«Счастливого плавания в Арктике!»

И вот мы снова в Нью-Лондоне. Все приготовления закончены, корабль в отличном состоянии.

Когда я вошел в кабинет командующего подводными силами Атлантического флота США контр-адмирала Дэспита, чтобы нанести ему визит перед выходом в море, он радушно усадил меня в кресло.

— Все ли на лодке в полной исправности? — спросил адмирал, после того как мы обсудили поставленные мне задачи. [242]

— Все механизмы, приборы и оборудование в полной исправности, сэр, — ответил я не без гордости.

— Ну что же, тогда счастливого плавания, — сказал он с улыбкой, вставая и протягивая мне руку.

На пути из Нью-Лондона я несколько раз вспоминал напутственные слова моего начальника — командира 102-го дивизиона атомных подводных лодок Джеймса Калверта. Его совет, как совет близкого моего друга и отличного офицера флота, был для меня чрезвычайно ценным. Атомная подводная лодка «Скейт», которой он командовал, чуть не опередила «Наутилус» в плавании к Северному полюсу. В двух походах под паковыми льдами Арктики, в 1958 и 1959 годах, он отработал технику всплытия из-подо льда на поверхность и в зимнее, и в летнее время. Мы разговаривали с ним об айсбергах.

— Сэр, я полагаю, что обязан сказать вам то, о чем думаю, — начал я как можно серьезнее. — Я намерен осторожно пройти под айсбергами, с тем чтобы попытаться измерить их. Конечно, при этом придется пойти на некоторый риск, но, если приборы будут действовать исправно, я думаю, что это вполне удастся.

— Да, Джордж, — ответил он авторитетно, — без риска ке может быть и похода.

Он предоставлял мне полную свободу действий.

* * *

Нам всем хотелось выйти в поход без шумных проводов. Нашему переходу могли помешать самые непредвиденные вещи: неисправность механизмов, мелководье в проливе Барроу, повреждение лодки льдами в море Баффина и многое другое. Но сообщение печати о походе сделало свое дело: «Сидрэгон» не мог выйти в море без свидетелей.

На пирсе собралась целая толпа провожающих: офицеры, матросы, рабочие и служащие завода, жены, дети, друзья; все оживленно разговаривали.

На верхней палубе на треноге у нас была установлена портативная телевизионная камера. Наш лучший техник по электронному оборудованию Ханна важно разворачивал его и направлял то на толпу на пирсе, то на корабль. На пирсе никто не знал, конечно, что в торпедном отсеке лодки передаваемое изображение записывалось на видеомагнитофон, [243] а Томсон выступал в роли рассказчика и сопровождал передачу комментариями:

— Мы на борту американского корабля «Сидрэгон» — седьмой по счету атомной подводной лодки, которая в этот замечательный солнечный день, первого августа тысяча девятьсот шестидесятого года, выходит из Портсмута. Вы видите на пирсе людей, которые пришли проводить нас в плавание. Наш подводный корабль попытается впервые пересечь Северный Ледовитый океан с востока на запад через Северный полюс, повторяя, таким образом, в обратном направлении переход под полярными льдами, совершенный два года назад американской подводной лодкой «Наутилус». Люди, которых вы видите на пирсе, не знают о том, что кроме перехода мы должны будем выполнить еще более интересное секретное задание. Мы попытаемся впервые пройти северо-западным путем, через проливы Канадского арктического архипелага, которым не ходила ни одна подводная лодка. Предпринятые раньше многочисленные попытки кораблей пройти этим путем оказывались безуспешными из-за тяжелой ледовой обстановки...

Через несколько минут «Сидрэгон» медленно вышел на фарватер, развернулся и лег на назначенный курс.

* * *

Все мы почувствовали себя так, словно с наших плеч свалилась гора. Связанные с подготовкой к походу треволнения закончились. Все скучные, а иногда и просто надоедливые работы были выполнены. Идя устойчивой шестна-дцатиузловой скоростью, «Сидрэгон» рассекал теперь глубокие воды Атлантики, наверняка пугая ее чешуйчатых обитателей.

