Переправа через Рейн
В течение всего Арденнского сражения мы не прекращали разработку планов по проведению заключительных наступательных операций. Эти операции мы намеревались продолжать непрерывно, до полного разгрома Германии. Их планировалось осуществить в три этапа, начиная с серии ударов по всему фронту с целью уничтожить все немецкие войска к западу от Рейна. Следующая фаза боевых действий охватывала форсирование Рейна и захват крупных плацдармов на восточном берегу. После этого мы намеревались предпринять заключительные наступательные операции, в итоге которых, по нашему убеждению, мы выйдем в центр Германии и уничтожим там оставшиеся силы немцев.
На этом последнем этапе наступательных действий нам предстояло встретиться с частями Красной Армии, идущей с востока, и установить более четкую координацию своих действий с действиями русских. В ходе предыдущих кампаний Объединенный англо-американский штаб информировал нас об общих намерениях советских войск и этим обеспечивалась достаточная координация действий, пока одна зона боевых действий отделялась от другой достаточно большим расстоянием. Однако теперь настала пора обмениваться информацией относительно конкретных планов операций, их целей и времени осуществления.
В начале января 1945 года с одобрения Объединенного англо-американского штаба я направил в Москву главного маршала авиации Теддера. Ему предстояло договориться по конкретным вопросам координации наших действий. Его сопровождали генерал-майор Гарольд Балл и бригадный генерал Беттс, толковые американские офицеры из штаба верховного командования союзных экспедиционных сил. Теддер получил полномочия передать русскому военному руководству полную информацию относительно наших планов на конец зимы и весну, а также получить аналогичную информацию относительно планов русских. [414]
Нам уже было известно, что русские готовились в ближайшее время начать наступление в западном направлении с исходных рубежей вокруг Варшавы. Мы знали, что они сосредоточили войска для наступления в начале года, но ввиду плохих условий местно2сти и особенно из-за густых туманов и облачности, мешавших использованию авиации, откладывали наступление до установления более благоприятных погодных условий. Через Объединенный англо-американский штаб мы узнали, что, даже если погодные условия не улучшатся, наступление русских начнется не позднее 15 января. Оно началось 12 января и успешно развивалось.
Главный маршал авиации Теддер и его коллеги прибыли в Москву, когда это наступление уже началось. Генералиссимус Сталин и советские военные руководители приняли их с исключительным радушием. Последовал исчерпывающий обмен информацией относительно будущих планов. Генералиссимус информировал нашу миссию о том, что, даже если их нынешнее наступление не достигнет намеченных целей, русские проведут серию непрерывных операций, которые, по крайней мере, не позволят немцам произвести переброску подкреплений на западный фронт за счет снятия частей с русского фронта.
Этот непосредственный контакт привел к тому, что Объединенный англо-американский штаб разрешил мне поддерживать прямую связь с Москвой по вопросам, имевшим чисто военный характер. Позднее в ходе кампании моя интерпретация этих полномочий резко оспаривалась премьер-министром Черчиллем, и это только подтверждало старую истину, что невозможно полностью отделить политику от военной деятельности. В современной войне потребность во взаимодействии между двумя дружественными армиями, наступающими по сходящимся направлениям к общей цели, более острая, чем была в те времена, когда бои велись только на суше, на небольшом пространстве, глубина которого определялась дальностью огня стрелкового оружия и полевых орудий. Сегодня истребители-бомбардировщики, поддерживающие наступающие войска, постоянно носятся над противником, иногда углубляясь на сотни миль в его тылы. Их [415] задача — поиск и уничтожение вражеских штабов, складов, баз снабжения, мостов и резервов. Еще задолго до того, как две дружественные армии установят контакт между собой, возникает сложная проблема координации действий для предотвращения несчастных случаев и недоразумений между союзническими армиями, разделенными пространством.
Распознавание своих или вражеских сил на поле боя всегда было нелегким делом. В нашей собственной войне между штатами, когда одна сторона была одета в голубую форму, другая — в серую, не раз происходили острые схватки между частями одной и той же армии. В современной войне, когда цвет военной формы во всех армиях устанавливается с расчетом маскировки под окружающую местность, когда на поле боя не увидишь массовых построений войск, как в девятнадцатом столетии, и когда скорость самолетов и машин позволяет наблюдателям производить только мимолетный обзор местности, где замаскировались войска, эта проблема еще больше усложнилась. По мере сближения наших наступающих армий эти вопросы требовали все более детального согласования. Однако в январе 1945 года нам нужно было знать главным образом время и направление следующего наступления русских и разработать основы, которые в будущем позволили бы осуществить сотрудничество на поле боя.
К началу 1945 года результаты нашего авиационного наступления на Германию начали катастрофически сказываться на ее экономике. В итоге значительного продвижения наших войск в Европе была нарушена вражеская система противовоздушной обороны и оповещения, заняты многие районы, в частности с западноевропейскими портами, в которых до этого базировались немецкие подводные лодки, отвлекавшие большие силы нашей бомбардировочной авиации от нанесения ударов по объектам внутри Германии. Другим преимуществом, которым теперь пользовались стратегические бомбардировщики, являлось более надежное их прикрытие истребителями сопровождения. Группы истребителей можно было размещать на передовых аэродромах недалеко от Рейна, и, несмотря на сравнительно небольшой радиус действия [416] этих самолетов, они были в состоянии сопровождать бомбардировщики почти до любой цели на территории держав «оси».
К этому времени авиация добилась больших успехов в уничтожении топливных резервов противника, которые на протяжении многих месяцев оставались главным объектом ударов стратегической авиации. По мере нарастания интенсивности этих бомбардировок у противника возник кризис в транспортной системе на всех фазах его военных усилий. Этот кризис имел определенное влияние на ход боевых действий на суше. Немцам становилось все труднее подвозить на фронт резервы и предметы боевого обеспечения, в то время как их действующие войска постоянно попадали в затруднительное положение из-за нехватки горючего для машин. Аналогичное положение создалось и в немецкой авиации, где обучение новых пилотов приходилось резко сокращать из-за недостатка бензина.
