Наступление

23 июня 1944 года войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление по всей полосе от Витебска до Орши.

В период артиллерийской подготовки бомбардировщики 6-й гвардейской авиадивизии полковника Г. А. Чучева нанесли удар на южном участке фронта в районе Орши. Там находились наиболее укрепленные рубежи вражеской обороны. Бомбардировщиков сопровождал 133-й гвардейский истребительный авиаполк. Я принимал участие в этом боевом вылете.

Должен заметить, что для активного участия авиации в полосе фронта дни 23 и 24 июня были не самыми удачными. Подвела погода. Утром в день начала наступления аэродромы базирования и поле боя были закрыты туманом. Вылет бомбардировщиков и 133-го гвардейского истребительного полка проходил в чрезвычайно сложных метеоусловиях. Только благодаря высокой подготовке летного состава он прошел успешно. На основании нашего доклада командующий воздушной армией приказал выполнять боевые вылеты мелкими группами. Это, конечно, значительно снижало ударные возможности нашей штурмовой и бомбардировочной авиации, но иного выхода в те дни не было.

Думаю, что это обстоятельство во многом объясняет тот факт, что на оршанском направлении события поначалу развивались не совсем так, как нам хотелось бы. Вражеская оборона здесь оказалась достаточно устойчивой. В течение всего дня 23 июня шел ожесточенный бой, в результате чего наши наземные войска лишь местами [272] вклинились в оборону противника на 2–3 километра, но прорвать ее не смогли. Именно в таких ситуациях бомбовый удар, осуществленный силами авиационной дивизии или корпуса, мог иметь решающее значение для развития дальнейшего успеха. К слову сказать, в ходе операции такие удары наносились неоднократно с большим последующим эффектом. Например, в полосе наступления правого крыла фронта около 100 «Петляковых» ударили по укреплениям в районе Богушевска, после чего наша пехота вошла в город без особых трудностей.

Ну а у нас под Оршей в первые два дня можно было наблюдать в воздухе привычную и вполне традиционную картину: частыми мелкими группами по 6–12 машин сновали к линии фронта и обратно Ил-2 и Пе-2, прикрытые двумя-тремя парами истребителей. Они подавляли точечные цели: где дот, где пулеметное гнездо, где орудие или минометную батарею. Истребители тоже принимали участие в этой работе, с малых высот расстреливали живую силу и технику врага. Два наших полка — 86-й гвардейский и 900-й — весь день обеспечивали работу «ильюшиных», а к исходу дня получили задачу штурмовать войска противника.

За первые два дня операции в сложных метеоусловиях летчики дивизии произвели 300 боевых вылетов на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. А поскольку наша авиация действовала мелкими группами, то и вражеские истребители постарались не упустить свой шанс.

Первыми в нашей дивизии 23 июня вступили в бой летчики 900-го истребительного полка. Шестерка «яков» под командованием капитана Ф. Ф. Рудычева сопровождала Ил-2 и встретила шесть Ме-109. «Мессеры» попытались атаковать штурмовиков, но ударная группа лейтенанта И. Ф. Василисина преградила им путь и прорваться к «илам» не дала. Один Ме-109 тут же над линией фронта был сбит, остальные вышли из боя и со снижением ушли на запад. Во время другого боевого вылета младший лейтенант Н. Н. Сорокин (тоже из 900-го полка) в стремительной атаке сбил «мессер», не допустив вражеских истребителей к нашим штурмовикам.

В те дни наши летчики заслужили немало благодарностей бомбардировщиков и штурмовиков. В первый день операции отличились летчики лейтенант И. И. Туманский и младший лейтенант И. И. Яременко. Сопровождая в паре [273] шестерку Ил-2, они встретили четыре Ме-109, которые, разделившись на пары, предприняли попытку атаковать одновременно и истребителей, и штурмовиков. Лейтенант Туманский это сразу понял и молниеносно отразил атаку первой пары, но при этом несколько оторвался от штурмовиков. Этим решила воспользоваться другая пара «мессеров», однако ведомый младший лейтенант Яременко атакой сверху сбил одного из них. В то же время Туманский, продолжая атаковать первую пару Ме-109, меткой очередью вывел из строя еще одну вражескую машину. Оставшиеся две вышли из боя.

Эту схватку наблюдал с земли начальник штаба 1-й воздушной армии генерал А. С. Пронин. Он высоко отозвался о мастерстве наших летчиков и объявил И. И. Туманскому и И. И. Яременко благодарность.

К исходу 24 июня наибольшего успеха достигли войска правого крыла фронта. Уже в первый день операции оборона противника там была прорвана на 50 километров по фронту, а к исходу 24 июня ширина прорыва увеличилась до 80 километров.

На оршанском направлении к этому времени оборона противника тоже оказалась прорванной. Этот успех был настолько важен, что в тот же день в приказе Верховный Главнокомандующий объявил благодарность войскам, отличившимся при прорыве вражеской обороны. В нем была отмечена и наша 240-я.

Только 25 июня части 11-й гвардейской армии прорвали тактическую зону обороны, и тогда были созданы условия для ввода в прорыв 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса генерала А. С. Бурдейного. На следующий день корпус вышел в тыл оршанской группировке противника, перерезал железнодорожную ветку Орша — Лепель, прорвал армейский рубеж обороны, подготовленный гитлеровцами в тылу на случай отхода с основного рубежа, полностью дезорганизовал управление и обстановку в тылу врага и уничтожил несколько крупных походных колонн противника с мотопехотой, самоходными орудиями и артиллерией, которые он подтягивал к Орше из глубины. Активный рейд танкистов-тацинцев в тыл гитлеровцев во многом предопределил дальнейшее развитие событий на оршанском направлении, в результате чего 27 июня войска 31-й и 11-й гвардейской армий ворвались в Оршу.

