9. Вторжение в Сицилию
Когда 5 июля вечером серые скалы Орана остались за кормой «Анкона», в репродукторе раздался голос лейтенанта Джона Масона Брауна.
Театральный критик, писатель и лектор в Манхэттене, Браун был призван во флот и стал офицером штаба адмирала Кирка. В его обязанности входило знакомить экипаж корабля с ежедневными сводками. Как и всякий хороший командир, Кирк знал, что солдаты выполняют задачу с большим воодушевлением, если они ее понимают.
— Мы направляемся в Сицилию, — сказал Браун. — Наша задача — высадить дивизию в юго-восточной части острова, вблизи небольшого рыбацкого городка Скоглитти.
Так экипажу «Анкона» в первый раз сообщили, куда направляется их корабль в составе огромного союзного конвоя.
За кормой «Анкона» корабли шли веерообразным строем в направлении заходящего солнца. В безоблачном небе над каждым транспортом на тросе был привязан аэростат заграждения. Патрули истребителей «Р-38» прикрывали конвой от наблюдения со стороны вражеских разведывательных самолетов.
Конвой Кирка в составе 96 судов являлся одной из трех американских групп, перевозивших десантные войска, которые вместе составляли огромную армаду для осуществления операции «Хаски» под общим командованием вице-адмирала Хьюитта. Хьюитт в качестве командующего западным оперативным соединением военно-морских сил находился на одном корабле с Паттоном. Вместе с Паттоном на борту флагманского корабля Хьюитта «Монровия» расположился штаб 7-й армии. Общее командование сухопутными и морскими силами, пока они находились в море, осуществлялось Хьюиттом. Паттон вступал в командование своей армией только после ее высадки на берег.
Контр-адмирал Джон Холл (младший) командир оперативной группы, предназначенной для высадки 1-й пехотной дивизии, закодированной под названием «Даим», находился на борту корабля [144] «Самюэль Чейз». Вместе с ним на корабле был Терри Аллен, 1-я дивизия которого высаживалась у Джелы. Дивизия Аллена была усилена двумя батальонами «Рейнджерc», находившимися на борту британских десантных судов и высаживавшимися непосредственно в гавани Джелы. Малая численность этих батальонов (500 человек) более чем компенсировалась их боевым духом.
Адмирал Кирк, являясь командиром оперативной группы, сформированной для высадки 45-й дивизии, закодированной под названием «Сент», находился на одном корабле с Троем Миддлтоном, 45-я дивизия которого высаживалась на участках к востоку и западу от Скоглитти (схема 12). В отличие от двух других американских оперативных групп эта группа прибыла из США, находясь в готовности высаживаться с боем. Сразу же после осуществления операций «Сент» и «Дайм» высадившиеся войска переходили в мое подчинение.
Третью оперативную группу, предназначенную для высадки 3-й пехотной дивизии в районе Ликаты (кодовое название высадки «Джосс»), возглавлял контр-адмирал Ричард Конноли. Он находился на одном корабле с генералом Траскоттом. 3-я пехотная дивизия Траскотта, усиленная танками 2-й бронетанковой дивизии прикрывала высадившиеся на плацдарме войска 2-го корпуса от контратак противника с запада.
Войска, предназначенные для высадки на участках «Дайм» и «Сент», были погружены на океанские суда в Алжире (1-я дивизия) [145] и в Оране (45-я дивизия). Войска, высаживавшиеся на участке «Джосс», грузились в Бизерте и других тунисских портах непосредственно на десантные суда и сразу же направлялись через тунисский пролив к участкам высадки.
Союзники собрали в общей сложности более 3200 судов. К тому времени это было самым большим сосредоточением морских сил в период второй мировой войны. Почти 2000 судов должны были принять участие при высадке войск первого эшелона в южной части Сицилии.
Для прикрытия высадки от маловероятного удара надводных кораблей итальянского флота англичане сформировали из частей крупных кораблей своего средиземноморского флота две ударные группы. Первая группа, под названием «группа Н», сосредоточивалась в Ионическом море, в районе южнее каблука итальянского сапога. Эта группа не только прикрывала высадку десанта Монтгомери, осуществлявшуюся восточной оперативной группой военно-морских сил союзников, но за день до высадки должна была провести демонстративный маневр в направлении Греции, чтобы ввести противника в заблуждение относительно истинных намерений союзников.
В западной части Средиземного моря район высадки американских войск прикрывала от возможного нападения итальянского флота боевая «группа Z» — эскадра английских линейных кораблей. Вначале на эту группу возлагалась задача не допустить подхода военно-морских сил противника к Сицилии со стороны Тирренского моря, а затем демонстрацией против западной части Сицилии попытаться отвлечь туда резервы противника с тем, чтобы ослабить его сопротивление на участке вторжения.
На второй день пребывания в море я стоял на мостике и наблюдал за экраном радиолокатора. На экране стали мелькать импульсы.
— По-видимому, конвой из Англии, — объяснил мне дежурный офицер, сверившись с картой.
1-я канадская дивизия отплыла из Англии в постоянной готовности к высадке с боем. Она покрыла расстояние в 5800 километров, чтобы присоединиться к английским войскам, высаживавшимся на участке 8-й армии Монтгомери.
Монтгомери при сосредоточении своих огромных сил испытал еще большие трудности, чем Паттон. Американские войска грузились только в трех портах — Оране, Алжире и Бизерте. Порты же погрузки Монтгомери были разбросаны вдоль всего пути: Бенгази, Александрия, Порт-Саид, Хайфа и Бейрут. Готовясь к вторжению, войска Монтгомери проводили учебные высадки даже на побережье Красного моря.
Планом морских перевозок союзников предусматривалось, что конвои адмиралов Кирка и Холла, направлявшиеся на восток, а также канадская дивизия из Англии будут следовать вдоль побережья [146] Северной Африки, затем пройдут Тунисский пролив, как будто направляясь обычным маршрутом на Мальту.
После поворота на юг за мысом Бон, чтобы создать у противника впечатление, что мы направляемся в Грецию или даже к Криту, наши корабли с наступлением темноты поворачивали на север и, минуя Мальту, подходили к побережью Сицилии.
К полудню 8 июля мы увидели развалины Бизерты, когда находились в самой узкой части Средиземного моря между Северной Африкой и Сицилией. Мы ожидали нападения германских истребителей с аэродромов в Сицилии, однако за весь день не было никаких признаков, что мы замечены. Я пришел к выводу, что противник, возможно, использует свою авиацию для нанесения массированного удара, когда мы подойдем к побережью.
