Содержание
«Военная Литература»
Проза войны

XVIII

Был холодный зимний день в Портсмуте. Мороз пробирал до костей, и вдоль улицы, на которую Буш вышел из ворот дока, свистел пронизывающий восточный ветер. Буш поднял воротник бушлата поверх кашне, сунул руки в карманы и, склонив голову, зашагал против ветра; глаза его слезились, нос подтекал, восточный ветер, казалось, проникал под ребра, заставляя болеть многочисленные шрамы. Проходя мимо "Конской головы" он нарочно смотрел в другую сторону. Он знал, что там тепло и весело. Там сидят счастливые офицеры, у которых есть призовые деньги; неимоверно счастливые офицеры, нашедшие себе место в мирном флоте — они болтают друг с другом и выпивают вместе. Вина Буш себе позволить не мог. Он с вожделением подумал о кружке пива, но тут же отбросил эту мысль, хотя искушение было велико. В кармане у него лежало половинное жалование за месяц — он шел от уполномоченного по делам оплаты, выдавшего ему деньги, — но надо было растянуть это жалование на четыре с половиной недели, и Буш знал, что пиво ему не по карману.

Конечно, он пытался устроиться шкипером на торговое судно, но это было так же безнадежно, как устроиться лейтенантом. Начав жизнь мичманом и проведя все сознательные годы на военной службе, Буш мало что знал о накладных или укладке груза. Торговые моряки искренне презирали военных, говоря, что на военном судне сто человек делают работу, с которой на торговом справляются шесть. А по мере того, как все новые суда списывали команду, освобождались все новые партии штурманских помощников, обученные торговой службе и завербованные с нее. Они тоже искали работу по старой специальности, усиливая и без того суровую конкуренцию.

Кто-то вышел из боковой улочки и пошел впереди против ветра — флотский офицер. Долговязая фигура, прыгающая походка — Буш узнал Хорнблауэра.

— Сэр! Сэр! — позвал он, и Хорнблауэр обернулся. Мелькнувшее было на его лице раздражение мгновенно исчезло, когда он узнал Буша.

— Рад видеть вас, — сказал он, протягивая руку.

— Рад видеть вас, сэр, — сказал Буш.

— Не называйте меня "сэр", — произнес Хорнблауэр.

— Нет, сэр? Как... почему?..

Хорнблауэр был без шинели и на его левом плече — куда Буш машинально посмотрел — отсутствовал капитан-лейтенантский эполет. Буш увидел старые следы на ткани там, где он когда-то прикреплялся.

— Я не капитан-лейтенант, — сказал Хорнблауэр. — Они не утвердили мое назначение.

— Господи!

Лицо Хорнблауэра было неестественно бледным — Буш привык видеть его сильно загорелым, — щеки втянулись, но в глазах было все то же непроницаемое выражение, которое Буш так хорошо помнил.

— Предварительные условия мира подписали в тот самый день, когда я привел "Возмездие" в Плимут, — сказал Хорнблауэр.

— Чертовское невезение! — воскликнул Буш. Лейтенанты всю свою жизнь ждут счастливого стечения обстоятельств, которое принесло бы им повышение, и большая часть их ждет понапрасну. Более чем вероятно, что Хорнблауэр будет ждать понапрасну всю оставшуюся жизнь.

— Вы подавали прошение о месте лейтенанта? — спросил Буш.

— Да. Вы, наверно, тоже?

— Да.

Больше тут говорить было не о чем. Мирный флот брал на службу лишь десятую часть офицеров, служивших во время войны: чтобы получить место, надо было иметь большой стаж или влиятельных друзей.

— Я провел месяц в Лондоне, — продолжал Хорнблауэр. — Возле Адмиралтейства и возле Министерства Флота постоянно стоит толпа.

— Не удивительно, — заметил Буш.

Из-за угла со свистом налетел ветер.

