21

Хаджи Михали хотел, чтобы они не ложились спать. Он хотел сейчас же, вечером, договориться обо всем и рано утром начать или даже начать сейчас же, вечером. Он уже отвел мулов туда, откуда брал их.

— Так скоро это не делается, — сказал Нис.

— Почему? — спросил Хаджи Михали.

Но Нис только покачал головой.

Оба австралос были теперь уже не те, какими он их повстречал впервые. Щеки у них ввалились, черты заострились. Даже у круглого Энгеса Берка. Они приобрели закалку, но были изнурены до крайности. Перед тем, что предстояло, им необходимо было выспаться. Поэтому Нис отрицательно покачал головой.

И эту ночь все проспали.

Спали вповалку на полу в хижине, где был склад губок. В одном углу сложено было грудой оружие. В другом — ящики с боеприпасами.

Прежде чем заснуть, они долго разговаривали между собой обо всем. Говорили о греках, правда, сдержанно, потому что Нис был рядом. Непонятно, почему эти греки так раскипятились, говорили они. Видали мы греков, и обычно у них что можно сделать сегодня, то и завтра не поздно. А этот, как его там, который тут всеми командует, торопится все куда-то. Стоит только послушать, как он разговаривает. Он, видно, терпеть не может этого Метаксаса. Все они его терпеть не могут. Должно быть, порядочный сукин сын был этот Метаксас. С кем ни говоришь из греков, только и слышно — того он сослал, этому голову отрубил.

— Так ведь это же была нацистская шайка, — сказал старик солдат.

— Ты откуда знаешь? — спросил Энгес Берк.

— Когда я еще был в Кандии, — сказал старик, — там устроили военный парад в честь победы, и греческая полиция шагала вместе с итальянцами. Им только того и надо было. Одна шайка.

— А ты что делал? — спросили его.

— Разгуливал в греческой ночной рубашке, — ответил он.

— Интересно, куда все девались отсюда, — сказал лейтенант. — На Крите одно время было немало видных людей.

— Сидят в Каире, целы и невредимы, можете быть уверены, — сказал шотландец.

— Ну, а метаксисты как же? — спросил старик.

— Что метаксисты? — спросил Энгес Берк.

— Ведь это те же нацисты. Все они за немцев.

— Брось ты политикой заниматься, — сказал ему Берк.

— Да мне-то что? — сказал старик, на этот раз как бы оправдываясь. — А только греки на это молчать не будут.

— Ну и что же?

— Ах ты господи! Ну, мы-то на чьей стороне? За кого мы воюем?

— А тебе-то что? — сказал Берк, передразнивая его.

— Перестань, Энгес, — сказал Стоун примирительно.

— Что перестать?

— Разыгрывать его.

— Я его не разыгрываю, — сказал Берк, притворяясь, что обижен.

— А ведь верно, глупо получается, — сказал шотландец.

В темноте Нису казалось, что в голосе его, как в складке губ, чувствуется затаенный смешок.

— Завтра, — сказал он, — мы собираемся набить морду каким-то метаксистам. А приедем в Египет, и окажется, что эти же сволочи там в наших союзниках считаются.

— А тебе какое дело до этого? — сказал Берк.

— Да как тебе сказать, — добродушно отозвался шотландец.

— Трогает это тебя? — Берку явно что-то не давало покоя.

— Может быть, и трогает.

— Все равно ты в это мешаться не будешь.

— А ты будешь? — спросил его шотландец, и Стоун весело захохотал.

— И не подумаю, — ответил Берк, чтобы кончить разговор.

Но лейтенант сказал без всякой задней мысли:

— Какая разница, есть в Каире метаксисты или нет?

— Вот, — сказал Берк ехидно, — это правильный подход.

— Вредный вы человек, — беззлобно сказал лейтенант.

— Давайте спать, — сказал Стоун.

И на время все замолчали.

Нис изумленно прислушивался. Он тут был ни при чем. Это был семейный разговор между братьями, встретившимися после долгой разлуки. Австралос и англичане. Разговор велся сдержанно, из-за него, но он в нем своего слова не имел. Его это не задевало, и ему правилось все, что говорили, даже подзадоривания Берка. Его удивило, как много они знают про Метаксаса. И отсутствие протеста в них удивило тоже. Судя по тому, как терпимо англичане в свое время относились к Метаксасу, он готов был предположить, что они ничего о нем не знают. Правда, ведь это все люди, чье дело только воевать, и у них не спрашивают, стоит водить дружбу с Метаксасом или нет.

В разговоре принимали участие все, кроме английского майора, который и не пытался вступить в него. Потом заговорили о своем. И выходило задушевно, оттого что было темно и только слышались голоса. Теперь разговаривали двое австралос с англичанами.

— Кто-нибудь имел дело с этими немецкими восемьюсантиметровками? — спросил Стоун. До сих пор он говорил мало, только одергивал Берка.

— Они все равно что трехдюймовки Стокса, — сказал Макферсон, шотландец.

— Видал я их Granatenwerfer [гранатомет (нем.)] в ту войну, — сказал старик.

— Granatenwerfer совсем другие, — сказал лейтенант.

— Все равно, Granatenwerfer я хорошо знаю, — сказал старик. — И с этими управлюсь. Ничего не стоит.

— Мы управимся без тебя, — нетерпеливо сказал ему Макферсон. — Ты не поедешь.

— Поди ты знаешь куда, — сказал старик.

— Нет, нет, Тич. В море холодно. Схватишь воспаление легких и помрешь.

— Пока еще не схватил, кажется.

— Ну, ну, ладно, — сказал Макферсон. — Подождешь нас здесь.

Ниса удивило, что старик не стал оспаривать права Макферсона указывать ему. Все они безоговорочно признавали авторитет маленького шотландца. Нису он нравился тем, что легко улавливал суть вещей. Вероятно, это определилось у них еще раньше, и потому-то английский майор был так зол.

Некоторое время все лежали тихо, прислушиваясь к шуму прибоя у скал внизу. Лондонец уже спал. Он тоненько храпел, и даже храп у него выходил шепелявый из-за отсутствия двух передних зубов.

— Любопытно, где мы сейчас там, в пустыне? — сказал немного спустя лейтенант.

— Сидим где-нибудь под Мерсой, — сказал старик.

— А какая разница? — сказал Берк. — Нам самое главное выбраться отсюда.

— Едва ли мы далеко ушли от Суэцкого канала, — сказал лейтенант.

— Это что же такое? — ехидно спросил Берк. — Вы, кажется, теряете веру?

— Вы, австралийцы, чересчур уж бойки, — огрызнулся лейтенант.

— Ладно, давайте спать, — снова сказал Стоун.

— Все равно, — сказал Макферсон. — Когда доедем до Египта, лучше нам высадиться где-нибудь близ Александрии. Только не западнее.

— Кто же это у нас так хорошо определит курс? — сказал старик.

— Тот грек, с которым мы пришли, — сказал Берк. — Он ориентируется по телам.

— По каким телам?

— По солнцу и луне, — сказал Берк, подражая Нису. Но это не была насмешка. Это было дружеское подтрунивание. Нис инстинктивно в темноте оглянулся на Берка и хоть не увидел его лица, но почувствовал, что тут ничего такого нет. Немного спустя старик сказал:

— А что же это все-таки за народ, кого мы будем освобождать?

— Литтосийские рыбаки, которых засадил Метаксас, — сказал Стоун.

— И надо спешить, пока немцы не пришли туда, — сказал лейтенант.

— Они и сюда придут, — сказал Берк. — Какая разница?

— Ты сегодня как с цепи сорвался, — сказал Стоун Берку.

Тогда Макферсон, тот, у которого брезжила на губах улыбка, вдруг рассмеялся в темноте. Раздался словно тройной выхлоп дизельного мотора. Шотландец вдруг представил себе все дело как бы с высоты миллиона футов.

— Ну и кавардак, — сказал он.

Это поставило точку. Все замолчали. Разговор оборвался. Нис думал, как приятно лежать на полу после сырой земли, на которой пришлось спать столько ночей, Он заснул и спал как убитый.

Хаджи Михали разбудил их, когда еще не занялась заря.

22

- Теперь мы все подробно обсудим с ними, — сказал он Нису.

— Подожди, они сейчас вернутся, — сказал Нис.

Стоун, Энгес Берк и все англичане вышли из хижины, размяться немного и умыться холодной морской водой. Нис тоже пошел на берег и освежил лицо и руки, от которых еще шел запах. Потом он вернулся в хижину. Его ждали пятеро англичан, Стоун и Берк. Один миномет уже вытащили из угла.

— Вот, объясни им, — сказал Хаджи Михали. И начал: — Они все разместятся в двух больших плоскодонных лодках, из тех, на которых выходят в море ловцы губок, а третьей возьмем маленькую лодку Талоса. Ведь среди минометов есть один поменьше. Эти плоскодонки самые большие у нас. Ты поведешь одну лодку, Сарандаки другую. Талос пойдет на своей. Скажи англичанам, пусть разделятся, кому с кем ехать.

— А сколько всего лодок пойдет? — спросил Нис.

— Десять. Наши лодки маленькие. Но они все будут нужны, ведь надо посадить тех, кого мы освободим. Мы выходим из Литтоса вместе и держимся вместе, пока не увидим Гавдос. Там мы расходимся, чтобы подойти к Хавро Спати с разных сторон. Но попасть туда мы должны все в одно время. Хавро Спати — это бухта перед лагерем. Оттуда мы и начнем. Сарандаки пойдет первым, потому что он знает все проходы.

— Там глубоко, в Хавро Спати?

— Не очень, и там много подводных скал, их не видно, но они у самой поверхности. Обойти их можно, но это, как ветер позволит. Будем идти за Сарандаки, он там знает каждый метр.

— А где самые форты?

— Мы должны пройти большой риф, тогда только увидим их. Как только они покажутся, дело англичан обстрелять их и разрушить. Без этого невозможно подступить к проволочным заграждениям, потому что вся бухта находится под огнем этих трех фортов.

— А что там за орудия, в этих фортах?

— Точно мне не известно. Но знаю, что там есть пулеметы, а может быть, даже скорострельные пушки. Может быть, солдаты будут спать, когда мы подойдем. Но только, не разрушив фортов, нам не добраться до проволочных заграждений. Тут и думать нечего.

— А за проволокой что?

— Больше ничего. Тогда уже только солдаты, если они будут сопротивляться. Проволока перегораживает узкое ущелье, которое ведет к самому лагерю. Литтосийцы и ловцы губок, которые сидят в нем, должны услышать стрельбу. Если им не удастся выйти самим, мы пройдем через ущелье и освободим их.

— Значит, больше укреплений нет?

— Лагерь обнесен стеной. Но это уже не трудно.

— А как маленькие лодки? Они будут приставать прямо к берегу?

— Мы постараемся войти в бухту, после того как откроют огонь по фортам. Если форты удастся разрушить, остальное будет просто. Мы возьмем все свои пулеметы и кувейтские винтовки. Числом нас будет достаточно. Мы пристанем на маленьких лодках к берегу. Освобожденных литтосийцев выведем на берег. Нескольких вам придется взять на большие лодки. Но большим лодкам опасно подходить к берегу, говорит Сарандаки, потому что проходы между рифами слишком узки.

Все-таки Нису еще не все было ясно.

— Кто же вас проведет к берегу, если Сарандаки будет на большой лодке?

— Там, у берега, рифы торчат над водой. Обойти их не трудно.

— И это весь твой план?

— Весь.

— Форты расположены на большой высоте? Очень большой?

— Они в трех местах над бухтой. На крутых обрывах. Все берега бухты — отвесные стены, только в одном месте есть ущелье, которое ведет к лагерю. Эти форты выстроили, когда Метаксас увидел, какая против него готовится сила. В то время в лагере много сидело аитиметаксистов. Но когда началась война с железноголовыми, видно, всех вывезли, остались одни литтосийцы и ловцы губок. Так что, может быть, сейчас там и охрана меньше.

— Значит, когда форты будут взорваны, англичанам больше делать нечего, только сидеть и ждать?

— Да. Как видишь, все просто.

— Просто или непросто — это будет зависеть от минометов, — ответил Нис.

— Да, — сказал Хаджи Михали и широко улыбнулся. — Ты скажи англичанам, что мы полагаемся на них.

Пока Нис разговаривал с Хаджи Михали, Стоун, Берк и пятеро англичан занимались сборкой больших минометов. Кроме того, они осматривали длинные ящики мин, аккуратно переложенных войлоком.

— Ну, слушайте, — сказал им Нис.

Они окружили его. Он еще продумал все про себя, более детально даже, чем Хаджи Михали, и затем стал рассказывать, тщательнее обычного подбирая английские слова. По-английски все выходило не так ясно, как по-гречески. Он и сам чувствовал, что не так.

Для него, Ниса, во всем этом не было ничего необычного. Еще при отце ему не раз случалось причаливать к городским пристаням на маленькой лодке с грузом контрабандного кувейтского оружия, которое нужно было доставить по назначению. Думал он при этом только об одном, как выполнить задание точно и побыстрее. Он уже был тогда достаточно взрослым, чтоб понимать опасность. Но он никогда не думал о том, что их могут схватить. И план Хаджи Михали был для него делом такого же порядка. Это продолжалась доставка кувейтского оружия. После трехлетнего перерыва, после трех лет в крепостных стенах Лариссы. Но и заключение не научило его страху, чувству опасности, как не научила этому нелегальная перевозка оружия из Кувейта. Оно научило его только решительнее действовать, яснее понимать, что он делает, и сильнее, гораздо сильнее ненавидеть.