В ходе длительных зимних боев наша разведка стала приносить нам тревожные сведения о том, что немцы добились большого прогресса в разработке реактивных самолетов. Наши авиационные командиры считали, что если противнику удастся ввести в строй эти самолеты в значительном количестве, то он быстро начнет наносить невосполнимые потери союзной бомбардировочной авиации, оперирующей над Германией. В Соединенных Штатах и Англии тоже успешно шли работы по созданию реактивных самолетов, но эти страны еще не продвинулись в этом вопросе настолько, чтобы можно было рассчитывать на эскадрильи таких самолетов ко времени весенней кампании.
У нас оставался только один возможный выход из такого положения — посредством бомбардировок попытаться замедлить производство противником этого нового оружия. Нам было известно, что для использования реактивных самолетов требуются более удлиненные взлетно-посадочные полосы. Где бы нами ни был обнаружен немецкий аэродром с такой полосой, он подвергался систематически повторяющимся бомбардировкам. Кроме того, воздушные удары наносились по каждому объекту, где, по нашему мнению, изготовлялись реактивные самолеты. [417] Это в известной мере отвлекало бомбардировочную авиацию от главной цели союзников — уничтожения резервов топлива у противника. Однако к январю 1945 года мы располагали уже такой воздушной мощью, что могли позволить себе это без существенного ущерба для решения основной задачи. Бомбардировочные операции с целью воспрепятствовать производству противником реактивных самолетов имели, по меньшей мере, только частичный успех, поскольку немцам так и не удалось использовать новые самолеты в достаточном количестве, чтобы нанести нам материальный ущерб.
Сведения по всем этим вопросам собирались нашей разведывательной службой, которая ежедневно представляла мне свои расчеты и выводы. В них подчеркивались нараставшие трудности, испытываемые военной машиной Германии, что давало мне и всем моим коллегам основание полагать, что еще одна крупная кампания, проведенная решительно и на широком фронте, явится смертельным ударом для гитлеровской Германии.
Однако среди некоторых высших военных руководителей Англии я встретил значительную и, к моему удивлению, неожиданную оппозицию этому плану.
Взаимоотношения, которых придерживался американский комитет начальников штабов со своими командующими на фронтах, существенно отличались от тех взаимоотношений, какие поддерживались между аналогичными инстанциями в системе английских вооруженных сил. Американская доктрина всегда сводилась к тому, чтобы поставить командующему на ТВД задачу, дать ему соответствующие силы и средства и затем как можно меньше вмешиваться в осуществление его планов. При этом исходили из того, что командующему на месте лучше знать обстановку, чем тем, кто находится за многие тысячи миль от района боевых действий, и что если результаты, достигнутые командующим на месте, окажутся неудовлетворительными, то правильнее будет не советовать ему, не наставлять и не ставить его в затруднительное положение, а заменить его другим человеком.
Английский комитет начальников штабов в Лондоне, наоборот, на протяжении всей войны поддерживал ежедневные контакты со своими командующими на фронтах [418] и требовал постоянной и детальной информации о наличных силах, планах и обстановке. Этот порядок, возможно, был обоснован разумными соображениями, о которых я ничего не знал, но он каждый раз шокировал меня, воспитанного в духе американских военных традиций, когда я узнавал, что английский комитет начальников штабов регулярно требует от своих командующих на фронте представить информацию относительно тактических планов. Например, от английского командующего требовали ежедневно направлять в Лондон донесение с освещением таких данных, какие в нашей системе только в исключительных случаях идут выше штаба армии.
В течение всей войны я отправлял в Лондон и Вашингтон лишь краткие ежедневные доклады об общем положении на фронте с учетом разведывательных данных.
Когда в январе 1945 года я закончил разработку плана заключительных операций, мой друг фельдмаршал Брук неофициально, но очень искренне высказал серьезные возражения. Они были направлены против, по его словам, запланированного распыления наших сил. Он утверждал, что у нас никогда не будет достаточно войск, чтобы предпринять более одного мощного наступления через Рейн. Следовательно, доказывал он, чтобы обеспечить себе силы для такого наступления, мы должны, учитывая сложившуюся обстановку, перейти к обороне на всех других участках фронта.
Распыление сил — всегда одна из самых грубых ошибок в войне, однако простое понимание этого общеизвестного положения еще не гарантирует правильного применения его.
В тех условиях, какие сложились к январю, немцы располагали большим преимуществом, поскольку они оборонялись на «линии Зигфрида», включая район к северу от Саара. До тех пор, пока мы даем им возможность отсиживаться в этих мощных укреплениях, их способность оборонять большие участки относительно слабыми силами довольно существенна, и в то же время они могут сосредоточивать силы, чтобы сорвать наши наступательные операции на выбранных нами направлениях. Это означало, что значительные силы союзников приходилось бы выделять для прикрытия войск, которые могли [419] вести наступление севернее Рура. Но в этой единственной полосе наступления мы могли материально обеспечить ударную группировку в составе не более тридцати пяти дивизий.
Если бы мы сначала в результате ряда концентрированных и мощных ударов разгромили немецкие силы к западу от Рейна, это привело бы к тому, что мы получили бы оборонительный рубеж по всему фронту, не менее мощный, чем у противника. Мы подсчитали, что, овладев западным берегом Рейна, мы могли бы бросить в наступление по сходящимся направлениям около семидесяти пяти дивизий. Позволив противнику к югу от Рура оставаться на «линии Зигфрида», мы тем самым ограничим себя единственным наступлением силами тридцати пяти дивизий.
