Скопление гигантов

Уверенно рассекая сверкающую поверхность синей воды, наш небольшой подводный корабль пробирался между массивными плавучими льдами у мыса Йорк. Воды такого оттенка мы не видели с тех пор, как вышли из Портсмута. Первые два встретившиеся нам айсберга мы сфотографировали, [279] измерили и описали со всех сторон. Изучение их подводной части можно будет провести в любое время, даже в том случае, если айсберги снова окутает туман. Выходящие на главную палубу старшины и матросы подолгу любуются захватывающим дыхание видом ледяных красавцев.

Вот у вахтенного офицера попросил разрешения выйти на мостик Фаррелл. На подводной лодке это необходимо, потому что, если вахтенный офицер не будет знать, кто находится на верхней палубе, то может случиться, что при погружении на ней кто-нибудь останется и погибнет. Получив разрешение, Фаррелл поднялся и, широко улыбаясь, приветствовал меня:

— Добрый день, командир. Все в порядке.

Я рассмеялся. Обычно, если главный механик поднимается на мостик к командиру, это значит, произошла какая-то неприятность с корабельными механизмами. Однажды я настоял на том, чтобы главный механик, несущий ответственность за жизненно важные для всех нас механизмы, появляясь на мостике и приветствуя меня, заявлял бы сразу же, с хорошими новостями он пришел или с плохими. С тех пор, чтобы избавить меня даже от нескольких секунд необоснованной тревоги, приветствуя меня, Фаррелл всегда торопился добавить, что у него «все в порядке».

На мостике разговор шел в это время о наших аквалангистах. Кто-то предложил послать легководолазов на резиновой надувной шлюпке, чтобы они схематично зарисовали подводный выступ айсберга и доставили на лодку образцы льда для анализа. «Сидрэгон» мог бы идти позади шлюпки на расстоянии нескольких сот метров, и мы были бы в полной уверенности, что находящиеся в шлюпке своевременно увидят подводный выступ и сообщат о нем на лодку, чтобы предупредить столкновение. Мне понравилось это предложение, но я решил высказать свое окончательное мнение о нем только после того, как мы выполним всю остальную, более важную работу.

Не успели мы закончить описание двух айсбергов — «Эксрей» и «Йэнки», как мое внимание привлек новый, находившийся в двух милях от нас необычно большой айсберг. На одной из его сторон виднелось нечто похожее на автомобильный тоннель — свидетельство подземного течения, проложившего свой путь через ледник, от которого [280] произошел айсберг. Развернувшись, мы направились к нему.

На расстоянии тысячи метров айсберг «Уиски», как мы его назвали, представлял собой поистине сказочное зрелище. Внешне айсберг напоминал собой арочный мост замысловатой конструкции со множеством фантастических крыльев и выступов. Его вершину на высоте около сорока метров венчало пышное кольцо из тумана. Длина составляла не менее семидесяти метров. Поверхность воды вокруг этого гиганта была покрыта ледяной кашей и отдельными небольшими льдинами, свидетельствовавшими о действии сил, разрушающих айсберг. Свежие расщелины на его склонах красноречиво говорили о гигантском напряжении этих внутренних сил. Если течение не отнесет айсберг к берегу и не посадит его на грунт, он, может быть, просуществует еще года два, пока теплые воды Ньюфаундленда не растопят его остатки. В очень редких случаях айсберги заносит течением почти до Бермудских островов, но этот, при всей своей сказочной красоте, вряд ли совершит такое длинное путешествие.

Пока легководолазы вытаскивали на палубу свое снаряжение и резиновую надувную шлюпку, «Сидрэгон» очень медленно обходил вокруг «Уиски». Мы давно задумали сфотографировать наш корабль на фоне айсберга и решили теперь, что «Уиски» — самый подходящий для такого фото. Брюер, нацепивший на себя несколько фотоаппаратов, Стронг и гидроакустик старшина Хэммон спустились по закрепленному в носовой части шторм-трапу в покачивавшуюся на небольшой волне шлюпку. Стронг захватил с собой портативную радиотелефонную станцию, посредством которой тотчас же установил связь с другой такой станцией, находившейся на мостике «Сидрэгона».