И Нис изложил весь план по-английски как можно складнее, чтобы им сразу все сделалось ясно.

Когда он кончил, некоторое время все молчали. Потом Берк сказал с иронией в тоне:

— На словах все выходит превосходно.

— На словах все выходит прямо как на ученье по десантным операциям, — сказал лейтенант. — Другого способа нет подойти к этому лагерю?

— Нет, — сказал Нис. — В нем когда-то содержалось много антиметаксистов. Поэтому все подступы сильно укреплены.

— Когда мы обогнем большой риф, далеко еще будет до этих дотов? — спросил Стоун.

— До фортов? — переспросил его Нис.

Стоун сказал:

— Да, до фортов.

Нис спросил Хаджи Михали. Потом сказал по-английски:

— Метров триста.

— Так, — сказал кто-то.

— Все это прекрасно, — сказал Энгес Берк. — Но ведь мы еще не знаем, выдержит ли вообще такая лодка миномет.

— А это мы сейчас испытаем, — сказал Стоун. — Когда он хочет выходить в море?

— Сейчас же. Он очень торопится, боится, как бы железноголовые не пришли.

— Спроси его, какая там высота, — сказал Макферсон.

— Он говорит, двадцать пять метров, но совершенно отвесные стены.

— Это даже и маленький достанет, — сказал Макферсон.

— Если мы сейчас выйдем в море, — сказал вдруг майор неуверенным тоном, — когда мы доберемся до места?

Все кругом неловко молчали.

— При благоприятном ветре завтра к утру мы будем в виду Гавдоса, — неторопливо ответил Нис.

— Ладно, — сказал Стоун, шумно переводя дыхание. — Все зависит от того, можно ли с лодки стрелять из миномета. Значит, нужно произвести испытание.

Стоун подхватил рукой один из больших минометов и оглянулся на остальных.

— Они все поняли? — спросил Ниса Хаджи Михали.

— Вполне, — ответил Нис. — Они готовы.

— Идем, идем скорее, — возбужденно сказал Хаджи Михали. Он сжал руку Стоуна, которою тот прижимал к себе миномет. — С таким великаном, да еще с Сарандаки, о чем нам беспокоиться. Все будет очень просто, — сказал он.

Нис и все остальные, захватив ящики с минами, спустились к закрытой бухте. Десять лодок лежали на берегу, отдельно от остальных. Вокруг них хлопотали жители деревни, пристраивали мешки — видимо, с провизией, бурдюки с водой, вроде того, который Нису дал Спада. Некоторые мужчины укладывали на дно маузеровские винтовки.

Стоун подтащил миномет к самой большой плоскодонной лодке. На ней была мачта с двумя поперечными реями для прямых парусов.

— Эта? — спросил Стоун.

— Да.

Нис быстрым взглядом окинул такелаж и паруса, подобранные к реям. Паруса спускались и поднимались, как шторы, гиков не было. Кливер был свернут. Оснастка была неудобная, и Нису не понравилась. Маленькие каики Спада и Талоса были оснащены куда лучше. Но для судна с широким корпусом такой парус больше подходил, хотя и не давал особой скорости.

Стоун внес собранный миномет в лодку и бережно уложил на дно, прислонив к выдвижному килю. Потом он взял в руки две мины и маленький ящик с зарядами.

— По четыре, не меньше, — сказал он.

— Попробуем с двумя, — сказал Энгес Берк.

— На такой дистанции непременно нужно четыре.

Чем больше зарядов, тем дальше полет мины.

— Вся лодка на воздух взлетит, — сказал Берк.

— Ладно. Попробовать можно с двумя. Садитесь.

Литтосийцы и ловцы губок толпились вокруг, деликатно сдерживая любопытство. Хаджи Михали велел им оттолкнуть лодку. Макферсон и лейтенант сели тоже. Стоун и Берк придержали миномет, когда лодка закачалась на волнах.

— Здесь хотите испытывать? — спросил Нис. Он уже сидел у руля. Они отошли от берега всего на несколько ярдов.

— Да.

— Здесь ведь волнения никакого, — сказал он. — Надо выйти в залив.

Талос поставил паруса, и Нис через узкий проход направил лодку в залив. Выйдя из бухты, они сразу легли в дрейф. Стоун заложил в мину два заряда. Берк придерживал основание миномета. Стоун опустил мину в ствол миномета и тотчас же отскочил.

Это было настоящее землетрясение. Их расшвыряло во все стороны, вода вокруг заходила ходуном. Лодку отбросило, точно пробку. Когда мина вылетела из ствола, вся сила отдачи пришлась в днище лодки.

Лодка завертелась на месте и едва не опрокинулась. Нис быстро выбрал грота-шкот, и она выровнялась и встала по ветру. Они видели, как мина шлепнулась в море, далеко-далеко.

— Что ж. Все в порядке.

— Так запустим, что чертям тошно будет, — сказал лейтенант.

— Можно выходить, — сказал Стоун Нису.

Нис направил лодку назад в бухту и подвел ее к берегу, где стояли другие лодки. Он сказал несколько слов Хаджи Михали, и все началось всерьез.

Час спустя они расселись по лодкам и отплыли к Гавдосу, на штурм береговых фортов.

23

Нис шел под всеми парусами. Лодка, грузно оседая на каждой волне, неслась по Средиземному морю. Она оказалась довольно устойчивой на ходу. Ветер сильно надувал прямые паруса, и нос глубоко зарывался в воду, но зато скорость выигрывалась. Они шли с попутным ветром. Ветер был восточный, резкий. Нис решил идти так до самого вечера, потом изменить курс и повернуть к югу.

Это было то, что он хорошо знал. Здесь ему принадлежало признанное и неоспоримое превосходство. Пока речь шла о минометах, он испытывал неприятное ощущение оттого, что сознавал свое техническое невежество. Он только служил связующим звеном между Хаджи Михали и австралос. Он с почтительным удивлением думал о том, сколько нужно было учиться, чтобы так разбираться во всей этой механике. Должно быть, оба австралос всю жизнь имели дело с минометами.

Зато здесь мне все знакомо. Мне не нравится оснастка этой лодки, но я бы взялся доплыть на ней куда угодно. Она зависит от моего уменья. Минометы зависят от лодки, а лодка зависит от меня. И все это не так-уж просто. Будет много трудностей, потому что план не додуман до конца. И многое будет решаться там, на месте, когда мы начнем разрушать форты.

Нис облокотился на румпель и осмотрелся по сторонам, ища остальных. Вблизи была только вторая плоскодонка, которой правил Сарандаки. Остальные значительно отстали. Некоторых совсем не было видно. Скорость хода у всех лодок была разная, и потому им трудно было держаться вместе. Но он подождет их перед входом в Хавро Спати, бухту на восточном берегу острова Гавдос.

Завтра к утру они будут там.

Он оглянулся на свой экипаж. Стоун и Берк — это само собою. Третьим был одноглазый ловец губок, полуголый, в одних бумажных шароварах. Он сидел на передней банке, под кливерами.

У Сарандаки в лодке был шотландец капрал Макферсон, черноволосый человечек, никогда не улыбавшийся во весь рот. Это он при посадке указал каждому из англичан его место. Маленького лондонца он взял с собой. На их лодке был второй восьмисантиметровый миномет.

В Литтосе на берегу Сарандаки подошел к ним и одним махом перебросил миномет в лодку.

— Хороша штука, — сказал он, шлепнув его ладонью.

— Спросите, откуда у него этот пистолет, — сказал Макферсон Нису.

У Сарандаки за широким турецким кушаком заткнут был большой черный пистолет с широким дулом. Это был немецкий сигнальный пистолет Бери, значительно превосходивший качеством английские сигнальные пистолеты.

— Хаджи Михали нашел в аэропланос , — ответил Сарандаки Нису. — Как раз по моему росту. Эх, хорош. — Он вытащил его из-за пояса и показал Нису дуло в дюйм диаметром и толстые патроны.

— Что ты с ним собираешься делать?

— Как, что делать? Убивать. — И загрохотал, довольный собой.

— Да это же сигнальный пистолет, — сказал ему Нис. — Он ракетами стреляет.

— Ну и что ж, — сказал Сарандаки. — Из него вполне можно убить человека. Только если недалеко. Вот на Гавдосе увидишь.

И Сарандаки сам оттолкнул лодку, крикнув что-то другому ловцу губок, уже сидевшему в ней. И стремительно понесся к выходу из залива.

Английский майор и лейтенант были в лодке Талоса, и с ними маленький миномет. Эта лодка была самая быстроходная. Но Талос был слишком нетерпелив и, лавируя, не давал себе труда подумать. Он не умел рассчитывать курса. Он просто правил все время вперед и менял галс тогда, когда уже нельзя было иначе. Только тогда. Вот и сейчас он сильно уклонился под ветер, в сторону от всех остальных, и теперь шел почти вдоль берега, чтобы догнать их. Но с парусами он управлялся хорошо.

Хаджи Михали и остальные литтосийцы сильно отставали, но курс держали правильный.

Завтра, если все пойдет как надо, придется им держаться ближе друг к другу.

Стоун и Берк все возились с минометом на дне лодки. Нис попросил их объяснить поподробней его устройство. Они показали ему грушевидные мины с хвостовым оперением и похожие на патроны заряды, которые закладывались с хвоста. Можно было заложить один снаряд, два, три или четыре. Чем больше зарядов, тем дальше летит мина. Заряжать миномет надо с дула и отходить в сторону. От взрыва зарядов мина получает толчок и высоко взлетает в воздух. Вертикальная и горизонтальная наводка производятся винтовыми механизмами. Прицелом пользоваться нельзя, сказал Берк, потому что деления на нем даны в миллиметрах, а он привык к дюймам, так что наводить придется на глаз.

И снова Нис почувствовал, что не будет все это ни легко, ни просто, ни точно по плану, хотя бы потому, что плана в сущности нет, а есть только полплана. Да иначе и быть не может, когда имеешь дело с орудиями и снарядами, которых никто не знает толком.

И он задумался о Сарандаки. Сказочный джин. Человек, рожденный дикарем. И дикарем оставшийся благодаря своему промыслу.

Ловцов губок Нис видал и раньше. Обычно они с полчаса тренировали дыхание, а после этого ныряли, обхватив большой плоский камень, тяжесть которого сразу увлекала их на дно. Они оставались под водой иногда несколько минут и потом всплывали, обвешанные губками. Случалось, они становились добычей акул. Или их больно обжигали небольшие медузы, называемые здесь врома. Они начинали совсем молодыми и молодыми умирали. У них была тяжелая жизнь. Губки свои они продавали скупщикам почти задаром. Только самые нежные губки, которые ловились на больших глубинах, шли чуть подороже. Нис встречал таких скупщиков в Кандии и Мирабелле. Они покупали губки на вес и тщательно проверяли, нет ли в них песку. А потом сами набивали в них песок перед продажей. Если их уличали в этом, они сваливали вину на ловцов. Торговать губками было прибыльным делом, и все скупщики держали сторону Метаксаса. Были преданы ему всей душой. Этому ублюдку, помеси человека с собакой. Оттого-то Сарандаки пришел в такое остервенение при виде песка в губках.

Так Нис раздумывал о Сарандаки. А с соседней лодки доносился мощный голос самого Сарандаки, распевавшего песню. Это была критская народная песня о невесте, которая не любила чеснок, а жених любил. Он так любил чеснок, что всегда ел его, даже тогда, когда делал кое-что другое, и в конце концов невесте надоел и чеснок и другое и она убежала искать себе такого жениха, который бы не ел чесноку.

И после песни — хохот Сарандаки.

Так они плыли к Гавдосу.

24

Они беспокойно ждали неподалеку от входа в бухту Хавро Спати.

Небо было серое, набухшее. Ветер налетал с берега яростными порывами, и казалось, что ветер и небо существуют сами по себе. По морю ходили высокие, частые волны. Ветер срывал верхушку с каждой встающей волны и рассыпал вокруг сплошным водопадом брызг. Небо набухло дождем. Дождь лил бесконечными косыми потоками, береговой ветер подгонял их. Дождь наполовину скрадывал дневной свет. Кругом было серо.

Они готовились обогнуть ближайший мыс и войти в укрепленную бухту Хавро Спати. Нис шел в крутой бейдевинд, только под гротом и кливерами. Остальные паруса были убраны. При таком море ход был вернее без. них, хотя и медленнее. Волны подбрасывали и перекатывали лодку, точно мальчонку, усевшегося верхом на отцовскую ногу.

Нис пока старался держаться поближе к берегу. Он только что лег на новый галс, и так теперь должен был идти до самой бухты. Он догонял Сарандаки. Оба они еще затемно подошли к острову и с тех пор дожидались здесь остальных. Только шесть лодок подошло за это время. Казалось чудом, что и эти шесть добрались в такую погоду. Почему это всегда все против тебя? Вот и с каиками было так же. Всегда все против.