Вторым преимуществом нашего плана было то, что позднее, при форсировании Рейна, мы встретились бы лишь с обескровленными немецкими силами. Кроме того, действенность наступления по сходящимся направлениям во много раз усиливается, когда оно сопровождается поддержкой таких мощных воздушных сил, какими мы располагали в Европе в первые месяцы 1945 года. Используя авиацию, мы могли не допустить, чтобы противник маневрировал своими силами, перебрасывая их по своему усмотрению с одного направления на другое для отражения наступления наших войск; мы могли также в любой момент сосредоточить всю нашу авиационную мощь для обеспечения дальнейшего продвижения наших колонн в любом районе по своему выбору.
Я старательно объяснил фельдмаршалу Бруку, что вовсе не распыляю усилия, а веду кампанию таким образом, чтобы, когда мы будем готовы начать заключительные операции в Германии на другой стороне Рейна, мы смогли нанести такой удар по немцам, что очень скоро последовал бы их полный крах. Овладение западным берегом Рейна на всем протяжении реки было для нас решающим преимуществом: оно позволяло бросить в наступление все основные силы союзников.
Полностью я его не убедил. Он сказал: «Я бы хотел, чтобы 12-я группа армий была развернута к северу от Рура, а английские войска находились в центре», — намекая [420] на то, что мои планы были разработаны на основании национальных интересов.
На это я ответил: «Я вовсе не стремлюсь ни американцев, ни англичан бросить в самую гущу сражения, чтобы их там убивали. Я усилил группу армий Монтгомери целой американской армией, поскольку нет иной возможности усилить участок к северу от Рура для быстрого осуществления моего плана. Я не разрабатывал ни одного плана, основываясь на учете того, кому лично или какому народу достанется слава, ибо я должен вам сказать свое мнение на этот счет: никакая слава сражения не стоит той крови, которая пролита в нем».
Фельдмаршал Брук выразил надежду, что все это само собой уладится, на что и я надеялся, но он явно сомневался в способности союзников сокрушительными ударами разгромить немецкие силы, находившиеся между нами и Рейном.
Одновременно с этим мне вновь предложили ввести должность командующего сухопутными войсками, который подчинялся бы непосредственно штабу верховного командования союзных экспедиционных сил. Как и раньше, я отклонил это предложение, убежденный, что наши планы по окончательному разгрому Германии были лучшими из всех, какие можно было разработать. Не говоря уже о моем глубоком убеждении, что предлагаемое нововведение просто бесплодная и ненужная затея, я был полон решимости не допустить никакого вмешательства в точное и быстрое осуществление разработанных нами планов.
В начале января я узнал, что президент, премьер-министр и их советники вновь собираются встретиться с генералиссимусом Сталиным, на этот раз в Ялте. Генерал Маршалл ехал в Европу отдельно от остальной американской группы, и я договорился тайно встретиться с ним в Марселе. Я прибыл туда 25 января, и мы с ним долго обсуждали обстановку, какой она нам тогда представлялась.
В Вашингтоне он слышал недовольные высказывания, со стороны английского комитета начальников штабов по поводу планов, а также предложения ввести единого начальника над всеми сухопутными силами. Я объяснил [421] Маршаллу сложившуюся у нас обстановку и в общих чертах изложил этапы, как мы планировали нанесение поражения Германии. Он полностью согласился со мной.
В то время, однако, мы допустили один просчет в наших планах, основанный на ошибках инженерной разведки. Специалисты провели многочисленные исследования особенностей реки Рейн с учетом статистических данных за длительный период и пришли к заключению, что успешное наступление через Рейн, вероятно, невозможно осуществить раньше первых чисел мая. Об этом было с такой убедительностью доложено мне, что я мысленно согласился с необходимостью отодвинуть сроки и планировал не начинать наше крупное наступление через Рейн раньше этого времени. Но это никоим образом не отражалось на существе наших планов, которые нужно было претворить в жизнь до того, как подойдет время для форсирования реки. Позднее наши саперы существенно изменили свое мнение по этому вопросу, и мы пришли к выводу, что можно форсировать реку, навести мосты и закрепиться на противоположном берегу задолго до наступления мая.
Генералу Маршаллу разумность нашего плана показалась настолько убедительной, что он предложил, чтобы я направил своего начальника штаба генерала Смита на Мальту, где должно было состояться совещание с участием президента, премьер-министра и, соответственно, их штабов до их выезда на конференцию в Ялту. Он заметил: «Я, конечно, могу поддержать вас, просто сославшись на принцип, что такие решения находятся в вашей компетенции. Но ваш план настолько разумен, что, я думаю, для вас будет лучше направить генерала Смита на Мальту, с тем чтобы он мог там дать детальные разъяснения. Их логичность будет убедительной». Я с радостью согласился, так как хорошо знал, что, раз мы имеем там поддержку со стороны Маршалла, никто не станет вмешиваться в разработку наших планов.
Доводы фельдмаршала Брука в этом вопросе основывались только на его убеждениях. Не было никакого основания для его серьезного беспокойства, и это подтвердилось тем фактом, что спустя всего несколько недель разгром немецких армий к западу от Рейна был [422] завершен. Брук стоял вместе со мной на берегу этой реки. Наблюдая, как форсируют ее части 9-й армии и 21-й группы армий, он обернулся ко мне и сказал: «Благодарю бога, Айк, что вы твердо держались своего плана. Вы были совершенно правы, и я очень сожалею, если мои опасения относительно распыления усилий принесли вам дополнительные заботы. Теперь немцы разбиты. Остается просто вопрос времени, когда они решатся прекратить борьбу. Слава Богу, что вы настояли на своем».
На первом этапе нашего стратегического плана — разгром вражеских сил к западу от Рейна — предусматривалось провести три крупные наступательные операции Первую планировалось предпринять силами 21-й группы армий на нашем левом фланге; вторую — группой армий Брэдли на центральном участке; третью — по сходящимся направлениям силами Брэдли и Деверса с целью ликвидировать группировку противника в Саарском бассейне.
Как только 1-я и 3-я армии соединились у Уффализа 16 января 1945 года, Монтгомери вновь занялся подготовкой к первой из этих трех наступательных операций.
