Глава 10

Битва за северную Бирму завершилась катастрофой, которая едва не выбила Китай из войны и посеяла горькие семена раздора между новыми британскими, китайскими и американскими союзниками. Самым трагическим аспектом этой кровавой кампании было полное отсутствие единства среди союзников. В первые месяцы боев в Бирме рухнули все надежды на объединение усилий в борьбе против японцев на Азиатском материке. До самого конца войны англичане, китайцы и американцы преследовали собственные цели и лишь изображали сотрудничество.

Американский престиж в Китае в период, предшествующий Пирл-Харбору, был неслыханно высоким. Благородный вклад Америки в борьбу за объединение Китая, в целом доброжелательное отношение американской прессы убедили и китайских лидеров, и китайский народ, что Соединенные Штаты симпатизируют их борьбе против империализма как европейского, так и азиатского. Президент Франклин Д. Рузвельт добавил конкретную помощь к моральной поддержке. Он принял следующие меры: расширил поставки по Ленд-лизу, направил в Китай американскую военную миссию, обеспечил пополнение АДГ самолетами и пилотами. Он также твердо пообещал, что американские бомбардировщики начнут налеты на Японию. Через несколько недель после Пирл-Харбора весь этот престиж испарился, причем не вследствие американских поражений, а из-за отношения высокопоставленных американских военных на Дальнем Востоке, которые [224] почему-то вздумали вести дела с китайцами так же, как командир кавалерийского эскадрона в 1870 году обращался бы с племенем дружественных, но ненадежных индейцев. Хотя основная масса простых китайцев до сих пор считает Соединенные Штаты своей единственной надеждой на лучшее будущее, американская политика, как ее проводили наши официальные представители в Азии, спровоцировала усиливающийся и глубоко укоренившийся холодный скептицизм среди лидеров современного Китая.

Первый официальный китайско-американский контакт сразу показал нежелание и неспособность высокопоставленных американских военных проявлять тактичность при общении с жителями Востока. В сложившихся обстоятельствах ничего хуже придумать было невозможно. После того как японцы своими руками создали англо-китайско-американский союз, я встретился в Чунцине с фельдмаршалом сэром Арчибальдом Уэйвеллом, верховным главнокомандующим союзников на Юго-западе Тихого океана, и генерал-лейтенантом Джорджем Говардом Бреттом, командующим американской авиацией в этом же районе. 21 декабря 1941 года должно было состояться первое совещание союзников с генералиссимусом.

С самого начала атмосфера была достаточно прохладной, так как генералиссимус и мадам Чан были крайне недовольны решением британского правительства избегать конфронтации с японцами и закрыть Бирманскую дорогу. Это решение было принято в тот момент, когда Китаю больше чем когда-либо требовалась помощь. Дорога позднее была открыта, однако неприятный осадок остался. Джордж Бретт начал разговор очень глупо, спросив мадам Чан, слышала она когда-нибудь более английское имя, чем его. Фатовато надувшись, он повторил: «Джордж Говард Бретт, можете вы представить что-то более английское?»

«Нет, не могу», — ледяным тоном ответила мадам и круто повернулась, оставив Бретта созерцать ее спину.

Бретт так и не сумел разглядеть грозящую опасность. Он ухитрился создать впечатление, что американское руководство [225] действует заодно с англичанами против Китая. Фельдмаршал Уэйвелл был одним из самых умных людей, которых я когда-либо встречал. Однако он был слишком занят проблемой спасения британских владений, оказавшихся в тяжелом положении, чтобы вникать в тонкости психологии. Но ведь Китай вел войну дольше, чем кто-либо из союзников, он пострадал сильнее остальных и принес больше жертв. Однако все внимание Уэйвелла было приковано к Бирме. Вместо того чтобы постараться создать впечатление сотрудничества в общей борьбе, он ясно дал понять, что его интересует одно: до какой степени он может полагаться на ресурсы китайцев при защите Бирмы.

Американская и британская разведки постоянно предупреждали, что китайцы не умеют хранить секреты, и часто такие предупреждения имели под собой основания. Это еще больше осложняло ситуацию. Уэйвелл постоянно требовал, чтобы генералиссимус сообщил ему, что он может сделать для англичан, но в то же время сам фельдмаршал совсем не рвался рассказывать, что англичане и американцы могут сделать для Китая. Уэйвелл отказался обсуждать военные планы союзников. После завершившегося ничем обсуждения военной ситуации в Бирме он заявил, что отправит рапорт, в котором сообщит, что генералиссимус согласился отправить туда из Китая войска и ресурсы, какие только могут потребоваться. Последовал настоящий взрыв. Генералиссимус пригрозил немедленно отправить по радио стенограмму совещания президенту Рузвельту. Через некоторое время гнев генералиссимуса слегка утих. Лишь много позднее я понял, какой груз тяжелой ответственности рухнул на Уэйвелла и насколько неправильную информацию ему представили его помощники. Лишь это могло вынудить фельдмаршала вести себя столь неразумно и неблагородно.

Тем не менее генералиссимус приказал двум своим лучшим китайским армиям при поддержке моторизованной артиллерии помочь в обороне Бирмы. Это предложение, как я уже говорил ранее, было твердо отклонено англичанами. [226]

Но теперь, когда судьба южной Бирмы была решена, они пересмотрели свое мнение. Зимой 1941–42 годов я видел китайские 5-ю и 6-ю армии, расквартированные в Юннане. Они ожидали разрешения англичан вступить на территорию Бирмы, а в это время рации АДГ в Куньмине просто разрывались от сообщений о рушащейся британской обороне. Лишь когда захват японцами Рангуна стал неизбежным, англичане разрешили китайским войскам войти в Бирму. И вот тогда на сцене появилась мрачная фигура генерал-лейтенанта Джозефа Уоррена Стилуэлла.