Нис втянул голову, укрываясь от брызг, и поглядел вперед, на острый мыс Хавро Спати. Вот там все начнется. Только они начнут огибать мыс, их тотчас же заметят сверху. Разве только все метаксисты в фортах спят крепким сном. А может быть, там и нет никого? Может быть, и минометы не понадобятся? Сейчас вся затея казалась безумной. Здесь, у самого входа в Хавро Спати, она казалась явно безумной. Я всей душой за это дело, но минометы — это дикость. И вообще дикость в такую погоду.

Энгес Берк давно уже крикнул ему:

— Нельзя стрелять из миномета с этой перекатывающейся бочки.

А Стоун отозвался:

— Может быть, в бухте спокойнее.

— Черта с два спокойнее, — сказал Энгес Берк. — Ничего не выйдет из всего этого.

И Нис про себя согласился с ним. Но так или иначе он не отступит до конца.

Теперь он догонял Сарандаки, решив не дожидаться больше.

— Чего мы ждем? — спросил его Берк.

— Не знаю, — ответил он. — Сейчас догоню Сарандаки и будем начинать.

И Нис крикнул одноглазому, чтобы тот поднимал топселя. Лодка рванулась и понеслась вперед. Ее швыряло волнами, заливало со всех сторон. Наконец Нис поравнялся с Сарандаки и тогда снова пошел в бейдевинд.

— Давай начинать, — закричал он.

Лодка Сарандаки была залита водой, паруса полоскали по ветру.

— Где остальные? — проревел он в ответ.

— Черт с ними, с остальными. Подойдут.

Он оглянулся назад и увидел пять маленьких лодок, приближавшихся под дождем. Надо начинать. Хаджи Михали там, он последит, чтобы и все остальные вошли в бухту.

Талоса с маленьким минометом все еще не было видно. Все равно придется начинать без него. Нельзя без конца околачиваться тут. Потом будет поздно. Нужно начинать.

— Давай! — загремел он.

Сарандаки встал во весь рост — настоящий корсар, черный, мокрый, с сигнальным пистолетом за поясом.

— Давай! — загремел он.

Он скомандовал помощнику поставить топселя. Он скомандовал Макферсону и лондонцу приготовиться. Он командовал своим громовым голосом на гортанном островном диалекте. И лодка, круто повернув, пошла к оконечности мыса Хавро Спати.

Высокий серый берег вставал из воды. Он казался серым сквозь завесу дождя.

Нис пошел за Сарандаки по вспененным волнам. Он почти поравнялся с ним, но Сарандаки закричал:

— Не налезай на меня. Придержи. Иди следом.

— А ты давай быстрей.

— Молодой филин. — Сарандаки захохотал, откинув голову назад. Лодка его под внезапным порывом ветра сильно накренилась, и вода плеснула через борт, с ног до головы обдав Макферсона и лондонца. Нис увидел, как Сарандаки описывает полукруг, чтобы обогнуть мыс и войти в бухту.

— Начали, — отрывисто сказал он остальным.

Стоун и Берк ели маслины, доставая их из намокших карманов. Теперь они бросили это и занялись минометом, с которого текла вода, стараясь укрепить его, чтобы он не ездил по дну. Они смотрели на берег, темневший в тумане. Нис оглянулся. Остальные растянулись неровной линией позади.

Все равно теперь уже поздно. Сарандаки уже входил в бухту. Нис развернулся полукругом, качаясь на волнах, и вошел вслед за ним.

Они обогнули длинный, вытянутый мыс и теперь уже находились в Хавро Спати. Стоун и Берк смотрели по сторонам вверх, отыскивая месторасположение фортов.

Нис сейчас не думал о фортах. Он следил за рифами, которые на каждом шагу возникали из-под воды. Берега Хавро Спати представляли сплошную отвесную стену. Бухта имела форму полукруга, и в самой середине у берега виднелась полоска белого песка. Песок был исчерчен зигзагами колючей проволоки, поднимавшимися к темной расселине в скале. Оттуда и начиналось ущелье.

— Вон он, — сказал вдруг Стоун, указывая назад.

Огибая длинные пальцы рифов, Нис глянул по направлению его руки и на вершине одного из рогов полумесяца увидел приземистое квадратное строение форта. Издали он казался совсем крошечным.

Нис поспешно опустил глаза. Он немного отвел румпель, потом потянул на себя, потом отпустил. И крикнул одноглазому, чтоб тот внимательней следил за парусами, потому что лавировать между рифами становилось все сложней и трудней. Они теперь значительно отстали от Сарандаки, который шел очертя голову полным ходом. Он уже был почти у противоположного берега и поворачивал, чтобы идти назад, к середине бухты.

Это произошло в ту минуту, когда Нис попытался прибавить ходу, и лодка его понеслась, виляя из стороны в сторону, точно пьяный на коньках. Первое впечатление было, что это само по себе, что это не направлено в них. Просто вдруг раздался какой-то частый, прерывистый треск. Он шел откуда-то спереди. Не из-за кормы.

— Ну вот вам, — сказал Берк.

Где-то в глубине сознания у Ниса определилось: пулеметная очередь. И длинная. Должно быть, по Сарандаки. Нет, метаксисты не спят. Нис навалился на румпель, стараясь держаться в разрез волны. Лодку тащило прямо на бесчисленные мелкие рифы впереди. Поверхность рифов чернела в белой пене разбивающихся волн.

— Приготовься убрать киль, — закричал Нис одноглазому.

— Ты правь, правь, не бойся, — быстро ответил одноглазый.

Но Нис снова зарычал, чтобы он приготовился убрать киль. А сам так круто отвел румпель от себя, что лодка повернулась на шестнадцать румбов. Теперь за своим гротом он не видел Сарандаки. Но он продолжал лавировать между скалами и только время от времени встряхивал головой, мокрой от дождя и брызг. Все время он слышал пулеметную стрельбу. Стреляли только с одной стороны. Он увидел, что Стоун и Берк устанавливают миномет под углом к борту лодки. Стоун, широко расставив ноги для равновесия, держал уже в руках мину и готовился заряжать. Они что-то кричали друг другу, вода ручьями стекала по их лицам.

Нис знал только одно: волны. Волны, которые неуклонно гнали их в глубь бухты. Море кругом походило на шахматную доску. Черные рифы, белая пена волн. Море толкало лодку на каждый встречный риф.

— Убирай топселя! — заорал Нис одноглазому.

Одноглазый сидел, зажав концы четырех шкотов в кулаке, далеко откинувшись за борт. Он крепко упирался ногами и неотрывно следил за бешеными поворотами Ниса, все время держась наготове. Услышав команду, он встал и закрепил все шкоты. Потом отдал топсель-фал. Топсель спустился, хлопая, словно бич.

Они уже были у другого берега бухты. Нис услышал, как Стоун сказал, что здесь, наверху, второй форт. Именно отсюда и стрелял пулемет, но Нису было все равно. Он снова, как тогда, в ураган, боролся с морем, призывая ветер в союзники. Перед ним открылось свободное от рифов пространство, на котором только что разворачивался Сарандаки. Сейчас Сарандаки держал прямо на берег, в глубину бухты.

И тогда заработал второй пулемет.

Нис готовился повернуть вслед за Сарандаки. Крепко сжав румпель, он откинулся назад, подстерегая такую волну, которая помогла бы ему лечь на новый галс. Треск пулемета он услышал не сразу. Он слышал только рев разбивающихся о рифы волн. Он увидел, как мелко там, куда его несет. Еще раньше он это услыхал. Характерное клокотанье воды над скалой. Потом он увидел и закричал одноглазому, чтобы тот убирал киль.

Пулемет стрелял теперь прямо по ним. Он видел, как оба австралос инстинктивно пригнулись, но сам он боялся пригибаться. Он не сводил глаз с рифа, темневшего под водой. Он видел белый водоворот пены в этом месте и видел скалу под ним.

— Убирай киль! — закричал он одноглазому. Если киль не убрать, лодка заденет за скалу.

Одноглазый возился с килем, у него что-то не ладилось.

Нис повернул лодку, используя последнее мгновение, пока киль еще был в воде. Теперь осталось только ждать, когда волна или швырнет их на риф, или перенесет через него.

— Сволочь, так в нас и жарит, — сказал Берк, потому что в эту самую минуту снова затрещал пулемет.

— Выбираться надо отсюда, — сказал Стоун.

Нис лег в дрейф, и лодка только качалась на волнах. Он ждал вала, который либо перебросит их через скалу, либо разобьет об нее. Больше ничего не оставалось. Без киля они могли только дрейфовать по течению. С килем неизбежно должны были задеть за скалу.

— Какого черта мы не двигаемся? — заорал на него Берк.

Он и Стоун забрались под банки и оттуда глядели вверх, на форт. Нис не знал, что происходит там, наверху. Он только смотрел на валы, перекатывающиеся через риф, который теперь был совсем близко. Наконец под долгую пулеметную очередь их подхватило волной.

— Держись.

Нис изо всех сил навалился на румпель, не давая волне повернуть лодку боком. Они взнеслись высоко, на самый гребень вала. Сейчас они или рухнут прямо на риф, или перелетят через него.

Только это — одно из двух.

Лодка на миг замерла в вышине. Потом стремительно ринулась вниз, точно пущенный из рогатки камень, и вновь закачалась, уже по ту сторону рифа. Нис повернул руль, и тотчас же паруса надулись ветром.

— Киль, — закричал он одноглазому.

Пули сыпались вокруг них. Падали в воду, вздымая фонтанчики брызг, откалывали щепки от бортов, решетили парус, бешено свистели над головой.

— Ходу, — кричали Нису.

Одноглазый выдвинул киль наполовину. Но достаточно было и этого. Нис выровнял лодку и зажмурился, пряча глаза от дождя. Лодка шла теперь прямо на середину бухты.

Сейчас он отчаянно, всем существом ощущал необходимость минометов. Потому что пулеметный огонь преследовал их. Пули летели над ними и вокруг них, подвывая, с треском расщепляя дерево бортов. Он вдруг почувствовал, как руль дрогнул у него под руками. Пуля угодила в скрепление румпеля с рулем. Стоун и Берк держали миномет, не давая ему опрокинуться от качки, от почти непрерывного крена. Стрельба не прекращалась. Теперь стреляли еще где-то.

Нет, они не спят. Они все проснулись. Они уже знают про нас. Мы все во власти этих фортов.

— Стреляйте, что ж вы? — крикнул Нис обоим австралос.

— Какого тут черта, — сердито сказал Берк.

— Стреляйте! — бешено закричал Нис.

Но тут же он забыл обо всем, так как нужно было пройти вторую линию открытых рифов. Пулемет все трещал им вслед. Они распустили все паруса, чтобы поскорей уйти от него.

На короткое мгновение Нис увидел впереди Сарандаки. Он был уже далеко, посреди бухты, и шел по направлению к песчаной полоске берега, прямо на каменную глыбу, торчавшую на пути. Нису сразу представилось, как лодка, налетев на нее, разбивается вдребезги. Это не трудно было вообразить.

— Он хочет пристать к берегу, — сказал он, с напряжением выговаривая английские слова.

Пулемета, стрелявшего им вдогонку, они теперь не слышали. Они только видели лодку Сарандаки, которая, бешено кувыркаясь на волнах, летела под всеми парусами вперед, туда, где зигзаги колючей проволоки протянулись над белым песком. Прямо туда. И они видели свинцовый дождь, потоки раскаленного свинца, беспрестанно хлеставшие вокруг лодки. И впереди лодки. И над самой лодкой. Стреляли два форта, средний, и тот, что был напротив них. Тучи пуль проливались над лодкой Сарандаки, пули шлепались в море, треск отдавался у дальнего берега тесной бухты.

— Ходу, — бешено кричал Нис Сарандаки. — Давай. Давай.

Свистопляска свинца продолжалась. Все было предрешено. Широкая плоскодонка Сарандаки вдруг завертелась и встала косом к ветру. Руля она уже не слушалась. Парус сильно отдуло в сторону, и в просвете Нис увидел хаос скал впереди. Ветер подхватил вырвавшийся на свободу парус и с силою грохнул лодку бортом о скалу. Нис был так близко, что сразу увидел: двое в лодке уже готовы, Макферсон и лондонец. Уже готовы. Потом он увидел, как миномет, качнувшись, свалился на борт, и тяжесть его перевесила лодку. Вода хлынула через борт.

Сарандаки, когда лодка накренилась, запутался в оборванных снастях и теперь изо всех сил старался высвободиться. Огромные валы перекатывались через него. Кругом все кипело. Сквозь грохот моря слышен был временами рев Сарандаки и треск пулемета, который все еще расстреливал их.

Среди водяного хаоса, неразберихи снастей, парусов, разбросанных тел Сарандаки вдруг снова поднялся во весь рост. Макферсон стал грузно сползать с кормы... Конец. Они поняли сразу. Это его кровью была залита лодка.

И Сарандаки попало тоже.

Но он еще стоял, изрыгая проклятия метаксистам, суля им загробные муки, и землетрясение, и семейный позор, и смерть. Рука великана протянулась вперед. Сигнальный пистолет был наведен на маленький форт на скале. Сарандаки покрепче уперся ногами. Прогремел выстрел. Ракета взвилась по кривой. И взорвалась. Желтые и зеленые огни плавными дугами полетели вниз. Она взорвалась высоко в небе, над самым фортом, и рассыпалась в гордом блеске огней, ярче солнца, упорней жизни, сильнее смерти, плавнее движенья земли.