В январе, когда немцы отступали после своего провалившегося наступления в Арденнах, я снова обратил взор на «кольмарский мешок». Наличие этого немецкого аппендикса на важном участке нашего фронта все время раздражало меня, и я решил, что его нужно ликвидировать без промедления. Французская 1-я армия начала наступление 20 января, но в условиях скверной погоды не добилась особого успеха. Кольмарскую группировку окружали два французских корпуса, но, решив раз и навсегда избавиться от этой занозы, я выделил Деверсу дополнительные силы, с тем чтобы он мог поддержать французов своим корпусом в составе четырех дивизий. Для этой цели Деверс выделил 21-й корпус под командованием Фрэнка Милбурна в составе 3-й, 28-й и 75-й пехотных и 5-й французской бронетанковой дивизии. Позднее на участке 21-го корпуса были использованы также 12-я бронетанковая дивизия и французская 2-я бронетанковая дивизия. Американский корпус и два французских корпуса атаковали одновременно. Немецкая оборона быстро развалилась. Кольмарская группировка сдалась 3 февраля, а к 9 февраля те из немцев, которые [423] остались в живых в этом районе, были изгнаны за Рейн. В этой операции потери противника в живой силе составили более 22 тыс. человек, большие потери он понес и в боевой технике.
В запланированных операциях против немецких сил, противостоявших нашим войскам, первое наступление должны были осуществить канадская армия из 21 -и группы армий и американская 9-я армия, временно приданная Монтгомери. Канадцы должны были наступать на юг и юго-восток через реку Маас, в то время как 9-я армия Симпсона должна была форсировать реку Рур и идти на северо-восток. Такое наступление по сходящимся направлениям должно было быстро вынудить оборонявшихся отходить к Рейну.
В этом районе находились некоторые из лучших боевых частей, какие еще оставались у противника, в том числе 1-я парашютно-десантная армия, солдаты которой были хорошо обучены ведению стойкой обороны. Дополнительную трудность на фронте армии Симпсона вызывало то обстоятельство, что рурские дамбы все еще находились в руках противника. Поэтому Брэдли приказал Ходжесу силами 1-й армии как можно быстрее овладеть этими дамбами. 4 февраля 5-й корпус 1-й армии перешел в наступление. На шестой день после упорных боев дамбы были захвачены. Но даже и тогда наши трудности с дамбами не закончились, так как немцы заблокировали шлюзы в таком положении, чтобы выливавшаяся из резервуаров вода в течение нескольких дней поддерживала паводковый уровень воды в реке.
Когда Монтгомери начал готовиться к своему наступлению, он, естественно, хотел, чтобы американская 9-я армия была доведена до максимальной численности. Он обратился с предложением, чтобы Брэдли приказал прекратить наступательные операции 1-й и 3-й армий в районе Арденн, с тем чтобы выделить войска для более мощного сосредоточения на севере. Я отклонил это предложение, поскольку был убежден, что продолжающееся наступление в Арденнах вынуждает противника держать здесь войска. Что еще важнее, я стремился выдвинуть рубежи американских войск вперед в этом районе, для того чтобы, когда подойдет время для участия в крупных, [424] решающих наступательных операциях, войска находились на прекрасных исходных позициях. Я был уверен, что мы сумеем выйти на эти рубежи, не мешая своевременному наращиванию сил 9-й армии.
Я и Монтгомери договорились относительно даты его наступления. Первоначально мы хотели предпринять одновременное наступление канадцев и американцев, поскольку те и другие могли быть готовы к переходу в наступление к 10 февраля. Однако ни он, ни я не сочли разумным ждать, пока спадет уровень воды в Руре. Монтгомери предложил начать наступление канадцев как можно скорее, даже если разрыв будет две недели или больше, прежде чем американская армия сможет вступить в бой. Я одобрил его предложение.
Канадская армия перешла в наступление 8 февраля. Сначала оно развивалось удовлетворительно, однако войска очень скоро оказались в грязи на залитой водой местности и столкнулись с упорным сопротивлением. Продвигались медленно, с большими потерями, а сопротивление усиливалось: немцы начали перебрасывать свои части из района Рура, чтобы перекрыть пути наступления канадцев. Монтгомери не был особенно огорчен такой переброской немецких сил, поскольку это означало, что когда американцы пойдут в наступление, то оно будет проходить на больших скоростях.
В этот же период я посетил 9-ю армию генерала Симпсона и нашел ее решительно настроенной и готовой к наступлению. Если Симпсон как командующий армией когда-нибудь допустил какую-то ошибку, она никогда не дошла до моего внимания. После войны я узнал, что он на протяжении многих лет страдал серьезной болезнью желудка, но за все время войны я ни разу даже не услышал о его мучениях. Подтянутый, умный, профессионально способный, Симпсон представлял собой именно тот тип командира, который нужен американским солдатам. К сожалению, вскоре после войны болезнь вынудила его уйти в отставку и он не успел получить звание полного генерала, которое, бесспорно, заслужил блестящей работой в вооруженных силах.
Армия Симпсона состояла из трех корпусов, 16-й корпус под командованием генерал-майора Андерсона находился на левом фланге. На правом находился 19-й [425] корпус генерал-майора Реймонда Маклейна. Маклейн был офицером национальной гвардии и вступил в войну в звании бригадного генерала в должности начальника артиллерии 45-й дивизии. Позднее он принял командование 90-й дивизией — во время упорных боев непосредственно после прорыва вражеской обороны в конце июля. Он настолько успешно командовал дивизией, что, когда генерал Корлетт, командир 19-го корпуса, заболел и ушел с должности, Маклейна повысили, назначив его командиром этого корпуса. В центре находился 13-й корпус под командованием генерал-майора Алвана Гиллема-младшего. В последующие дни, с началом наступления канадцев на севере, американцам не оставалось ничего иного, как ждать и быть готовыми начать наступление едва спадет вода в достаточной мере, чтобы можно было навести мосты через реку. Это стало возможным через две недели после того, как канадская армия генерала Крерара перешла в наступление. Симпсон назначил наступление на утро 23 февраля.
