Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава 17.

Осенние бои на границах Германии

В сентябре наши армии скапливались у границ Германии. Противник располагал прочной обороной, используя естественные условия местности и искусственные препятствия. Американская 7-я армия Деверса и французская 1-я армия развертывались в восточном направлении напротив Вогезских гор, которые образовывали традиционный оборонительный барьер. На севере «линия Зигфрида», усиленная рекой Рейн, представляла собой оборонительный рубеж, на преодоление которого могли надеяться только хорошо оснащенные и решительные войска.

В то время мы были все еще в зависимости от портов Шербур и Авранш; в силу их ограниченной пропускной способности и не менее ограниченных линий коммуникаций, которые брали свое начало от этих портов, было невозможно наращивать материальные резервы в передовых районах. Трудно было снабжать должным образом [366] даже те войска, которые вели ежедневные бои на фронте. Положение оставалось бы таким до тех пор, пока мы не овладели бы портами Антверпен и Марсель. Относительно Антверпена генерал Брэдли писал мне 21 сентября: «...Все планы на будущее возвращают нас к тому факту, что для снабжения операций любого размаха за Рейном необходим порт Антверпен». Он никогда не упускал из виду того, что работа службы тыла будет играть решающую роль при нанесении окончательного поражения Германии.

С наступлением плохой погоды поддержание дорог в эксплуатационном состоянии стало дополнительной проблемой для служб снабжения, поскольку многие автомобильные дороги в Европе, и особенно в Бельгии, отличались тем, что имели непрочную проезжую часть. Довольно часто наши тяжело груженые машины полностью проваливались на автодорогах, и казалось, что уже не удастся заполнить образовавшуюся яму камнями и гравием, чтобы можно было двигаться дальше.

Для уменьшения зависимости от автомобильных дорог мы доставили на континент большое количество подвижного состава взамен разрушенного в ходе войны. Чтобы сделать это быстро, инженеры железнодорожных войск разработали простой метод погрузки и разгрузки вагонов, который мы внедрили с прекрасными результатами. Тяжелое оборудование обычно может быть доставлено на фронт только через хорошо оснащенные порты. Выгрузка такого оборудования является трудным делом и производится с помощью специальных кранов. Однако наши инженеры смонтировали на днище большого танкодесантного корабля рельсы. На берегу в районах погрузки и выгрузки проложили специальное железнодорожное полотно до самой кромки воды. Соединив посредством гибкой стыковки рельсы на дне корабля и железнодорожный путь на берегу, саперы перегоняли по ним вагоны в трюмы кораблей; таким же путем они выгружали их на берег. Ведя в эти осенние месяцы битву за снабжение, мы одновременно не прекращали активных боевых действий на фронте.

Наши сухопутные войска хотя еще и не достигли максимальных размеров, но продолжали непрерывно увеличиваться. [367] На 1 августа мы имели на континенте тридцать пять дивизий, а четыре американские и две английские дивизии находились на Британских островах. К 1 октября наши общие силы на континенте, включая 6-ю группу армий, которая наступала через Южную Францию, составляли 44 дивизии, а шесть дивизий все еще находились на территории Соединенного Королевства. Союзные войска располагались вдоль линии, которая начиналась на севере у берегов Рейна и тянулась на пятьсот миль на юг до швейцарской границы. К югу от Швейцарии на французско-итальянской границе были размещены отряды для отражения возможных нападений на наши линии коммуникаций со стороны немецких войск, находившихся в Италии.

Это означало, что с учетом всех дивизий — пехотных, бронетанковых и воздушно-десантных — мы могли в среднем развернуть менее одной дивизии на каждые десять миль фронта.

Учитывая все эти обстоятельства, многие высказывались за скорейший переход к обороне, чтобы сосредоточить наши усилия на создании мощной системы тылового обеспечения и избежать мучительных условий зимней кампании. Я отклонил такие предложения, и все мои основные командующие согласились со мной, что в наших интересах было продолжать вести наступательные бои.

Одно из важных соображений в пользу продолжения наших наступательных операций с предельным напряжением войск и служб снабжения заключалось в том, что противник, стремясь восполнить большие потери, понесенные в июле, августе и сентябре, формировал новые дивизии и вынужден был поспешно бросать их в бой. На первых порах эти наскоро обученные войска были малоэффективными и наступательные действия против них влекли за собой куда меньшие потери с нашей стороны, чем те, которые могли быть позднее, когда эти новые соединения получат необходимый боевой опыт и укрепятся на возведенных оборонительных сооружениях.

Мы потребовали от разведывательных служб ежедневно представлять исчерпывающий анализ о потерях противника на всех участках фронта. Сопоставляя потери [368] противника с нашими, мы хотели выявить районы, где соотношение потерь складывалось в пользу противника, и уклоняться там от активных боевых действий. В этот период мы взяли за правило предпринимать наступательные операции только там, где дневные потери противника в два раза превышали наши; это правило не распространялось на те участки фронта, где мы имели специфичные задачи и важные цели, как, например, рурские дамбы.