Еще в море адмирал Кирк получил по радио сообщение о результатах последней разведки подводными лодками участка высадки 45-й дивизии. В сообщении указывалось, что десантные суда могут сесть на песчаные отмели, скрывавшиеся под водой.
— Однако раньше разведка доносила, — сказал я, — что мы можем рассчитывать на глубину по крайней мере в один метр в районе этих отмелей. Этой глубины вполне достаточно для беспрепятственного прохода пехотно-десантных судов. Если же мы посадим суда на мель, тогда, чтобы добраться до берега, нам не только придется пробираться в воде на расстояние сотни метров, но и преодолевать отдельные места, глубина воды в которых достигает полутора метров. Нам чертовски трудно придется при высадке.
Кирк внимательно изучил свои карты.
— Многого здесь не предложить, — заметил он, — но одну-то вещь мы можем сделать. Мы соберем все надувные десантные лодки и обеспечим ими первый эшелон. Если десантные суда застрянут на отмелях, солдаты догребут до берега на лодках.
Лодки, конечно, могли оказать помощь, но они не разрешали проблемы. Суда, застрявшие на отмелях, замедлили бы сосредоточение сил на побережье в первые критические часы высадки. В этот вечер я отправился спать, испытывая глубокое беспокойство.
Когда я проснулся утром 9 июля, «Анкон», водоизмещение которого составляло 10 тыс. тонн, сильно качался на волнах. Я поднялся на палубу и застал Кирка шагающим взад и вперед по мостику. На нем был надет черный непромокаемый плащ. К вечеру ветер достиг скорости 55 километров в час. Небольшие пехотно-десантные суда с тонкими бортами, шедшие бок о бок с «Анконом», трещали по всем швам, зарываясь носом в белые гребни огромных волн. Аэростаты заграждения бешено метались над судами из стороны в сторону, а когда тросы лопались, они один за другим исчезали из виду.
Огромная опасность высадки в такую бурную погоду вызывала у меня растущее беспокойство, однако я представлял себе, что осуществление [147] вторжения зашло так далеко, что его нельзя было отменить даже под угрозой срыва. Хозяином положения стал План, и ничто уже не могло задержать его осуществление.
Когда закончился этот зловещий день и наступила ночь, конвои повернули на север, миновали Мальту и, подгоняемые ветром, направились к побережью Сицилии. Я стоял на мостике и под вой ветра в рангоуте со страхом ожидал с минуты на минуту радиограммы об отмене выброски воздушного десанта. Предельная скорость ветра для безопасной выброски парашютистов не должна превышать 32 километра. С наступлением темноты скорость ветра достигла 65 километров в час. Отмена выброски воздушного десанта, конечно, не обязательно обрекала на провал нашу операцию, однако в таком случае мы лишались одного из основных средств для отражения контратак противника. Меньше всего мы ожидали, что на Средиземном море разыграется шторм.
Незадолго до полуночи, как бы услышав наши молитвы, ветер внезапно стих и море успокоилось.
Хотя штормовая погода страшно перепугала нас, она помогла обеспечить внезапность высадки. Фашистские разведывательные самолеты не осмелились вылететь в такую погоду, а вражеские дивизии на побережье ослабили бдительность, полагая, что мы не рискнем выйти в море. Шторм даже устранил опасность посадки десантных судов на отмелях; большие волны поднимали наши суда над отмелями, и надувные десантные лодки Кирка так и не понадобились.
Причуды погоды, однако, дорого обошлись воздушно-десантным войскам. Четыре батальона 82-й воздушно-десантной дивизии общей численностью 2700 парашютистов должны были приземлиться в районе Джелы и занять высоты в глубине побережья, где высаживалась дивизия Терри Аллена. Вместо этого десантники оказались разбросанными на участке протяженностью 100 километров, то есть почти по всей длине участка вторжения армии. Больше недели после выброски потерявшие ориентировку парашютисты пробирались к своим войскам. Потери, однако, были главным образом только среди парашютистов; из 226 самолетов, участвовавших в выброске десанта, лишь шесть машин не вернулись на свои базы.
Ветер сбил самолеты «С-47» с курса задолго до последнего их разворота над Мальтой перед выходом в зону выброски десанта, однако такую большую рассредоточенность десанта нельзя отнести только за счет плохой погоды на Средиземном море. Часть вины следует возложить на командование транспортной авиации, поручившее выполнение такой сложной задачи недостаточно подготовленным экипажам самолетов «С-47». Им было приказано лететь ночью по сложному маршруту над водой, причем неопытные штурманы имели очень мало ориентиров для прокладки курса. Операция была настолько сложной, что даже сейчас генерал-лейтенант Метью [148] Риджуэй, командовавший во время войны 82-й дивизией, утверждает, что в минувшую войну мы так и не научились выбрасывать воздушные десанты в соответствии с планом. Он считает, что это до некоторой степени объяснялось недостаточной совместной подготовкой экипажей транспортных самолетов и воздушно-десантных войск. Проблема совместной подготовки постоянно была слабым местом с момента организации первой воздушно-десантной дивизии. Эта проблема так и не была разрешена до конца войны.
Рассредоточение воздушного десанта на большой площади сыграло до известной степени положительную роль. Когда американские парашютисты оказались разбросанными на всем участке вторжения, противник растерялся, значительно преувеличив наши силы. Отдельные отряды парашютистов рыскали по деревням, уничтожали мосты и нарушали коммуникации противника. Позднее Паттон заявил, что, несмотря на неудачу, воздушный десант позволил нам перейти в наступление с захваченного плацдарма на двое суток раньше, чем мы планировали.
Высадка воздушного десанта на участке вторжения армии Монтгомери оказалась еще более неудачной. Англичане погрузили 1600 солдат 1-й воздушно-десантной дивизии на 133 планера. Только 12 планеров приземлились в районе намеченной цели — у моста через канал южнее Сиракуз. 47 планеров упало в море, а остальные сделали посадку в разных районах острова. К мосту прорвались 8 офицеров и 65 солдат, из которых к тому времени, когда к ним на помощь во второй половине дня после высадки подоспел авангард морского десанта Монтгомери, осталось только 4 офицера и 15 солдат. Этот взвод выдержал все атаки вражеского пехотного батальона, усиленного артиллерией и минометами.
Качка «Анкона» вызвала у меня небольшой приступ морской болезни, но я заставил себя поспать несколько часов и в полночь вернулся на мостик. К этому времени Кирк с замечательным искусством собрал свой многочисленный конвой в залив Джела, имевший полукруглую форму. Противник не обнаружил нас. Я старался не мешать Кирку, так как ничем не мог помочь. В течение первых нескольких часов вторжения, что бы ни случилось, я не имел возможности управлять войсками на берегу. До высадки на берег командиров дивизий и установления с ними связи нам ничего не оставалось делать, как только валяться на своих койках на борту «Анкона», вручив судьбу богу и Плану.