В то время как тацинцы расшатали и дезорганизовали вражескую оборону под Оршей и ее тылов, 5-я гвардейская [274] танковая армия П. А. Ротмистрова, введенная в прорыв на богушевском направлении, вышла на Минскую автомагистраль и к исходу дня 26 июня овладела городом Толочин. В эти дни — с 25 по 27 июня — фронт вражеской обороны рухнул на большом пространстве, и противник начал повсеместно неорганизованный отход к Березине. Подвижные соединения 3-го Белорусского фронта при активной поддержке авиации быстро продвигались на запад, отрезая гитлеровцам наиболее важные пути отступления.

На страницах шеститомника «История Великой Отечественной войны», посвященных Белорусской операции, большое внимание уделяется действиям авиации. В частности, там сказано: «Авиационные соединения наносили удары по отступающему врагу. Особенно эффективно действовали летчики 1-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии под командованием полковника С. Д. Пруткова. Они почти полностью парализовали движение немецко-фашистских войск по железной и шоссейной дорогам на участке Орша — Борисов». Эта эффективная работа штурмовиков была обеспечена летчиками 240-й истребительной авиадивизии.

В первые два дня боев авиация противника базировалась на тыловых аэродромах и действовала пассивно. В дальнейшем активность ее возросла — особенно в период боев за Оршу. В связи с этим 25 и 26 июня было нанесено несколько ударов по основным вражеским аэродромам. Пикировщики Пе-2 бомбили аэродромы Борисов, Докудово и Орша. Удар по оршанскому аэродрому нанесла 6-я гвардейская бомбардировочная авиадивизия. Как обычно, наши истребители прикрывали «Петляковых» полковника Г. А. Чучева. Я участвовал в этом вылете и своими глазами видел высокую результативность работы летчиков 6-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии. В то время на оршанском аэродроме базировалась известная 51-я истребительная эскадра противника «Мельдерс». Впоследствии в наши руки попали некоторые документы штаба этой эскадры. В одном из них говорилось: «25.6.44 аэродром Орша был подвергнут сильной бомбардировке. Несмотря на предупреждения о появлении самолетов противника, ни одна машина не смогла подняться в воздух... Командный пункт эскадры в результате прямого попадания сгорел, и управление частями на некоторое время было потеряно»{14}. [275]

25 и 26 июня были приняты и другие меры — в частности, мы значительно усилили прикрытие наземных войск, особенно на направлениях главных ударов. Например, над сравнительно узким участком прорыва под Оршей, где действовала и 240-я, в воздухе одновременно барражировало не менее 100 наших истребителей. Они ходили мелкими группами на разных высотах и в разных направлениях. У земли видимость оставалась скверной. Возникало опасение, что при такой концентрации машин становится реальной возможность столкновения.

Выше 1000–1500 метров видимость была хорошей. Над нашим верхним эшелоном истребителей шныряли на большой скорости отдельные четверки и пары «мессеров» и «фоккеров», и летчикам даже при таком собственном превосходстве приходилось быть очень осмотрительными: в любой момент можно подвергнуться внезапной атаке.

26 июня летчики 240-й авиадивизии произвели 170 самолето-вылетов, обеспечив надежным прикрытием 37 групп штурмовиков (всего 234 самолета) и 4 группы бомбардировщиков (72 самолета). В воздушных боях в этот день они сбили 8 истребителей противника.

Уже известный читателю И. И. Туманский в составе группы, которую вел майор А. Н. Деркач, сопровождал в этот день штурмовиков. На подходе к линии фронта пилоты увидели панораму ожесточенного боя. Он шел и на земле, и в воздухе. В стороне от нашей группы горящими факелами падали машины. Определить, наши это или немецкие, с первого взгляда было невозможно. Обстановка требовала предельного внимания.

— Справа впереди — шесть «фоккеров», — доложил по радио ведущему Туманский.

ФВ-190 шли выше нашей группы метров на восемьсот — тысячу. Было ясно, что они пропустят группу сопровождения, а потом попытаются с левого разворота атаковать штурмовиков сзади.

— Атакуем их сразу, как только штурмовики начнут работать, — предупредил майор Деркач.

Далее все происходило в стремительном темпе. Когда штурмовики вышли на цель, звено Туманского внезапно атаковало «фокке-вульфы». Этого гитлеровцы не ожидали. Сразу же вспыхнул и стал падать на наши боевые порядки один «фоккер». Оставшиеся ФВ-190 разделились на две группы. Одна попыталась оттянуть наше атакующее звено в сторону, чтобы дать возможность [276] другим «фоккерам» атаковать Ил-2. Но обмануть такого опытного бойца, как И. И. Туманский, было трудно. Умело маневрируя, он со своим звеном связал боем все «фокке-вульфы» и вынудил их драться в стороне от штурмовиков. Между тем «илы», построившись в круг, начали штурмовать скопление танков и огневые позиции вражеской артиллерии. В разгар этой работы майор А. Н. Деркач вдруг увидел выскочивший откуда-то одиночный ФВ-190, который приближался к Ил-2. Майор дал полный газ, подошел к «фоккеру» на дистанцию сто метров и длинной пушечной очередью поджег его. Другую атаку вражеских истребителей успешно отбили молодые летчики В. П. Бойко и А. А. Дюков. «Илы» закончили штурмовку, построились в боевой порядок и взяли курс на свой аэродром. Майор Деркач приказал Туманскому снизиться и прикрыть их открытый фланг. Ни одному немецкому истребителю прорваться к штурмовикам не удалось.