— Господи, как же холодно! — сказал Буш. Он лихорадочно соображал, как бы им продолжить разговор под крышей. Если они пойдут в "Конскую голову", ему придется заплатить за две кружки пива и Хорнблауэру сделать то же.

— Я сейчас иду в "Длинные Комнаты", — сказал Хорнблауэр. — Идемте со мной — или вы заняты?

— Нет. Я не занят, — ответил Буш. — Но...

— А, с этим все в порядке, — сказал Хорнблауэр. — Идем.

Буша успокоило, как уверенно Хорнблауэр говорит про "Длинные Комнаты", о которых сам он знал только понаслышке. Туда ходили флотские и армейские офицеры, у которых водились большие деньги. Буш немало слышал о том, что там играют по крупной и какое шикарное угощение подает владелец. Если Хорнблауэр так легко упоминает "Длинные Комнаты", значит дела его не так плохи, как кажется с первого взгляда. Они перешли улицу, Хорнблауэр открыл дверь и пропустил Буша вперед. Перед ними было длинное, обшитое дубом помещение. Утренний полумрак освещали свечи, в очаге жарко пылал огонь. В центре стояли несколько карточных столов и стулья — все было готово к игре. Углы комнаты были уютно обставлены для отдыха. Слуга в зеленом бязевом фартуке, прибиравший в комнате, подошел, чтобы взять у них шляпы и шинель у Буша.

— Доброе утро, сэр, — сказал он.

— Доброе утро, Дженкинс, — ответил Хорнблауэр. Он торопливо бросился к огню и стал возле него, согреваясь. Буш заметил, что зубы его стучат.

— Плохо в такой день без бушлата, — заметил Буш.

— Да, — согласился Хорнблауэр.

Ответил он слишком коротко, и тут же стало ясно, что это не просто подтверждение сказанного Бушем. Только тут Буш понял, что не эксцентричность и не забывчивость выгнали Хорнблауэра на мороз без бушлата. Он внимательно посмотрел на Хорнблауэра и даже задал бы бестактный вопрос, но в этот момент отворилась внутренняя дверь. Вышел толстый, приземистый, но невероятно элегантный джентльмен; одет он был по моде и только волосы носил длинные, с косичкой и напудренные, в стиле прошлого поколения. Проницательными темными глазами он посмотрел на двух офицеров.

— Доброе утро, маркиз, — сказал Хорнблауэр. — Имею удовольствие представить: мсье маркиз де Сан-Круа — лейтенант Буш.

Маркиз изящно поклонился, Буш попытался сделать то же самое. Он почувствовал, что, несмотря на столь любезный поклон, маркиз внимательно его разглядывает. С таким выражением лейтенант разглядывает новобранца или фермер выбирает свинью на рынке — Буш догадался, что маркиз прикидывает, будет ли от него, Буша, прок за карточным столом. Он вдруг застеснялся своего поношенного мундира. Очевидно, маркиз пришел к тому же заключению, что и Буш, и, тем не менее, начал разговор.

— Сильный ветер, — сказал он.

— Да, — ответил Буш.

— В Ла-Манше сейчас не сладко, — продолжил маркиз, вежливо затрагивая профессиональную тему.

— Еще бы, — согласился Буш.

— И ни одно судно не подойдет с запада.

— Можете в этом не сомневаться.

Маркиз превосходно говорил по-английски. Он повернулся к Хорнблауэру.

— Вы видели мистера Трюлава в последнее время?

— Нет, — ответил Хорнблауэр. — Но я видел мистера Уилсона.

Имена Трюлава и Уилсона были Бушу знакомы — то были самые богатые призовые агенты в Англии: по крайней мере четверть флота передавало их фирме для продажи свои трофеи. Маркиз опять повернулся к Бушу.

— Надеюсь, вам везло с призовыми деньгами, мистер Буш? — спросил он.

— Нет, к сожалению, — ответил Буш.

