21. «Кревалле» выдерживает атаки глубинными бомбами

Было пасмурно. Время близилось к полудню. Подводная лодка Стейнмеца патрулировала на участке, начинавшемся в двух с половиной милях от мыса Ранутаппа и заканчивавшемся в паре миль от мыса Сунэко. Район патрулирования, располагавшийся рядом со 180-метровой изобатой, протянулся почти на 50 миль. 180-метровая изобата — это та линия, на которой серо-зеленые тона мелких прибрежных вод переходят в темно-голубые, характерные для глубоководных районов моря.

Если есть люди, которые прямо-таки неравнодушны к глубоководным районам, то это, конечно, подводники. Где большая глубина, там и большая безопасность. С этим нельзя не согласиться.

Среди людей, находившихся в этом походе на борту «Кревалле», особенно выделялся высокий, атлетически сложенный англичанин с приятным британским акцентом и темно-каштановыми волосами, гладко зачесанными над высоким чистым лбом. Это капитан-лейтенант английского военно-морского флота Барклей Лэкин. Он был единственным сверхштатным офицером среди подводников группы «морских дьяволов». Лэкин добровольно вызвался участвовать в «операции Барни», и высшее командование дало на это согласие.

Лэкин — опытный подводник. Он принимал участие во многих боевых походах в Средиземном море и наряду с другими наградами получил орден «За отличную службу». К нам он прибыл в 1944 году в качестве офицера связи вместо отозванного капитана [188] 3 ранга английского военно-морского флота Тони Миерса, который также отличился в боевых действиях в Средиземном море и был награжден орденом «Крест Виктории». Барклей был способным, веселым, добродушным и в то же время весьма проницательным человеком. Везде он чувствовал себя как дома и находил приятелей всюду, где только появлялся. На борту «Кревалле» Барклей оказался потому, что Стейнмец выиграл его в карточной игре, в которой приняли участие все командиры подводных лодок группы «морских дьяволов». Командир каждой подводной лодки хотел заполучить его к себе. Желанный гость, Лэкин старался быть максимально полезным на корабле. Обычно он располагался в углу боевой рубки «Кревалле».

Было 14 июня. «Кревалле» следовала в подводном положении. Служба на ней шла по обычному распорядку. Через каждые четыре часа сменялись вахты. В 14.40 наблюдавший в перископ офицер доложил:

— Мачты по пеленгу 15°.

Одновременно поступил доклад гидроакустика:

— Шум винтов по пеленгу 15°, не слишком близко.

Матрос-диктор отрепетовал эти сведения в микрофон к сведению личного состава в отсеках. Такая организация оповещения на подводной лодке не давала команде поводов к напрасной тревоге.

Прошло еще пять минут, и вахтенный офицер у перископа воскликнул:

— Торговое судно! Пеленг 130°!

Через семь минут «Кревалле» со скоростью пять узлов пошла на сближение с судном противника. Но в 14.52 обстановка резко изменилась. Вахтенный офицер доложил:

— Три транспорта следуют вдоль берега в южном направлении. Затем, не прерывая наблюдения в перископ, он вскрикнул: — Минутку! — и, осмотрев весь горизонт, добавил: — Два эскортных корабля справа по носу. Идут курсом на север. Лодка находится между транспортами и эскадренными миноносцами.

Командир подводной лодки в это время отдыхал в своей каюте после обеда. Услышав переданное по трансляции сообщение вахтенного офицера, он по телефону [189] отдал приказание своему старшему помощнику лейтенанту Морину, находившемуся палубой выше, в боевой рубке:

— Боевая тревога! Не всплывать! Приготовить торпедные аппараты!

Через секунду по отсекам подводной лодки пронесся мелодичный, но всегда так возбуждающий сигнал боевой тревоги:

— Бон, бон, бон, бон!..

Привычно, без лишней суеты подводники разошлись по своим боевым постам.

— Боевая тревога! Не всплывать! Приготовить торпедные аппараты! — разнеслось по отсекам приказание командира, повторенное диктором. По должности диктор был помощником фельдшера, но его зычный голос и четкую дикцию грешно было бы не использовать для корабельных радиорепортажей.

Вполголоса обмениваясь шутками или молча, поодиночке и группами члены экипажа заняли боевые посты. Те, кто перед объявлением тревоги спал, теперь проснулись и быстро одевались. Прервалась обычная карточная партия в кают-компании. Недописанные письма были брошены в рундуки. Коки на камбузе принимали меры, чтобы в случае срочного погружения уберечь свою утварь.

Подводная лодка двойственна по самой своей природе. Во-первых, это корабль, получающий энергию от четырех мощных дизелей для движения в надводном положении и от большой аккумуляторной батареи, насчитывающей 240 элементов, — для движения под водой. Во-вторых, — и это главное, — подводная лодка — высокоманевренное и гибкое оружие, которое наводит и выпускает в цель метательный снаряд в виде торпеды, начиненной почти 300 килограммами вещества огромной взрывчатой силы.

Старшие торпедисты и их подчиненные в носовом и кормовом торпедных отсеках сконцентрировали все внимание на торпедных аппаратах. Казалось, сверкающие бронзовые крышки торпедных труб являются средоточием бесконечного количества вентилей и приводных рычагов. Торпедные аппараты были расположены в два ряда. Шесть аппаратов находились в носовом [190] и четыре — в кормовом торпедных отсеках. Между рядами труб — узкая рабочая площадка. В конце площадки, склонившись над репитером торпедного автомата стрельбы, находившегося в боевой рубке, сидел торпедист. Следя за показаниями репитера, он устанавливал направление осей гироскопических приборов Обри, обеспечивавших точное наведение торпед на цель.

Когда в этот июньский полдень личный состав подводной лодки занял боевые посты, все торпедные аппараты были уже заряжены. Для окончательного приготовления их к залпу должно было последовать приказание из боевой рубки. На стеллажах вдоль бортов торпедного отсека лежали наготове гладкие, сверкающие сталью тела запасных торпед. После первого залпа отлично подготовленные торпедные расчеты за какие-нибудь десять минут с помощью талей загрузят эти торпеды в ненасытные утробы торпедных аппаратов.

Под бдительным наблюдением старшего торпедиста давление воздуха в носовом и кормовом стрельбовых баллонах было увеличено до 27 атмосфер. Давление нужно было повысить для того, чтобы торпеда весом в 1360 килограммов могла начать движение, а оси гироскопических приборов, которыми торпеде задается направление, вошли в свои гнезда. Торпедисты были готовы заполнить водой кольцевые зазоры торпедных аппаратов. После этого стоит лишь открыть передние крышки торпедных аппаратов, и торпеды будут готовы к своей миссии уничтожения и разрушения.

Все ждали приказа командира: «Все торпедные аппараты приготовить!» или: «Такие-то и такие-то аппараты приготовить!» Получив это приказание, торпедисты произведут окончательные приготовления к выстрелу, и связист торпедного отсека, доложив в боевую рубку, что торпедный отсек готов, повернет переключатель светового сигнала в положение «Готово». После этого для торпедистов наступит небольшая передышка. По-прежнему наготове останутся лишь два торпедиста, стоящие на рукоятках ручной стрельбы. Они должны нажать на рукоятки, если вдруг откажет [191] электрическая цепь стрельбы, приводящаяся в действие из боевой рубки.

Когда поворачивается переключатель, на панели торпедной стрельбы в боевой рубке загорается зеленая лампочка. Это значит, что торпедный отсек готов к стрельбе. На панели десять лампочек — по числу торпедных аппаратов. Если из какого-либо торпедного аппарата произведен выстрел или же он еще не готов к стрельбе, на панели загорается красная лампочка, а если готов — зеленая. Вахту у панели торпедной стрельбы несет уравновешенный и спокойный матрос. По приказанию офицера, руководящего торпедной атакой, он нажимает на кнопки залпа всех или только указанных номеров торпедных аппаратов. В левой руке он держит секундомер, с помощью которого выдерживает интервалы между выстрелами, чтобы взрыв одной торпеды не вызвал детонации другой, следующей за ней.

У торпедистов существует обычай посвящать кому-нибудь каждую торпеду. Обычно они пишут на густо смазанном маслом зарядном отделении торпеды имена своих жен или любимых девушек. Иногда можно увидеть и такие надписи: «Приятного рождества, Хирохито!» или: «Это для Вас, мистер Тодзио!» Четыре торпеды из числа выпущенных подводной лодкой «Силайэн II» по линейному кораблю «Конго» носили имена подводников, погибших вместе с подводной лодкой «Силайэн I», которая была потоплена японскими глубинными бомбами 8 декабря 1941 года в Кавите. Эта историческая атака закончилась потоплением «Конго».

Обычная суета в боевой рубке и центральном посту прекратилась, когда командир поднялся из центрального поста, чтобы принять на себя руководство торпедной атакой. По пятам за Стейнмецем следовал капитан 3 ранга Лэкин.

— Как обстановка, Джордж? — обратился командир к Морину.

— Вначале была благоприятной, сэр. Три транспорта шли почти за самой кормой, а сейчас справа по носу появились два проклятых эскортных корабля, — ответил старший помощник, уступая командиру место у перископа. [192]

Матрос, стоявший у контроллера перископной лебедки, готов был в любой момент поднять перископ. При наблюдении в перископ ведется счет каждой секунде. Наблюдение должно занимать не больше десяти секунд. Лучше всего, если оценку обстановки удастся произвести за шесть секунд. Хотя наблюдение в перископ ведется очень осторожно, но обнаруживается он значительно легче, чем обычно предполагают, особенно когда солнечные лучи падают на линзы под прямым углом.

— Поднять перископ, — приказал Стэйни. Он сидел на корточках. Как только нижняя головка перископа появилась из шахты, он ухватился за рукоятки и стал тянуться вслед за окуляром, пока перископ не вышел на поверхность. После этого он жестом приказал матросу прекратить подъем, а затем быстро развернул перископ в сторону целей, находившихся по правому борту. Морин, сидя на корточках, не сводил глаз со шкалы азимутального круга перископа.

— Снять пеленг! — выкрикнул Стэйни.

— 135, — быстро ответил старший помощник.

— Снять дистанцию! — продолжал Стэйни.

— 3100.

— Опустить перископ, — закончил Стэйни. — Курсовой угол цели — 20° правого борта.

Отрепетовав дистанцию, пеленг и курсовой угол, оператор установил полученные данные на торпедном автомате стрельбы, а штурман нанес эти же данные на карту.

Не успел перископ опуститься и до половины своей высоты, как Стэйни снова приказал:

— Поднять перископ!

Командир опять ухватился за рукоятки и быстро развернул перископ на носовые курсовые углы правого борта, сосредоточив внимание на ведущем эскортном корабле.

— Снять пеленг!

— Пеленг 20.

— Дистанция!

— 2000!

— Опустить перископ. Курсовой угол цели — 50° правого борта, — спокойно произнес командир и, повернувшись [193] к матросу, стоявшему на связи, добавил: — Все торпедные аппараты приготовить!

— Все торпедные аппараты приготовить! — отрепетовал диктор в микрофон. Обстановка накалялась.

— Нам предстоит сложная атака, — сказал Стэйни. — Сначала выстрелим из кормовых аппаратов по двум ближайшим транспортам, а носовые используем для атаки эскортных кораблей, если они подойдут на дальность стрельбы.

А затем, чтобы ознакомить с положением не только присутствовавших в маленькой, забитой до отказа боевой рубке, но и — через корабельную трансляцию — весь экипаж подводной лодки, командир пояснил:

— Оба эскортных корабля похожи на эскадренные миноносцы типа «Мацу». У них по две широко разнесенных трубы с белыми полосами. И пушки. Много пушек!

Нагнувшись над столом прокладки и подперев свой упрямый квадратный подбородок большим пальцем левой руки, Стэйни бегло оценил обстановку, затем, улыбаясь, заглянул в блестящие глаза Лэкина и сказал:

— Ну, Лими, мы, кажется, имеем шансы заполучить по транспорту и эскадренному миноносцу на каждого, не так ли?

— Совершенно верно, — смеясь, ответил Лэкин. — Начнем?

Лица присутствовавших в боевой рубке осветила улыбка одобрения.

Но, увы, даже один эскадренный миноносец типа «Мацу» мог сорвать планы подводной лодки дяди Сэма. Случилось так, что два ничего не подозревавших эскадренных миноносца прошли севернее подводной лодки и оказались между нею и тремя транспортами.

15.19–03 — Поднять перископ. Проклятье! — воскликнул Стэйни, взглянув в окуляры перископа.

15.19–06 — Опустить перископ! Черт бы их побрал! Они испортили все дело, — негодующе зарычал командир по адресу штурманов на кораблях противника. — Эти эскортные вонючки изменили курс и теперь пройдут между лодкой и транспортами. Они будут [194] над нами как раз в момент залпа из кормовых аппаратов.

Последовала короткая пауза. Затем Стейнмец быстро и твердо объявил решение:

— Вначале атакуем эскортные корабли, а за остальные возьмемся попозже.

15.22–31 — Поднять перископ!

Дистанция и курсовые углы с превосходно отработанной четкостью и быстротой были установлены на торпедном автомате стрельбы и переданы на пост прокладки.

15.22–34 — Опустить перископ. Первый эскадренный миноносец совсем близко, — констатировал Стэйни, — настолько близко, что полосы на его трубах уже кажутся грязно-серыми, а не белыми.

Бросив быстрый взгляд на панель торпедной стрельбы, расположенную на левом борту рубки, Стэйни увидел десять залповых кнопок размером с серебряный доллар. Все десять лампочек горели зеленым светом.

— Ближайший эскортный корабль повернул на обратный курс, — продолжал командир, — сейчас он должен находиться на курсовом угле пять градусов правого борта. Не много. Но это наш главный шанс. — Лишь на одно мгновение командир сосредоточенно задумался, а затем скомандовал: — Приготовиться к атаке на встречных курсах. Носовые аппараты изготовить, — и добавил: — Первый, второй и третий аппараты, товсь! Точно держать курс 275°.

На торпедном автомате стрельбы установлены окончательные исходные данные. Штурман быстро проложил курсы подводной лодки и цели. Люди и приборы сделали все, чтобы быстро использовать полученные от командира данные. Теперь дело за торпедами.

Исходные данные для стрельбы: три электрические торпеды марки «МК 18–2», дистанция стрельбы около 1100 метров, угол упреждения — 12°, гироскопический угол — 009, глубина хода торпеды — 1,2 метра, угол расстворения — ¼ лево — 0–1/4 — право; временной интервал стрельбы — 10 секунд.