Мы были убеждены, что, если наши войска будут продолжать оказывать неослабное давление на противника, не считаясь с трудностями и лишениями, они получат дополнительные преимущества над ним. В частности, мы считали, что это приведет к быстрейшему окончанию войны, что, в свою очередь, позволит сохранить жизнь многих тысяч солдат союзных армий.

Поэтому заключительный период 1944 года стал памятным из-за целой серии ожесточенных сражений, которые, как правило, проходили в крайне тяжелых условиях погоды и местности. Остров Валхерен, Ахен, Хюртгенский лес, рурские дамбы, Саарский бассейн и Вогезские горы дали свои имена сражениям последних месяцев этого года, которые в конечном счете существенно ускорили завершение войны в Европе. Трудности, вызванные скверной погодой, дополнялись нехваткой боеприпасов и осложнениями в снабжении войск. Никогда за всю войну мужество, храбрость и изобретательность солдата союзной армии не подвергались более суровому испытанию, чем в этих сражениях, и никогда они не давали более ощутимых результатов, чем в этот период.

Мощь наших разраставшихся сухопутных войск дополнялась действиями сильной и эффективной авиации.

В тактическом отношении авиация обладает мобильностью, которая позволяет последовательно наносить удары в течение многих дней по целям, удаленным на сотни миль друг от друга. Авиационные удары наносятся настолько массированно, что вызывают у обороняющихся шок, который едва ли может вызвать любая концентрация артиллерийского огня.

При прицельном бомбометании авиация обычно была не столь эффективна, как артиллерия. Более того, авиация [369] обычно не уничтожала цели, а лишь наносила им повреждения. Промышленный район никогда не удавалось уничтожить в результате единственного налета, и фактически он редко разрушался до такой степени, чтобы исключалась возможность частичного восстановления, даже если налеты повторялись. Кроме тех случаев, когда длительное время стояла хорошая летная погода, никогда не удавалось полностью вывести из строя линии коммуникаций. Однако авиация своими ударами наносила весьма ощутимый урон объектам бомбардировки, а при идеальных летных условиях и при ее использовании крупными соединениями она могла добиваться почти идеальных результатов.

Атака с воздуха одиночным боевым самолетом происходит в очень ограниченные по времени сроки, и достигнутые результаты не всегда подтверждают первоначальную их оценку. Доклады летчиков об уничтоженной боевой технике, особенно танков, всегда оказывались слишком преувеличенными. Но здесь не было вины летчиков. Каждый истребитель-бомбардировщик был оснащен фотопулеметом, который автоматически фиксировал на пленку видимые результаты атаки. Эти отснятые пленки просматривались по возвращении с боевого задания и брались в основу оценки результатов атаки; но мы пришли к заключению, что такой метод не обеспечивал точной оценки фактически нанесенного противнику урона. Точная оценка могла быть получена только после захвата района атаки наземными войсками.

Что касается доставки на конкретную цель одним разом огромного количества взрывчатки, то возможности авиации здесь уникальны. Использование для этой цели крупных бомбардировщиков имеет то преимущество, что это не вызывает загрузки передовых линий коммуникаций. Каждый снаряд, выпускаемый артиллерией, выгружается на основном артиллерийском складе и оттуда затем доставляется на передовую по перегруженным железным и автомобильным дорогам. После нескольких выгрузок и погрузок этот снаряд в конце концов попадает на артиллерийские позиции. Другое дело с бомбами. Крупные бомбардировщики размещаются далеко в тылу — в нашем случае они находились на аэродромах в Англии. Бомбы, которые они использовали, [370] либо изготовлялись в этой стране, либо доставлялись из Соединенных Штатов транспортными судами. С заводских складов или портов они направлялись на соответствующие аэродромы, и оттуда их доставляли прямо на вражеский объект.

Авиацию можно по-разному использовать для обеспечения боевых действий наземных войск. Наиболее обычными задачами авиации в таких случаях являются прикрытие с воздуха своих войск на поле боя, оказание им поддержки путем нанесения истребителями-бомбардировщиками бомбовых ударов по выборочным целям и содействие захвату сильно обороняемых пунктов посредством усиленных бомбардировок.

В обеспечении тесного взаимодействия между авиацией и наступающими войсками имеются, естественно, определенные ограничения. В Европе худшим врагом авиации являлась плохая погода: неожиданные дожди, туманы или низкая облачность серьезно расстраивали планы сражений. В середине декабря погода не позволила авиации своевременно обнаружить концентрацию немецких сил в Арденнах и парализовала ее деятельность в течение первой недели сражения. К тому же авиация в силу технических возможностей не может постоянно находиться над полем боя: каждый самолет должен периодически возвращаться на базу для заправки топливом и технического обслуживания. Поэтому число самолетов в воздухе составляло только часть общей их численности. Время от времени вражеские самолеты могли появиться над полем боя и обстрелять наши войска даже при нашем численном превосходстве в воздухе.

В конце 1944 года наши авиационные силы на театре военных действий, включая бомбардировочную авиацию, составляли приблизительно 4,7 тыс. истребителей, 6 тыс. легких, средних и тяжелых бомбардировщиков и 4 тыс. разведывательных, транспортных и прочих самолетов.