Стилуэлл подходил для работы в Китае больше, чем кто-либо другой. Он уже дважды бывал в Китае и относительно неплохо говорил по-китайски. Долгое время Стилуэлл был личным другом начальника штаба американской армии генерала Джорджа Маршалла и имел мощную поддержку в Военном министерстве. Однако вместе с собой Стилуэлл привез три фактора, которые сильно мешали его деятельности. Он испытывал сильнейшее предубеждение против авиации, да и вообще не верил ни в какое оружие, сложнее винтовки с примкнутым штыком. Стилуэлл очень высокомерно относился к китайцам, в духе эпохи сеттльментов и концессий, когда китайцев считали недочеловеками, неспособными справиться со своими проблемами без руководства иностранцев. Он совершено не желал соблюдать дипломатический этикет и вежливость, хотя занимал один из высших постов коалиционного руководства. Вдобавок у него на руках висела кучка «старых китайцев», чьи знания этой обширной страны и ее народа ограничивались картиной, которая открывалась до войны из окон казармы 13-го пехотного батальона в Тяньцзине.

Миссия Стилуэлла в Китае, вне всякого сомнения, была самой трудной дипломатической работой, которую во время войны поручали солдату. Даже послевоенная миссия генерала Маршалла в Китае была простой по сравнению с запутанными проблемами, которые постоянно пришлось решать Стилуэллу. Он был простым солдатом-рубакой, человеком огромной личной храбрости, который, судя по всему, [227] лучше всего чувствовал себя, командуя войсками под вражеским огнем. Ему просто не повезло, что ему поручили задачу, для решения которой он не имел ни необходимых знаний, ни подходящего характера. В его постоянной борьбе с проблемами, которые были совершенно чужды генералу, он невольно озлобился на остальных лидеров, с которыми ему пришлось работать. Когда в конце февраля 1942 года Стилуэлл прибыл в Китай, его радостно приветствовали все китайские лидеры. На них произвело впечатление его высокое воинское звание, его знание языка, его внешность опытного вояки. На свои первые совещания по вопросам использования китайских войск в Бирме он приглашал генералиссимуса, мадам Чан и меня. Генералиссимус отдал под его непосредственное командование 5-ю и 6-ю китайские армии, которые тогда выдвигались в северную Бирму. Это было сделано в порядке исполнения прямого обещания президенту Рузвельту позволить высокопоставленному американскому военному в Китае командовать китайскими войсками в бою. Сначала между генералиссимусом и Стилуэллом по этому вопросу не было никаких трений. Они возникли лишь после захвата японцами Бирмы и подорвали веру генералиссимуса в Стилуэлла. В результате Чан Кай-Ши больше не давал Стилуэллу никаких китайских частей, а временами даже отдавал собственные приказы тем китайским дивизиям, которые находились под номинальным командованием Стилуэлла.

Мадам Чан после первого знакомства со Стилуэллом буквально лучилась доброжелательством. Она пожала руку мне и Стилуэллу и провела на террасу рядом с конференц-залом. Пока мы гуляли по террасе рука об руку, она рассказывала, что совершенно счастлива, потому что Китаю помогают два американских военных лидера, что мы со Стилуэллом должны действовать совместно и какие большие надежды она возлагает на китайско-американское военное сотрудничество.

Стилуэлл изложил план наступления китайских армий вдоль долины реки Ситтанг, чтобы отрезать японцев от Рангуна [228] и расколоть на части японские силы в Бирме. Генералиссимус охотно утвердил план Стилуэлла, предупредив, что его не должны отвлекать от наступления иные задачи. Генералиссимус не желал расходовать свои войска в обороне, он предпочитал сохранить их в целости для решающего контрнаступления. Он потребовал от Стилуэлла одного — наступать, и Стилуэлл пообещал выполнить этот приказ. Наступление предполагалось начать где-то в середине апреля. Они разработали детальный план поддержки китайских армий самолетами АДГ, были разработаны специальные шифры и сигналы для этой первой совместной китайско-американской операции.

Рельеф Бирмы представляет собой серию глубоких долин, идущих с севера на юг, их разделяют горные хребты, которые, хотя и с трудом, но можно преодолеть. Долины на севере возле бирманско-китайской границы представляют собой узкие ущелья, но к югу расширяются. При наступлении на Рангун японцы столкнулись с необходимостью преодолевать эти естественные преграды. Но при новом наступлении на север Бирмы этих препятствий уже не было. Они наступали вдоль естественных дорог. В начале марта фронт на юге Бирмы оставался относительно неподвижным. Японцы старались консолидировать свои позиции вокруг Рангуна. Китайцы удерживали левый флаг союзников в долине Ситтанга вокруг Тауннгу. Англичане справа удерживали долину реки Иравади и защищали дорогу на Мандалай, прикрывая нефтяные поля Енанджауна.

Английское верховное командование, судя по всему, совершенно не считалось с опасностью наступления японцев на север Бирмы. По неизвестным причинам англичане думали, что японцам в Бирме нужен только порт Рангуна и больше ничего. Однако, хотя стратегические последствия японского наступления на северную Бирму были совершенно непонятны британским генералам на месте, премьер-министр Уинстон Черчилль из Лондона видел их совершенно отчетливо. В апреле он заявил в палате общин: [229]

«Наилучший план японцев состоит в том, чтобы наступать на север из Бирмы в Китай и попытаться покончить с сопротивлением китайцев и их великим лидером Чан Кай-Ши. До сих пор мы не видели ни одного поступка японцев, который противоречил бы этой цели, зато многие были направлены на ее достижение.

Совершенно очевидно, что Япония и дальше будет преследовать свои цели, выведя Китай из войны. Китай — это единственное место, где Япония может добиться решительного результата в 1942 году».

