Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

Глава 20

Ларкин в тревоге шагал к хижине австралийцев. Он беспокоился за Питера Марлоу — рука мучила его невыносимо. Ларкина тревожил и старина Мак. Прошлой ночью он разговаривал и кричал во сне. Да и сам он измучился из-за Бетти. Дурные сны одолевали его несколько последних ночей, сплошные кошмары, в которых переплелись он и Бетти, она в постели с другими мужчинами, и он слышал, как она смеялась над ним.

Ларкин вошел в хижину и подошел к Таунсенду, лежащему на койке.

Глаза Таунсенда заплыли, лицо было исцарапано, а руки и грудь в синяках и ссадинах. Когда он открыл рот, чтобы ответить, Ларкин увидел кровавую дыру там, где должны быть зубы.

— Кто это сделал, Таунсенд?

— Не жнаю, — прохрипел Таунсенд. — На меня напали из жасады.

— Почему?

Слезы градом катились из глаз на синяки.

— Я... я... ничего не жделал. Я не... жнаю.

— Мы одни, Таунсенд. Кто сделал это?

— Я не жнаю, — он застонал, рыдая. — О, Бозе, они ижбили, ижбили меня.

— Почему на вас напали?

— Я... я... — Таунсенду хотелось кричать:

— «Бриллиант, у меня был бриллиант». Ему хотелось, чтобы полковник помог ему поймать сволочей, которые украли бриллиант. Но он не мог рассказать о камне, потому что полковник захотел бы узнать, где он его взял, и тогда ему пришлось бы сказать о Гёбле. И тогда возникли бы вопросы о Гёбле. Откуда у него камень — от Гёбла. Тот, который покончил с собой? Тогда наверняка скажут, что это было не самоубийство, а убийство, но это не так, по крайней мере Таунсенд так не думал, но кто знает, может быть, кто-то прикончил Гёбла из-за бриллианта. Но в ту ночь Гёбла не было на месте, и я нащупал кольцо в его тюфяке, вытащил его оттуда и вынес в ночь. Никто ничего доказать не может — так уж получилось, что Гёбл ночью покончил счеты с жизнью, поэтому шума не было. За исключением, может быть, того, что Гёбла убил я, убил тем, что украл камень, может быть, это был последний удар для Гёбла, сначала его выгнали за то, что он украл еду, а потом у него у самого украли бриллиант. Быть может, от этого он лишился разума, бедняга, и заставил себя прыгнуть в выгребную яму! Но кража пайков — бессмыслица, особенно когда у человека есть бриллиант, который можно продать. Бессмыслица. Все бессмыслица. За исключением того, что, возможно, я был причиной смерти Гёбла, и я проклинаю себя снова, снова и снова за кражу бриллианта. С тех пор как я стал вором, я утратил покой, покой, по кой. И сейчас, сейчас я рад, рад, что он ушел от меня, его украли у меня.

— Я не знаю, — рыдал Таунсенд.

Ларкин понял бесполезность своих расспросов и оставил Таунсенда с его болью.

— Ах, простите, отец, — сказал Ларкин, когда едва не сбил отца Донована с лестницы.

— Привет, старый приятель. — Отец Донован был похож на привидение, изнурен до предела, глаза его глубоко ввалились и стали равнодушными. — Как вы? Как Мак? А малыш Питер?

— Отлично, спасибо, — Ларкин кивнул головой в сторону Таунсенда. — Вы что-нибудь знаете об этом?

Донован посмотрел на Таунсенда и мягко ответил:

— Я вижу человека в горе.

— Извините, мне не надо было спрашивать. — Ларкин секунду подумал, потом улыбнулся. — Хотите партию в бридж? Сегодня вечером? После ужина?

— Да. Спасибо. Был бы рад.

— Хорошо. После ужина.

Отец Донован посмотрел вслед уходящему Ларкину и потом прошел к койке Таунсенда. Таунсенд не был католиком. Но отец Донован не отказывал никому, потому что знал — все они божьи дети. Но так ли это? — Все ли? спрашивал он себя с любопытством. Могут ли божьи дети поступать так?

* * *

В полдень поднялся ветер и пошел дождь. Вскоре все вымокли до костей. Потом дождь кончился, но ветер не утих. Ветер выдирал куски от пальмовых крыш и вихрем крутил по лагерю, вперемежку с обломанными ветвями пальм, тряпками и плетеными шляпами. Потом ветер стих, и в лагерь снова вернулись солнце, жара и мухи. Вода в кюветах держалась в течение часа, потом впиталась в землю. Мух стало еще больше.