После мощной бомбардировки 9-я армия пошла в наступление, как планировалось, и успешно форсировала реку. Вначале войска встретились с серьезными затруднениями из-за сильного артиллерийского огня противника по наплавным мостам и разрушений в городе Юлих, вызванных бомбардировкой и артиллерийским огнем. Наступавшим частям нужно было пройти через этот город, но, чтобы через него пропустить автомашины, сначала пришлось доставить туда бульдозеры, чтобы те проложили дорогу через груды развалин. 29-я дивизия генерал-майора Чарльза Герхарда, участвовавшая в боях на нормандском побережье в июне, действовала прекрасно, как, впрочем, действовали и 30-я, и 102-я, и 84-я дивизии — тоже участницы десантной операции на побережье Нормандии. Этими тремя дивизиями, соответственно, командовали генерал-майоры Леланд Хоббс, Фрэнк Китинг и Александер Боллинг. Несмотря на задержки, войска Симпсона успешно продвигались, частично потому, что перед тем немцы перебросили значительные силы с этого фронта на участок, где наступали канадцы. Менее чем через неделю 9-я армия захватила Мюнхен-Гладбах, самый крупный немецкий город из всех, что мы заняли до сих пор. [426]
Когда я и Симпсон въезжали в город вскоре после его захвата, я впервые увидел реактивный самолет. Это был немецкий истребитель, летевший на очень большой высоте. Все зенитные орудия, какие имелись поблизости, открыли по нему интенсивный огонь, и очень скоро вокруг нас начали падать осколки разорвавшихся снарядов. Впервые за всю войну здесь я надел стальную каску. Можно было, конечно, остановить джип и укрыться под ним. Во время боев в Африке одного из наших лучших офицеров тяжело ранило падающим осколком от зенитного снаряда, и он более года находился в госпитале на излечении. К счастью, вражеский самолет вскоре покинул этот район.
Теперь немецкие войска в этом районе начали ощущать воздействие мощного наступления по сходящимся направлениям и стали отступать к Рейну. К 3 марта 16-й корпус армии генерала Симпсона, наступавший на левом фланге, вырвался вперед, соединился с канадцами и уже двигался в направлении на Рейн. Весь район быстро очищался от противника. В этом сражении немцы оборонялись вблизи от мостов через Рейн, и поэтому нам не удалось захватить столько пленных, сколько мы взяли в ходе последующих наступательных операций.
Очистив от противника западный берег Рейна на северном участке фронта, Монтгомери теперь должен был подготовиться как можно скорее к наступлению через Рейн. Для этой операции ему потребовались силы, каких 21-я группа армий сама не могла обеспечить. Поэтому я дал указание 9-й армии оставаться в качестве приданной этой группе армий. Когда здесь начали готовиться к наступлению с форсированием Рейна, события к югу от них развивались особенно успешно.
Симпсон перешел в наступление 23 февраля; это послужило сигналом для Брэдли на центральном участке нашего фронта для начала серии наступательных операций, которые были блестяще и быстро проведены. Тогда у него в оперативном подчинении было только две армии: 1-я — на левом фланге и 3-я — на правом. В результате боев в конце января — начале февраля эти армии овладели выгодными позициями для развертывания в последующем крупного наступления. Первые наступательные [427] действия 12-й группы армий предпринял Ходжес, введя в бой 7-й корпус своей армии, находившийся на левом фланге, одновременно с наступлением 9-й армии Симпсона. Первоначальной задачей 7-го корпуса была поддержка войск, действующих на правом фланге 9-й армии, перешедшей в наступление. В случае успеха это привело бы, вероятно, к оголению правого фланга немцев. Как только это произойдет, 7-й корпус должен будет немедленно повернуть вправо и атаковать немцев во фланг. Тогда и остальная часть армии Ходжеса, обращенная на восток, перейдет в наступление. Еще дальше на юге наступление начнет Паттон с целью окружения и уничтожения противостоящих вражеских сил.
Все шло с точностью часового механизма, 7-й корпус на правом фланге Симпсона быстро получил возможность начать наступление в южном направлении, и с этого момента успех сопутствовал нам по всему фронту.
Сначала 7-й корпус преодолел сильное сопротивление возле канала Эрфт. Он быстро продвигался вперед и 5 марта находился уже в предместьях Кельна. Мы считали, что Кельн, как и Ахен, противник будет упорно "оборонять. Однако наскоро обученные и ошеломленные войска, оборонявшие город, были далеко не такими, как те, с которыми мы встречались на ранних этапах кампании. Во второй половине дня 7 марта Коллинс овладел всем городом. Мы считали, что его корпус будет там занят в течение нескольких дней, ведя решительную осаду, но в результате быстрого захвата города мы могли теперь использовать дивизии этого корпуса для победоносного наступления на юге.
Когда корпус Коллинса успешно развивал свое наступление, Ходжес бросил 3-й и 5-й корпуса в наступление в юго-восточном направлении в сторону Рейна. 7 марта 3-й корпус вышел к Рейну у Ремагена. Здесь он столкнулся с одной из тех счастливых случайностей в войне, которые, если быстро и решительно ухватиться за них, оказывают не поддающееся учету воздействие на будущие операции. Наступавшие американцы обнаружили, что мост Людендорфа через Рейн у Ремагена стоял в исправности.
Немцы, конечно, заранее тщательно подготовились к уничтожению мостов через Рейн. Мост Людендорфа не [428] был исключением. Однако продвижение американских войск было настолько быстрым, а неразбериха среди оборонявшихся приняла такие размеры, что в группе, ответственной за взрыв моста, возникли нерешительность и сомнения. Оборонявшиеся, очевидно, не могли поверить в столь скорое появление здесь крупных сил противника или, возможно, считали, что следует немного повременить с уничтожением моста, чтобы дать отойти за Рейн тем немецким войскам, которые в большом количестве еще находились к западу от реки.