В то время как происходило наращивание наших сил, в последние месяцы 1944 года, согласно первоначальным планам, нужно было решить многие оперативные задачи. На севере: помимо захвата подступов к Антверпену было необходимо подойти вплотную к Рейну, так как именно с этого рубежа мы намеревались предпринять мощное [371] наступление. На юге, перед фронтом войск генерала Брэдли, было целесообразно осуществить предварительную операцию с целью последующего разгрома всех немецких сил, остававшихся к западу от Рейна. Тем самым мы не только обескровили бы войска противника, которые могли быть использованы позднее при обороне Рейна, но и заняли бы районы в Саарской области, откуда мы планировали нанести мощный удар одновременно с ударом на севере с целью окружения Рура.

В ходе осенних боев мы вновь встретились со своим старым врагом — скверной погодой. Июньский шторм на побережье Ла-Манша установил по своей свирепости рекорд за последние сорок лет. А в результате небывалых осенних ливней к 1 ноября многие реки вышли из берегов. Все это замедлило темпы наших наступательных действий на всем фронте. Несмотря на неблагоприятные условия, мы продолжали осуществлять общий план по созданию крупных баз снабжения вблизи границы Германии, по обеспечению надежных линий коммуникаций.

Захват подступов к Антверпену оказался тяжелой операцией. Эстуарий Шельды был сильно заминирован, а немецкие войска на островах Валхерен и Южный Бевеланд полностью господствовали над водными путями, ведущими к городу. К сожалению, мы не сумели овладеть этим районом в ходе нашего успешного продвижения на северо-востоке в первые дни сентября.

Ликвидация этих укрепленных пунктов противника требовала совместных действий флота, авиации и сухопутных войск. Монтгомери поручил командующему канадской 1-й армией генералу Крерару разработать необходимый план. Подготовительная работа началась вскоре после того, как 4 сентября наши войска захватили Антверпен.

К вражеским позициям вел узкий перешеек, связывающий остров Южный Бевеланд с материком. Планом предусматривалось наступление по этому перешейку в западном направлении с одновременной высадкой на остров морского десанта. Необходимые силы для этой операции могли быть сосредоточены не ранее конца октября. Если бы я не санкционировал Арнемскую операцию, [372] то, возможно, мы сумели бы начать наступление на остров Валхерен на две-три недели раньше.

Канадская 2-я дивизия получила приказ занять исходные позиции у входа на перешеек и оттуда наступать в западном направлении против немецкой обороны на Южном Бевеланде. Войскам часто приходилось действовать по пояс в воде против упорно оборонявшихся немцев, и потребовалось три дня, чтобы выйти к западной стороне перешейка. Только к 27 октября дивизия вышла непосредственно на остров. Английская 52-я дивизия высадилась на южном побережье острова Южный Бевеланд в ночь на 26 октября. Затем обе дивизии повели наступление по сходящимся направлениям и к 30 октября полностью овладели островом.

Оборонявшийся гарнизон на острове Валхерен состоял из войск, отступивших сюда с Южного Бевеланда, и подразделений из немецкой 15-й армии, которая первоначально находилась в районе Кале, ожидая там высадки союзников.

При высадке морского десанта на остров Валхерен 1 ноября войска столкнулись с самым ожесточенным сопротивлением, какое они встречали где-либо у береговой линии во время Европейской кампании. Для обеспечения огневой поддержки десанта можно было использовать только небольшие боевые корабли, которые смело подошли к побережью острова и завязали упорный артиллерийский бой с тяжелой артиллерией береговых батарей. Потери среди боевых кораблей оказались необычно высокими, однако благодаря мужеству и упорству экипажей десантирование было проведено успешно и при минимальных потерях со стороны личного состава десанта.

Особенностью этих тяжелых боев было ранее не практиковавшееся использование тяжелых бомбардировщиков для уничтожения отдельных дамб, ограждавших море от низин на острове. Через образовавшиеся в результате бомбардировок бреши вода хлынула на сушу и затопила некоторые участки обороны противника, что существенно облегчило проведение этой необычайно трудной операции.

К 9 ноября полностью прекратилось сопротивление немцев на острове, в плен было взято около 10 тыс. [373] вражеских солдат и офицеров, в том числе командир одной дивизии. Но и мы понесли большие потери. В итоге боевых действий в этом районе потери союзников, в основном канадских и английских войск, составили 27 633 человека. Для сравнения можно отметить, что при захвате острова Сицилия наши потери были меньше 25 тыс., а мы разгромили там гарнизон, насчитывающий 350 тыс. человек.

Очистив острова от противника, мы приступили к разминированию эстуария Шельды. Как обычно, немцы в изобилии установили мины, и флоту потребовалось две недели непрерывной работы, чтобы очистить от них подступы к Антверпену.