Не успела наша фотогруппа отойти от борта, как от айсберга до нас донесся сначала пронзительный резкий хлопок, а затем раскатистая громовая волна. По склонам айсберга начали скатываться огромные глыбы льда; докатившись до подножия, они глухо шлепались в воду. Образовавшаяся волна далеко откинула плававшие вокруг айсберга льдины. Затем из воды поднялся вверх огромный сине-белый ледяной выступ, весь айсберг задрожал и начал раскачиваться из стороны в сторону, пока не занял новое положение равновесия, поднявшись метра на два-три с одной стороны и погрузившись на столько же [281] в воду другой стороной. Но даже после того как айсберг занял новое устойчивое положение, от него все еще продолжали отламываться и скатываться в воду небольшие куски льда, весившие, вероятно, по нескольку тонн.

Через несколько минут на айсберге произошел второй, менее крупный обвал. После этого я решил не испытывать судьбу и не посылать легководолазов ни к этому, ни к какому бы то ни было другому айсбергу.

Мы обошли «Уиски» со всех сторон, разворачивая «Сидрэгон» то в одном, то в другом направлении по командам находившегося в шлюпке Стронга, который с видом большого специалиста старался выбрать наилучшее, по его мнению, место, чтобы запечатлеть на пленке и наш корабль и необычный айсберг. Чтобы удовлетворить нашего фотографа, мне пришлось два раза подходить к айсбергу ближе, чем я считал вполне безопасным. На обратном пути к шлюпке я попытался пройти пятнадцатиузловым ходом настолько близко к айсбергу, насколько считал это безопасным для корабля, чтобы посмотреть, как на «Уиски» подействует бурун от «Сидрэгона». Оказалось, что никак не действует.

Строптивый Брюер теперь выпрашивал у меня разрешение сделать уникальный снимок «Сидрэгона» в момент, «когда он ныряет, чтобы пройти под айсбергом». Брюер просил оставить его вместе с подводной фотокамерой на мостике в тот момент, когда «Сидрэгон» будет погружаться. Считая такую операцию не совсем безопасной, я долго не соглашался, но красноречие Брюера скоро взяло верх, и я уступил.

Надев свой черный резиновый костюм, ласты, защитные очки и дыхательный аппарат, Брюер уселся со своей камерой на мостике. Я развернул корабль носом к айсбергу и дал команду приготовить корабль к погружению. Все спустились вниз. Рубочный люк задраили. Брюер остался на мостике.

Прозвучал ревун, возвестивший по всем отсекам команду «По местам стоять к погружению». Через открытые клапаны вентиляции из главных балластных цистерн с шипением начал выходить вытесняемый водой воздух. Объектив подводной телевизионной камеры был направлен в сторону носа и на айсберг, чтобы запечатлеть на пленке это памятное погружение. Получив небольшой дифферент на нос, «Сидрэгон» начал погружаться. От носа к мостику [282] по палубе покатились волны холодной синей воды. Брюер торопливо включил свою кинокамеру, чтобы заснять этот волнующий момент. Вода поднималась до тех пор, пока не дошла до настила на мостике и не перекатилась через крышку рубочного люка. К этому моменту уже возымел свое действие сжатый воздух, которым начали продувать балластные цистерны. Погружение прекратилось, и «Сидрэгон» неохотно начал снова всплывать на поверхность.

Поднявшись на мостик, я застал Брюера в очень бодром расположении духа.

— Я лишь чуть-чуть намочил ноги, сэр, — воскликнул он, — и надеюсь, что заснял очень интересную пленку.

Обменявшись с ним парой шуток, я поторопил его вниз. Пора было погружаться по-настоящему, ведь впереди у нас еще много работы под водой.

Погода настолько благоприятствовала нам, что не было никакого смысла преодолевать еще несколько миль, чтобы осматривать из надводного положения другие айсберги, а потом возвращаться к первым для подводного погружения. Дул легкий зюйд-остовый бриз; температура воздуха была около 5 градусов по Цельсию. Мы сэкономим время, если сейчас же полностью закончим обследование уже знакомых нам айсбергов «Эксрей», «Йэнки» и «Уиски».