Войдя в кают-компанию, я заметил, что коммодор Робертсон уже успел облачиться в военную форму, сменив гражданский костюм, в котором он прибыл на корабль. Если бы стал известен тот факт, что к нам на лодку прибыл офицер канадского флота, в особенности если бы узнали о его специальности, характер нашего похода вряд ли остался бы тайной.

— Хотите посмотреть, как управляется наш корабль? — спросил я его. [244]

— Да, конечно. А что вы мне покажете? — ответил он с любопытством.

— Я покажу вам, как подводная лодка слушается командира, — ответил я весело и повел его в центральный пост.

— Приготовить корабль к изменениям дифферента и крена! — приказал я, приняв управление на себя.

Готовность корабля к изменениям дифферента и крена необходимо было проверить теперь, в спокойной обстановке, чтобы убедиться, что все ящики с провизией, личные вещи членов экипажа и специальное снаряжение для арктического похода уложены в отведенных для них местах и закреплены по-походному. Если этого не сделано, то в фактической аварийной обстановке внезапный крен или дифферент лодки может привести к полному хаосу.

Когда все было готово, я приказал дать полный ход. По моей команде рулевой переложил руль право на борт. Корабль сейчас же резко накренился на правый борт вследствие давления воды на перо руля и на ограждение мостика. Картушка репитера гирокомпаса начала быстро вращаться, показывая, что корабль круто поворачивает вправо. Скорость хода заметно понизилась, так как переложенный руль действовал в качестве своеобразного тормоза.

Затем трехтысячетонный подводный корабль начал стремительно погружаться на глубину. Каждый из нас был вынужден ухватиться за какой-нибудь неподвижный предмет, чтобы удержаться на сильно накренившейся палубе. Я взглянул на Робертсона: ему все это, по-видимому, доставляло огромное удовольствие. Стрелка глубиномера показывала, что корабль быстро приближается к максимальной глубине погружения, а самописец эхолота указывал на то, что мы угрожающе быстро подходим к дну океана. Как только лодка достигла определенной глубины, носовые и кормовые горизонтальные рули поставили на максимальный угол всплытия, и корабль, изменяя дифферент, начал плавно всплывать. Теперь всем пришлось удерживаться, чтобы не упасть в другую сторону.

Когда корабль, всплывая, достиг глубины тридцать метров, я снова направил его по крутой спирали вниз, создав одновременно крен и дифферент. В момент, когда непосвященному, по-видимому, казалось, что лодка вот-вот [245] опрокинется, вертикальный и горизонтальный рули поставили в противоположное положение, и тотчас же дифферент на нос сменился дифферентом на корму, а крен на правый борт — креном на левый.

Обычно один рулевой-горизонтальщик управляет кормовыми горизонтальными рулями, а другой — носовыми горизонтальными и вертикальным рулями. На нашем корабле всеми рулями управляет один человек, который держит в руках похожую на автомобильную рулевую баранку, соединенную с подвижным штоком. Поворачивая баранку влево и вправо, он управляет вертикальным рулем, который перекладывается в тех же направлениях. Наклоняя баранку и шток вперед, он ставит корабль в положение для погружения, перекладывая одновременно и носовые и кормовые горизонтальные рули.

Теперь офицер на посту погружения и всплытия перешел с обычного управления горизонтальными рулями на управление при помощи автомата глубины. Рулевой снял руки с баранки и с видом отдыхающего откинулся на спинку сиденья. Поворот диска на автомате — и лодка уходит точно на заданную глубину. Еще поворот — и она возвращается на прежнюю глубину.

— Это просто чудесно! — с восхищением заметил Робертсон.

— Теперь вы можете представить себе, как будет трудно поразить наш корабль надводному кораблю, — заметил я ему, когда мы возвращались в кают-компанию.