Чтобы использовать все эти данные, Стейнмецу пришлось несколько раз поднимать перископ. Гидроакустику [195] незачем было докладывать о работе гидроакустических станций на эскадренных миноносцах противника — неприятные звуки свободно прослушивались через корпус подводной лодки, однако они не казались направленными прямо на нее. Это несколько обнадеживало. Шумы винтов быстроходных кораблей становились все громче и громче, так как дистанция до ближайшего эскадренного миноносца быстро сокращалась и теперь не превышала 1400 метров. События развивались стремительно. Так же быстро работала и мысль Стэйни, но все-таки он еще не уяснил себе всей щекотливости положения, в которое попала «Кревалле». Если бы японский сигнальщик заметил перископ, а вражеский гидроакустик получил уверенный контакт, «Кревалле», находившаяся на пути эскадренных миноносцев и не имевшая времени изменить курс или уйти на глубину, оказалась бы под градом глубинных бомб. Эту атаку можно было бы сравнить тогда разве что со стрельбой по сидячей утке.

Молодой командир, на которого легла ответственность за жизнь 80 человек, обратился к всевышнему с мольбою: «О боже, будь сейчас с нами».

Секунды казались часами. Судя по торпедному автомату стрельбы, дистанция для залпа еще слишком велика. Но Стэйни не мог больше ждать.

15. 25–10 — Поднять перископ! — скомандовал он, а затем с усмешкой, словно про себя, промолвил: — Вот он, совсем близко, огромный, как дом, и очень опасный корабль. Но нам ли бояться японского волка?

15.25–13 — Опустить перископ!

Даже самого способного и опытного командира подводной лодки может оставить мужество, когда он, принимая решение, остается лицом к лицу со своим одиночеством. В этот момент командир — самый одинокий человек на земле, настолько одинокий, что он обрадовался бы даже компании пирата. Из всех известных способов атаки нельзя представить себе ничего труднее торпедной атаки на встречных курсах. Подводная лодка встречается с несущимся прямо на нее эскадренным миноносцем. Право же, эта картина похожа на встречу Давида с Голиафом. Сближающийся с вами корабль, даже при его сравнительно невысокой скорости, в перископ кажется гигантским. С каждым [196] мгновением он надвигается все ближе и ближе. Правда, это относительная близость. Для попадания дистанция между кораблем противника и подводной лодкой «Кревалле» в тот момент была еще слишком значительной. По мере уменьшения дистанции, этих метров воздушной и водной среды, разделяющих противников, смерть все ближе и ближе подбиралась к одному из них. И Стэйни страстно хотел одного: подняв перископ, увидеть, что цель идет постоянным курсом в сторону от его «Кревалле».

15.25–51 — Поднять перископ!

Дистанция менее 1200 метров, но она еще велика для торпедного залпа. Эскадренный миноносец отвернул градусов на пять вправо. Спасибо и за это.

15.25–54 — Опустить перископ!

Стэйни окинул рубку быстрым взглядом. Возбужденные лица казались в полумраке совсем белыми. Ну, что ж, пора начинать!

— Первый аппарат, пли! — крикнул Стэйни. Вахтенный у панели торпедной стрельбы нажал кнопку залпа и пустил секундомер. Зеленый сигнальный огонек на панели сменился красным. Приказание командира было отрепетовано диктором, и личный состав носового торпедного отсека услышал его по радиотрансляции. Торпедисты были готовы дернуть рукоятки ручной стрельбы, если бы отказал электрический замыкатель, приводимый в действие из боевой рубки. Но электрическая цепь сработала. До слуха торпедистов дошел сильный хлопок от ворвавшегося в торпедный аппарат сжатого воздуха. Торпеда прошла наружный срез торпедного аппарата, и подводную лодку встряхнуло.

— Номер один выстрелил! — прокричал старший торпедист.

Вахтенный у панели торпедной стрельбы, не спуская глаз со стрелки секундомера, зажатого в левой руке, отсчитывал секунды. Пять... семь... девять...

— Десять секунд, — громко объявил он.

— Второй аппарат, пли! — раздалась команда.

И торпеда из второго аппарата начала стремительное движение к цели.

— Десять секунд! — в третий раз объявил вахтенный. [197]

— Третий аппарат, пли!

Вновь зажглась лампочка на панели торпедной стрельбы. В аппарат ворвался сжатый воздух, и третья торпеда устремилась к своей цели.

Теперь Стэйни все внимание сосредоточил на докладах акустика, который следил за шумом винтов торпед, с большой скоростью несших к цели их смертоносную головную часть. Гидроакустик, весь обратившись в слух, с улыбкой посмотрел на Стейнмеца и доложил:

— Все в порядке, командир, они идут четко, прямо и точно.

Эти три слова всегда приятно слышать и командиру и торпедистам. Они означают, что торпеды ведут себя, как полагается. Стэйни кивнул и стал размышлять над тем, как ему уклониться от эскадренных миноносцев. Чтобы успеть сделать это, дорога каждая секунда. Ибо если даже выпущенные подводной лодкой торпеды разорвут на куски один эскадренный миноносец, то останется еще второй.

— Лево руля! — скомандовал Стэйни. — Курс 270°. Срочное погружение! Глубина 90 метров. Приготовиться к атаке подводной лодки глубинными бомбами и к переходу на бесшумное движение. Нужно убираться, пока все еще спокойно. Это продлится недолго.

Плавно и быстро, словно акула, «Кревалле» повернула свой нос на запад и в то же время так наклонила его, что в камбузе посыпалась с полок посуда. Подводная лодка погрузилась на заданную командиром глубину ничуть не медленнее, чем скоростной лифт с тридцатого до первого этажа. Для сохранения равновесия при таком погружении все наклонились назад и придерживали предметы, которые могли упасть.

Действовали люди почти автоматически — все их мысли были прикованы к трем торпедам, которые только что вышли из носовых аппаратов. Попадут ли они? Станет ли одним преследователем меньше в жестокой контратаке, которая вот-вот должна начаться?

Гидроакустик склонился над своей аппаратурой. Шумы от винтов торпед становились все слабее, а грохот винтов эскадренного миноносца напоминал теперь удары грома. [198]

С момента выстрела прошло 60 секунд. Стало ясно, что атака потерпела неудачу. Когда с секунды на секунду ждешь оглушительного взрыва почти 300 килограммов взрывчатого вещества, находящегося в зарядном отделении торпеды, отсутствие всяких звуков — плохая новость. Чем больше становился промежуток времени между залпом и напряженно ожидаемым моментом взрыва, тем отчетливее люди понимали, что атака оказалась бесплодной.

Японцы, вероятно, заметили неглубоко идущие торпеды. Впрочем, если они даже не заметили их, то наверняка насторожились после взрыва торпед в конце заданной им дистанции.

«Кревалле» погрузилась еще глубже. В то же время было приостановлено использование всех устройств, которые могли бы демаскировать лодку своими шумами. Подводники делали все, чтобы высокочувствительные гидроакустические приемники противника не обнаружили шума винтов и механизмов на «Кревалле», — иначе ей грозит гибель.

Гидроакустик настороженно следил за шумами винтов кораблей противника и своих торпед. В 15.32, через семь минут после выстрела, он отметил взрыв первой торпеды. Но вместо характерного звука взрыва при ударе о стальной борт корабля раздался лишь слабый взрыв торпеды, прошедшей свою дальность хода. Кроме шума, никакого эффекта. Промах! Через 30 секунд рванула вторая торпеда. Тоже промах! А взрыва третьей торпеды и вовсе не было слышно.

И словно для того, чтобы компенсировать взрыв этой торпеды, в 15.37 разорвались первые четыре глубинные бомбы из того ливня, который обрушился на подводную лодку. Обычно при атаке подводной лодки глубинными бомбами атакующему кораблю не приходится долго ждать результата, но эти эскортные корабли, очевидно, принадлежали к базовым силам морской охраны или же слишком долго пробыли в водах, где им не приходилось действовать против подводных лодок. Во всяком случае, их боевая подготовка была явно не блестящей.

Кроме того, в воде в это время, к счастью для «Кревалле», имелся так называемый слой скачка, в котором баротермограф отметил восьмиградусную разность [199] в распределении температуры. Срочно погружаясь, подводная лодка уже прошла его. Как мы установили, эти слои всегда вводят в заблуждение преследователей, искажая направление гидроакустических импульсов и давая ложные показания о месте подводной лодки.

Стэйни и его экипаж напряженно следили за шумами винтов вражеских кораблей и ожидали новой лавины глубинных бомб. По всей подводной лодке ясно прослушивалась работа японских гидроакустических станций. Было сделано все, чтобы спасти «Кревалле».

Пытаясь чем-то отвлечься от мысли о мрачных серых тенях, мечущихся над подводной лодкой и стремящихся уничтожить ее, Стэйни вступил в разговор с Лэкином. Англичанин охотно поддержал беседу. Он спросил Стейнмеца, чем он объясняет неудачу атаки.

— Я знаю не больше вашего, — ответил Стэйни и спросил в свою очередь: — А как вы думаете?

— Возможно, японцы увидели одну из наших торпед и изменили курс, — предположил Лэкин.

— Что ж, может быть и так, — заметил лейтенант Морин, — или же на эсминцах услышали шум винтов торпед.

— Нет, — возразил командир, — едва ли они смогли бы уклониться от наших торпед. Ведь для этого у противника было не больше минуты. Скорость эскадренного миноносца равнялась 11 узлам, скорость торпеды — 46, следовательно, суммарная скорость их сближения составляла 57 узлов. Вероятнее всего, мы сами неточно определили его скорость, или же он резко изменил курс перед самым залпом.

Пососав свою незажженную трубку, Стэйни продолжал:

— Наверное, лучше было бы выстрелить в другой момент. При этой проклятой стрельбе на встречных курсах всегда ожидай неприятностей. Кажется, будто высоченный острый нос эсминца, как нож гильотины, опускается вниз, чтобы снести тебе голову. В подобных случаях Маш Мортон действовал куда более правильно.

— А что же он делал? — спросил Лэкин. [200]

— Он заставлял своего помощника Дика О'Кейна стоять у перископа. Это давало Мортону время трезво оценивать обстановку и принимать решения только на основе штурманских расчетов и данных прибора торпедной стрельбы. И острый, как бритва, нос вражеского корабля не действовал ему на нервы. Наши торпеды, — продолжал Стейнмец, — были выпущены с дистанции примерно 1100 метров. Но это много, слишком много. В сущности, для данного способа стрельбы рекомендуется дистанция не более 600 метров.

— Об этом легко говорить, когда ты не находишься на подводной лодке, навстречу которой со скоростью курьерского поезда несется эсминец, — сказал Лэкин.

— В какой-то степени вы, конечно, правы, — согласился Стэйни. — Корабль противника казался таким огромным, и мне нестерпимо хотелось скорее дать залп и убраться с его пути. Теперь мне ясно, что если бы я не поторопился с залпом, эсминец прошел бы над нами и мы смогли бы атаковать последний транспорт, а эсминцы узнали бы о нашем присутствии только по взрывам торпед. Боюсь, как бы моя ненависть к японцам не стоила нам жизни.

— Не расстраивайтесь, — заметил Лэкин. — У вас еще остались верные шансы нанести удар, как говорят янки. — Смеясь и импровизируя в рифму, Лэкин продолжал: — Дал залп, нырнул и был таков, а завтра снова бьешь врагов.

— А вы, оказывается, поэт, Лими, — шутливо сказал Стэйни, едва вдали отгремели разрывы первых четырех японских глубинных бомб.

— О, вы еще не знаете меня, дружище. Я прямо-таки помешан на поэзии. Более того...

Прошла минута после взрыва первых четырех глубинных бомб, и раздались взрывы еще шести крупных бомб.

— Более чего? — продолжал разговор Стэйни. — Более поэзии или глубинных бомб?

— Боюсь, что того и другого, — рассмеялся Лэкин и отошел к своему «кабинету» — раскладному стулу в правом заднем углу боевой рубки. Вытащив из кармана карандаш, записную книжку и пачку сигарет, он спросил: — Каковы у вас правила курения, Стэйни? [201]

— Одна сигарета в час, — последовал ответ. — Вы же знаете, боевая рубка — самая тесная конура на корабле.

Действительно, это крохотное пространство вечно до отказа заполнено дюжиной человек, и каждый из них дышит воздухом, очищаемым общей для всех системой регенерации.

По-видимому, грохотавшие вокруг подводной лодки глубинные бомбы сбрасывались на безопасной для нее дистанции. Хотя эти наполненные тротилом «гончие собаки» были не настолько близко, чтобы «укусить» подводную лодку, но, судя по их рявканью, они достигали внушительных размеров. Вероятно, они весили около 250 килограммов, тогда как глубинные бомбы старых типов весили вдвое меньше. Бомбы новых образцов могли быть опасными для подводной лодки на расстоянии десяти, а старые — на расстоянии шести метров.

В течение последующих пяти часов, лишь изредка на несколько секунд поднимая перископ, «Кревалле» отходила в море. Были приняты все меры, чтобы уменьшить шум работающих механизмов. Первые два часа были особенно тяжелыми. Казалось, никогда не прекратится бесконечная мешанина из различных шумов, стремительных потоков воды и нескончаемых гидроакустических импульсов, то подходивших к лодке, то отдалявшихся от нее. Очевидно, японцам до сих пор ни разу не удалось нащупать «Кревалле», и весь экипаж от души радовался этому.

Одним из взрывов глубинных бомб «Кревалле» сильно встряхнуло. С оклеенных пробкой бортов и подволока, словно изморозь, посыпались мелкие крошки.

В 15.39 Стейнмец записал в вахтенном журнале: «Обстановка без изменений. Еще одна глубинная бомба. Повреждений нет.

15.45. Взрывы четырех глубинных бомб через небольшие интервалы. Все сброшенные до сих пор пятнадцать глубинных бомб взорвались левее и выше подводной лодки.

16.26. Взрывы двух глубинных бомб на значительном удалении. Погрузились так глубоко, насколько это возможно. Делаем 60 оборотов в минуту, постепенно [202] удаляясь в сторону моря. Находимся под слоем воды, температура которого отличается от окружающей среды на восемь градусов. Импульсы поисковых гидроакустических станций противника все еще прослушиваются.

18.45. Импульсы становятся слабее, оба корабля противника прослушиваются по правому борту. Легли на курс 210°. Приготовились к нормальному ходу.

19.00. Находимся на перископной глубине. Все чисто, но импульсы еще прослушиваются.

19.22. Импульсы становятся слышнее. Солнце село, начало смеркаться.

19.35. На курсовом угле 155° правого борта в перископ обнаружен эскадренный миноносец.

19.45. Сосредоточили внимание на гидролокационном наблюдении, одновременно следим за движением эскадренного миноносца. Услышали шум винтов по пеленгу 130°. Как показало наблюдение в перископ, это второй эскадренный миноносец. Гидроакустической вахты не несет. Снова пошли на погружение».

Вскоре после 21.00 бомбометание прекратилось, гидроакустические импульсы больше не прослушивались. В 21.15 Стейнмец всплыл и направился в сторону моря. Экран радиолокатора был чист. «Кревалле» окружали только ширь спокойного пустынного моря и необъятное звездное небо. А сердца людей переполняло беспредельное счастье: так хорошо жить!

