежнему был двухдневный запас продуктов, и по-прежнему готовилась еда, и по-прежнему роились мухи, и ничего не менялось.

Клопы кусались, москиты жалили, крысы вскармливали свое потомство. Умерло несколько человек. В палату номер шесть поступило несколько новых пациентов.

Еще день, еще ночь и еще день. Потом Мак услышал святые слова:

«Говорит Калькутта. Радио Токио только что объявило о безоговорочной капитуляции японского правительства. Через три года и двести пятьдесят дней с тех пор, как японцы напали на Перл-Харбор, война кончилась. Боже, храни короля».

Скоро об этом узнали все в Чанги. И эти слова стали частью земли, неба, стен и камер Чанги.

И все же в течение еще двух дней и двух ночей ничего не менялось. На третий день комендант лагеря прошел вдоль бараков с Аватой, японским сержантом.

Питер Марлоу, Мак и Ларкин увидели приближающихся японцев. Они умирали с каждым их шагом. Они сразу поняли, что пришло их время.