После совсем небольшой передышки на севере начался новый раунд боев между японской авиацией и соединенными силами АДГ и КВВС. Противник теперь имел 14 воздушных полков, которые базировались в южной Бирме и Таиланде, то есть от 420 до 500 самолетов. Им противостояли около 30 исправных истребителей и дюжина бомбардировщиков «Бленхейм» — все, чем располагали союзники. Бои над Рангуном отвечали желанию обеих сторон, которые стремились сломить противника и захватить господство в воздухе. Бои над северной Бирмой превратились в постоянные попытки расстрелять вражеские самолеты на земле. Японцы понесли в воздушных боях слишком тяжелые потери и больше не желали ввязываться в прямые столкновения, а у нас осталось слишком мало исправных самолетов, чтобы пытаться атаковать вражеские воздушные армады. Это и стало характерной чертой воздушной войны на Тихом океане. Самые крупные столкновения происходили, когда атакующим удавалось застигнуть противника врасплох на земле.

Как обычно, первый выстрел сделала АДГ. Передовой аэродром КВВС и АДГ находился в Магуэ. Это была недостроенная авиабаза в 250 милях севернее Рангуна. Мы все еще использовали наш старый учебный аэродром в Тауннгу, который теперь защищали китайские армии. Он служил для дозаправки Р-40, совершавших разведывательные полеты глубоко на территорию Таиланда и южной Бирмы. [230]

Билл Рид из Мариона, штат Айова, и Кен Джернштедт из Ямхилла, штат Орегон, вылетели из Таннгу 19 марта именно с таким заданием. Однако они увидели новую истребительную полосу в 10 милях от главного аэродрома в Моулмейне. На ней были выстроены аккуратным рядком около 20 истребителей. Наши два пилота сделали по 6 заходов каждый, обстреливая самолеты противника. Когда они улетали, то насчитали на аэродроме 15 дымящихся костров. Прибыв к главному аэродрому Моулмейна, они обстреляли и его. Там им удалось поджечь 3 бомбардировщика и 1 транспортный самолет, что в итоге стало наивысшим индивидуальным достижением для пилотов АДГ. Японцы, похоже, даже и не подозревали, что наши истребители способны залететь так далеко на их территорию.

На следующий день английское соединение «Бленхеймов» и «Харрикейнов» атаковало с бреющего полета наш старый аэродром в Мингаладоне и застигло там врасплох около 50 самолетов. Несколько «Зеро» успели подняться в воздух и атаковали «Бленхеймы», однако общий счет оказался в пользу Королевских ВВС, так как было сбито 12 истребителей и еще 16 бомбардировщиков и истребителей уничтожено на земле.

Уязвленные этими двумя уколами, японцы начали воздушное наступление на Магуэ, чтобы окончательно добить союзную авиацию в Бирме. Условия в Магуэ очень благоприятствовали нанесению внезапного удара. Королевские ВВС использовали аэродром как исходный пункт для эвакуации примерно 3000 англичан и индийцев.

Мои пилоты еще 24 февраля сообщили: «Аэродром сложно использовать для боевых операций, так как КВВС эвакуируют личный состав в Индию на 2 DC-2, 4 «Хадсонах» и дюжине «Бленхеймов». Эти транспорты взлетают и садятся практически непрерывно».

Кроме интенсивных полетов ситуацию осложняло отсутствие надежного оповещения. Радарная установка, вывезенная из Рангуна, была установлена в Магуэ, однако она перекрывала только юго-восточные подходы и могла [231] предупредить лишь об атаке со стороны Мингаладона. Никаких наблюдателей на земле на западном направлении не выставили. Единственный «Бленхейм», который кружил в воздухе на высоте 1000 футов примерно в 80 милях западнее Магуэ, прикрывал направление от границы Таиланда. Это называлось «накликать беду», и она не задержалась.

Вскоре после полудня 21 марта японцы атаковали аэродром. В течение 25 часов примерно 266 вражеских самолетов, в том числе 166 тяжелых и легких бомбардировщиков, бомбили Магуэ, практически не встречая сопротивления.

Первую атаку двумя волнами провели 27 бомбардировщиков в сопровождении 20 «Зеро». Она началась через 2 минуты после извещения о появлении вражеских самолетов. 2 Р-40 и 2 «Харрикейна» поднялись в воздух и сбили 4 налетчиков, но их оказалось слишком много. Бомбы посыпались на стоящие самолеты союзников и головы летчиков. Американцы Джон Фот из Ред Лайон, штат Пенсильвания, и Франц Шварц из Данмора, штат Пенсильвания, были тяжело ранены осколками. Один Р-40 был сожжен при обстреле. Были разбиты полдюжины «Харрикейнов» и все «Бленхеймы», находившиеся на аэродроме, причем большинство из них было заправлено и вооружено. Фот скончался прямо на аэродроме через час после окончания налета, и взрывы пылающих «Бленхеймов» стали его погребальным костром. Шварц умер позднее в индийском госпитале.

Я радировал в Магуэ из Куньминя: «Ждите следующего налета уже завтра».

Однако японцы появились, едва радисты в Магуэ успели прочитать мое сообщение. В 08.00 они снова внезапно атаковали аэродром. Радар был развернут, чтобы прикрывать западное направление, и обнаружил вражеские самолеты на пределе дальности. В этот критический момент отказала связь между радарной станцией и центром наведения истребителей в Магуэ, и японцы снова появились неожиданно. Ни один истребитель союзников не успел взлететь. После того как бомбардировщики закончили свою работу, «Зеро» снизились и обстреливали аэродром, пока не [232] израсходовали боеприпасы. Когда пожары слегка утихли, выяснилось, что уцелели только 3 Р-40 и 4 из 25 «Харрикейнов». Трио АДГ улетело из Магуэ сразу после полудня, незадолго до начала последнего японского налета. Наш наземный персонал эвакуировался по Бирманской дороге на грузовиках. Еще до вечера последние «Харрикейны» улетели в Акьяб на берегу Бенгальского залива, где через 5 дней внезапный налет японцев застиг на земле целую группу самолетов КВВС. Исключая 8 «Харрикейнов», посланных на соединение с АДГ в Лой-Винь, Королевские ВВС закончили существование в Бирме после этой двойной катастрофы в Магуэ и Акьябе.