9-я бронетанковая дивизия под командованием генерала Леонарда двигалась впереди войск, шедших к мосту. Отважная группа из боевого командования «Б» этой дивизии, которое возглавлял бригадный генерал Уильям Хоуг, атаковала мост и предотвратила его полное разрушение, хотя немцы успели подорвать небольшой заряд под мостом.
О неожиданном захвате моста через Рейн доложили Брэдли. Случилось так, что в этот момент в штабе Брэдли оказался офицер из штаба верховного командования союзных экспедиционных сил, и там сразу же стали обсуждать вопрос о том, сколько войск следует перебросить по мосту через реку. Если группировка войск на плацдарме будет слишком маленькой, то немцы уничтожат ее, быстро сосредоточив силы на восточном берегу реки. Брэдли понимал, что если он перебросит через реку крупные силы, то тем самым сможет помешать дальнейшему осуществлению моего основного плана. Поэтому он тут же позвонил мне по телефону.
В тот момент, когда Брэдли позвонил мне, я обедал в своей штаб-квартире в Реймсе с командирами дивизий и корпуса американских воздушно-десантных войск. Когда он доложил, что захватил исправный капитальный мост через Рейн, я едва мог поверить услышанному. Мы с ним часто обсуждали такой вариант как маловероятный случай, но никогда не питали на это особой надежды.
Я почти кричал в телефон: «Сколько у вас войск поблизости, которые вы можете перебросить через реку?»
Он отвечал: «У меня более четырех дивизий, но я решил позвонить вам, чтобы убедиться, что, перебросив их на восточный берег, не помешаю вашим планам». [429]
И я ему сказал: «Хорошо, Брэд, мы думали, что именно такое количество дивизий будет приковано к боям вокруг Кельна, но теперь они свободны, так что действуй и немедленно перебрось через Рейн по меньшей мере пять дивизий и все другое, что необходимо, чтобы прочно удержать плацдарм».
В телефонной трубке я отчетливо услышал радостный голос: «Именно это я и хотел сделать, но здесь подняли вопрос, как бы это не помешало вашим планам, потому я и решил согласовать вопрос с вами».
Это было для меня одним из радостных событий за все время войны. Крупный успех в войне обычно можно предвидеть за многие дни или недели, но, когда он фактически приходит, командующие и штабы уже не принимают его в расчет и погружены в разработку планов последующих операций. Этот же успех оказался совершенно непредвиденным. Мы пересекли Рейн по стационарному мосту, традиционный оборонительный барьер на пути к центру Германии оказался пробитым. Окончательное поражение противника, которое, по нашим длительным расчетам, должно быть осуществлено в весенней и летней кампании 1945 года, вдруг оказалось теперь, по нашему представлению, не за горами.
Мой энтузиазм распространился на гостей за обеденным столом. Среди них были ветераны успешных воздушно-десантных операций в тылу противника и ожесточенных боев в самых различных ситуациях. Они единодушно и с радостью предсказывали скорое завершение войны. Я уверен, что с этого момента каждый из них направлялся в бой с тем порывом, который возникает от радостной уверенности в скорой сокрушительной победе.
К 9 марта 1-я армия увеличила плацдарм у Ремагена более чем на три мили в глубину. Противнику потребовалось значительное время, чтобы прийти в себя от этой неожиданности и неразберихи, а к тому времени, когда он стал перебрасывать сюда подкрепления для ликвидации плацдарма, наши войска на нем оказались достаточно сильными, чтобы не опасаться поражения. Как обычно, противник бросал в бой каждую часть по мере их прибытия в этот район, однако такая тактика была не [430] в состоянии дать ему какие-либо существенные результаты в борьбе со все более усиливавшейся группировкой на плацдарме.
С того дня, как мы пересекли реку, противник предпринимал отчаянные усилия уничтожить мост Людендорфа. Дальнобойная артиллерия открыла по нему огонь, немецкая авиация предпринимала тщетные усилия разбомбить его. Однако все эти попытки не дали никаких конкретных результатов, и мы продолжали потоком перебрасывать войска на восточный берег реки, одновременно наведя через нее наплавной колейный мост. Сравнительно легко транспортируемый, колейный мост являлся одним из лучших образцов нашего боевого оснащения, способных выдерживать тяжелые боевые грузы. Этот мост можно было навести довольно быстро. Когда генерал Коллинс со своим 7-м корпусом пересек Рейн, он, естественно, беспокоился, чтобы наплавные мосты были наведены как можно скорее. Он вызвал своего корпусного инженера полковника Мейсона Янга и сказал: «Янг, как я знаю, вы можете навести мост через реку за двенадцать часов. Какой приз вы хотели бы получить от меня за то, что наведете мост за более короткое время?» Янг подумал немного и ответил: «Я не хочу ничего, но если вы сможете пообещать моим саперам пару ящиков шампанского, то мы, конечно, постараемся сделать все, чтобы получить их». «Договорились, — сказал Коллинс, — я добуду это шампанское, если вы наведете мне мост менее чем за двенадцать часов».
Наплавной мост длиной в 330 ярдов был наведен за десять часов и одиннадцать минут. Коллинс с удовольствием выполнил свое обещание. Я слышал, что даже этот похвальный рекорд позднее был перекрыт.
Кумулятивное воздействие немецких усилий против моста Людендорфа в конце концов сделало свое дело. После пятых суток, когда уже были наведены через реку колейные мосты, которые могли полностью обеспечить наши войска на восточном берегу, мы перестали пользоваться мостом Людендорфа. Однако американские саперы упорно и настойчиво продолжали попытки укрепить наиболее слабые места моста, с тем чтобы его можно было использовать в будущем. Но в этом они потерпели [431] неудачу. 17 марта центральный пролет, тот самый, который был частично поврежден во время неудавшейся попытки немцев взорвать весь мост 7 марта, рухнул в реку. Погибло много наших прекрасных саперов, которых нам не удалось вытащить из ледяной воды Рейна.
