Вы были чертовски великолепны
Как только наш переформированный конвой покинул Бухту трусов, он почти сразу был замечен подводными лодками, несмотря на дымку. «Остин» последним из кораблей прошел узкий пролив, и мы прекрасно увидели вражеский корабль, находящийся совсем недалеко. Когда один из корветов открыл огонь, лодка неторопливо погрузилась. Потом были новые сообщения о замеченных поблизости лодках. Именно они теперь стали для нас главной угрозой, так как пришло сообщение, что тяжелые корабли противника вернулись на якорную стоянку.
Постепенно дымка превратилась в туман, и этот давний враг всех моряков сейчас стал нашим лучшим другом. Если он продержится до конца нашего путешествия, может быть, последний отрезок пути будет спокойным. Перед полуночью туман немного поредел, но потом стал еще гуще. Наши корабли теперь с трудом избегали столкновений. Мы сами едва не врезались в «Замалек». «Бенджамин Харрисон» оторвался от остальных. Его шкипер в течение 12 часов безуспешно пытался отыскать конвой, а потом повернул обратно в пролив, не желая больше рисковать в одиночном плавании. [165]
К следующему утру, 8 июля, видимость немного улучшилась и стала именно такой, какая нам была нужна. Мы кое-как могли видеть друг друга, но в то же время завеса тумана полностью укрывала нас с воздуха. Мы усердно молились богу туманов, чтобы все оставалось именно так. Теперь, когда непосредственная опасность миновала, каждый из нас обнаружил, что по-прежнему жестоко страдает от перманентного недосыпания. Нам удалось подремать 3 часа, но это лишь ухудшило состояние людей. Они провели 3 дня на ногах и были близки к пределу выносливости. Хуже всего приходилось рулевым. Они были вынуждены смотреть на ярко освещенный круг картушки, которая плавала перед глазами, оказывая гипнотизирующее действие. Требовалась вся сила воли, чтобы не уснуть прямо на ногах.
Во второй половине дня туман снова стал плотным и тяжелым, заметно похолодало. Истошно взвыли сирены, мы в последний момент успели снизить скорость, чтобы не протаранить идущий впереди корабль, с которого закричали: «Смотрите! Подходят льды!» Через несколько минут мы оказались в гуще пакового льда, который становился все толще по мере нашего продвижения вперед. Вскоре все корабли были вынуждены то и дело поворачивать, чтобы не столкнуться с очередной льдиной, но довольно быстро мы оказались в плену. Снова завопили сирены. Мы на «Остине» пережили несколько неприятных секунд, когда большой транспорт вынырнул из тумана прямо под носом у нас. Маневрировать мы не могли, пришлось немедленно стопорить машины. Затем вдруг закричал наблюдатель. Мы дрейфовали кормой вперед прямо на солидный айсберг. «Остин» раскачивался на волне, и если бы он хоть на мгновение коснулся этого чудовища, лед моментально срубил бы нам руль и винт. Нас спасла изобретательность сигнальщика Гордона Хупера, который бросился к сигнальному прожектору и передал SOS на ближайший корабль. Там мгновенно оценили ситуацию, и судно отвернуло в сторону. Это позволило [166] нам снова дать ход и в последнее мгновение избежать удара об айсберг.
«Лорд Миддлтон» пережил подобные неприятные минуты. Полностью окруженный льдами, он полз со скоростью 6 узлов, и любая остановка была бы роковой. Неожиданно загремели колокола тревоги, и из тумана появилась туша большого транспорта. Ни один из кораблей не мог ни остановиться, ни дать задний ход, так как лед изуродовал бы винты. Точно так же они не могли отвернуть в сторону. Обе маленькие шлюпки траулера немедленно были вывалены за борт, и команда приготовилась покинуть судно, но капитан транспорта успел каким-то чудом среагировать. Он увеличил скорость, надеясь, что транспорт проскочит точку столкновения до того, как траулер подойдет к ней. Это было смелое решение, и удача улыбнулась шкиперу. Транспорт прошел прямо под носом «Миддлтона», корабли разделяло в этот момент не более 2 ярдов. Если бы транспорт ударил в борт траулера, то просто перевернул бы его, сам не получив ни царапины.
Сражающиеся со льдом корабли пытались поддерживать контакт с помощью туманных горнов и по радио. Вероятно, именно в это время мы выдали наши планы противнику. Когда «Лорд Остин» двинулся обратно, мы снова натолкнулись на ледяные поля. Нам приходилось постоянно поворачивать по командам наблюдателей, стоящих на баке. Серая мгла и предельная усталость невыспавшихся людей помогали льдинам принимать самые причудливые формы. Иногда наблюдатели сообщали, что видят впереди подводную лодку, а однажды пришел доклад о торпедном катере, идущем прямо на нас. Постепенно стало очень холодно, но самым важным для нас было не потерять из виду остальные корабли. Оторваться от конвоя было бы крайне рискованно. Была перехвачена радиограмма, предупреждающая, что рядом находятся вражеские корабли. Постоянной головной болью оставался запас угля. Мы слишком часто поворачивали и [167] вообще возвращались назад, что сокращало и без того скудный запас. Мы вообще хоть когда-нибудь прибудем в Россию?
Все остальные 15 кораблей самостоятельно сражались со льдом. Транспорты «Эль Капитан» и «Сэмюэл Чейз» битву выиграли, но «Хузиер» свою с треском проиграл. Когда судно все-таки подошло к земле, капитан Холмгрен приблизился к берегу и просигналил, но ответа не получил. Затем на пустынном берегу показались люди — это была самая южная оконечность Новой Земли. Капитан сошел на берег и попытался объясниться с помощью жестов, но безуспешно. После этого он вернулся на корабль и отправился вдогонку за остальными.
