Глава 3

Оба сидели некоторое время, приходя в себя. Потом Марлоу сказал нетвердо:

— Боже, нас почти поймали!

— Ага, — согласился Кинг после паузы. Он непроизвольно содрогнулся вновь, потом вынул две десятидолларовые бумажки и положил их на стол.

— Вот, — сказал он, — это за сегодня. Но с сегодняшнего дня вы на довольствии. Двадцать в неделю.

— Что?

— Я буду платить вам двадцать в неделю. — Кинг минуту подумал. — Думаю, что вы правы, — сказал он, приятно улыбаясь. — Это стоит большего. Пусть будет тридцать. — Потом бросил взгляд на нарукавную повязку и добавил:

— Сэр.

— Вы можете по-прежнему звать меня Питером, — сказал Марлоу раздраженно. — И запомните: я не хочу ваших денег. — Он встал и собрался уходить. — Благодарю за сигарету.

— Эй, подождите-ка минутку, — сказал удивленный Кинг. — Какой черт в вас вселился?

Питер Марлоу посмотрел на Кинга, и глаза его гневно вспыхнули.

— За кого вы, черт возьми, принимаете меня? Заберите ваши деньги и засуньте их куда-нибудь.

— Мои деньги чем-нибудь не хороши?

— Нет. Только ваши манеры!

— С какого времени манеры стали иметь что-то общее с деньгами?

Марлоу резко развернулся, чтобы уйти. Кинг вскочил и встал между ним и выходом.

— Минутку, — сказал он напряженно. — Мне кое-что надо узнать. Почему вы покрыли меня?

— Ну, это очевидно, не так ли? Из-за меня вы влипли. Я не мог бросить вас. За кого вы меня принимаете?

— Не знаю. И пытаюсь это выяснить.

— Это была моя ошибка. Извините.

— Вам не за что извиняться, — резко сказал Кинг. — Это была моя ошибка. Я повел себя глупо. Это к вам не имеет отношения.

— Неважно. — Лицо Марлоу было таким же холодным, как и его глаза. — Но, должно быть, вы считаете меня полным дерьмом, если полагаете, что я позволил бы вас распять. И еще большим дерьмом, если думаете, что я хочу денег от вас за свою неосторожность. Я ни у кого их не беру!

— Присядьте на минутку. Прошу вас.

— Зачем?

— Потому что я хочу поговорить с вами, черт возьми.

У входа топтался Макс с котелками варева для Кинга.

— Прошу прощения, — сказал он осторожно, — вот твой завтрак. Хочешь чая?

— Нет. Сегодня Текс ест мой суп. — Он взял котелок с рисом и поставил его на стол.

— О'кей, — сказал Макс, по-прежнему пребывая в нерешительности и не понимая, хочет ли Кинг, чтобы кто-нибудь набил морду этому сукину сыну.

— Ладно, Макс. И скажи остальным, чтобы нас оставили одних на минутку.

— Конечно. — Макс согласно удалился. Он решил, что Кинг поступает очень умно, действуя без свидетелей, если собирается поколотить офицера.

Кинг снова посмотрел на Марлоу.

— Я прошу вас. Сядьте на минутку. Прошу вас.

— Ладно, — холодно согласился Питер.

— Послушайте, — терпеливо начал Кинг, — Вы спасли меня от петли, помогли мне, и это справедливо, если я помогаю вам. Я предложил вам монеты, хотел отблагодарить вас. Если вы не хотите, хорошо, но я не хотел обидеть вас. Если обидел, приношу свои извинения.

— Ладно, — смягчившись, сказал Марлоу. — У меня дурной нрав. Я не понял.

Кинг протянул руку.

— Поладили.

Они пожали руки.

— Вы не любите Грея, правда? — осторожно спросил Кинг.

— Нет.

— Почему?

Питер пожал плечами. Кинг небрежно разделил рис и вручил ему большую часть порции.

— Давайте поедим.

— Ну а вы-то как? — спросил Марлоу, гладя изумленными глазами на свою порцию.

— Я не голоден. У меня пропал аппетит. Господи, чуть было не влипли. Я думал, что нам обоим конец.

— Да, — согласился Марлоу, начиная улыбаться. — Повеселились, не так ли?

— Что?

— Вот это развлечение. Мне кажется, ничего похожего не переживал за последние годы. Опасное развлечение.

— Я многого в вас не понимаю, — заявил Кинг робко. — Вы хотите сказать, что вы получили удовольствие от происшедшего?

— Конечно. А вы нет? Я думаю, что это почти равносильно ощущению от полета на «Спитфайере». Вы понимаете, иногда вам страшно, но и в то же время не страшно, а во время полета и после него вам весело.