Над берегом, в глубине которого в результате нашей воздушной бомбардировки полыхали пожары, темноту внезапно прорезал луч прожектора. Луч скользнул по воде и исчез так же неожиданно, как и появился. Тысячи пальцев на всех кораблях ослабили нажим на спусковые крючки. Противник еще не заметил [149] нас и, не имея радиолокационного оборудования, не мог обнаружить в темноте конвой. Еще раз луч прожектора нервно скользнул по заливу Джела. На мгновение «Анкон» казался полностью освещенным. Затем по непонятной причине свет померк и исчез.
Начало высадки было назначено на 2 часа 45 мин. утра сразу же после захода луны, когда прилив был максимальным. Наконец этот момент наступил, и корабли, как будто не в силах больше сдерживать дыхание, открыли огонь. Зарницы полыхнули в небе, и два огненных языка лениво поднялись над конвоем. При спуске их движение ускорилось, и они одновременно ослепительно вспыхнули. Через несколько секунд сильный грохот разрывов донесся до кораблей.
С рассветом на «Анкон» начали поступать отрывочные сообщения о начале высадки. 1-я дивизия высадилась точно в соответствии с планом. Однако большие волны на открытом участке побережья затруднили высадку 45-й дивизии. Везде войска встретили весьма слабое сопротивление, за исключением Джелы, где батальоны «Рейнджерс», отважно высадившиеся прямо на набережной, натолкнулись на небольшую группу итальянских танков. Когда рассвело и стало видно все побережье и пурпурные высоты в глубине, мы установили наблюдение за воздухом, ожидая появления авиации противника. Однако вместо германских самолетов над нами с пронзительным свистом пронеслось несколько толстокрылых «Спитфайров». Германская авиация отважилась появиться над побережьем значительно позднее. Однако и тогда немецкие истребители действовали попарно, быстро наносили удар и стремительно исчезали. Всего несколько дней назад германская авиация упустила благоприятную возможность нанести удар по нашим конвоям с войсками вторжения, когда они, как утки, растянулись по Тунисскому проливу. Теперь у побережья на рейде стояли тысячи судов, высаживавших десант, но противник по-прежнему воздерживался от решительного удара с воздуха. Либо немцы хотели нанести удар неожиданно, либо их положение было значительно хуже, чем мы предполагали. Только в ходе операции мы узнали, насколько эффективны были действия союзной авиации перед вторжением.
Высадку 1-й и 45-й дивизий поддерживала корабельная артиллерия, корректировка огня которой осуществлялась по радио. Группы управления огнем с переносными радиопередатчиками высадились не только вместе с первым эшелоном пехоты, но и были сброшены на парашютах совместно с воздушно-десантными подразделениями 82-й дивизии. Только на следующий день после высадки мы узнали, какую важную роль сыграла корабельная артиллерия в успехе операции. Если бы не было поддержки огнем с кораблей, противник мог сбросить 1-ю дивизию в море.
Организуя оборону побережья Сицилии, противник не мог сосредоточить на всем его протяжении достаточные силы. Ибо, как бы [150] ни были мощны береговые укрепления, нападающий с моря может сосредоточить свои силы против любого выбранного им участка побережья для высадки десанта. Зная об этом, противник прикрыл побережье небольшими силами из состава третьесортных итальянских дивизий береговой обороны. Мы не рассчитывали на серьезное сопротивление и действительно не встретили никаких затруднений при высадке десанта. Реальная угроза ожидала нас в глубине острова, где противник сосредоточил в качестве резерва свои подвижные полевые дивизии. Перед фронтом 2-го корпуса находилась дивизия «Герман Геринг», готовая перейти в решительную контратаку.
Я считал нужным организовать руководство боем корпуса до перехода противника в контратаку. Утром на следующий день после высадки десанта я покинул флагманский корабль Кирка и на пехотно-десантном судне направился к побережью. Пересев с этого судна на проходивший мимо автомобиль-амфибию, мы взяли курс на Скоглитти. Штаб 2-го корпуса развернул свой первый командный пункт в тесном и сыром штабе карабинеров, оставленном противником. Замок, облюбованный нами под штаб по карте до выезда из Релизана, все еще находился в руках немцев. 2,5-тонный автомобиль-амфибия{16} с радиоустановкой, который мы хотели использовать в качестве подвижного узла связи, еще не прибыл в Скоглитти. Когда мы подъезжали к берегу с «Анкона», лейтенант-связист заметил брошенный у побережья при высадке джип с радиоустановкой. С помощью бульдозера мы вытащили джип из воды, прицепили его к грузовику и отбуксировали в Скоглитти, где лейтенант принялся за ремонт радиостанции.
Западнее, в секторе 1-й дивизии, я слышал орудийную канонаду, слишком сильную и беспрерывную, чтобы ее можно было объяснить развивавшимся по плану наступлением.
— Сколько времени вам потребуется на ремонт, чтобы наладить связь с 1-й дивизией? — спросил я лейтенанта связи.
— Час или около этого, сэр, а может быть, и больше. Мне нужно поискать в Скоглитти паяльник.
— Билл, — сказал я Кину, — я проеду к Терри Аллену. Уж очень там шумно. Может быть, он попал в беду.
— Но, возможно, вам не удастся пробраться по побережью, не лучше ли ехать на катере?
— Спасибо, — сказал я, — подхвачу где-нибудь на берегу автомобиль-амфибию.
Утром после высадки на берегу обычно наблюдается неприглядная картина. Наша высадка не была исключением. Более 200 десантных [151] судов застряло на отмелях, не дойдя до берега. Бульдозеры, взрывая мягкий песок, оттаскивали волокуши с грузом подальше от воды за поросшие травой дюны, где грузы складывались в кучь. Более 700 автомобилей-амфибий сновали между кораблями и берегом, перевозя грузы. Везде на протяжении 25-километровой линии побережья до Джелы на песке валялись спасательные пояса, брошенные солдатами после высадки. В глубине побережья расчеты зенитных орудий закапывались в землю, ожидая вражеской бомбардировки ночью.
Около Джелы 1-я дивизия вела бой не на жизнь, а на смерть с танками противника, почти прорвавшимися к берегу.