27 июня, когда наши войска взяли Оршу, был объявлен приказ Верховного Главнокомандующего, выражавшего благодарность войскам, отличившимся в боях за город. Наша 240-я истребительная авиадивизия тоже была отмечена. Таким образом, в ходе Белорусской операции мы получили уже вторую благодарность. Особо отличившимся частям было присвоено почетное наименование Оршанские. В 240-й авиадивизии Оршанскими стали сразу два авиационных полка: 133-й гвардейский и 900-й.

В тот же день, вечером 27 июня, мы получили приказ командующего воздушной армией, не прекращая боевой работы, перебросить дивизию на аэроузел Толочин. Наши подвижные соединения, быстро продвигаясь к Березине, нуждались в авиационной поддержке и надежном прикрытии с воздуха. Поэтому требовалось перебазироваться в ходе непрерывной боевой работы.

В 2 часа ночи передовые команды инженерно-технического состава, комендатуры батальонов аэродромного обслуживания, первый эшелон штаба дивизии и рота связи уже убыли к новому месту базирования. Утром 28 июня — точнее, к 10.00 — по радио мне доложили, что все готово к приему машин. Группы вылетали на задание по боевому графику, а производить посадку должны были уже на новый аэродром.

В те дни на больших территориях восточнее Березины, в обширных лесисто-болотистых массивах, сложилась [277] своеобразная обстановка. И наши наступающие войска (особенно подвижные части), и немецкие полуразбитые, отходящие и отчасти деморализованные группы пытались как можно быстрее выйти к Березине. Гитлеровцы — для того чтобы переправиться через реку, закрепиться за ней, использовать ее как серьезный естественный рубеж обороны и, таким образом, хоть отчасти стабилизировать обстановку, после того как фронт обороны рухнул под Витебском и Оршей. Наши, само собой разумеется, стремились раньше выйти к переправам, чтобы не дать этой возможности противнику. Нередко в те дни наши и немецкие колонны двигались параллельными лесными дорогами, неожиданно настигая друг друга. Там, где накануне прошли наши танковые бригады, на следующую ночь могла оказаться крупная немецкая часть.

Конечно, противник отходил в массе своей беспорядочно. Но он был хорошо вооружен (некоторые колонны имели танковое охранение, самоходную и нолевую артиллерию) и главное — в его группировках, колоннах и частях насчитывалось много тысяч солдат и офицеров. Бригады одного только 2-го гвардейского танкового корпуса на пути своего движения к Березине разгромили несколько таких крупных колонн противника, причем с некоторыми из них пришлось вести тяжелый многочасовой бой. А если представить, что такая колонна ночью или перед рассветом внезапно выходит на твой полевой аэродром? В ходе Белорусской операции такие случаи не были редкостью.

28 июня с нового аэродрома я вылетел на боевое задание. В тот день мы сопровождали Пе-2 из дивизии полковника Чучева. Бомбардировщики отбомбились по резервам противника, подходящим к Березине с запада. Поработали «пешки», как всегда, отлично. Это были мастера высокого класса — такие же, как и летчики-штурмовики полковника Пруткова. Неслучайно командующий воздушной армией с таким вниманием относился к этим двум авиадивизиям.

Вернувшись после вылета, я не успел еще выйти из самолета, как к нему подъехал на машине начальник штаба дивизии полковник И. Ф. Тараканов и доложил, что отходящие южнее автомагистрали войска противника неожиданно повернули на север, движутся в направлении Толочина и что головные части врага уже находятся на расстоянии четырех-пяти километров от шоссе. Начальник [278] штаба заметно волновался и считал, что надо эвакуироваться. Все необходимые распоряжения были им отданы, части к эвакуации подготовлены и ждут моего решения.

— Воздушную и наземную разведку организовали?

Оказывается, нет, так как на это не было времени.

— В штаб армии доложили?

Да, это сделано. Какие поступили указания? Пока никаких. Из этого следует, что отбиваться как-то надо сейчас. И немедленно.

— С первой гвардейской штурмовой не говорили, чтобы нанести удар по головным частям противника?

Оказалось, что нет.

— Срочно договоритесь с командованием штурмовой авиадивизии о перенацеливании очередных групп Ил-2 для удара по подходящему противнику, — приказал я. — И доложите об этом в штаб армии. Я вылетаю в паре на разведку и буду над немецкой группировкой. Постараюсь определить ее состав. Перенацеленным штурмовикам слушать мою команду. Цель, которую нужно атаковать, кроме указаний по радио продублирую пикированием. Кроме этого, имейте наготове несколько наших звеньев для штурмовых действий по подходящему противнику. Готовность к срочному перебазированию не снимать и ждать моих указаний.

Ну вот как будто бы все. Вся надежда теперь на наших друзей — штурмовиков. Мы их выручаем в воздухе. Смогут ли они сейчас выручить нас?