Первые суда вошли в Антверпен и начали разгружаться в его порту 26 ноября. Еще в середине октября немцы начали обстрел города снарядами Фау-1 и Фау-2. Хотя часто этот обстрел носил беспорядочный характер, как и обстрел Лондона, он все же причинял значительный ущерб Антверпену. Погибло много людей, на короткие периоды прерывалась работа по выгрузке судов. Один из Фау-2 упал на переполненный театр, в результате чего было убито много гражданских лиц и военнослужащих. Население Антверпена стойко переносило эти бедствия.

В большом количестве противник использовал также небольшие быстроходные торпедные катера и подводные лодки-малютки, чтобы помешать нам пользоваться портом. Против них мы энергично использовали флот и авиацию. Несмотря на все эти затруднения, Антверпен быстро превращался в северную опорную базу всех наших служб тыла.

Когда на севере развертывалась эта обнадеживающая операция, на остальном фронте тоже не прекращались бои. 21-й группе армий Монтгомери удалось сосредоточить достаточно крупные силы и 15 ноября, сразу же вслед за падением острова Валхерен, предпринять наступление в восточном направлении. Уже приближалась зима, а войскам 21-й группы армий приходилось действовать на труднодоступной местности. Но все же к 4 декабря они ликвидировали последний очаг сопротивления немцев к западу от реки Маас. [374]

В силу растянутости фронта 21-я группа армий в это время не могла вести дальнейшие мощные наступательные операции в этом районе. Группа армий Монтгомери давно уже поглотила все наличные войска англичан на Британских островах, включая канадскую армию и польскую дивизию. Дальнейшее поступление подкреплений можно было осуществить лишь за счет войск, находившихся на Средиземноморском ТВД. Иное положение было у американцев. В быстром темпе поступали новые дивизии из Соединенных Штатов, и по прибытии на фронт на них возлагалось выполнение ответственных задач. Увеличение американских войск позволяло их командованию расширять район боевых действий и при необходимости сосредоточивать силы на флангах.

Непосредственно к югу от района боевых действий английских войск 22 октября генерал Брэдли ввел в бой американскую 9-ю армию под командованием генерала Симпсона. 16 ноября Брэдли возобновил наступление к Рейну на своем северном участке. Наступление осуществлялось силами 9-й и 1-й американских армий, и ему предшествовала мощная авиационная и артиллерийская подготовка. 1204 американских и 1188 английских тяжелых бомбардировщиков поддерживали это наступление.

В сражение первоначально было введено четырнадцать дивизий, затем вскоре было добавлено еще три дивизии. Тем не менее войска продвигались медленно, боевые действия приобретали затяжной характер. На правом фланге наступавшие войска 1-й армии оказались втянутыми в бои в Хюртгенском лесу, где развернулось одно из самых ожесточенных сражений за всю кампанию. Противник хорошо использовал для обороны лесистую местность, а наступавшие американцы оказались почти в полной зависимости от пехотного оружия. Погода стояла отвратительная. Немцы оборонялись стойко, однако упорство американцев в конечном счете помогло одержать верх. Вспоминая о трудных боях, ветераны американских 4, 9 и 28-й дивизий сравнивали их со сражением в Хюртгенском лесу, которое по ожесточенности и упорству они ставили на первое место.

Несмотря на дальнейшие многочисленные более мелкие, но столь же кровопролитные бои, в ходе которых [375] войска по нескольку дней топтались на месте, выбивая противника с занимаемых им позиций, в целом мы продолжали продвигаться вперед, и 3 декабря 9-я армия подошла к берегу реки Рур.

Около этой реки мы столкнулись с трудной проблемой. Вверх по течению реки Рур, у города Шмидт, находились крупные дамбы. Они представляли для оборонявшегося противника особую ценность. Управляя шлюзами, он мог регулировать уровень воды на реке, и поэтому форсирование Рура с ходу было невозможно, поскольку переправившиеся войска могли быть легко отрезаны от основных сил с выходом реки из берегов и затем уничтожены введенными в бой немецкими резервами.

Сначала мы попытались разрушить эти дамбы с помощью авиации. Однако железобетонные части этих дамб были настолько массивными, что повреждения от бомб оказались ничтожными, и нам не оставалось иного выхода, как овладеть ими путем штурмовой атаки. Поскольку дамбы размещались в сильно пересеченной гористой местности, то наступление на них обещало быть медленным и с большими потерями. 28-я дивизия не смогла добиться успеха, и 13 декабря в мощное наступление на противника, оборонявшего эти дамбы, перешли войска 1-й армии.

Между тем к югу от Арденнского лесного массива 8 ноября начала наступление 3-я армия. Оно было нацелено в общем на Саарскую область и на первых порах развивалось исключительно успешно. Севернее Меца были захвачены плацдармы на правом берегу Мозеля, и в начале второй половины ноября передовые части этой армии пересекли немецкую границу. Город Мец был окружен и отрезан. 22 ноября этот город капитулировал, однако некоторые из прилегающих фортов упорно сопротивлялись почти до середины декабря.