За три месяца до этого (23 апреля) Паттон убедил Эйзенхауэра послать в Сицилию вместо 36-й побывавшую в боях 1-ю дивизию. Возможно, этим он спас 2-й корпус от крупного поражения. Как мы и ожидали, наиболее боеспособная танковая дивизия «Герман Геринг» перешла в контратаку вдоль дороги на Джелу, пытаясь сбросить дивизию Аллена в море. Я сомневаюсь, чтобы какая-нибудь другая американская дивизия смогла остановить танки и не дать им прорваться к побережью. Только своенравная 1-я дивизия со своим не менее своенравным командиром была достаточно тверда и опытна, чтобы отбить танковую атаку. Менее опытная дивизия могла легко впасть в панику и серьезно повлиять на успех высадки.
Усталый как собака Терри Аллен ждал меня на своем временном командном пункте недалеко от берега. Его глаза были красны от бессонницы, а волосы растрепаны. Дивизия все еще отбивалась от сильной контратаки противника.
— Как у вас, все в порядке, Терри? — спросил я.
— Думаю, что да, — ответил он, — но они чертовски жмут на нас.
Он коротко рассказал мне, как началась контратака противника.
11 июля в 6 час. 40 мин. утра Рузвельт сообщил по телефону из 26-го полка, что немецкие танки прорвались на этом участке и движутся к берегу: «Нам будет чертовски трудно задержать их, — сказал он, — если мы не получим противотанковые средства».
Артиллерия и противотанковые пушки Аллена все еще выгружались на берег с десантных судов. Даже противотанковые батареи пехотных полков еще не были приведены в боевую готовность. Тем временем немецкие танки уже смяли пехоту 1-й дивизии, имевшую только стрелковое оружие. Поступили сведения, что 20 танков «Т-4» двигаются по дороге на Джелу, где побережье было завалено грузами. Еще 40 танков прорвали фронт Аллена и устремились к Джеле. Если бы эти танковые колонны соединились и вышли к морю, пехота Аллена была бы отрезана и весь плацдарм оказался бы под угрозой.
Аллен отчаянно нуждался в артиллерии, чтобы остановить танки противника. Он приказал установить все орудия дивизии и вести огонь по вражеским танкам прямой наводкой. Грузовики помчались к берегу, где подхватывали на буксир орудия сразу, как только они [152] выгружались с десантных судов. В то же время группы управления огнем вызвали огонь корабельной артиллерии. Хотя немецкие танки прошли через боевые порядки пехоты Аллена, она не отошла назад. Сидевшие в окопах солдаты пропустили танки и подготовились отбить гренадеров, двигавшихся за танками. К счастью, использование всей артиллерии помогло войскам сдержать натиск танков, и они были остановлены на ровной местности у Джелы. Из 60 танков, участвовавших в контратаке, более половины было уничтожено.
Позднее в этот же день противник возобновил контратаку, правда, меньшим числом танков. Однако, когда корабельная артиллерия залп за залпом начала выводить из строя танки, немецкие командиры пришли к благоразумному выводу, что их 26-тонные танки «Т-4» не могут соревноваться с артиллерией крейсеров. Противник повернул назад и укрылся за высоты, где корабельная артиллерия не могла его достать. Однако Аллен был на волосок от гибели: танки подошли на расстояние 2000 метров от берега, прежде чем повернули назад. На других участках союзные войска только в отдельных местах встретили сопротивление со стороны деморализованных итальянских частей береговой обороны и понесли весьма незначительные потери. Дивизии береговой обороны противника рассыпались в горах, и вскоре в наши лагеря начали поступать пленные, предпочитавшие искать убежище в американской армии, чем воевать вместе со своими германскими союзниками. После высадки нам оставалось только закрепиться на плацдармах и развивать дальнейший успех.
В этот же день, когда мы возвращались на автомобиле-амфибии в Скоглитти, нас окликнул солдат в непомерно большой каске.
— Берегитесь, генерал, — сказал он, — в городе спрятался немецкий снайпер.
— Спасибо, сынок, — ответил я.
С карабином под мышкой я вышел на городскую площадь. Там было собрано несколько сотен итальянских пленных. Они стояли лицом к стене под охраной военной полиции. Вокруг площади дюжина солдат находилась в подъездах домов, внимательно наблюдая за окнами в ожидании, когда снайпер обнаружит себя выстрелом.
Я подошел к капитану, руководившему обыском пленных, и передал свой карабин Хансену. Он случайно спустил предохранитель и нажал на спусковой крючок. Над моей головой раздался выстрел. Кто-то крикнул: — Снайпер! — и солдаты бросились на землю.
Хансен поразился вызванному им смятению.
— Друг, — сказал я, — будьте, пожалуйста, осторожнее с этой проклятой штукой.
Прибыл автомобиль-амфибия с рацией; Кин ожидал меня на командном пункте корпуса с телеграммой из штаба армии. [153
— Риджуэй подбросит сегодня ночью еще один полк по воздуху, — сказал он, протягивая мне написанную карандашом радиограмму:
«Поставьте в известность все части, особенно зенитную артиллерию, что парашютисты 82-й дивизии будут сброшены в ночь с 11 на 12 июля около 23 час. 30 мин. на аэродром Фарелло».
—
Кин кивнул головой.
— Все знают?
Кин еще раз кивнул головой: — Мы дали указания зенитчикам поставить в известность все свои подразделения на побережье.
В начале июня Эйзенхауэр одобрил план накопления сил Паттона на побережье путем переброски двух оставшихся полков 82-й дивизии в Сицилию по воздуху. Предполагали выбросить их за линией фронта. В распоряжении Джорджа оказались бы все три полка 82-й дивизии, которые использовались бы в качестве пехоты в первые несколько дней после десантирования. Однако после создания надежного плацдарма и устранения опасности контратаки войска Риджуэя предполагалось направить в резерв. Подготовка парашютистов обходится слишком дорого, чтобы использовать их в качестве обычной пехоты, если, конечно, крайние обстоятельства не вынудят к этому.
Риджуэй был обеспокоен перспективой переброски своих войск по воздуху ночью над зенитной артиллерией флота и обратился с просьбой гарантировать безопасность полета самолетов через район якорной стоянки флота. Английский советник при Эйзенхауэре по вопросам воздушно-десантных операций ответил, что флот не может ничего обещать. Конечно, можно было предотвратить открытие огня корабельной зенитной артиллерией, однако гарантировать безопасность от огня зенитных средств на торговых и других судах было значительно труднее. Будут приняты все меры предосторожности, сказал он, однако нельзя дать воздушно-десантным войскам полной гарантии.
Уклончивый ответ обеспокоил Риджуэя, и 22 июня он вновь повторил просьбу о гарантиях безопасности, на этот раз в присутствии Айка. Командование флота, однако, продолжало настаивать, что оно не может дать никаких гарантий.
Риджуэй не хотел рисковать ночной выброской десанта без достаточной гарантии их безопасности и поспешил в штаб Паттона с ультимативным требованием.