В этих тяжелых условиях больше других пострадали, наши друзья с «Оушн Фридома». Судно ранее шло вместе с траулером «Ноферн Гем», и траулер держался у него на левом крамболе. Один из моряков «Гема» лаконично заметил: «В этом океане нет свободного места». Когда суда впервые вышли из тумана, они еще шли вместе, но других кораблей уже не было видно. Все моряки чувствовали себя крайне неуютно и были уверены, что за ними следят. Затем капитаны увидели новую полосу тумана слева по носу и устремились туда полным ходом. Но там был лед. «Фридом» сбросил скорость и стал пробираться между льдинами, двигаясь в тумане наощупь. Это больше выматывало нервы, чем все предыдущие испытания. Временами людям казалось, что льды полностью окружили их. Все это напоминало блуждание в лабиринте. В какой-то момент транспорт оказался рядом с траулером, тоже застрявшим во льду. Большие размеры и большая масса торгового судна привели к тому, что траулер отлетел в сторону, но при этом освободился. Капитан Уокер решил увеличить скорость и поставить «Гем» позади себя на случай, если они снова встретят лед. Это произошло довольно скоро. Следуя в густом тумане, «Фридом» налетел на толстый паковый лед. К счастью, траулер в это время шел рядом, а [168] не за кормой, иначе он протаранил бы транспорт. Вместо этого «Гем» вылетел на лед почти до фок-мачты. Он дал задний ход, а рулевой Керслейк пошел на нос, чтобы осмотреть форпик. В отсеке было совершенно сухо, никаких пробоин и повреждений. Старый кораблик снова выручил свою команду. Да, в Бремерхафене умели строить надежно!
Но на «Фридоме» дело обстояло иначе. Врезавшись в лед, он смял себе форштевень. Шпангоуты и обшивка обоих бортов были смяты и искорежены, форпик немедленно затопило. Старший помощник и корабельный плотник обследовали повреждения, и старпом сообщил на мостик: «Форпик залило, но переборка держит, и в следующем отсеке сухо. Попробуйте дать ход». Капитан Уокер осторожно двинул судно вперед, постепенно увеличивая скорость. Последовал новый рапорт: «Переборка держит. Давайте полный вперед!»
Так как туман начал редеть, оба судна увеличили скорость, пытаясь догнать нас. Хотя скорость «Фридома» ограничивал поврежденный нос, ее было достаточно, чтобы держаться впереди траулера.
В тумане несколько опасных моментов пережил «Паломарес». Корабль шел прямо за кормой «Позарики», когда та врезалась в ледовый барьер. Моряки в носовых отсеках от толчка полетели с ног. На нижних палубах раздался такой грохот, что прошло некоторое время, прежде чем люди убедились, что судно не получило попадание торпеды. Но «Паломарес» был построен прочно и выдержал удар, хотя понадобились большие усилия, чтобы выдернуть судно из ледяных клещей. В адрес русских последовало много нелетных комментариев, ведь именно они указали курс, который завел конвой прямо во льды. «Позарика» спешно повернула, едва не протаранив товарища, и двинулась дальше малым ходом. Матрос Гуч стоял на баке впередсмотрящим. Он замер от ужаса, когда из тумана внезапно возник «Эль Капитан» и прошел так близко от «Позарики», что Гуч мог дотронуться [169] до него рукой. Но снова «Позарике» повезло и столкновения удалось избежать. Когда в тумане появилось окно, то почти прямо под форштевнем корабля ПВО увидели спасательную шлюпку под красным парусом. Люди в ней принялись кричать и махать руками. Это были 19 человек из экипажа «Джона Уайтерспуна». Многие из них были обморожены, и все очень ослабли. Их подобрал «Эль Капитан».
Все корабли повернули на запад, чтобы обойти паковый лед, который, судя по всему, окружал южную оконечность Новой Земли. Нам пришлось пройти довольно далеко на запад, прежде чем мы смогли снова повернуть на юг, чтобы направиться к входу в Белое море. Наш конвой пришел в полное расстройство. Мы следили за льдом по левому борту и молились, чтобы он кончился как можно быстрее.
Рано утром 9 июля мы вышли на чистую воду. Туман значительно поредел, хотя был еще достаточно плотным, чтобы надежно прикрыть нас. Мы на «Остине» прошли мимо большого пятна нефти. Это было ясным доказательством того, что здесь было потоплено какое-то судно. Затем туман окончательно рассеялся, и мы начали осматриваться в поисках товарищей, так как строй полностью рассыпался. Совершенно неожиданно выяснилось, что неподалеку находится ядро конвоя, и вскоре мы уже оказались в компании обоих кораблей ПВО и 3 корветов. Вместе с нами были «Лорд Миддлтон», «Бритомарт», «Хузиер», «Эль Капитан», «Замалек».
Спустя некоторое время слева показались несколько черных точек. «Ла Малуин» пошел проверить и обнаружил, что это 2 спасательные шлюпки «Пан Атлантика». Весь день корветы были заняты тем, что сбрасывали глубинные бомбы, чтобы отгонять подводные лодки. Мы начали встречать плавающие бревна, это было ясным признаком того, что мы приближались к берегам России. Но было непонятно, сколько нам еще предстоит пройти. Мы уже начали надеться, что вскоре появятся [170] самолеты Красных ВВС. Но когда во второй половине дня были замечены 2 самолета, они были не русскими. Как гигантская саранча, самолеты висели на горизонте, мы уже видели нечто подобное ранее. Это были гидросамолеты BV-138 и Не-115. Они облетели конвой с разных сторон, встретились за кормой у нас и возобновили слежение, непрерывно передавая сведения на базу и подводным лодкам в море. Почти в это время неподалеку поднялась на поверхность подводная лодка, но тут же погрузилась обратно. Итак, игра начиналась с начала.
Основные события развернулись поздно вечером, когда остатки злосчастного конвоя PQ-17 находились примерно в 80 милях от русского берега. Радар «Паломареса» обнаружил приближающиеся самолеты, которые находились на расстоянии примерно 70 миль. Длинные гудки сирены корабля ПВО известили об опасности, а потом на мачту взлетел флажный сигнал. Радисты всех военных кораблей немедленно нарушили радиомолчание, и начались отчаянные попытки связаться с Архангельском или Мурманском. Мы пытались вызвать истребители прикрытия. «Паломарес» вел передачу ключом, используя шифр, и с помощью радиотелефона открытым текстом — на русском и английском языках, на нескольких волнах сразу. Но мы не получили никакого ответа. То ли нам неверно указали длины волн, то ли немцы заглушили передачу — об этом можно только гадать. Но фактом остается то, что наши радисты не сумели установить связь с русскими, хотя нам отчаянно требовалось истребительное прикрытие и как можно быстрее.
