Эпилог

Рассказывать больше нечего. Или, если хотите, рассказать остается все. Те, кто выжил, выжили: наступил мир, и они начали жить дальше.

Профессор Андраши сразу же уехал в Штаты, где он и его дочь были приняты со всем почетом и вниманием, на какие имеет право столь высокоталантливый и столь ценный для дела союзников человек. Как теперь известно всем, впоследствии он стал одним из ведущих американских специалистов по ракетам.

Том Блейден не получил медали «За выдающиеся заслуги», и никакой другой медали он тоже не получил — из-за кое-каких темных сторон операции. Она, как выяснилось, проводилась неоправданно жесткими методами — собственно говоря, даже возмутительными. Однако профессор Андраши в своем конфиденциальном сообщении настойчиво требовал, чтобы для Блейдена это было оставлено без последствий, что же касается этого... Корнуэлла, то чем меньше о нем будет сказано, тем лучше: этот неуравновешенный субъект, несомненно, сошел с ума.

Вот, вероятно, почему миссис Корнуэлл еще долго после того, как кончилась война, ничего не могла узнать о своем сыне. В конце концов военное министерство в ответ на ее назойливые запросы вежливо сообщило, что капитан стрелкового полка Руперт Корнуэлл погиб в 1944 году. Но где и при каких обстоятельствах он погиб, ей сообщено не было, и даже от друга своего сына мистера Блейдена, который иногда гостил у нее по нескольку дней, она не сумела добиться ничего определенного. Она знала только, что он умер с честью и мужественно. «И может быть, — сказал как-то мистер Блейден, — так вышло к лучшему. Все это было не для него. Совсем не для него».

Сам Том вернулся в Англию летом 1945 года и был демобилизован в одно нежаркое августовское утро, получив 95 фунтов 10 шиллингов и гражданскую одежду, которую ему подобрали в бывшем выставочном зале на юго-западе Лондона. Почти всю эту одежду он загнал поджидавшему у дверей старьевщику еще за 25 фунтов и вступил в радостные дни мира с такими деньгами, каких у него раньше никогда не было.

Он поселился в Лондоне. Устроился на завод в Илинге, а по вечерам учился в Политехническом институте — то ли просто чтобы чем-нибудь заняться, то ли по каким-то неясным причинам, крывшимся в его довоенном прошлом. Но как бы то ни было, высшее образование он получил, и, после того как в начале пятидесятых годов умерла миссис Корнуэлл, завещавшая ему 1500 фунтов, он оставил работу и начал пописывать — о том и о сем. Он снял квартиру в Чизике неподалеку от Темзы, где с тех пор и живет. Он говорит, что ему нравятся тамошние пивные.

Он по-прежнему холост. Тут тоже не все ясно, потому что в его жизни было несколько женщин, которые относились к нему очень хорошо и даже любили его по-настоящему. Во всяком случае, жилось ему неплохо, и к 1966 году он превратился в добродушного, плотно сложенного человека без возраста, с седеющей шевелюрой, устоявшимися привычками и собственным мнением по каждому вопросу. Он написал довольно много о том и о сем, и нельзя сказать, чтобы без всякого успеха — две-три его книги были упомянуты в критических еженедельниках всего лишь с легкой усмешкой. У него есть десяток старых приятелей, и почти каждую субботу в маленькой квартирке неподалеку от набережной собирается пять-шесть человек, подолгу засиживаясь за пивом.

Мити он больше не видел. Но несколько лет назад пришло письмо от югославского Союза ветеранов. «Мы разыскали русского партизанского командира Дмитрия Малиновского, — говорилось в нем. — Он проживает в городе Туле и считается героем войны. Он просит прислать ему ваш адрес». Том ответил и через некоторое время получил письмо уже от самого Мити. Несколько писем. «Как видишь, я жив и здоров, — писал Митя. — И все так, как я тебе тогда говорил! Мы трудимся на благо нашей страны, а прошлое осталось в прошлом». Это прошлое, как оказалось, включало «несколько тяжелых послевоенных лет, — да, тяжелых для меня, Ник», но никаких подробностей об этом Митя не сообщил. А теперь он снова занимается производством цемента — работает директором цементного завода. Он женился, и у него растет дочь. «Тамара шлет тебе привет и приглашает в гости. И я тоже приглашаю». И Том думает, что он, пожалуй, примет это приглашение.

В прошлом году он решил еще раз взглянуть на Плаву Гору. Он мог бы съездить туда и раньше, но по разным причинам все откладывал. Он прилетел в Белград, а оттуда поехал в Нови-Сад на поезде. Местные власти — оказалось, что там его помнят, — предоставили в его распоряжение автомобиль, и он отправился за Дунай в Нешковац. Там он нашел Бору и еще кое-кого, кто помнил его очень хорошо, и провел с ними счастливую неделю. Они поговорили о прошлом — но немного, показали ему свою деревню, отстроенную заново, и сводили его в виноградники, ярусами поднимающиеся над ней. А потом он с утра ушел в горы, и дошел до Бешенова, и посмотрел на разрушенный монастырь, сверху, с обрыва, как уже глядел на него когда-то, и вспомнил все, что произошло там, и, вспоминая, поверил, что теперь наконец сумеет забыть.