— Думаю, вы просто не в себе.

— Если вы не получали удовольствия от этой сцены, тогда какого черта старались утопить меня с помощью стада? Я был почти мертв от страха.

— Я не старался утопить вас. За каким дьяволом мне это нужно было делать?

— Чтобы сделать игру более острой и проверить меня.

Кинг с мрачным видом вытирал лицо и руки.

— Думаете, я сделал это намеренно?

— Конечно. Я сделал то же самое, когда заставил вас отвечать на вопросы.

— Давайте разберемся откровенно. Вы проверяли мои нервы? — судорожно выдохнул Кинг.

— Конечно, старина, — ответил Марлоу. — Я не понимаю, в чем вопрос.

— Господи, — бросил Кинг, снова покрываясь нервным потом. — Мы едва не сели в тюрягу, а вы развлекаетесь! — Кинг сделал паузу, чтобы совладать с дыханием. — Сумасшествие, чистое сумасшествие, а когда вы заколебались, после того как я подбросил вам зацепку в виде прикупа, я решил, что мы оба покойники.

— Грей тоже так решил. Я с ним просто играл. Я только разделался с ним побыстрее, потому что яичница остывала. А такую яичницу каждый день не встретишь. Честное слово.

— Мне показалось, вы сказали, что яичница нехороша.

— Я сказал, что она неплоха. — Марлоу заколебался. — Послушайте. Когда говорят «неплохо», это означает что-то исключительное. Это способ сделать парню комплимент, не смущая его.

— Да вы не в своем уме! Вы рисковали моей головой и своей собственной для того, чтобы увеличить риск, и вы взбеленились, когда я предложил вам денег без всяких условий, и еще вы говорите «неплохо», уверенные, что это замечательно. Боже, — добавил он, ошеломленный, — мне кажется, я туповат или что-то в этом роде.

Он поднял глаза, увидел озадаченное выражение лица Марлоу и начал хохотать. Марлоу тоже засмеялся, и вскоре они оба истерически хохотали.

В хижину заглянул Макс, а за ним остальные американцы.

— Кой черт в него вселился? — ахнув, спросил Макс. — Я уж было решил, что он вколачивает его грязную голову в плечи.

— Мадонна, — ахнул Дино. — Сначала Кинга чуть было не изрубили на кусочки, а сейчас он заливается вместе с парнем, который подставил его.

— Чушь какая-то. — В животе у Макса все дрожало с тех пор, как раздался предупредительный свист.

Кинг выглянул из хижины и увидел уставившихся на него людей. Он вытащил начатую пачку сигарет.

— Держи, Макс. Пусти по кругу. Празднуем.

— Здорово. Вот спасибо, — Макс взял пачку. — Красота. Все висело на волоске. Мы все рады за тебя.

Кинг наблюдал за ухмылками людей. Некоторые были добродушными, и он запомнил их, другие улыбались через силу, и он также распознал их. Вслед за Максом все повторяли слова благодарности.

Макс выпроводил всех наружу и начал делить полученное богатство.

— Это шок, — тихо сказал он. — Наверняка. Как от разрыва снаряда. Он в любую минуту оторвет голову этому англичанину. — Он посмотрел в сторону хижины, откуда донесся еще один взрыв хохота, и пожал плечами. — Он спятил, и не удивительно.

— Ради Бога, — говорил Питер Марлоу, держась за живот. — Давайте поедим. Если я не поем сейчас, я вообще есть не смогу.

И они стали есть. Еда прерывалась приступами смеха. Марлоу пожалел, что яичница остыла, но смех согрел кушанье, оно было великолепным.

— Здесь не хватает немного соли, вы так не считаете? — сказал Питер, подчеркнуто бесстрастно.

— Смотри-ка, мне тоже так кажется. Я думал, что достаточно посолил. — Кинг нахмурился, повернулся, чтобы взять соль, и тогда заметил прищуренные глаза.

— Что еще, черт возьми? — спросил он, невольно начиная смеяться.

— Господи, это была шутка. У вас, американцев, не очень-то сильно развито чувство юмора, правда?

— Идите к черту! И Бога ради, хватит ржать!

Когда они съели яичницу, Кинг поставил вариться кофе на плитку и стал искать сигареты. Потом вспомнил, что отдал их, поэтому присел и отпер черную коробку.

— Эй, попробуйте вот это, — сказал Питер Марлоу, протягивая коробочку с табаком.

— Спасибо, но я не выношу эту дрянь. Она раздражает мне горло.

— Попробуйте. Табак обработан. Я научился этому у яванцев.