Моряки «Лорда Остина» воспаленными глазами обшаривали горизонт. Долго ждать не пришлось. Вскоре в вышине мы заметили 5 маленьких точек. Наши орудия открыли огонь, но самолеты летели слишком высоко для них. Бах! Бах! Бах! Загремели 102-мм зенитки на кораблях ПВО. Как мы хотели иметь такое же орудие! На пути самолетов появились клубки черного дыма, но эта пятерка с курса не свернула. Они шли прямо на нас, и [171] когда оказались рядом с конвоем, то разделились, чтобы атаковать с разных сторон.
Мы видели, как один самолет клюнул носом и вошел в пике, после этого 3 столба воды выросли у нас слева по носу. Мы ничего не услышали, лишь корпус корабля сильно вздрогнул. Затем еще 5 точек появились с другого направления. Затем еще, еще и еще... Причем всегда пятерками. Немцы спокойно выбирали цель и пикировали, хотя не спускались слишком низко. От каждого самолета отделялись 3 бомбы, похожие на большие серебристые индейские дубинки. Сначала медленно, но потом все быстрее и быстрее они падали на корабль. Когда бомбы были на полпути, становилось ясно, какой корабль выбран в качестве мишени. Нам оставалось ждать, затаив дыхание, пока 3 огромных столба воды не поднимались в небо, совершенно закрыв собою цель. Затем водяная завеса опадала, и мы видели корабль, следующий прежним курсом. Лишь моряки на палубе отряхивались после холодного душа.
«Позарика» сильно накренилась после того, как рядом разорвались 3 бомбы, описала полный круг влево и остановилась. Она передала: «Три очень близких разрыва, но мы думаем, что все в порядке». «Паломарес» полным ходом бросился проверять, что случилось с его систер-шипом. Он перерезал нам курс. С мостика «Паломареса» хрипло крикнули: «Эй, на «Лорде Остине», осторожнее! Мы прорезаем строй!» У нас перехватило дыхание, когда корабль ПВО прошел перед нами. Мы снизили скорость и круто повернули вправо. Корабль ПВО пролетел не более чем в 20 футах от нас. Он продолжал стрелять, и самолет, сбросивший бомбы в него, промахнулся. Зато эти бомбы со свистом полетели прямо в нас. Две разорвались по бортам у «Остина» чуть впереди, а третья, как нам показалось, летела прямо к нам на палубу. Наш радист Джонни Роуз хорошо описал несколько томительных секунд перед падением бомбы. Он записал в своем дневнике: [172]
«Мы увидели, как бомба становится все больше и больше. Я помню, как подумал, что если буду смотреть вверх, разинув рот, бомба попадет прямо туда. Но сомнительно, чтобы я сумел раскрыть рот достаточно широко.
Джордж стоял рядом со мной и смотрел вверх. В руке он держал кружку с горячим какао и не замечал, что выливает содержимое прямо на себя. Горячая жидкость текла по груди, по животу и ногам, но Джордж ничего не замечал, хотя позднее он показал мне ожоги. Джок сжал в кулаке бутерброд, да так, что он потек у него между пальцами. Он ругался так, что это приятно было слушать. Джим Моррис оказался одним из тех, кого это ничуть не взволновало. Он глянул на бомбу и тут же отвернулся, чтобы проследить за другими, которые падали вокруг «Лотоса». Рулевой позади меня насторожил ушки, чтобы лучше слышать приказы с мостика. Он уже положил руля лево на борт, но наша старая лоханка реагировала издевательски медленно. Джонни стоял за пулеметом Льюис, одним глазом следя за самолетом, а вторым — за падающей бомбой. Пот ручьями тек у него по лицу, но он продолжал стрелять, как и остальные пулеметчики, посылавшие навстречу самолету струи трассирующих пуль. Шкипер то и дело выкрикивал: «Держать лево на борт!», следя, как наш форштевень медленно поворачивает. Расчет 102-мм орудия ничего не мог сделать. Они просто стояли на своем банкете и ждали неизбежного, не зная, то ли разбегаться, то ли оставаться на месте. Рон, стоявший на мостике, начал распутывать концы фалов, повторяя раз за разом: «Иисус». Мои колени внезапно ослабели, а кишки скрутились в болезненный тугой клубок. Голова внезапно налилась свинцом, и я не мог больше смотреть вверх».
Визг бомбы больно резал уши. Затем через пару секунд, которые показались бесконечными, бомба рухнула в море прямо под носом траулера, подняв огромный фонтан, [173] который окатил корабль и всех нас. Как ни странно, бомба не взорвалась. Если бы это произошло, вся носовая часть была бы уничтожена. Но если бы наш капитан не повернул влево секундой раньше, не имело бы значения, взорвалась бомба или нет. Она попала бы нам прямо в артпогреб и унесла с собой на дно.
Вскоре «Позарика» дала ход, а «Паломарес», ведя бешеный огонь, снова прорезал строй конвоя, чтобы вернуться на свое место.
Осколки сыпались градом, так как наши корабли стреляли из всего, что может стрелять. Атака началась в 21.00; И уже через 15 минут для «Хузиера» все закончилось. Клин вражеских бомбардировщиков пошел на него, летя так высоко, что мелкие орудия были просто бесполезны. Затем самолеты ринулись в пике и сбросили бомбы. Наконец серия из 3 бомб легла напротив спасательной шлюпки № 3 и взорвалась под кораблем, буквально выбросив его из воды. Его турбину сорвало с фундамента и заклинило, все паропроводы лопнули, топливный насос слетел с основания. Старший механик сообщил капитану Холмгрену, что корабль потерял ход, и крайне неохотно капитан отдал приказ покинуть судно. Бомбы продолжали падать вокруг, когда моряки начали спускаться за борт в шлюпки. Паники не было, хотя троим морякам, чьи нервы не выдержали напряжения, пришлось немного помочь.
Как только «Хузиер» вышел из строя и, окутавшись паром, начал отставать, мы увидели, что «Поппи» бросился ему на помощь. Корвет хотел принять на борт команду, которая сейчас спешно гребла на шлюпках, перегруженных багажом и провизией. Когда облако пара рассеялось, капитан «Поппи» попытался убедить шкипера «Хузиера» вернуться на судно и посмотреть, можно ли исправить машины. Но капитан Холмгрен сказал, что это невозможно. Нужно было помешать врагу захватить столь ценный приз. Оставшийся без хода корабль могло отнести к берегам Финляндии, поэтому суб-лейтенанту [174] Бруку было приказано потопить его из 102-мм орудия «Поппи». Ему сказали, где на «Хузиере» хранится взрывчатка, но все равно потребовалось всадить в транспорт более 30 снарядов, изрешетив корпус, прежде чем начался пожар. Впрочем, фейерверка дождаться не удалось, и корвет оставил «Хузиер» медленно тонуть.
