В Северный Ледовитый океан

Нагнувшись над картой, Бёркхалтер был целиком поглощен какими-то расчетами, когда я незаметно подошел к нему сзади и спокойно спросил:

— Штурман, как вы считаете, сможем ли мы выйти из пролива Мак-Клур в океан, не уменьшая скорости хода и не всплывая для определения места?

По-видимому полагая, что я шучу, Бёркхалтер выпрямился, облегченно вздохнул и широко улыбнулся. Но улыбка тотчас же пропала с его лица, как только он встретился с моим пристальным, серьезным взглядом.

— Конечно, мне хотелось бы определиться хотя бы пару раз на переходе проливом, сэр, — ответил он с беспокойством. — Мы ведь совершенно не знаем, какое здесь течение, а эхолот не покажет заблаговременно отвесные подводные скалы, которые могут оказаться на нашем пути. Ведь мы не уверены даже в том, что острова нанесены на карту достаточно точно.

— АО гидролокаторе и эхоайсбергомере вы забыли? — спросил я Бёркхалтера укоризненно. — Разве эти приборы не покажут нам подводные скалы столь же своевременно, как они показывали айсберги?

— Это правильно, — согласился Бёркхалтер, — но, — продолжал он оживленно, — нам ведь предстоит пройти еще около четырехсот миль. При повороте на север, в пролив Мак-Клур, мы запросто можем выскочить на берег, если течение снесет нас назад или если выйдет из меридиана компас и мы повернем или слишком рано, или слишком поздно.

— Если мы не сможем этого сделать, — возразил я, — то как же мы с вами убедим кого бы то ни было в том, что подводные лодки могут проходить здесь под сплошным зимним льдом? Мы дважды всплывали в проливе Ланкастер просто для того, чтобы полюбоваться окружающим ландшафтом; в проливе Барроу мы всплывали несколько раз, чтобы проверить свое место. Мы с вами понимаем, что первые всплытия были необходимы для поддержания высокого морального духа экипажа, а следующие, в проливе Барроу, — для выявления удобных проходов. Однако необходимость этих всплытий понятна только нам, а что подумают другие? Они, пожалуй, сделают вывод, что всплытие здесь абсолютно необходимо. [309]

Бёркхалтер посмотрел на меня беспомощно, только теперь догадываясь, что я имею в виду, и понимая, что я, возможно, уже принял решение.

— Я не требую от вас немедленного ответа, — продолжал я. — Даю вам час времени: поразмыслите над этим и доложите мне свое мнение. При этом помните, что инер-циальная навигационная система учитывает снос по широте, поэтому нам не придется полагаться только на одни компасы, — добавил я, стараясь смягчить свой голос, и направился в кают-компанию.

— Есть, есть, сэр, — услышал я запоздалый ответ штурмана, окончательно понявшего теперь, что от него требуется.

Через полчаса у меня в каюте появился Стронг.

— Штурман говорит, что вы намерены выйти в океан не всплывая, — начал он осторожно.

— Да, Стронг. Уитмен сообщил мне, что лед, под которым мы можем оказаться в любую минуту, будет весьма сплоченным, а под действием ветра в нем могут быть сильные подвижки. Он утверждает, что весь пролив Мел-вилл будет покрыт тяжелым и сплоченным льдом. Вероятность повреждений корабля при попытке всплыть в таком льду очень большая. Ведь мы только один раз пробовали всплывать во льду, да и то он был совсем иной, и к тому же почти неподвижен. В высокой волне, которая встретит нас сейчас на поверхности, мы можем не заметить плавающей льдины, поэтому при каждом всплытии «Сидрэгон» может получить непоправимое повреждение. А поскольку мы приближаемся к паковому льду, здесь должно быть много и отдельно плавающих льдин и ледяной каши.

— Но наш путь проходит по недостаточно или по совершенно не изученным районам, поэтому ориентироваться по показаниям эхолота невозможно. А что, если нам уменьшить скорость хода? — настаивал Стронг, памятуя, что я очень часто просил его выдвигать контраргументы и контрпредложения при обсуждении со мной тех или иных планов или действий.

— Если мы пойдем шестнадцатиузловой скоростью, то сэкономим время и своевременно донесем о своем месте после выхода из проливов; уменьшив же скорость, мы можем опоздать с донесением. Кроме того, снос под влиянием неизвестного течения будет тем большим, чем меньше скорость хода, а эхоайсбергомер и гидролокатор [310] действуют почти одинаково на той и другой скорости хода.