Кинг с сомнением взял коробочку. В ней был все тот же дешевый табак, но не обычного соломенно-желтого цвета, а темно-золотой, не сухой, как обычно, а влажный и плотный; от смеси против ожидания сильно пахло сладким табаком.

Кинг нашел свою пачку рисовой бумаги и взял щедрую щепотку обработанной травы. Он свернул неряшливую самокрутку и отщипнул выступающие концы, небрежно роняя липший табак на пол.

«Проклятье, — думал Марлоу, — я предложил ему попробовать, а не хватать столько». Он подумал, что ему нужно было бы подобрать остатки табака и положить их обратно в коробочку, но не сделал этого. «Некоторые вещи делать не пристало», — подумал он снова.

Кинг щелкнул зажигалкой, и они оба ухмыльнулись при виде ее.

Кинг сделал осторожную затяжку, потом еще одну. Потом затянулся глубоко.

— Но ведь это же здорово, — сказал он удивленно. — С «Куа» не сравнить... но это... — Он запнулся и поправился:

— Я имею в виду, что это неплохо.

— Совсем неплохо, — засмеялся Питер Марлоу.

— Как, черт возьми, вы этого добились?

— Секрет фирмы.

Кинг понял, что в своих руках он держит золотую жилу.

— Я догадываюсь, что это долгий и сложный процесс, — скромно сказал он.

— О, на самом деле, это очень просто. Вы просто пропитываете необработанный табак чаем, потом отжимаете чай. Потом вы посыпаете это небольшим количеством белого сахара и все перемешиваете, а когда смесь пропитается сахаром, аккуратно жарите табак на сковородке на малом огне. Постоянно перемешивайте смесь, или она будет испорчена. Вам надо не пропустить момент, когда она будет готова. Она должна быть не слишком сухая и не слишком влажная.

Кинг был удивлен, что Питер Марлоу так просто рассказал ему способ изготовления, не обговорив предварительно условия сделки. Он, думал Кинг, конечно, только распаляет мой аппетит. Не может быть, чтобы это делалось так просто, иначе все бы делали это. А он, вероятно, понимает, что я единственный, с кем можно провернуть это дело.

— И все? — спросил Кинг, улыбаясь.

— Да. Тут и вправду нечего добавить.

Кинг представил, как можно наладить процветающее дело. И при этом законное.

— Я думаю, что каждый в вашей хижине так обрабатывает табак.

Марлоу покачал головой.

— Я делаю его только для своей группы. Месяцами я водил их за нос, рассказывая разного рода байки, но они так и не смогли разузнать, как именно нужно это делать.

Кинг растянул рот в улыбке.

— Тогда вы единственный, кому известен этот способ!

— Да нет, — ответил Марлоу, и сердце Кинга упало. — Это туземный способ. Он известен по всей Яве.

Кинг просветлел.

— Но здесь-то никто его не знает, верно?

— Не знаю. Я, право, об этом никогда и не задумывался.

Кинг пускал дым из ноздрей, перебирая в уме возможности. Да, сказал он сам себе, у меня сегодня и вправду удачный день.

— Вот что я скажу вам, Питер. У меня к вам деловое предложение. Вы покажете, как это точно делается, а я беру вас в долю... — Кинг заколебался. — Десять процентов.

— Что?

— Ладно. Двадцать пять.

— Двадцать пять?

— Ладно, — согласился Кинг, глядя с растущим уважением на Марлоу. — С вами трудно договориться, и это замечательно. Я организую все дело. Мы будем закупать оптом. Нам предстоит организовать производство. Вы будете следить за выпуском, а я буду заниматься сбытом. — Он протянул руку. — Мы будем партнерами, прибыль точно поровну, пятьдесят на пятьдесят. Договорились?

Марлоу уставился на руку Кинга. Потом посмотрел ему в лицо.

— Нет, не договорились, — решительно сказал он.

— Черт побери! — взорвался Кинг. — Это самое выгодное предложение, которое вам когда-либо делали. Что может быть выгоднее? Я вкладываю монеты. Мне придется... — Неожиданная мысль заставила его запнуться. — Питер, — сказал он, помолчав, обиженный, но не показывающий это внешне, — никто не должен знать, что мы партнеры. Вы только покажете мне, как это делается, а я прослежу за тем, чтобы вы получали свою долю. Вы можете доверять мне.

— Я знаю это, — сказал Марлоу.

— Тогда пятьдесят на пятьдесят. — Кинг просиял.

— Нет, не пойдет.