В паре с инспектором по технике пилотирования майором В. И. Скупченко вылетел в указанный район. Это практически рядом.

Гитлеровцы находились в густом лесу. Состав установить трудно... Но там, где лес пореже, видны автомашины, люди, даже танки. Нас обстреляла зенитная артиллерия. Немцы, видимо, вооружены неплохо, если ведут себя столь активно. По площади можно было предположить, что под нами — отдельно отходящий разбитый полк. На проселочных дорогах, ведущих к этому району, подходящих войск противника не было видно. Части обнаруженной группировки на автомагистраль еще не вышли, находились километрах в полутора — двух от нее. Вероятно, гитлеровцы оценивали обстановку.

Подошла шестерка Ил-2. Устанавливаем с ней связь. Задача штурмовикам уже поставлена. Я пикированием [279] в центр скопления врага показываю цель. Ответ — все ясно.

По этой группировке действовали всего две шестерки Ил-2, но их вполне хватило, чтобы ликвидировать угрозу нашему аэродрому. Вскоре отдельные автомашины и танки были обнаружены уходящими от автомагистрали на юг.

Во второй половине этого же долгого дня 28 июня командующий воздушной армией по телефону сообщил, что передовые части 5-й гвардейской танковой армии вышли к Березине в районе Борисова и с утра 30 июня будут форсировать реку.

— Вам надлежит надежно прикрыть форсирование, — приказал Т. Т. Хрюкин. — Немедленно выезжайте на место, согласуйте все вопросы с Ротмистровым по обеспечению форсирования...

Взяв радиостанцию и оперативную группу, в которую вошли штурман, связист и оператор, я выехал в район Борисова. Автомагистраль была забита войсками. Продвигались мы медленно, особенно нас связывала радиостанция. Расстояние в 80 километров преодолевали более двух часов.

На опушке леса, откуда хорошо просматривалась река, я увидел палатку, возле которой стоял часовой. Войдя в нее, спросил у офицера, как найти командующего армией П. А. Ротмистрова.

— Я вас провожу, — ответил он. — Это недалеко.

Оказалось, действительно совсем рядом. В лесу, метрах в двухстах от опушки, стояло несколько палаток. В одной из них находился командарм. Я представился и доложил, что прибыл для организации прикрытия района форсирования Березины.

На рабочем столе командующего 5-й гвардейской танковой армией была развернута карта. Он изложил мне порядок форсирования реки одновременно по двум переправам.

— Начало форсирования, — сказал П. А. Ротмистров, — завтра в 9.00. К этому времени части и соединения армии займут исходные районы. Расчетное время форсирования боевыми частями без тылов 5–6 часов. Необходимо надежно прикрыть войска армии в течение всего этого времени. Мой КП на опушке леса.

240-я истребительная авиадивизия в тот период продолжала выполнять и другие важные задачи, ответственность за которые с меня как с командира никто не [280] снимал. Поэтому для прикрытия танковой армии на период форсирования Березины я мог выделить только один полк. При таком быстром развитии событий, когда обстановка на фронте менялась с часу на час, система оповещения, естественно, не работала, а своей радиолокационной станции у меня не было. Стало быть, оставалось единственное решение: организовать непрерывное патрулирование над переправами в течение всего форсирования. Причем смена эскадрилий должна происходить в воздухе в районе патрулирования. Итак, начиная с 8 часов 30 минут 30 июня наши летчики должны висеть над переправами.

Так и было сделано.

С самого утра все шло нормально. Наши летчики барражировали над переправами, ход форсирования я наблюдал собственными глазами, готовый в любой момент скорректировать действия своих истребителей. В период между 10 и И часами я увидел подходящую с запада группу самолетов. Группа шла на бреющем — так обычно ходили наши штурмовики. Да и строй группы показался мне привычным, и я решил, что это очередная группа «горбатых», которые отработали за рекой и теперь возвращаются назад. К слову сказать, это была уже не первая группа, которая так возвращалась из-за Березины. Поэтому я не обеспокоился.

И вдруг послышались взрывы бомб небольшого калибра. Оказалось, что это «фоккеры». Всего их было восемь, сбросили они мелкие бомбы — «лягушки», и не по переправе, а по передовым частям танковой армии, которые уже переправились.

Я стоял с П. А. Ротмистровым возле его КП. Тут же находилась наша радиостанция с оперативным расчетом. Тотчас я передал нашим летчикам, что на малой высоте в районе переправ действуют вражеские штурмовики. Два звена немедленно спикировали в этот район, но перехватить «фокке-вульфы» не успели. Те сбросили свои бомбы с одного захода и на максимальной скорости ушли на запад. Оплошность, конечно, досадная, хотя переправы и не пострадали.

В первое время на КП танковой армии еще не было точных данных о последствиях этого налета, но я был уверен, что никакого серьезного ущерба нашим переправившимся частям немцы не нанесли: бомбы были мелкие, сброшены торопливо и явно неприцельно. Но П. А. Ротмистров отреагировал на этот эпизод гораздо [281] острее, чем можно было ожидать. На повышенных тонах он заявил мне, что я — ни больше, ни меньше — сорвал форсирование и что он немедленно доложит в Ставку лично Верховному Главнокомандующему об этом безобразии как о невыполнении боевой задачи. Для меня все принимало крутой оборот.