Наступавшие на правом фланге части 3-й армии быстро подошли к самым сильно укрепленным участкам «линии Зигфрида», которые прикрывали треугольник между Мозелем и Рейном. В этом районе «линия Зигфрида» состояла из двух оборонительных полос. Первая представляла собой сплошную систему препятствий и закрытых огневых точек, но она имела небольшую глубину. [376]

Затем проходила вторая, исключительно мощная полоса обороны, состоявшая из серии полевых укрепленных узлов с взаимной огневой связью, размещенных в линию и на глубину до двух миль. Такая оборона замедлила темп продвижения 3-й армии, а поскольку для уничтожения оборонительных сооружений требовалось огромное количество артиллерийских боеприпасов, то наступление против нее было отложено до создания дополнительных запасов предметов боевого обеспечения.

На юге 6-я группа армий Деверса также осуществляла активные наступательные операции. В течение сентября она наступала в северном направлении в долине реки Роны и вышла на одну линию с 3-й армией в район Вогезских гор. Этот грозный барьер Деверс атаковал 14 ноября, стремясь выйти на равнины Эльзаса. Если бы мы сумели овладеть этим районом, тогда основные силы группы Деверса можно было бы сосредоточить на левом фланге и противнику, защищавшему Саарскую область, пришлось бы обороняться против двух мощных ударов с разных направлений.

Французская 1-я армия возглавила наступление группы армий Деверса и в пределах недели прорвалась через Бельфорский горный проход. Ее передовые части быстро достигли Рейна. Этим самым они обошли немецкую оборону в Вогезах с фланга, что вынудило противника к общему отходу перед наступавшими войсками американской 7-й армии генерала Патча. Войска этой армии, наступавшие на одной линии с французской 1-й армией, столкнулись с большими трудностями при преодолении извилистых проходов в горах. В армии Патча на правом фланге действовал 6-й корпус генерал-майора Эдварда Брукса, а на левом фланге — 15-й корпус генерал-майора Уэйда Хейслипа. Когда немцы начали общий отвод из-за успеха французов, эти корпуса быстро двинулись вперед. Американская 44-я дивизия захватила 21 ноября Саарбург, а 22-го наши войска прорвались в Рейнскую долину. В этот же день французская 2-я бронетанковая дивизия вступила в город Страсбург, раскинувшийся на берегах Рейна. Противник, следуя обычной практике, почти немедленно контратаковал. Сначала наши наступавшие войска под напором немцев потеряли часть захваченной территории, но затем 44-я дивизия отбила вражеские [377] контратаки и вернула оставленные позиции. На одну линию с 44-й дивизией к этому времени вышла и 79-я дивизия; они вместе быстро начали продвигаться к Хагенау и заняли его 12 декабря.

Во время этих боев я посетил Деверса, чтобы вместе с ним проанализировать сложившуюся обстановку. Для его войск на левом фланге, как мне представлялось, не было никакой непосредственной выгоды спускаться на Рейнскую равнину. Я предложил ему повернуть левофланговый корпус армии Патча на север, чтобы он вошел в соприкосновение с правым флангом армии Паттона на западных склонах Вогезских гор. Этот корпус должен был поддерживать 3-ю армию в ее наступлении на Саарскую область, которое планировалось вскоре возобновить.

На других участках Деверсу было, .конечно, необходимо как можно скорее выйти к Рейну и затем, наступая на север, очистить от противника весь западный берег реки до самой Саарской области. Вместе с тем я предостерег Деверса начинать это продвижение в северном направлении, пока он не избавится от всех войск противника, оказавшихся у него в тылу.

Иногда целесообразно обходить вражеские гарнизоны или просто сковывать их, пока изоляция и нехватка боеприпасов и продовольствия не вынудят их к капитуляции. Однако этот прием обычно применим только в тех случаях, когда войска противника полностью окружены. К тому же при этом всегда отрывается часть наших войск от активных наступательных действий и создаются трудности, если очаг сопротивления образовался в районе, который мы должны использовать в наступательных целях или из которого может исходить угроза нашим линиям коммуникаций. Я уже устал снимать войска с передовой, чтобы держать в узде вражеские гарнизоны в своем тылу, и потому внушил Деверсу, что оставление немцев к западу от реки в верхней части Рейнской равнины, к югу от Страсбурга, определенно создаст для нас позднее серьезные затруднения.

Генерал Деверс считал, что французская 1-я армия, так блестяще действовавшая при прорыве через Бельфорский проход и в наступлении к Рейну, могла легко справиться с остатками немецкой 19-й армии, все еще стоящей перед французами в районе Кольмара. Докладывая [378] обстановку, Деверс сказал мне, что «немецкая 19-я армия прекратила свое существование как организованная сила». Следовательно, как полагал Деверс, он мог выполнить мои указания по ликвидации немецкой группировки возле Кольмара без помощи 6-го корпуса генерала Брукса. Он считал такую оценку обоснованной, принимая во внимание крупные поражения, которые были нанесены этой немецкой армии. Он приказал находящемуся в долине восточнее Вогезов 6-у корпусу повернуть на север, с тем чтобы он мог взаимодействовать при наступлении на Саарскую область с 15-м корпусом, стоявшим к западу от Вогезов.