Мы погрузились, но проходить под явно неустойчивым «Уиски» не рискнули. Мы замерили его осадку с безопасного расстояния при помощи эхоайсбергомера; она составила семьдесят два метра. Под «Эксреем» мы прошли несколько раз. Это был докообразный айсберг, с отлогими склонами, с высотой надводной части семнадцать метров, а подводной — пятьдесят два метра. Его нижняя сторона создавала впечатление двух спаявшихся айсбергов. «Йэнки» оказался столовым айсбергом с крупными склонами. Высота его надводной части — тридцать пять метров, а подводной — около девяноста метров. Длина его была удивительно большая — двести сорок шесть метров.

Через несколько часов мы снова всплыли на поверхность, чтобы выбрать новый айсберг для обследования. Вооружившись биноклями, Уитмен и я осмотрели десяток ближайших к нам айсбергов. День уже близился к концу, и, хотя я все еще чувствовал себя довольно бодро, пора было бы и отдохнуть. Я прикинул, что мы сможем обследовать еще пару айсбергов, прежде чем штурманская группа [283] свалится с ног от усталости. Я решил все же не терять времени и воспользоваться благоприятными возможностями.

Мы остановили свой выбор на кафедральном с крутыми склонами и на столовом айсбергах и обследовали их в том же, уже привычном для нас порядке. Высота кафедрального айсберга была семьдесят шесть метров, его подводная часть сидела довольно глубоко, хотя и не так глубоко, как обследованный нами десятый по счету айсберг; длина его также не превышала двухсот восьмидесяти метров. Подводная часть второго, столового айсберга была кубической формы и опускалась на глубину шестьдесят метров, при высоте надводной части двадцать два метра.

Было уже около трех часов ночи, и все мы невероятно устали. Я дал себе слово больше не заниматься никакими айсбергами и продвигаться к проливу Ланкастер. Мне нужно было бодрствовать еще целый час, чтобы погрузиться и вывести лодку из района скопления айсбергов.

Однако во время завтрака на следующий день наш гидролокатор обнаружил еще один айсберг, и я не мог не всплыть, чтобы осмотреть его. Это был докообразный айсберг высотой около сорока метров. Когда мы обходили его вокруг для фотографирования, внезапно послышался громовой раскат и с крутых склонов айсберга в море покатились огромные осколки льда. Внешние очертания айсберга изменились на наших глазах. Трудно было поверить показаниям приборов, но мы обнаружили, что высота надводной части айсберга увеличилась на девятнадцать метров. За три минуты и пятьдесят секунд айсберг медленно повернулся и, раскачиваясь, занял новое положение равновесия.

Поскольку от айсберга не отделялось никаких значительных частей, мы предположили, что причиной только что происшедшего изменения его положения явилось медленное подтаивание его надводной и подводной частей. Даже легкое волнение на море могло повернуть айсберг в любое положение, как оно поворачивает плавающий шар. По сравнению с обвалом и изменениями, которые мы наблюдали на «Уиски», изменения на этом айсберге были более мощными. О проходе под таким неустойчивым айсбергом, конечно, нечего было и думать; эхоайсбергомер показал, [284] что осадка его была огромной. Мы продолжили свой путь в пролив Барроу.

Значительная часть дня ушла у меня на написание доклада о проделанной работе. Чтобы описать все, что мы сделали за последние три дня, потребовалось несколько часов времени. Пока я писал, ко мне в каюту забрался Брюер со своей кинокамерой. Поистине от него трудно было где-нибудь скрыться. Он хотел запечатлеть на пленку буквально все события. Я восхищался его энергией и настойчивостью. Если все его съемки будут удачными, то подводные лодки, которые прибудут сюда после нас, будут знать, что и как им делать.

Мыс Шерард на острове Норт-Девон находится у северного входа в пролив Ланкастер. Позади мыса расположены гора Каннингхэм и ледник того же наименования. Я осматривал этот чудесный район с самолета и знал, что экипаж получит большое удовольствие, если увидит ледник с небольшого расстояния. Мы всплыли на поверхность, но обнаружили, что мыс скрыт от нас туманом. На экране гидролокатора был виден находящийся недалеко от нас айсберг. Я решил подождать, пока туман рассеется, и предоставить экипажу возможность отдохнуть.