Переключение пяти дивизий на захват ремагенского — плацдарма в начале марта не повлекло за собой никаких изменений в разработке наших планов по уничтожению немецких армий к северу от Мозеля. В течение всего февраля 3-я армия была занята необходимыми приготовлениями к наступлению в сторону Рейна. 8-й корпус Миддлтона продвигался на восток за Прюм, а 12-й корпус генерал-майора Мантона Эдди взял Битбург. К 23 февраля 20-й корпус генерала Уокера подавил сопротивление противника в районе Саар-Мозель и захватил плацдарм на противоположном берегу реки Саар. Войска прорвались через «линию Зигфрида» и 2 марта овладели городом Трир. Спустя два дня 12-й корпус захватил плацдарм за рекой Киль.
Это послужило сигналом к началу основного наступления 3-й армии, 8-й корпус начал наступление в северовосточном направлении и, прорвав немецкую оборону, 9 марта вышел к Андернаху-на-Рейне, где соединился с частями 1-й армии, 12-й корпус одновременно с 8-м корпусом предпринял наступление вдоль реки Мозель и вышел к Рейну 10 марта. Эти два корпуса захватили большое количество оружия и боевой техники врага, а когда их головные части соединились, в окружении оказалась целая боевая группировка противника.
Ошеломляющими победами 1-й и 3-й армий был завершен второй этап плана уничтожения немецких войск к западу от Рейна. Теперь оставался только один крупный вражеский гарнизон в Саарском бассейне. Эти войска находились в огромном треугольнике, основание которого упиралось в берег Рейна, а две боковые стороны сходились в точке в семидесяти пяти милях западнее основания. Северная сторона этого треугольника прикрывалась рекой Мозель, а южная — самыми мощными участками «линии Зигфрида». Ретроспективно трудно понять, почему немцы, видя, как их армии к северу от Мозеля полностью разваливаются и уничтожаются, не начали быстрого отвода [432] своих сил с уязвимых позиций в Саарском бассейне, для того чтобы использовать их затем в обороне Рейна.
Мы уже не раз в ходе предыдущих кампаний были свидетелями аналогичных случаев, когда действия противника представлялись нам чистейшей глупостью с тактической точки зрения. Я лично считал, что причину такого поведения противника следовало искать в его психологии захватчика: страх, что оставление лишнего метра истерзанной земли приведет к разоблачению гнилого фундамента, на котором зиждется миф о непобедимости. Некоторые из моих штабных офицеров считали, что в Сааре немцы оставались на месте только потому, что слепо верили в оборонительную силу «линии Зигфрида» и такого естественного препятствия, как река Мозель. Кроме того, противник, вероятно, не имел никакого представления о силе 7-й армии, находившейся к югу от Саарского треугольника.
Действия, основанные на подобных соображениях, означают ужасающую глупость со стороны немецких командующих и штабов. Когда они имели свободу действий, то слишком часто проявляли свои способности, и я не могу поверить, что нежелание отвести войска с оголенных позиций мотивировалось военной необходимостью, это были, скорее, действия, основанные на интуиции Гитлера.
В течение первых двух актов драмы перед Рейном, длившейся в течение месяца, я просил группу армий Деверса в основном ограничиться оборонительными действиями после ликвидации «кольмарского мешка». Между тем мы резко усилили его американскую 7-ю армию -под командованием генерала Патча, доведя ее состав до четырнадцати дивизий, без одной французской и алжирской 3-й дивизий. Таким образом, сцена для третьего акта была подготовлена.
Брэдли нацелился нанести удар по обращенной к нему вершине треугольника и его северной стороне; Деверс подготовился к действиям с южного направления.
План предусматривал предпринять силами американской 7-й армии мощное наступление в направлении на Вормс. Она должна была прорвать «линию Зигфрида» и захватить плацдарм на восточном берегу Рейна. Брэдли [433] должен был наступать через нижнее течение Мозеля, чтобы выйти в тылы немецких войск, обращенных фронтом к 7-й армии. Таким образом мы надеялись посредством наступления по сходящимся направлениям отрезать немецким войскам пути отхода к Рейну и не допустить их отступления за реку. В то время как эти два удара будут наноситься у основания треугольника, 3-я армия своим правым флангом нанесет удар по его вершине.
Наступление началось 15 марта. На южном и западном направлениях наши войска встретили упорное сопротивление противника, обосновавшегося на укрепленных оборонительных позициях, но тем не менее успешно продвигались. Немцы все внимание сосредоточили на этих двух направлениях. Это позволило 12-у корпусу исключительно успешно осуществить наступление на северной стороне треугольника в долине реки Мозель. 14 марта корпус начал форсирование Мозеля и не встретил серьезного организованного сопротивления. Возможно, это объясняется тем, что немцы ожидали наступления 12-го корпуса в северном направлении вниз по Рейну, чтобы соединиться с союзными войсками на восточном берегу у ремагенского плацдарма. Во всяком случае, для немцев было полной неожиданностью наступление этого корпуса в строго южном направлении, и наступавшие войска нанесли глубокий удар по центру обороны Саара.
Положение противника быстро становилось безнадежным. По всему периметру выступа американцы наносили удары и шли вперед, в то время как 12-й корпус генерала Эдди прочно заблокировал почти все пути отхода на восток. Паттон даже не сделал паузы, когда его войска достигли Рейна, и бросил 5-ю дивизию под командованием генерала Стаффорда Ирвина на форсирование реки без каких-либо предварительных приготовлений. Дивизия понесла совершенно несущественные потери для такого рода операции и 23 марта прочно закрепилась на этом, уже втором, плацдарме союзников.