Затем несколько горизонтальных бомбардировщиков пролетели над «Поппи», причем один из них шел так низко, что, по мнению Брука, его можно было достать. «Я полагаю, что бомбежка «Хузиера» что-то сдвинула у меня в голове, потому что я забыл спросить разрешение капитана открыть огонь. Я не позволил наводчику использовать прицел, а просто приказал расчету поднять ствол нашего древнего 102-мм орудия такими невоенными терминами: «Немного выше... Немного правее... Огонь!» К этому времени дуло орудия едва не уперлось в мостик, поэтому капитан и его компания крепко получили по ушам, когда ударной волной снесло часть парусинового обвеса. Но это было ничто по сравнению с ударом, который обрушился на меня позднее, когда капитан поинтересовался, какого дьявола я там делаю. Я с удовлетворением увидел, как снаряд разорвался перед самолетом, который резко отвернул в сторону. Я указал на это капитану, но это не произвело на него впечатления. Он просто сказал, что не стоит тратить драгоценные боеприпасы на самолеты, которые уже сбросили бомбы. Оскорбленный, я молча следил, как следующая группа самолетов медленно пролетает над «Поппи», строго выдерживая курс. Я чуть ли не обрадовался, когда увидел, как от одного из них отделились 3 бомбы и подняли высоченные гейзеры слева по носу. Потоки воды захлестнули полубак. Но я не осмелился посмотреть капитану в глаза».
Когда «Поппи» наконец нагнал конвой, он все еще отбивал атаку. Старший артиллерист «Хузиера» и его люди спросили, не могут ли они чем-нибудь помочь экипажу корвета. Помощь была принята с благодарностью, и их [175] поставили на подачу боеприпасов. Но многие моряки усердно играли роль потерпевших кораблекрушение, хотя они попали на «Поппи», даже не замочив ноги. Это вызвало серьезные осложнения в англо-американских отношениях. Кроме того, американцы приволокли с собой довольно много консервов. Морякам «Поппи» пришлось останавливать их, потому что, покидая корабль, американцы хотели выкинуть остатки запаса за борт. Зерна непонимания взошли пышными ростками.
«Хузиер» затонул 10 июля в 1.05, через 3 часа после того, как команда покинула судно. Прогремели 2 сильнейших взрыва, и командир «Поппи» спустился с мостика, чтобы сказать капитану Холмгрену: «Ваш корабль дважды взорвался и теперь тонет».
«Господь да благословит его. Пусть покоится с миром», — ответил шкипер. Весь его экипаж восхищался стойкостью, с которой этот старик переносил испытания, сломавшие многих более молодых моряков.
Все это время продолжалась бомбардировка, час за часом с короткими перерывами, пока одни самолеты улетали, а другие прилетали. Люди при орудиях между атаками едва успевали сменить ленты пулеметов и сделать пару затяжек. А потом снова каски на головы, сигареты вон и к прицелам. Подходит очередная группа бомбардировщиков. Самолеты проводили атаку с затяжного пикирования под углом 85 градусов. Большинство атакующих было бомбардировщиками Ju-88, хотя попадались и гидросамолеты Не-115. Во время передышки между налетами был установлен контакт с подводной лодкой, и «Лотос» сбросил несколько глубинных бомб. Затем были замечены новые воздушные квинтеты, которые то ли случайно, то ли намеренно атаковали корвет. Мы видели, как бомбы рвутся вокруг него, а он уворачивается. Казалось, что «Лотос» обязательно получит попадание, так близко ложились разрывы. Но все обошлось. Когда поднялись последние 3 столба воды, корвет все еще был цел и даже не снизил хода. Этот корвет был крепким парнем. [176]
Измученные моряки «Джона Уайтерспуна», которых подобрал «Ла Малуин», следили, как корвет уклоняется. Вспоминает матрос О'Флаэрти: «Один из офицеров лежал на спине перед рулевой рубкой. Он смотрел в бинокль на пикирующие самолеты, которые сбрасывали бомбы. Если бомба исчезала из его поля зрения, он не говорил ничего. Если бомба оставалась перед глазами, это означало, что она падает на нас. Тогда он приказывал рулевому повернуть в ту или иную сторону, продолжая смотреть прямо перед собой. Такой метод исключал возможность случайного попадания при выполнении зигзага. Однако это было очень утомительно для глаз, и наблюдателей приходилось часто менять. Человеку также приходилось подавлять в себе животные инстинкты, требующие бежать и прятаться, особенно в тот момент, когда открывались бомболюки и вы понимали, что прицел пилота совершенно правилен. То же самое испытывали мы, когда корвет шел среди леса разрывов, и лишь умелые повороты, изменение скорости и хладнокровие экипажа спасали корабль».
С «Остина» мы видели, что «Лорд Миддлтон» спасся просто чудом. Он шел у нас за кормой, когда его атаковали 3 бомбардировщика, один из которых пролетел прямо над траулером. 9 бомб упали у него по бортам и за кормой, самое близкое попадание пришлось буквально в футе от борта. Мы увидели только один огромный столб воды, но «Миддлтон» отважно прошел сквозь него.
Одной из самых больших неожиданностей стало то, что уцелел «Замалек», который временами совершенно скрывался за стеной разрывов. Это судно стало мишенью нескольких атак, и лишь чудо да мастерство капитана Морриса спасали корабль от, казалось бы, неминуемой гибели. На судне находилось более 200 спасенных, поэтому все каюты и кубрики были забиты. Например, в каюте старшего механика ютились 8 «гостей». В строжайшем секрете от спасенных хранили тот факт, что на судне находились 60 тонн глубинных бомб для русских [177] самолетов, а также несколько сот галлонов бензина для катера, стоящего на палубе. Когда на судно посыпались бомбы, топливопроводы в машинном отделении были разорваны, а генератор вышел из строя. Старший механик А. С. Доусон находился в машинном отделении один, все остальные моряки были вызваны на палубу, когда внезапно на всем корабли погас свет. Доусон хладнокровно доложил на мостик о происшедшем, и ему на помощь были присланы несколько механиков с потопленных судов, в том числе старший механик «Зафарана» Миллер. Вместе они исправили все поломки.