Оценка Деверсом возможностей французской 1-й армии в данный момент оказалась излишне оптимистичной. В то же время он, вероятно, недооценивал способности немецких частей упорно обороняться на занятых рубежах. Французская 1-я армия, ослабленная недавними боями, не смогла полностью преодолеть сопротивление немцев в своей полосе наступления, и, таким образом, образовался «кольмарский мешок», в который попала немецкая группировка, оборонявшаяся к западу от Рейна в районе Кольмара. Существование этого очага сопротивления позднее вызвало определенные осложнения для нас.

В последние месяцы 1944 года бои на всем фронте от Швейцарии до устья Рейна приняли затяжной характер. Пехота продвигалась мучительно медленно, пройденное ею расстояние измерялось скорее ярдами, чем милями. В этих условиях пехотные подразделения несли большие потери. Обычно на пехоту во всех видах боевых действий приходится основная часть потерь. Теперь же практически все потери приходились на нее, и их причинял ей не только противник. Находясь под открытым небом, пехотинцы значительно больше, чем другие, страдали от обморожений, ревматических заболеваний ног и простуды. Пехотные подразделения заметно редели изо дня в день. Без солдат, которые под прикрытием завесы артиллерийского огня выполняют повседневные задачи по захвату вражеских укрепленных рубежей, наша наступательная мощь заметно ослабла.

Когда проблема пополнения пехотных частей и подразделений приобрела острый характер, мы стали прибегать [379] ко всякого рода мерам. В военное министерство были направлены обстоятельные донесения о положении дел, с тем чтобы в США сосредоточили усилия на решении этой проблемы. Мы прочесывали все службы тыла, чтобы высвободить там людей и быстро переобучить их для использования в пехоте. При возможности мы заменяли в частях обслуживания здоровых солдат ограниченно годными к военной службе или военнослужащими из женского вспомогательного корпуса. Генерал Спаатс оказал нам значительную помощь в решении этого вопроса. Десять тысяч солдат были переведены из его авиационных частей в сухопутные войска. Однако все эти меры не обеспечивали достаточных пополнений. Понимая создавшееся положение, генерал Маршалл предложил направлять к нам в первую очередь пехотные части и подразделения подготовленных, но еще находившихся в США дивизий. Маршалл и я надеялись, что тем самым мы сумеем доставить на фронт свежие полки и дать им возможность приобрести ценный боевой опыт при смене измотанной и обескровленной пехоты фронтовых дивизий.

В конечном счете наши надежды оправдались не полностью. По мере того как устанавливалась зима, наши потребности в войсках настолько увеличивались, а наш растянутый фронт поддерживался настолько слабыми силами, что когда прибыли новые полки, то каждый командующий армией часто находил необходимым вместо замены измотанных частей свежими выделять последним специальный участок фронта и поддерживать их той артиллерией, какую могли наскрести в корпусах и в резерве армии.

Такое положение было совершенно ненормальным и полностью нарушало те условия, для выполнения которых новые полки в срочном порядке без тяжелого вооружения перебрасывались из США на Европейский ТВД. Однако обстановка на фронте не позволяла нам поступать иначе, и, хотя при любой возможности мы возвращались к первоначальному замыслу замены потрепанных частей, полностью этот план нам так и не удалось претворить в жизнь. В целом же быстрое появление этих пехотных полков оказало благоприятное влияние на общую [380] обстановку. В критические периоды кампании наличие этих полков позволяло нам сосредоточивать на нужных участках опытные боевые части.

В обеих мировых войнах проблема пополнений пехоты доставляла много тревог американским командующим на фронте. На войне только небольшой процент людей действует на переднем крае в пределах огня легкой артиллерии дивизии. И тем не менее именно на эту категорию солдат и офицеров приходится около 90 процентов всех потерь. Многие из них вскоре возвращаются в строй, но это порождает другую важную проблему в морально-психологическом плане.

Пополнения, будь то вновь прибывшие из глубокого тыла или недавно выписавшиеся из госпиталей, обычно следуют на фронт через пункты пополнений. На этих пунктах происходит смешение ветеранов боев и тех, кто еще не обстрелян и только что прибыл из глубокого тыла. Когда появляется острая потребность в срочных пополнениях, все образовавшиеся резервы на пункте должны быть быстро направлены на тот участок фронта, где в них больше всего нуждаются. В таких условиях трудно учитывать личные желания военнослужащих. Однако солдаты-ветераны всегда настаивают на возвращении их в свои дивизии, и когда сделать это нельзя, наносится определенный ущерб моральному состоянию солдата. Мы пытались по мере возможности возвращать ветеранов в свои части, однако в критических условиях это правило приходилось нарушать. В конце 1944 года пришлось отказаться от всех этих принципов, когда возникла неотложная потребность в доставке пополнений на наиболее угрожаемые участки.