Питер Марлоу вяло брел вверх по холму. Его ноги были в грязи. Он захотел спрятаться от бури, надеясь, что дождь и ветер унесут мучающую его боль. Но это не помогло.

Он стал под окном Кинга и заглянул внутрь.

— Как вы себя чувствуете, Питер, дружище? — спросил Кинг, вставая с кровати и доставая пачку «Куа».

— Ужасно, — Питер Марлоу сел на скамейку под навесом, испытывая приступы тошноты от боли. — Рука убивает меня. — Голос его сорвался. — Шучу!

Кинг выпрыгнул из окна и заставил себя улыбнуться.

— Забудьте о...

— Как, черт возьми, я могу забыть о ней? — Питер Марлоу тут же пожалел о своей вспышке. — Извините. Я нервничаю. Не понимаю половины из того, что говорю.

— Закурите. — Кинг дал ему прикурить.

«Да, — сказал себе Кинг, — ты оказался в затруднительном положении. Англичанин учится быстро, очень быстро. По крайней мере я так считаю. Посмотрим».

— Завтра мы завершим сделку. Вы можете забрать деньги сегодня ночью. Я прикрою вас.

Но Питер Марлоу не слышал его. Боль выжигала в мозгу одно слово. Ампутировать! Он слышал, как визжит пила, и чувствовал, как она режет, размалывая кость в пыль, его кость в пыль. Он вздрогнул.

— Как... как насчет этого? — пробормотал он и оторвал взгляд от своей руки. — Вы действительно можете что-то сделать?

Кинг кивнул. «Ну вот, видишь. Ты был прав. Только Питер знает, где деньги, но Пит не пойдет за ними, пока ты не устроишь лечение. Нет лечения, нет денег. Нет денег, нет торговли. Нет торговли, нет дохода». Поэтому он вздохнул и сказал себе: «Да, ты хорошо разбираешься в людях. Ты рассчитал все правильно прошлой ночью, и все прошло неплохо. Если бы Пит не рискнул, мы оба сидели бы в тюрьме без денег и без ничего. А Пит принес удачу. Сделка оказалась фантастической. И, помимо всего прочего, Пит порядочный человек, хороший парень. И, черт возьми, в любом случае кому хочется терять руку? Пит имеет право давить. Я рад, что он кое-чему научился».

— Предоставьте это дяде Сэму!

— Кому?

— Дядя Сэм! — Кинг не сводил с него решительного взгляда. — Американский символ. Вы понимаете, — добавил он раздраженно, — это как Джон Булль{22}.

— О, извините. Я просто... сегодня... я просто. — Приступ тошноты охватил Питера Марлоу.

— Идите к себе в хижину и отдохните. Я обо всем позабочусь.

Питер Марлоу неуверенно встал. Он хотел улыбнуться и поблагодарить Кинга, пожать ему руку и благословить его, но помнил только слово «ампутация» и думал только о пиле, поэтому лишь кивнул и вышел из хижины.

«Господи, — горько сказал себе Кинг. — Он думает, я брошу его в беде, что я ничего не сделаю, если он не нажмет на меня. Боже правый, Питер, я помогу. Обязательно. Даже если ты не оправдаешь моих ожиданий. Черт. Ты же мой друг».

— Эй, Макс.

— Да.

— Приведи сюда Тимсена, живо!

— Конечно, — сказал Макс и ушел.

Кинг отпер черный ящик и достал три яйца.

— Текс. Хочешь приготовить себе яйцо? Вместе с этими двумя?

— Нет, черт побери, — ответил Текс, ухмыляясь, и взял яйца. Эй, я тут посмотрел на Еву. Клянусь Богом, она стала толще сегодня.

— Невозможно. Ее спаривали только вчера.

Текс сделал несколько танцевальных движений.

— Еще двадцать дней, и мы снова заимеем потомство. — Он взял масло и вышел из хижины на кухню.

Кинг снова лег на койку, задумчиво почесывая москитный укус и следя, как на стропилах охотились и спаривались ящерицы. Он закрыл глаза и с удовольствием задремал. Сейчас всего двенадцать, а он уже выполнил все, что было намечено на день. Черт, все было закончено сегодня к шести часам утра.

Он ухмыльнулся про себя, когда вспомнил об этом. Да, сэр, хорошая репутация и реклама окупаются...