Впрочем, нам давно уже пора возвратиться вместе с «Кревалле» к часам перед заходом солнца 9 июня, в день начала операции. Ночью 8 июня, когда «Кревалле» прибыла на заданную ей позицию в район у мыса Хэнаси, произошла авария с предохранительными тросами рулей, и утро 9 июня пришлось потратить на то, чтобы привести носовые горизонтальные рули в рабочее состояние. Тросы, поставленные на Гуаме для предохранения рулей от задевания за минрепы, зацепились за палубные крепительные утки. Это могло привести к заклиниванию рулей во время погружения и доставить большие неприятности. Стейнмец решил снять предохранительные тросы и вновь поставить их перед самым переходом через минированные воды. В светлое время тех же суток в перископ [203] «Кревалле» было обнаружено несколько судов. В основном это были небольшие грузовые суда.

С наступлением ночи условия для боевых действий «Кревалле» значительно улучшились: хорошая видимость, густая облачность, отсутствие луны и спокойное море.

В 21.21 радиолокационная вахта доложила о получении контакта с целью, находящейся в северо-восточном направлении на расстоянии около 12 000 метров. В дальнейшем оказалось, что это грузовое судно тоннажем 2300 тонн. Стэйни дал по нему залп из девятого и десятого торпедных аппаратов с дистанции 2100 метров. Обе торпеды попали прямо в середину цели, взметнув в ночное небо столб огня и обломков.

Этими прямыми попаданиями «Кревалле» начала свою охоту. По-видимому, командир правильно рассчитал точку встречи торпед с целью. Весь личный состав воспринял успех первой атаки как доброе предзнаменование. Но 10 июня не все шло так гладко. Были и успехи и неудачи. В 09.00 вахтенный офицер обнаружил в перископ старенький буксир, тянувший тяжелый плот леса. Стэйни выпустил в него одну торпеду. Безрезультатно. Торпеда выскочила на поверхность, и буксир успел уклониться от нее. В тот же день около полудня в поле зрения перископа попало еще одно грузовое судно. Из трех выпущенных по нему торпед с дистанции 550 метров две попали в цель. Судно перевернулось. На воде осталось 25 человек, судорожно цеплявшихся за спасательные плотики.

11 июня в течение нескольких часов «Кревалле» встречала парусные суда, но на них не стоило тратить торпеды. Позже подводная лодка наткнулась на транспорт, но, к несчастью, торпеду на нем заметили раньше, чем она дошла до него. Обнаружив торпеду, судно стало давать пронзительные гудки, быстро повернуло на обратный курс и стало улепетывать со скоростью, на которую только были способны его машины. «Кревалле», находившаяся в надводном положении, начала преследование. Обогнав цель, лодка погрузилась и легла на боевой курс. С дистанции 1300 метров Стэйни дал залп из третьего и четвертого торпедных аппаратов. Обе торпеды попали в цель. [204]

В перископ Стэйни ясно видел судно противника. Когда оно стало переворачиваться, между матросами началась лихорадочная борьба за места в спасательной шлюпке.

— Цель накренилась на 40°, — сообщил Стэйни диктору для передачи по трансляции, — сейчас судно выпрямляется, но высота его надводного борта значительно меньше, чем это нужно, чтобы застраховаться у Ллойда. Участь судна уже решена, — фыркнул Стэйни. — Похоже на то, что у него вот-вот отвалится вся носовая часть, примерно по первую мачту, но экипаж продолжает вести огонь из пулеметов, имеющихся на носу, мостике и корме.

— Отчаянные ребята, — заметил Лэкин.

— Вы правы, — ответил Стэйни, — они ведут бешеный огонь, хотя в перископ трудно попасть даже на такой короткой дистанции. Но какое красивое зрелище! Длинные, огненные нити трассирующих пуль вспарывают ночную темноту. Совершенно неоправданный расход боезапаса... Впрочем, он им больше не понадобится...

Через несколько минут высоко поднялась корма и судно скрылось под водой. «Одним транспортом меньше», — записал Стейнмец в вахтенном журнале.

Прошло пять часов после этой атаки, и противник оскалил зубы в гримасе, которую никак нельзя было назвать добродушной улыбкой. В 08.10, обнаружив работу поисковых гидроакустических станций противника, Стейнмец решил оставаться под защитой своего водяного покрывала. Был обнаружен сначала один эскортный миноносец, затем другой и, наконец, третий. Все три корабля выстроились в строй пеленга с расстоянием между кораблями 1800 метров. Ближайший эскортный миноносец находился от «Кревалле» примерно в 7500 метрах. Исходя из того, что противник считает подводную лодку в данном районе «персона нон грата» и стремится вычеркнуть ее из списка действующих кораблей дяди Сэма, Стэйни решил отойти в море подальше от берега, в район 60-метровых глубин, и снова погрузиться под защитный слой воды.

Когда прослушивание посылок поисковых гидроакустических станций противника прекратилось, [205] Стэйни в поисках солидной поживы решил идти на север. В вахтенном журнале он записал, что три эскортных миноносца не оказали влияния на его решение. «А если и повлияли, то в небольшой степени», — подумав, добавил он.

Около полуночи 13 июня Стейнмец направился через пролив Окусири на разведку в район мыса Моцута. Погода стояла отвратительная, с дождевыми шквалами и густым туманом. В 03.23, находясь в надводном положении, «Кревалле» была уже в пяти милях от цели своего перехода. На рассвете, когда туман рассеялся, «Кревалле» оказалась в совершенно светлой полосе. Видимость великолепная. Позади подводной лодки стояла белоснежная стена тумана, из которой она только что вышла, а перед ней чуть ли не на расстоянии броска камнем маячили два грузовых суденышка. Это были небольшие шаланды — прекрасные цели для артиллерии. Одна из них тоннажем около 75, а другая — около 25 тонн.

— Лево руля, — скомандовал Стэйни. — Полный вперед! Зайдем обратно в эту вату и оценим обстановку.

Войдя в полосу тумана, командир уменьшил ход и стал изучать обстановку. Шаланды, если на них были радиостанции, могли сообщить об обнаружении подводной лодки. Но загруженные по планширь, они были для «Кревалле» слишком заманчивой целью. Как всегда, когда подводная лодка всплывает на поверхность, комендоры находились под артиллерийским люком и готовы были немедленно открыть огонь из 127-мм пушки и двух 40-мм автоматов, установленных на кормовом барбете и перед мостиком. До берега было не больше трех с половиной миль, и это ставило Стэйни в весьма щекотливое положение. Если на берегу окажутся люди, то они услышат стрельбу. Правда, этот берег был малонаселенным, и средства связи, вероятно, почти отсутствовали. Поэтому Стэйни решил, что, пока весть о появлении подводной лодки распространится по всему району, «Кревалле» будет уже далеко. Действия лодки в надводном положении повысили бы настроение экипажа, который вот уже несколько дней большую часть времени находился под водой. Да [206] и Сам по себе обстрел шаланд артиллерией поднял бы боевой дух команды.

— Средний вперед, — приказал Стейнмец. — Приготовиться к бою в надводном положении.

Через открытые люки артиллерийский расчет быстро поднялся на палубу. Комендоры любили свое дело и рады были продемонстрировать высокое мастерство стрельбы. Снизу на палубу был подан боезапас, передававшийся из рук в руки. Не прошло и минуты, как расчет занял свои места у орудий и автоматов. А через несколько секунд, когда «Кревалле» вышла из тумана, артиллеристы уже открыли огонь. Поскольку ближайшей была более крупная шаланда, весь огонь был сосредоточен на ней и вскоре она запылала, как факел. Заметив, что вторая шаланда с максимальной скоростью пытается уйти к берегу, командир перенес огонь на вторую шаланду, и она буквально развалилась на части.

В то утро за завтраком в кают-компании и отсеках вдоволь наговорились о бое. Как и ожидал командир, это событие повысило настроение экипажа, развеяв скуку и однообразие, неизбежные на подводной лодке, когда она долго находится под водой.

13 июня больше не удалось обнаружить ни одного судна, и Стейнмец сделал вывод, что противник задерживает все свои суда в портах, пока ему не удастся собрать силы, способные противостоять нашим подводным лодкам, которые так неожиданно появились в бассейне Японского моря. О повышении бдительности японцев можно было судить хотя бы по уже описанным событиям 14 июня, когда «Кревалле» был атакована двумя эскадренными миноносцами, сбросившими на нее глубинные бомбы. Уйдя от преследования, подводная лодка направилась на морские коммуникации между Кореей и Сангарским проливом.

Днем 15 июня, когда лодка шла в подводном положении, Стейнмец обнаружил несколько эскадренных миноносцев и уклонился от встречи с ними. Один из них был окрашен не в обычный серый цвет, а в желто-коричневый с большими черными пятнами. Повидимому, он был камуфлирован с учетом действий в прибрежном районе, где такая окраска позволяет сливаться с фоном гористого побережья. К счастью, [207] радиолокатор «Кревалле» был безразличен к окраске, и эта маскировка не могла его обмануть.

Вечером подводная лодка едва не оказалась в смертельной ловушке. Около 20.30 «Кревалле» всплыла, чтобы следовать в район, назначенный для совместного патрулирования «морских дьяволов» стаи Хайдмэна. Во время перехода «Кревалле» в течение всей ночи фиксировала радиолокационные импульсы, которые то исчезали, то появлялись вновь. Импульсы исходили от такого же радиолокатора, который несколько недель назад сыграл столь злую шутку с «Сихорc» в Восточно-Китайском море. Как и в тот раз, убеждение, что радиолокатор принадлежит своему кораблю, чуть было не привело к гибели «Кревалле» и ее экипажа.

Сначала Стэйни думал, что радиолокационные импульсы исходят от радиолокатора американской подводной лодки. Такое предположение не могло показаться странным, поскольку в этом районе должно было состояться рандеву «морских дьяволов» стаи Хайдмэна. Стейнмец уже готов был окончательно поверить своему предположению, как вдруг характер работы обнаруженного им радиолокатора резко изменился. Его импульсы стали все больше напоминать работу японских радиолокационных станций, с которыми мы уже были знакомы по прошлым походам. Стэйни быстро погрузился и стал уходить от зловещих импульсов. «Кревалле» развила максимальную скорость, чтобы не навести невидимого противника на «Сидог» и «Спейдфиш».

Когда подводная лодка с почти молниеносной быстротой уходила под воду, Стэйни не удивился бы, если бы с «Кревалле» вдруг повторился трагический случай, происшедший с ней утром 11 сентября 1944 года. В тот день «Кревалле», находясь к северу от островов Постильон, погрузилась для дифферентования, перед тем как войти в Макассарский пролив. В 06.24 она всплыла, но через пятнадцать секунд, получив большой дифферент на нос, стала погружаться с открытыми верхним и нижним люками боевой рубки. На мостике остались вахтенный офицер лейтенант Блинд и старшина рулевых Фритчен. Первый погиб, а второго удалось спасти. [208]

Перед этим подводная лодка шла средним ходом в надводном положении, а когда она начала погружаться, дифферент на нос стал быстро увеличиваться. Вода устремилась в боевую рубку, а затем через люк — в центральный пост. Все приказы заглушались грохотом стремительного потока воды. В это время лейтенант Блинд, жертвуя своей жизнью, по всей вероятности, оставался у крышки люка, пока ему не удалось закрыть ее. На глубине 45 метров дифферент достиг 42°. Старшина рулевых Йегер, находившийся в кубрике, попытался связаться с кем-нибудь по телефону, но убедившись, что подводная лодка продолжает погружаться, передал в электромоторный отсек команду «полный назад». Только так можно было приостановить быстрое погружение «Кревалле» и устранить чрезвычайно опасный дифферент на нос. Йегер действовал правильно. Вероятно, именно эта команда и спасла подводную лодку от верной гибели. Его опыт рулевого горизонтальных кормовых рулей (а он стал им с тех пор, как был зачислен в экипаж «Кревалле») позволил ему принять спасительное решение. «Кревалле» погружалась до глубины 57 метров. При предельном угле дифферента вода в центральном посту покрывала дверь в аккумуляторный отсек, трюм оказался полностью затопленным, а в боевой рубке вода достигала уровня груди. В 06.26 «Кревалле» пробкой выскочила на поверхность. Сразу же было усилено наблюдение и начались поиски оставшихся на поверхности людей. Фритчена вскоре нашли. Блинда тоже сначала заметили на поверхности, но не успели до него добраться, как он исчез под водой и больше не появлялся. В этом районе «Кревалле» оставалась в надводном положении весь остаток дня. В боевой рубке и центральном посту все было перевернуто, радиопередатчики вышли из строя. Для освобождения трюма от воды организовали бригаду, вооружив ее ведрами и черпаками. В это время подводной лодкой можно было бы управлять только вручную. К счастью, вокруг «Кревалле» никого не было, и она смогла закончить ремонт в надводном положении.

В ту же ночь «Кревалле» направилась в Дарвин. В светлое время она погружалась и шла под водой, причем управление механизмами и приборами осуществлялось [209] вручную, пока подводная лодка не вышла за линию минных заграждений.

Через четыре дня после этого несчастного случая «Кревалле» встретила «Боунфиш», которая затем передала по радио сообщение о том, когда «Кревалле» предполагает прибыть в Дарвин.

Установить истинные причины неожиданного погружения «Кревалле» не удалось. Возможно, закрытые при всплытии клапаны вентиляции были ошибочно открыты для снятия давления с цистерн главного балласта при открытых кингстонах. Мощный поток воды не позволил людям в боевой рубке сразу задраить верхнюю крышку люка. По всей вероятности, вода окончательно прижала крышку лишь после того, как лейтенант Блинд снял ее со стопора и захлопнул.

В соответствии с планом «операции Барни» ночью 17 июня состоялась встреча «морских дьяволов» стаи Хайдмэна. После обмена информацией и взаимных пожеланий удачной охоты три подводные лодки снова разошлись. «Кревалле» взяла курс на мыс Ога. Вскоре после прибытия туда она обнаружила четыре небольших судна, но все они находились слишком далеко, чтобы подводная лодка могла предпринять против них какие-либо действия. Четыре торпедные атаки против нескольких грузовых судов и одного эскортного миноносца, предпринятые 18, 19, 20 и 21 июня, оказались безрезультатными. В боевом донесении Стейнмеца указывались различные причины неудачных атак, в том числе умелое маневрирование японцев, а также неблагоприятные для «Кревалле» позиции для стрельбы.

Это были печальные дни, ибо сулили они большие надежды, а результатов, увы, не дали. Наступило 22 июня. Оставался всего один день до того, как девять «морских дьяволов» должны были встретиться к западу от пролива Лаперуза и лечь на курс 90° или, проще говоря, направиться на восток, в свою базу. Чей же улов будет самым большим?