Желтое и зеленое.

Тогда со стороны форта ударила очередь. Сарандаки принял все на себя. Сердито и жадно он принял все. Сила удара была огромна, ему бы такого не нанести. В маленьких прыгающих пульках тоже был великан, и этот великан оказался сильнее его.

Это был конец.

Его шатнуло. Он ухватился за парус. Стал падать, задевая за банки, за раскинутые ноги Макферсона, увлекая своей тяжестью мачту, парус, все.

Лодка опрокинулась, сползла с рифа и скрылась под водой.

И вместе с ней скрылся он сам, и Макферсон, и миномет, и маленький лондонец, который шепелявил.

Зеленое и желтое догорало на лету.

Лондонец мелькнул в воде последним, потом и он ушел под воду.

Голос Сарандаки, выкрикивающий проклятия, еще стоял в ушах.

Снова затарахтел пулемет. И дождь, дождь кругом. Дождь. Зеленые и желтые огни, падающие звезды, гасли и дымились под дождем.

Взгляд Ниса был прикован к зеленым и желтым огням. Он был не в силах отвести глаза. Он проследил их путь до самого конца. Потом оглянулся на Сарандаки.

Сарандаки уже не было. Ничего не было — все исчезло под водой. Только белый отодранный лоскут топселя вздулся пузырем, но волна прихлопнула его, и он сразу опал.

25

Когда Нис подошел к этой груде скал, лодка его почти лежала на боку. Оба австралос и одноглазый — все привалились к наветренному борту, стараясь уравновесить напор ветра.

— Можно сейчас стрелять? — крикнул Нис.

— Нет, нет. При таком море нельзя, — сердито отвечали ему.

— Тогда идем к берегу, — сказал Нис. И тотчас же стал разворачивать лодку.

— Те тоже шли к берегу.

Берк указал туда, где скрылся под водой Сарандаки и все остальные. Но это было ни к чему. Они уже попали под перекрестный огонь двух фортов. Клеп-клеп-клеп — только щепки летели кругом.

Нис круто лег на правый галс. Он не делал попыток уйти из-под огня. Он просто рассчитывал подойти к берегу с наветра. Прямо к берегу. Прямо туда, где глаз ловил нагромождение земли, проволоки, рифов, прибоя, скал и узкий клин белого песка.

Раскаленный свинец проливался над ними. Лодка под ветром кренилась все сильней. Они откидывались за борт, стремясь своей тяжестью уравновесить ее. Это было сейчас важней, чем раскаленный свинец вокруг.

У Стоуна вся кровь прилила к голове. А Энгес Берк — ничего. Только гримаса боли на лице.

Вдруг одноглазый упал. Он упал за борт. Свалился с грузом свинца в теле. И бело-зеленый водоворот подхватил его.

У Ниса от напряжения болела спина. Он вцепился в румпель, выгнулся весь, точно ивовый прут, сопротивляясь бешеной скорости, с которой они неслись вперед, на берег.

Прямо впереди, ближе, все ближе, в пене, желтый, не белый, песок несется навстречу, прямо на них. Лодка разлетится вдребезги, когда ударится об это. Даже волны разбиваются здесь. Они летят стремглав, вот сейчас, вот.

И вверх на волне. И снова вниз. И двойною силой волны и ветра вперед, под пулеметную трескотню. И — с грохотом — вниз. Лодка спикировала, как самолет. И море швырнуло ее на желтый песок.

Парус, вырвавшись, развевался по ветру, задевая, сбивая с ног. Это был конец. Лодка лежала, полузарывшись в камни и песок. Камни, которых раньше не видно было. Волны вливались в лодку. Паруса трещали.

Стоун, великан Стоун, по пояс в воде, подхватил миномет, взвалил его себе на голову. И побежал с ним по воде. Нис рванул за ручку ремня и вытащил из лодки ящик с минами. Парус ударил его и свалил. Он протянул ящик Берку. Круглый Энгес Берк, с головой уйдя в белую пену прибоя, и слышал и чувствовал рев пулемета теперь только с одной стороны. Только с одной.

И, спотыкаясь, прячась под тенью скал, они двинулись к проволоке, протянувшейся от скалы до скалы.

Но тут же бегом пустились назад, потому что раскаленный свинец взрыл желтый песок вокруг них. Проволока загораживала путь. Так их живо перестреляли бы одного за другим.

— Стреляет один только форт. Остальные слишком далеко, — сказал Стоун.

Он добежал до разбитой лодки, которую море подкидывало и снова бросало на камни, в желтый песок.

— Вот тот. — Берк указал пальцем.

Это был форт, расположенный по диагонали через бухту. Тот, который первым открыл стрельбу.

Нис и Берк поволокли ящик с минами за Стоуном к лодке. Там, в хаосе воды и хлопающих парусов, они хотели укрыться от раскаленного свинца, которым их по-прежнему обливал пулемет. Они отгородились от него изувеченной лодкой. Они присели за ней и услышали, как раскаленный свинец забарабанил по дну и бортам.

Камни пробили, продырявили лодку во многих местах. Корма почти отвалилась. Ветер изодрал паруса, лохмотья плавали в набегавших волнах. Нис и оба австралос легли за лодкой в воду. Дождь полил еще сильней. Пулемет струил раскаленный свинец. Пули летели над их головой, откалывали щепки от перевернутого корпуса плоскодонки.

— Что же вы? — сердито сказал Нис. — Стреляйте же наконец.

Стоун установил миномет на отмели. Он приподнялся и выглянул из-за лодки, которая лежала на боку и нижним бортом зарывалась все глубже в мокрый песок. Выглянул и тотчас же снова присел. Берк мокрыми трясущимися руками шарил в ящике с минами. Потом сунул руку под свое хаки, застегнутое на все пуговицы, и вытащил сумку с зарядами. Он взял три заряда и вставил их в мину.

— Тут ярдов пятьсот, — сказал Стоун.

Энгес Берк стукнул по мине ладонью, и заряды высыпались. Он вставил их снова, на этот раз только два. Он ждал Стоуна, который поворачивал винты наводки и укреплял плиту на скользком каменисто-песчаном дне отмели, над которым плескалась вода.

— Давай, — сказал Стоун и присел на корточки.

Нис лег на живот. Берк обеими руками поднял мину и опустил ее в ствол. Вдруг заряды подмокли? Вдруг в ствол попала вода? Вдруг что-нибудь? Но выстрел грянул.

Бум.

Звук был такой, точно взорвался ящик со снарядами. Подземный толчок. Извержение вулкана. Мина летела неправдоподобно медленно. Сначала она с грохотом взвилась вверх. Они ухватились за борт лодки, припали к ней, вытягивая шеи, чтобы не проглядеть вспышку разрыва. Нис только сейчас впервые увидел границу бухты, над которой дыбился отвесный белый занавес скал. И маленький форт наверху, у самого края обрыва. Неподвижный, неодушевленный. Это оттуда летел на них раскаленный свинец.

Он ждал разрыва.

Мина ударилась в скалу много ниже форта. Заклубилось облако белой пыли. И только потом долетел звук.

— Ни к черту, — заревел Берк.

Стоун стоял под самым дулом миномета, и на его мокром красном лице бродила улыбка сумасшедшего. Берк вставил в другую мину заряд, громко ругаясь из-за чего-то. В эту минуту их залило волной. Стоун на ощупь, но осторожно стал поворачивать винт подъемного механизма, и ствол поднялся немного выше. Он укрепил плиту, чтобы ее не сдвинуло силой отдачи, и снова заорал.

— Давай.

Нис уже стоял на борту перевернутой лодки и, напрягая глаза, изо всех сил всматривался сквозь пелену дождя в маленький форт. Ждал разрыва.

Разрыв пришелся высоко, под самым обрывом, левее форта. Но почти на одном уровне с ним.

— А, сволочь, доберусь же я до тебя, — радостно закричал Стоун.

Тут пулемет снова накрыл их тучей раскаленного свинца. Где-то позади, в бухте, стрелял еще пулемет. Но они не следили, что делается в бухте. Теперь уже не имели значения никакие планы, никакие узники на Гавдосе. Просто они трое только что внезапно родились, здесь, на песчаной отмели, у разбитой лодки, и родились уже вооруженные минометом, подобно Минерве, в полном вооружении явившейся на свет. Они трое против форта там наверху, который тоже возник уже вооруженным. То был мир в мире. Понятно? Ясно? Все только для того, чтобы разгромить ту сволочь наверху. Сволочь — это обозначало не людей. Сволочь — это было все вместе. Форт, пулемет, раскаленный свинец, летевший сверху, — все вместе.

Нис вынул мину из ящика и подал Берку. Берк вставил заряд и ждал Стоуна. Стоун снова менял наводку. Он наводил наугад. Все наугад. Потом Берк опустил мину в ствол. Стоун придержал плиту, и вода у отмели высоко всплеснулась вверх при отдаче. Опять они отошли от миномета, чтобы увидеть разрыв.

Они прождали несколько мгновений.

Белый клуб пыли взвился почти у самого форта. Только все еще чуть левее. Из-за дождя нельзя было разобрать, пришелся разрыв ближе или дальше цели.

— Есть, — заревел Стоун.

— Нет еще.

Звук долетел почти мгновенно. Облако песка стало рассыпаться. Нис сморгнул капли, скатывавшиеся с мокрых волос, и вгляделся, ожидая увидеть развалины форта. Но форт стоял на месте. И снова отвечал им тучами раскаленного свинца. Все трое соскочили с лодки и бросились плашмя на мокрый песок. И так лежали. Пули пролетали высоко над ними, при каждой волне их окатывало водой.

Стоун на коленях пополз к миномету. Море плескало ему в лицо, дождь поливал сверху. Снова он стал возиться с винтами.

— Он назад отъехал, — сказал Берк.

— Знаю. — При отдаче плита сдвинулась с места.

— Привяжи ноги, — сказал Берк.

— Достань мне веревку.

Берк полез на груду обломком за веревкой. Нис посмотрел и тоже пополз к лодке.

— Помогите-ка оторвать вот это, — сказал ему Берк.

Они вытянули свободный конец кливер-фала, и Берк стал тереть его о железный крюк, пока он не перетерся. Все это время пулемет бил по ним, хотя за лодкой их не было видно. Потом Берк обвязал веревкой одну ногу сошки, а Стоун стал обвязывать другую.

— Ладно, хватит, — нетерпеливо сказал Берк.

Нис передал Берку новую мину. Она была мокрая и скользила в руках. Берк быстро схватил ее. Вставил заряд. И, как только Стоун отошел, опустил ее в ствол.

Снова вулкан. Рев и грохот вулкана.

Выглянув из-за лодки, Нис увидел разрыв. Только верхнюю часть клуба пыли. Незначительный перелет. Но, должно быть, за самым фортом. И, должно быть, в форт попало тоже. Вот сейчас они увидят. Должно быть, попало в форт, потому что столб пыли застлал все кругом и не рассеивается.

— Молодец, сукин сын, — крикнул «Энгес Берк Стоуну.

— Давай еще. — Стоун бесновался от радости. — Еще давай.

Нис взял у Берка заряд и сам вставил его. Нис втолкнул мину в ствол и отошел. Грохнул выстрел. У Берка уже была другая наготове. Снова грохнуло. И еще раз. Пять раз подряд: бум-бум-бум-бум-бум. И они отошли. Теперь хватит. Нис выпрямился и увидел еще, как разрывались две последних. Все трое стояли вокруг лодки. Не за ней, а вокруг, и это было удивительно и страшно.

— Ах ты чертова перечница, — крикнул Энгес Берк Стоуну.

— Сам чертова перечница, — крикнул Стоун в ответ.

Нис ругнулся тоже, по-гречески и про себя. Он знал, что в форт не попало. Но он ждал, полетит ли снова раскаленный свинец. И он знал, что не полетит.

— Готов, — сказал он остальным. Форт больше не стрелял. И тут их существованию вне мира, отдельно, вдруг наступил конец. Они возвращались в мир. Три человека на желтом песке, одни, без лодки, без всего — только вот этот миномет и последний десяток мин.

Нис уже смотрел назад, в бухту, глазами отыскивая остальных.

26

Шесть рыбачьих лодок растянулись от края до края бухты. Они путались между рифами, которые надо было обходить. Одна застряла в невидимом лабиринте скал. Она беспомощно вертелась на месте, паруса ее полоскали. Три литтосийца судорожно цеплялись за борта.

Остальные пять лодок разогнал пулемет, стрелявший с внешнего форта, того, который не был виден с отмели. Была только слышна стрельба.

— Входят они? — Стоун поднимал миномет из воды.

— Войдут, — сказал Нис. — Теперь надо взяться вон за тот.

Мокрый ветер пробирал их до костей, с одежды текла ручьями морская вода. Нис, волоча за собой ящик с минами, уже шел по направлению к проволоке. Отсюда хорошо была видна вся бухта. Средний форт, расположенный как раз над ними, замолчал еще в самом начале. Ничто не обнаруживало его существования. Вероятно, подумал Нис, оттуда все ушли, когда заработал миномет. Или еще тогда, когда нас выбросило на песок. Но третий форт стреляет и держит под огнем вход и выход из бухты. Веселое будет дело выбираться отсюда на этих лодчонках.