Свои сто фунтов он за два дня прокутил в Кингстоне.

— Они ворочают сказочными суммами, просто сказочными. Я слышал, команда "Карадока" разделила между собой семьдесят тысяч фунтов.

— Очень вероятно, — сказал Буш. Он слышал о кораблях, захваченных "Карадоком" в Бискайском заливе.

— Но пока ветер не переменится, им, беднягам, придется подождать своих денег. Их не списывают, но отправляют на Мальту сменить гарнизон. Их ждут со дня на день.

Для штатского и эмигранта маркиз весьма похвально разбирался в делах флота. И он был последовательно вежлив, как показала его завершающая фраза.

— Располагайтесь как дома, мистер Буш, — сказал он. — А теперь, надеюсь, вы простите меня, мне надо заняться делами.

Он удалил через завешенную занавесом дверь, оставив Буша и Хорнблауэра глядеть друг на друга.

— Странный тип, — сказал Буш.

— Не такой странный, если узнать его поближе, — ответил Хорнблауэр.

Он отогрелся и щеки его слегка порозовели.

— Что вы тут делаете? — спросил Буш. Любопытство взяло верх над вежливостью.

— Играю в вист, — ответил Хорнблауэр.

— В вист?

Буш знал о висте только, что это медленная игра для интеллектуалов. Сам он предпочитал азартные игры, не требующие большого ума.

— Многие флотские играют здесь в вист, — сказал Хорнблауэр. — Я всегда готов сесть четвертым.

— Но я слышал...

Буш слышал, что в "Длинных Комнатах" играют в другие игры — в кости, в двадцать одно, даже в рулетку.

— По крупной играют там. — Хорнблауэр махнул рукой в сторону занавеса. — Я остаюсь здесь.

— Это умно, — сказал Буш. Но он чувствовал, что Хорнблауэр чего-то не договаривает. Бушем двигало не простое любопытство. Теплые чувства, которые он испытывал к Хорнблауэру, заставили его продолжать расспросы.

— Вы выигрываете? — спросил он.

— Часто, — сказал Хорнблауэр. — На жизнь хватает.

— Но ведь вы получаете половинное жалование? — настаивал Буш,

Перед этим напором Хорнблауэр сдался.

— Нет, — ответил он. — Мне не положено.

— Как не положено? — Буш даже немного повысил голос. — Но ведь вы лейтенант.

— Но я был капитан-лейтенантом. Я три месяца получал полное жалование, а потом Адмиралтейство отказалось утвердить мое назначение.

— И вам приостановили выплату?

— Да. Пока я не погашу перерасход. — Хорнблауэр улыбался почти естественно. — Два месяца я уже прожил. Еще пять, и я начну получать половинное жалование.

— Господи! — сказал Буш.

Половинное жалование означало постоянную экономию, но на него по крайней мере можно жить. У Хорнблауэра не было даже этого. Теперь Буш знал, почему Хорнблауэр без бушлата. На Буша волной накатил гнев. Перед его внутренним взором встала картина; он видел ее так же ясно, как видел сейчас эту уютную комнату. Он видел, как Хорнблауэр, со шпагой в руке, прыгает на палубу "Славы", как бросается он в бой с превосходящими силами противника, бой, который мог окончиться победой или смертью. Хорнблауэр, который неустанно трудился, добиваясь успеха, и, наконец, поставил на карту свою жизнь — этот Хорнблауэр, стуча зубами, греется у огня, а какой-то лягушатник, владелец игорного дома с манерами учителя танцев из милости позволяет ему это.

— Наглость какая, — сказал Буш — и предложил Хорнблауэру свои деньги. Он сделал это, хотя знал, что ему придется голодать, а его сестрам хоть не голодать, но и есть не досыта.

Однако Хорнблауэр покачал головой.

— Спасибо, — сказал он. — Я никогда этого не забуду. Но я не могу принять ваших денег. Вы знаете, что я не могу. Но я всегда буду вам благодарен. И не только за это. Мир посветлел для меня от ваших слов.