«Кревалле» израсходовала почти все торпеды. Из взятых на этот поход 24 торпед остались только две, и обе в кормовых аппаратах. Одну из атак Стейнмец провел так близко от берега, что торпеды, пройдя под мелко сидящей целью, разорвались на берегу, вызвав [210] панику среди жителей. Две последние торпеды Стэйни хотел приберечь для особого случая. В течение нескольких последних дней вокруг подводной лодки постоянно шнырял какой-то эскадренный миноносец, то в одиночку, то с самолетами и сторожевыми катерами. Это заставляло быть все время настороже. Эскадренный миноносец проходил не настолько близко, чтобы угрожать атакой глубинными бомбами, но и не настолько далеко, чтобы не причинять беспокойства. Но вот в ночь с 21 на 22 июня эскадренный миноносец, казалось, решил осуществить свои агрессивные намерения. Гидроакустики на «Кревалле» услышали работу его мощных винтов. Снова были обнаружены импульсы, то близкие, то более далекие, но неизменно в районе, где находилась подводная лодка.

21 июня в 23.06, судя по показаниям радиолокатора, японский эскадренный миноносец находился на расстоянии около 60 кабельтовых от «Кревалле». Стэйни начал сближение. 22 июня в 00.08 дистанция сократилась до 45 кабельтовых. Атака столь опасной цели прямоходными торпедами не сулила успеха. Корабль шел противолодочным зигзагом, изменяя курсы вправо и влево в пределах от 60° до 120°. Его скорость равнялась 11,5 узла. Оказавшись впереди по курсу цели, Стэйни объявил боевую тревогу, погрузился и приказал приготовить торпеды к атаке.

— Этому проклятому эсминцу давно пора на дно, — тихо проговорил он.

В 00.47 «Кревалле» приготовилась к атаке. Это был второй случай выстрела в носовую часть. Находясь на перископной глубине, Стейнмец выпустил последние две торпеды из кормовых аппаратов. В этот момент работа гидроакустической станции противника и шум винтов вражеского корабля прослушивались по всей подводной лодке. Ведь до него было всего 900 метров.

00.47 — Девятый аппарат, пли!

00.47–10 — Десятый аппарат, пли!

Затем последовал приказ:

— Лево на борт, погружаться на 90 метров.

В напряженной тишине нескончаемо медленно текли секунды. Подводники чутко прислушивались — [211] им так хотелось, чтобы их смертоносные торпеды попали в цель.

00.47–42 — Первая торпеда попала в цель! — раздался, наконец, возглас гидроакустика.

Весь экипаж пришел в дикий восторг. Люди танцевали от радости, возбужденно хлопали друг друга по спинам. Но они не забывали, что находятся на боевых постах, и, приплясывая, не сводили глаз с приборов и механизмов.

— Малый вперед! — приказал Стэйни. — Удерживать лодку на заданной глубине.

Импульсов гидроакустической станции и шума винтов больше не было слышно. На подводной лодке наступила необычная тишина. Где-то на поверхности Японского моря эти звуки исчезли вместе с кораблем, от которого они исходили. Вскоре по пеленгу атакованного корабля послышался громкий лязг, похожий на удары молота по наковальне.

В 00.54 раздался оглушительный взрыв, словно на японском корабле взорвались котлы и боезапас. Через пять минут Стэйни на несколько секунд поднял перископ. В темноте он увидел цель. Она лежала на боку или совсем опрокинулась. Не было видно ни одного огня. Над водой вырисовывался лишь ровный силуэт без всяких надстроек. Через десять минут луна зашла за тучу и «Кревалле» всплыла. Дизели подводной лодки сильно дымили. Дым мог позволить противнику засечь место подводной лодки, но огня не последовало. Значит, японский корабль действительно опрокинулся. Из прошлого опыта Стэйни знал, что, даже приговоренный к смерти, противник вел бы огонь, если бы у него оставалось хоть одно орудие. В вахтенном журнале «Кревалле» потопленный ею эскадренный миноносец был отнесен к типу «Югумо» или «Фубуки».

23 июня в 03.20 «Кревалле» в подводном положении направилась в точку рандеву у пролива Лаперуза. Через несколько часов она всплыла для зарядки аккумуляторной батареи, а затем снова погрузилась. Пользуясь затишьем, Стейнмец решил отоспаться.

«В последние дни был очень занят, — записал он в вахтенном журнале. — После всех промахов сегодняшний утренний эпизод поднял настроение на тысячу процентов». [212]

За время крейсерства в Японском море «Кревалле» прошла 2557 миль, потопила три транспорта, один эскадренный миноносец водоизмещением в 1500 тонн и две шаланды; всего 8500 тонн. Если к моменту ухода Стэйни в базу боевой дух экипажа подводной лодки поднялся на тысячу процентов, то боевой дух японцев в результате визита «Кревалле» упал на ту же тысячу процентов. [213]

22. Торпеды «Спейдфиш» попадают в цель

Капитан 3 ранга Билл Гермерсхаузен, стоя на мостике своей «Спейдфиш», внимательно смотрел в бинокль. Судя по напряженной позе Билла, он поднялся на мостик отнюдь не для того, чтобы любоваться красотой этой июньской ночи или философствовать о маяке, который, находясь в нескольких милях впереди, подавал свои обычные предупредительные сигналы. Билл машинально наклонился вперед, словно желая оказаться поближе к объекту наблюдения. Левой рукой он раздраженно отгонял дым, который поднимался из его трубки и мешал ему рассматривать широко раскинувшуюся перед ним японскую гавань Отару. Позади нее неясно вырисовывались очертания гор.

Установив бинокль по глазам, Билл изучал силуэты судов и пытался определить, какие из них стояли с внешней стороны брекватера, отделявшего внутреннюю гавань от внешнего рейда, и какие в гавани. В эту минуту молодой командир напоминал дантиста, с бесстрастным лицом уставившегося в рот пациента и готового сообщить неприятную новость о том, что ему придется лишиться значительного количества зубов. Билл знал, что в планируемой им атаке не будет веселой болтовни, которую обычно ведет дантист для успокоения боли. Тем, кто удаляет суда из пасти противника, известно лишь одно болеутоляющее средство — полное уничтожение этих судов.

В соответствии с замыслом Хайдмэна, учитывавшего, что большинство японских судов проходит в непосредственной [214] близости от берега, «Спейдфиш» вошла в залив Исикари, значительно вдающийся в береговую черту западного побережья острова Хоккайдо. Девизом Хайдмэна было: «Выгонять их из кустов!» Порт Отару находился в самой глубине бухты и был защищен от неспокойного моря мысом, обозначенным на морских картах как Такасима. Его обрывистую оконечность украшал маяк, который сейчас светил так же ярко, как и в мирное время. Прибыв в этот район на рассвете 8 июня, Билл осторожно провел самую тщательную разведку. А экипаж «Спейдфиш» весь день наблюдал за японскими судами и готовился к предстоящим боевым действиям. В течение дня было обнаружено так много судов, входивших в гавань и особенно выходивших из нее, что и у Билла и его экипажа текли слюнки в предвкушении будущей охоты. Почти каждый час появлялись суда различных типов. Вскоре после завтрака, когда в пределах дальности торпедной стрельбы проползли два больших транспорта, старший помощник Гермерсхаузена лейтенант Райт так умоляюще посмотрел на своего командира, что под таким взглядом смягчилось бы и каменное сердце. Но Билл покачал головой и заметил:

— Я понимаю вас, но приказ запрещает атаковать до захода солнца завтрашнего дня.

Командир, а вслед за ним Райт тяжело вздохнули. Приказ есть приказ.

В 20.15 «Спейдфиш» всплыла на поверхность, чтобы зарядить батарею и дать экипажу возможность размяться и подышать свежим воздухом. В полночь, когда все вокруг было спокойно, подводная лодка вновь приблизилась к входу в порт Отару. Ни сторожевых катеров, ни патрульных самолетов не было видно, и щупальцы вражеских радиолокаторов не пронизывали синеву чудесной ночи. Какой удар будет нанесен завтра по этой идиллии?

9 июня «Спейдфиш» весь день оставалась в подводном положении. Большей части экипажа этот день показался самым длинным в году. Правда, говорят, что один из матросов, до поступления во флот служивший вышибалой в дансинге, заметил:

— А я не против такой спокойной жизни. Ведь я пришел на подводную лодку, чтобы отоспаться. У меня [215] будет еще немало забот, когда мне снова придется вышибать из бара бездельников.

В 16.40 в 9000 метрах от подводной лодки, которая находилась на подходах к порту, прошло шестое за этот день судно. Нетерпение экипажа отразилось в следующей записи в вахтенном журнале, сделанной в 17.05: «Находимся на позиции, но до начала действий остается еще два часа. Чуть было не разрешил атаковать одно судно. Взял себя в руки в самый последний момент».

Наконец, солнце зашло. Ночной мрак еще не успел покрыть берег и море, а «Спейдфиш» уже всплыла на поверхность. До гавани Отару было 15 миль. Наступило время действовать, и «Спейдфиш» 15-узловым ходом направилась к берегу. Вот маяк Такасима — длинные и короткие вспышки... Маяк Исикари — короткие и длинные вспышки...

В десяти милях от гавани Билл застопорил машины и, пока подводная лодка продолжала двигаться по инерции, поднялся на свое излюбленное место — несколько приподнятую площадку на правом борту мостика. С помощью бинокля, ночного перископа и радиолокатора Билл начал изучать суда в гавани, пытаясь определить, какие из них находятся в пределах досягаемости его парогазовых торпед марки «14».

Интересно отметить, что, уходя в этот поход в Японское море, почти все командиры «морских дьяволов» предпочли взять торпеды старого образца. Это были те самые торпеды, которые так много крови попортили Мортону. Тогда они вовсе не взрывались или взрывались преждевременно. Теперь, когда торпеды были снабжены взрывателями нового типа, подводники снова поверили в них. Больше того, их даже предпочитали новым электрическим торпедам марки «18», поскольку скорость хода последних достигала всего 34 узлов, тогда как торпеды марки «14» развивали скорость до 51 узла.

Проведя разведку обстановки, Билл был рад, что смог ознакомиться с ней еще предыдущей ночью. Он решил скрытно проникнуть на внешний рейд и атаковать суда, стоящие на якоре перед брекватером. Попытаться же проникнуть за эту толстую каменную стену в данных условиях было бы слишком рискованно, да [216] и результаты могли бы не оправдать смертельной опасности, которой подверглась бы «Спейдфиш». Дозорных кораблей противника не было видно, но Билла беспокоил японский дежурный корабль, стоявший на якоре у самого прохода в брекватере. Если сигнальщики на нем окажутся бдительными, то «Спейдфиш» придется спасаться не только от кораблей, но и от авиации противника. Неподалеку от города находится аэродром Саппоро, в районе которого круглые сутки отмечались полеты четырехмоторных военных самолетов, главным образом транспортных. Дежурному кораблю ничего не стоило по радио или по телефону вызвать самолеты для атаки «Спейдфиш» противолодочными бомбами.

Судя по интенсивности судоходства в этом районе, Гермерсхаузен рассчитывал обнаружить здесь много судов, стоящих на якорях и за брекватером и вне его.

В 22.15 Билл повернулся к своему старшему помощнику лейтенанту Райту и сказал:

— О'кэй, Дик, пошли.

Уже через минуту на «Спейдфиш» заработали два из четырех дизелей. Плавно, почти бесшумно, подводная лодка двинулась вперед. Она скрытно приближалась к брекватеру в надводном положении, ориентируясь по хорошо заметным огням дежурного корабля. Начался небольшой дождь. Это было к лучшему, так как дождь затруднял противнику наблюдение и заглушал производимый подводной лодкой легкий шум. Правда, огни в гавани теперь были едва заметны, но зато все остальное было в пользу «Спейдфиш». Время от времени освещалась восточная часть небосклона. Это на аэродроме Саппоро зажигались посадочные огни, а на самолетах, которые совершали круги перед посадкой, включались мощные фары, яркими лучами прорезавшие ночную темноту.

Вскоре «Спейдфиш» установила радиолокационный контакт с тремя судами, находившимися прямо по носу на дистанции около 65 кабельтовых. Они находились в той части гавани Отару, которая известна еще под названием бассейна Тарукава. По мере продвижения подводной лодки белые огни гавани и разноцветные огоньки города становились все отчетливее. Вскоре на экране радиолокатора появился брекватер. [217]

Минут через семь Билл увидел и огни, обозначавшие проход в нем. В это время радиолокатор подводной лодки дал дистанции до трех обнаруженных ранее судов — 8300, 6200 и 5700 метров.

— Все торпедные аппараты приготовить! — скомандовал Билл. Приказание было передано шепотом, чтобы его не услышал противник, если бы он случайно оказался поблизости.

— Будь ты проклят! — вдруг резко прозвучал в тишине бас Билла. Это приветствие относилось к японскому четырехмоторному самолету, который с включенными посадочными огнями и выпущенными закрылками на опасно низкой высоте выскочил из-за берега и полетел над гаванью. «Спейдфиш» оказалась прямо под слепящими лучами его посадочных фар.

Гермерсхаузен, вахтенный офицер и сигнальщики чувствовали себя, как бабочки, насаженные на булавку. И это длилось целую вечность! Когда самолет пронесся над «Спейдфиш», на мостике все инстинктивно пригнулись.

— О, святой Моисей! Он чуть не сбил мою фуражку! — воскликнул Билл, когда самолет, проревев над их головами, стал заходить на посадку. — Неужели нас не заметили? Света было достаточно, чтобы снять нас даже на кинопленку.

— Не думаю, — сказал Райт. — Он продолжает идти на посадку. Мы пойдем вперед, как и намеревались, я полагаю?

— Да, да, доктор, как там вас зовут? А, Ливингстон! Преподобный доктор Ливингстон! — вдруг зашипел на него Билл. — Именно так, как намеревались. А если кто-нибудь попытается помешать нам, ему плохо придется. Кстати, вы привели орудия в боевую готовность?

— Да, сэр, — ответил Дик.

Когда разыгрывалась эта драматическая сценка, Билл и не подозревал, что его слушает весь экипаж подводной лодки. Микрофон, установленный на мостике, оказался невыключенным и находился слишком близко от участников диалога. Поэтому разговор транслировался по всему кораблю. Разумеется, содержание его не очень обрадовало членов экипажа, стоявших на боевых постах. Дня через два, когда страх, [218] вызванный этим инцидентом, уже улегся, один из старых друзей Билла предложил выключать микрофон на мостике, если «Спейдфиш» попадает в слишком уж опасное положение.

— Нам показалось, — говорил он, — что на подводную лодку вот-вот обрушатся бомбы. У меня за плечами тринадцать боевых выходов, но тут я впервые подумал, что на этот раз, пожалуй, лучше было бы остаться дома. А новичков ваша словесная перепалка испугала, пожалуй, еще больше.

На малой скорости Билл подошел к проходу в брекватере. Это была узкая брешь, обозначенная в темноте двумя слабыми белыми огоньками. Почему белые? — удивился Билл. Ведь один из них должен быть зеленым, а другой красным. Двум вперед смотрящим было дано специальное указание тщательно наблюдать за дежурным кораблем. Он находился теперь совсем близко, и с него легко можно было заметить низкий темный корпус подводной лодки и даже небольшой белый бурун у ее носа.