— А вам часто приходилось участвовать в учениях противолодочных сил? — спросил меня Робертсон.

— Да, — ответил я. — И знаете, у нас большое преимущество в обнаружении противника. Мы можем притаиться и услышать шум винтов эскадренного миноносца на расстоянии многих миль. Противолодочные корабли обычно используют гидролокационную станцию, которую мы можем услышать на значительно большем расстоянии, чем слышим шум их винтов. Надводным кораблям очень трудно обнаружить нас даже на сравнительно небольших расстояниях, несмотря на то что их оснащают более мощными гидролокаторами. Поэтому выстрел, как правило, делаем первыми мы, если, конечно, не изберем другую тактику, то есть если не захотим демаскировать себя. [246]

* * *

К 5 августа мы подошли к району, в котором должны были находиться два айсберга высотой около двадцати метров, обнаруженные самолетом. Я попросил дать нам координаты самого южного айсберга, чтобы проверить по нему эффективность действия наших приборов. На какой скорости можно безопасно пройти через пролив Дэвиса в море Баффина? Пока мы не увидим хотя бы один айсберг и не проверим по нему действие гидролокатора, мы не получим уверенности в том, что отраженный сигнал будет достаточно сильным, чтобы услышать его на большой скорости хода.

Мы остановились в тридцати милях от южной границы плавающих айсбергов, которую нам предсказывал Уитмен. Я сомневался в точности его прогнозов; в расчетах, которые он производил, слишком много неопределенностей. Мы уже входили в тот район обломков айсбергов и небольших льдин восточнее Ньюфаундленда, который я осматривал с воздуха. Мы не можем рисковать сломать перископ или повредить нос корабля о не замеченную нами льдину.

Мы всплыли вертикально, без хода. Вокруг расстилался туман, видимость была не более полумили, на экране радиолокатора ничего не появлялось. Мы снова погрузились и прошли еще пятнадцать миль. Всплыв еще раз, мы обнаружили, что туман стал более густым, а видимость уменьшилась до полукабельтова. Погрузившись, мы прошли в точку, которая, по расчетам, находилась не более чем в трех милях от айсбергов.

Когда мы уменьшили скорость хода, гидролокатор внезапно отметил подводную цель на расстоянии шестисот восьмидесяти метров. Застопорив машины, мы осмотрели ее. Цель не двигалась; для рыбы она была слишком велика. Я приказал всплыть вертикально, чтобы осмотреться. На поверхности все вокруг было скрыто туманом; видимость была не более длины нашего корабля. На экране радиолокатора на этот раз появились неясные расплывчатые цели, похожие на облака и совсем не похожие на корабли. Однако при скорости ветра более четырех метров в секунду эти «облака» не двигались и не меняли своих очертаний. Не получив достаточной уверенности в том, что именно «видит» наш радиолокатор, я приказал снова погрузиться и установить гидролокационный контакт с целью. Двигаясь [247] в различных направлениях в подводном положении, мы установили контакт еще с одной довольно крупной и с несколькими меньшими подводными целями.

Могли ли эти цели быть остатками айсберга? Я обсудил этот вопрос с Лайоном, Уитменом и Робертсоном. Все они согласились с тем, что на экране гидролокатора остатки айсберга. Итак, настало время испытать наши приборы.

Я приказал погрузиться на еще большую глубину и начал отходить от цели в сторону до тех пор, пока она не исчезла с экрана гидролокатора. Затем мы развернулись и начали двигаться на небольшой скорости по направлению к таинственной цели. Вскоре контакт с целями был восстановлен. Относительно друг друга они оставались неподвижными. На расстоянии шестисот метров мы развернулись и отошли для повторения испытания на более высокой скорости. Контакт был установлен на таком же расстоянии. И наконец, испытание, проведенное на нашей обычной крейсерской скорости, показало, что гидролокатор обнаруживает цель на таком расстоянии, которое оставляет достаточно времени для того, чтобы уклониться от встречи с ней. После испытаний мы продолжали идти на север четырнадцатиузловой скоростью, но теперь я был убежден, что такая скорость гарантирует нам своевременное обнаружение препятствий и уклонение от них.