Несмотря на отказ, Буш повторил свое предложение и даже пытался настаивать, но Хорнблауэр был непреклонен. Может быть из-за того, что Буш так сильно расстроился, Хорнблауэр, чтоб его ободрить, сообщил еще кое-что.

— Все не так плохо, как кажется, — сказал он. — Вы не поняли, я ведь получаю постоянное жалование от нашего друга маркиза.

— Этого я не знал, — заметил Буш.

— Полгинеи в неделю, — объяснил Хорнблауэр. — Десять шиллингов и шесть пенсов каждое субботнее утро независимо от погоды.

— И что вы должны за это делать? — спросил Буш. Сам он получал в два раза больше.

— Играть в вист, — объяснил Хорнблауэр. — И больше ничего. С полудня до двух часов ночи я должен быть здесь и играть с любыми тремя, которым понадобится четвертый.

— Ясно, — сказал Буш.

— Маркиз также любезно пускает меня в эти комнаты бесплатно. Мне не приходится платить членский взнос. Не приходится платить за карточный стол. И я оставляю себе выигрыши.

— И платите проигрыши?

Хорнблауэр пожал плечами.

— Естественно. Но я проигрываю не так часто. Причина понятна. Те игроки в вист, кому трудно заполучить партнеров, кого остальные избегают — естественно, плохие игроки. Как ни странно, им очень хочется играть. И когда маркиз видит, что майор Джонс, адмирал Смит и мистер Робинсон ищут четвертого, а все остальные делают вид, что страшно заняты, он ловит мой взгляд и смотрит на меня укоризненно, знаете, как жена смотрит на мужа, который слишком громко говорит за обедом. Я встаю и предлагаю сесть четвертым. Как ни странно, им лестно играть с Хорнблауэром, хотя это стоит им денег.

— Ясно, — сказал Буш и вспомнил, как Хорнблауэр стоял у печи в форте Самана, готовясь обстрелять испанских каперов калеными ядрами.

— Естественно, эта жизнь тоже не сахар, — продолжал Хорнблауэр: начав говорить, он должен был теперь выговориться. — Часа через четыре игра с плохими партнерами начинает раздражать. Я не сомневаюсь, что, когда я попаду в ад, меня в наказание за грехи заставят играть с партнером, который не обращает внимания на мой ренонс. Но в таком случае я играю роббер-другой с хорошими игроками. Бывают моменты, когда я лучше проиграю хорошему игроку, чем выиграю у плохого.

— Вот и я про то же. — Буш вернулся к старой теме. — Как насчет проигрышей?

Опыт Буша-картежника состоял в основном из проигрышей и сейчас, принужденный экономить, он помнил былую слабость.

— Я с ними справляюсь. — Хорнблауэр коснулся нагрудного кармана. — Здесь у меня десять фунтов. Резервный полк. Я могу выдержать серию последовательных проигрышей. Если резерв истощается, приходится идти на жертвы, чтоб его восполнить.

Идти на жертвы значит отказывать себе в еде, мрачно подумал Буш. Он выглядел таким убитым, что Хорнблауэр поспешил его успокоить.

— Через пять месяцев, — сказал он, — я начну получать половинное жалование. А до тех пор... кто знает. Какой-нибудь капитан может взять меня в море.

— Это верно, — ответил Буш.

Это было верно в том смысле, что возможность такая существовала. Иногда корабли заново набирали команду. Капитану может понадобиться лейтенант, капитан может пригласить Хорнблауэра на вакантное место. Но любого капитана осаждают безработные друзья, а при этом Адмиралтейство осаждают лейтенанты с большим стажем — или лейтенанты с большими связями — и капитан скорее всего прислушается к рекомендациям высокого начальства.

Дверь открылась и вошли несколько человек.