Но когда «Спейдфиш» была уже почти у самого входа в этот изученный ею приют японских судов, надежды сменились разочарованием. Билл почувствовал себя так, словно крупные бумажные банкноты или золото у него в руках вдруг превратились в пенсы и десятицентовые монетки. Все суда, за исключением одного, оказались ничтожно малы. А единственное крупное судно только что снялось с якоря и теперь выходило в море. Гермерсхаузен сосредоточил свое внимание на дежурном корабле, который находился примерно в 1400 метрах от кромки сетевого заграждения. Командир решил атаковать дежурный корабль, хотя он был очень небольшим, а с уходящим транспортом рассчитаться позднее. На расстоянии около 900 метров дежурного корабля почти не было видно за дождевой завесой, но Билл все же выпустил две торпеды. Видимо, они прошли под корпусом корабля, имевшего малую осадку. Как бы то ни было, но ни одна из них в цель не попала. Раздосадованный и обозленный, не достигнув никакого результата, Билл на полном ходу вышел из гавани. К счастью, его никто не обнаружил. Теперь объектом преследования [219] стал уходивший транспорт. Гермерсхаузен нагнал его ровно через 90 минут.

С 01.30 10 июня для «Спейдфиш» начался период сенсационно успешных действий. В этот момент, находясь в надводном положении, подводная лодка с дистанции 1200 метров атаковала транспорт, который она преследовала от самого порта Отару. По тяжело груженному судну «Спейдфиш» выпустила три торпеды из носовых аппаратов. Цель была хорошо видна в бинокль. Гермерсхаузен видел и слышал взрывы первой, второй и третьей торпед. Их попадания распределились так хорошо, что уже через минуту судно разломилось и исчезло в волнах. Последовала команда: «Перезарядить торпедные аппараты!» Как и всегда, торпедисты написали на торпедах свои имена и пожелания. Подводная лодка продолжала поход.

Через десять минут радиолокатор засек цель на дистанции около 90 кабельтовых, и подводная лодка, как ищейка, напавшая на след, начала преследование. В 02.30 было обнаружено еще одно грузовое судно. Оно только что обогнуло мыс Сякотан и направлялось, видимо, в Отару. Но оно так и не достигло порта: из трех торпед две попали в цель, судно взорвалось и почти мгновенно затонуло.

Лишь после этого Гермерсхаузен несколько успокоился: неудачи прошлого вечера начали компенсироваться. В 02.44, через десять минут после потопления второго транспорта, радиолокатор на «Спейдфиш» зафиксировал еще одну цель на дистанции 50 кабельтовых. Начало быстро рассветать. Теперь стало ясно, что обнаружено грузовое судно средних размеров. Необходимо было потопить его до наступления светлого времени, когда оно легко могло избежать атаки. В 02.53 дистанция до судна, по данным радиолокатора, составляла около 30 кабельтовых. Билл, давно находившийся на мостике и крайне уставший, принял наркотическое средство. День был холодный и ветреный, но ясный.

— Всем вниз! Погружение! — приказал командир. — Погружаться на перископную глубину! Боевая тревога! Торпедные аппараты, товсь! Живо! Не вздумайте упустить цель! — обгоняя друг друга, понеслись по отсекам команды. [220]

Прозвучал сигнал боевой тревоги. Словно внезапно ожившие тени, четыре сигнальщика быстро и бесшумно соскочили со своих мест на тумбах перископа и спустились через рубочный люк вниз. Вслед за ними мостик покинули и остальные. Командир спустился последним. Когда старшина рулевых, стоявший под люком боевой рубки, захлопнул тяжелую крышку и надежно задраил ее, вода уже подступила к самой горловине люка. Глазам Билла, привыкшим к предрассветным сумеркам, не нужно было приспосабливаться к мягкому свету лампочки, освещавшей боевую рубку. Он направился к перископу, который был поднят матросом, стоявшим наготове у контроллера перископной лебедки, еще до того, как командир успел отдать приказание: «Поднять перископ!»

— На этот раз быстро управились, — обратился он ко всем находящимся в боевой рубке. — Сближаться будем на полном ходу.

— Полный вперед! — отрепетовал команду Билла рулевой, повернув ручку телеграфа.

Ровно в 03.00 «Спейдфиш» подвсплыла на глубину в 13,7 метра, чтобы вывести на поверхность перископную антенну радиолокатора. Радиолокатор показал, что цель находится прямо по носу. Дистанция была несколько большей, чем хотелось бы Биллу, причем цель удалялась. «Спейдфиш» находилась на курсовом угле цели 120° левого борта. Следовало поторопиться с началом атаки или совсем отказаться от нее.

— Три носовых торпедных аппарата изготовить! — приказал командир и нетерпеливо уставился на панель торпедной стрельбы, словно этим он мог ускорить подготовку аппаратов. Медленно тянулись минуты. На боевых постах царила тишина. Все замерли.

Когда на панели, наконец, загорелись сигнальные огни, возвестившие о готовности первого, второго и третьего торпедных аппаратов, всем показалось, что прошла целая вечность. Припав к окуляру перископа, Билл приказал:

— Поднять перископ. Проверить пеленг и дистанцию. Аппараты, товсь!

03.10 — Первый аппарат, пли! Интервал стрельбы десять секунд. [221]

03.11. Первая торпеда попала в транспорт. Он осел на три метра. Через десять секунд попала и вторая торпеда. Цель разломилась пополам и мгновенно затонула. Третья торпеда прошла мимо. Впрочем, для нее уже ничего не осталось.

— Перезарядить аппараты! Дик, проверьте наше место и ложитесь на курс к мысу Сякотан. В этом районе можно поживиться. Сегодня будем патрулировать здесь в подводном положении.

— Славная атака, командир, — сказал Райт, — это наши лучшие попадания.

После обильного завтрака Гермерсхаузен с наслаждением улегся на свою удобную койку и стал обдумывать события минувшей ночи. Три судна потоплены и один промах. Это неплохо, но все суда слишком уж малы. Естественно, его мучил вопрос, насколько помешают все эти атаки последующим действиям подводной лодки в районе Отару? Были ли слышны взрывы на берегу? Сомнительно, ибо район действия значительно удален от побережья. Видны ли были с берега взрывы торпед? Это возможно, хотя и маловероятно. Наконец, все три судна потоплены так быстро, а атаки начались так неожиданно, что вряд ли японцы успели сообщить по радио о нападении.

Итак, Билл решил действовать по-прежнему, когда бы цель ни появилась. Но, увы, день прошел безрезультатно. Всплыв на закате солнца, «Спейдфиш» ничего не обнаружила. Через некоторое время, получив радиолокационный контакт с целью, находившейся на расстоянии около 60 кабельтовых, Гермерсхаузен начал преследование. Судно показалось ему точно таких же размеров, как грузовые, потопленные накануне. Через пять минут судно вдруг изменило курс и направилось к мысу Офую, словно кто-то предупредил его о грозящей опасности. Но кто? Спустя полчаса, с расстояния примерно 7300 метров от судна, Билл попытался сблизиться с ним. И вдруг оказалось, что цель создает радиолокационные помехи. Что же теперь делать?

Это означало, что контакт установлен, по-видимому, не с безобидным грузовым суденышком, а с военным кораблем, возможно, хорошо вооруженным. Билл не мог пока разгадать эту загадку, так как видимость [222] была ограниченной, а расстояние до дели превышало 900 метров. «Спейдфиш» шла полным ходом. Гермерсхаузен приготовился к любым уловкам, которые мог бы вдруг предпринять противник. Все это могло плохо кончиться. В воздухе запахло смертью.

Как только «Спейдфиш» легла на боевой курс, готовясь дать залп из трех торпед, цель вдруг лихо развернулась и, оставляя за кормой широкую кильватерную струю, на полной скорости устремилась на подводную лодку.

Из носовых торпедных аппаратов «Спейдфиш» со свистом вышли три торпеды. Дистанция 1180 метров была слишком велика для стрельбы, но иного выхода не оставалось.

Выпустив третью торпеду, Билл на полном ходу изменил курс, и «Спейдфиш» пустилась наутек, разбрасывая длинные вуали водяных брызг. Темноту ночи прорезали ослепительные вспышки орудийных выстрелов. Снаряды свистели над головой. Их калибр был невелик: стреляли, вероятно, из сорокамиллиметровок. Но вскоре японцам удалось захватить «Спейдфиш» в вилку. Неплохая стрельба... А «Спейдфиш» не могла вести ответный огонь. При такой скорости артиллерийский расчет смыло бы за борт еще до того, как он успел бы изготовиться и открыть огонь из своего 127-мм орудия.

Подводная лодка могла бы уйти от противника и в надводном положении, но снаряды ложились все ближе и ближе. Билл дал сигнал срочного погружения. Подводная лодка погрузилась на 90-метровую глубину. Здесь Билл приготовился встретить атаку глубинными бомбами — и вовремя! Первая глубинная бомба разорвалась в 23.20. а восемнадцатая и последняя — в 23.23. «Спейдфиш» отходила в западном направлении. Моторы подводной лодки давали 80 оборотов в минуту.

Повреждений не было. Бомбометание прекратилось. Зато интенсивно работали поисковые гидроакустические станции противника. Импульсы перестали обнаруживаться лишь в 01.15, когда «Спейдфиш» всплыла для зарядки истощенной аккумуляторной батареи. Экипаж лодки, кроме тех, кто находился на [223] боевых постах, использовал свободные часы для отдыха.

Так оно и шло день за днем, ночь за ночью: обнаружение цели, сближение, торпедные атаки — одни удачные, другие безрезультатные, артиллерийский огонь по траулерам и сампанам, опознавание в последний момент русских транспортов, которые имели свободный доступ в японские воды как нейтральные суда.

О, эти русские! Они стали источником постоянной досады Билла Гермерсхаузена. Их суда несли огни, не предусмотренные правилами, и, кроме того, не желали подчиняться инструкциям, регламентировавшим плавание нейтральных судов в районе боевых действий. По меньшей мере дважды Билл скрытно подходил к заманчиво выглядевшей цели и в самый последний момент перед торпедным залпом обнаруживал, что намеченная жертва — русское судно.

Но один раз русское судно все же было атаковано. Это произошло в ночь с 12 на 13 июня, когда «Спейдфиш» патрулировала милях в 50 к западу от пролива Лаперуза. Вскоре после полуночи на дистанции 110 кабельтовых был получен радиолокационный контакт с судном, которое показалось Биллу подозрительным. Тем временем дистанция до него уменьшилась до 95 кабельтовых, и подводная лодка начала сближение. Погода была крайне неблагоприятная. Перемежавшиеся дождь и туман снижали видимость до 1300–7000 метров, но море было совсем спокойное. Подводная лодка вышла, наконец, в точку залпа, однако Билл не решился стрелять, усомнившись в национальной принадлежности судна. 13 июня в 01.33 «Спейдфиш» вновь сблизилась с целью, находившейся на траверзе правого борта, и с дистанции 1180 метров выпустила в нее две торпеды. Было отмечено два попадания. Через 18 минут судно затонуло.

До того как торпеды попали в цель, «Спейдфиш» приблизилась к объекту атаки и была уже в тысяче метрах от него, но ни огни, ни корпус судна еще не были видны. Цель шла без эскорта постоянным курсом на юго-запад. Этот курс вел во Владивосток, но Билл был информирован, что маршруты советских судов от пролива Лаперуза до Владивостока проходят [224] строго на запад. До этого в районе было отмечено по меньшей мере 15 неэскортируемых японских судов, следовавших постоянными курсами. Таким образом, отсутствие охранения и постоянный курс судна еще не определяли его национальной принадлежности. Более того, юго-западным курсом вполне могли идти японские суда, следующие с Сахалина или по маршруту Япония — Корея.

В ту же самую ночь в 02.09 было обнаружено судно, позднее опознанное как русское. Его огни были отчетливо видны на расстоянии более 7000 метров, и атака не состоялась. Немного позднее появилось еще одно русское судно, белые огни которого были видны через перископ на расстоянии до 4000, а отличительные — до 1350 метров.

Как объявило токийское радио 17 июня, в точке, находившейся в 30 милях южнее места атаки «Спейдфиш», было потоплено русское судно «Трансбалт». Если подводная лодка атаковала действительно «Трансбалт», как это явствует из сообщения японского радио, то большая часть его экипажа была спасена одним из японских сторожевых катеров. Информация, полученная впоследствии от военно-морского атташе США в Москве, подтвердила, что 13 июня в 50 милях от острова Рэбун по пеленгу 237° было потоплено русское судно «Трансбалт», но никаких других подробностей, в том числе часа потопления, не сообщалось.

Если «Спейдфиш» и потопила «Трансбалт», то это произошло только потому, что он не нес соответствующих огней или же огни были недостаточно яркими. Кроме того, судно шло курсом, который не соответствовал информации, предоставленной Соединенным Штатам относительно маршрутов советских судов.

В ходе пятого боевого похода подводная лодка «Спейдфиш» потопила четыре грузовых судна тоннажем по 4000 тонн каждое, одно большое грузовое судно тоннажем 5400 тонн и одно судно неустановленной национальной принадлежности тоннажем 4000 тонн. Кроме того, была потоплена одна самоходная баржа и три траулера. В общей сложности это 26 050 тонн. Неплохой результат для подводной лодки, действовавшей во вражеских водах.

Созданный после окончания войны объединенный [225] комитет армии и военно-морского флота по подведению итогов войны несколько уменьшил общие данные, но даже итоги, приведенные в отчетах, выглядели внушительно. Но еще внушительнее был удар, который своими активными действиями в водах, считавшихся дотоле безопасными, нанесли американские подводные лодки по моральному духу японцев.

Доклад о боевом походе «Спейдфиш» капитан 3 ранга Билл Гермерсхаузен закончил со своей обычной скромностью: «Успеху похода, несомненно, способствовала преданность долгу и неугасимый боевой дух старшего помощника лейтенанта Райта. Лейтенант Райт наделен качеством, которое необходимо для достижения успехов в подводной войне, — неодолимым желанием уничтожать японцев. Он рекомендуется на должность командира подводной лодки». [226]

23. Добыча подводной лодки «Скейт»

Полуостров Ното расположен на западном побережье Хонсю, примерно посредине этого острова. Вдоль полуострова, имеющего очертания бумеранга, тянется отлогий горный хребет. На восточном берегу полуострова, вдающегося в море на 30 миль, имеются две бухты с прекрасно оборудованными гаванями и несколькими небольшими бухточками. Оконечность полуострова носит название мыса Суцу. Хотя здесь постоянно дуют сильные ветры, судоходство в этом районе никогда не прекращается: через него то и дело проходят суда, обеспечивающие связь Японии с Кореей, а вдоль скалистого, лишенного всякой растительности побережья идут каботажные перевозки.