С «Остина» мы видели, как один самолет отвернул, дымясь. Он отчаянно пытался набрать высоту, но не сумел. Пилот и бортстрелок выпрыгнули с парашютами и приводнились рядом с «Замалеком». Спасатель начал передавать: «Ну, если фрицы пожелают...» Но тут рядом разорвались несколько бомб. Когда всплески опали, «Замалек» невозмутимо продолжил: «Перед тем, как меня столь грубо прервали, я хотел сказать, что если фрицы пожелают, я мог повернуть назад за ними. Но, получив эту маленькую посылку из фатерланда, оставлю их плыть самостоятельно, если только они не замерзнут. Впрочем, они могут идти по воде, аки по суху...»
Бомбардировка продолжалась. Несколько самолетов сбросили впереди конвоя мины на парашютах, поэтому тральщики выдвинулись в голову конвоя, чтобы расчистить путь. Радисты кораблей сопровождения снова попытались связаться с русскими, и снова безуспешно.
Во время перерыва между налетами кто-то на борту «Паломареса» увидел кровь, текущую по мачте. Лишь теперь вспомнили, что в вороньем гнезде сидит наблюдатель, которого не меняли с момента первого налета. Все посмотрели наверх, и увидели человека, опасно наклонившегося через поручни. В настиле площадки виднелась большая дыра. В воронье гнездо попал снаряд, выпущенный одним из наших кораблей. Наблюдателя пришлось спускать из вороньего гнезда на канате, потому [178] что он потерял слишком много крови. Выяснилось, что ему вырвало большой кусок мяса из задницы. Наш доктор заштопал его и оставил в госпитале в Архангельске. Как ни странно, моряк выжил, хотя приобрел сильную хромоту.
Орудия «Позарики» палили непрерывно, и все люди уже оглохли от шума. Палуба была полностью завалена стреляными гильзами. Стволы орудий нагрелись так, что отставшая краска висела длинными языками. Межу атаками орудия разворачивались против ветра, чтобы ледяной воздух хотя бы немного остудил их. Возле одного из спаренных пулеметов Льюиса стреляные гильзы уже громоздились по пояс наводчику. Матросы Мэйн и «Чероки» только что перезарядили пулемет Тэффи Кука, когда Мэйн заметил Не-115, летящий над самыми волнами. Гидросамолет явно намеревался сбросить торпеды, целясь в корабль ПВО. Мэйн толкнул Кука, который сразу открыл огонь. Пулеметчик всадил в «Хейнкель» две обоймы, всего 90 патронов, и все трое видели, как самолет шлепнулся в воду. Он немедленно затонул под грузом собственных торпед. Кук, несомненно, спас корабль, так как остальные орудия в это время вели огонь по бомбардировщикам, летевшим выше. Но положение пулеметчика было довольно неприятным, потому что 102-мм орудия стреляли прямо над головой у него. Когда старший сигнальщик Берри сообщил на мостик о подвиге Кука, последовал типичный для британского флота сухой ответ: «Очень хорошо».
Так как самолеты летели слишком высоко, «Остин» не мог вести по ним огонь. Наш наводчик ругался и вертел свое 102-мм орудие с борта на борт. Когда один Ju-88 пролетел достаточно низко, мы заметили, что консоли крыльев выкрашены в желтый цвет. Это был отличительный знак одной из специальных эскадрилий Геринга. Это были отборные пилоты, но им не хватало той безумной отваги, которую проявили экипажи торпедоносцев в День независимости. Самолеты выходили из пике на высоте [179] примерно 500 футов и сбрасывали бомбы. Но отбомбившиеся самолеты продолжали ложные атаки, чтобы отвлечь наше внимание от тех, у кого еще имелись бомбы.
Бомбы летели вниз, а вот рыба всплывала наверх. Подводные взрывы оглушили великое множество рыб, и все море было покрыто плавающей на поверхности мертвой рыбой. Даже в разгар боя наши голодные желудки протестовали против столь расточительного расходования свежего продукта.
Теперь настал черед «Эль Капитана» и его груза самолетов. В тот же самый момент на нас спикировал другой самолет, и снова нам показалось, что теперь-то точно пришел наш конец. Но либо пилот решил не тратить бомбы на такую мелкую цель, либо у него заело бомбосбрасыватели, но он просто вышел из пике. Мы смогли проследить за «Эль Капитаном». Его скрыли столбы воды, но потом судно снова появилось. Внезапно самолеты улетели прочь, но, к нашему разочарованию, мы заметили, как судно теряет скорость. Мы получили с «Паломареса» приказ идти на помощь.
«Вывалить спасательные сети! Приготовиться подбирать уцелевших!» — приказал наш капитан.
Сначала 3 бомбы взорвались за кормой «Эль Капитана». В кормовые отсеки начала поступать вода, но положение пока еще не стало критическим. Корабль отбил еще множество атак, но лишь для того, чтобы после 7 часов боя получить смертельный удар во время последнего захода. Это произошло примерно в 17.30, когда 3 бомбы разорвались в 20 футах от правого борта корабля. Ударом выбило кингстоны, а также разорвало топливопроводы и паровые магистрали. Правый борт в районе машинного отделения был разрушен, два трюма начали наполняться водой.
Обреченный транспорт спустил шлюпки, и люди в них начали грести навстречу нам. Наш капитан крикнул в мегафон: «Захватите несколько пулеметов, если можете!» После некоторого замешательства они выполнили приказ. [180]
Мы помогли им подняться на борт, хватая за руки и без церемоний втаскивая на палубу. Пустые шлюпки начали дрейфовать прочь. Наша палуба теперь была полна народа. Последовал новый приказ: «Приготовить 102-мм!»
Командир «Эль Капитана» предупредил нас, что не следует целиться в трюм № 2, который набит тринитротолуолом, иначе мы все отправимся на небеса. Он стоял у нас на мостике со слезами на глазах, пока снаряды разрывали его судно. На расстоянии в один кабельтов промахнуться невозможно. Мы испытывали смешанные чувства, когда он сообщил, что в холодильниках «Эль Капитана» еще оставались индейки и прочие деликатесы со Дня независимости. К этому времени наш рацион стал довольно скудным. 6 попаданий под ватерлинию и 3 в трюм оказалось достаточно, и большое судно не спеша скрылось под водой. Мы тогда еще не знали, но это было 24-е погибшее судно из состава конвоя PQ-17. Его пулеметы были установлены у нас на крыльях мостика, но револьверы, которыми были вооружены артиллеристы, наш капитан отобрал. Ему совсем не нравилось иметь у себя на корабле вооруженных людей.