В своем официальном рапорте о Бирманской кампании вице-маршал авиации Д. Ф. Стивенсон так пишет об АДГ:

«Во время Бирманской кампании основную тяжесть боев вынесли на себе эскадрильи Р-40 Американской добровольческой группы. Они первыми прибыли на аэродром, имея хорошо подготовленных пилотов и хорошее вооружение. Большинство вражеских самолетов, уничтоженных в Бирме, стали жертвами их пулеметов. Их отвага в бою заслужила восхищение всех наших солдат».

Все, кто видел летчиков Королевских ВВС в боях над южной Бирмой, отдают должное их отваге. Английские, австралийские и новозеландские пилоты поднимались в воздух при каждом вражеском налете на Рангун, хотя прекрасно сознавали слабости своих самолетов и несовершенство тактики. Пилоты АДГ восхищались ими. Точно так же и летчики Королевских ВВС, которые летали на своих старых, тихоходных, слабо вооруженных «Бленхеймах», совершали вылеты для бомбежки целей на вражеской территории, прекрасно сознавая, что у них почти нет шансов вернуться.

Наши люди из Магуэ добрались до Лой-Виня, находящегося по другую сторону бирманской границы, в Юннане, в то время как я оставался прикованным к больничной койке в Куньмине, хотя уже начал планировать ответный удар. Пилоты из Магуэ сообщили, что японцы прилетели с [233] аэродромов в тиковых лесах на севере Таиланда в Чангмае и Лампанге. До падения Рангуна мы держали эти аэродромы под контролем и отмечали там достаточно слабую активность. В Магуэ мы дорого заплатили за это ослабление бдительности.

Остатки 1-й и 2-й эскадрилий совершили налет возмездия. Боб Нил и Грег Бойнгтон из Оканогана, штат Вашингтон, повели 6 Р-40 1-й эскадрильи, а Джек Ньюкирк возглавил четверку 2-й эскадрильи. Они вылетели из Куньминя утром 23 марта и приземлились в Лой-Вине для дозаправки. Там они подождали некоторое время и ближе к вечеру проскользнули на передовые базы КВВС в Нехо и Намсане, неподалеку от границы Таиланда. Приземлившись перед самым закатом, они снова заправили самолеты и постарались ненадолго уснуть, чтобы хоть капельку отдохнуть. В 04.00 они взлетели при свете фар грузовиков и керосиновых ламп. Р-40 прилетели к японским аэродромам сразу после того, как первые лучи солнца осветили их цели.

Звено Нила обнаружило японцев в Чангмае, когда они готовились к новому налету на Магуэ. Более 40 истребителей и бомбардировщиков были выстроены на стоянках и прогревали моторы. Механики проводили последнее предполетное обслуживание. Многие пилоты стояли рядом с самолетами. У наших пилотов выдался хлопотный день. Ни один японский самолет ire оторвался от земли. Заправленные бензином до отказа, они пылали, как бенгальские огни. Пилоты и механики разбегались по летному полю, но их настигали пулеметные очереди. Наши летчики обстреляли и подожгли казармы, ангары и бензохранилища. После того как густой черный дым затянул весь аэродром, Р-40 завершили атаку и повернули домой. На аэродроме остались по крайней мере 20 горящих самолетов, еще около 10 были изрешечены и не подлежали восстановлению. Это была хорошая месть за Магуэ, однако она нам дорого обошлась, мы потеряли двух лучших пилотов.

Звено Джека Ньюкирка обнаружило, что Лампанг пуст, поэтому обстреляло дорогу Лампанг — Чангмай, намереваясь [234] поучаствовать в атаке Нила. Казармы горели. Была обстреляна колонна грузовиков, а потом Ньюкирк спикировал на легкий броневик. Японцы открыли ответный огонь. Ведомый увидел, как самолет Ньюкирка вошел в штопор, упал на дорогу и вспыхнул.

Уильям (Блэк Мак) МакГарри, один из летчиков звена Нила, получил над Чангмаем попадание в мотор снарядом с земли, он выпрыгнул с парашютом над территорией Таиланда. Летчик приземлился благополучно и 28 дней странствовал по лесам, прежде чем увидел людей. Он был рад даже таиландскому полицейскому, который арестовал его. Но этот таиландец передал МакГарри японцам. До конца войны летчик просидел в гражданской тюрьме Бангкока, частенько вздрагивая, когда бомбы XIV Воздушной Армии рвались рядом. В начале 1945 года миссия ОСС, сотрудничавшая с Таиландом, вернула МакГарри в Куньминь.

Хотя наш ответный налет на Чангмай стоил нам двух выдающихся пилотов, полученные результаты более чем оправдали их потерю. Из более поздних сообщений стало понятно, что мы уничтожили целый авиационный полк. Его остатки были сначала отведены в тыл, а потом отправлены в Японию для пополнения и переформирования. Другие японские авиационные части, которые бомбили Магуэ, теперь ограничились защитой своих аэродромов, и англичане получили возможность спокойно эвакуировать личный состав по воздуху. Вице-маршал авиации Стивенсон прислал мне следующую радиограмму: «Огромная благодарность за передышку, которую вы дали нам своей великолепной атакой Чангмая».