— Идем. Идем скорей, — крикнул он, оглянувшись. Стоун уж тащил миномет, зажав ствол под мышкой.

— Наверх незачем подниматься, — закричал он Нису.

— Нужно взорвать и тот форт тоже, — ответил Нис.

— Мы его достанем отсюда.

Нис повернул назад.

— Отсюда ведь не видно, — сказал он.

— А нам не надо видеть, — сказал Стоун.

Стоун установил миномет у полукруглого изгиба ржавой проволоки, вне поля зрения форта. Берк пошел вдоль проволоки, до изгиба. Потом лег и ползком стал пробираться дальше.

— Он у нас будет корректировщиком, — сказал Стоун Нису. — Вы заряжать сумеете?

— Сумею.

— Ну вот давайте. — Стоун бросил ему ящик с зарядами, потом отбежал туда, где проволока упиралась в стену ущелья, и посмотрел на единственный форт, который еще проявлял активность. Потом в несколько прыжков вернулся на прежнее место, чуть-чуть передвинул миномет и навел на высокий край берега, где должен был находиться не видный отсюда форт.

Когда все было готово, он сказал Нису:

— Давайте.

Нис опустил мину в ствол, и сейчас же загрохотало. Они услыхали разрыв, хотя и не могли его увидеть. Но Берку с его места было хорошо видно.

Стоун повернулся к Берку, тот помахал ему руками. Но тут же припал к земле, потому что вокруг стали зарываться в песок пули.

Нис вдруг забыл думать о пулемете. Он смотрел, как входят в бухту шесть маленьких рыбачьих лодок. Он видел лодку Хаджи-Михаля, которая шла под одними кливерами, прямо к тому месту, где были они. Сам Хаджи Михали сидел у руля, белые волосы мокрыми гладкими прядями свисали ему на лицо. Встречный ветер гнал волну, и лодку все время захлестывало с носа. Хаджи Михали держал прямо по ветру, на то место берега, где залег Берк. Единственный свободный проход между рифами был в этой стороне. Он доберется, если будет все время держать так. И если его не накроет огнем маленький форт.

— Продолжайте огонь, — закричал Берк.

Стоун торопливо готовил мины. Когда Нис повернулся, вспомнив свои обязанности, он уже сам опустил одну мину в ствол:

Тогда Нис оставил Стоуна одного управляться с минометом. Он бросился в сторону Берка бегом, саженными прыжками, ожидая, что вот-вот настигнет его раскаленный свинец. Он пробежал мимо Берка. Чем скорей он бежал, тем сильнее били ему в лицо потоки дождя.

— Куда вас черт несет?

— Туда. Вон туда, — отрывисто выкрикнул Нис.

Нис видел, что Хаджи Михали уже совсем близко и старается повернуть лодку так, чтобы не опрокинуться у самого берега. Второй рыбак в его лодке спешно убирал киль.

Нис со всего разгона влетел в воду и сразу лег плашмя. Он пополз по песчаному дну отмели, преодолевая тяжесть разбухшей одежды, чувствуя песок, замутивший воду, ощущая его вкус во рту. Потом вдруг выставил голову из воды и, поднявшись на ноги, пошел через буруны, по пояс в воде, к тому месту, где пытался пристать Хаджи Михали. Он услышал две короткие пулеметные очереди и почти одновременно выстрел миномета. Он поспешно присел, потому что отхлынувшая волна на миг открыла его почти с головы до ног.

Прыжками, от волны к волне, Нис довольно быстро подвигался вперед. В это время высокий вал подхватил лодку Хаджи Михали и понес к берегу. Нис остановился, ожидая.

Хаджи Михали крикнул ему, чтобы он не шел дальше.

Когда лодка полетела вниз, Хаджи Михали круто повернул руль. Кливера яростно заполоскали. Лодка встала по ветру, носом прямо к Нису. Он ухватился за нос и стал тащить к берегу. Второй рыбак торопливо убирал кливера. Хаджи Михали соскочил в воду и помогал Нису вести лодку, подпрыгивая и проезжая вместе с ней на каждой волне.

— Туда давай, — сказал Нис, указывая на разбитую плоскодонку, куда не долетали пули с единственного стрелявшего форта. Теперь они втроем боролись с морем за лодку. Море хотело швырнуть ее на песок с высоты и разбить, как уже разбило плоскодонку. Они пригибали нос книзу и не давали морю вскинуть ее на гребень. И все тащили ее вперед, пока, наконец, Нис не почувствовал под ногами уж не песчаное зыбкое дно, но песчано-каменистую почву берега. Тогда он смелее потащил лодку из воды.

— Давай на берег, — закричал он. — Здесь они ее не достанут.

Они дождались волны и вытащили лодку на берег. Они придержали корму, чтобы нос не зарывался в песок. Потом оттащили лодку подальше от воды.

Снова Нис услышал бум миномета.

Тогда он повернулся, чтобы идти навстречу остальным лодкам.

Пулемет постепенно пристреливался. Он теперь бил по двум суденышкам, только что вошедшим в бухту. Одно шло под гротом и приближалось к берегу с пугающей быстротой. Нис поспешил навстречу. Он увидел, как раскаленный свинец зарябил воду вокруг лодки. Когда же, наконец, Стоун справится с этим фортом? Ему бы надо передвинуться туда, где Берк. Если эти лодки не пристанут к берегу, никого нам отсюда не вывезти. Ну же.

— Грот убери, — закричал он идущей лодке.

Убрать грот. И киль тоже в воде. Ко всем чертям этот грог.

Обе лодки шли к берегу. Хаджи Михали и другой рыбак встречали вторую. Нис ждал первую, ту, на которой был поднят грот. Она развернулась совсем уже недалеко от него.

— Спускай грот к такой-то матери, — выругался он.

И тут он понял, почему грот не убран. В лодке был один только человек, другого, должно быть, настигла пуля с маленького форта. Этот единственный человек возился с килем, который уже скреб по песку. Ему удалось втянуть киль в ту самую минуту, как Нис повис на носу лодки и вместе с ней поехал на волне. Тогда литтосиец ухватился за грот и, шатаясь от качки, стал дергать его вниз. Но тут лодку залило волной и его смыло за борт. Грот упал. Волна швырнула лодку вбок, и Ниса сильно стукнуло по голове.

— Корма. Корму держи, — исступленно зарычал он.

Литтосиец стоял в воде, удерживая корму, борясь с напором волн. Опять море принялось выдирать у них лодку в злобном стремлении бросить ее с размаху на крутой откос. Лодка, залитая водой, отяжелела, и волны то и дело перекатывались через нее. Нис упирался в песок своими разбухшими от воды дрянными метаксистскими сапогами. Пригибал нос лодки. Глотал соленую морскую воду пополам с песком. От соли нестерпимо жгло глаза. В голове стучало.

Но он дотащил лодку до лодки Хаджи Михали. Последние силы ушли на это. Он изнемог совершенно еще и потому, что его тошнило от соленой воды. Он повернулся и побрел к морю, встречать еще лодки. Он не слышал больше ни пулемета, ни разрывов мин, ему уже было все равно. Он смотрел по сторонам, не покажется ли последняя лодка. Смотрел, почти не видя. Мешал дождь, и холодный, режущий ветер, и боль в налитых кровью глазах. Он не видел последней лодки. Он знал, что она где-то тут. Он слышал голоса кругом, крики. Хаджи Михали догнал его. Нис понуро брел в полосе прибоя, колени у него подгибались, тошнота подступала к горлу. Он уже ничего не видел. Совсем ничего. Море накрыло его. Он не сознавал ничего. Остались только смутные ощущения. Теплое прикосновение воды, теплое потому, что половина его тела оставалась на воздухе. Теплое.

Ну тут его подхватили. Вдвоем взяли под мышки, и вытащили из воды, и почти волоком дотянули до лодки. Он был полон воды и песка и холоден, как вершина Иды, и внутри у него все слиплось в комок.

— Ну, ну, только без этого, — услышал он голос Берна.

Кто-то уложил его на песок и стукнул по спине. «Что я сделал? В чем провинился? Зачем они мучают меня, не дают покоя?» Но в глазах у него уже прояснилось.

— Ну, обошлось?

— Ему уже лучше.

— Переверни его.

Тогда он согнулся вдвое и выкашлял из себя все, что мешало внутри, — морскую воду, и горечь, и желудочный сок, и маслины, и вчерашнюю сушеную рыбу, и вино, выпитое два дня назад.

Потом он поднялся на ноги и посмотрел на остальных.

— Стою, — все еще как в тумане сказал он по-гречески.

— Мы идем за проволоку, — сказал Хаджи Михали.

— Идите. Я тоже пойду.

И Стоун и Энгес Берк были здесь же. Берк нес ручной пулемет. Это был большой солотерн, тот, из которого нужно было стрелять с треноги. У Стоуна был маленький пистолет-пулемет. Ему, Нису, втиснули в руки люгер. Нис увидел, как Хаджи Михали дернул проволоку, рыжую от ржавчины. Она поддалась под бешеным рывком маленького человека. У Ниса все еще барабанило в ушах. Он почти вслепую полез через проволоку вслед за остальными, слушая их голоса, видя перед собой спины шести литтосийцев с Хаджи Михали во главе.

А Стоун и Берк подгоняют его, Ниса, английскими словами, смысла которых он сейчас не в силах уразуметь. Он только и может что покрепче сжать тяжелый люгер и постараться ускорить шаг. Ускорить шаг.

27

Зигзаги колючей проволоки рвались довольно легко. Особенно внизу, где железо проржавело от мокрого песка. Они раздвигали ее, сгибая и разгибая, и постепенно продирались сквозь заграждения. Шедшие впереди уже очутились в ущелье. Один из ловцов губок поравнялся с Нисом. Нис услышал его голос:

— Это Сарандаки пошел ко дну? — В голосе было любопытство.

— Да, — сказал Нис.

— Его убил пулемет с форта?

— Да.

— И он пошел ко дну? Ты сам видел?

Нис подвигался следом за Стоуном, который намокшими башмаками раздвигал проволоку на пути.

— Да. Он пошел ко дну. Куда же ему еще было деваться? Он утонул.

— А может быть, он застрял среди рифов?

— Нет. Нет. Не может этого быть. Нет.

Ниса раздражала настойчивость этого человека. Сейчас только начинается самое главное. Сарандаки убит. Как и что — об этом можно подумать после. Сейчас вся цель — добраться до лагеря. Туда, наверх. Так было, когда они гнались за железноголовыми по берегу реки вместе со Спада. Спада и Сарандаки. Жили, жили и дожили до виселиц и пуль метаксистов и железноголовых. Вот и нужно туда, наверх, освободить заключенных литтосийцев. Литтосийцев, которые вели борьбу с Метаксасом.

Стоун и Берк громко говорили по-английски, и он лез за ними, сгорбившись под дождем, раздвигая проволоку, переступая через нее. Ноги путались в проволоке. Но Стоун и Берк все подгоняли его.

Когда начался подъем, в голове стало проясняться и сделалось легче. Теперь они были уже в самом ущелье. Карабкались по склону вверх. И он знал: все зависит от того, что ждет их на вершине. Они войдут в лагерь. Они встретят сопротивление, если только охрана не разбежалась. Но, вероятно, метаксисты там и поджидают их. Продолжая взбираться, он оглядел остальных, у всех ли есть оружие. Литтосийцы почти все были вооружены: у ловцов губок, вереницей растянувшихся по песчаному склону, были маузеровские винтовки, у Стоуна висел через плечо пистолет-пулемет Эрма. И Нис порадовался этому.

Берка нигде не было. Потом вдруг Нис увидел его. Этот невысокий человек на своих пружинных ногах ушел уже далеко вперед и поднимался теперь рядом с Хаджи Михали. Он нес громоздкий пулемет Солотерна. У Хаджи Михали оружия не было. Ему не пристало носить оружие. Оно показалось бы неуместным в руках ясноглазого Хаджи Михали. Зато у Берка, шедшего с ним рядом, был длинностволый солотерн, он нес его на плече, придерживая за конец ствола. Эта пара уже почти достигла вершины.

К Нису полностью вернулось сознание происходящего. Оставался только какой-то мертвящий гул в голове. Он лишь тогда почувствовал это, когда гул прекратился. В ухе была водяная пробка, от сотрясения при подъеме ее пробило, вода вылилась наружу, и тогда все стало совсем хорошо.

Помогая себе руками, он преодолевал последние сорок ярдов подъема.

— Ну, как вы там? — крикнул Стоун, оглянувшись назад.

— Хорошо. Идите, — сказал он.

И тут же инстинктивно припал к земле, потому что откуда-то сверху понеслась назойливая чечетка пулемета: так-так-так.

— Ничего. — Стоун очутился рядом с ним. — Это наш солотерн.

— Берк?

— Да.

Они вместе вскарабкались на известняковые скалы, окаймлявшие склон. И вылезли на плато, вдоль которого тянулся лагерь. Ветер ударил им в лицо, как только они выпрямились и стали оглядываться, ища Берка и Хаджи Михали.

Нис смотрел на лагерь, длинный, серый, мокрый от дождя. Это был четырехугольник неправильной формы, обнесенный стеной из бурого камня. Они стояли перед этой стеной со стороны ущелья.