— Сейчас начнут собираться посетители, — сказал Хорнблауэр, улыбаясь Бушу. — Познакомьтесь с моими друзьями.

Красные армейские, синие флотские мундиры, коричневые сюртуки штатских. Представив Буша, Хорнблауэр подвинулся, пропуская гостей к огню. Все столпились у камина, наклоняясь вперед, так что полы их сюртуков разошлись. Но восклицания насчет холода и первые вежливые фразы быстро смолкли.

— Вист? — спросил кто-то из новоприбывших.

— Не для меня. Не для нас, — объявил другой, старший из офицеров в красных мундирах. — У двадцать девятого пехотного есть дельце поважнее. У нас постоянная договоренность с нашим другом маркизом в соседней комнате. Идемте, майор, посмотрим, сможем ли мы на этот раз угадать число очков.

— Тогда вы составите нам компанию, мистер Хорнблауэр? Как насчет вашего друга, мистера Буша?

— Я не играю, — сказал Буш.

— С удовольствием, — ответил Хорнблауэр. — Я знаю, мистер Буш, вы меня простите. Здесь на столе несколько номеров "Военно-морских хроник". На последней странице письмо, которое может привлечь ваш интерес. И еще одна заметка, которую вы можете счесть важной.

Буш догадался, о каком письме идет речь, раньше, чем взял в руки журнал, но все равно найдя его, испытал радостный шок, увидев свое имя напечатанным — "Честь имею, и т.д. У. Буш".

"Военно-морские хроники" в эти мирные дни не знали чем заполнить свои страницы, и потому перепечатывали старые депеши. "Копия письма вице-адмирала сэра Ричарда Ламберта Эвану Непину, эсквайру, секретарю Адмиралтейского совета". Краткое сопроводительное письмо Ламберта, за ним донесения. Вот первое — Буш со странным чувством вспомнил, как помогал Бакленду составлять его на идущей к западу "Славе" за день до восстания пленных. Это было донесение Бакленда о взятии Саманы. Для Буша самая важная строчка была: "...наилучшим образом под руководством лейтенанта Уильяма Буша, чье донесение я прилагаю". А вот и его собственный литературный труд:

Его Величества судно "Слава"

по пути от Санто-Доминго,

9 января 1802 года.

Сэр, имею честь сообщить вам...

Перечитывая свои слова, Буш заново переживал события прошлого года: эти строчки дались ему с огромным трудом, хотя, составляя их, он справлялся с чужими донесениями, подыскивая нужные обороты.

"Не могу закончить это донесение, не упомянув мужественное поведение и весьма полезные предложения лейтенанта Горацио Хорнблауэра, моего заместителя, которому мы в значительной степени обязаны своим успехом".

А теперь Хорнблауэр играет в карты с капитаном и двумя подрядчиками.

Буш просматривал страницы "Военно-морских хроник". Вот письмо из Плимута, ежемесячный отчет обо всем, происшедшем в порту. "Поступили приказы следующим судам списать команду...", "Из Гибралтара прибыли "Ла Диана", 44 и "Тамара", 38, для списания команды и постановки на прикол", "Цезарь", 80, отплыл в Портсмут для списания команды...", "Вчера была большая распродажа корабельных припасов с нескольких военных судов". Флот сокращается с каждым днем, и с каждого списавшего команду судна поступает новая партия безработных лейтенантов. "Сегодня вечером в сильное волнение перевернулась рыбачья лодка. В результате этого несчастного случая утонули два усердных рыбака, отцы больших семейств". И это "Военно-морские хроники", чьи страницы когда-то украшали вести о Ниле и Кампердауне, теперь они сообщают о несчастных случаях с усердными рыбаками. Буш был слишком занят своими мыслями, чтоб посочувствовать их большим семействам.

В конце снова сообщалась об утопленниках — упомянутое имя привлекло внимание Буша, и он с участившимся пульсом прочел абзац.