Тут же на КП стали поступать доклады от передовых частей, из которых я узнал, что ни материальная часть, ни личный состав не пострадали. Даже раненых не было. Как я предполагал, гитлеровцы прежде всего заботились о том, чтобы вовремя унести ноги и сыпанули свои «лягушки» в сторону от войск, на лес. Слыша эти доклады и полагая, что инцидент исчерпан, я сказал командарму, что можно продолжать форсирование (как только «фоккеры» начали бомбежку, он его приостановил). Но Павел Алексеевич, не реагируя на мои слова, уже диктовал донесение в Ставку. Кончив диктовать, он продолжал ругать меня, говоря, что вместе с такими командирами воевать нельзя. Неизвестно, чем бы для меня это кончилось, но тут к нам подошел человек в кожаном пальто без погон. Еще когда Ротмистров отчитывал меня, я увидел его. Он шел к нам вдоль опушки леса один, без всякого сопровождения, и люди, занятые своими делами, не обращали на него внимания. Несколько последних крепких слов, сказанных командующим танковой армией по моему адресу, он, кажется, услышал.

— Товарищ Ротмистров, что вы шумите? Это война, а не игра на картах. На фронте все бывает. Бывает и похуже. — С этими словами человек в кожаном пальто подошел к нам, и я узнал командующего фронтом генерала Ивана Даниловича Черняховского.

— Я всю картину наблюдал, — продолжал Черняховский. — Ничего страшного не произошло. Вам без шума надлежит ускоренно продолжать форсирование. Вы недопустимо запаздываете: передовые соединения фронта уже находятся на подступах к Минску.

Черняховский сел в подошедший «виллис» и уехал.

Дальнейшее форсирование прошло спокойно.

На рассвете 1 июля соединения 11-й гвардейской армии генерал-полковника К. Н. Галицкого во взаимодействии с частями 5-й гвардейской танковой армии и 31-й армии генерал-лейтенанта В. В. Глаголева освободили Борисов.

За короткое время в ходе Белорусской операции все полки 240-й истребительной авиадивизии получили почетные [282] наименования. Если 133-му гвардейскому и 900-му истребительному авиаполкам было присвоено наименование Оршанских, то 86-й гвардейский стал Борисовским.

За неделю боевых действий — с 23 по 30 июня 1944 года — летчики нашей дивизии непосредственным сопровождением обеспечили 133 группы штурмовиков в составе 923 самолетов Ил-2. В те же дни было обеспечено прикрытие 31 группы бомбардировщиков Пе-2 и «Бостон» — всего 271 машина. Ни штурмовики, ни бомбардировщики потерь не имели. Этот факт в данном случае — определяющий для понимания той высокой оценки, которую заслужили в приказах Верховного Главнокомандующего, командования фронта и воздушной армии летчики 240-й авиадивизии.

По соотношению побед и потерь в воздушных боях оценить работу полков нашей дивизии было бы невозможно: за неделю мы сбили всего 17 самолетов противника, но при этом потеряли 16 своих машин и 9 летчиков. Эти цифры, по-моему, наглядно подтверждают вышеизложенный тезис о консервативности той тактики сопровождения, которой мы придерживались. При подавляющем нашем превосходстве в воздухе приведенные цифры отражают не что иное, как вынужденное оборонительно-пассивное состояние истребителя, когда он накрепко «привязан» к своим подопечным. Гитлеровцы ведь тоже знали слабые стороны этой нашей тактики.

* * *

После освобождения Борисова ваши войска начали продвижение вдоль автомагистрали к Минску. 5-й гвардейской танковой армии было приказано к исходу 2 июля овладеть столицей Белоруссии. Однако ворваться в этот день в Минск танкистам Ротмистрова не удалось. На своем пути следовавшие за ними соединения 11-й гвардейской и 31-й армий встретили упорное сопротивление гитлеровцев. Видимо, уже во время боев за Борисов фашистскому командованию было ясно, что основной удар войска 3-го Белорусского фронта наносят вдоль Минского шоссе. Поэтому оно стянуло сюда все, что могло: остатки пехотных и танковых дивизий, срочно переброшенные из Польши отдельные полки СС, много артиллерии. Обширные леса и болота, простиравшиеся по обе стороны автомагистрали, не позволяли соединениям танковой армии широко использовать маневр с целью [283] обхода основных узлов обороны противника, поэтому наступление вдоль Минского шоссе развивалось медленнее, чем намечалось.

Успешнее продвигался к Минску после освобождения Орши 2-й гвардейский танковый корпус генерала А. С. Бурдейного. Он устремился к столице Белоруссии южнее Минского шоссе. С помощью партизанских проводников гвардейцы-танкисты преодолели трудные районы болотисто-лесистой местности, 2 июля совершили блестящий маневр, обойдя с юга остатки борисовской и смолевичской группировок врага, разбили сильный его заслон на подступах к Минску и к исходу дня сосредоточились под стенами города. На рассвете 3 июля танковые бригады корпуса ворвались в Минск. Когда они вели бой в центре города, с юга подошел 1-й гвардейский танковый корпус генерала М. Ф. Папова, действовавший в составе 1-го Белорусского фронта. Совместными усилиями двух танковых корпусов и подтянувшихся частей 11-й гвардейской и 31-й армий к исходу дня 3 июля столица Белоруссии была очищена от врага. 5-я гвардейская танковая армия в течение этого дня главными силами обошла город с севера, вышла в район северо-западнее Минска и отрезала противнику пути отхода на Молодечно. Пройдя с боями через город, 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус генерала А. С. Бурдейного к исходу 3 июля занял позиции западнее его. В юго-западном направлении пути отхода противнику были перерезаны войсками соседнего фронта. Таким образом, крупная вражеская группировка, все еще находившаяся в районах восточнее Минска, попала в окружение.