Нашу новую базу в Лой-Вине прикрывали мобильные китайские посты наблюдения, переброшенные в северную Бирму. Под руководством капитанов Кита и Ча из Китайских ВВС 18 таких постов образовали сеть, которая хорошо поработала, пока ее не пришлось свернуть во время отступления союзников. Лой-Винь представлял собой маленький слепок Америки, расположенный в долине Юннаня. Там находился маленький, но аккуратный заводик по [235] сборке самолетов, ряды чистеньких белых коттеджей, здание клуба с огромной стеклянной стеной, сквозь которую открывался чудесный вид на долину. Это резко отличалось от хлипкой бамбуковой хижины, где раньше размещался штаб 3-й эскадрильи, пусть даже на ней красовалась наспех намалеванная вывеска:

«Олсон и компания — Истребители япошек — Круглосуточно».

Во время первого налета 8 апреля 20 японских истребителей «Зеро» не сумели застигнуть Лой-Винь врасплох. Благодаря хорошей работе системы оповещения, мы имели в воздухе 11 Р-40 и 4 «Харрикейна» КВВС, готовых встретить противника. В ходе часового боя над аэродромом были сбиты 10 япошек и 2 «Харрикейна». Были также уничтожены 2 Р-40, стоявших на земле.

Иногда атмосферные условия вызывали перерыв в работе радиосвязи Лой-Виня, обычно перед рассветом. 10 апреля 5 «Зеро» проскользнули во время этого периода радиомолчания и атаковали аэродром с первыми лучами солнца. Это была попытка повторить наш налет на Чангмай. Они подкрались над самыми вершинами деревьев, поспешно обстреляли аэродром и удрали, не добившись ничего серьезного.

Хотя 9 Р-40 получили попадания, все они могли подняться в воздух, что и сделали в 11.00, когда прибыли 27 бомбардировщиков, чтобы завершить работу. Бомбардировщики кружили над плотным облачным слоем, тогда как наши истребители, ожидая появления новых любителей пострелять, держались ниже. Бомбардировщики улетели, так и не замеченные нашими летчиками, однако в 15.00 вернулись 20 японских истребителей, чтобы еще раз обстрелять аэродром. И снова их встретила смешанная группа Р-40 и «Харрикейнов». 8 «Зеро» были сбиты без потерь с нашей стороны.

Постепенно приближался день 29 апреля — день рождения японского императора. Меня очень беспокоило, какой подарок постараются поднести императору японские летчики в Бирме. На основании своего предыдущего опыта я [236] мог предположить, что японцы будут ожидать от нас полной готовности 29 апреля. Поэтому были основания ждать, что они нанесут свой удар на день раньше. Это также дало бы им достаточно времени для подготовки торжественного коммюнике 29 апреля.

За неделю до дня рождения императора двухмоторные японские разведчики начали регулярно появляться над Лой-Винем. Наши Р-40 сбили 4 разведчика в течение 5 дней, но остальным удалось улизнуть. Поэтому утром 29 апреля я отправил группу из 5 самолетов на разведку. Они должны были осмотреть вражеские аэродромы в Бирме. Разведчики сообщили о множестве истребительных патрулей и признаках повышенной активности по всему воздушному фронту. Это подтвердило мои опасения, что японцы готовят атаку Лой-Виня, чтобы объявить о кончине АДГ в день рождения императора. Все оставшиеся Р-40 были подняты в воздух с приказом патрулировать на возможных маршрутах подхода бомбардировщиков, а также следить за Лашо, который мог быть второй целью. Чтобы не дать вражеским бомбардировщикам накрыть наши самолеты на единственной летной полосе Лой-Виня, я приказал звену после возвращения садиться на мало используемый грунтовой аэродром Монгши, там, где Бирманская дорога проходила через глубокое ущелье.

Группа практически не имела запасов кислорода, поэтому только 5 самолетов под командованием «Текса» Хилла патрулировали на высоте 15000 футов. Остальные 10 истребителей под командованием Арвида Олсона держались двумя группами на высоте 10 и 12 тысяч футов. Через час после того, как последний Р-40 исчез над горами в направлении Бирмы, в Лой-Вине приземлились 3 транспортных DC-3 американского Воздушного Корпуса, которые доставили боеприпасы и бензин. Нам был очень нужен этот груз, и потому я сразу помчался на поле, размахивая руками.

«Немедленно уберите самолеты с поля! — крикнул я плотному полковнику Калебу В. Хэйнесу, пилоту головного DC-3. — Мы ожидаем воздушного налета». [237]

Хэйнес с недоверием посмотрел на голую сигнальную мачту и пробормотал что-то о разгрузке и завтраке. Пока мы спорили, на мачте был поднят первый красный сигнальный шар.

«Тревога один шар, — крикнул я Хэйнесу. — Это означает, что замечены бомбардировщики, летящие на север».

Для Хэйнеса этого оказалось вполне достаточно. Он взлетел, подняв облако пыли, и при этом бросил своему второму пилоту: «Этот Ченнолт, похоже, имеет дьявольский нюх на японцев».

На полпути между Лашо и Мандалаем «Текс» Хилл заметил клин из 27 японских бомбардировщиков в темно-зеленом камуфляже. Они летели вдоль железной дороги на север.

Примерно в это же время прилетела радиограмма из Лашо: «Японские самолеты атакуют Лашо».

Половина звена Олсона повернула к Лашо, а остальные вместе с самолетами Хилла спикировали на бомбардировщики. Когда они приблизились к япошкам, пилоты Р-40 заметили стаю серебристых «Зеро», которые кружили выше и позади бомберов.