Вчера ночью ялик с Его Величества тендера "Быстроходный", находящегося на таможенной службе, возвращаясь в тумане с сообщениями на берег, был брошен приливной волной на якорный канат торгового судна, стоящего на якоре возле Рыбачьего Носа, и перевернулся. В результате утонули два матроса и мистер Генри Вэйлард, мичман. Мистер Вэйлард был многообещающим молодым офицером, назначенным на "Быстроходный" после того, как отслужил волонтером на "Славе".

Буш прочел абзац и глубоко задумался. Он произвел на него такое впечатление, что все остальное Буш прочитал, не вникая в смысл. Закрыв журнал, он с удивлением обнаружил, что надо поторапливаться, если он хочет успеть на почтовую карету в Чичестер.

В "Комнатах" собралось уже порядочно народу; двери то и дело открывались, впуская новых посетителей. Кое с кем из флотских офицеров Буш был шапочно знаком. Все они, прежде чем садиться играть, шли прямо к огню. Хорнблауэр встал: видимо, роббер закончился. Воспользовавшись случаем, Буш поймал его взгляд и показал, что собирается уходить. Хорнблауэр подошел к нему. Они с сожалением пожали друг другу руки.

— Когда мы встретимся снова? — спросил Хорнблауэр.

— Я каждый месяц приезжаю за половинным жалованием, — сказал Буш. — Я обычно провожу здесь ночь из-за почтовой кареты. Может, нам удастся пообедать?..

— Вы всегда найдете меня здесь, — сказал Хорнблауэр. — Но... вам есть где остановиться?

— Я останавливаюсь, где придется, — ответил Буш. Оба знали: это значит, что он останавливается, где дешевле.

— Я снимаю комнату на Хайбери-стрит. Я запишу вам адрес. — Хорнблауэр повернулся к стоявшему в углу столику, записал на бумажке адрес и вручил Бушу. — Может, вы разделите со мной комнату, когда приедете в следующий раз. Хозяйка у меня суровая. Она, конечно, заломит с вас за койку, но даже так...

— ... будет дешевле, — закончил Буш, убирая бумажку в карман. Он широко улыбнулся, чтобы скрыть чувства побудившие его сказать: — Я хоть побольше с вами пообщаюсь.

— Да, конечно, — ответил Хорнблауэр. Ничего не значащие слова.

Бесшумно подошел Дженкинс, держа в руках бушлат. Что-то в поведении Дженкинса подсказало Бушу, что джентльмены, которым он подает пальто в "Длинных Комнатах", дают ему на чай шиллинг. Буш сначала решил про себя, что скорее умрет, чем расстанется с шиллингом, потом переменил решение. Может быть, если он не даст Дженкинсу шиллинга, это придется сделать Хорнблауэру. Он полез в карман и вытащил монетку,

— Спасибо, сэр, — сказал Дженкинс. Он стоял близко, и Буш выжидал, не зная, как сформулировать свой вопрос.

— Как же не повезло молодому Вэйларду, — сказал он задумчиво.

— Да, — согласился Хорнблауэр.

— Как вы думаете, — с отчаянной решимостью спросил Буш, — он имел какое-то отношение к тому, что капитан свалился в люк?

— Не берусь сказать, — ответил Хорнблауэр. — Я слишком мало об этом знаю.

— Но... — начал Буш и тут же себя одернул. По лицу Хорнблауэра он понял, что дальше спрашивать бесполезно.

В комнату вошел маркиз и ненавязчиво оглядывал ее. Буш заметил, что от его взгляда не ускользнули ни несколько не играющих посетителей, ни Хорнблауэр, без дела болтающий у двери. Маркиз бросил на Хорнблауэра многозначительный взгляд, и Буш вдруг запаниковал.

— До свидания, — поспешно сказал он. Пронизывающий северо-восточный ветер, встретивший его на улице, был не более жесток, чем весь остальной мир.

Дальше