И вдруг немного в стороне он увидел Энгеса Берка. Берк сидел верхом на стене и неловко, с бедра, стрелял из солотерна. Дав очередь, он оглянулся и сделал знак литтосийцам, вылезавшим из-за ближнего бугра, чтобы они подошли помочь ему. Стоун уже тоже сидел на стене и неловко размахивал пистолетом.

Нис полез за ним. Цепляясь за выступы камней, он подтягивался на руках. Руки скользили и срывались. Он вдруг снова почувствовал слабость и, наверно, упал бы, но в эту минуту здоровенная ручища Стоуна ухватила его и втащила наверх.

Нис увидел самый лагерь. Это был обыкновенный двор, огороженный стеной. Земля была голая, кругом стояли лужи от дождя. Кое-где торчала пучками чахлая, низкорослая трава. По сторонам стояло несколько каменных домов. Один, посреди двора, был недостроен. Людей не было видно. Совсем никого. Но Берк стрелял по недостроенному дому.

Нис соскользнул со стены и упал на землю. Что-то с треском ударилось в стену над его головой. Судя по звуку — ружейная пуля. И только одна. Но почти тотчас же прожужжала другая.

— Бегите, — закричал сверху Стоун.

— Они в недостроенном доме. — Нис уже был на ногах. Не то чтобы он не замечал ружейных пуль, сыпавшихся кругом. Он и слышал и видел все. Но ведь они всегда летят мимо. Всегда летят мимо. В правой руке у него был люгер, но он забыл про это.

— Бежим вместе, — закричал он Стоуну.

Стоун никак не мог слезть со стены. Тогда Нис побежал один.

Он пробежал пятьдесят ярдов до недостроенного дома, тяжело увязая в мокром песке. Снова полил дождь, но он и без того был весь мокрый, так что это не имело значения. Его кидало то в жар, то в холод. Из недостроенного дома больше не стреляли.

Но тут он увидел Берка и Хаджи Михали, которые бежали вдоль стены в другую сторону. Вдоль стены, к низким, нескладным строениям, стоявшим среди тощих деревьев.

— Эй, вам что, жизнь не дорога? — крикнул Стоун Нису, догоняя его.

Нис видел впереди ломаный контур недостроенных стен. Рыхлый песок кругом, белые срезы известняковых плит, пустой проем окна. Он вплотную подбежал к дому, потом стал обходить его, ища вход. Четвертую стену только начали возводить, с этой стороны вся внутренность дома была открыта.

Нис увидел грека.

Грек стоял и молчал. В руке он держал винтовку. Рука безжизненно висела. Грек точно не совсем понимал происходящее. Он был в армейской, навозного цвета, форме, с желтыми нашивками капрала. Вид у него был недоумевающий.

— Клади оружие, — приказал ему Нис.

О своем люгере он по-прежнему не вспоминал. Так и держал его в опущенной руке. Он быстро шагнул к греческому солдату и вырвал у него винтовку. Он не знал, что же делать дальше. Выходило неловко и глупо.

— Стон здесь. Если выйдешь, тебя застрелят, — сказал он.

Он повернулся и выбежал из недостроенного дома, держа винтовку наперевес. Стоун ждал его с пистолетом в руке, готовый выстрелить в любую минуту.

— Там есть один, — сказал Нис.

Затрещала длинная очередь солотерна. Кругом никого не было видно. Но Нис отчетливо слышал выстрелы со стороны барака, куда раньше пробежали Берк и другие.

— Пока хватит, — сказал Стоун.

Нис не понял. Но Стоун уже побежал в том направлении, откуда стреляли. Нис посмотрел по сторонам и увидел группу строений побольше в дальнем углу лагеря. Он решил, что это главные корпуса. Других решений от него пока не требовалось.

— Вон туда, — сказал он Стоуну.

Он не стал смотреть, повернул Стоун за ним или нет. Он побежал по лужам, по реденькой траве, ветер с воем забирался под его раздувающуюся рубаху и обжигал его. Винтовку он бросил. Она мешала бежать. О роли оружия он не думал. Самое важное был он сам, его присутствие здесь. Он был мухой, пугающей паука.

Из ближайшего дома по нему открыли огонь. Он бросился на землю. В эту самую минуту Стоун поравняйся с ним и, подняв пистолет-пулемет, дал очередь по сбившимся в кучу домам. Он держал пистолет невысоко, и сила отдачи едва не сбила его с ног. Потом он побежал дальше. Теперь еще откуда-то слышалась стрельба. Берн со своим солотерном.

Нис поднялся и побежал за Стоуном. Недалеко от первого дома великан вдруг остановился. Из двери выскочили трое людей и бросились к соседнему дому. Стоун упер свой эрма в бок и расстрелял их к чертовой матери. Всех троих. Двумя короткими очередями.

— Осторожно. Не надо спешить, — закричал ему Нис. — Тут могут быть заключенные. Осторожнее.

— Где они, здесь?

Оба стояли теперь у самой стены дома и прислушивались к шуму и крикам где-то рядом.

— Не знаю, — сказал он. И закричал по-гречески: — Выходите, литтосийцы! Хаджи Михали здесь.

Шум сразу стих. Слышны были только одиночные выстрелы в соседнем доме.

— Идите вы сюда, — крикнул кто-то на диалекте. — Мы не можем выйти.

— Там есть солдаты?

— Один. Но уже наложил в штаны.

— Эпа , — подхватили другие голоса.

— Они говорят, чтобы мы вошли, — сказал Нис Стоуну.

Вдвоем они прошли вдоль стены первого дома и подошли к следующему. Этот был почти квадратной формы, не так вытянутый в длину, как остальные. В двери было окошечко, забранное решеткой. В окошечко видна была квадратная кухня с двумя печами. Заключенные литтосийцы столпились у единственного окна, забитого крест-накрест тяжелыми деревянными брусьями.

— Литтосийцы, — окликнул Нис.

Они бросились к двери. Их было четверо — бородатые, похожие на мертвецов люди, босые, полуголые, в одних только бумажных солдатских штанах.

— Эпа , — закричали они.

Крича наперебой, они осаждали дверь. Откуда-то вдруг появился пятый, с винтовкой в руках, и Стоун, подняв свой пистолет-пулемет, просунул дуло сквозь решетку, окна.

— Нет, нет, — сказал ему Нис.

— Метаксист! — закричал ему человек с винтовкой. — Клади оружие.

Винтовка со стуком упала на каменный пол. Литтосийцы даже не оглянулись. Они успели уже отодвинуть тяжелый засов, и один за другим выскочили из дома.

— Где Хаджи Михали?

— Как вам это удалось?

— Мы слышали стрельбу. Вас тут целая армия?

— Остальные в том доме, что у ворот.

— Их перевели к воротам, когда с фортов открыли огонь. Тот дом укреплен.

— Скорее туда.

Они говорили, перебивая друг друга. Точно дети. А с виду совсем старики. Стоун с изумлением разглядывал их. Все четверо на одно лицо. Никакой разницы. Одинаковые черты. Одинаковое выражение. Четыре живых мертвеца.

— Идем, — торопили они Ниса.

Они заговорили со Стоуном на диалекте. Но он в ответ только таращил на них глаза. Тогда Нис, который несколько напряженных секунд молча всматривался в их лица, сразу опомнился.

— Хаджи Михали вон там, и с ним еще люди, — сказал он, показывая рукой.

— У тебя есть оружие, иди освобождать остальных.

Это было сказано Стоуну.

— Он — инглезос , — объяснил Нис про Стоуна.

— Инглезос ? Они свою войну кончили. Что он здесь делает?

Нис оставил этих четверых. Стоун уже бежал через двор лагеря к дому у ворот. Оттуда снова слышалась стрельба. Быстрая перестрелка двух сторон. Одиночные ружейные выстрелы и ответные очереди солотерна. Нис догнал Стоуна, когда выстрелы затрещали опять. Они раздавались из-за длинного, одиноко стоящего барака. За ним были ворота, обитые рифленым железом и опутанные колючей проволокой. Стреляли где-то рядом. Пули щелкали по воротам с характерным звяканьем железа о железо.

Стоун побежал к высокой куче водорослей и камней, наваленной у ворот. Укрывшись за ней, он открыл стрельбу по окну барака. Нис повернул туда же, но на ходу оглянулся — посмотреть, куда целит Стоун.

Тут пистолет Стоуна вдруг умолк, хотя Нис ясно видел двух солдат у низенькой двери барака.

— В чем дело? Стреляйте, — сказал Нис.

— Больше нет патронов, черт его дери. — Стоун дергал спусковой крючок, но слышалось только металлическое щелканье.

По-видимому, те двое в дверях их еще не заметили. Стрельбу они прекратили. Они смотрели в сторону жиденького кустарника у ворот, где, должно быть, засел Берк со своим солотерном.

— Можно? — шепотом спросил Стоун Ниса и потянул люгер из его стиснутых пальцев. Люгер был тяжелый, и рука Ниса давно затекла, но он до сих пор не подумал о том, чтобы стрелять из него. Теперь его взял Стоун. И, выставив для упора правую ногу, стал наводить на цель.

— Крикните им, пусть выходят, — сказал Стоун Нису.

— Стреляйте так, — сказал Нис.

— Пусть выходят, — повторил Стоун.

Нису вдруг как никогда захотелось смеяться. Над этим великаном, который стоит, вытянув вперед руку с люгером, и ждет, пока солдаты двинутся с места, чтобы выстрелить в них. Но дело было не в этом. Просто Стоун не был уверен в своем оружии. И он ждал, когда Нис окликнет солдат.

— Эй, вы там! — закричал Нис. — У нас оружие. Выходите. Не прячьтесь. У нас оружие.

Один солдат круто обернулся, взглянул на кучу водорослей и бросился бежать. Стоун тотчас же выстрелил ему вдогонку. Раз и потом еще два. Звук выстрелов люгера показался очень тихим после солотерна.

Стоун промахнулся, и грек продолжал бежать. Зато второй солдат, опустив винтовку, бросился к ним.

Тут все и кончилось.

Хаджи Михали и Берк появились из-за барака с другой стороны. Значит, они были вовсе не в кустах. Где они были, Нис догадаться не мог. Но сейчас они уже скрылись в дверях длинного низкого барака.

И это был конец.

Нис вбежал в барак, чуть опередив Стоуна, и сразу же увидел двух солдат, лежавших на полу. Пол был каменный, ступенчатый, и весь залит кровью. Хаджи Михали, Берк и литтосийцы, вбежавшие через другую дверь, стараясь не ступать по кровавым лужам, отодвигали деревянные засовы на дверях, ведущих в маленькие камеры по сторонам. Оттуда стали выходить еще заключенные, литтосийские рыбаки и ловцы губок, похожие на первых четырех. Их набралось восемнадцать человек. Со двора вошли еще четверо — те, которых освободили Нис и Стоун. Они все столпились в тесной комнате, окружив Хаджи Михали и Берка. Берк все еще держал под мышкой свой солотерн, и лицо его хранило напряженное, сосредоточенное выражение.

Тогда Хаджи Михали сказал:

— Пусть принесут юношу Антроса и Политиса тоже.

Несколько литтосийцев вышли из барака и пошли к воротам. Вскоре они вернулись, неловко, с трудом неся двоих. Один был долговязый подросток лет пятнадцати, с гладким безусым лицом. Другой — маленький, сморщенный, немолодой. Это был тот самый рыбак, которого Нис расспрашивал о Талосе в первый день. На месте правого уха у него зияла дыра. Закругленный край какой-то кости торчал наружу. На теле мальчика Антроса ран не было видно.

— Кончились?

— Не знаю, может быть еще и живы, — сказал один из литтосийцев.

— Они мертвы оба, — сказал другой. — Мальчику угодило в живот.

Нис приложил ухо к груди мальчика. Но нечего было и слушать. Тело еще сохраняло живое тепло, но на нем уже проступила желтизна и липкая испарина смерти.

— Он умер, — сказал Нис, выпрямившись.

— А Политис и подавно, — спокойно сказал другой литтосиец. — С такой дырой в голове.

И в самом деле, с такой дырой в голове рыбак Политис не мог быть живым.

— Несите их, — сказал Хаджи Михали.

И один за другим все потянулись через двор лагеря в сторону ущелья. Хаджи Михали говорил с освобожденными, рассказывал про Сарандаки, про то, как они будут выбираться отсюда. Самое трудное — это выйти из бухты в такой ветер, в такой дождь, при таком море.

Их было двадцать два человека.

Они то бежали, то теснились кучками вокруг литтосийцев и ловцов губок, пришедших с Хаджи Михали. Стоун и Берк все еще не могли отдышаться после недавнего бега. Они переговаривались на австралийском диалекте, которого Нис не понимал. Он шел посредине между ними и чувствовал исходившую от них душевную теплоту. И ответственность, которую он делил с ними, чувствовал тоже. И удовлетворение, и гордость, и покой — всю сложность сходных и различных чувств, волновавших всех троих. Великан Стоун и циник Берк, расстреливавший метаксистов из большого солотерна. И сам он, Нис. Это странное существо, жилистый маленький человечек, который был он сам и который так остро чувствовал серый гнет, лежавший на лагере. Эти мокрые стены. Голый двор. Пустота. Холод. Однообразие. Каменные бараки. Грязные, оскотиневшие солдаты, стерегущие их. Это он, он сам был заперт здесь. Его давил этот безжизненный холод, это уныние под дождем. И ему вдруг захотелось выбраться отсюда как можно скорее, как будто может еще случиться что-то страшное, и ему придется на три года, как в Лариссе, остаться здесь. Трудно было отделаться от этого чувства. Но ему противостояла близость Стоуна и Берка. И непреклонная решимость Хаджи Михали. Это служило ему защитой. Их сила. И душевная теплота литтосийцев. Особенно Сарандаки. Сарандаки.