Во время спасательных операций и расстрела транспорта вражеские бомбардировщики оставили нас в покое, но теперь они вернулись. Новая серия бомб разорвалась в опасной близости от тонущего «Эль Капитана» и «Остина», сильно встряхнув траулер. Наши конденсаторы были серьезно повреждены, а обшивка трещала по швам и могла в любой момент лопнуть. Но в этот момент немцы улетели, оставив нас в одиночестве под непривычно пустым небом.
Наш старший оператор асдика имел небольшую причуду. Раньше он служил на торпедированном судне и теперь во время похода никогда не спал в каюте. Капитан однажды обнаружил его спящим рядом с дымовой трубой. Однако он был хорошим специалистом, и капитан приказал ему на время похода соорудить будочку на верхней палубе. Теперь, когда все немного расслабились, он [181] подошел к капитану и сказал: «Сэр, благодарю вас. Вы были чертовски великолепны!»
На этот раз конвой уже почти скрылся за горизонтом, и нам пришлось увеличить скорость, чтобы догнать его. К счастью, они сбавили ход, чтобы дождаться нас и отважного «Замалека». Капитан «Позарики» подвел свой корабль поближе, и выстроенная на палубе команда громким «Ура!» приветствовала спасательное судно. Люди на палубе «Замалека» подняли ответный крик. Достаточно странная сцена в холодном пустынном море.
Вскоре после того как мы присоединились к конвою, в очередной раз прозвучала воздушная тревога, и далеко впереди в небе появилось черное пятнышко. Все подумали, что это немецкий самолет возвращается, чтобы проверить результаты затяжной воздушной атаки, но когда самолет приблизился, он выпустил зеленую и красную ракеты. Корабли охранения сделали ответный сигнал. Когда самолет подлетел вплотную, мы увидели, что это древняя летающая лодка с толкающим винтом. Свои! Русские! Все завопили и замахали руками. Исключая «Валрос» крейсерской эскадры, это был первый свой самолет, который мы видели с тех пор, как покинули Исландию. Летающая лодка прошла над нами на малой высоте, пилот ответил на наши приветствия, развернулся и улетел. Мы были уверены, что теперь не придется ждать истребители прикрытия слишком долго.
Однако находившийся в нескольких милях от нас «Сэмюэл Чейз» оказался в очень сложном положении. Уже после того как конвой прошел полуостров Канин Нос, тральщик «Хэлсион» заметил, что транспорт беспомощно дрейфует. Его шкипер передал: «Имею 2 прямых попадания и 3 близких разрыва. Главный паропровод лопнул. Покидать ли судно?» Но капитан «Хэлсиона» решил попытаться спасти судно. Он ответил: «Не покидайте корабль. Мы возьмем вас на буксир». Все последующее стало примером великолепной морской выучки. Тральщик имел поршневые машины, которые позволяли ему [182] тащить значительный груз. На «Сэмюэл Чейз» был заведен достаточно прочный буксирный трос, «Хэлсион» постепенно добавил оборотов, и оба корабля медленно двинулись вперед. Они следовали по Белому морю на юг со скоростью 5 узлов. Экипаж тральщика был готов в любой момент отдать буксир, если появятся немецкие самолеты. Американских моряков, несомненно, вдохновил пример маленького тральщика, и через несколько часов они сумели отремонтировать машину. Транспорт завершил путешествие своим ходом. В благодарность за помощь шкипер «Сэмюэля Чейза» попросил тральщик провести его в гавань, что и было сделано.
На «Остине» мы смогли уделить немного внимания нашим гостям с «Эль Капитана». Это были люди самых разных национальностей. Американцы из северных и южных штатов, аргентинцы, поляки, англичане, китайцы. Кроме собственного экипажа, на «Эль Капитане» находились спасенные с «Джона Уайтерспуна». У некоторых из них были сильно обморожены руки и ноги, что создавало угрозу гангрены. Всем им выдали двойную порцию рома, после него началось обсуждение проблемы питания и размещения 89 дополнительных душ. Китайцы оказались крайне полезны, так как предложили помочь на камбузе. Они отказались спать внизу, выбрав стоящий на палубе вельбот.
Спасенные в целом вели себя довольно спокойно, хотя в их поведении сквозил некий фатализм. Впрочем, это было неизбежно после того, как опасность миновала. Теперь они тихонько ворчали, потому что корабль был рассчитан на 50 офицеров и матросов, а сейчас на нем находилось более 140. Нам пришлось организовать 9 импровизированных обеденных столов. Камбуз был вынужден работать непрерывно, но теперь нам отчаянно не хватало ноже и вилок. Белые американцы не желали есть непривычную пищу, они не хотели находиться вместе с цветными, что при недостатке места в кубриках создавало проблемы. Люди укладывались спать где попало на [183] палубе — в кубриках, кают-компании, в коридорах по всему кораблю. Те, кто не мог найти себе места внизу, были вынуждены спать на верхней палубе. Кое-кто из спасенных бесцеремонно занимал койки членов экипажа, находящихся на вахте, и отказывался их освобождать, когда возвращался хозяин. Они привыкли к относительному комфорту на торговых судах и никак не могли приспособиться к спартанским условиям на траулере. Особенно к нехватке «удобств». На траулере имелись всего 2 гальюна, их даже в лучшие времена не хватало. А сейчас положение стало просто отчаянным, поэтому уже никого не удивлял ряд голых задниц, торчащих над фальшбортом. Единственные из новичков, кто был всем доволен, — это кочегары. Они сразу отправились вниз к своим коллегам, чтобы по давно установившейся традиции помочь им.