Москва салютовала воинам 1-го и 3-го Белорусских фронтов, освободившим столицу Белоруссии. «Освобождение Минска, — писала в передовой статье за 5 июля «Правда», — это радостный праздник для всех народов нашей страны».

В приказе Верховного Главнокомандующего в числе соединений и частей, отличившихся при освобождении Минска, упоминалась и наша 240-я истребительная авиадивизия. В ее боевой истории Белорусская операция занимает особое место: на всех важнейших этапах этой крупнейшей в ходе войны стратегической операции мы получали благодарности Верховного Главнокомандования.

После освобождения Минска наша дивизия приняла участие в уничтожении окруженной вражеской группировки. [284] Большую роль в этом сыграли наши боевые друзья — летчики 1-й гвардейской штурмовой и 6-й гвардейской бомбардировочной авиадивизий. Мы же, как сложилось в ходе операции, обеспечивали штурмовиков и бомбардировщиков. За неделю боев, последовавших после освобождения Минска, наши летчики произвели 312 боевых вылетов на сопровождение, не раз вылетали сами на штурмовки и прикрывали Минск от налетов вражеской авиации. В эти дни мы сбили 18 самолетов противника. Отличились летчики А. С. Королев, Т. Я. Алейников, Ф. Т. Бутурлин, Ф. М. Балюн, П. Н. Кривко, А. М. Жаров и другие.

Попавшие в окружение гитлеровцы всеми силами пытались вырваться из кольца. Непрерывно перегруппировываясь, сосредоточивая силы то в одном, то в другом месте, они старались прорвать блокаду. В условиях быстрого продвижения наших войск на запад было невозможно создать мощную систему укреплений, блокирующих вражескую группировку по всему обширному району, и это давало гитлеровцам какой-то призрачный шанс. Призрачный, поскольку группировка осталась у нас глубоко в тылу, подвергалась беспрерывным ударам, и вывести в таких условиях сколько-нибудь значительные силы было невозможно. Но немногочисленные части противника ценой невероятных усилий иногда прорывались на отдельных участках, и тогда по прорвавшимся колоннам мощными силами работала наша штурмовая и бомбардировочная авиация до тех пор, пока колонны не переставали существовать.

Однажды в обычной для тех дней обстановке мы услышали в эфире позывные штаба нашей воздушной армии, а затем голос командующего. Тимофей Тимофеевич Хрюкин приказывал всем штурмовикам и бомбардировщикам, находящимся в воздухе, срочно идти в район штаба армии: к нему приближалась крупная прорвавшаяся группировка противника со значительным количеством танков. Истребителям тоже было приказано штурмовать прорвавшихся гитлеровцев.

Положение было серьезным: штаб воздушной армии занял оборону и срочно готовился к эвакуации. Когда наши первые перенацеленные группы начали действовать, авангард группировки находился в четырех-пяти километрах от штаба.

Борьба продолжалась часов пять-шесть. Для ликвидации неожиданной вражеской угрозы пришлось использовать [285] значительные авиационные силы. Сначала противник был остановлен и частично рассеян, а позже, находясь под непрерывными ударами с воздуха, окончательно уничтожен. Дело могло бы и не иметь настолько благоприятного исхода, если бы группировка фашистов прорвалась ночью: основные силы фронта были уже западнее Минска, никаких серьезных резервов под рукой но оказалось бы, так что гитлеровцы могли натворить бед. Правда, как это нередко бывало на фронте, когда все переживания уже позади, некоторые наши авиационные командиры потом с улыбкой вспоминали неожиданный 505 в эфире, посланный своим летчикам самим командармом. Но я-то при этом вспоминал, как несколькими днями раньше в аналогичном положении оказался штаб нашей дивизии в Толочине, и потому не разделял иронических замечаний по этому поводу. Могу только со всей определенностью отметить, что при всей добросовестности наших летчиков ни одна из прорывавшихся в те дни вражеских группировок не подвергалась столь длительной, методичной и уничтожительной обработке с воздуха, как эта, которая, вероятно, сама того не ведая, создала непосредственную угрозу штабу воздушной армии. После этого эпизода, если его можно так назвать, командующий поблагодарил личный состав частей, который немедленно пришел ему на помощь.

В те же дни, точнее 6 июля, другая группировка немцев пыталась захватить наш аэродром у деревни Озерцо, километрах в двенадцати юго-западнее Минска. Попытка не удалась, гитлеровцы были разгромлены.

В районе Волмы в окружении оказались две крупные группы войск противника. Одну из них возглавлял командир 12-го армейского корпуса генерал Мюллер. При очередной попытке прорваться генерал попал в плен. На допросе он показал: «Наше положение стало невыносимым. Мы оказались изолированными. Несли огромные потери. Были тысячи раненых солдат. Их оставляли без всякого внимания, не имея возможности оказать помощь. Все голодали». Приняв капитуляцию, Мюллер 8 июля отдал приказ «немедленно прекратить бои». Он был доведен политорганами советских войск до окруженных немецких солдат. Началась массовая их сдача в плен.

