Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

В Череменецком

Череменецкое озеро находится в Ленинградской области — у Луги.

Приехали туда водолазы, погрузили костюмы на телегу и двинулись по дороге.

Встретился им мальчишка из Череменецкого совхоза, увидел водолазов — и бегом домой.

Кричит-надрывается:

— Едут дяденьки с головами и зеленые дяденьки без голов! [34]

Зеленые дяденьки без голов — это резиновые костюмы. Навстречу мальчишке шли летчики. Услыхали они, что мальчишка кричит, и обрадовались.

— А, водолазы, — говорят, — это они к нам едут!

Подъехали водолазы к самому Череменецкому. Тут их летчики встретили и повели через парк к себе на базу. У них в столовой на столе два ведра молока и большая буханка хлеба:

— Мы ждали по крайней мере человек десять водолазов, — говорят летчики, — а вас только трое.

— Ничего, — говорит Зубарь, — мы и втроем справимся.

Действительно, справились — два ведра молока выпили и буханку хлеба съели.

— Ого-о-о, — смеются хозяева, — вы, и вправду, за десятерых работаете.

— Таков наш водолазный аппетит — всё, кроме жареных гвоздей, едим, — говорит Третьяков и встает из-за стола.

— Ну, теперь к делу перейдем, — говорит Фадеев. — Расскажите, как потонула ваша стрекоза.

— На учебном полете, — отвечают летчики. — Пилот и механик молодые, не управились с мотором. Он у них — бряк-бряк — и прямо в озеро. [35]

— И давно это произошло?

— Третьего дня.

— Ничего, выудим вашу стрекозу.

Вышли водолазы в парк, оглядываются. Кругом зелень, беседки, столетние липы вершинами шушукаются.

— Чей парк?

— Был когда-то монастырский, теперь совхозный.

Похлопал Третьяков огромную толстокожую липу.

— Э, старуха какая! Небось, старых хозяев помнишь? Забудь, а то срубим.

Проспали водолазы ночь, а наутро на катерах выплыли на середину озера.

Интересно летчикам посмотреть на водолазную работу. Стали они помпу качать. А водолазы принялись за дело. Одели Зубаря. Фадеев на сигнал становится, Третьяков на шланг.

А Зубарь шагнул с борта и сразу на дно. Ребята на берегу так и завизжали от радости.

Долго бродил по всем направлениям Зубарь. Это видно было по пузырькам. Наконец, вышел — да в каком виде! Весь в иле, зеленая паутина на плечах, на манишке, даже на шлеме.

— Ничего там нет, одна только грязь!

Отплыл катер в другое место озера. Снова походил под водой Зубарь. Вылез, как лягушка зеленый.

— Нет ничего, только каша непролазная, — говорит.

— Хватит на сегодня?

— Хватит.

— Ну, так раздевайся.

Одели Фадеева. Отплыл катер еще немного вбок. Спустился Фадеев. Несколько часов под водой ходил, искал.

Вылез и говорит:

— Не? там самолета — ручаюсь.

— Может, его рыбы съели? — смеется Зубарь.

— А, вернее, его совсем и не было, — говорит Фадеев.

Тут на берег вышел живой свидетель крушения самолета, молодой летчик, весь забинтованный.

— Давайте, — говорит, — еще в этой стороне пошарим.

Отплыли. На этот раз оделся и спустился в воду Третьяков. Прошло минут десять. Ничего со дна не сообщает. Водолазы уже приуныли, а про летчиков и говорить нечего, «Вот, — думают, — увяз в грязи водолаз!» [36]

Вдруг — сигнал:

— Нашел! Спускайте трос!

Загалдели на берегу, спускают на дно толстый трос.

Вот сейчас застропят самолет и вытянут на берег. Только как его вытянешь?

На озере ни подъемного пловучего крана, ни лебедки в то время не было. Был только деревянный ворот.

Положили его на борта двух катеров и начали веревку наматывать.

А ветром относит катера всё дальше от берега.

Никак на месте не удержаться.

Остановили ворот. Как же быть?

Тут Третьяков повернулся к берегу и, показав на монастырские липы у берега, сказал:

— А вот намотаем на них канат и заставим тянуть.

— А ведь верно! Ай да изобретатель!

Перенесли конец каната с ворота на липу. А другой конец к самолету привязали.

А липы могучие — глыбу каменную выдержат. Обернули летчики канат вокруг ствола, схватились и потянули. Тянут дружно все вместе — и водолазы и летчики. Третьяков — тот даже раздеться не успел — как из воды вылез, так за канат и ухватился. Только шлем сняли с него.

— Тяни, подхватывай!

Дрожит канат, ползет, укорачивается.

— На-а-жми-и-и-и-и!

Булькнула вода, запузырилась вдруг муть в осоке, и на берег, точно зеленый крокодил, выполз самолет.

— Ура-а-а-а! — закричали с катеров и с берега.

Спасенному утопленнику прежде всего устроили душ. Окатили из шланга — всю тину смыли.

Потом осмотрели. Вся передняя часть цела, даже пропеллер. Мотор, кажется, не слишком покалечен — надо испытать. Только вот крылья помяты. Но это беда поправимая.

Повеселели все, и стали на радостях над пострадавшим летчиком подшучивать:

— Что же это вы, товарищи, — спрашивает Зубарь, — у нас хлеб отбиваете? Нырять на самолете вздумали! Мы же к вам под облака не залетаем. У каждого своя специальность!

— А ты, Зубарь, товарища летчика не разыгрывай, — [39] говорит Третьяков. — Бывает, что и мы с тобой летаем, даже вверх ногами.

Летчики смеются.

— Летаете? — спрашивают. — Как же это так?

— А вот наберешь в рубаху слишком много воздуха, нагнешься — ну, и полетишь вверх ногами!

Дальше