Далеко позади нас шли поврежденный «Оушн Фридом» в сопровождении «Ноферн Гема». Они напрягали все силы, чтобы догнать нас. В конце концов, находясь в 8 милях за кормой конвоя, они заметили нашу поредевшую группу. Отставшая парочка сделала еще один рывок, но когда они находились в 3 милях от мыса Канин Нос, их атаковала группа самолетов. Их было всего 8 или 9, но капитану Уокеру и его команде показалось, что здесь собрались все Люфтваффе. Немцы со всей фурией обрушились на «Фридом». Раз за разом бомбы накрывали транспорт, который содрогался и трещал от близких разрывов. Гирокомпас и все приборы на мостике разлетелись вдребезги, магнитный компас вылетел из нактоуза, обшивка обоих бортов была смята. Огромные колонны воды то и дело вырастали рядом с кораблем и обрушивались на него. Когда вода с шумом стекала вниз, создавалось впечатление, что корабль только что вынырнул с большой глубины. Но тут же на него обрушивался новый водопад. Мостик был залит, артиллеристы работали фактически «в подводном положении». Их то и дело смывало с банкетов, однако они упрямо карабкались обратно, [184] мокрые и окоченевшие. Но при этом орудия не прекращали стрелять.
Если самолеты до сих пор не добились ни одного прямого попадания, это было заслугой тех, кто упрямо давил на гашетки. На «Геме» тоже стреляли все орудия. А потом самолеты неожиданно исчезли — и вовремя, потому что на «Фридоме» к этому времени боеприпасы практически закончились. Его палубы были завалены гильзами, но корабль каким-то чудом остался цел и невредим. На транспорте пострадал всего один человек. Это был артиллерист, которого силой взрыва бросило на крышку люка, и он ушиб позвоночник.
Наша группа, шедшая далеко впереди «Фридома», наконец заметила берег по левому борту. В эти последние часы 10 июля мы могли насладиться неслыханным зрелищем — закат и восход одновременно. Итак, занялось утро 11 июля. В этот день мы нашли новую группу спасшихся в открытых шлюпках и подобрали их. Снова многие из них были серьезно обморожены. Море было гладким, как стекло, и перед нами начали мелькать миражи. Корабли, идущие впереди, превращались в диковинные высокие деревья, а дым из труб странным образом трансформировался в ветви этих деревьев. Те, что находились на траверзе, становились похожими на плоские острова. Холмы на берегу вдруг срывались с места и мчались вслед за нами. Сначала мы подумали, что наш рассудок не выдержал постоянного напряжения, и мы видим галлюцинации. Но спустя некоторое время мы привыкли к диковинным картинам, хотя наблюдатели время от времени принимали наши собственные корабли за перископы подводных лодок.
Заглянув ненадолго в одну из маленьких гаваней в горле Белого моря, мы двинулись дальше. Теперь нас встретили вооруженные русские траулеры и сильно дымившие эсминцы, покрытые фантастическим камуфляжем. Еще дальше в Белом море мимо нас прошли 2 английских тральщика, выпустивших магнитные тралы. Было приятно [185] видеть все эти корабли. Мы обнаружили, что море, несмотря на свое название, имеет грязно-коричневый цвет. Повсюду плавала масса бревен.
Во второй половине дня из облаков выскочили два Ju-88 и сбросили серию бомб каждый. Несколько бомб разорвались в 100 ярдах по правой раковине «Позарики», но это был последний выстрел противника.
Потом на горизонте появились отставшие суда, которые присоединились к нам, в том числе несгибаемый «Оушн Фридом». Мы пересекли Белое море без всяких происшествий.
Этой ночью солнце превратилось в огромный красный шар, касавшийся горизонта. Поэтому все море перед нами окрасилось в багровый цвет, словно все было залито кровью. Затем — багровое зарево потускнело, и через 10 минут солнце опустилось за горизонт. Это была темнота, которой нам так не хватало последние 10 суток.
Утро воскресенья 12 июля выдалось облачным и ветреным. Форштевень «Лорда Остина» вспарывал воду, поднимая грязно-коричневую волну. Вскоре дождь прекратился и тучи разошлись, ярко засияло солнце, как раз когда мы бросили якоря в устье реки Двины, ведущей к Архангельску. «О, какую чудесную ночь провели мы с тобой», — доносилось из громкоговорителей «Позарики». С «Паломареса» запросили количество спасенных, находящихся на борту всех кораблей. Только на нем их было более 300, а общая цифра подходила к тысяче. 1000 человек без кораблей — да, это был флот, разгромленный наголову.
Прибыл лоцманский катер, и мы впервые увидели русских. Щеголеватый морской офицер поднялся на борт «Остина» и переговорил с нашим капитаном, который отказывался следовать дальше, пока все обмороженные моряки не будут переданы на корабль, где им окажут надлежащую медицинскую помощь. Это было сделано, и к нам прибыл лоцман. Мы двинулись вверх по реке, которая [186] извивалась и крутилась, точно змея. Мы все страшно устали, но все люди на палубе с интересом смотрели на землю Советского Союза, так как видели ее впервые. Повсюду были видны бревна. Они плавали в воде, а на берегу громоздились высокими штабелями. Работавшие там женщины смеялись и махали нам руками, когда наш корабль проходил мимо. То же самое делали женщины, выглядывавшие из окон и дверей деревянных домиков. Проходящие катера приспускали флаги, а экипажи махали нам. Несмотря на то что нас осталось совсем мало, прием был королевским.
Повсюду виднелись песчаные пляжи, за которыми зеленели рощи молодых деревьев. Еще дальше от берегов реки виднелись прекрасные сосновые леса. Многочисленные баржи, значительно более крупные чем все, которые мы видели ранее, проходили мимо нас. У них на палубах были построены настоящие деревянные дома. На некоторых даже виднелись мельницы. Все вежливо салютовали нам, приспуская красный флаг с серпом и молотом.
Уже на реке «Позарика» крепко села на песчаную мель. Моряки, бегая с борта на борт, пытались раскачать корабль, но это ничего не дало. Ей пришлось ждать несколько часов, пока начнется прилив. Это было бы ужасным завершением тяжелого перехода. Мы все прошли мимо нее к выделенным нам стоянкам в нескольких милях от Архангельска. «Остин» подошел к деревянному причалу у деревни Маймакса, где, к нашему огромному облечению, все спасенные моряки были переведены на крупное судно, следующее в Архангельск. Как только мы пришвартовались, на причал выбежали дети, предлагавшие обменять вышитые полотенца на сигареты, шоколад и мыло. К ним присоединились старые женщины, выпрашивающие хлеб.