Это случилось как раз перед восходом. Он сладко спал. И вдруг осторожный приглушенный голос нарушил его сны.

Он сразу же проснулся, выглянул в окно и увидел маленького, похожего на ласку, человечка, пристально смотрящего на него из предрассветных сумерек. Человека, которого он никогда не видел раньше.

— Да?

— У меня есть кое-что для тебя, что ты захочешь купить. — Голос мужчины был хриплым и невыразительным.

— Кто ты?

В ответ маленький человек разжал грязный кулак с обломанными грязными ногтями. На ладони лежало кольцо с бриллиантом.

— Цена десять тысяч. Для быстрой продажи, — добавил он сардонически. Когда Кинг потянулся, чтобы схватить кольцо, пальцы сжались и кулак исчез. — Сегодня вечером, — Человек улыбнулся беззубым ртом. — Оно настоящее, не бойся!

— Владелец — ты?

— Оно у меня, не так ли?

— Договорились. Когда?

— Жди. Встретимся, когда рядом не будет никаких легавых.

И человечек исчез так же внезапно, как и появился.

Кинг устроился поудобнее, торжествуя. «Бедный Тимсен, — подумал он, — этот сукин сын получил по носу. Я получаю кольцо за полцены».

— Доброе утро, приятель, — раздался голос Тимсена. — Хотел меня видеть?

Кинг открыл глаза и прикрыл зевок рукой, когда в хижину вошел Тини Тимсен.

— Привет. — Кинг спустил ноги с кровати и с удовольствием потянулся, — Устал сегодня. Слишком много волнений. Хочешь яйцо? У меня парочка готовится.

— Я бы не отказался.

— Располагайся поудобнее. — Кинг мог позволить себе быть гостеприимным. — Теперь давай перейдем к делу. Предлагаю завершить сделку сегодня днем.

— Нет, — покачал головой Тимсен. — Не сегодня. Завтра.

Кинг с трудом удержался, чтобы не просиять.

— К тому времени страсти поулягутся, — объяснял Тимсен. — Слышал, что Грей сам выписался из госпиталя. Он держит это место под наблюдением. — Тимсен казался серьезно озабоченным. — Нам надо быть начеку. Тебе и мне. Не хочу, чтобы были неприятности. Я должен быть начеку и за тебя тоже. Не забывай, мы же приятели.

— К черту завтра, — сказал Кинг, изображая разочарование. — Давай сегодня днем.

И он слушал, хохоча про себя, слушал, как Тимсен распространялся об осторожности: владелец напуган, он даже был избит вчера ночью, и это ведь только благодаря мне и моим людям этому бедняге удалось спастись. Кинг знал, что Тимсен блефует, что бриллиант выскользнул из его липких рук, что он тянет время. «Готов побиться об заклад, — думал Кинг, — что австралийцы из кожи вон лезут, пытаясь найти вора. Не хотел бы я оказаться на его месте, если его найдут». Поэтому он позволил себя уговорить. Просто на тот случай, если Тимсен найдет вора и первоначальная сделка состоится.

— Ну, ладно, — нехотя сказал Кинг. — Считай, что уговорил. Сделаем это завтра. — Он зажег вторую сигарету, затянулся, передал ее Тимсену и ласково сказал, по-прежнему играя свою игру:

— В эти жаркие ночи почти все мои ребята не спят. По крайней мере четверо бодрствуют. Всю ночь.

Тимсен понял угрозу. Но его мысли занимало другое. Кто, скажите ради Бога, кто подкараулил и ограбил Таунсенда? Он молил Бога, чтобы его люди быстро нашли этих скотов. Он понимал, что должен найти их до того, как они придут с бриллиантом к Кингу, потому что иначе он сам вылетит из игры.

— Я знаю, как это бывает. То же самое с моими ребятами — это просто удача, что они оказались недалеко от бедного старины Таунсенда.

Тупой ублюдок. Как, черт побери, эта скотина мог оказаться таким слабым, чтобы дать себя обобрать и не завопить прежде, чем стало уже слишком поздно?

— В эти дни нужно быть очень осторожным.

Текс принес яйца, и они съели их вместе с рисом, который дали на завтрак, запив все крепким кофе. К тому времени, когда Текс ушел мыть посуду, Кинг постарался, чтобы разговор принял нужное ему направление.

— Я знаю парня, который хочет купить кое-какие лекарства.

Тимсен покачал головой.