— Боже, — сказал Кинг, почувствовав, что напряжение растет. Но он сдержал себя и подумал о сделке. И чем больше он думал... Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться в том, что никто не подслушивает. Потом понизил голос и хрипло сказал:

— Шестьдесят на сорок. Я никому другому ничего подобного бы не предложил. Шестьдесят на сорок — вот так.

— Нет, не согласен.

— Нет? — взорвался потрясенный Кинг. — Мне ведь надо что-то заработать на сделке. Что, черт возьми, вы хотите получить? Сразу наличными?

— Я не хочу ничего, — ответил Питер Марлоу.

— Ничего? — Кинг устало сел, ошарашенный.

Питер Марлоу был озадачен.

— Вы знаете, — сказал он нерешительно, — я не понимаю, почему вас так волнуют некоторые вещи. Этот способ обработки не мой, и я не могу его продавать. Это простой туземный способ. Я не могу ничего с вас брать. Это было бы не правильно. Совершенно. И в любом случае я... — тут Марлоу запнулся и быстро спросил:

— Вы хотите, чтобы я вам сейчас его показал?

— Минутку. Вы имеете в виду, что ничего не просите у меня за показ способа? Ведь я предложил вам сделку шестьдесят на сорок! Ведь я сказал вам, что могу заработать на сделке! — Марлоу кивнул. — Это сумасшествие, — беспомощно заключил Кинг. — Что-то не так. Я не понимаю.

— Нечего понимать, — сказал Марлоу, едва заметно улыбаясь — Считайте, что у вас солнечный удар.

Некоторое время Кинг рассматривал его.

— Ответите вы прямо на прямой вопрос?

— Да, конечно.

— Это из-за меня, не так ли?

Слова повисли в жарком воздухе.

— Нет, — сказал Марлоу, нарушая тишину.

Оба они говорили друг другу правду.

* * *

Часом позже Питер Марлоу следил за тем, как Текс приготавливает вторую партию табака. На этот раз Текс делал это без его помощи, а Кинг кудахтал вокруг как старая курица.

— Вы уверены, что он положил достаточно сахара? — беспокойно спросил Кинг у Марлоу.

— Совершенно достаточно.

— Через какое время табак будет готов?

— Ты как считаешь, Текс?

Текс улыбнулся Марлоу и распрямился во весь свой нескладный рост, равный шести футам трем дюймам.

— Через пять, может, через шесть минут.

Марлоу встал.

— Где у вас тут «одно место»?

— Уборная? Сзади, — показал Кинг. — Но не могли бы вы потерпеть, пока Текс не кончит? Я хочу убедиться, что он все правильно сделает.

— Текс замечательно справляется, — ответил Марлоу и вышел.

Когда он вернулся, Текс снял сковородку с плитки.

— Готово, — сказал он нервно и посмотрел на Марлоу, чтобы убедиться, правильно ли он оценил готовность.

— Совершенно правильно, — сказал Марлоу, рассматривая обработанный табак.

Кинг возбужденно свернул самокрутку из рисовой бумаги. То же сделали Марлоу и Текс. Они прикурили от ронсоновской зажигалки. Снова облегченно рассмеялись. Потом наступила тишина, потому что каждый из них оценивал качество.

— Очень хороший, — решительно сказал Марлоу. — Я же говорил тебе, что это совсем просто, Текс.

Текс вздохнул с облегчением.

— Совсем неплохо, — проговорил Кинг задумчиво.

— Проклятье, что ты говоришь, — вспыхивая, сказал Текс. — Он чертовски хорош!

Марлоу и Кинг зашлись в хохоте. Они объяснили почему, и Текс тоже стал хохотать.

— Нам надо придумать название марки табака. — Кинг помолчал. — Придумал. Как насчет того, чтобы назвать табак «Три короля»? Один король в честь королевских ВВС, другой в честь Текса, техасского короля, а один — в мою честь.

— Неплохо, — сказал Текс.

— Мы откроем производство завтра утром.

— Я завтра на работах, — покачал головой Текс.

— Черт с ними. Я пошлю Дино вместо тебя.

— Не стоит. Я попрошу его сам. — Текс встал и улыбнулся Марлоу. — Рад был познакомиться с вами, сэр.

— Забудьте слово «сэр», хорошо? — сказал Марлоу.

— Конечно. Спасибо.

Марлоу проследил взглядом, как тот уходил.

— Забавно, — сказал он тихо Кингу. — Я никогда раньше не видел столько улыбок в одной хижине.

— Почему бы не улыбаться? Все могло быть гораздо хуже. Вас сбили, когда вы летали над хребтом?

— Вы имеете ввиду трассу Калькутта — Чингин? Над Гималаями?

— Да. — Кинг кивнул головой в сторону коробочки для табака. — Наполните ее.