Так проходила ликвидация окруженных в Белоруссии гитлеровских войск. Во всем этом важную роль сыграла наша авиация. В те дни командующий несколько раз приказывал нашей дивизии патрулировать эскадрильями [286] над Минском: наше командование не исключало, что немецкая бомбардировочная авиация попытается бомбить город или наши войска с целью облегчить положение своим окруженным группировкам. Летчики 240-й авиадивизии встречали в воздухе только небольшие редкие группы немецких истребителей. Бомбардировщики не появлялись: очевидно, высшему гитлеровскому командованию после столь сокрушительного поражения было уже не до своих частей, окруженных восточнее Минска.

5 июля войска фронта освободили Молодечно и вели бои за город Лиду. 900-й истребительный авиаполк, который от нашей дивизии участвовал в боях в районе Молодечно, был награжден орденом Красного Знамени.

10 июля Указом Президиума Верховного Совета СССР наша 240-я истребительная авиадивизия тоже была награждена орденом Красного Знамени.

9 июля был очищен от гитлеровцев город Лида. Штаб дивизии, 133-й гвардейский и 900-й истребительный авиаполки были перебазированы в район Лиды. В эти дни Краснознаменным стал 133-й гвардейский авиаполк, отличившийся в боях за этот город. Наши летчики усиленно вели воздушную разведку в интересах фронта и продолжали сопровождать бомбардировщиков и штурмовиков. Войска фронта продолжали стремительно продвигаться на запад, а правое его крыло — к границам Восточной Пруссии.

Менее чем за месяц от начала Белорусской операции войска 3-го Белорусского фронта с боями прошли четыреста с лишним километров. Высокий темп наступления диктовал нам необходимость частого перебазирования. Каждый полк за это время сменил по 4–5 аэродромов. Это требовало основательной штурманской подготовки летного состава, поскольку при такой частой смене районов базирования проблема ориентации в воздухе становится уязвимым местом. У нас в дивизии было много молодых летчиков, тем не менее я не помню ни одного случая, когда бы при смене аэродромов кто-то из них потерял бы ориентировку и не нашел свой аэродром. И это в условиях, когда действовать приходилось над обширными лесными массивами, лишенными характерных ориентиров и примет.

Сам я за период, прошедший от начала операции, произвел более двадцати вылетов и провел около десяти воздушных боев. Боев, как говорили летчики, «непрестижных», то есть безрезультатных. Тому причиной характер [287] действий. Летал я с группами сопровождения, тоже был «на привязи» у сопровождаемых Ил-2 или Пе-2 и не имел права показывать своим подчиненным дурной пример в погоне за увеличением личного счета сбитых вражеских самолетов. Но в этой неброской, будничной, но чрезвычайно ответственной работе я зато хорошо изучил летный состав полков и убедился в том, что пришла пора командирской и боевой зрелости наших летчиков на всех уровнях, что они хорошо подготовлены к боевым действиям в любой обстановке. Это были уже закаленные воздушные бойцы, умеющие воевать активно, напористо, ищущие в каждом боевом вылете победу, только победу! Два года назад, на Северо-Западном фронте, я мог только мечтать о таком времени — времени расцвета нашей боевой силы и зрелости.

16 июля личному составу дивизии была объявлена еще одна благодарность Верховного Главнокомандующего — на этот раз наши летчики отличились в боях за город Гродно.

Между тем к середине июля войска правого крыла фронта форсировали Неман и захватили плацдармы на его левом берегу. К ним противник подтянул резервы, и бои на Немане приняли затяжной характер. Обстановка изменилась: после месяца непрерывного отступления гитлеровцам удалось восстановить сплошной фронт обороны и организовать управление войсками. Всеми видами разведки было установлено, что только на каунасском направлении к 15 июля со стороны врага действовало более десяти пехотных и танковых дивизий. Удары по нашим плацдармам на левобережье Немана все усиливались, но соединения фронта закрепились там прочно и отражали все контратаки. Однако для того чтобы возобновить продвижение вперед, требовалось основательно подготовиться, подтянуть резервы и перегруппировать силы.

Авиация в этот период оказывала большую помощь частям, закрепившимся на плацдармах. Наша дивизия сопровождала в этот район бомбардировщиков и штурмовиков, которые сыграли существенную роль в отражении контратак противника. Особенность боевых действий в те дни для нас состояла в том, что все вылеты — и на сопровождение, и на воздушную разведку, и на выполнение других задач — мы производили на полный радиус действия наших истребителей. В случае затяжного воздушного боя могло не хватить горючего для возвращения на свои аэродромы. Летчики наносили на свои карты все наши [288] аэродромы, которые в трудной ситуации можно было бы использовать.

* * *

Вскоре из-за сложных метеоусловий в боевых действиях авиации возникла непродолжительная пауза. Мы решили воспользоваться этим и провести вечер, посвященный награждению полков и дивизии орденами Красного Знамени.

На торжествах, которые проходили в Лиде, собрались лучшие летчики, техники и младшие специалисты, отличившиеся в боях за Витебск, Оршу, Борисов, Минск, Молодечно, Лиду, Гродно. Был приглашен также руководящий состав 1-й гвардейской штурмовой и 6-й гвардейской бомбардировочной авиадивизий, партийные и советские руководители города.