Бухты, расположенные на восточном берегу полуострова, называются Нанао и Тояма. В каждой из них имеется несколько портов, из которых можно выделить два: старый порт Нанао и новый порт индустриального города Фусики. К несчастью для Японии, а также для трех подводных лодок стаи Пирса, посланных в район полуострова Ното, оба эти порта были закрыты для плавания. Дело в том, что их водные акватории были густо заминированы магнитными минами, поставленными нашими самолетами В-29. А поскольку точных координат минных постановок не знал не только противник, но и мы сами, подводные лодки не рисковали забираться в такие бухты, как Нанао и Фусики, да и в другие заминированные гавани этого района. Но наши враги — неглупые люди. Они перенесли свое прибрежное судоходство в несколько небольших бухточек и естественных якорных стоянок, щедро предоставленных им самой природой. Несколько подобных [227] мест находилось на восточном побережье полуострова Ното, и по крайней мере одна очень удобная бухта — на западном. Эта бухта под названием Мацугасита, прекрасно защищенная со стороны моря, вдается в глубь суши мили на две и имеет ширину около пяти миль. Горная гряда защищает ее от ветров.

С точки зрения наших подводников, основным недостатком бухты Мацугасита было то, что недалеко от нее возвышался маяк Саруяма, где размещалась единственная в этой части острова Хонсю береговая радиолокационная станция. Кроме того, в районе бухты ширина полуострова не превышала десяти миль, и Линч, командир подводной лодки «Скейт», опасался, что по ошибке или из-за чрезмерного усердия самолеты В-29 оставили свои смертоносные визитные карточки и на западной стороне полуострова. О постановке самолетами В-29 магнитных мин в районе полуострова Ното командиры подводных лодок из группы «морских дьяволов» узнали на совещании, которое состоялось на борту «Холланд» перед их выходом в море.

На рассвете 9 июня «Скейт» погрузилась и отправилась на дневное патрулирование в северную часть назначенного ей района. За весь день Линч не видел ни одного судна. 10 июня утром, перед самым завтраком, был обнаружен небольшой корабль, оказавшийся тральщиком. По всей вероятности, командир подводной лодки решил, что участь тральщика достаточно тяжела и без торпедирования. Так или иначе, но он позволил ему уйти. А «Скейт» направилась к 90-метровой изобате, проходившей у восточной оконечности мыса Суцу.

В 11.20 во время погружения Линч обнаружил на горизонте какой-то странный объект прямоугольной формы. Линч почесал затылок. Подозрительная уточка! Что бы это могло означать? Поверхность моря была зеркально гладкой, и Линч опасался обнаружить себя, часто поднимая перископ. Но все же он еще раз внимательно осмотрел цель и разглядел на проклятом объекте пушку.

— Боевая тревога. Не всплывать! — скомандовал Линч. — Мы встретились с подводной лодкой. Она преспокойно идет в надводном положении. Конечно, это [228] японская подводная лодка. Действовать быстро и осторожно, ребята! Не дать же этой рыбке выскользнуть из наших рук! Готов держать пари на последний доллар, что это одна из новых японских подводных лодок типа «И». По размерам она приближается к нашим эскадренным лодкам. Ее водоизмещение, как и нашей «Скейт», примерно 1400 тонн.

В 11.30 Линч еще раз взглянул на цель.

— Идет зигзагом с отворотами от курса на 15–20°. Право руля! Пожалуй, сейчас нам удастся отхватить лакомый кусочек!

Через 13 минут он снова поднял перископ. — Так и есть: подводная лодка типа «И»! — радостно произнес Линч и бросил быстрый взгляд на показания торпедного автомата стрельбы. — Все идет как по маслу! Дистанция 730 метров, угол установки прибора Обри чуть меньше 45°.

В 11.44 «Скейт» дала залп четырьмя торпедами, и в 11.45 подводная лодка противника, оказавшаяся «И-122», затонула, получив попадание в среднюю часть. Не успел рассеяться дым, как подводная лодка уже скрылась под водой. Вторая торпеда разорвалась где-то среди дыма и обломков, а третья и четвертая, как говорят матросы, «пошли за молоком». Через несколько минут на «Скейт» услышали свист вырывающегося из воды воздуха. Он донесся оттуда, где была потоплена подводная лодка. Линч видел, как на поверхность моря вырвался большой воздушный пузырь, оставив на волнах радужные нефтяные пятна. Все было кончено. Только масляные разводы на поверхности моря обозначали место, где в последний раз погрузилась вражеская подводная лодка.

Быть может, вот так же ушел из жизни Маш Мортон и его «Уоху». Быстро и неожиданно. Без предупреждения. Без мук.

Через несколько часов Линч заметил японскую летающую лодку, которая на малой высоте прошла над местом потопления подводной лодки. «Ведет поиск спасшихся членов экипажа или ищет нас», — записал Линч в вахтенном журнале.

В тот же вечер, как только стемнело, радиолокатор «Скейт» зафиксировал небольшое судно. Линч преследовал его в течение получаса, пока судно не оказалось [229] рядом с одним из районов, заминированных самолетами В-29. Преследование пришлось прекратить. У Линча не было ни малейшего желания встретиться с магнитными минами.

В ночь с 10 на 11 июня «Скейт» обогнула с севера мыс Суду и направилась на юг вдоль побережья полуострова в направлении бухты Мацугасита. Чтобы радиолокатор, установленный на маяке Саруяма, не обнаружил подводную лодку, Линч приказал погрузиться, и «Скейт» оставалась в подводном положении большую часть светлого времени. Еще один день прошел впустую. До 17.30 не было установлено ни одного контакта. В 17.30 в южной части горизонта появился дым. Судно шло на север, прижимаясь к берегу, где проходила столь неприятная для подводной лодки 36-метровая изобата. Как ни опасно было заходить на мелководье, Линч все-таки пошел навстречу приближающемуся судну.

Вскоре можно было определить, что это тяжело груженный транспорт тоннажем примерно 4000 тонн. Ценный объект для атаки! Но в это время перед Линчем встала новая проблема. «Скейт» патрулировала в подводном положении уже целый день, и ее аккумуляторная батарея была близка к полной разрядке. Другими словами, обстановка сложилась так, что если Линчу не удастся уничтожить вражеское судно в течение часа, то «Скейт», израсходовав все ресурсы электроэнергии, будет вынуждена лечь на грунт и оставаться там до тех пор, пока ночная темнота не позволит ей всплыть и зарядить батарею. О всплытии же в светлое время и сближении с целью в надводном положении для атаки ее артиллерией или торпедами не могло быть и речи. Ведь если даже удастся уничтожить транспорт и уйти от вражеских самолетов, охота в этом многообещающем районе будет безнадежно испорчена.

Посоветовавшись со своим старшим помощником капитан-лейтенантом Хьюстоном и выслушав доклад старшего инженер-механика о состоянии аккумуляторной батареи, командир решил идти под электромоторами. Зарядка батареи была на время отложена. Линч очень любил парогазовые торпеды марки «14», обладавшие большой скоростью, и я готов дать голову на [230] отсечение, что, обычно уравновешенный, командир «Скейт» в тот момент произнес немало ругательств по поводу отсутствия этих торпед в носовых аппаратах. Он проклинал высшее командование, которое настояло на использовании бесследных и потому гораздо более безопасных для подводных лодок электрических торпед марки «18».

В подводном положении «Скейт» могла развить скорость не больше семи узлов. Такой скорости было явно недостаточно, чтобы успеть подойти к цели на расстояние, обеспечивающее точное попадание, и Линчу пришлось удовлетвориться дистанцией 3200 метров.

Понадеявшись на удачу, Линч в 18.34 дал залп из четырех торпед. Торпеды в цель не попали. «Стрельба на предельной дальности малорезультативна!» — вынужден был записать Линч в вахтенном журнале.

Но хорошо хоть то, что в этом мелководном районе не было взрывов торпед в конце дистанции, что могло бы раскрыть присутствие подводной лодки. Все четыре торпеды пропали бесследно.

Позднее, уже находясь в надводном положении, Линч увидел, как судно, столь неудачно атакованное им, входит в бухту Мацугасита. Осмотр бухты с близкого расстояния доставил Линчу двойное удовольствие: на якорях там стояло еще два грузовых судна — одно небольшое, другое средних размеров.

Не тратя попусту времени, Линч наметил следующий план действий. Он решил, дождавшись полной темноты, всплыть и зарядить батарею, а затем направиться прямо в сокровищницу, именуемую бухтой Мацугасита. После этого оставалось лишь дать несколько точных и красивых залпов. И вот в 22.45, зарядив аккумуляторную батарею, Линч направился к бухте, чтобы приглядеться к укрывающимся там трем судам и потопить их. Но через 15 минут начался такой ливень, что едва можно было различить выставленные перед лицом руки.

Несколько ранее в тот же вечер в этом районе наблюдались полеты одного или нескольких самолетов, оборудованных радиолокатором, а может быть, и новым магнитным обнаружителем подводных лодок под названием «Джитан», чтобы избежать обнаружения, [231] Линчу следовало бы погрузиться на 90 метров, но здесь было слишком мелко. Всю ночь «Скейт» патрулировала вблизи берега, стремясь использованием берегового фона затруднить работу поисковых радиолокационных станций противника или хотя бы заставить его поверить, что обнаруженная им цель просто-напросто японское рыболовное суденышко, возвращающееся домой к теплой чашке саке.

В 03.10 Линч решил, что самое благоприятное время для входа в бухту в надводном положении — это, пожалуй, ранний рассвет. Но так и не прекратившийся дождь сорвал его замысел. Подводная лодка погрузилась и оставалась в бездействии до 08.45. К этому времени дождь, наконец, прекратился, и «Скейт» направилась в бухту. Вскоре раздалась команда: «Боевая тревога! Не всплывать!» Из своих карт Линч знал, что подводная лодка входит в район малых глубин, не превышавших 36 метров. В этих условиях для «Скейт» не лишними были бы колеса. Войдя в бухту, Линч обнаружил и четвертое судно — небольшой танкер примерно в 1000 тонн, стоявший на якоре вместе с тремя остальными судами, обнаруженными ночью.

Осторожно подняв перископ, Линч ухмыльнулся.

— Черт возьми, да ведь нам предстоит настоящий пир! Посмотрите, Боб. Видели ли вы когда-нибудь такое скопление прекрасных целей?

— Какая удача! Какая удача! — с трепетом произнес Хьюстон. — Но не забудьте, командир, мы должны стрелять с большой дистанции. Нам нельзя больше сближаться — ведь у нас под килем всего 5,4 метра. Да и отстреляться нужно побыстрее, чтобы успеть убраться подобру-поздорову.

— Внимание, — сказал Линч, — все торпедные аппараты, товсь! — Затем, когда связист подал ему микрофон, добавил: — Всем быть начеку. Исполнять команды быстро и точно. Перед нами на якорях четыре судна. Под килем чуть больше пяти метров, и только бог знает, что в воздухе. Живей работать на торпедном автомате стрельбы.

— Поднять перископ. Взять пеленг и дистанцию! — С возбужденным лицом Линч направил перископ на первую цель. — Отсчет пеленга? — крикнул он.

— 349! [232]

В 09.12 Линч скомандовал:

— Первый аппарат, пли! Отсчет пеленга!

— 350!

— Второй аппарат, пли!

В течение 70 секунд по целям, находившимся в 2300 метрах, было выпущено шесть торпед из носовых торпедных аппаратов. Хотя на всех торпедах была установлена глубина хода 1,8 метра, даже при неспокойном море они шли хорошо. Через две минуты двадцать секунд раздался первый взрыв, напомнив взрыв шутихи на новогоднем празднике в Китае.

Еще до того, как первая торпеда попала в цель, Линч начал поворот, чтобы выйти из гавани, но через окуляр перископа продолжал наблюдать за каждым судном. Во второе грузовое судно средних размеров попали три торпеды. В течение пяти минут на дно погрузился самый крупный транспорт. Тонуло и меньшее судно. Общий итог атаки — судно в 4000 тонн и два судна по 1000 тонн каждое. Итого 6000 тонн. Кроме того, большие повреждения были нанесены четвертому судну — 4000-тонному грузовому транспорту.

— Вот это нокаут! — в восторге аплодировал Хьюстон.

Его голос слышался по всей подводной лодке. А экипаж неистовствовал! Старая «Скейт», топившая под командованием Мак-Кинни и Грюнера японские суда от экватора до японской метрополии, снова отличилась. Да, на этот раз улов «Скейт» совсем не плох.

— Так-то так, но все же удар недостаточно точен, — заметил Линч, — ведь один из транспортов мы только повредили. Приготовиться к использованию кормовых торпедных аппаратов!

Когда «Скейт» развернулась и легла на новый боевой курс, глубомер показывал всего 3,64 метра. Это сильно стесняло действия подводной лодки, К тому же суда противника открыли по ней артиллерийский огонь. Подводная лодка и транспорты противника находились так близко друг от друга, что Линчу порой казалось, будто он смотрит через перископ в самый ствол вражеской пушки, а она стреляет прямо ему в лицо. Пусть это только игра воображения, но и сознание этого не успокаивало. Повторная атака прошла [233] удачно. В цель попали все три торпеды, выпущенные из кормовых аппаратов. Одна попала в небольшой танкер, вторая — в самое большое грузовое судно, которое уже сидело на дне, а третья — в другой крупный транспорт. С него по подводной лодке вели огонь из установленного на палубе орудия. Когда Линч через перископ смотрел в его жерло, оно показалось ему 406-миллиметровым.

В 09.21 глубина под килем «Скейт» была так мала, что ее не показывал даже эхолот. В вахтенном журнале Линч записал: «Сейчас «Скейт» похожа скорее на мелководную чомгу, чем на подводную лодку».

Словом, «Скейт» давно пора было убираться из бухты Мацугасита. Через девять минут после начала атаки противник начал оказывать противодействие. Подоспевший в район боя сторожевой катер открыл артиллерийский огонь. Снаряды стали падать вокруг подводной лодки. Вело огонь и большое грузовое судно. В начале атаки оно было частично прикрыто самым крупным транспортом и получило, вероятно, только одно попадание. Артиллерийским снарядом едва ли можно было попасть в перископ, но японцы продолжали яростно вести огонь.

— Боб, определите наше место! — крикнул Линч. — Пора уходить на глубину и выбираться из этого ада. Полный вперед!

— Передать в центральный пост — переходим на пятичасовой режим использования аккумуляторной батареи. Так будем идти, пока не вырвемся отсюда. Это единственное, что нам остается, — сказал Линч помощнику.

В 09.57 и 09.58 раздались взрывы двух глубинных бомб, но обе они разорвались далеко от подводной лодки. В 10.15 Линч решил, что безопаснее было бы уменьшить ход до скорости подкрадывания.

В этот день, 12 июня, в перископе «Скейт» не появилось больше ни одного судна. Подводники даже радовались этому — настолько напряженно прошли ночь и утро.