— Спасибо. Я сделаю это, если вы не против.

— Когда вы окажетесь без табака, приходите в любое время и угощайтесь.

— Благодарю вас, я так и поступлю. Вы очень добры. — Марлоу захотелось еще раз закурить, но он понимал, что курит слишком много. Если он закурит еще раз, тогда голод будет чувствоваться еще более болезненно. Лучше потерпеть. Он посмотрел на закат и дал себе слово, что не закурит раньше, чем тень сдвинется на два дюйма. — Меня совсем не сбили. Мой самолет повредили, когда был налет на Яву. Я не смог подняться. Очень обидно, — добавил он, пытаясь скрыть горечь.

— Это не так уж и плохо, — сказал Кинг. — Вы могли быть в самолете. Вы живы, а это самое главное. На чем вы летали?

— На «Харрикейне». Это одноместный истребитель. Но мой обычный самолет был «Спит» — «Спитфайер».

— Я слышал о них, но никогда не видел. Вы, ребята, наверняка, вызывали у немцев тошноту?

— Да, — мягко согласился Марлоу. — Мы уж старались.

— Вы не принимали участия в битве за Британию, не так ли? — Кинг был удивлен.

— Нет. Я получил свои крылышки в 1940-м. Как раз вовремя.

— Сколько лет вам было?

— Девятнадцать.

— Хм, глядя на вас, я уж было решил, что вам по крайней мере тридцать восемь, а не двадцать четыре!

— Да ладно, братец! — рассмеялся Марлоу. — Сколько вам лет?

— Двадцать пять. Сукин сын, — сказал Кинг. — Лучшие годы жизни, а я заперт в этой вонючей тюрьме.

— Непохоже, что вы заперты. И мне кажется, что вам совсем неплохо.

— Как ни считай, а мы все-таки под замком. Как долго это еще продлится?

— Мы заставили немцев отступать. Это представление скоро закончится.

— Вы верите в это?

Питер Марлоу пожал плечами. «Осторожно, — сказал он себе, — ты никогда не был достаточно осторожен».

— Да, я так думаю. По слухам никогда нельзя судить.

— А наша война? Как насчет нас?

Поскольку вопрос был задан другом, Марлоу говорил не опасаясь.

— Думаю, что наша война будет длиться вечность. Ну, япошек мы, конечно, разобьем, в этом я сейчас уверен. Но что касается нас, здесь? Не думаю, что мы выберемся.

— Почему?

— Ну, я не считаю, что японцы когда-нибудь сдадутся. Это означает, что нам придется высаживаться на их острова. А когда это случится, мне кажется, они нас всех здесь уберут. Если болезни не прикончат нас к тому времени.

— За каким чертом им это надо?

— Ну, я считаю, чтобы сэкономить время. Думаю, по мере того, как петля все туже станет затягиваться вокруг Японии, они начнут протягивать свои щупальца. Зачем тратить время на несколько тысяч пленных? Япошки совершенно по-иному, чем мы, относятся к жизни. А мысль о том, что наши войска находятся на их территории, сведет их с ума. — Голос Питера звучал невыразительно и спокойно. — Думаю, наша песенка спета. Надеюсь, конечно, что ошибаюсь. Но думаю, именно так и будет.

— Ну и обнадежил, сукин сын, — кисло пробормотал Кинг, и когда Марлоу рассмеялся, сказал:

— Над чем, черт побери, вы смеетесь? Кажется, вы всегда смеетесь не там, где надо.

— Простите, плохая привычка.

— Давайте посидим на улице. Мухи замучили. Эй, Макс, — позвал Кинг. — Не хочешь ли прибраться?

Появился Макс и занялся уборкой, а Кинг и Марлоу легко вылезли в окно. Непосредственно под окном Кинга стояли столик и скамейка под навесом из брезента. Кинг сел на скамейку. Марлоу уселся на корточки по туземному обычаю.

— Никогда не мог так сесть, — заметил Кинг.

— Очень удобно. Я привык на Яве.

— Как это вы научились так хорошо говорить по-малайски?

— Я некоторое время жил в деревне.

— Когда?

— В 1942 году. После прекращения огня.

Кинг терпеливо ждал продолжения, но больше ничего сказано не было. Он подождал еще, потом спросил:

— Как получилось, что вы жили на Яве в деревне после прекращения огня в 1942 году, если к тому времени все были в лагере для военнопленных?

Марлоу от души рассмеялся.

— Извините. Не о чем особенно рассказывать. Мне пришлась не по вкусу мысль о лагере. На самом деле, когда война закончилась, я заблудился в джунглях и случайно набрел на эту деревню. Меня пожалели. Я прожил там месяцев шесть.