Если он не получит гарантий, что самолеты с воздушно-десантными войсками не подвергнутся обстрелу своей артиллерии, то он вообще возражает против выброски второго эшелона своей дивизии. Паттону не хотелось лишаться поддержки парашютистов, поэтому его штаб связался с флотом и добился соответствующих [154] заверений. Зенитная артиллерия не будет открывать огня в заранее согласованной полосе, в которой проследуют самолеты с десантниками.
Получив эти заверения, Риджуэй согласился с планом выброски второго эшелона своей дивизии.
Первоначально предполагалось, что парашютисты будут брошены с наступлением темноты 10 июля, то есть в день высадки морского десанта. Но так как выброска воздушного десанта накануне была неудачной, выброска второго эшелона была отложена на сутки.
Вечером 11 июля на тунисских аэродромах 2000 парашютистов 82-й дивизии заняли места в 144 самолетах «С-47». Они должны были выброситься в районе аэродрома Фарелло на участке 1-й дивизии. У парашютистов не было особых оснований для беспокойства, кроме обычных опасностей полета в строю ночью и риска сбиться с курса. Что касается летчиков, то для них оснований для беспокойства было более чем достаточно: самолеты следовали по тому же зигзагообразному курсу, который причинил им столько хлопот две ночи тому назад. Более того, район выброски десанта примыкал к 60-километровому участку побережья, плотно насыщенному зенитными пушками. Но зенитной артиллерии на кораблях и на суше был отдан приказ огня не открывать. Самолеты «С-47» должны были идти над побережьем на небольшой высоте — 200 метров.
В этот вечер, вскоре после наступления темноты, германская авиация снова совершила налет. Из мрачного помещения штаба карабинеров мы видели в небе вспышки разрывов зенитных снарядов. Едва противник сбросил бомбы и затихли зенитные орудия, как послышался звук моторов первого эшелона транспортных самолетов, следовавших на небольшой высоте над заливом и поворачивавших к району выброски десанта.
Стояла безоблачная средиземноморская ночь, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Лунный свет мерцал в волнах, а корабли неподвижно стояли в заливе после суматохи, вызванной налетом германской авиации. Первые транспортные самолеты миновали побережье точно в установленное время, и шум их моторов затих в направлении Джелы.
Внезапно в напряженной тишине прозвучал одинокий выстрел зенитного орудия. Пока я беспомощно смотрел из Скоглитти, небо над нами вспыхнуло от разрывов зенитных снарядов. Вскоре осколки забарабанили по черепичной крыше нашего здания.
Как стая вспугнутых перепелок, строй самолетов рассыпался в разные стороны. Пилоты старались спасти свои машины. В затемненных кабинах вспыхнул свет, и десантники начали выбрасываться из машин. Некоторые приземлились в районе расположения наших дивизий. Их принимали за немцев и открывали по ним огонь, пока они еще раскачивались на стропах парашютов. [155]
Из 144 самолетов, участвовавших в выброске воздушного десанта, не вернулось 23 машины. Половина уцелевших самолетов, получивших повреждения в результате зенитного огня, едва дотянула до Туниса. Утром перед нашим взором открылась печальная картина: из воды торчали останки сбитых самолетов. Парашютисты потеряли свыше 20 процентов своего состава.
Хотя я считал основным виновником трагедии флот ввиду отсутствия дисциплины огня, но не забывал, что зенитные орудия на берегу также включились в стрельбу. Кто открыл огонь первым и устроил побоище — корабельные или сухопутные зенитчики, — так и не удалось установить. Однако моряки были уже хорошо известны той легкостью, с какой они нажимали на спусковой крючок. Это выявилось в первый же день высадки, когда корабли неоднократно подвергали обстрелу союзные самолеты. Флот даже умудрился обстрелять своего собственного корректировщика огня.
Позднее зенитчики утверждали, что немецкие самолеты повернули назад и пристроились в хвост наших транспортных самолетов для повторной неожиданной атаки наших кораблей. Хотя этому сообщению многие поверили, оно никогда не было ни подтверждено, ни опровергнуто.
Нервозность флота была позднее «объяснена» офицером из штаба адмирала Каннингхэма.
— Имейте в виду, господа,—заявил он, обращаясь к офицерам штаба воздушно-десантных войск, — что до сих пор каждый самолет, который появлялся над нашими кораблями в Средиземном море, был вражеским. И хотя флот сейчас переживает переходный период, все еще чрезвычайно трудно убедить легких на нажим спускового крючка молодчиков, что вполне реальна такая вещь, как появление в воздухе над нашими кораблями своих самолетов.
В результате этой трагедии в Сицилии командование военно-воздушных сил с горечью констатировало, что единственный способ избежать обстрела корабельной зенитной артиллерией своих самолетов заключается в том, чтобы держаться от кораблей как можно дальше. В дальнейшем при организации воздушно-десантных операций мы старательно обходили наш флот.
Сицилийская кампания состояла из нескольких отдельных этапов, первым из которых являлась высадка союзников на побережье острова и последним завершающим этапом — захват порта противника — Мессины, через который эвакуировались его войска на Апеннинский полуостров. Перед вторжением в Сицилию планировалась только высадка десанта на побережье. Дальнейшее руководство операциями должно было осуществляться группой армий Александера.
После закрепления на плацдарме 2-й корпус должен был двинуться в глубь острова и занять три стратегических аэродрома противника, [156] находившиеся в полосе наступления корпуса (схема 12). Затем корпус продолжал наступать до выхода на шоссе Виццини — Кальтаджироне, идущее параллельно берегу залива на удалении приблизительно 40 километров. Эта дорога была «желтой линией» (рубежом), до которой должны были продвинуться наши войска.
Оседлав эту дорогу, 2-й корпус создавал прочные позиции для развития наступления на север. Дорога Виццини — Кальтаджироне представляла собой одну из важных магистралей, которая тянулась от побережья Сицилии в центральную часть острова, к укрепленному узлу дорог у Энны. Эта дорога являлась также основным путем подхода к узлу дорог из юго-восточной части острова, где мы высадились. Впоследствии я узнал, что этот факт не ускользнул от внимания генерала Монтгомери с его обостренным чутьем тактического маневра.
Во второй половине дня 11 июля 45-я дивизия заняла первый из трех намеченных аэродромов в районе Комизо. На аэродроме было захвачено 25 самолетов противника, причем вокруг аэродрома валялись остатки более ста самолетов. Я быстро направил дивизион зенитной артиллерии в Комизо для прикрытия аэродрома от атак вражеской авиации, пока велись работы по переоборудованию его в американскую воздушную базу.