Бёркхалтер показал мне только что нанесенное на карту обсервованное место корабля. Он получил его при помощи приставки к перископу для взятия высоты светил и дополнительно проверил место по глубинам и радионавигационной системе «Лоран». Система «Лоран» позволяет кораблю весьма точно определить свое место во многих районах мира. «Сидрэгон» находился все еще в том районе, где можно было пользоваться радиосигналами системы «Лоран».

Гирокомпасы и лаг работали очень хорошо. Корабельная инерциальная навигационная система выдавала весьма точную широту места, но по долготе ее показания были несколько неточны. Приятно было сознавать, что усилия, затраченные нами на выверку и регулировку приборов перед выходом в море, не пропали даром. Мы могли бы без ошибки достигнуть этого места даже в том случае, если бы ни разу не всплывали на поверхность с тех пор, как вышли из Портсмута.

Я и Робертсон пили кофе в кают-компании, когда раздался телефонный звонок. Вахтенный офицер доложил, что туман поднимается и айсберг стал виден. Я принял доклад [285] и объяснил Робертсону, что происходит. Мы посидели несколько минут молча. Он лукаво посматривал на меня. Я как следует не отдохнул и чувствовал себя еще усталым. Выспаться помешало всплытие ранним утром и связанный с этим обычный поток докладов вахтенного офицера. Наконец я нарушил молчание и, робко улыбаясь, обратился к Робертсону.

— Коммодор, я думаю, что нам следует посмотреть на этот айсберг, пока мы ожидаем, — осмелился я предложить ему.

— Вы прямо-таки как алкоголик со своими айсбергами, — ответил он, рассмеявшись. — Сколько раз за последние два дня вы говорили, что с ними все кончено?

— Но ведь мы поспали немного. Кроме того, айсберг рядом с нами, и у нас есть время, чтобы осмотреть его, — твердил я.

И вот мы снова обходим вокруг теперь уже действительно последнего айсберга, осматривая и фотографируя его с разных сторон. Этот был сравнительно небольшой — высотой двадцать два метра, но с довольно глубокой осадкой, доходящей до тридцати пяти метров, и длиной сто двадцать метров. Пройти под ним для нас не составляло никакого труда.

Всего мы проходили под айсбергами двадцать два раза. Мы обследовали девять айсбергов и один крупный осколок. Просматривая собранные данные, я был очень удивлен той разницей, которая существовала между тем, что мы наблюдали и узнали, и тем, что ожидали увидеть и получить. Удельный вес айсберга равен 0,9; под водой находится более 7/8 его объема. Я весьма уверенно считал, что осадка некоторых из них будет по крайней мере в семь раз больше высоты надводной части, но мы такого не встретили. Осадка одного из обследованных нами айсбергов составляла всего 1,3 высоты его надводной части. Осадка столовых айсбергов была совсем не столь большой, как о ней говорится в ведущих теоретических работах.

Данные эхоледомера, характеризующие конфигурацию нижней стороны айсбергов, подлежали анализу и обработке в гидрографическом управлении. Но даже без обработки этих данных было ясно, что их можно использовать для более точного определения направления дрейфа. Обычный морской лед, с небольшой подводной частью [286] льдин, перемещается, как правило, ветром; айсберги же, имеющие большую осадку, перемещаются большей частью течениями. Полученные нами данные помогут специалистам установить более точное соотношение влияния ветра и течения на дрейф айсбергов.

* * *

Погода у мыса Шерард прояснилась настолько, что к вечеру видимость стала около пятнадцати миль, хотя облачность была все еще значительной. При температуре плюс 3 градуса и свежем ветре на верхней палубе было, конечно, очень холодно, но команда не упустила случая полюбоваться замечательным видом. Чтобы дать людям возможность лучше разглядеть огромные языки серого ледника, извивающиеся между темными горами Каннингхэма, я подошел к берегу на расстояние четыре мили. С места, в котором мы находились, казалось, что лед движется, однако отсутствие айсбергов у береговой черты указывало на то, что ледник был неподвижен. По истечении некоторого времени даже самые любознательные и впечатлительные наблюдатели насмотрелись вдоволь и поспешили спуститься вниз, в теплые и светлые помещения нашего атомного дома.