— И как там было?

— Прекрасно. Туземцы очень добры. Я был один из них. Одевался, как яванец, покрасил кожу в темный цвет, вы понимаете, глупость, конечно, потому что мой рост и глаза выдали бы меня, работал на рисовых полях.

— Вы там были в одиночестве?

Помолчав, Марлоу сказал:

— Я был там единственным европейцем, если вы это имеете в виду. — Он окинул взглядом лагерь: тусклое солнце, пробивающееся сквозь пыль и ветер, подхватывающий и крутивший вихри этой пыли. Эти вихри напомнили ему о ней.

Он посмотрел на восток, на неспокойное небо. И она была частью неба. Поднялся небольшой ветер и покачал верхушками кокосовых пальм. И она была частью ветра, пальм и облаков над ними.

Питер Марлоу отогнал эти мысли и стал следить, как за проволокой бредет корейский солдат, обливаясь потом в остывающем пекле. Форма часового была потрепанной и грязной, а фуражка такой же помятой, как и его лицо, винтовка косо висела за спиной. Он был настолько некрасив, насколько прекрасна была она.

Марлоу еще раз посмотрел наверх, оглядывая небесную даль. Только тогда он чувствовал себя свободным, свободным от замкнутого пространства, наполненного мужчинами, мужскими запахами, мужской грязью и мужскими разговорами. «Без женщин, — беспомощно думал Марлоу, — мужчины становятся лишь безжалостной пародией на человека».

И сердце его обливалось кровью в этом солнечном пекле.

— Эй, Питер! — Кинг смотрел на склон холма, рот его был широко раскрыт от изумления.

Марлоу посмотрел в направлении взгляда Кинга, и его передернуло, когда он заметил приближающегося Шона.

— Боже! — Он хотел прошмыгнуть в окно и скрыться, но понял, что это вызовет еще больше подозрений. Поэтому он мрачно ждал, едва дыша. Ему показалось, что у него есть хороший шанс остаться незамеченным, потому что Шон был глубоко поглощен разговором с командиром эскадрильи Родриком и лейтенантом Френком Перришом. Они склонили головы и что-то серьезно обсуждали.

Потом Шон посмотрел мимо Френка в сторону и, увидев Марлоу, остановился.

Родрик и Френк тоже остановились. Увидев Марлоу, они все встревожились, но ничем эту тревогу не выдали.

— Привет, Питер, — крикнул Родрик. Он был высоким аккуратным человеком с тонкими чертами лица, такой же высокий и опрятный, как Френк — высокий и неряшливый.

— Привет, Род! — ответил Марлоу.

— Я мигом, — тихо бросил Шон Родрику и пошел к Кингу и Питеру Марлоу. Сейчас, когда первое потрясение прошло, Шон приветливо улыбался.

Марлоу почувствовал прилив ярости. Он встал и стал ждать. Он чувствовал, как глаза Кинга сверлят его.

— Привет, Питер, — сказал Шон.

— Привет, Шон.

— Ты такой худой, Питер.

— А я и не знал. Но не более, чем остальные. Я совершенно здоров. Спасибо.

— Я так давно не видел тебя. Почему ты не зайдешь в театр? Там всегда можно перехватить что-нибудь поесть, ты же знаешь меня, я никогда не ем много. — Шон обнадеживающе улыбнулся.

— Благодарю, — сказал Питер Марлоу, мучаясь от смущения.

— Ну я знаю, что ты не придешь, — грустно сказал Шон, — но тебе там всегда рады. — Наступила пауза. — Я ни разу тебя больше не видел.

— О, ну ты же понимаешь, как обстоят дела, Шон. Ты занят во всех представлениях, а у меня все хорошо, я занят на работах и разными прочими делами.

Как и Питер Марлоу, Шон был в саронге, но в отличие от саронга Марлоу, который был заношенным и сильно вылинявшим, одеяние Шона было новым, белого цвета, а кайма была расшита голубым и серебряным узором. И еще на Шоне был местный баджу — жакет с короткими рукавами, заканчивающийся у талии, плотно подогнанный и подчеркивающий выпуклости груди. Кинг зачарованно уставился в наполовину распахнутый вырез баджу.

Шон заметил Кинга, бледно улыбнулся, поправил прическу, слегка растрепанную ветром, и забавлялся, пока Кинг смотрел на него. Шон улыбался про себя и возбуждался, в то время, как лицо Кинга вспыхнуло краской.

— Э, жарковато становится, а? — спросил Кинг, чувствуя себя неловко.

— Я думаю, да, — любезно сказал Шон, не страдающий от жары и как всегда не потеющий, даже если жара нестерпима.