— У него нет никакой надежды, бедолага. Невозможно! Крайне сложно.

«Ага, — думал он. — Лекарства! Кому бы это они понадобились? Конечно, не Кингу. Он выглядит достаточно здоровым. И не для перепродажи. Кинг никогда, никогда не имел дела с лекарствами, и это правильно, потому что рынок остается в моих руках. Значит, это для кого-то, кто близок Кингу. Иначе бы он не стал связываться. Торговля лекарствами — не его кусок хлеба. Старый Маккой! Конечно. Я слышал, с ним сейчас не все ладно. Может быть, полковник. Он тоже выглядит не очень хорошо».

— Я слышал, у одного англичанина есть немного хинина. Но, черт подери, он хочет за него целое состояние.

— Мне нужен антитоксин. Флакон. И порошки сульфамида.

Тимсен свистнул.

— Нечего и надеяться!

Антитоксин и сульфамид! Гангрена! У англичанина. Гангрена, Боже! Все теперь понятно. Это должен быть англичанин!

Не только хитростью Тимсен захватил рынок сбыта лекарств. Он достаточно хорошо разбирался в лекарствах до армии, когда работал помощником аптекаря. Но об этом не знал никто, кроме него самого, потому что эти ублюдки засунули бы его в медицинскую службу, а это означало — никаких боев и никаких схваток. А как мог он, уважающий себя австралиец, позволить унизить свою страну и добрую старую Англию должностью вонючего нестроевого санитара?

— Нечего и надеяться, — повторил он, качая головой.

— Послушай, — настойчиво продолжал Кинг. — Скажу тебе откровенно. — Тимсен был единственным, кто мог достать лекарства, поэтому Кингу нужна была его помощь, — Это для Питера.

— Невозможно, — повторил Тимсен. Но ему стало жалко парня. Бедняга. Гангрена. Хороший парень, крепкие нервы. Он до сих пор чувствовал удар, которым наградил его англичанин прошлой ночью. Когда они вчетвером навалились на Кинга и на него.

Тимсен все выяснил о Питере Марлоу, когда тот подружился с Кингом. Нужно быть осторожным, информация никогда не помешает. И Тимсен знал о четырех немецких и трех японских сбитых самолетах, он знал о деревне и о том, как англичанин пытался бежать с Явы, не то что большинство, которое смиренно дожидалось своей участи. И тем не менее довольно глупо пытаться помочь парню. Слишком долгий путь. Да. Слишком долгий путь. Да. Слишком долгий. Да, все-таки этот англичанин молодец.

Тимсен гадал, стоит ли рискнуть, посылая человека в казармы к японскому врачу, чтобы достать лекарства. Это было рискованно, но и казармы и дорога туда были многократно проверены. Бедняга Марлоу, как, должно быть, он переживает. Конечно, я достану лекарства — и сделаю это бесплатно или возьму деньги только за издержки.

Тимсен ненавидел свою торговлю лекарствами, но кому-то ведь надо было это делать, лучше пусть этим занимается он, чем кто-то другой, потому что его цены всегда были разумными, настолько разумными, насколько это было возможно, и он знал, что может сделать состояние, продавая их японцам, но он никогда этим не занимался. Он продавал только в лагерь и только с небольшой прибылью, с учетом только того риска, который сопровождал это дело.

— Можно спятить, — проворчал Тимсен, — когда думаешь о запасах лекарств на складах Красного Креста в хижине на Кеда-стрит.

— Черт, это все слухи.

— Нет. Я видел их, приятель. Когда был там с рабочей командой. Все забито лекарствами от Красного Креста — плазма, хинин, сульфамиды — все от пола до потолка и все еще в упаковках. А хижина эта добрых сто ярдов в длину и тридцать в ширину. И все это идет этим ублюдкам японцам. Они действительно принимают лекарства. Они поступают через Чанкин, как мне сказали. Красный Крест отдает их сиамцам, те переправляют их японцам, все предназначается для военнопленных Чанги. Черт, я сам видел ярлыки, но япошки используют их для своих макак.

— Кто-нибудь еще знает об этом?

— Я сказал полковнику, а тот лагерному коменданту, который, в свою очередь, сказал этой японской сволочи, как там его, а да, Иошима, и комендант лагеря потребовал эти запасы. Но япошки просто посмеялись над ним, сказав, что это слухи. На этом все кончилось. Больше туда рабочие команды не отправляли. Паршивые трусы. Это несправедливо, ведь нам так нужны лекарства. Они могли бы дать нам немного. Мой приятель умер шесть месяцев назад из-за того, что не было инсулина, а я видел целые горы упаковок с ним. Горы. — Тимсен свернул сигарету, закашлялся, сплюнул и так разошелся, что пнул ногой стену.