Ликвидация разрозненных групп была быстро завершена, и к 25 марта всякое организованное сопротивление к западу от Рейна прекратилось.
Все эти операции проводились теперь уже по знакомой нам схеме взаимодействия между наземными войсками [434] и ВВС. Наша мощная авиация на широком фронте и на большую глубину наносила удары по многочисленным важным целям, почти парализуя любые маневры противника и уничтожая огромное количество крайне важных для него оружия и боевой техники. Если погода и не идеальна для проведения воздушных операций, то она никогда не была настолько плохой, чтобы полностью приковать авиацию к земле.
В день рождения Вашингтона военно-воздушные силы союзников предприняли операцию в таких огромных масштабах, что она явилась почти уникальной даже для тех районов боевых действий, где число самолетовылетов в день превышало 10 тыс. Эта операция под названием «Кларион» имела целью нанесение единого мощного удара по транспортной системе Германии; объекты для ударов были выбраны таким образом, чтобы причинить максимальный урон врагу. Девять тысяч самолетов, поднявшихся с аэродромов Англии, Франции, Италии, Бельгии и Голландии, участвовали в этом воздушном налете; объекты бомбардировки находились почти во всех критически важных районах Германии. Противник реагировал слабо: его авиация была, очевидно, не в состоянии эффективно противодействовать самолетам союзников. Эта наиболее продуманная и успешная операция явилась одной из вех в длительной воздушной кампании по подрыву способности Германии вести войну.
Одной из заметных особенностей кампании в конце зимы явилось исключительное совпадение хода событий с разработанными планами. Обычно в крупной операции с привлечением к ней такого количества войск, осуществляемой на столь большом фронте, контрдействия противника и непредвиденные обстоятельства вынуждают постоянно вносить в планы поправки. Данная кампания в этом отношении явилась исключением. Точное совпадение хода событий с планами объяснялось, во-первых, огромной воздушной и наземной мощью союзников; во-вторых, возросшим мастерством как войск, так и командиров взводов, батальонов и дивизий; в-третьих, усиливавшимся унынием и неразберихой в рядах оборонявшихся. Гитлер частично заплатил [435] за сражение в Арденнах ценой сокрушительных поражений, которые он потерпел в феврале и марте 1945 года.
Войска направлялись в бой с приказом захватить плацдарм на восточном берегу Рейна при появлении малейшей возможности. Все были предупреждены, что не исключается, хотя и маловероятна, возможность захватить исправный мост через Рейн. Наша большая удача у Рема-гена ускорила приближение краха Германии, но не имела никакого реального воздействия на бои, которые тогда проходили к западу от этой реки.
Одно небольшое изменение в планах произошло во время боев в Сааре. Разграничительная линия между группами армий Брэдли и Деверса проходила прямо через поле сражения. Это было сделано преднамеренно, чтобы дать возможность 7-й и 3-й армиям использовать всю силу наступления по сходящимся направлениям на этот укрепленный район. Когда развернулось сражение, у 3-й армии Паттона появилась возможность овладеть объектами, находящимися в полосе действий 7-й армии Патча, которые Деверс считал невозможным захватить. В этот момент я оказался там и на месте дал указание внести соответствующие изменения в разграничительную линию, особо отметив необходимость обеспечения тесной связи между армиями в этом вопросе. Незначительность этого небольшого изменения иллюстрирует точность, с какой штабы предопределяли вероятность хода событий.
Во время этой месячной кампании число пленных в среднем достигало 10 тыс. в день. Это означало, что двадцать полнокровных дивизий были изъяты из немецкой армии, не говоря уже об обычных потерях убитыми и ранеными. Противник понес большие потери в боевой технике и снаряжении, потерял важные промышленные районы с источниками сырья.
К этому времени у нас уже имелась административно-тыловая служба, способная справиться с таким количеством военнопленных, и эти пленные только временно становились помехой войскам при маневре или в наступлении. Мы прошли большой путь с того времени, когда в Тунисе неожиданное пленение 275 тыс. солдат и [436] офицеров войск держав «оси» вынудило меня довольно горестно заметить двум моим оперативным офицерам Руксу и Невису: «Почему какой-нибудь штабной колледж никогда не объяснил нам, как поступать с четвертью миллиона военнопленных, которых невозможно вывезти по железной дороге и которых так трудно охранять и кормить?»
К 24 марта на ремагенском плацдарме находилась американская армия из трех корпусов полного состава, готовых нанести удар в любом направлении. Далее к югу 3-я армия успешно форсировала Рейн, и теперь в этом районе не было такой силы, которая могла бы воспрепятствовать созданию нами новых плацдармов почти по желанию.
Непосредственно к северу от ремагенского плацдарма проходила река Зиг, которая огибала рурский регион с юга. Обеспечение безопасности Рура было настолько важно для военной машины Германии, что противник поспешно собрал вдоль реки Зиг все силы, которые можно было выделить с других угрожаемых участков на западе, так как немцы решили, что мы нанесем удар прямо по Руру со стороны Ремагена.
В этой обстановке Гитлер вновь прибег к своей старой практике смены командующих: фон Рундштедт был отстранен от командования, и ему больше уже не пришлось участвовать в войне. Этот фельдмаршал, которого мы считали способнейшим из немецких генералов, командовал на западе, когда мы высадились в Нормандии в июне 1944 года. Оказавшись не в состоянии сбросить союзников обратно в море, как ему приказал Гитлер, он был снят через три недели после нашей высадки и заменен фон Клюге. Однако последний добился не больше, чем его предшественник, и Гитлер вновь решил произвести изменения в командовании. Он снова вернул фон Рундштедта к руководству войсками на западе. В то время мы понимали, что непосредственным поводом для этой второй перестановки в руководстве явилось убеждение, что фон Клюге участвовал в заговоре 20 июля против Гитлера.
Теперь Гитлер решил доставить сюда из Италии фельдмаршала Кессельринга. [437]