— Хорошо, сэр. Я думаю, что стоит попробовать, — согласился Стронг, прекратив выдвижение контраргументов.

Вскоре после этого появился и штурман.

— Ну, каков ваш приговор? — спросил я, улыбаясь.

— Я по-прежнему сторонник того, чтобы получить несколько обсерваций при прохождении проливов, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что мы сможем пройти через них и без определений места, — ответил Бёрк-халтер.

Затем он подробно доложил мне о мерах, к которым подготовился на случай выхода из строя того или иного прибора.

— Надеюсь, сэр, вы не сочтете меня паникером после этого, — закончил он извиняющимся тоном.

— Видите ли, Бёркхалтер, вы действуете точно так, как должен действовать штурман: вы пытаетесь сделать максимально возможное для обеспечения безопасного плавания в навигационном отношении; вы хотите сделать все, чтобы избежать посадки корабля на мель, но имеются и другие факторы, которые заставляют нас пойти на некоторый риск в кораблевождении. Кроме того, я верю в способность наших гидроакустических приборов своевременно обнаруживать любое отвесное препятствие впереди по курсу.

— Есть, сэр, — бодро ответил Бёркхалтер, — мы постараемся следить за местом корабля с особой тщательностью.

— Желаю вам успеха, — сказал я ему. Бёркхалтер вышел из каюты воодушевленным. Теперь, оставшись в каюте один, я решил взвесить свое решение еще раз сам с собой. Стоило ли рисковать кораблем, совершая большой переход на такой скорости хода, которая может привести к посадке на грунт и катастрофическим последствиям? Но ведь никакого риска фактически не будет, если гидролокатор и эхоайсбергомер работают исправно. Эхолот прекрасно обеспечивает нас данными о глубине под килем, а новые приборы «смотрят» вперед — мы уже убедились в этом не один раз. Инерциальная навигационная система работает очень точно; на западном курсе она быстро обнаружит неточность показаний компасов, [311] которая могла бы привести к сносу корабля в северном или южном направлении.

В то же время, если мы решимся всплывать в сплоченном подвижном льду, то корабль действительно подвергнется большой опасности. В моем воображении снова и снова возникали огромные глыбы торосистого льда, налезающие друг на друга под действием ветра. Встреча с такими льдами не сулила ничего хорошего. Если мы выйдем из проливов на большой скорости и не всплывая на поверхность, нашим опытом воспользуются другие подводные лодки, и для них такой переход уже не составит особого труда.

* *

По проливу Викаунт-Мелвилл мы шли переменными курсами, с тем чтобы произвести по возможности больше промеров, и именно тех мест, которые не были еще обследованы. Дно в проливе было довольно ровное.

Утром в начале пятого часа меня позвали к кормовому эхоледомеру. Здесь уже находился восторженный Уитмен. Можно было с уверенностью сказать, что мы входим в район пакового льда. Сначала мы заметили, что под влиянием отдельно плавающих льдин несколько утихло волнение моря. Через несколько минут над нами появился торосистый лед с осадкой до пяти-шести метров. Затем перья эхоледомера на наших глазах стали показывать, что разрывы между глубоко сидящими торосами заполнены льдом толщиной до двух метров. Изредка на нашем пути встречались участки чистой воды, чаще всего с плавающими льдинами, которые могли стать нашими серьезными врагами, если бы нам потребовалось всплыть.

— Командир, а знаете ли вы, что никто еще не видел, чтобы лед в этом районе был так далеко отнесен на запад? — спросил Уитмен, отвлекая меня от чарующей картины на экране эхоледомера.

— Да, нам очень повезло, — ответил я. — Парри был бы счастлив, если бы и он попал сюда при такой благоприятной ледовой обстановке.

На корабле снова установилась нормальная, размеренная жизнь и смена вахт, но я заметил, что группы матросов подолгу стояли у эхоледомеров и молча наблюдали, как те рисуют разрез холодного ледяного купола, под которым мы шли. С этого момента и до тех пор, пока мы [312] не дойдем до Берингова пролива — этого выхода из Северного Ледовитого океана, — между нашим кораблем и внешним миром будет твердый как камень ледяной покров. Доступ к воздуху для нас будет возможен только в том случае, если мы найдем участок чистой ото льда воды или если пробьем лед сами. Некоторые члены экипажа с удивлением заметили, что мой интерес ко льду пропал, — это было вызвано тем, что больше всего меня теперь начинали волновать вопросы кораблевождения.