Японские истребители попытались построиться, когда Р-40 атаковали их, однако первую нашу атаку они все равно встретили разрозненно. Вскоре бой охватил все небо, истребители сцепились между собой, а бомбардировщики в это время спокойно летели к Лой-Виню. Они пробили дюжину дыр в летной полосе и сделали ее непригодной для посадки до конца дня. В бою, развернувшемся южнее Лашо, истребители Олсона сбили 16 «Зеро», не потеряв ни одного самолета. В бою над Лашо третье звено сбило еще 6 самолетов. В коммюнике по случаю дня рождения императора следовало бы заявить, что бой закончился со счетом 22 : 0 в пользу АДГ. Это сильно напоминало русско-китайский праздник над Ханькоу в 1938 году и стало моим самым большим подарком императору.

Пилоты садились в Монгши, который совершенно не пострадал, и с удивлением услышали, что аэродром Лой-Виня [238] выведен из строя до следующего утра. Следовало дождаться, пока китайские кули засыплют воронки и утрамбуют землю. После этого они тоже были готовы вслед за Калебом Хэйнесом поверить, что я «чую японцев».

29 апреля АДГ эвакуировалась из Лой-Виня, так как японцы начали наступление на Лашо. Мы оставили за собой искореженные обломки 22 Р-40, которые ремонтировались на заводе Лой-Виня. Нам пришлось сжечь их, так как вывезти их в Куньминь было просто невозможно. К вечеру 1 мая японские солдаты уже прибыли на аэродром Лой-Винь. Теперь АДГ действовала из Баошаня.

В последние дни пребывания АДГ в Лой-Вине у нас случился единственный за все время серьезный кризис с дисциплиной. Отсутствие военной дисциплины и связанной с этим в военное время смертной казни за дезертирство было той основой, на которой все военные «эксперты» строили свои мрачные предсказания относительно будущего АДГ. Я с самого начала был уверен, что смогу поддерживать порядок в группе добровольцев иными средствами, чем угроза расстрела. Вскоре после Пирл-Харбора, когда мы еще находились в Тауннгу, возник вопрос о военной дисциплине.

Я сказал некоторым летчикам: «Предполагалось, что в состав Американской добровольческой группы будут зачислены только опытные люди, способные делать свою работу в самых трудных условиях. Предполагалось, что все люди, зачисленные в эту организацию, обладают достаточной военной подготовкой и здравым смыслом, чтобы ощущать самоуважение и, соответственно, уважать других. Это было бы уважением со стороны одного рабочего к другому, со стороны одного солдата к другому. Такое уважение является естественной чертой всех нормальных гражданских организаций, в военных частях его усиливают строгие положения уставов. Мы не предполагали, что потребуются строгие военные правила и уставы, чтобы добиться взаимной вежливости и уважения между членами АДГ, и для их поддержания не потребуется специальная жандармерия. Командир [239] группы старательно воздерживался от издания подобных приказов и наставлений, потому что верил — такие приказы не требуются, поскольку огромное большинство личного состава группы — это люди, которые доказали свои способности, квалификацию, чувство долга и добропорядочность».

Некоторое ужесточение простых правил требовалось для выполнения обязанностей и было предусмотрено в первоначальном контракте ЦАЗ и в правилах, принятых большинством голосов на общем собрании группы. Они были вывешены на специальной доске объявлений и время от времени пересматривались собранием старших пилотов и штабных офицеров. Они же разбирали все случаи нарушения, выслушивали обвинения и защиту, принимали решения, либо накладывая штрафы, либо передавая мне свои заключения и рекомендации в особо серьезных случаях. Перелистывая папку с приказами по АДГ, я нашел множество примеров использования этих правил.

Пилот — штраф 100 долларов за утерю физической формы.

Радист — штраф 200 долларов за оставление радиорубки во время операции.

Пилот — рекомендация к позорному увольнению в случае повторной явки по тревоге в нетрезвом состоянии.

Старший механик — штраф 100 долларов за оскорбление китайца из состава АДГ.

Эти и многие другие примеры представляют собой решения самих членов АДГ по проступкам своих товарищей, и я неизменно поддерживал эти решения. Это была самая демократичная система, какую я когда-либо видел в военной системе.

Еще одной дисциплинарной проблемой было позорное отчисление. Она существовала с первого дня в Тайннгу до последней черной недели в Чунцине. До Пирл-Харбора были отчислены 12 пилотов и 6 механиков. Одни были отчислены потому, что использовали АДГ, просто чтобы сбежать из [240] армии, другие слишком боялись грядущих испытаний. Надо сказать, что до 8 декабря я не применял позорное отчисление. После Пирл-Харбора были с позором отчислены 10 пилотов и 37 человек наземного персонала, в основном за дезертирство при различных обстоятельствах. Кто-то показал откровенную трусость, а другие сломались после слишком долгого периода боевых действий.

Физическое состояние группы ухудшилось после эпической битвы над Рангуном. Боевые потери оставались небольшими, однако различные летные происшествия губили все больше пилотов и самолетов. Однажды в Минга-ладоне 7 Р-40 получили повреждения во время рулежки по аэродрому в клубах густой пыли. Несколько самолетов свалились в бомбовые воронки. Кто-то столкнулся в пыли. 5 Р-40 разбились в плохую погоду над Юннанем. Сопровождая транспортный самолет генералиссимуса, они были вынуждены совершить вынужденные посадки по всей провинции. Только 2 из них удалось потом отремонтировать. 3 Р-40 попытались без предупреждения совершить посадку в Хехо. Англичане не смогли опознать их и отказались убрать баррикаду из пустых бочек, выстроенную поперек летной полосы. Самолеты разбились при вынужденной посадке на рисовых полях. Когда наша первая группа улетала из Тауннгу, один самолет совершил вынужденную посадку из-за поломки мотора. Еще один истребитель при рулежке врезался в автомобиль, скрытый клубами пыли. Тренировки в Куньмине продолжали губить неопытных пилотов и самолеты.