Первым после захвата аэродрома на поле приземлился двухмоторный средний германский бомбардировщик «Ю-88». Когда самолет выпустил шасси и стал заходить на посадку, наши зенитчики открыли огонь и промахнулись. Подрулив к стоянке, пилот выскочил из кабины, грозя кулаком орудийному расчету. Только тогда он узнал, что аэродром занят. Затем появились два «Мессершмита», наши зенитчики не стали открывать огонь и захватили в плен еще двух летчиков. Наконец над полем пролетел на бреющем полете с разведывательной целью «Спитфайр». На этот раз сбитые с толку зенитчики обстреляли свой самолет.
На следующее утро на аэродром должна была перебазироваться эскадрилья «Спитфайров». Опасаясь, что «Спитфайры» могли подвергнуться обстрелу, я послал Хансена в Комизо к командиру зенитного дивизиона.
— Скажи ему, — сказал я Хансену совершенно серьезно, — что если хоть одно орудие откроет огонь при подходе «Спитфайров», он может убираться через горы в Мессину.
14 июля мы подошли на расстояние действительного артиллерийского огня к дороге Виццини — Кальтаджироне, открывавшей нам путь к Энне. В этот день Паттон вызвал меня в штаб 7-й армии в город Джела. Дорога была забита потоком встречных машин с побережья, мимо нас прошла колонна медицинских сестер. Их лица были грязны и потны. Я застал Паттона в облаке табачного дыма. [157]
Он стоял вместе с начальником оперативного отдела, склонившись над картой.
— Мы получили директиву из штаба группы армий, Брэд. Монти будет наступать по дороге Виццини — Кальтаджироне с целью обойти Катанию и гору Этна с запада через Энну. Поэтому вам придется отвести 45-ю дивизию к западу от дороги.
Я свистнул:
— Это создаст нам чертовские затруднения. Я рассчитывал на эту дорогу. Если лишаете нас права ею пользоваться, наше наступление сильно замедлится.
Первоначально спорная дорога находилась в нашей полосе. Поэтому я хотел ее использовать для наступления к узлу дорог в районе Энны. Однако Монти, по-видимому, пришел к такому же выводу.
— Хорошо, можно ли по крайней мере использовать дорогу для переброски дивизии Миддлтона на левый фланг Терри Аллена? — спросил я Паттона. — Легче перебросить на левый фланг дивизию Миддлтона, чем отодвигать к западу обе дивизии. В этом случае Терри, возможно, сумеет продолжать наступление, не снижая темпа. Мне бы не хотелось, чтобы противник успел закрепиться.
— К сожалению, Брэд, — ответил Паттон, — вы должны освободить дорогу немедленно. Монти ждать не хочет.
— Но для нас создается тяжелое положение. Дивизия Миддлтона находится всего в тысяче метров от дороги. Если я не смогу использовать дорогу для переброски этой дивизии на левый фланг Аллена, тогда мне придется оттянуть 45-ю дивизию до самого побережья и вывести ее на новый участок через тылы войск Терри (схема 14).
Это вызвало бы не только перенапряжение транспорта, необходимого для снабжения войск боеприпасами и горючим. Это означало также, что мы должны будем на несколько дней прекратить наступление на фронте 2-го корпуса. Противник отступал в беспорядке, мне не хотелось давать ему передышки.
Прочитав директиву Александера, я с мрачным видом вернул ее Паттону. Монтгомери должен был продвигаться на Мессину по двум расходящимся дорогам. Первая дорога шла вдоль восточного побережья острова через болота, Катанию и узкий проход между горой Этна и морем. Вторая дорога проходила через узел дорог в районе Энны, огибала Этну севернее и выходила к Мессине. Эта дорога давала возможность Монти обойти болота и избежать возможных заторов на прибрежной дороге. Однако для захвата узла дорог в районе Энны он нуждался в спорной дороге, идущей через Виццини.
Из директивы Александера вытекало, что наступать на Мессину будут англичане, а действия американских войск Паттона ограничивались западной частью острова. Немцы, опасаясь попасть здесь в ловушку, уже начали отступление к востоку. Противник, по-видимому, собирался сосредоточить свои войска в узкой горловине у Мессины, [158] где местность давала ему возможность задержать численно превосходившие силы союзников. Имея за своей спиной порт, через который можно было эвакуироваться в любое время, немцы могли заставить союзников дорого заплатить за каждый шаг.
Всего к Мессине шли четыре дороги, из них только две подходили непосредственно к этому порту (схема 12). Одна проходила через Катанию на восточном побережье Сицилии, а другая – вдоль [159] северного побережья. Другие две дороги являлись внутренними и шли от узла дорог около Энны. Эти дороги были отдалены друг от друга на 15 километров, причем южная дорога огибала гору Этна с запада, а северная шла параллельно первой через Никозию и Тройну. Последняя дорога находилась всего лишь в 25 километрах от приморской дороги, идущей вдоль северного побережья. Обе внутренние дороги соединялись вместе в Рандаццо на северо-западном склоне Этны. Отсюда одна дорога ответвлялась к шоссе, идущему из Катании, а другая шла на север. Хотя дорожная сеть была невелика, однако ее было достаточно для двух союзных армий, наступавших на Мессину. Если бы Монтгомери ограничил свой обходный маневр использованием южной внутренней дороги, он мог окружить как Катанию, так и гору Этну. Это дало бы возможность 7-й армии наступать на Мессину по двум направлениям: по внутренней дороге через Никозию и по северной приморской дороге. Я надеялся, что Александер примет именно такой план.
Когда у меня отняли дорогу, идущую через Виццини, ничего не оставалось делать, как посадить на грузовики личный состав 45-й дивизии, возвратиться на побережье и оттуда перебросить дивизию Миддлтона на левый фланг 1-й дивизии Аллена. Я был уверен, что Александер не знал, в какое затруднительное положение поставила его директива наш корпус. Из-за того, что в наше распоряжение не была предоставлена дорога через Виццини хотя бы на одни сутки, нам пришлось с большим трудом перебросить свои войска с одного участка фронта на другой.
Несколько недель спустя, уже после окончания кампании в Сицилии, Паттон навестил Монти на его командном пункте. Во время разговора Джордж пожаловался ему на несправедливую директиву группы армий Александера, лишившую нас дороги Виццини — Кальтаджироне. Монти посмотрел на него с улыбкой.
— Джордж, — сказал он, — позвольте мне дать вам совет. Если вы получаете приказ от группы армий, который вам не нравится, не выполняйте его. Я именно так и поступаю.