Наступило молчание.

— Да, прости, — произнес Марлоу, увидев, как Шон смотрит на Кинга и терпеливо ждет, пока его представят. — Ты знаком... Шон рассмеялся.

— Боже мой, Питер. Ты в расстроенных чувствах. Конечно же, я знаю, кто твой друг, хотя мы никогда не встречались, — Шон протянул руку. — Как поживаете? Познакомиться с Кингом — такая честь!

— Э, спасибо, — сказал Кинг, едва касаясь руки, такой маленькой по сравнению с его собственной. — Хотите, э, закурить?

— Спасибо, но я не курю. Но, если вы не против, я возьму сигаретку. Даже две, если можно? — Шон кивнул в сторону тропинки. — Род и Френк курят, и я знаю, что они будут рады.

— Конечно, — сказал Кинг. — Конечно.

— Благодарю. Очень мило с вашей стороны.

Вопреки своему желанию Кинг почувствовал тепло улыбки Шона. Вопреки самому себе он сказал, что думал.

— Вы были великолепны в «Отелло».

— Спасибо, — радостно сказал Шон. — Вам понравился «Гамлет»?

— Да. А я никогда особенно не увлекался Шекспиром.

Шон рассмеялся.

— Это в самом деле похвала. Мы сейчас ставим новую пьесу. В основном она написана Френком и должна получиться очень смешной.

— Даже если она самая обыкновенная, то будет знаменитой, а вы будете великолепны, — сказал Кинг, чувствуя себя более непринужденно.

— Как мило с вашей стороны. Спасибо, — Шон посмотрел на Марлоу, и глаза его еще сильнее заблестели. — Но боюсь, Питер не согласен с вами.

— Хватит, Шон, — сказал Марлоу.

Шон не смотрел на Марлоу, он не отводил взгляда от Кинга и улыбался, но под улыбкой таилась ярость. — Питеру я не нравлюсь.

— Хватит, Шон, — резко сказал Марлоу.

— Почему? — разразился Шон. — Ты презираешь людей с отклонениями, кажется, так ты называешь гомосексуалистов. Ты выразил свое отношение совершенно ясно. А я не забыл!

— И я тоже!

— Ну, вот это уже что-то! Мне не нравится, когда меня презирают, и менее всего, когда презираешь меня ты!

— Я сказал, хватит! Сейчас не время и не место. И мы это уже обсуждали, и ты все высказал прежде. Я извинился. Я не хотел тебя обидеть!

— Да. Но ты по-прежнему ненавидишь меня. Почему? Почему?

— Это не так.

— Тогда почему ты всегда избегаешь меня?

— Так лучше. Ради Бога, Шон, оставь меня в покое.

Шон уставился на Марлоу, а потом успокоился так же внезапно, как рассердился.

— Извини, Питер. Ты, вероятно, прав. Я глупо себя веду. Это просто потому, что мне бывает одиноко время от времени. Хочется просто поговорить.

Шон потянулся и коснулся руки Марлоу.

— Извини. Я хотел, чтобы мы снова стали друзьями.

Питер Марлоу ничего не мог ответить.

Шон замялся.

— Ну, я думаю, мне лучше идти.

— Шон, — окликнул его Родрик с тропинки, — мы уже опаздываем.

— Я сейчас приду. — Шон еще раз посмотрел на Марлоу, потом вздохнул и протянул руку Кингу. — Рад был встретиться с вами. Прошу извинить мое дурное поведение.

Кингу не удалось избежать повторного рукопожатия.

— Рад был познакомиться с вами.

Шон колебался, глаза его были сумрачными и ищущими.

— Вы друг Питера?

Кинг почувствовал, что все услышали, когда он, запинаясь, произнес:

— Э, конечно, да, думаю, что так.

— Странно, не правда ли, что одно и то же слово имеет столько значений. Но, если вы его друг, не сбивайте его, пожалуйста, с пути истинного. У вас дурная репутация, а я бы не хотел, чтобы у Питера были неприятности. Я очень люблю его.

— Э, да, конечно. — Колени Кинга были ватными, спины он не чувствовал. Но обаяние улыбки Шона пронизывало его насквозь. Ничего похожего он раньше не испытывал.

— Представления — это лучшее, что есть в лагере, — сказал он. — Здорово скрашивают жизнь. А вы — лучшее, что есть там.

— Спасибо. — А потом повернулся к Марлоу. — Это действительно делает жизнь стоящей. Я очень рад. И мне нравится в них участвовать. Питер, это действительно делает жизнь стоящей.

— Да, — согласился раздраженный Марлоу. — Я рад, что все в порядке.