Когда великан Стоун протянул ему руку, чтобы помочь влезть на стену, в этом было то же самое. Стоун, Сарандаки. Стоун, Сарандаки. Джин не выходил у пего из головы, когда он, скользя, спускался по склону ущелья и потом дальше, к берегу, где пять лодок лежали рядом на песке. Нелегко будет вывезти столько людей на пяти утлых рыбачьих лодках, да еще при таком бурном море.

Хаджи Михали велел двоим литтосийцам отнести юношу Антроса и Политиса подальше в ущелье, чтобы метаксисты не могли найти тела и надругаться над ними, хотя бы и мертвыми. Нис смотрел на мальчика, который лежал на земле, мертвый, совсем мертвый. Он смотрел и думал.

Двадцать два человека они освободили из лагеря.

Наших, которые сделали это, было двенадцать. Двое погибли. Тридцать два. Тридцать третьим был бы Сарандаки.

Образ джинна вставал перед Нисом на фоне зеленых и желтых огненных шаров, красиво исчертивших небо над бухтой Хавро Спати. Цена за спасенье двадцати двух антиметаксистов, которые могли попасть в руки к железноголовым. Сарандаки, шотландский капрал Макферсон, маленький лондонец, одноглазый, литтосийцы из лодки, разбившейся о риф, юноша Антрос и рыбак Политис. И Сарандаки. Сарандаки — в отсветах желтых и зеленых огней. И — кончено.

А теперь нам нужно выбираться отсюда на пяти маленьких рыбачьих лодках.

28

В утесе, нависшем над ними, была угроза; он напоминал о том, что в любую минуту форты могут снова открыть по ним огонь. Или со стороны лагеря вдруг начнет стрелять уцелевшая охрана. Не один Нис то и дело с опаской поглядывал наверх. Стоун и Энгес Берк тоже все время вертели головой, покуда шло распределение, кому в какую лодку садиться.

— Скажи австралос , пусть садятся ко мне, — услышал Нис голос Михали.

Все стояли толпой вокруг пяти лодок. Литтосийцев распределили просто по числу, без разбора. Одна лодка отошла уже, взяв семерых. От перегрузки она очень глубоко сидела в воде, почти до самого планшира. Она тяжело подпрыгивала, стараясь встать наперерез волнам. Но волны всякий раз поворачивали ее боком, и в конце концов она возвратилась на берег. Теперь в нее садились снова, чтобы сделать еще попытку.

Хаджи Михали вдруг побежал назад, к проволочному заграждению. Нис окликнул его и спросил, что случилось.

— Миномет, — сказал Хаджи Михали. — Мы про него забыли.

Он добежал до того места, где Стоун бросил миномет, и, ухватившись за ствол, поволок по песку. Берк, увидев это, спросил Ниса:

— Зачем это он ему понадобился?

— Хочет взять с собой, — сказал Нис.

— Он потопит лодку. Скажите, что нельзя этого делать.

— Лодка его, и миномет тоже его.

— А головы наши. — Берк ощерился совсем по-старому.

— Австралос говорит, чтобы ты не брал миномет в лодку, — сказал Нис Хаджи Михали.

— Как? Почему? Ведь они видели, какое это замечательное оружие. Они видели сами.

— Да. Но они боятся, как бы лодка из-за него не потонула.

— Ничего, — сказал Хаджи Михали. — Он будет вместо балласта. Такое хорошее оружие жалко бросать. И мины тоже захвати.

Солотерн и пистолет-пулемет Хаджи Михали еще раньше уложил в лодку.

— Мин больше не осталось, — сказал Нис. Он говорил наугад, потому что миномет перестал стрелять, когда он лежал без сознания.

— Все равно миномет еще пригодится. — Хаджи Михали старался приподнять его, чтобы уложить в лодку. Стоун покорно помог Хаджи Михали погрузить миномет в последнюю, самую маленькую, лодку. Хаджи Михали широко улыбнулся Стоуну и ухватил его за могучее плечо.

— Ну, давайте, давайте, — торопил Берк.

Нис тоже чувствовал, что надо спешить. Вместе с двумя освобожденными литтосийцами он принялся сталкивать лодку к воде. Они стащили ее с песчаного наноса и втолкнули в полосу прибоя. Когда лодка закачалась на воде, Нис ухватился за борт и влез в нее. Он распустил кливера, закрепил шкоты совсем свободно, так что ветер мог трепать их. Он стоял, держась за мачту, а остальные вели лодку по воде к свободному проходу между рифами. Другие литтосийцы и ловцы губок тоже спускали свои лодки на воду. Две лодки уже шли под всеми парусами наперерез волнам, то высоко взлетая, то круто ныряя вниз.

Спутники Ниса сели в лодку. Садились они неловко и чуть не перевернули ее. Волной их прибило почти вплотную к другой лодке, которая беспомощно барахталась рядом и никак не могла отойти от берега. Дождь утих, и теперь только слегка моросило.

Стоун влез последним. Он пробрался на нос, и тогда Хаджи Михали направил нос против волны и сам вскочил в лодку. Как только Хаджи Михали уселся на руль, Нис выдвинул киль примерно до половины. Потом он туго натянул кливер-шкоты, и кливера тотчас же надулись ветром. Никаких слов не было сказано. Все разумелось само собой.

Ветер вздул кливера, и лодку понесло вперед. Оттого, что Стоун сидел на баке, маленькая лодка глубоко зарывалась носом. Волны стали заливать лодку спереди, и Нис закричал Стоуну, чтобы он перешел на корму.

Хаджи Михали правил прямо в море, и кливера сильно отдувало вперед. Нис выдвинул киль до отказа и стал поднимать грот. В лодке было полно воды. Литтосийцы вычерпывали ее горстями. Лодка была так перегружена, что почти не кренилась под ветром.

Когда грот был поставлен, началось затейливое круженье между рифов. Наконец лодка очутилась у края первой подводной гряды. Нис невольно оглядывался по сторонам, не видно ли каких-нибудь следов Сарандаки или шотландского капрала, хотя он отчетливо понимал, что они погибли. Джин наверняка погиб.

Рифы Ниса не беспокоили. Хаджи Михали, как и он сам, сумел найти дорогу сюда. Найдет и дорогу обратно. Две лодки шли впереди, лавируя между рифами, вытянутыми в два длинных ряда. Остальные следовали сзади, но уже на значительном расстоянии от берега.

Дело было сделано.

Нис посмотрел на Берка, который сидел рядом с Хаджи Михали. Редкие пряди волос распластались по его черепу, точно цветочные лепестки. Вода стекала по лбу, по щекам, вдоль крыльев круглого носа и вокруг плотно сжатых губ. Рубашка хаки, намокшая до черноты, местами прилипла к телу. Глаза, как и у других, покраснели от соли. Щеки тоже покраснели, и лицо стало такое, каким оно, вероятно, было шесть или семь лет назад.

И Стоун, с рыжими волосами, рыжей порослью бороды. Лицо, красное всегда, не от соли только, открытое лицо, на котором пролегли суровые складки от холода и от всего, что было. Великан с ясной душой. Но что-то еще прибавилось к этой ясности теперь, после Хавро Спати. Великан, умевший приходить в бешенство, когда в него стреляли или чем-нибудь мешали ему.

А те в свою очередь видели перед собою Ниса, маленького черноволосого грека с расширенными зрачками. Нис, который врезался на плоскодонке в песчаный берег, потому что нужно было уничтожить береговые форты. А для этого — доставить миномет в такое место, откуда он мог бы стрелять. Он сам пришел к решению. И сам сумел его осуществить.

Нис, чьи белые руки держали грота-шкот, а глаза медленно переходили с одного на другого. Лицо у него было очень белое и казалось еще белее в черной кайме бороды. Взгляд словно жег что-то, сосредоточенный и напористый. Та сила в нем, которая заставила их пойти, и взяться, и сделать, которая вела их за собой, а ему помогала без боязни стоять под пулями. Да. Та внутренняя сила, которая делала его таким напористым и неуемным.

И дальше эти — с лицами мертвецов, освобожденные ими. Сумрачные, видевшие смерть люди.

И Хаджи Михали. Этот человек, который верховодил всем. Верховодил мягко и без усилия. Это была его затея. Отчаянная и продуманная только наполовину и только наполовину удавшаяся. Его затея. Хаджи Михали. Все они помогали осуществлению ее. Но то, что сделало это возможным, жило в ясном, немигающем взгляде Хаджи. Михали.

А Хаджи Михали в это время думал только о Сарандаки. Для него Хавро Спати, Сарандаки, Гавдос — все это было одно. Все это нагнеталось в нем против метаксистов, которые притесняли их, и эксплуатировали, и сажали в лагеря, и поэтому должно было случиться то, что случилось.

Умом или чувством он пришел к этому убеждению, но оно было в нем сейчас сильней, чем когда-либо. Метаксисты. Они виноваты во всем. Они и их старшие братья — железноголовые.

А Берк вдруг вспомнил о третьем миномете.

— Куда же все-таки девались те? — спросил он. — С пятисантиметровкой?

— Гоняют где-нибудь по морю, — сказал Нис.

— А не все ли равно теперь, — устало сказал Стоун.

И они вышли в открытое море. Хаджи Михали правил рулем, упираясь ногами в 8,1-сантиметровый миномет. (Никто, кроме железноголовых, не вспоминал никогда про эту десятую долю.) Назад Хаджи Михали не оглянулся ни разу. И никто не оглянулся.

Дело было сдельно.

И Нис думал: «А что, если железноголовые уже добрались до Литтоса?»

29

Ближе к Криту стало теплее, потому что ветер доносил теплый воздух с земли. Люди выпрямились, разогнули сгорбленные спины. Хаджи Михали, не глядя и не думая, правил прямо на бухту Литтос. Он подошел к острову в двух милях от бухты и отсюда пошел вдоль побережья. Уже была видна деревня в тени громоздившихся над нею гор. Отсюда казалось, что вся она состоит из нескольких домиков на взморье.

Чем ближе был берег, тем тягостнее становилось возвращение без Сарандаки и остальных. Хаджи Михали с самого Гавдоса ни разу не заговорил о Сарандаки. Освобожденные ловцы губок расспрашивали его. Он давал короткие, односложные ответы. Они спросили Ниса, как случилось, что Сарандаки утонул. Нис рассказал им. Но Хаджи Михали не говорил ни слова.

И вдруг, когда они подходили к Литтосу, он сказал с обычным спокойствием:

— Несправедливо вышло для Сарандаки.

Все молчали.

— Он погиб за освобождение узников с Гавдоса. Это большое дело. Но лучше, если бы это случилось в борьбе за главное. За то, чтобы пришел конец метаксистам или железноголовым. Хотя, мне кажется, это связано. Мне кажется, что так.

И больше он об этом ничего не сказал.

— Мы бедные люди, — сказал он затем Нису. — Но ты скажи австралос , что эта лодка теперь ваша, твоя и их. Можете плыть на ней куда вам угодно.

— Я скажу, — ответил Нис. — А ты что будешь теперь делать?

— Дела много. Надо приниматься за железноголовых, — сказал Хаджи Михали немного погодя.

Нис давно уже передумал все это снова. Что пользы здесь оставаться? Колоть железноголовых булавками в толстые спины — вот все, что можно делать здесь. Больше ничего. Да, да. Больше ничего. Но Нис знал хорошо, что он нарочно говорит себе это, нарочно, чтобы подкрепить свое основное решение ехать в Египет или вообще туда, где готовится окончательный разгром железноголовых. И принять участие в этом, а не в булавочных уколах. Для Хаджи Михали и такие уколы — дело, потому что у него терпения много. Но для него, Ниса, — нет. Он слишком нетерпелив, слишком томится чувством бессилия, невозможностью прямо вцепиться в горло железноголовым и метаксистам. Старшим и младшим братцам.

— Я все-таки не знаю, для чего тебе, собственно, понадобилась связь с англичанами, — сказал он Хаджи Михали, продолжая нить своих мыслей.

— Для того чтобы не действовать особняком. Иначе мы только и можем, что дергать железноголовых за волосы.

— А что же делать?

— Англичане скажут что. Им нужна будет военная помощь.

— Много вы им тут поможете, — сказал Нис.

Лодка теперь легко скользила вдоль берега к бухте Литтос, до которой осталось не больше мили.

— Мы больше всех можем помочь.

— Но чем, чем? — настаивал Нис.

— Вот таким сопротивлением, — сказал Хаджи Михали. — Только мы можем оказать настоящее сопротивление железноголовым. У нас все было готово для отпора метаксистам. Теперь мы это используем против железноголовых, вот и все.

— Вас задушат.

— Всех не задушить. Останутся другие. Есть литтосийцы. Есть крепкие люди на Ласити, и среди сфакиотов тоже немало найдется. А ты думаешь, в Дикте или даже в городах будут молчать? Нет. Нет. Но действовать могут только те, кто готовился к организованной борьбе с метаксистами. Другим это еще не под силу. Только революционеры могут выступить сразу.