Монтгомери, конечно, шутил. Он сам был хорошим, хотя иногда и упрямым солдатом. Он выполнял полученные приказы, хотя порой казалось, что он обходил их, в то же время тщательно скрывая это. Совет Монтгомери Паттону, по существу, отражал обычную точку зрения британского командования, которую иногда трудно понять американскому солдату. В отличие от армии Соединенных Штатов, где требуется безусловное выполнение приказа, англичане рассматривают приказ как базу для дискуссии. Если возникнут разногласия, они принимаются во внимание, и в результате приказ может быть изменен. В американской армии, наоборот, мы стараемся предварительно выяснить все соображения, прежде чем отдавать приказ. После отдачи приказа его никто не может изменить, кроме командира, отдавшего его. [160]
Если бы я знал об этой особенности англичан, я бы наверняка обратился к Паттону с просьбой опротестовать решение группы армий в отношении дороги.
Пока мы занимались переброской 45-й дивизии, Паттон создал временный корпус под командованием генерала Кейса для очистки от противника западной части острова. В состав этого наспех сформированного соединения Паттон включил 3-ю пехотную и 2-ю бронетанковую дивизии, два воздушно-десантных полка Риджуэя и два батальона «Рейнджерс».
Батальоны «Рейнджерс» впервые появились во время операции «Торч» и вскоре заслужили выдающуюся репутацию на тунисском фронте. В эти батальоны вербовались добровольцы, которых не пугали дополнительные трудности, возлагаемые на них нарукавной нашивкой у плеча с надписью «Rangers». Батальоны «Рейнджерс» стали такими же кадровыми частями американской армии, как и любые другие части.
1-й батальон «Рейнджерс» был организован летом 1942 г. майором Уильямом Дэрби. До этого его командир 31-летний майор служил в форте Смит в штате Арканзас. Находясь на должности адъютанта командира 34-й пехотной дивизии в Ирландии, Дэрби пришел к выводу, что нужно создать легкие диверсионно-разведывательные батальоны, способные выполнять задачи, которые не под силу обычному пехотному батальону. Первая группа добровольцев была создана по образцу английских «Коммандос». Дэрби так беспощадно обучал своих людей в незащищенном от ветра учебном лагере в Шотландии, что вскоре они стали умолять, чтобы их отправили на фронт и избавили от изнурительных учебных тренировок.
При отборе добровольцев в батальоны «Рейнджерс» прежде всего обращалось внимание на их общее развитие и наклонности, а также на ловкость и выносливость. В результате такого отбора солдаты «Рейнджерс» к концу войны приобрели такие боевые качества, что, на мой взгляд, не было ни одной задачи, которую они не сумели бы выполнить.
Во время штурма Джелы итальянские танки контратаковали батальоны «Рейнджерс» на улицах города. Дэрби, теперь подполковник, возглавлявший руководство обоими батальонами «Рейнджерс», помчался на своем джипе на побережье. Там он забрал и погрузил в джип 37-миллиметровую противотанковую пушку и поспешил обратно в город. С этой импровизированной «самоходной установкой» он вступил в бой с итальянскими танками. Вскоре было подбито несколько танков, а остальные в панике отступили. За этот подвиг Дэрби наградили крестом «За отличную службу», а подобных подвигов, достойных быть отмеченными наградой, он совершил много.
Когда командование 45-й дивизии обратилось ко мне с просьбой назначить нового командира полка взамен смещенного, я попросил [161] Паттона назначить Дэрби. Этим самым он получал возможность повышения в звании и завидную должность командира полка.
Джордж не стал принимать самостоятельного решения о переводе Дэрби в 45-ю дивизию, наоборот, он предоставил Дэрби возможность самому решить этот вопрос.
— Следовательно, генерал, я могу выбирать? — спросил плешивый Дэрби, улыбаясь. — Однако я не привык выбирать в армии.
— Принимайте полк, и утром я произведу вас в полковники — сказал Паттон, — но я не хочу принуждать вас. В армии имеется тысяча полковников, каждый из них с радостью воспользовался бы этой возможностью.
Дэрби сначала взглянул на меня, а затем на Паттона. — Спасибо, генерал, — ответил он, — но я предпочитаю остаться с моими ребятами.
16 июля, через два дня после получения приказа об освобождении дороги через Виццини для войск Монтгомери, Паттон получил из группы армий новую директиву. Директива подтвердила мои прежние подозрения: на Мессину должны были наступать только войска Монтгомери. Это означало, что остров делился на две части: английскую и американскую. Паттон направлял свои усилия против западной части, где сопротивление было незначительным, а на долю 8-й армии Монтгомери выпала задача отбросить немцев за Мессинский пролив.
Паттону надлежало создать надежную базу в центральной части острова, где находились Кальтаниссетта и Энна. Отсюда 2-й корпус должен был продвигаться двумя колоннами: первая колонна двигалась на север, в направлении прибрежной дороги, а вторая — на северо-запад, к Палермо. Временно созданный корпус Кейса наступал со своего плацдарма в Ликате в северном и западном направлениях.
Если с точки зрения занимаемой территории миссия Паттона выглядела более внушительной, то перед Монтгомери стояла весьма трудная задача, так как в результате развала итальянских дивизий и отступления немцев из западной части острова в ее восточной части оказались сосредоточенными все войска противника.
Для Паттона, преисполненного наступательного духа и готового преследовать противника вплоть до Мессины, ограничение деятельности только западной половиной острова было жесточайшим разочарованием. Конечно, захват Палермо был важен для обеспечения снабжения 7-й армии, однако, за исключением этого единственного порта, других объектов в западной части острова не было. Понятно, что в захвате необороняемых высот, пленении послушных крестьян и павших духом итальянских солдат не было ничего героического. [152]
На следующий день командование 15-й группы армий приказало Паттону продолжать наступление на север и перерезать прибрежную дорогу от Палермо к Мессине.
— А затем, — добавил офицер из штаба Паттона, — мы можем спокойно сесть на чемоданы и ждать, когда Монти закончит проклятую волну.
Однако это оказалось не так просто. 8-я армия вела тяжелые бои на равнине у Катании.
К полуночи 16 июля 45-я дивизия освободила дорогу Виццини — Кальтаджироне и, совершив марш кружным путем, заняла позиции левее дивизии Аллена. На рассвете следующего дня Миддлтон сразу же перешел в наступление.
В течение шести суток 45-я дивизия без отдыха наступала в центральной части острова. Это был один из самых упорных и длительных боев за все время войны на Средиземном море. Миддлтон имел в своем распоряжении только одну дорогу, ведущую на север. Вводя в бой свои полки поочередно, он смог продолжать безостановочное наступление днем и ночью.
Даже противник, постоянно находившийся под сильным нажимом, не мог скрыть своего восхищения изнурявшим его темпом наступления войск Миддлтона. Диксон доставил мне письмо, найденное у убитого немца. Оно было адресовано его брату на русском фронте.