Шон в последний раз нерешительно улыбнулся, потом быстро повернулся и поспешно ушел.

— Будь я проклят! — Кинг сел.

Марлоу тоже сел. Он достал коробочку с табаком и свернул сигарету.

— Если бы не знать, что он мужчина, можно было бы поклясться, что он женщина, — заявил Кинг. — Красивая женщина.

Марлоу устало кивнул.

— Он не похож на остальных трудяг, — сказал Кинг, — это совершенно точно. Нет, сэр. Совсем не похож. Боже, в нем есть что-то, чего не... — Кинг запнулся, попытался найти слово и беспомощно продолжил. — Не знаю, как сказать. Он... он, черт побери, женщина! Помните, как он играл Дездемону? Боже мой, да готов поспорить, что от его вида в женском наряде у каждого парня в Чанги становилось тесно в штанах. Нельзя винить человека за то, что его вводят в соблазн. Я соблазнен, как и другие. И если мужчина говорит обратное, он наверняка врет. — Потом поднял глаза на Марлоу и внимательно стал рассматривать его.

— О, Бога ради, — раздраженно бросил Марлоу. — Вы что, считаете меня тоже гомиком?

— Нет, — спокойно сказал Кинг. — Мне вообще-то все равно. По крайне мере настолько, насколько меня это касается.

— Ну так я не гомик.

— Звучит чертовски убедительно, — с ухмылкой заметил Кинг. — Что, поссорились с любовником?

— Убирайтесь к дьяволу!

Спустя минуту Кинг вкрадчиво спросил:

— Вы давно знаете Шона?

— Он был в моей эскадрилье, — неохотно сказал Марлоу, — и я был выделен приглядывать за ним. Я очень близко узнал его. — Он погасил горящий кончик своей сигареты и высыпал остатки табака в коробочку. — Короче говоря, он был моим лучшим другом и очень хорошим летчиком. — Питер посмотрел на Кинга. — Он мне очень нравился.

— Был ли он таким прежде?

— Нет.

— О, я понимаю, что в то время он не одевался как женщина, но черт возьми, должны же были проявляться его склонности.

— Шон никогда так себя не вел. Он был очень красивым, ласковым парнем. В нем не было ничего от женщины, просто он отличался некоторым... состраданием.

— Вы видели его когда-нибудь голым?

— Нет.

— Это существенно. Никто другой не видел тоже. Даже полураздетым.

Шону была отведена в театре отдельная клетушка; ни у кого другого в Чанги такой привилегии не было. Даже у Кинга. Но Шон никогда не спал там. Мысль о Шоне, который находился один в комнате с замком на двери, была слишком опасной из-за того, что многие в лагере не скрывали свою похоть, а у остальных она была готова выплеснуться наружу. Поэтому Шон спал всегда в одной из хижин, но переодевался и мылся в отдельной комнате.

— Что произошло между вами? — спросил Кинг.

— Я чуть было не убил его. Однажды.

Разговор внезапно прекратился. Оба собеседника внимательно прислушались. Ничего, что-то вроде вздоха, неясного ощущения. Кинг быстро оглянулся по сторонам. Не увидев ничего необычного, он встал и влез в окно. Марлоу последовал за ним. Мужчины в хижине тоже прислушивались. Кинг пристально посмотрел в направлении угла тюремного здания. Вроде бы все было в порядке. Пленные по-прежнему сновали туда-сюда.

— В чем дело? — тихо спросил Кинг.

— Не знаю, — ответил, прислушиваясь, Марлоу. Люди по-прежнему перемещались по лагерю, но скорость почти незаметно увеличилась.

— Эй, посмотрите-ка, — прошептал Текс.

К ним, вверх по склону, огибая угол тюрьмы, шел капитан Браф. Потом за ним появились другие офицеры, направляясь к хижинам, где содержался рядовой состав.

— Могут быть неприятности, — кисло сказал Текс.

— Возможно, это обыск, — сказал Макс.

В мгновение ока Кинг встал на колени, отпирая черную коробку. Марлоу торопливо бросил:

— Увидимся позже.

— Держите, — сказал Кинг, бросая ему пачку. — Ну, а увидимся вечером, если хотите.

Марлоу выскочил из хижины и побежал вниз по склону. Кинг выдернул трое наручных часов, которые были спрятаны в кофейных зернах. Минуту подумав, он встал на стул и запихал часы в листья на крыше. Он знал, что все видели его новый тайник, но ему было все равно, потому что с этим теперь ничего нельзя было сделать. Потом он запер черную коробку, и в этот момент в дверях появился Браф.

— Ладно, парни, давайте выходите.