Он знал, что бессмысленно расстраиваться из-за этого. Не было никакого способа пробраться в эту хижину. Но он может достать для англичанина антитоксин и сульфамид. Да, честное слово, и он это сделает даром.

Но Тимсен был слишком умен, чтобы позволить Кингу прочитать его мысли. Это было бы ребячеством позволить Кингу узнать его слабое место. Ведь Кинг может когда-нибудь использовать это как средство давления на него. Это было так же ясно, как тот факт, что Австралия — колыбель Бога. Да, и ему нужен Кинг для сделки с бриллиантом. Ох, проклятье! Я и забыл об этом грязном бродяге.

Поэтому Тимсен назвал из ряда вон выходящую цену и позволил, чтобы его уговорили снизить ее. Но остановился на достаточно высокой цене, так как знал, что Кинг может себе ее позволить, а если он запросит за товар слишком низкую цену, Кингу это может показаться подозрительным.

— Хорошо, — согласился мрачно Кинг. — Мы договорились, — В душе он отнюдь не был мрачен. Совсем наоборот. Он ждал, что Тимсен будет выколачивать из него деньги, но, хотя цена была выше той, на какую он рассчитывал, она была справедливой.

— На это потребуется три дня, — сказал Тимсен, понимая, что через три дня будет слишком поздно.

— Мне нужны лекарства сегодня вечером.

— Это будет стоить тебе еще пятьсот долларов.

— Я твой друг! — взвился Кинг, чувствуя настоящую боль. — Мы приятели, а ты хочешь меня ограбить еще на пять сотен.

— Хорошо, приятель, — сказал Тимсен, грустно и по-собачьи преданно. — Но ты знаешь, как обстоит дело. Три дня, быстрее не могу.

— Черт. Ладно.

— И фельдшер получит еще пять сотен сверху.

— Боже милосердный! На кой черт еще нужен фельдшер?

Тимсен наслаждался, наблюдая за тем, как корчится Кинг.

— Ну, хорошо, — спокойно сказал он, — что ты собираешься делать с лекарствами, когда получишь? Как ты собираешься лечить больного?

— Откуда мне знать, черт возьми.

— Вот за что еще пять сотен. Я полагаю, ты собираешься отдать англичанину лекарства, а он пойдет в госпиталь и скажет первому же коновалу: «У меня есть антитоксин и сульфамид, полечите мне мою чертову руку», а доктор в ответ скажет: «У нас нет антитоксина, так где ты его достал, черт тебя побери?», а когда англичанин промолчит, ублюдки сопрут у него лекарства и отдадут их какому-нибудь английскому вонючке-полковнику, у которого небольшой приступ геморроя.

Он ловко вытащил пачку сигарет из кармана Кинга и закурил.

— И, — добавил Тимсен, на этот раз совершенно серьезно, — тебе надо найти местечко, где вы бы лечили его без посторонних глаз. Где бы он мог лежать. Эти антитоксины плохо действуют на некоторых. И, как часть сделки, я не несу ответственности, если лечение будет неудачным.

— Если ты достанешь антитоксин и сульфамид, почему лечение может быть неудачным?

— Некоторые парни не переносят эти лекарства. Рвота. Несовместимость. И они могут не помочь. Все зависит от того, как сильно отравлен его организм.

Тимсен встал.

— Значит, вечером. А, да, и материалы будут стоить еще пять сотен.

Кинг взорвался.

— Какие еще материалы, черт возьми?

— Шприцы, бинты и мыло. Боже! — Тимсен чуть не передернуло от отвращения. — Ты думаешь, что антитоксин — это пилюля, которую суют в задницу?

Кинг кисло посмотрел на Тимсена, проклиная себя. Думал ты такой умный, выяснишь, как лечат гангрену, за одну сигарету, дурак. А потом, пустая голова, забыл спросить, что, черт побери, делать с лекарством, когда оно у тебя в руках.

Ну, черт с ним. Дело сделано. И рука Питера спасена. И цена тоже справедливая.

Потом Кинг вспомнил хитрого маленького воришку и просиял. Да, он был очень доволен результатами своей дневной работы.

Дальше