В конце осени 1944 года, когда наши войска подошли к границам Германии, мы рассматривали вопрос о привлечении нашей авиации к уничтожению мостов через Рейн, от которых зависело существование немецких войск к западу от этой реки. Если бы нам удалось разрушить все мосты, то, как мы считали, в дальнейшем авиация смогла бы настолько ограничить противника в наведении переправ, что он очень скоро был бы вынужден отойти за Рейн. Мы не питали никаких надежд на то, что сможем сами воспользоваться этими мостами позднее. Мы понимали, [381] что, как только немцы примут решение на отход, они тут же уничтожат все мосты. Ну а если и сохранится хоть один из них, то это произойдет лишь случайно.

Причины, побудившие нас отказаться от использования авиации для разрушения мостов, основывались на соображениях экономии боеприпасов и недостаточной эффективности авиации при выполнении такой задачи.

Разрушить только несколько мостов не имело большого смысла. Как мне докладывали, в то время функционировало всего 26 крупных мостов через Рейн, а нужно было вывести из строя по меньшей мере двадцать, иначе цель этого мероприятия была бы достигнута не полностью. Даже при самых благоприятных летных условиях для уничтожения мостов потребуется длительная и упорная бомбардировка. А в этот период года в Европе редко выдаются дни с достаточно хорошей погодой, чтобы можно было бомбить малоразмерные цели с большой высоты; бомбардировка же с небольших высот повлекла бы слишком большие потери самолетов, поскольку противовоздушная оборона у противника была еще очень сильная и эффективная. Следовательно, единственные способ, который мы могли применить для разрушения мостов, сводился к бомбометанию вслепую сквозь облака. Авиационный штаб подсчитал, что для разрушения основного количества мостов потребуется значительно больше времени и боеприпасов, чем мы можем выделить за счет выполнения других исключительно важных задач.

Одной из таких задач для авиации было уничтожение резервов топлива у противника. К этому времени немцы стали испытывать серьезные затруднения в снабжении войск горючим. Тяжелой бомбардировочной авиации был отдан приказ непрерывно и с максимальной интенсивностью бомбить все нефтеочистительные заводы и хранилища. Эти воздушные налеты оказывали большое воздействие не только на всю военно-экономическую мощь Германии, но и непосредственно на способность ее вооруженных сил вести боевые действия. Каждый немецкий командующий был вынужден всегда составлять планы, исходя из наличия топлива.

Эта бомбардировочная кампания создавала для нас одно из важнейших преимуществ, которым мы пользовались [382] на всем протяжении боев на Средиземноморском и Европейском ТВД. От этого зависела мобильность вражеских войск. Американская армия всегда уделяла особое внимание мобильности своих вооруженных сил и соответственно оснащала их. До появления автомашин наша армия в кавалерии превосходила большинство других армий того времени. С появлением автотранспорта американская армия тут же ухватилась за него, чтобы увеличить мобильность войск. Наше преимущество в этом отношении резко возрастало вследствие применения американской промышленностью методов массового производства. В мире не было другой страны, которая могла бы, как Соединенные Штаты, поставлять, ремонтировать и поддерживать огромнейший автопарк, какой американские вооруженные силы использовали во Второй мировой войне.

В конце ноября и начале декабря 1944 года исключительно малая плотность войск, особенно в полосе наступления группы армий генерала Брэдли, вызывала у нас постоянную обеспокоенность. Для того чтобы обеспечить две наступательные операции, которые представлялись нам важными, мы должны были сосредоточить все наличные силы в районе рурских дамб на севере и на южной границе Саарской области. Это ослабило наши силы в районе Арденн. В течение некоторого времени мы здесь имели в общей сложности не более трех дивизий на фронте в 75 миль между Триром и Моншау. Хотя мой штаб внимательно следил за обстановкой на этом участке фронта, я лично несколько раз совещался с Брэдли по этому вопросу. Мы пришли к заключению, что в районе Арденн мы идем на определенный риск, однако сочли, что было бы неправильно отложить наши наступательные действия по всему фронту только ради обеспечения своей безопасности, пока не прибудут из Соединенных Штатов все подкрепления, которые позволят довести численность наших войск до максимальной.

Обсуждая этот вопрос, Брэдли особо подчеркнул передо мной факторы, которые, по его мнению, благоприятно действовали в поддержку продолжения наступательных действий. Я решительно согласился с его мнением. Во-первых, он указал на сравнительно небольшие потери [383] союзных войск — в среднем ежедневные потери немцев в два раза превышали наши. Затем, как считал Брэдли, единственным местом, где противник мог попытаться предпринять серьезное контрнаступление, являлся район Арденн. Два участка, где мы сосредоточили войска 12-й группы армий для наступления, находились как раз на флангах этого района. Один участок был к северу от Арденн, где занимали позиции войска генерала Ходжеса; на втором, к югу от Арденн, располагались войска 3-й армии Паттона. Поэтому Брэдли считал, что у нас было исключительно благоприятное расположение, чтобы сосредоточить свои силы для нанесения удара по флангам любой вражеской группировки, которая предпримет контрнаступление в Арденнах. По мнению Брэдли, противник столкнется с большими трудностями в снабжении войск, если он будет стремиться выйти к реке Маас. Ну а если немцы не смогут захватить наши огромные базы снабжения, то очень скоро их положение станет критическим, особенно в периоды, когда погода позволит нашей авиации активно участвовать в боевых операциях. При этом Брэдли показал на карте рубеж, на который, по его мнению, передовые части противника, возможно, могли выйти; как впоследствии подтвердилось, этот прогноз оказался удивительно точным — с максимальной ошибкой в пять миль. В районе, который противник мог захватить в результате внезапного наступления, Брэдли разместил самые незначительные склады. Наши крупные базы снабжения находились у Льежа и Вердена, но он был уверен, что ни к одной из них немцам подойти не удастся.