— Неплохо, — сказал Нис. — Совсем неплохо. А англичане знают про это?

— А вот для того я и послал к ним Экса. Но я думаю, они и так знают. И всегда знали.

— А если знали, то не очень считались с этим, иначе бы они не поддерживали Метаксаса.

— Да, правда, — сказал Хаджи Михали, прощая англичанам былые грехи. — Но это было раньше, когда они, быть может, боялись крутых перемен. Понятно тебе? Сейчас другое дело. Было бы просто глупо не понимать этого.

— Для них, может быть, не так уж глупо.

— Почему?

— Может быть, они предпочитают метаксистов нам.

— Ну, не настолько уж они глупы, их цель сейчас — разбить железноголовых. Если кто-нибудь может помочь им в этом здесь, так не метаксисты, а мы. А это для них сейчас самое важное.

Нис согласился. Он спорил с Хаджи Михали так же, как недавно Стоун спорил с ним. Ему нужно было, чтобы его самого все время убеждали. И он обрадовался, поняв, что Хаджи Михали смотрит на дело так же, как и он. Ему хорошо запомнилось, с каким цинизмом даже Стоун толковал об этом. Но сейчас дело было не в интересе англичан к внутренней политике Греции. Дело было в том, что здесь они могли найти существенное подкрепление в борьбе против железноголовых. Вся Греция будет против железноголовых. Вся Греция, кроме метаксистов. Да, да, да.

Разговор между тем сделался общим, все литтосийцы и ловцы губок, сидевшие в лодке, приняли в нем участие, и все сказанное было повторено с начала, с обстоятельным перечислением всех за и против. Нис слушал краем уха. Он смотрел на приближающуюся деревню и думал: а что, если туда пришли железноголовые?

— Наверно, уже сидят там и ждут нас, — сказал Берн. Он отгадал мысли Ниса.

— Не знаю, — сказал Стоун. — Я знаю только, что я хочу спать.

— Выспишься, — сказал Берк. — Мы для того так и стараемся, чтобы ты мог поспать спокойно, а наутро познакомиться со всей немецкой армией.

— Устал я, — сказал Стоун.

— Вот, вот. Особенно у тебя, должно быть, шея устала.

Нис рассказал им, что лодка теперь в их распоряжении.

— Все равно придется подождать английского майора, — сказал Стоун.

— Того, который с Талосом? — спросил Нис. — Они не пожалеют, что не попали в Хавро Спати.

— Да, с этим чертенком не выйти бы им живыми, — сказал Берк.

— Мне жаль Макферсона и другого инглези , — сказал Нис.

— Все равно — не здесь, так в другом месте, — сказал Стоун.

— Помнится, Макферсон что-то такое говорил, что вот пришли сюда воевать против немцев, а кончили тем, что воюем против каких-то греков. Он понимал, в чем тут дело.

И Стоун и Берк усомнились в том, что Макферсон понимал. Но они промолчали. Говорить было уж некогда, потому что лодка огибала песчаную косу, замыкавшую бухту. Узники с Гавдоса оживленно переговаривались, стараясь разглядеть, не видно ли на берегу тех, кто был на первых лодках.

— А вдруг здесь железноголовые? — сказал Нис по-английски.

— Вот и я об этом думаю, — сказал Берк.

И они повернули в закрытую бухту, чтобы пройти последние пятьдесят ярдов, отделявшие их от берега.

30

Но железноголовых не было. Зато литтосийцы высыпали на берег всей деревней, включая женщин и детей. Они издали завидели подходившие лодки и ждали теперь на пологом берегу, там, откуда отчалили лодки. Толпились небольшими кучками. Без шума, без криков. Но как только лодка вошла в бухту, голые ребятишки ловцов губок бросились в воду и поплыли ей навстречу. Хаджи Михали кричал им:

— Эй, губки, вы мне весь киль залепите.

А они гнались за лодкой глубоко и подолгу ныряя, плывя не в воде, а под водой, как их учили старшие.

— Где Сарандаки? — кричали они.

— Началось, — сказал Хаджи Михали.

Он повернул и направил лодку прямо к берегу. Потом сам спрыгнул в воду, и все остальные последовали его примеру. От неожиданного холода у Ниса стянуло внутренности, и тут он почувствовал, насколько он ослабел. Но он твердо брел по воде, подталкивая лодку к берегу, откуда уже бежали на подмогу.

Теперь со всех сторон поднялись крики, посыпались вопросы. Где остальные? Удалось ли все, как хотели? Где Сарандаки? Где другие заключенные с Гавдоса? Есть там железноголовые? Двое освобожденных литтосийцев, которые приехали с ними, окликали кого-то по имени. И со всех сторон спрашивали про Сарандаки. Сарандаки.

— Спарити, — повторял один из узников. — Я Спарити. Есть тут кто Спарити?

Никто не отзывался. Видимо, этих людей было трудно узнать. Но Нис все ждал, что вот-вот случится что-то. Наконец вперед выступила черноволосая, белолицая женщина, по виду крестьянка, и сказала просто:

— Я твоя двоюродная сестра.

Они стояли и смотрели друг на друга. Обоим было неловко, и они не знали, как быть. Оба не говорили ни слова.

А над вторым узником плакала маленькая старушка в черном одноцветном платье, повязанная шалью, как носят рыбачки, и в критских башмаках с загнутыми носами. Старенькая, старенькая. Разговор у них тоже не клеился.

— Ты совсем старик, — сказала она ему, с тоской глядя на него.

— Я не так стар, мать, — почтительно возразил он.

— Чтоб им всем провалиться в пекло, — сказала она, думая о метаксистах.

— Где же дочь Акселя, моя жена?

— Сидит дома и вся дрожит, боится, что тебя нет.

— Пойдем, мать, — сказал он.

Они прошли через толпу взрослых и ребятишек, которые молча стояли кругом, деликатно ожидая конца этой сцены. Но когда узник и старуха стали подниматься по тропке, ведущей к деревне, многие побежали за ними, посыпались вопросы о Гавдосе, о Сарандаки и других; женщины расспрашивали о прочих, кто был в лагере на Гавдосе, и он говорил что-нибудь о каждом... Кроме Сарандаки.

Женщины не плакали, только вдруг у какой-нибудь вырывался стон облегчения. Ему задавали все новые и новые вопросы. Когда приедут остальные? Потом все побежали назад и окружили Хаджи Михали.

Ниса и Хаджи Михали забрасывали теми же вопросами.

Где Сарандаки?

Где Лактос, сын Менианда?

— Я ведь никого по имени не знаю, — повторял Нис, — спросите Хаджи Михали.

— А Спатиса не было там... винодела Спатиса?

— Спросите Хаджи Михали.

Ниса оставили в покое, и он молча побрел вслед за австралийцами вверх по тропке. Он думал, что делать дальше. Что дальше? Ждать тех, что ушли на лодке Талоса? Ехать без английского майора? Поскорей пробираться в Египет? Ну да, конечно. Пока сюда не пришли железноголовые. И так очень уж долго Литтос остается незамеченным.

Тут он услышал голос Хаджи Михали: пусть все литтосийцы соберутся на площади, где сушат сети, и там он расскажет им обо всем.

И один за другим они потянулись на площадь, послушать рассказ Хаджи Михали.

Он стоял среди толпы, разбившейся на неравные кучки. Ловцы губок — их было человек десять или двенадцать — держались в стороне.

Всю площадь запрудили литтосийцы, главным образом женщины. Нис присел на камень позади Хаджи Михали. Стоун и Берк сели тоже.

Хаджи Михали рассказал обо всем очень просто. Он рассказывал по порядку, простыми словами, как позволяет греческий язык. И когда он дошел до гибели Сарандаки, он и об этом сказал просто, без всякого пафоса, и сейчас же перешел к рассказу о том, как Нис приставал к берегу. После этого он сделал короткую паузу и потом закончил свой рассказ. Многие женщины теперь плакали в голос, почти выли, и не умолкали, даже когда Хаджи Михали заговорил опять.

— Очень это жаль, — сказал он, — что все, что мы тут готовили прошв метаксистов, пришлось использовать не совсем по назначению. Но это было необходимо. Вы сами понимаете. Железноголовые придут на Гавдос, может быть уже пришли. Они и сюда придут тоже. И, уж конечно, они сразу же повесили бы антиметаксистов. Потому что метаксизм очень похож на их собственные порядки.

Он продолжал, и временами казалось, что он говорит сам с собой.

— У нас уже появилась надежда, что мы сумеем одолеть метаксистов. Но тут железноголовые затеяли эту страшную войну против всех. И теперь все наши силы должны быть направлены главным образом против железноголовых. С метаксистами еще не покончено. Но железноголовые — старшие братья. Железноголовые проглотили метаксистов, и потому нужно прежде всего разбить железноголовых. Но чтобы разбить железноголовых, нужна большая армия, и потому мы должны действовать вместе с инглези. Вместе со всеми, кто борется против железноголовых. Сейчас против них борются англичане — значит, мы должны быть с англичанами. Вот Экса вернется и скажет, какой военной помощи инглези потребуют от нас.

Он сделал паузу, но никто ничего не сказал, и он продолжал:

— Если говорить о Сарандаки и других, мы никогда не рассчитаемся за них сполна. Жизнь Сарандаки — дорогая цена для такого малого дела. Но все наше большое дело состоит из малых дел. И если человек способен рассуждать, да и чувствовать тоже, он знает, что про метаксистов нам ни на минуту нельзя забывать. Англичане не могут примириться с железноголовыми, и точно так же мы не можем примириться с метаксистами и с железноголовыми тоже.

Он подходил к концу. Он додумывал все это для самого себя.

— Мы готовимся, пока Железноголовые еще не пришли. Они могут прийти завтра, послезавтра, в любой день. Самое важное для нас сейчас — это дождаться ответа от англичан. А тогда мы будем точно знать, что нам нужно делать. В конце концов мы зависим от чужой большой силы, без нее железноголовых не одолеть. Но мы должны делать свое дело здесь, потому что это важно для нас самих. Так же, как и раньше. Тогда мы шли против Метаксаса. Теперь мы идем против обоих братьев, старшего и младшего. И это будет наш расчет за Сарандаки и других. Малыми делами — такими, как Гавдос.

— Мы потеряли три лодки. Я не знаю, где Талос из Сирноса. Он не пришел в бухту Хавро Спати, и я ничего не знаю о нем. Мы потеряли две большие плоскодонки и лодку Лактоса, сына Менианда. А свою лодку я должен отдать австралос и инглези за ту помощь, которую они нам оказали. Вот тот, с рыжими волосами, это он заставил замолчать форты. А Нис, сын Галланоса, сумел привести лодку к берегу, потому что из минометов с моря стрелять нельзя. Я дал обещание и сдержу его. Лодка принадлежит им. Они не могут ждать, пока вернется. Экса. Железноголовые скоро придут сюда.

— Вместо Экса приехали другие, — сказал кто-то из толпы.

Это сразу подвело черту и поставило точку. Все сошли со своих мест и окружили Хаджи Михали, как будто кончился урок и теперь речь уже пойдет о другом.

— Из Египта приехало четверо, — сказала какая-то женщина. — Они сидят в той хижине, где склад губок.

— А Экса не вернулся, — сказал один мальчик.

— Они знают что-нибудь об Экса? — Хаджи Михали как будто сразу опомнился. Он уже проталкивался сквозь толпу, видимо решив сразу же идти к хижине.

— Они ничего не говорят. Они ждали тебя.

— Это англичане прислали их.

— Они скажут только тебе, — сказала та же самая, женщина. — У них есть оружие, и двое из них — афиняне. Они не разговаривают, только все время просят есть, — целую гору съели, пока дожидались тебя.

Хаджи Михали шел, не останавливаясь. Люди, мимо которых он проходил, громко разговаривали между собой, кое-где плакали женщины. Ловцы губок стояли в стороне, группой человек в пятнадцать, обособленной и неподвижной.

Хаджи Михали подошел к ним.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Примите мою дружбу.

— Я принимаю ее, Хаджи Михали, — сказала одна женщина.

Она была такая же загорелая, как и мужчины, с широким квадратным лицом и волосами, наполовину выгоревшими от солнца. У нее была большая грудь, натянувшая жиденькую ткань бумажного платья. Глаза, похожие на терновые ягоды, были сухи. Это была жена Сарандаки.

— Когда теряешь такого человека, нет слов утешения даже для жены его, — сказал Хаджи Михали.

— Я понимаю твои чувства, — сказала она.

Остальные дожидались в стороне. Там были двое мужчин, совершенно седые, хоть и не старые еще (ловцы губок не доживают до старости), женщина со скуластым лицом и целая куча черных от загара ребятишек. У всех большие, широко раскрытые глаза.

— Вы теперь останетесь в Литтосе, — сказал он им.

Никто не ответил. Жена Сарандаки только пожала плечами в знак того, что у нее нет другого выхода.

— Прими мою дружбу и располагай мною, — сказал опять Хаджи Михали.

— Благодарю тебя, — сказала она.

И Хаджи Михали пошел дальше, к хижине, где был склад губок.

Нис рассказал Берку и Стоуну о тех четверых, что прибыли из Египта, и они все пошли за Хаджи Михали посмотреть, в чем там дело.