XV. Яйцо
Мы не знали, что делать. Хотелось есть, хотелось пить, а на этой несчастной стоянке ничего не было.
Обычно правильное снабжение на этот раз захромало; мы были лишены самого необходимого.
Исхудалые люди скрежетали зубами. На убогой площади со всех сторон торчали облезлые ворота, обнаженные скелеты домов, облысевшие телеграфные столбы.
Мы убеждались, что нет ничего.
Хлеба нет, мяса нет, ничего нет; придется затянуть пояс.
И сыра макаш и масла не больше, чем варенья на вертеле.
Ничего нет, ничего! Хоть тресни, ничего не найдешь.
Ну и поганая стоянка! Три лавчонки, и везде только сквозняки и дождь!
Имей хоть кучу денег, а все равно, что ветер свистит у тебя в кармане: ведь торгашей-то нет!
Будь хоть самим Ротшильдом или военным портным, здесь богатство тебе ни к чему.
Вчера близ седьмой роты мяукал кот. Будьте уверены, они его уже зажарили.
Да. Хотя у него были видны все ребра.
Что и говорить, туго приходится.
Некоторые ребята, говорит Блер, не зевали: как пришли, сейчас же купили несколько бидонов вина вон там, на углу.
Эх, сукины дети! Везет же им! Теперь они смогут промочить горло!
Надо сказать, что это не вино, а дрянь: им только полоскать фляги.
Говорят, некоторые даже пожрали.
Тьфу ты, пропасть! восклицает Фуйяд.
А я и не ломал над этим голову: у меня осталась одна сардинка, а на дне мешочка щепотка чаю: я его пожевал с сахаром.
Ну, этим не насытишься, даже если ты не обжора и у тебя плоская кишка.
За два дня дали поесть только один раз какое-то желтое месиво: блестит, как золото. Не то жареное, не то пареное! Все осталось в миске.
Наверно, из него понаделают свечей.
Хуже всего, что нечем зажечь трубку!
Правда. Вот беда! У меня больше нет трута. Несколько штук было, да сплыло. Как ни выворачивай карманы ничего! А купить накось выкуси!
В самом деле, тяжело смотреть на солдат, которые не могут закурить трубку или папиросу: они покорно кладут их в карманы и слоняются как потерянные. К счастью, у Тирлуара есть зажигалка и в ней немного бензина. Те, кто об этом знает, вертятся вокруг него, держа в руках набитую трубку. Нет даже бумаги, которую можно было бы зажечь об этот огонь: приходится прикуривать прямо от фитиля и тратить последние капли бензина, оставшиеся в тощей, как насекомое, зажигалке.
Но мне повезло... Я вижу: Паради бродит, задрав голову, мурлычет и покусывает щепку.
На, возьми! говорю я.
Коробка спичек! восклицает он и с восхищением смотрит на нее, как на драгоценность. Вот здорово! Спички!
Через минуту он уже закуривает трубку; его сияющее лицо багровеет от огня; все вскрикивают.
У Паради есть спички!
К вечеру я его встречаю у какого-то разрушенного дома, на углу двух единственных улиц этой самой жалкой из всех деревень, Паради зовет меня:
Пс-с-т!
У него странный, несколько смущенный вид.
Послушай, растроганно говорит он, глядя себе под ноги, ты подарил мне коробку спичек. Так вот, я тебя отблагодарю. Держи!
Он кладет мне что-то в руку.
Осторожней! шепчет он. Может разбиться.
Ослепленный белизной, великолепием его подарка, я смотрю и не верю своим глазам... Яйцо!