Пролив Ланкастер — это сравнительно глубоководный бассейн, ширина которого в некоторых местах достигает тридцати восьми миль. Я знал, что главное испытание нам предстояло впереди, поэтому приказал личному составу заняться проверкой механизмов и уходом за ними, а свободным — отдыхать и постараться выспаться. На восстановление сил после напряженной восьмичасовой вахты и после всех судовых работ времени оставалось не так уж много, поэтому надо было воспользоваться возможностью как следует отдохнуть, пока мы шли небольшой скоростью хода по глубоководному проливу к бухте Резольют-Бей на острове Корнуоллис.

В кают-компании завязалась оживленная беседа вокруг истории проливов, которыми мы должны были пройти. Их протяженность составляет около шестисот пятидесяти миль. Парри вынужден был прокладывать свой путь к входу в проливы через паковый лед моря Баффина. В течение нескольких дней его небольшие корабли не могли найти выход из окружавших их со всех сторон льдов, [287] а сильный штормовой ветер чуть ли не выбрасывал их на льдины. Экипажу одного из затертых льдом кораблей пришлось пустить в ход специальные пилы, чтобы освободиться из ледового плена. Мы представили себе, какие титанические усилия пришлось приложить людям, чтобы распиливать огромные льдины при помощи троса, заведенного на шпиль. Наше спокойное плавание на подводной лодке показалось бы лейтенанту Парри несбыточным чудом.

Парри писал в своем дневнике, что такелаж корабля покрылся льдом, образовавшимся в результате конденсации и замерзания водных частичек тумана. Покрывшиеся льдом ванты стали в три раза толще обычных. Управлять парусами, ставить и убирать их стало невыносимо трудно. Деревянным кораблям постоянно грозила опасность пожара. Действительно, теплых жилых помещений на кораблях не было. Бытовые удобства, которыми мы располагали, такие, как возможность просушить мокрую одежду, разнообразить питание или принять горячий душ, показались бы Парри и его товарищам неосуществимой мечтой.

Сто сорок лет тому назад Парри пытался пройти проливы, преодолевая лед толщиной восемнадцать сантиметров, чтобы достичь острова Мелвилла и зимовать там. Отважные моряки продвигались вперед, разрезая молодой лед тросами и устанавливая на льдинах паруса, чтобы очистить путь кораблям. Однако через сутки очищенные участки воды снова замерзали, и льдины отводить было некуда. Тогда моряки вставали на край отрезанной льдины, опускали его своим весом в воду, а в это время другие при помощи различных приспособлений толкали льдину так, чтобы она ушла под кромку берегового припая.

После экспедиции Парри внимание исследователей было направлено на южные бассейны. Они предполагали, что позади барьера из западных островов, удерживавших полярный лед, идущий из моря Бофорта, должен быть судоходный путь. Их предположения оправдались, но и этот путь большую часть года был прегражден льдами. Наиболее примечательной была экспедиция Росса, предпринятая им в 1829 году. Этот исследователь, как известно, открыл Северный магнитный полюс.

Мы вспомнили также экспедицию Франклина в 1845 году и многие другие, предпринимавшиеся с целью поиска [288] пропавших исследователей. Нам трудно было даже представить себе, каким мужеством и неиссякаемой энергией должны были обладать эти люди, чтобы преодолевать выпавшие на их долю огромные трудности и лишения.

Итак, мы медленно шли вдоль пролива, имея под килем не менее ста восьмидесяти метров и почти свободную ото льда поверхность воды над собой. Изредка встречались лишь отдельные небольшие льдины. Нам не нужно было выставлять под пронизывающий холодный ветер никаких впередсмотрящих. Ничто не нарушало нашего комфорта и покоя. Более легкой и безопасной экспедиции, чем наша, в этих водах, конечно, никогда не было.

Утром 16 августа мы находились южнее острова Норт-Девон, когда я решил всплыть и связаться с базой канадских военно-воздушных сил в бухте Резольют-Бей, чтобы сообщить сроки нашего прибытия туда. Там нас ждали, но точной даты прибытия не знали. Существовала договоренность, что мы получим в этой базе наиболее свежие данные и прогноз погоды на ближайшее время. Я разговаривал по радиотелефону с командиром базы и пригласил его и двух сотрудников его штаба на обед на борту «Сидрэгона». Приглашение было, конечно, принято с большой благодарностью.