13 июня, когда «Скейт» в надводном положении преследовала грузовое судно, Линч вдруг почувствовал неприятное ощущение, словно кто-то украдкой наблюдает [234] за ним. И тут же раздался возглас сигнальщика:

— Перископ! Пеленг 260°, дистанция 10 кабельтовых.

Линч на полном ходу отвернул вправо. Но никто не стрелял. Японцев, видимо, устраивал поворот «Скейт» на этот курс. Они вообще не любят стрелять с больших дистанций, а может быть, просто еще не успели изготовиться к стрельбе.

«Очень неприятно увидеть чужой перископ», — записал Линч в вахтенном журнале. Однако он вышел вперед по курсу транспорта, погрузился и одной торпедой, попавшей в среднюю часть, потопил его. Вскоре Линч всплыл, чтобы осмотреться. Но уже через пять минут, едва успев жадно глотнуть пьяняще свежий воздух, вынужден был срочно погрузиться. В небе появились три самолета. Через полчаса он снова всплыл и взял на борт трех членов команды с потопленного транспорта. Старший лейтенант Уэст и младший лейтенант Эрхарт под угрозой автоматов принудили их подняться на борт подводной лодки. Едва завершилась эта спасательная операция, как опять был обнаружен перископ неизвестной подводной лодки. Его было отчетливо видно в течение минуты, а затем он исчез. Через 20 минут тонкая игла перископа вновь показалась над поверхностью моря. Линч приказал накормить и напоить уцелевших японцев и взял курс к острову Хонсю, но вел свою подводную лодку так, чтобы японские подводники не сумели определить, куда же на самом деле направляется «Скейт».

На следующий день «Скейт» выпустила по танкеру тоннажем 2000 тонн свою последнюю торпеду марки «18», но она прошла мимо. Тогда Линч выстрелил торпедой марки «28». Снова промах. От этих новых торпед ожидали многого, но они поступили на вооружение так поздно, что не удалось вовремя раскрыть и устранить их технические дефекты.

Утром 17 июня в перископ было обнаружено два минных заградителя. Правда, они находились очень далеко от подводной лодки, и атаковать их не пришлось бы даже торпедами марки «18», если бы они и были у «Скейт», Позже внимание Линча привлек [235] транспорт в 4000 тонн, загруженный высадочными средствами. Линч шутки ради сблизился с ним до дистанции 900 метров, но ему стало совсем не смешно, когда лакомая цель прошла мимо невредимой.

В полдень 18 июня Линчу удалось, наконец, урвать время для отдыха, но его вскоре разбудил старший помощник. Он хотел, чтобы командир взглянул на один из самых странных силуэтов, которые когда-либо приходилось обнаруживать в перископ. Объектом наблюдения был эскадренный миноносец — но какой! Старый, как жизнь, он, вероятно, бороздил моря уже во время русско-японской войны. Конвоируя грузовое судно в 3500 тонн, миноносец шел со скоростью, не превышавшей трех узлов. Миноносец заинтересовал Линча еще и потому, что это была первая попытка противника эскортировать суда в Японском море.

На следующий день, на рассвете, в перископ была обнаружена подводная лодка без палубного орудия водоизмещением до 500 тонн. Она шла таким сложным зигзагом, что Линч никак не мог установить закономерности ее движения и сблизиться с ней. Через час после этой встречи Линч обнаружил вторую подводную лодку того же типа. Она шла еще более странным зигзагом, чем первая. Линч надеялся выйти в точку залпа и выпустить последнюю оставшуюся в кормовых аппаратах торпеду марки «28». Он сделал поворот, чтобы привести корму на линию залпа. Но лодка противника сманеврировала, поставив Линча в положение, из которого он не мог атаковать ее, и прошла в 500 метрах мимо пустых носовых торпедных аппаратов «Скейт».

«В это утро нам решительно не везет», — записал Линч.

Последние дни патрулирования не принесли удачи, о которой так молил бога Линч. Изо дня в день в его вахтенном журнале появлялись такие записи:

«09.04. Погрузился.

11.42. Всплыл на полтора часа, чтобы определить место по солнцу.

12.00. Ш = 45°32' северная, Д = 138°18' восточная.

20.01. Всплыл.

01.01. Радиолокационный контакт на дистанции 5000 метров. Цель уклонилась». [236]

К середине периода патрулирования «Скейт» стало совершенно ясно, что активность, с которой действовали «Скейт» и другие «морские дьяволы» стаи Пирса («Танни» и «Боунфиш»), заставила противника убраться в свои норы в ожидании лучших времен. Судя по всему, японцы решили не выходить в море, пока не будет организовано надежное охранение. Это не радовало командиров подводных лодок, но зато говорило о высокой эффективности их действий.

К моменту возвращения в базу «Скейт» прошла в Японском море 2674 мили, потопила пять судов и повредила одно общим тоннажем 12 650 тонн. [237]

24. Японцы нападают на след «Танни»

«Танни», головная подводная лодка в стае капитана 3 ранга Джорджа Пирса, успешно форсировала минированный Корейский пролив и 5 июня в 20.55 всплыла в Японском море. С палубы и надстроек ее стекала вода. Когда Пирс поднялся через люк боевой рубки на мостик, увиденное им зрелище заставило его зажмурить глаза. Какая пропасть дичи! Суда! Бесчисленные суда сновали во всех направлениях.

— Хэнк, — крикнул он вниз через люк, — поднимайтесь быстрее! Боб, поглядите, что творится. Это просто невероятно!

Смеясь от радости, он повернулся к поднявшимся через люк капитан-лейтенанту Хэнку Вогану и капитан-лейтенанту Бобу Куинну. Первый был старшим помощником, а второй стажером командира.

— Поглядите, друзья! — кричал он. — Провалиться мне на этом месте, если вам когда-нибудь приходилось видеть нечто подобное!

И командир широко раскинул руки, словно хотел обнять весь горизонт.

— Лучше было бы очистить мостик от лишних людей, командир, — предостерег его Воган. — Возможно, нам придется срочно погружаться. Я буду наблюдать по корме.

Получив одобрение, Воган скомандовал:

— Сигнальщики, внимание! — И, наклонившись к люку, приказал передать по трансляции: — Личному составу быть в полной готовности. Стрелять не будем, но, может быть, придется срочно погружаться. Вокруг нас грузовые суда противника. [238]

— А что если объявить боевую тревогу и выпустить несколько торпед в это стадо? — спросил Боб командира.

— Не знаю, командир, — вмешался в разговор Хэнк, — найдется ли во всей северной части Тихого океана местечко, где бы было столько заманчивых целей.

— Если бы сегодня был день начала боевых действий, — с досадой проговорил Пирс, — мы, разумеется, атаковали бы эти суда. О, если бы мы могли приняться за дело до заката солнца 9 июня! От них бы ничего не осталось!

Два небольших катера, вероятно сторожевые, появились на траверзе правого борта. До них было примерно 30 кабельтовых. Вскоре слева по носу подводной лодки, в 50 кабельтовых от нее, появилось большое судно, а затем в 37 кабельтовых на траверзе левого борта — второе. На расстоянии 40 кабельтовых по левому борту было обнаружено еще одно судно.

— Смотрите внимательнее, — предупредил Пирс вахтенного офицера, — мы должны выбраться отсюда незамеченными. Радиометристу, — продолжал командир, — наблюдать за дистанцией до обнаруженных кораблей на траверзе правого борта. Боб, — обратился он к Куинну, — спуститесь, пожалуйста, вниз, взгляните на экран радиолокатора и дайте мне знать, нет ли кого-нибудь впереди по курсу.

В это время «Танни» шла малым ходом, рассчитывая пройти за кормой судна, находившегося по левому борту. Вдруг темноту безлунной звездной ночи прорезали лучи двух прожекторов. Чтобы ускользнуть от них, «Танни» отвернула и, оставив их за кормой, стала отходить на всех четырех дизелях. Прожекторам не удалось нащупать подводную лодку. Впрочем, они и не собирались делать этого. Движение здесь было такое интенсивное, что каждый думал только о своих непосредственных обязанностях и, казалось, никто не замечал мрачного корабля без отличительных огней.

Пока «Танни» следовала в северо-восточном направлении к острову Хонсю, Пирс приказал переключить два дизеля на зарядку аккумуляторной батареи, чтобы зарядить ее как можно быстрее. С самого рассвета [239] «Танни» находилась в подводном положений, ее энергетические ресурсы почти иссякли, а Пирс предчувствовал, что в районе столь оживленного судоходства можно остаться незамеченным японцами в течение целых четырех суток, только проводя большую часть времени под водой.

— Берегите плотность батареи, — предупредил он офицера электромеханической части старшего лейтенанта Джонса. — В этом походе энергия нам будет очень нужна.

В полночь Джордж увидел еще четыре судна. Все они несли огни и шли прямыми курсами. В вахтенном журнале появилась запись: «Какой соблазн!»

Во время этого перехода у Пирса было достаточно времени, чтобы поразмыслить о том, удалось ли подводным лодкам «Скейт» и «Боунфиш», входившим в его стаю «морских дьяволов», успешно форсировать Корейский пролив. Он был уверен, что «звонки дьявола» вовремя предупредили их о минах и помогли благополучно проникнуть в Японское море.

На следующий день погода испортилась, и количество судов поубавилось. Задул штормовой ветер силой до четырех-пяти баллов. Он не утихал несколько дней. Лодку стало трудно удерживать на перископной глубине, и «Танни» погрузилась на глубину 36 метров, ограничив наблюдение за обстановкой лишь прослушиванием шумов. Пирс не торопился: оставалось еще много времени и для занятия позиции и для отдыха экипажа перед предстоящими беспокойными, напряженными днями. 8 июня в 20.30 «Танни» заняла позицию у мыса Кега. Этот мыс, похожий на обрубок, тянется с юга на север, образуя на западе большую бухту Вакаса, расположенную в южной части острова Хонсю.

Розовые мечты об эффектных торпедных атаках, возникшие у Пирса ночью 5 июня, когда он, прорвавшись в Японское море, обнаружил там множество судов, к 9 июня поблекли.

Не обнаружив за весь этот день ни одного судна, Джордж в 19.58 всплыл у входа в бухту Вакаса. Погода была чудесная, видимость хорошая, и море совсем спокойное. Примерно через час, когда подводная лодка направилась к берегу, радиометрист доложил о получении [240] контакта с целью, находившейся на дистанции 60 кабельтовых. Командир приказал начать преследование. В 21.21 на «Танни» была объявлена первая боевая тревога за время «операции Барни». Оказалось, что контакт установлен с грузовым судном в 2000 тонн. Теперь дистанция до него уменьшилась до 2700 метров. Пока Пирс сближался с целью, собираясь занять более удобную позицию, радиометрист доложил о новом контакте по корме также на дистанции 2700 метров. Опасаясь, как бы подходившее с кормы судно не сорвало атаку, Джордж поспешил дать залп по первой цели.

В 21.36 с дистанции более 2500 метров Пирс выпустил три торпеды с интервалом в десять секунд. Установки их гироскопов были близки к нулю, глубина хода один метр, а угол встречи торпед с целью 85–90°.

Как только из аппарата вышла третья торпеда, Пирс, помня о новом радиолокационном контакте, на полной скорости пошел вперед. Цель осталась за кормой. Но через 30 секунд радиометрист доложил командиру, что контакт был ложный.

В 21.38–45 гидроакустик доложил:

— Сэр, первая торпеда попала в цель, но не взорвалась.

Он внимательно следил за выпущенными торпедами на протяжении всего их хода. Казалось, они идут прямо и точно. Затем через толщу воды дошел резкий звук, похожий на удар тяжелого молота. Этот звук опечалил экипаж, с нетерпением ожидавший взрыва первой торпеды. Торпеда попала в транспорт, но взрыва не последовало.

— Неудача, полнейшая неудача, — с огорчением проговорил офицер минно-торпедной части, совсем еще молодой человек, только второй раз участвовавший в боевом походе. Он выскочил на мостик, чтобы увидеть, как его торпеды пустят ко дну вражеское судно.

Может быть, попадут остальные торпеды? Может быть, невзорвавшаяся торпеда сделала пробоину в борту японского транспорта, как это было с одной из торпед подводной лодки «Сэмон»? Ведь тогда атакованное судно затонуло. Находившиеся на мостике [241] долго не теряли надежды на удачу. Но когда все сроки истекли, надежда сменилась разочарованием — взрывов не было. Цель уходила.

Вдруг они заметили, что на палубе японского судна поднялась какая-то суета. Люди метались с фонарями, стараясь осветить тот борт, в который была направлена торпеда. Взрыв хохота раздался на «Танни», когда здесь представили себе, как японцы с вытаращенными от страха глазами пытаются понять, что же попало им в борт.

— Здорово мы их напугали, — улыбнулся Пирс и приказал офицеру минно-торпедной части: — Корбель, вытащите-ка быстренько одну торпеду из аппарата и проверьте ее взрыватели. Может быть, некоторые из этой партии испорчены.

— Есть, командир, — отчеканил младший лейтенант и побежал вниз.

Но вскоре выпущенные торпеды взорвались в конце заданной им дистанции. Значит, взрыватели в порядке. Подавленный неудачей, Пирс отвернул от цели и вновь направился к берегу. Неудача с взрывателями электрических торпед отмечалась впервые. Неужели нас ждут новые неприятности с торпедами и стычки с управлением снабжения?

На следующий день Джордж погрузился западнее мыса Кега на трассе Пусань (Корея) — залив Вакаса. Однако эта позиция оказалась неудачной для охоты. Правда, суда появлялись здесь, но они проходили или слишком далеко от «Танни», и она все равно не успела бы сблизиться с ними, или слишком близко к берегу. Дело в том, что подводным лодкам было запрещено подходить к берегу ближе 90-метровой изобаты, поскольку прибрежные воды были заминированы самолетами В-29.

В ночь на 12 июня Пирс, войдя в Этомо Ко, находился в 40 кабельтовых от брекватера. Радиолокатор не обнаружил в гавани никаких судов. Примерно через час «Танни» скрытно проникла в бухту Уппуруй поблизости от маяка, расположенного на мысе Хино. Подводная лодка находилась в надводном положении. Свет маяка через секундные интервалы освещал мостик «Танни», а с двух сторон ее прощупывали невидимые лучи радиолокаторов. На берегу кто-то разглядывал [242] подводную лодку на экранах. «Танни» обнаружили, и ей следовало торопиться. Когда подводная лодка находилась в 25 кабельтовых от входа в гавань, японцы перекрыли всю его ширину лучами двух мощных прожекторов. Этот световой барьер невозможно было пройти незамеченными.

— Здесь светло, как днем, — сказал Пирс стоявшему рядом с ним на мостике стройному Хэнку Вогану.

— Да, — согласился Хэнк и со своим приятным южным выговором тактично добавил: — Так светло, что я мог бы пересчитать все волоски в вашей бороде.