Ночью было установлено довольно много гидролокационных контактов с подводными целями. Всякий раз, когда на экране появлялась такая цель, мы отворачивали так, чтобы оставить ее справа или слева, но я думаю, что это были или косяки рыбы, или отдельные рыбы больших размеров.

Перед завтраком мы всплыли, чтобы определить свое место. Пока штурман брал радиопеленг, я осмотрел горизонт через перископ. В восточной части горизонта был виден айсберг! Радиолокатор показывал контакт в этом направлении на расстоянии тринадцати миль. Многие офицеры с нетерпением ожидали у перископа, чтобы взглянуть на наш первый ледяной спутник. Я вызвал Уитмена.

Мы быстро погрузились и пошли по пеленгу на айсберг. Но когда мы через некоторое время всплыли, его и след простыл! На экране радиолокатора ничего не было. Я почувствовал себя в глупейшем положении и решил, что нам [248] надо еще многому научиться и не принимать облака за айсберг. Мне вспомнились многие примеры из прочитанных книг, в которых исследователи рассказывали, как их обманывали облака и миражи в Арктике. Я и особенно Уитмен несколько утешились только тогда, когда Роберт-сон сознался, что ему часто доводилось видеть облака, которые на большом расстоянии и при определенных условиях освещенности невозможно было отличить от айсбергов.

Через два дня, когда слева от нас на расстоянии около двухсот миль находился полуостров Лабрадор, а справа на расстоянии ста пятидесяти миль — Гренландия, я решил, что это прекрасный район для тренировки водолазов и испытаний их автономных дыхательных аппаратов. Я вызвал группу водолазов на верхнюю палубу через входной люк торпедного отсека. Пока они готовили свое снаряжение, я непринужденно болтал о чем-то с вахтенным офицером и с восхищением осматривал горизонт. Вдруг мне показалось, что невдалеке от нас в воде что-то зашевелилось. Метрах в пятидесяти от борта поверхность воды внезапно рассек спинной плавник, на мгновенье показалась темная спина огромной рыбы, которая вспенила воду и столь же быстро исчезла, как и появилась. Для дельфина это животное было слишком велико. Но вот незнакомец еще раз показался из воды, и на этот раз я успел заметить огромное белое пятно на его голове. Это был кит.

— Прошу разрешения начать спуск водолазов,  — услышал я голос Ситона, нашего корабельного врача, отвечавшего за подготовку группы легководолазов.

— Не разрешаю, — ответил я раздраженно. Ситон посмотрел на меня так, как будто я сошел с ума.

— Все готово для спуска, сэр! Прошу разрешения начать спуск водолазов! — крикнул он еще раз.

— Там же кит! — крикнул я в электромегафон. — Разве вы не видите его?!

— Нет, сэр, — ответил Ситон с удивлением.

Все находившиеся на палубе устремили свой взгляд в том направлении, куда я указывал. Как бы для того чтобы подтвердить свое присутствие, кит показался в этот момент еще раз.

— Отставить учение водолазов! — приказал я громко.

По указанию Ситона матросы-водолазы начали неохотно отправлять свое снаряжение в отсек.[249]

— А почему бы не пристрелить его? — предложил один из строевых матросов.

— Такие киты — это паразиты моря. В целях сохранения рыбы их уничтожают с самолетов, — поддержал его лейтенант Брюер, который поднялся на мостик в своем резиновом костюме.

— Ну что ж, попробуйте, — разрешил я строевому матросу. — Но водолазного учения сегодня все равно не будет, здесь может быть не один такой кит, — добавил я.

Однако киты оказались достаточно сообразительными. Тот, которого мы видели, во всяком случае, на поверхности больше не появлялся.