«Сидрэгон» шел южнее бухты Уинтер-Харбор на острове Мелвилл, где в 1819–1820 годах зимовал со своими спутниками Парри. Мы уже прошли по проливу Мелвилл дальше любого другого корабля, пытавшегося сюда проникнуть. После следующего поворота мы ляжем на курс, который приведет нас в пролив Мак-Клур, названный именем смелого моряка-исследователя, который был вынужден покинуть свой корабль в заливе Мерси на северном побережье острова Банкс и идти вместе со своим экипажем пешком по льду на восток, навстречу спасшим их кораблям. Это были первые европейцы, совершившие переход по проливам Канадского арктического архипелага.

Приближался момент ответственного поворота на новый курс. Бёркхалтер, Стронг и я собрались у карты на штурманском столике, чтобы еще раз проверить все, что было сделано. Бёркхалтер учел в своих расчетах все самые неблагоприятные возможности и выбрал такие курсы, которые сводили до минимума нежелательные последствия в случае, если мы где-нибудь просчитались или ошиблись. Если расчеты были правильны, то со следующим поворотом мы выйдем на курс, пролегающий посередине между островами Банкс и Мелвилл. Если расчеты ошибочны — наш трехтысячетонный корабль, идущий со скоростью более четверти мили в минуту, должен будет подтвердить мое предположение об эффективности использования гидролокатора для обнаружения подводных скал у берегов острова.

Вскоре мы положили руль право на борт, и обтекаемый нос корабля быстро покатился вправо и остановился, подчиняясь командам штурмана, тогда, когда был направлен на море Бофорта. Я ждал в центральном посту, стараясь никому не показывать своего беспокойства. Через два часа опасность наскочить на подводные скалы островов Банкс и Мелвилл минует. Я старался отвлечь себя [313] в эти длинные два часа чтением, но это было трудно. И вот наконец настал момент, когда можно было с уверенностью сказать, что «Сидрэгон» находится вне опасности.

* * *

Командир атомной подводной лодки «Скейт» Джеймс Калверт хорошо отработал метод всплытия подводной лодки в паковом льду. По этому методу вахтенный офицер должен внимательно следить за всеми участками открытой воды или разводьями длиной триста метров и более, покрытыми тонким льдом. Как только регистрирующий прибор эхоледомера покажет такой участок, вахтенный командир должен немедленно выполнить поворот Вильям-сона и вызвать штурманскую группу для определения полыньи.

Я приказал вахтенному офицеру доложить мне, когда «Сидрэгон» дойдет до меридиана 125 градусов западной долготы. Этот меридиан проходит с западной стороны Принс-Патрика — самого западного острова в архипелаге Парри. По имевшемуся у меня приказу, дойдя до этого меридиана, я должен был донести командованию о выполнении части задания и одновременно выйти из оперативного подчинения командующего подводными силами Атлантического флота и войти в состав подводных сил Тихоокеанского флота. Было условлено, что официальное сообщение о нашем переходе дадут только после того, как получат наше донесение о благополучном переходе через проливы Канадского арктического архипелага. Наши семьи узнают правду о действительном маршруте перехода «Сидрэгона» тоже только из этого сообщения. Когда вахтенный офицер объявил по трансляционной сети, что наш корабль вошел в море Бофорта, настроение у всех приподнялось и все стали с нетерпением ожидать, когда мы всплывем.

В три часа сорок минут утра вахтенный офицер развернул корабль под длинным разводьем, и мы все поспешили в центральный пост. Над нами был слабо сплоченный лед. Со всех сторон от нас виднелись разводья, но почти в каждом из них было много небольших плавающих льдин. Разводьев с тонким льдом, которые можно было бы использовать для тренировки во всплытии с пробиванием льда, не было вовсе. Лед, под которым мы находились, [314] напоминал мне тот, который мы наблюдали в море Баффина, и я, конечно, не хотел подвергать опасности уязвимые винты и рули в кормовой части лодки. Осторожно маневрируя, чтобы не столкнуться с отдельно плавающими льдинами, мы начали медленно всплывать.

Как только ограждение рубки вышло на поверхность, я сразу же поднял перископ. Все вокруг нас выглядело так, как мы и предполагали, за исключением того, что лед здесь был менее сплоченным и толстым, чем в море Баффина. Мы всплыли в большой полынье с резко очерченными обрывистыми ледяными «берегами». Через короткое время радист передал в Пирл-Харбор донесение о выполнении наиболее трудной части задания и переходе «Сидрэгона» в подчинение командующего подводными силами Тихоокеанского флота.