Командир понял намек. «Танни» изменила курс и на малых оборотах пошла обратно. Пирс опасался, что при большой скорости лодка будет оставлять за собой предательский след, а здесь он был бы особенно заметен, так как в этих местах вода отличается сильным свечением.

Направляясь на юг к Симоносэки, Пирс отметил значительное усиление работы радиолокационной станции на 10-сантиметровой волне. Радиолокаторами были оснащены также самолеты воздушного дозора и большая часть самолетов, пролетавших над лодкой.

Поздно вечером 14 июня Пирс, как и другие командиры подводных лодок его стаи, был дезориентирован радиолокатором, работавшим на 10-сантиметровой волне. В 00.45 было обнаружено два белых огня по пеленгу 60°. С того же направления были приняты радиолокационные импульсы, которые, как вначале показалось Пирсу, принадлежат американским кораблям. Он подумал, что это работает радиолокатор одной из подводных лодок его стаи. Пирс пошел навстречу, как вдруг замигал один из белых огней, а радиолокатор принял опознательный сигнал, не значившийся в документации, которой располагала «Танни». Пирс быстро отвернул влево и стал уходить на всех четырех дизелях.

Через 24 часа, на рассвете 16 июня, Пирс встретился со «Скейт» и «Боунфиш». Рандеву произошло с некоторым опозданием. Командир «Боунфиш» Ларри Эдж сообщил, что он успешно атаковал большой транспорт противника и потому задержался. Днем «Танни» встретила несколько плотов с японцами, [243] спасшимися, вероятно, с того транспорта, который был потоплен «Боунфиш». Всего было замечено 15 плотов. Никто из находившихся на плотах не захотел ради спасения перейти на борт подводной лодки. Почти все они, увидев «Танни», плашмя легли на свои плоты, закрыли глаза и, казалось, готовы были встретить короткую пулеметную очередь, которая отправит их в восточный рай. Поэтому забавно было видеть, как на следующее утро, целые сутки пробыв в холодной воде, двое из семи японцев, находившихся на одном из плотов, согласились перейти на борт подводной лодки. Один из них был старший унтер-офицер.

После того как «Танни» в первый раз подошла к плотам и ни один человек не пожелал добровольно перейти на борт подводной лодки, чтобы бесплатно выехать в Америку и до конца войны припеваючи жить в лагере для военнопленных, Джордж Пирс стал мишенью для бесконечных острот своих коллег.

— Можно ли винить их в том, что они предпочитают остаться в море, лишь бы не переходить к нам на борт, — ехидничал Куинн. — Уж больно вы похожи на заправского пирата, который привык пробивать дыры в бортах чужих кораблей. Ваше предложение о сдаче слишком смахивало на те, которые делались в свое время кровожадными морскими разбойниками. Взгляните-ка на себя в зеркало, Джордж, если только у вас хватит храбрости подойти к нему. Такие огромные, такие великолепные жгуче-черные бакенбарды, ей-богу, едва ли еще когда-нибудь увидишь. Ваша черная рубашка и черная бейзбольная кепка так гармонично дополняют картину. И в довершение всего — черная повязка на левом глазу! Право же, не удивительно, что японцы отказались покинуть свой чудный спасательный плот!

В шутках Куинна была немалая доля правды. Никто из экипажа «Танни» не забудет тех трех или четырех дней, когда командир был вынужден носить черную повязку, наложенную ему на глаз корабельным врачом. Перископ на «Танни» поднимался гидравлической лебедкой. Как-то раз в одной из его масляных трубок образовалась небольшая течь, масло попало в глаз Пирсу и вызвало сильное воспаление. Джордж скромно сказал мне, что он, должно быть, и [244] в самом деле выглядел несколько устрашающе, но он отнюдь не считал своей заслугой, что японцы остались на плотах.

— Наверное, Куинн был прав, когда говорил, что ни один человек, находящийся в здравом уме и твердой памяти, не согласился бы перейти на «Танни» после того, как увидел меня, — согласился он.

Как ни странно, Пирса не испугался маленький воробушек коричнево-мышиного цвета, который прилетел неизвестно откуда и нашел себе приют на антенне «Танни». Бедная пичужка, очевидно, истощенная длительным перелетом, достигла подводной лодки в тот момент, когда она всплывала, чтобы установить радиолокационный контакт с «Воунфиш». В этот день обе лодки собрались совместно атаковать японский транспорт.

18 июня экипаж «Танни» был ошеломлен появлением большого четырехмоторного немецкого бомбардировщика Хейнкель-177. Незадолго до этого вахтенный офицер обнаружил небольшой самолет, по виду напоминавший спортивный. Неужели этот самолетик, обнаружив лодку в надводном положении, навел на нее своего громадного собрата? Не имея других возможностей для спасения, Пирс в рекордно короткое время погрузился на 45-метровую глубину и изменил курс. В целях большей безопасности он решил оставаться в подводном положении до самого захода солнца.

19 июня капризная судьба целый день дразнила и обманывала «Танни». Два раза подряд подводной лодке не удавалось расправиться со своей целью, и вовсе не по собственной вине. В полдень на горизонте на несколько минут появился огромный танкер новейшего типа грузоподъемностью 10 000 тонн, но «Танни» при скорости в 11 узлов могла сблизиться с ним в лучшем случае на дистанцию 30 кабельтовых при курсовом угле цели 110° правого борта. В подобных условиях не стал бы стрелять и сам Вильгельм Телль.

Едва скрылся этот 10 000-тонный танкер, как показался транспорт грузоподъемностью 4000 тонн. Пирс выстрелил по нему четырьмя торпедами с дистанции 3100 метров. Море было спокойное, и поэтому он решил установить торпеды на глубину хода в один метр. [245]

Это было несколько рискованно, но Пирс боялся, что торпеды пройдут под целью. К несчастью, одна из торпед выскочила из воды на середине дистанции, и это решило исход атаки. Обнаружив торпеды, японское судно немедленно уклонилось от них. И Джорджу оставалось только проводить взглядом корму стремительно уходившего судна и свою собственную торпеду, которая, ярко блестя в лучах солнца, скользила по поверхности моря. В вахтенном журнале появилось всего одно слово: «Промазали!»

Эта запись была сделана почти в самом конце вахтенного журнала, а мы остановимся еще на одном эпизоде. Во второй половине дня подводная лодка приняла на борт гостей — двух японцев с плота и одного воробья, который тоже участвовал в поединке с двумя японскими эскадренными миноносцами радиолокационного дозора. Они ни разу не подходили ближе, чем на 35 кабельтовых. Но и с этой дистанции японцы вели огонь из своих 102-мм орудий. Подводная лодка находилась вне опасности, но в 22.23 Пирс все-таки изменил курс и пошел вперед, запустив все четыре дизеля на полную мощность. Снаряды вздымали фонтаны воды на расстоянии 180–450 метров от «Танни». В 22.27, выпустив около 20 снарядов, эскадренные миноносцы прекратили огонь.

В 22.40 эскадренные миноносцы начали сбрасывать глубинные бомбы над местом, где 17 минут назад, уклоняясь от артиллерийского огня, на предельной скорости прошла «Танни». К тому времени подводная лодка находилась уже почти в 40 кабельтовых от этого места. Глубинные бомбы для «устрашения» или для «самоуспокоения» — так назвали эту атаку наши парни.

— Теперь, — протяжно заговорил Хэнк Воган, зажигая сигарету, — япошки будут докладывать, что ими пущена на дно еще одна американская подводная лодка. Во всяком случае, слышать взрывы глубинных бомб на таком удалении гораздо приятнее, чем принимать их на себя.

— Вы правы, Хэнк, — согласился Пирс, — но все бывает.

И он рассказал своему молодому помощнику, только второй раз вышедшему на боевое патрулирование, [246] удивительную, прямо-таки рождественскую историю, которая приключилась с подводной лодкой «Гэтоу». Было это в середине июня, а вовсе не в канун нового года. Но чудо есть чудо, и разве не все равно, когда оно произошло? Хотя ничего подобного не случилось ни с одной из подводных лодок из группы «морских дьяволов», я не могу удержаться, чтобы не рассказать об этом происшествии.

Как показывает статистика, средний процент глубинных бомб, попадающих на палубу подводных лодок и не взрывающихся, микроскопически мал. Поэтому случай с подводной лодкой «Гэтоу» нельзя назвать иначе, как из ряда вон выходящим.

20 декабря 1943 года подводная лодка «Гэтоу» под командованием капитан-лейтенанта Фоли, находившаяся в своем седьмом боевом походе, всплыла милях в 200 севернее островов Адмиралтейства. Считалось, что здесь проходит большинство судов, следующих с Сайпана на Рабаул и обратно. Вскоре после полудня на горизонте был обнаружен дым, и «Гэтоу» погрузилась там, где, по ее расчетам, должна была пройти цель. Цель оказалась групповой — два грузовых судна под охраной двух эскортных кораблей нового типа.

«Гэтоу» пыталась занять наиболее выгодную позицию, чтобы с малой дистанции атаковать большое судно, но небольшой транспорт оказался более удобной мишенью, и «Гэтоу» выпустила свои торпеды по нему. В момент залпа большее судно осталось позади атакованного подводной лодкой транспорта и частично прикрывалось им. Первая торпеда попала в транспорт «Цунэсима Мару» грузоподъемностью около 3000 тонн, который, тотчас же затонул. «Гэтоу» не стала дожидаться результатов попадания остальных торпед и быстро ушла на глубину. Ее экипаж услышал два новых взрыва и принял их за взрывы торпед. Затем вдали прогремел звук, подобный удару гонга. И вдруг одна за другой на «Гэтоу» обрушились 19 глубинных бомб. Такой атаки ее экипажу еще не приходилось переносить. Как рассказывал Фоли, все глубинные бомбы разрывались, очевидно, прямо над лодкой, и она содрогалась при каждом взрыве.

Через два часа, когда на море свирепствовал сильнейший дождевой шквал, «Гэтоу» всплыла и начала [247] уходить от непрерывно фиксировавшихся гидроакустических посылок эскортных кораблей противника. Прошло еще десять минут. Изучив обстановку, Фоли решил вернуться к месту только что проведенной атаки. Кстати сказать, с этого направления и прослушивалась работа акустической станции. Видимость была плохая, и «Гэтоу» медленно выходила в точку залпа. Позади подводной лодки, совсем рядом с ней, послышался сильный взрыв. Через пять минут на расстоянии 1360 метров был обнаружен один из эскортных кораблей, а спустя еще минуту с другого борта показался второй.

Вначале экран радиолокатора на «Гэтоу» был чист, но когда она повернула и на полной скорости стала выходить из опасного района, ее радиолокатор начал давать дистанции до противника и пеленг на него. С расстояния около 20 кабельтовых один из эскортных кораблей выстрелил по подводной лодке фугасным снарядом, который разорвался справа по траверзу поблизости от подводной лодки. «Гэтоу» легла на курс, который давал ей возможность перехватить большое грузовое судно.

В донесении Фоли об этом патрулировании есть такое место:

«20.33. Обстановка напоминала цирк с пятью аренами, на которых «Гэтоу» одновременно давала пять представлений:

1) уклонялась от преследования двух эскортных кораблей;

2) пыталась перехватить грузовое судно;

3) перезаряжала носовые торпедные аппараты;

4) производила необходимые ремонтные работы;

5) пыталась сбросить с палубы невзорвавшуюся глубинную бомбу, стараясь не повредить своих рулей».

Здесь первый раз упоминается о глубинной бомбе, попавшей на палубу подводной лодки. Капитан-лейтенант Фоли, занятый неотложными делами, по-видимому, не придал ей большого значения. Прошел почти целый час с того момента, как «Гэтоу» всплыла, и можно только догадываться, что переживал тот, кто в вечернем полумраке обнаружил на палубе глубинную бомбу. Выкрикнул ли он сразу: «Глубинная бомба на палубе!» или же не сразу пришел в себя, когда понял, [248] что на лодке находится смертоносная игрушка, ежесекундно грозящая кораблю гибелью, — неизвестно.

Фоли ограничился несколькими словами в вахтенном журнале:

«21.00. Пленный и знаток японского языка лейтенант Мак-Гивен списали имевшиеся на глубинной бомбе отметки, прикрепили ее к резиновой надувной шлюпке и пустили в дрейф, предварительно установив шлюпку на постепенное затопление. Шлюпка поплыла в сторону наших преследователей».

На других подводных лодках тоже слышали, как глубинные бомбы падали на палубы и скатывались с них. Иногда на подводных лодках обнаруживали осколки глубинных бомб, но «Гэтоу», насколько это известно, единственная подводная лодка, на палубе которой была обнаружена невзорвавшаяся бомба.

Итак, экипаж «Танни» от души смеялся, когда японские эскортные корабли, теперь уже совсем не опасные, бомбили морские глубины в 6000 метрах от подводной лодки. Эта атака напоминает мне следующий случай с подводной лодкой «Хардер», которую траулер противника атаковал глубинными бомбами. Глубинные бомбы рвались рядом с «Хардер», но еще ближе к ним находился сам траулер. Неопытность личного состава траулера стоила жизни его команде.

Случилось это после того, как «Хардер», которой командовал капитан 3 ранга Сэмюэль Дили, потопила грузовое судно под самым носом у вооруженного траулера. Быстро погрузившись, Дили сумел уклониться от нескольких близко сброшенных глубинных бомб. Затем он услышал сильный, но довольно далекий взрыв, и все стихло. Когда через некоторое время «Хардер» всплыла, чтобы выяснить обстановку, несчастный сторожевой корабль противника медленно погружался в воду. Корма траулера была повреждена одной из его же собственных глубинных бомб.

В свое время «Хардер» была известна всему миру. Свой славный боевой путь она прошла с одним командиром — Сэмюэлем Дили из Далласа, штат Техас. С ним она и погибла в августе 1944 года. «Хардер» имела на своем счету 6 боевых походов и 16 потопленных судов общей грузоподъемностью 54 000 тонн. В истории военно-морского флота подводная лодка [249] «Хардер» и ее командир Дили известны как гроза эскадренных миноносцев. «Хардер» специализировалась на потоплении кораблей, угрожавших ей артиллерией, торпедами и глубинными бомбами. Сэмюэль Дили потопил четыре таких корабля и, кроме того, два эскортных корабля, основным назначением которых являлось уничтожение подводных лодок.

Как и на «Уоху» Мортона, на «Хардер» во время атаки у перископа находился не командир, а старший помощник. Чтобы вызвать на себя эскадренный миноносец противника, подводная лодка должна была ходить под перископом, значительно выдвинутым над поверхностью. Когда эта соблазнительная приманка привлекала внимание вражеского корабля и он начинал преследование, Дили уничтожал его из носовых или кормовых торпедных аппаратов — в зависимости от обстановки. Подобно Мортону, Дили был мастером труднейшего выстрела «прямо в глотку». Дили промахнулся всего один раз, и этот промах оказался роковым. [250]