К 19 апреля численность группы сократилась до 251 человека и 36 боеспособных самолетов. Еще 36 самолетов находились на различных стадиях ремонта, а 41 истребитель был потерян в боях и катастрофах. За 6 месяцев боев в качестве пополнения мы получили только 20 истребителей Р-40Е. Они имели 6 пулеметов калибра 12,7 мм вместо 2 таких пулеметов на Р-40 В, а также были оснащены подвесными баками, замками для подвески бомб и имели чуть более высокую скорость. Чтобы получить их, мы отозвали с [241] фронта 10 лучших пилотов. За 3 недели они совершили путешествие в 16000 миль на самолетах «Бритиш Эйруэйз корпорейшн» и «Пан Америкен эйруэйз» в Такоради на побережье Золотого Берега в Африке. Вместе с несколькими пилотами «Пан Америкен» они перегнали самолеты из Такоради в Куньминь. Из 50 Р-40Е, отправленных в феврале для АДГ в Такоради, только 20 уцелели после аварий при погрузке и ошибок пилотов. Часть самолетов хапнули IX Воздушная Армия в Египте и X Воздушная Армия в Индии. В результате менее трети прибыли в Китай осенью 1942 года. Единственными запасными частями оказались 2000 фунтов соленоидов, свечей, карбюраторов, магнето и тому подобной мелочи, отправленных доктором Супом на гидросамолете «Пан Америкен» в Калькутту. Оттуда транспортные самолеты CNAC доставили их в Куньминь, где буквально каждая деталь возвращала к жизни самолет. Однако в Китай не прибыло ни одного нового пилота. Чтобы пополнить наши тающие ряды, американские инструкторы летной школы в Куньмине вступили в АДГ в качестве военных летчиков. Все попытки получить пополнение из официальных источников наталкивались в Штатах на равнодушие и ледяные отказы.

Нам отчаянно требовались новые самолеты, летчики и запасные части, чтобы продолжать сражаться. Вид многочисленных американских штабных офицеров, лениво слоняющихся без особой цели по городам Индии и Китая, приводил нас в бешенство. Ведь чтобы доставить их сюда, расходовались драгоценные ресурсы и топливо. У членов нашей группы укрепилось чувство, что Соединенные Штаты просто забыли нас. Люди, которых совершенно не волновал исход войны, обрекли нас погибать на чужой земле один за другим. Это ощущение стало общим для всех американских солдат, сражавшихся на заморских театрах, и сохранялось почти до окончания войны. Меня приводила в негодование американская политика ничегонеделания. Еще 17 марта я телеграфировал доктору Суну в Вашингтон: [242]

«Совершенно растерявшееся Военное министерство не использует возможности для воздушного наступления на противника. Потрачены 3,5 месяца. Еще в декабре нам обещали самолеты (в том числе бомбардировщики). Если бы они прибыли, мы уже нанесли бы противнику серьезный урон. АДГ не получает пополнений в личном составе. К нам прибывают лишь те грузы, которые отправляете вы.

Мои просьбы о присылке всего лишь 5 штабных офицеров категорически отвергнуты, зато МакГрудер и Стилуэлл получили более 50 человек. Лишь немногие из них способны что-либо сделать. Совершенно необходимо, чтобы командующим авиацией на Дальнем Востоке был назначен офицер, знающий Китай, Индию, Бирму и знакомый с японской тактикой. Это назначение требуется немедленно, если требуется эффективное сотрудничество.

Включение АДГ в состав армии не принесет особой пользы. Это должна быть составная часть большой программы, а не случайное единичное решение. АДГ сократилась до одной эскадрильи, поэтому наши усилия будут иметь небольшое значение. Никакой работоспособной программы все еще не подготовлено, никакие планы пополнения и усиления авиационных частей на Дальнем Востоке не разработаны. Не принято даже решения о дальнейших операциях. Многочисленные армейские и авиационные офицеры посещают нас, каждый наспех пишет какой-то план, но никто не имеет власти реализовать его. Мои рекомендации или отвергаются, или не рассматриваются вообще. Убежден, что вся моя польза, как и польза АДГ, закончатся к 15 апреля, если не будут приняты срочные меры. Требую разрешения демобилизовать и распустить группу к этой дате либо назначить нового командира. Мой патриотический долг вернуться в Соединенные Штаты и раскрыть американскому народу программу промедлений, задержек и саботажа со стороны Военного министерства. Жду ваших приказов».

Моральный дух группы был еще больше подорван развитием событий в Бирме. К середине апреля японцы развернули наступление, несмотря на ожесточенное сопротивление [243] китайских войск вокруг Таннгу и англичан вдоль дороги к Мандалаю.

Генералиссимус ожидал, что АДГ окажет помощь китайским войскам в Бирме. Но без отличной связи с землей, подготовленных офицеров наведения в войсках и постоянного потока надежной разведывательной информации авиационная поддержка войск была нереальна. Примитивные сигнальные полотнища и краткие рапорты китайских офицеров часто приводили к тому, что мы обстреливали китайские же войска либо попадали под огонь японских зениток там, где рассчитывали найти союзников. Вместо непосредственной поддержки войск генералиссимус приказал заняться «моральной поддержкой», чтобы показать китайским солдатам самолеты с китайскими опознавательными знаками. Японцы на поддержку наступающих войск бросили огромное число пикировщиков, истребителей и тяжелых бомбардировщиков, поэтому отсутствие поддержки с воздуха серьезно подрывало моральный дух китайских солдат.