«Эти удивительные американцы, — говорилось в письме, — ведут бой и днем и ночью, не прекращая огня».
Однажды, когда я ехал с командного пункта корпуса в Пьетраперции (я прозвал это город Петер Пайпер) в 45-ю дивизию, я взял в машину стоявшего на дороге солдата, направлявшегося на фронт. Он был из 82-й воздушно-десантной дивизии.
— Куда вы направляетесь? — спросил я.
— В мою часть, сэр.
— Но 82-я дивизия находится на другом конце острова.
— Да, сэр, — ответил он, — но я приземлился в расположении 45-й дивизии и решил остаться в ней.
Я невольно улыбнулся.
— Откуда вы сейчас едете?
— Из госпиталя, сэр. Я сбежал самовольно, не желая подвергаться длинной процедуре медицинского освидетельствования. Иначе я никогда не вернулся бы в свою часть.
— Ранены?
— Так, царапина. В госпитале подлечили.
— Знаете ли вы, что 82-я дивизия, вероятно, сообщила о вас как о пропавшем без вести, когда вы не явились после прыжка в район сбора. Может быть, ваши родные теперь беспокоятся о вас?
Он пожал плечами. [163]
— Сообщите мне вашу фамилию, — сказал я, — и я дам указание, чтобы вас исключили из списка пропавших без вести.
Я передал сведения о нем в отдел личного состава корпуса.
За неделю после вторжения 7-я армия Паттона взяла в плен 22 тыс. человек, из них четверть составляли уроженцы Сицилии, мобилизованные в итальянскую армию. Охранять и размещать эту огромную массу голодных людей с каждым днем становилось все труднее. Предполагалось эвакуировать их морем в лагери в Северной Африке, а оттуда в Соединенные Штаты. Такая перспектива вовсе не повергала военнопленных в уныние.
На склонах холмов Сицилии к этому времени уже созревали посевы, но для уборки не хватало рабочих рук. Из деревень давно забрали, всех, за исключением стариков, старух и детей. Мы направляли военнопленных сицилийцев в лагеря и тем самым лишали их семьи рабочей силы для уборки урожая. Не собрав урожай, население Сицилии, возможно, оказалось бы на иждивении Соединенных Штатов. Это наложило бы дополнительное бремя на торговый флот союзников. Доводить дело до этого было бессмысленно.
На третью ночь после высадки Диксон доложил, что вблизи командного пункта корпуса был задержан итальянский солдат в гражданской одежде.
— Надеюсь, не шпион?
— Нет, сэр. На него он не похож. Просто бедный крестьянин и перепуган до смерти. Он сказал нам, что был в отпуске в деревне, когда пришли американцы, и хочет остаться дома.
— Мы не имеем права винить его за это, — сказал я.
— Конечно, нет, вероятно, тысячи солдат были бы рады поменяться с ним местами. Им наплевать на войну. Они хотели бы поскорее вернуться домой и приняться за работу.
— Тогда зачем мы их держим в лагерях?
— Убейте меня, генерал, если я знаю зачем.
— Монк, представьте себе, что произойдет, если мы распустим слух, что каждый сицилийский солдат, если он дезертирует, может вернуться домой. Тогда нам незачем будет брать их в плен.
— Я немедленно займусь этим, сэр. Мы можем распустить слух через местных жителей. Посмотрим, как он быстро распространится по виноградникам.
Я сообщил об этом 7-й армии, но когда вышестоящий штаб узнал, он отказался одобрить наш план. Но к этому времени было уже поздно положить конец растущей волне дезертиров, поверивших слухам. Когда 18 июля мы ворвались в Кальтаниссетту, Монк Диксон отправился к местному епископу с просьбой оказать нам помощь. Вскоре все узнали о нашем предложении, и тысячи измученных сицилийцев вышли из своих убежищ. Наши дружественные действия привели к тому, что сицилийцы стали нас радушно приглашать в свои дома. [163]
Наконец вышестоящие инстанции согласились с нашими предложениями об освобождении военнопленных, и 28 июля нам было официально разрешено освободить на честное слов взятых в плен уроженцев Сицилии. Из 122 тыс. взятых в плен американской армией 33 тыс. были сицилийцами, отпущенными на честное слово в свои города и деревни. В каждом городе, куда мы вступали, со стен соскребали фашистские лозунги, на плакатах замазывали лицо Муссолини. Разъяренные толпы громили помещения фашистской партии, изгоняли функционеров из города и сжигали архивы.
В голове колонны войск Монтгомери, наступавших в центре горловины у Мессины, находилась 1-я канадская дивизия 30-го английского корпуса генерала Оливера Лиса. Сухощавые, загорелые канадцы в трусах цвета хаки и в плоских стальных касках должны были захватить город-крепость Энну.
К югу от Энны войска Лиса наткнулись на немцев, засевших в горах и оборонявших укрепленный город. Атака на город была отбита, тогда Лис попытался обойти Энну справа по проселочной дороге. Поскольку основные дороги из Энны шли в мой ничем не прикрытый тыл, где находились полевые склады, я не мог остаться равнодушным к тому, что своим маневром Лис обнажил мой правый фланг. Я не хотел подвергать себя риску позволить противнику совершить рейд в мой тыл и поэтому написал Лису:
«Я только что узнал, что вы решили обойти Энну справа, оставив мой фланг открытым. Поэтому мы переходим в наступление на Энну, хотя город находится в вашей полосе. Я считаю, что мы имеем право использовать для этой цели любую дорогу в вашей полосе».
Лис ответил так быстро и с такими извинениями, что я пожалел о резком тоне моего письма. Лис полагал, что его штаб информировал меня о намерениях англичан. Он разрешил мне использовать любую дорогу, которая могла потребоваться для наступления. Больше того, чтобы убедить нас, что никто не собирался обижать американцев, Лис вместе с письмом прислал нам две бутылки шотландского виски. Когда через несколько дней Лис навестил нас в роскошном дворце в Кальтаниссетте, мы отплатили ему, подав чай в фарфоровых чашках с изображением герба Савойской династии.
Рано утром два полка 1-й дивизии пошли на штурм Энны с юга и запада. Немцы, опасаясь оказаться в окружении в этой горной крепости, отошли к северу. К 9 часам утра наши войска вступили в древний город, окруженный стенами.
«Неплохо, — комментировал Диксон — совсем неплохо. Сарацины осаждали Энну 20 лет. Нашим ребятам потребовалось всего пять часов, чтобы захватить город».
Вечером Би-би-си сообщила, что английские войска, осуществляя замечательное наступление на север, взяли Энну. [165]