Брэдли был также уверен, что мы сможем предотвратить форсирование Мааса противником и его выход к крупным центрам снабжения войск, созданным нами западнее этой реки. Следовательно, любая подобная вражеская попытка в конечном счете будет обречена на провал.

В итоге обсуждений мы пришли к общему выводу, что не можем позволить себе сидеть сложа руки, пока немцы совершенствуют оборону и готовят войска к боевым действиям, поскольку, как мы считали, противник, прежде чем признать свое окончательное поражение, предпримет [384] крупное контрнаступление. В заключение Брэдли заметил: «Мы пытались захватить немцев до того, как они укрылись за «линией Зигфрида». Если они выйдут оттуда и завяжут бои с нами на открытой местности, то это будет только нам на руку».

Брэдли и я были убеждены, что ничто не обойдется нам так дорого, как позволение войскам прекратить активные действия, перейти к обороне и, расположившись на зимних квартирах, ждать прибытия подкреплений из США и Англии.

Это было мое решение — оставить в Арденнах только четыре дивизии, и ответственность за риск возможного глубокого прорыва нашей обороны в этом районе ложилась на меня. Начиная с 1 ноября я мог в любой момент перейти к обороне по всему фронту и, в ожидании подкреплений, сделать занятые нами рубежи абсолютно надежными на случай контрнаступления противника. Мое главное решение сводилось к тому, чтобы продолжать наступление до максимально возможных пределов, и именно следствием этого решения явился ошеломляющий успех первой недели немецкого декабрьского контрнаступления.

В начале декабря 1944 года генерал Паттон со своей 3-й армией готовился возобновить наступление на Саарскую область с таким расчетом, чтобы начать его 19 декабря. Паттон возлагал большие надежды на это наступление, которое могло привести к решающим последствиям; однако, чтобы не оказаться втянутыми в длительную и дорогостоящую операцию, Брэдли и я согласились, что если 3-я армия не добьется крупных успехов в пределах первой недели, то ее наступление придется прекратить. Мы, конечно, понимали, что, если действия войск Паттона окажутся очень успешными, противнику придется снимать войска с других участков фронта и бросать их против 3-й армии. Поэтому успех Паттона, с одной стороны, означал бы для нас ослабление угрозы противника на других участках фронта. С другой стороны — если бы мы собрали значительное количество дивизий и вовлекли их в затяжные кровопролитные бои, то не только не добились бы ничего существенного, но и оказались бы не в состоянии быстро реагировать на действия противника на любом другом направлении. Между тем 13 декабря, [385] как и было запланировано, 1-я армия перешла в наступление на рурские дамбы, однако в него было вовлечено относительно немного сил. Если в ноябре еще появлялись проблески хорошей погоды, то в начале декабря она окончательно испортилась. Туманы и облака практически исключали ведение воздушной разведки. Склоны гор начали покрываться снегом, усилились холода.

Немецкая 6-я танковая армия, которая появилась на нашем фронте, представляла собой наиболее мощный мобильный резерв, остававшийся у противника внутри страны. Первоначально она появилась на нашем фронте напротив левого фланга 12-й группы армий, вероятно, с задачей воспрепятствовать любым нашим попыткам пересечь реку Рур. Когда в начале декабря пришлось приостановить наступательные действия американцев на этом участке фронта, мы потеряли из виду эту танковую армию и больше никак не могли ее обнаружить. В то время в некоторых разведывательных донесениях выражалась растущая обеспокоенность нашей слабостью в Арденнах, где, как нам было известно, противник наращивал пехотные соединения. Ранее он, как и мы, использовал этот район для отдыха и пополнений выведенных из боя дивизий.

Однако подобного рода разведданные всегда поступают в вышестоящий штаб от разных соединений. Если командующий будет прислушиваться только к тревожным аспектам получаемых данных, то он никогда не выиграет сражения; он будет все время бездействовать, со страхом ожидая предсказываемой катастрофы. В данном случае, как я узнал позднее, человек, который предсказал предстоящее контрнаступление немцев, в решающий момент определил, что у противника было шесть или семь дивизий из свежего резерва, готовых вступить в сражение.

Во всяком случае, осенние бои приняли именно такой характер, какой я предусматривал. Мы все время проводили наступательные операции, ослабляя себя там, где было возможно, чтобы поддерживать давление на противника на других участках. Это дало немцам возможность предпринять наступление против ослабленного участка на нашем фронте. Если предоставление противнику такой возможности будет осуждено историками, то это осуждение должно быть направлено только в мой адрес. [386]

Дальше