Открыв вечер, я коротко подвел итоги боевой деятельности дивизии. Они были внушительными. С 23 июня по 1 августа 1944 года дивизия выполнила 2637 боевых вылетов, из них больше половины — на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков. При атом за пять недель боевой работы наши опекаемые не имели потерь. Наши летчики сбили за этот срок 22 самолета противника и потеряли 17 своих. При этом еще 2 Як-9 были сбиты зенитным огнем врага. Погибло 12 летчиков{15}. В боях отличились истребители С. М. Бражнец, Д. П. Моцаков, И. К. Сомов, И. И. Туманский, А. Н. Деркач, В. П. Бойко, II. К. Лобас, Н. А. Думан, И. И. Яременко, А. С. Королев, Ф. Т. Бутурлин, Ф. М. Балюн, П. Н. Кривко, А. М. Жаров, Т. Я. Алейников и другие. Самоотверженно работал инженерно-технический состав соединения. Известно, что в условиях частых перебазирований нагрузка, которая выпадает на его долю, резко возрастает.

Меня слушали не просто внимательно, а с каким-то особенным торжественным напряжением. Чувствовалось желание людей услышать приятные слова об исполненном долге, услышать именно в этой праздничной обстановке, при всех, вместе со всеми. В общем-то, мы впервые собрались вот так «кучно», всем составом. Собирались на конференции по другим, чаще всего неотложным, делам, а вот до праздничного сбора дело не доходило.

Я думал о том, что дивизия стала единой и дружной боевой семьей. В каждом полку, конечно, был свой микроклимат, [289] свой стиль отношений, свои особые приметы быта, которые свойственны каждой части на фронте. Но над всем этим было нечто единое, общее, и в первую очередь, как показали бои, дух высокой ответственности каждого человека и дух коллективизма, взаимовыручки, боевого товарищества. Во всем этом огромную роль сыграла каждодневная, настойчивая работа наших политработников, партийных и комсомольских организаций. Ветераны дивизии начальник политотдела подполковник Николай Филиппович Коротков, его заместитель майор Александр Ефимович Саратовцев, их помощники капитан Арсентий Сергеевич Васильев и старший лейтенант Митрофан Тимофеевич Бражник были авторитетными, знающими свое дело специалистами. Работали они неутомимо, вдумчиво и согласованно. Сильные у нас были и заместители командиров полков по политчасти: майор Г. Г. Маркатанов в 86-м, подполковник В. Ф. Стенченко в 133-м, майоры И. О. Кутасин, В. В. Бойков в 900-м. 133-й гвардейский — бывший мой 42-й — имел традиционно сильные партийную и комсомольскую организации. Парторгом в полку был майор М. Б. Райхлин, комсоргом лейтенант В. А. Черносвитов. Партийный и комсомольский актив полка в своей работе опирался на большой опыт командиров эскадрилий. Подполковник В. Ф. Стенченко до войны был летчиком, тонкости летной службы знал прекрасно и являлся одним из авторитетнейших людей части.

Вообще нам везло на «летающих» политработников. Например, майор И. О. Кутасин был отличным летчиком. Непритязательный, скромный, даже застенчивый замполит был бойцом необычайно храбрым и волевым. Все в нем души не чаяли. Летал он превосходно и полностью разделял все невзгоды фронтовой жизни — и на земле и в воздухе — со своими боевыми друзьями, был очень дружен с командиром полка подполковником А. Ф. Хотинским. Во многом благодаря личным качествам командира и замполита 900-й полк, в котором молодежи было больше, чем в любом другом, на фронте быстро зарекомендовал себя сильнейшей боевой единицей. Гибель майора И. О. Кутасина в период боев на Калининском фронте потрясла всех.

В ходе Белорусской операции в полк пришел другой боевой замполит гвардии майор В. В. Бойков. Опытный боевой летчик, В. В. Бойков был отмечен тремя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени [290] и другими наградами. Политработником он был энергичным, знающим, быстро нашел общий язык с людьми, но рвался к командирской работе. Поэтому к концу Белорусской операции он был переведен в другое соединение на командную должность, а замполитом 900-го полка стал майор Г. Т. Мерцалов — тоже бывший летчик. Как и в других полках, большую партийно-политическую работу среди личного состава 900-го авиаполка проводили опытные командиры эскадрилий коммунисты П. П. Просяник, Ф. Т. Бутурлин и Г. Р. Данилин.

В конце своего выступления на памятном праздничном вечере в Лиде, обращаясь к своим боевым товарищам, я сказал:

— С таким коллективом, как 240-я истребительная авиационная Невельская Краснознаменная дивизия, можно с успехом выполнять любую задачу. Призываю весь личный состав ответить на высокую награду Родины новыми боевыми подвигами, множить славные традиции дивизии и быть в первых рядах соединений ВВС Красной Армии!

Это был запоминающийся вечер. Много искренних, от души идущих слов благодарности услышали наши истребители от Степана Дмитриевича Пруткова и Григория Алексеевича Чучева — командиров прославленных гвардейских авиадивизий, с которыми мы сражались бок о бок. Взволнованно выступали и представители общественности города Лида, в освобождении которого наши летчики приняли самое активное участие.

Как и полагается, праздничный вечер закончился концертом. И хотя артисты были наши собственные, самодеятельные, и больше привыкли ремонтировать свои самолеты и сбивать чужие, чем выступать со сцены, тем не менее концерт удался на славу — довольные зрители не скупились на аплодисменты.

Впереди нас ждали тяжелые бои в небе Литвы и Восточной Пруссии.