Через несколько часов мы перешли к огромному деревянному причалу возле деревни на берегу Двины прямо напротив Архангельска. Говорят, русские построили [187] этот причал всего за две недели. Здесь мы встретились с моряками других кораблей конвоя и начали делиться впечатлениями. Осколки сложились воедино, и лишь теперь мы начали осознавать размеры постигшей нас катастрофы. На следующий день, 13 июля, около 10.00 все уцелевшие были построены на причале. Это было долгим занятием, но требовалось составить списки пропавших. После этого несколько эскортных кораблей приготовились выйти обратно в Баренцево море, чтобы продолжить поиски.
Затем мы получили хорошее известие. Выяснилось, что корвет «Дианелла» самостоятельно прибыл в Архангельск, не получив ни единой царапины. После расформирования конвоя корвет полным ходом ринулся прямо к цели. Войдя в Белое море, он столкнулся с 3 русскими торпедными катерами и поспешно поднял пару больших британских флагов, чтобы показать, кто он такой. Выяснилось, что «Дианелла» стала первым кораблем, прибывшим в Архангельск. Она же первой вышла для проведения спасательных работ.
Хорошей новостью стало известие, что количество уцелевших транспортов увеличилось до четырех. Кроме того, снова появился «Рэтлин». Выяснилось, что он прибыл в Архангельск незадолго до нас, причем сжег уголь буквально до последнего куска. Его экипажу было что рассказать. После того как «Рэтлин» отстал от группы «Позарики», капитан Аугустус Банкинг повернул корабль прямо на север. Он шел вдоль ледяного щита до самого мыса Желания — северной оконечности Новой Земли. Там он оказался в точке 78? 45' N — всего в 700 морских милях от полюса. Так далеко в этом столетии не забирался ни один британский корабль. Повернув на юг и следуя вдоль берега Новой Земли, он встретился с американским судном «Беллингхэм».
«Беллингхэму» очень повезло, что он сумел ускользнуть от вражеского самолета. Немец сделал несколько кругов над транспортом и наконец пошел в атаку с кормы. [188] Но в этот момент поблизости оказалась полоса тумана, и капитан Мортенсон завел корабль прямо в нее. Сбитый с толку летчик бросил бомбы на айсберг по правому борту от «Беллингхэма», разнеся его на куски. Но транспорт остался цел.
В результате 8 июля, когда мы переформировывали конвой в Бухте трусов, «Рэтлин» и «Беллингхэм» пробивались сквозь битый лед недалеко от горла Белого моря. Спасательное судно шло со скоростью 12 узлов, транспорт держался в 500 ярдах у него за кормой. Внезапно утреннюю тишину нарушил тяжелый гул авиационных моторов. Это был FW-200 «Кондор» — четырехмоторный дальний бомбардировщик. Он вылетел с базы в Петсамо. Пролетая над слоем утреннего тумана, «Кондор» вошел в пологое пике и сбросил на корабли 3 тяжелые бомбы, которые все легли близкими разрывами. А потом летчик решил повторить заход, на этот раз на высоте мачт.
Все понимали, что если самолет добьется попадания — морякам останется уповать только на господа бога. А на борту «Рэтлина» находились 240 человек, многие из которых еще не опомнились от потрясения после гибели собственного судна и плавания в покрытом айсбергами море. Они отказывались спуститься вниз и все время торчали на палубе вокруг трубы, где было немного теплее. На корабле не хватило бы спасательных шлюпок и плотов даже на половину этого числа. Когда «Кондор» проскочил мимо, его хвостовой стрелок открыл огонь из автоматический пушки на «Беллингхэму», превратив трубу и надстройки в решето. На корме «Рэтлина» был установлен новенький бофорс, который ответил несколькими очередями. К своему огромному удивлению, артиллеристы попали в самолет. «Кондор» круто свернул влево, в его передней кабине показалось тусклое красное свечение, а через несколько секунд яркое оранжевое пламя охватило весь фюзеляж. Самолет резко клюнул носом и рухнул в море всего в четверти мили от кораблей. Обломки продолжали пылать, даже плавая в воде. [189]
«Рэтлин» спустил катер, но когда он подошел к самолету, тот медленно затонул. Все, что осталось — это разбросанные бумаги и тлеющие обломки. Из 7 человек экипажа самолета моряки нашли только двоих. Однако они были мертвы, их тела качались на воде лицом вниз. Катер быстро вернулся назад, и «Рэтлин» двинулся прежним курсом. «Кондор» наверняка послал сообщение по радио перед тем, как начать атаку, поэтому в любой момент могли появиться новые самолеты. Два корабля благополучно вошли в Белое море, где их встретил древний русский эсминец. Они прибыли к устью Северной Двины за 2 дня до нас. Там они встретили третье судно, ожидавшее лоцмана, — русский танкер «Донбасс». Он тоже сумел прорваться, несмотря на торпедное попадание. Танкер получил огромную пробоину в носовой части, вода с шумом врывалась внутрь корпуса и вытекала обратно веселым каскадом. Он был спасен благодаря усилиям артиллеристов «Дэниэла Моргана». Высокопоставленный комиссар лично поблагодарил их за то, что они сделали.
Лорд Хау-Хау в очередном выступлении по радио захлебывался от радости. «Мистер Черчилль, вы не сказали британскому народу всей правды о последнем конвое в Россию. Я сообщу людям эту правду. Весь конвой был отправлен на дно. Ни одно из торговых судов не дошло до России!» Германское Верховное Командование выпустило коммюнике, которое было более сдержанным, но совсем незначительно. Было объявлено, что потоплен 1 американский крейсер и 28 торговых судов. Еще 10 судов повреждены, а много американских моряков спасены и взяты в плен.
Что за крейсер потопили немцы, мы так и не узнали. Но картина, представшая нашим глазам в Архангельске, была более чем мрачной. Настроение спасенных американцев ухудшилось еще больше. В порт благополучно прибыли 12 из 13 эскортных кораблей, не хватало только траулера «Айршир». Но зато из 33 транспортов прибыли [190] только 4: «Оушн Фридом», «Сэмюэл Чейз», «Беллингхэм» и «Донбасс». Дошли также 2 спасательных судна.
А где же остальные? Вскоре пришло сообщение, что несколько судов благополучно достигли Новой Земли. 16 июля, через 4 дня после прибытия в Архангельск, коммодор Даудинг снова вышел в море на корвете «Поппи». Вместе с ним шли «Лотос» и «Ла Малуин». Они должны были спасти остатки разгромленного конвоя. Тем временем «Лорд Остин» начал принимать уголь, готовясь приступить к патрулированию. [191]