Стилуэлл, который тогда командовал всеми китайскими войсками в Бирме, все еще цеплялся за концепции 1941 года, полагая, что самолет пригоден только для ведения разведки. Он постоянно требовал от нас сведений о расположении японских частей на линии фронта. Скоростные Р-40 просто не могли вести подобные наблюдения. Для этого пришлось бы спуститься к самой земле и лететь на малой скорости, превратившись в легкую добычу для японских зениток и истребителей. Стилуэлл до такой степени не понимал характера воздушных операций, что рвался сам совершить полет над линией фронта на заднем сиденье тихоходного учебного самолета, чтобы лучше увидеть диспозицию войск. И если Стилуэлл был готов покончить самоубийством, то наши пилоты этого не желали. Они находили массу различных отговорок, как только Стилуэлл загорался желанием совершить разведывательный полет.

Постепенное падение морального духа, вынужденные разведывательные полеты на малой высоте и наши обстрелы [244] вражеских аэродромов довели недовольство пилотов до точки кипения. Эти вылеты стали исключительно опасными. К этому времени бирманские джунгли были охвачены пожарами, которые медленно тлели. Практически вся северная Бирма была затянута пеленой дыма, что вынуждало нас летать на высоте менее 10000 футов даже в ясные дни. В пелене дыма оказалось невозможно держать строй. При первом же повороте ведомый терялся, и строй рассыпался. Над фронтом постоянно кружило множество японских истребителей, и когда Р-40 летели на малой высоте, у них не было никаких шансов против «Зеро». Несколько наших вылетов «для моральной поддержки» завершились именно такими ударами сверху. Нехватка информации от войск несколько раз приводила наши самолеты прямо под огонь японских зениток. Японцы спешно установили многочисленные батареи вокруг своих главных аэродромов, и при попытках атаковать их наши самолеты попадали под шквал огня зенитных автоматов.

Недовольство пилотов достигло максимума 20 апреля, когда был получен приказ сопровождать бомбардировщики «Бленхейм» к Чангмаю. После гибели Ньюкирка и Мак-Гарри эта цель пользовалась плохой репутацией, и полет тихоходных «Бленхеймов» занял бы слишком много времени. Все пилоты собрались, чтобы единодушно выразить протест против этого приказа. Они были сыты по горло всеми этими бессмысленными, но очень опасными заданиями. Они заявили, что нанимались сражаться и по-прежнему хотят защищать свои аэродромы от вражеских атак, но если не будут получены новые самолеты и не прибудут пополнения, они не желают участвовать в этих «атаках отчаяния». Некоторые обвиняли меня в том, что я намеренно посылаю их на убой, пытаясь вести войну «одной рукой». Другие говорили, что я слишком часто уступаю давлению генералиссимуса и Стилуэлла, отправляя их в полеты на малых высотах. Наконец была составлена петиция с отказом лететь к Чангмаю и требованием отставки. Пилоты 2-й и 3-й эскадрилий пустили ее по кругу, [245] и петицию подписали 28 человек. Но потом она попала к «Тексу» Хиллу.

«Текс» встал и произнес речь. Он сказал, что мы начинали как группа наемников, и в этом случае все было бы нормально. Однако Соединенные Штаты вступили в войну, и ситуация изменилась. Поэтому теперь речь идет не о личном благополучии, а о спасении страны. «Текс» добровольно вызвался возглавить группу и пригласил с собой пятерых пилотов, которые не подписали петицию, — Эда Ректора, Боба Хедмана, Франка Шиля и Р. Дж. Рейнза. Они вылетели из Лой-Виня, но вскоре вернулись, так как по погодным условиям не сумели встретиться с «Блен-хеймами».

Когда о мятеже летчиков стало известно в 1-й эскадрилье, которая отдыхала в Куньмине после тяжелых боев над Рангуном, Боб Нил радировал в Лой-Винь: «Если эти ублюдки не хотят летать с вами, я пришлю своих парней вместо них».

В течение 3 дней мы обсуждали проблему на официальных встречах и неофициальных совещаниях в казармах. Лично я был согласен с мнением пилотов. Задания были слишком опасными без всякой необходимости в них. Исключая обстрелы аэродромов, они не давали никаких результатов. Даже на высоте 1000 футов солдаты с земли с трудом могли различить опознавательные знаки на самолете сквозь пелену дыма, визуальная разведка джунглей была просто чушью. Однако эти приказы приходили от моих непосредственных начальников — генералиссимуса и Стилуэлла, поэтому их следовало выполнять, несмотря на мое личное к ним отношение. Я уже написал письмо мадам Чан Кай-Ши, указав на бессмысленность таких вылетов и их опасное воздействие на моральный дух пилотов. Я попросил изложить все это генералиссимусу и освободить группу для действий против вражеских самолетов и коммуникаций, что принесло бы гораздо больше пользы.

Ее ответ был прислан в Лой-Винь по радио 23 апреля в разгар бунта. [246]

«Генералиссимус требует использовать АДГ против самолетов, атакующих наши войска, а не для разведки с малых высот».

Наконец 23 пилота забрали свои подписи с петиции. Я предупредил их, что теперь они будут либо выполнять мои приказы, либо их ждет позорное отчисление. При этом я не стал уточнять, будут ли эти приказы требовать вылетов «для моральной поддержки» и разведки. Впрочем, таких приказов я не отдавал, хотя мы продолжали обстреливать вражеские позиции, совершенно не представляя, оправдывают ли результаты риск. Такая перемена взглядов была вызвана твердой позицией звена «Текса» Хилла и эскадрильи Боба Нила. Никто не вынуждал их забирать подписи. После этого началась охота за японскими самолетами-разведчиками и подготовка к дню рождения императора, после чего о волнениях в Лой-Вине почти забыли. Никто больше не оспаривал моих приказов. Не считая нескольких пилотов, которые просто не выдержали напряжения боев и честно об этом заявили, группа сохранила боеспособность, что японцы и обнаружили 28 апреля. [247]